Текст книги "Полное погружение (СИ)"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Глава 27 
Княжна Вася

– Простите, – Вася перестала брыкаться в сильных мужских руках, держащих ее за плечи, но не поднимала головы, чтобы ее лицо было трудно разглядеть и запомнить, – я просто выполняла поручение.

– Какое, позвольте спросить?

Вопрос прозвучал совсем не злобно, а скорее насмешливо и даже ехидно.

– Получить лекарства на аптечном складе… Доставить в третью палату… – отвечала Вася, чувствуя себя нерадивым школьником у классной доски и старательно разглядывая начищенные до блеска сапоги вопрошающего.

– Но это не третья палата и даже не тридцать третья.

Василисе показалось, что он еле сдерживается, чтобы не засмеяться.

– Да? – Стрешнева решила изобразить «прелесть – какую дурочку». Она вытаращила глаза, подняла брови, сморщив лоб, и предстала перед доктором в образе удивленного ёжика в тумане, – а я думала…

Офицер убрал свои руки с Васиных плеч, снял с головы фуражку и наклонился ниже, заглядывая ей в глаза. Стрешневой ничего не оставалось, как тоже разглядывать незнакомца.

Это был темный шатен, чуть выше среднего роста, с высоким лбом, прямым носом, аккуратно зачесанными назад волосами, с внимательными карими глазами, густыми бровями и такими же густыми ресницами. На лице красовались густые усы и модная бородка клинышком. Он смотрел на Васю снисходительно и даже весело. Во всяком случае, уголки его рта подрагивали, желая растянуться в улыбке. Никакой агрессии от него, слава Богу, не исходило. Было видно, что он, строго вопрошая налетевшую на него неловкую медсестру, считает эту ситуацию не более, чем забавной и ничуть не сердится.

– Кто распорядился? – спросил офицер, обращаясь больше к своей свите, чем к Василисе.

– Ирина… Ой, простите, Изольда Тимофеевна, простите, – сбиваясь и смущаясь, произнесла Василиса главную часть своего алиби.

– Правда? – офицер приподнял одну бровь, оставив неподвижной вторую, и продолжил, – Изольда Тимофеевна, потрудитесь пояснить, почему отправляете с поручением сестру, не разъяснив ей, где и что находится?

«Упс, – подумала Вася, – как быстро всё тайное становится явным».

Из недр коридора, выскочила крепенькая, невысокая пышка с румяными, похожими на спелые яблоки щёчками. «Как чёртик из табакерки,» – подумала Вася. Чепчик и фартук Изольды Тимофеевны были так усердно накрахмалены и выглажены, что казалось – сломаются от ее резких движений. Сестра милосердия вытянулась перед офицером, как солдат первогодок, пожирая начальство глазами, полными обожания, а затем повернулась и строго глянула на Васю, забавно сморщив аккуратный, веснушчатый носик.

– Э-э-э– …

– Ладно… не здесь и не сейчас, – строго прервал офицер реплику Изольды Тимофеевны, – отведите в сестринскую и там проинструктируйте. Ясно?

– Как скажете, – согласилась Изольда Тимофеевна, присела в книксене и прошипела тихо сквозь зубы, строго зыркнув на Василису, – за мной…

При других обстоятельствах Вася предложила бы толстушке соблюдать звуковую гигиену, то есть попросту заткнуться и отвалить со своими командами. Можно было просто развернуться и пойти по своим делам, не обращая внимания на шипение. Но ситуация была настолько щекотливой, что Стрешнева воздержалась от резких движений, ведь и без того накосячила. Было неясно, каким эхом аукнется в этом загадочном мире ее активная жизненная позиция. Кроме того, госпиталь и военные врачи были для Василисы объектом если не любви, то безмерного уважения. Это чувство заставило послушно семенить сзади, подстраиваясь под частый шаг Изольды ибн Тимофеевны.

– Прошу сюда!

Медсестра распахнула совершенно неприметную дверь в небольшое, скромное помещение со строгой, аскетичной обстановкой. Внутри стоял диван с высокой спинкой, обитый грубым тиком в синюю полоску, рядом с ним – массивная коричневая тумбочка с графином и двумя стаканами, напротив – длинный сундук во всю стену, вешалка с такими же врачебными халатами и сестринскими балахонами, которые Василиса притащила с улицы.

Стрешнева вошла в помещение и выжидательно уставилась на Тимофеевну.

– О чем будем разговаривать?

– О том кто вы, зачем сюда пришли и почему вырядились в чужое платье?

– А кто вам сказал, что оно чужое?

– Потому что, – Изольда Тимофеевна ткнула пальцем в грудь Василисе, – это мой фартук. Я своими руками вышивала на нем крест и узнаю его из тысячи! Понятно?

– Да, нехорошо получилось, – вздохнула Стрешнева, аккуратно убирая руку старшей медсестры и борясь с желанием провести болевой приём.

– Нехорошо получилось? – фыркнула медсестра, – вы это так называете?…

– Я подумаю, – пообещала Василиса, – как правильнее назвать мой поступок, ибо продиктован он, прежде всего, крайней необходимостью…

– Подумайте, – кивнула Тимофеевна, – а я подумаю, что с вами делать… Вы кажетесь мне очень подозрительной особой и я… Я посоветуюсь с Дмитрием Ильичем…

С этим словами она выскользнула за дверь и заперла её на ключ. «Дверь закрыта, остается окно…» – подумала Вася, изучая окрестности через пыльное стекло. Второй этаж, метра четыре… Не очень высоко, но окно выходит на улицу над парадной, и спуститься можно только на голову часовому. Опять – двадцать пять… Ну, как тут не впасть в отчаяние?

Василиса спрыгнула на пол, пристроилась на диване, поёрзала на его бугристом, скрипучем сиденье, сделала пару глотков степлившейся противной воды из графина и поняла, что лимит идей она на сегодня исчерпала. Внутренний поисковик нагло демонстрировал пустоту и уходил на перезагрузку. «Пусть делают что хотят, а я буду ждать Силантьича!» – решила она и успокоилась. Отпала необходимость что-то придумывать, рассчитывать и изобретать.

Вася распахнула настежь высокие створки, залезла с ногами на подоконник, уселась поудобнее, прислонившись спиной к проему, и перешла в режим буддийской созерцательности.

Солнце постепенно перемещалось в зенит. Утренняя суета затихла, и даже чайки куда-то подевались, перестав докучать своими беспрестанными воплями. Тени от госпитальных зданий ложились на траву резкими прямыми линиями. Между светом и тенью, как маленькие вертолётики, порхали стрекозы, залетая на водную гладь и тут же торопливо возвращаясь обратно. На свету, возле серых очертаний кораблей их прозрачные крылья переливались всеми цветами радуги, добавляя игривости строгому военно-морскому пейзажу.

Морской бриз охлаждал кожу, неся с собой свежесть, но уже готовился уступить место палящему полуденному зною, и Вася, никогда раньше не увлекавшаяся пляжным отдыхом, вдруг ощутила острую потребность натянуть купальник и полежать на солнышке, побездельничать, покоптиться под знойным светилом, подставляя ему то живот, то спину или хотя бы посидеть на берегу, наблюдая за игрой волн и слушая, что шепчет ветер, цепляясь за архитектурные излишества севастопольских зданий.

У Васи хватило времени пожалеть себя, и она отдалась этому увлекательному занятию, пока глаза не начали предательски увлажняться, а в горле появился колючий ком.

«Нет, – прервала Вася процесс страдания, – так дело не пойдет. Если продолжать скорбеть, меня найдут с красным носом в луже слёз.» А такого позора она сама себе никогда не простит.

Закинув руки за голову и расправив плечи, Василиса сделала глубокий вдох и тихо проговорила первые слова «Добровольческой песни», которую когда-то разучил их студенческий взвод на сборном пункте:

 
– Свистели пули над степями,
Палили танки мужики
Ютился враг в окопной яме,
Рубили землю в две руки…
 

Стрешнева представила себя сидящей среди своих однополчан в огромном цеху брошенного завода. Отбивая ритм костяшками пальцев по оконному стеклу, она продолжила, вспоминая, как эти же слова они пели нестройным хором:

 
Огонь сжимал в котлы и кольца,
Но был всегда рецепт один
Неслись отряды добровольцев —
Казак, абхаз и осетин…
 

Василиса утонула в своих воспоминаниях, и память вернула ее в те минуты, когда вся их бесшабашная юная ватага, в душе отчаянно волнуясь, подбадривая друг друга солеными словечками, выдвигалась на свое первое боевое задание.

 
Пусть мало кто наш клич поймёт,
А ну-ка, братцы, дайте джаза.
Стеной пойдёт на пулемёт
Дичайшая дивизия Донбасса…
 

Цокот копыт и грохот железных ободов колёс по булыжнику, отдаленно напоминающий звуки выстрелов, бессовестно заглушил Васину песню. Она осеклась, замолкла и с интересом смотрела, как из остановившейся пролётки вышла та самая мама мальчика, спасенного Васей в шлюпке, и скорым шагом направилась к дверям.

Она кардинально изменилась с того момента, когда Вася впервые увидела её после кораблекрушения. Перед ней предстала стройная, статная, шикарная дама. Открытое лицо, высокий лоб и большие, умные глаза с прямым, пронзительным взглядом, красивые, сомкнутые губы выдавали в ней человека сильного и независимого. Идеально прямая спина и развернутые плечи делали женщину выше и моложе. Приталенное платье кремового цвета с широким вырезом, забранным белым кружевом, с рукавами в три четверти, украшенными маленькими бантиками, и крохотная соломенная шляпка с пером, сдвинутая набок, выглядели на даме одновременно кокетливо и целомудренно.

Она шла, сосредоточенно глядя перед собой, погруженная в свои мысли и никого не замечая. Василиса засмотрелась на ее горделивую поступь и чуть не упустила.

– Здравствуйте, сударыня! – звонко крикнула Вася, высунувшись по пояс из окна, выводя женщину из задумчивого состояния, а когда та подняла голову, добавила, – как здоровье вашего сына? Если не ошибаюсь, его зовут Ростислав?

Женщина замерла, прищурилась, разглядывая мисс Бесцеремонность, вылезающую из оконного проема. Мелькнувшее на лице удивление быстро сменилось приветливой улыбкой и такой неподдельной радостью, что Василиса сама разулыбалась в ответ.

– Василиса! Боже! Как я рада вас видеть! – дама прижала руки к груди, дабы полнее выразить свои чувства, – я как раз направляюсь к Славочке. Ему лучше. Доктор пообещал, что сына можно будет забрать уже сегодня!

– Я рада за него, – ответила Василиса и подняла вверх большой палец, чем слегка смутила женщину.

– Я вас искала, Василиса! – продолжила дама, – вы так неожиданно исчезли… Немедленно спускайтесь и учтите, я вас просто так не отпущу!

– К сожалению, это невозможно.

– Что случилось?

– Заперта на замок, как подозрительная особа.

– Какой вздор! – возмутилась женщина.

Она нахмурилась, махнула рукой, очевидно делая знак часовому посторониться и шагнула в госпиталь.

Ждать пришлось недолго, но это время показалось Стрешневой вечностью. Врать доброй женщине Вася не хотела, но как обойтись без лжи в её ситуации – не представляла. Одно дело – строить невинные глазки местной полиции и совсем другое – фальшивить перед тонко чувствующей женщиной, матерью.

Через пятнадцать минут замок заскрежетал, дверь отворилась и в комнатку как вихрь сначала ворвалась новая знакомая, а вслед за ней бочком протиснулась Изольда Тимофеевна.

– Ну, наконец-то, душа моя! Как я рада тебя видеть! – стиснула она в своих объятиях Василису, слегка опешившую от такой любезности, и закружила по комнате, – что ж ты никому не сообщила, что нашлась! Мы так волновались!…

– Простите, княжна, – глядя на Васю, учтиво проворковала Изольда Тимофеевна, – но если бы вы хоть намекнули… Мы все очень сочувствуем вашим злоключениям….

– Что? – округлив глаза, выдавила из себя Стрешнева.

«Какая княжна??? Что вы мелете!»– хотела она возмутиться, но вовремя закрыла рот, услышав шёпот новой знакомой.

– Ни слова больше! Я вас отсюда забираю. Всё остальное – потом…

Глава 28 
Побег

Они вышли из госпиталя настолько быстро, что со стороны их передвижение можно было принять за бегство. Василиса даже не успела снять форму сестры милосердия и забрать своё платье, любезно предоставленное бабой Груней. Не было видно и сына этой решительной женщины, невероятно смело меняющей свои и чужие планы. Прошло не больше пяти минут с того момента, как в замке временного узилища Стрешневой проскрежетал замок, а она уже была за пределами госпиталя и тряслась в двухместной пролетке, в компании аристократки, неожиданно и оригинально ворвавшейся в её жизнь.

Коляска, запряжённая парой гнедых, катилась вдоль берега мимо однотипных, одноэтажных разлапистых портовых зданий. За их добротными черепичными крышами густым лесом вздымались мачты и трубы кораблей, пристроившихся на отдых в Корабельной бухте. С противоположной стороны по ходу движения берег резко поднимался вверх на высоту пятиэтажного дома, скрывая за крутым склоном Корабельную слободку. Проезд между естественной природной и рукотворной кирпичной стеной представлял собой узкую, немощёную дорогу, по обочинам которой размещалось всевозможное содержимое корабельных трюмов и портовых складов: старые бакены, толстые канаты, свёрнутые в аккуратные бухты, разнокалиберные цепи и якоря, рыболовные сети, верёвочные лестницы, огрызки рангоута, чугунные чушки, рельсы, железки непонятного предназначения разной степени заржавленности, тележные колёса и тюки сена.

Грохот от перемещения по разбитому в хлам проезду, дополняемый цокотом копыт и жалобными звуками, издаваемыми всеми сочленениями коляски, не давал возможности нормально говорить, не повышая голос. Кроме того, на ухабах пролётку безжалостно подбрасывало и болтало. Приходилось держаться обеими руками за поручни, чтобы случайно не выпасть из высокого, неустойчивого транспортного средства. Местные кабысдохи с радостным лаем встречали и провожали коляску, норовя укусить её за сверкающие спицы. Попробовав пару раз в таких суровых условиях начать разговор, Вася прекратила бесполезные попытки выяснить хоть что-то и дожидалась более подходящего момента для объяснений.

К счастью, квест с преодолением препятствий на гужевой тяге быстро закончился, и под колесами потекло более укатанное дорожное покрытие. Справа по ходу движения перед Василисой открылись доки со стоящими в них военными кораблями. Вытащенные на берег, открывшие свою субаквальную погружаемую часть, по размерам не уступающую надводной, они выглядели пугающе монументально, став на голову выше своих собратьев, притулившихся у причальных стенок в ожидании своей очереди на докование.

«Сколько же их тут!» – удивилась Василиса, разглядывая уходящие вдаль ряды военных кораблей, не имея представления об их предназначении и сортируя по признаку: «маленький», «большой», «огромный».

По мере приближения к докам, все чаще мелькали военные мундиры. Появилась комендантская инфраструктура: караульная будка у входа на территорию порта, где стоял солдат с ружьём; коновязь, возле которой, отгоняя мух, яростно мотали головами и размахивали хвостами пять лошадок. Суетились коневоды. Прогуливались полицейские. Десяток матросов, в колонне по два, шествовали по своим делам под командой преисполненного важностью унтера. Спешили по делам мастеровые с деревянными лотками, из которых выглядывал любовно уложенный инструмент. Офицеры неторопливо выходили из брички, отряхивая свои, идеально отглаженные черные мундиры.

При виде этого пятачка создавалось впечатление, что в Севастополе вообще не живёт никто, кроме военных моряков и некоторого количества штатских, необходимых исключительно для обеспечения работоспособности порта и верфи.

Дорога пошла под уклон, и езда в ландо стала напоминать Васе американские горки. Крепко держась за выступающие части резвой колесницы, Василиса с удивлением поглядывала на свою спутницу. Казалось, эти покатушки не доставляли ей никаких неудобств. Прямая спина не касалась спинки коляски, подбородок приподнят, и только рука, обхватывающая поручень, была напряжена.

– Ноги надо убрать под себя и подпружинивать на ямках, – пояснила дама, заметив Васины мучения.

– Спасибо, – кивнула Стрешнева и замялась.

– София Федоровна, – представилась она, – но можно просто Софи…. Прошу прощения, не было возможности представиться, всё так быстро произошло…

Василиса скопировала позу попутчицы, почувствовав себя устойчивее и уютнее.

– Благодарю Вас, София Федоровна, – выразила Вася искреннюю признательность своей спасительнице.

Перескочив через переезд, пролетка тем временем выехала на привокзальную площадь. В прошлой жизни Вася успела побывать только на севастопольском вокзале и в пафосной гостинице, название которой не запомнила. Тогда она выгрузилась из поезда разобранная и потрёпанная, но вокзал прекрасно запомнила и поэтому… сегодня его совсем не узнала. Вместо строгого, но скромного светло-серого здания под зеленой крышей, в 1916-м году она увидела ослепительно-белокаменное произведение искусства с высокими арочными окнами и четырехгранными башнями над каждым входом, увенчанными крепостными зубцами. Давным давно папа Васе рассказывал о квадратных мерлонах. Это означало, что за стенами дворца притаились гвельфы. Если мерлоны были выполнены в виде «ласточкиного хвоста», то за стенами сидели гибеллины. Кто такие гвельфы и чем они отличаются от эльфов, Василиса так и не выучила, но сегодня, взглянув на архитектуру железнодорожного вокзала, решила, что обязательно узнает побольше об этих сказочных существах.

На вокзальной площади собралось превеликое множество разных транспортных средств, больше всего – конных тарантасов. Одни выстроились в очередь, совсем как таксисты, другие стояли у коновязи – длинного бревна, лежащего на сваях, отполированного многими руками, вожжами и уздечками.

В сторонке от толп конно-тяглового транспорта, около клумбы, одинокой белой вороной притулился севастопольский трамвай, даже отдаленно не похожий на своих потомков XXI столетия. На небольшой тележке, напоминающей дрезину, полтора на два метра с хвостиком, стоял румпель управления вагоновожатого и четыре скамейки, такие же, как ставят для отдыха в парках. Вся эта конструкция укрывалась покатым полукруглым навесом на тонких металлических стойках и венчалась совсем невысокой штангой, цепляющейся крючком на провода.

Но центром всеобщего внимания было не чудное электро-рельсовое творение и не гужевое разнообразие, а совсем небольшой, но безумно хорошенький автомобильчик, припаркованный на самом видном месте – напротив входа в зал ожидания. Шикарный бежевый фаэтон с вызывающе роскошными сиденьями из красной кожи невольно привлекал взгляд, как красавица модельной внешности посреди коровника. Помпезности харизматичному образу автомобиля добавляли отдраенные до зеркального блеска ручки переключения скоростей, целых четыре фары, высокий вал рулевого колеса и умилительная бибикалка, завернутая улиткой под правую руку шофёра.

Сам водитель, преисполненный важности военный моряк, сидел на своем сиденье, как падишах на троне, и смотрел на любопытствующую толпу скучающим взглядом пилота звездолета, случайно заглянувшего на плохо развитую планету и вынужденного мириться с навязчивым вниманием диковатых аборигенов.

Василиса вывернула голову, стараясь рассмотреть этот образец чудо-техники, к которой она была неравнодушна со времен своей гаражной эпопеи. Тогда в мастерских у механиков она честно прошла все ступени посвящения – от косорукого созерцателя-падавана до всеми признанного мастера-ломастера, допущенного к реставрации раритетов. Ей показалось, что морячок перехватил её взгляд и подмигнул в ответ, но коляска сделала ещё один поворот и покатилась далее вдоль бухты, оставив за кормой пролётки привокзальную площадь и её обитателей.

Ещё один подъём, поворот налево, в горку, направо… Любой город, расположивший свои улицы на холмах, да ещё и разделённый водным пространством, является мукой для туристического освоения, ибо никогда не виден весь целиком, а сложить мозаику из отдельных картинок могут «не только лишь все», как говорил один косноязычный вороватый и недалекий политик Северного Причерноморья в начале XXI столетия.

«Надо просто запомнить, где какой храм находится и как называется, по ним ориентироваться проще всего,» – подумала Василиса, разглядывая шпили с крестами, вздымающиеся над домами и холмами.

Коляска прекратила петлять и катилась по прямой, вполне приличной, хоть и немощёной улице, неравномерно застроенной одно-, двух– и трехэтажными зданиями. На первых этажах почти всех домов и домиков размещались мастерские, магазины, врачебные кабинеты, учебные заведения, кофейни и кухмистерские, со своими до невозможности искусительными запахами, убийственными для девушки, не успевшей с утра перекусить.

«Кондитерская и Булочная О. О. Кроншевского. Удостоена Высочайшей благодарности Его Императорского Величества Николая II», «Богемский магазин посуды и лампъ», «Фабрика и продажа натуральнаго турецкаго кофе», «Конторы и склада строительных и технических материалов С. Л. Эйдельнанта» – мелькали перед глазами вывески, удивляя своей старомодной грамматикой и привлекая замысловатым шрифтом.

Навстречу по узенькому, не шире одного метра, тротуару, слегка поднятому над проезжей частью и выложенному доской, вприпрыжку неслись босоногие мальчишки – разносчики газет. Неторопливо фланировали вальяжные дамы, прикрываясь от солнца лёгкими летними зонтиками. Сосредоточенно хмурясь, торопились по своим делам солидные чиновники и офицеры, затянутые в строгие сюртуки и мундиры. Конные экипажи изредка перемежались отчаянно тарахтящими автомобилями, не такими шикарными, как тот, что стоял около вокзала, но тоже вполне импозантными, послушно ползущими по своей полосе с черепашьей скоростью, оставляя за собой шлейф синего вонючего дыма.

Василиса уже решилась задать вопрос, как долго продлится конная экскурсия и куда они направляются, когда коляска остановилась у заведения общепита с тремя вывесками: «Кондитерская», «Варшавская Кофейня», «Заведение Мисинского».

Это был небольшой двухэтажный особняк с сильно выступающей к проезжей части террасой, украшенной белоснежной балюстрадой и многочисленными цветочными композициями. Два симметричных эркера на первом этаже оживляли скупую архитектуру здания, оставляя то ли французское, то ли итальянское визуальное послевкусие, удачно вписавшееся в черноморский севастопольский ландшафт.

– Мне вчера порекомендовали это заведение, но я так и не смогла посетить его, – шепнула София Василисе, выходя из коляски, – сегодня у меня появился прекрасный повод, чтобы восполнить этот пробел. Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной трапезу?

В ответ на предложение дамы желудок Стрешневой так отчаянно заурчал, что Вася покраснела, торопливо кивнула и поспешила выпрыгнуть из экипажа, зацепившись сестринским балахоном за дверцу и чуть не повиснув на ней.

У входа посетителей встречали служащие кофейни. Высокая, миловидная женщина средних лет, одетая в рябенькое закрытое платье с длинным, белым фартуком, выглядела примерно так же, как официантка будущего. А вот пасмурный мужчина среднего роста производил впечатление необычайно колоритного, но потешного из-за черного смокинга, надетого поверх очень длинного, белого то ли фартука, то ли халата. Он первым подскочил к Васе и ее попутчице, безошибочно определив, кто из них является старшей по положению.

– Мадам желает отобедать?

– Мадам желает понять, стоит ли вообще у вас останавливаться.

Не взглянув на служителя Диониса, спутница Василисы проследовала внутрь.

– О! Вы не пожалеете, если окажете нам такую такую любезность, – прислужник постарался не отставать от дамы, – извольте сюда, с тыльной стороны нашего заведения – терраса с видом на море. Здесь, в тени, в этот жаркий полдень будет прохладно, и вы почувствуете истинное наслаждение…

Усевшись в удобное плетёное кресло, Стрешнева действительно почувствовала кайф от того, что сиденье под ней не трепыхалось.

– Не желаете ли в качестве аперитива оршад? – поинтересовался неугомонный официант…

– Простите, а что это? – полюбопытствовала Василиса.

– Наш фирменный прохладительный напиток из миндального молочного сиропа с водой, настоянной на флёрдоранже.

Понятнее не стало. Вася вопросительно посмотрела на Софию. Дама пожала плечами и вернула Василисе молчаливый ответ – выбирай, мол, сама.

– Слабо представляю себе прохладительный напиток из молока, – сморщила нос Стрешнева, – но если вы добавите в него эспрессо, лёд и взобьёте всё это в миксере, то получится великолепный фраппе.

– Интересный рецепт, – задумался официант, – и где такое подают, простите?

– В лучших домах Парижа и ЛондОна, – отбрехалась Василиса, мучительно вспоминая, когда появились новомодные рецепты по кофейным мотивам.

– Я могу узнать…

– А можно мне в качестве аперитива просто мяса? – решила закрыть кулинарную тему Вася, прислушиваясь к мольбам своего голодного организма, – или что-нибудь другое, простое и сытное, не требующее долгого приготовления.

София кивнула. Служка испарился в недрах заведения, и наконец-то наступила долгожданная тишина.

– Вы хотели забрать из госпиталя сына, – напомнила Вася своей спасительнице.

– Ростислава выпишут после обеда, – улыбнулась дама, – у него всё хорошо, он нашёл новых друзей и совсем не рвётся покидать их компанию, поэтому у меня появилось время для спасения одной милой девушки, перед которой я в неоплатном долгу.

– Бросьте, София Федоровна, – покраснела Вася, – я ничего не сделала сверх того, что было в моих силах. Меня не надо спасать…

– Ошибаетесь, Василиса, – твердо возразила дама, – я помню, как вы не побоялись толпы, как вы прикрикнули на неё, когда она пыталась помешать вам спасти Славочку. И когда я услышала, что они говорят про вас, я решила, что…

– Простите, кто говорит? – Василиса перебила Софию.

– Я вошла в ординаторскую в тот момент, когда старшая сестра милосердия требовала препроводить вас в контрразведку, как германскую шпионку…

– Что-о-о-о-о? – у Васи глаза натурально полезли на лоб.

– Да, к сожалению, наше общество больно шпиономанией, – вздохнула София и накрыла руку Стрешневой своей ладонью, – но вы не беспокойтесь, эту проблему удалось решить и только от вас теперь зависит…

– Подождите-подождите… – Василиса подняла руки, как бы фиксируя обсуждаемый вопрос, – я последний час буквально ломаю голову, почему меня вдруг титуловали княжной, но даже самой душещипательной романтической истории не хватит для снятия подозрений в шпионаже…

– Да, вы правы, – София вздохнула и отвела глаза, – для того, чтобы замять этот глупейший скандал, мне пришлось воспользоваться служебным положением моего пока ещё мужа…

– Простите, а кто ваш муж и почему «ещё пока»?

– Поступок мой был спонтанным, но абсолютно искренним, – дама повернулась к Васе, и на лице ее не осталось и следа от улыбки. Вместо нее тонкие черты исказило выражение тоски, кончики губ сползли вниз, а брови собрались домиком, – дело в том, что моя фамилия по мужу – Колчак.

 * * *

Историческая справка: Колчак, урождённая Омирова София Фёдоровна.

Софья Федоровна родилась в 1876 году в Малороссии, в городке Каменец-Подольский Подольской губернии. Отец – действительный тайный советник Ф. В. Омиров, личность весьма влиятельная и уважаемая. Мама – Дарья Федоровна, дочь генерал-майора

Софья – отличница(парфетка) Смольного института благородных девиц.

Знала семь языков, а на двух из них – французском и немецком – могла говорить, как на родном.

Венчалась с будущим правителем Сибири Колчаком 5 марта 1904 года.

24 февраля 1910 года у Софьи и Александра Колчаков родился сын Ростислав. В 1913 году– дочь Маргарита.

В августе 1914 го ей пришлось бежать из Либавы спасаясь от германской оккупации. Во время эвакуации умерла двухлетняя дочка.

Когда Софья Федоровна добралась до мужа, оказалось, что у Колчака уже есть другая женщина – жена его подчиненного…