Текст книги "Полное погружение (СИ)"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 43 
Разыскивается…

Вася вышла из ординаторской, закусив губу, с выражением лица летчика, идущего на таран. Петя, на которого она несколько раз рыкнула во время часовой поездки в трясущейся пролётке от Максимовой дачи до госпиталя, старательно прикидывался частью интерьера и молча следовал слегка позади «атаманши», с удовольствием разглядывая тонкую шею с завитушками золотистых волос и мелькающие щиколотки ножек в теннисных туфлях.

– Куда мы идём? – осмелев, спросил он, как только захлопнул за собой госпитальную дверь.

– Не идём, а едем, – ответила девушка, пытливо исследуя улицу в поисках пролётки, – нам надо срочно попасть в Новую Голландию. Туда Даниила отправили после выписки.

– Это на Северной стороне. Туда лучше по воде, если срочно, – осторожно предложил Петя, боясь что Василиса опять на него осерчает.

– Прекрасно! – настроение Стрешневой улучшилось, – а где у нас то, что на воде?

– Паровой катер от Графской пристани ходит каждый час, – торопливо пояснил студент.

Не прошло и двадцати минут, как сообщники, стоя плечом к плечу, держались за бортик посудины, напоминающей рыболовный баркас, в центр которого воткнули покосившийся столбик трубы, а сзади поставили застеклённую деревянную будку, полностью занятую штурвалом и двумя матросами.

Рядом с трубой отчаянно пыхтел и ворочал коленвалом «детёныш паровоза» – четырёхведёрный примитивный агрегат, больше похожий на самовар, чем на паровую машину. Тем не менее вся эта конструкция, вздрагивая и вибрируя, довольно живо пересекала главный рейд Севастополя, направляясь к строящемуся зданию Морского корпуса.

Даже издали проект впечатлял своей величавостью. На полкилометра по гребню высокого берега, нависающего над бухтой Голландия, циклопическим питоном разлеглось здание Морского кадетского корпуса. Северная часть строения была уже закончена, южная поднялась до второго этажа. Даже незавершённые крыша и фасад давали представление о строгом и аристократичном архитектурном ансамбле, который вот-вот украсит эту часть бухты. Воображение дорисовывало то, что пряталось за высокими штабелями кирпичей, белых глыб инкерманского камня, бута, железных балок, за горами брёвен, брусьев, досок, сколоченных в рамы, сложенных вдоль главного здания… И это было грандиозно!

– Красиво, – прошептала Вася.

– Хорошо задумано, – подтвердил Пётр, – чем-то напоминает Адмиралтейство в Петрограде.

– Точно! – Вася прищёлкнула пальцами, – а я никак не могла понять, что в нём такого знакомого.

Пока они глазели на строящееся здание, паровик прекратил свои надсадные «чуф-пыф». Катер «а ля баркас» притёрся бортом к невысокой пристани, и пассажиры выскочили на пирс, упирающийся в гигантский склад стройматериалов.

– И где же тут найти коменданта? – возмутилась Вася, окидывая взглядом стройку.

– Лабиринт Минотавра, – вздохнул Петя.

– Чу! Слышишь?

Совсем недалеко землю топтали сотни ног, и молодые, неокрепшие голоса прилежно выводили:

 
'Фуражка, милая, не рвися —
С тобою жизнь моя прошла.
С тобою бурно пронеслися
Мои кадетские года…' [23]23
  Эта и следующая – дореволюционные песни императорских кадетов.


[Закрыть]
 

– За мной! – Вася протиснулась между штабелей.

– Да там же нет дороги! – попытался образумить её Петя, но, покачав головой, кряхтя по-стариковски, пошёл следом.

Через несколько минут путешествия по крутому склону, которое правильнее было назвать скалолазанием, измазанные, раскрасневшиеся Вася с Петей вскарабкались на открытую площадку, прямо под ноги марширующей роте.

'Я помню день свой поступленья,

Когда венчались мы с тобой.

Не улучшает настроенья

Мне головной убор другой.'

Сотня глоток орала речитативом, не пытаясь попадать в ноты. Когда по ходу их движения появились наши путешественники, первые ряды от неожиданно возникшего препятствия шарахнулись в сторону, сбили ногу и сломали строй. Молодой мичман, командовавший подразделением, дал команду:

– Рота! Стой! Ать-два!

Обращаясь к Васе, ибо Петя предусмотрительно остался чуть позади, офицер строго спросил:

– Вы, барышня, как здесь оказались и что делаете?

Василиса поймала на себе сотню любопытных взглядов, от чего вспыхнула румянцем, но без смущения решила сосредоточиться на вопрошавшем.

– Простите, что помешали вашим строевым занятиям, – тихо произнесла она, глядя в голубые глаза мичмана, – честное слово, мы не специально. Нам нужен комендант или любой другой офицер, который поможет найти мичмана…

– Мичмана? Может быть, я подойду? – перебил Васю офицер, которого очевидно развеселил взъерошенный и виноватый вид барышни. – У меня сегодня вечер свободен, – добавил он, игриво подмигивая из-под фуражки.

«Ну вот, и этот распушил хвост», – с раздражением подумала Стрешнева.

– Если вы на днях посещали некий дом терпимости и готовы потратить своё свободное время, чтобы добраться до госпиталя и сдать мазок на трихомоноз, тогда, конечно, – сказала Вася несколько повысив громкость и дерзко отвечая на его взгляд.

В строю раздалось хихиканье, переходящее в гогот, а мичману вдруг стал тесен воротничок кителя. Покраснев до корней волос, он поперхнулся, ошалев от реакции на свой флирт и пытаясь унять кашель.

– Отставить смех! Смирно! – крикнул он, повернувшись к кадетам.

Рота прекратила балагурить и замерла, превратившись в единый чёрный прямоугольник.

– Сударыня, – мичман обернулся к Васе, но в глаза ей не смотрел, – вам надлежит идти прямо по спуску, никуда не сворачивая, и через двести шагов вы увидите несколько трёхэтажных зданий, а за ними одинокое двухэтажное. Вам – туда. Спросите поручика Северского – он сегодня дежурит и, кроме того, точно знает всех посетителей maison de tolérance[24]24
  Maison de tolérance – дом терпимости (фр.)


[Закрыть]. Вам его даже искать не придётся, он сегодня даёт очередной концерт. А сейчас, простите, служба.

Прозвучали короткие, отрывистые команды, и мимо Васи с Петей протопали юные моряки, старательно выводя мальчишескими голосами:

 
Эй, прохожий! Дай дорогу!
Крымский корпус наш идёт.
Ну-ка, братцы, твёрже ногу,
впереди нас счастье ждёт…
 

Расположение офицерских флигелей Новой Голландии проектировал человек, искренне презирающий параллели и перпендикуляры, поэтому дома стояли по отношению друг к другу под такими замысловатыми углами, что навевали конспирологические мысли о посланиях масонов, зашифрованных в этой причудливой геометрии.

В четырёх трёхэтажных капитальных домах, стоящих ближе к пристани, ещё шли строительные работы, и только пятый, самый дальний, двухэтажный был не только закончен, но и обжит. Западный фасад украшала резная деревянная терраса, на которую вела каменная лестница. На ступеньках, на скамейках возле крыльца и на теплой июньской земле с выжженой жёсткой травой расположились военные в разных мундирах, по большей части – флотские, а на самой террасе стоял с гитарой знакомый Васе поручик – лётчик-автомобилист, выводя красивым, насыщенным баритоном:

 
'По берегу синяго моря
С тобою вчера я гулял,
И сердце, ах, бедное сердце,
Гуляя с тобой, потерял.'[25]25
  Здесь и далее – оригинальные песни Георгия (Жоржа) Северского. Музыка, слова, исполнение автора – По берегу синяго моря https://zvyki.com/song/173964079/ZHorzh_Severskij_-_Po_beregu_sinyago_morya/


[Закрыть]
 

«Тягомотина, конечно, – подумала Вася, приближаясь к месту зрелища, – но поёт хорошо, голос прекрасный. Ему бы репертуар поменять… Добавить что-нибудь из „Любэ“, что ли…»

В отличие от Васи, зрителям репертуар Северского нравился, и они встречали его романсы криками одобрения и аплодисментами. За первым пошел второй, такой же лирический, за ним – третий, и Васе показалось, что темп, мелодия и слова в них до такой степени похожи, что сливаются в одну непрерывную «песнь акына», тягучую и бесконечную. Она отвлеклась, разглядывая часть большой Севастопольской бухты, заполненную крошечными самолётиками: некоторые из них были подняты на берег, а оставшиеся качались на волнах, ловя ветер расправленными крыльями с опознавательными знаками: трехцветным кругом и знаком «Морской лётчик» на фюзеляже, изображённым в виде якорной цепи с распростёртыми крыльями адмиралтейского якоря.

Вася загляделась на работу механиков, облепивших самолёты. Они деловито копались в механизмах «летающих лодок», и ей тоже хотелось бы поковыряться в таком раритете.

Северский тем временем закончил своё выступление и спустился с подмостков, заметив очаровательную зрительницу.

– Добрый вечер, ваша светлость! – тихо прошептал он.

– Ваше плодородие, – зашипела Вася на поручика, – мы же договорились…

– Простите, – смутился Северский, – но мне казалось, что в обществе я обязан соответствовать…

– Вам неправильно показалось, – отрубила Вася, – и если вы помните моё имя, Георгий Николаевич, прошу вас…

– Как скажете, Василиса! Разрешите вашу ручку, – поручик нежно её подхватил и поцеловал. – Смею ли я надеяться, что вы прибыли выполнить своё обещание?

– Простите?

– Вы обещали со мной отобедать и научить смертельным японским приёмам… Или сначала научить, а потом отобедать. Меня устроит любая последовательность.

– К сожалению, не сегодня, – покачала головой Вася, – но я не отказываюсь, ведь у вас тоже есть встречные обязательства, – и она указала взглядом на самолёты.

– Всегда к вашим услугам, – подтвердил поручик своё приглашение, – однако что же вас тогда к нам привело?

– Мне надо срочно найти одного человека, мичмана, который должен был прибыть сюда квартироваться. У него очень запоминающаяся фамилия – Граф.

– Действительно оригинальная… Но что-то я не припомню такого… Сейчас всё узнаем.

Поручик моментально поднялся на балкон и обратился к сослуживцам:

– Уважаемые господа, минутку внимания! – привлек он расходящуюся публику, – к нам должен был сегодня прибыть новый мичман с интересной фамилией – Граф. Кто-нибудь знает что-то про этого человека?

Он недолго подождал, затем глянул на Васю и развел руками.

– Хреново, – прокомментировала Стрешнева результат экспресс-опроса, – что будем делать?

– Предлагаю вернуться к бабе Груне, – предложил стоящий у нее за спиной Петя, не проявлявший до этого своей активности, – попросим помощи у Силантьича. Он, если что не знает, хотя бы подскажет, у кого спросить.

– Наверно, ты прав, – согласилась Вася, – устраивать тут засаду на Даниила бессмысленно.

– Кто этот Даниил? – шутливо спросил подошедший поручик, – я начинаю ревновать.

– Я – тоже, – подал голос Петя.

– А это кто? – удивился поручик, – вам, сударь, как мне кажется, до «тоже» ещё надо дорасти.

– Так, друзья! – Вася взяла ситуацию в свои руки, – сразу хочу предупредить, что распушённые павлиньи перья и вздыбленные петушиные гребни меня не прельщают, если не сказать больше. Поэтому все брачные танцы конкурирующих самцов прошу совершать в моё отсутствие. А сейчас, если вы всё поняли… Георгий Николаевич, обеспечьте, пожалуйста, с присущей вам изобретательностью, форсирование водной преграды двум персонам. Что вам стоит?

Глава 44 
Вечерняя

Сидя на жёстком деревянном сиденье ялика, отвернувшись от Пети, Василиса украдкой улыбалась, вспоминая изумлённое лицо Северского, озадаченного её монологом. В нынешних условиях у неё почему-то лучше получалось направлять мужчин на путь истинный, принуждать к полезному и созидательному, пресекая банальное кобелирование, нежели сто лет тому вперёд.

Ей с удивительной легкостью удалось вписаться в новое время. Как по мановению волшебной палочки, на пути встречались сочувствующие и помогающие люди, без которых она вряд ли бы выжила, и только известные грозные события предстоящего 1917-го года пробуждали понимание надвигающейся катастрофы, в которую летела огромная страна, занимающая шестую часть суши.

Ялик, покачиваясь и разрезая гребешки черноморских волн, неспешно пересекал Севастопольскую бухту. В зеленоватой воде отражалось солнце, вонзая белёсые спицы закатных лучей в малахитовую пучину, скрипели уключины, равномерно плескались вёсла. Вася задремала, укачавшись на волнах, но резко вздрогнула, когда лодочник вдруг громко свистнул, бросил вёсла и замахал руками, привлекая к себе внимание.

– Что случилось? – спросила девушка, с тревогой оглядываясь по сторонам.

– Всё хорошо! – успокоил пассажиров лодочник, – товарища увидел, надо гостинец ему передать, с утра вожу. Не беспокойтесь, ваша милость, не задержу.

– Здрасте, Ахиллес Хрисанфович, – Петя первым поприветствовал владельца приближающегося судёнышка.

– И тебе не хворать, студент! Приехал на побывку? – раздался с соседней лодки низкий, как рычание медведя, хриплый бас. – А ты, Трофим, что шумишь? – добавил он, обращаясь к яличнику.

– Так обещанное целый день вожу, никак с тобой не свиделся! А мне завтра обратно в Балаклаву, – ответил Трофим и выудил из-под сиденья небольшой свёрток, аккуратно замотанный в холстину.

– Твой продукт? – улыбнулся моряк.

– Не сомневайся! Сам солил, сам коптил!

– Ну, спасибо, Трофим, порадовал! – бас Ахиллеса притих и стал похож на довольное урчание. – Мне сегодня надо постояльца кормить, вот думал – пойду за боцманским пайком[26]26
  В конце XIX – начале XX веков остро встал вопрос о закреплении в Российском Императорском Военно-Морском флоте специалистов среднего звена, к которым относились кондукторы всех корабельных военно-учетных специальностей и старшие боцманы кораблей 1-го и 2-го рангов, то есть нижние чины, проходящие по учётной категории «унтер-офицеры 1-й статьи». В частности, для обеспечения их домашних трапез мясом и хлебом был установлен порядок приобретения этих продуктов на флотской скотобойне и на флотском хлебозаводе по казённой цене, которая была в несколько раз ниже рыночной.


[Закрыть] в Ушакову балку, а тут ты… Как будто Спаситель тебя послал…

– А с чего это ты постояльцев берёшь? Денег не хватает?

– Да нет, Трофим, не в деньгах дело. Человек попался хороший, умный, хоть и молодой совсем. В беде оказался – память ему отшибло, вот я и пожалел… Он только из гошпиталя, а его на службу гонят – беспамятного. Ему б не в казарму, а в покой домашний, да откормиться. Вот и оставил у себя, пока оклемается.

– Из наших?

– Нет… Бери выше, из мичманов!

– Простите, – встрепенулась Вася, – а вашего постояльца-мичмана не Даниилом зовут?

– Он самый, – кивнул Ахиллес, обратив внимание на Васю, – а вы кем ему приходитесь, барышня?

– Именно это я и хотела бы выяснить, – глядя в прищуренные глаз Ахиллеса, с некоторым вызовом произнесла Стрешнева, – при личной встрече, – добавила она, видя, что моряк собирается что-то сказать.

– Дядя Ахилл, мы с полудня его ищем, – вмешался Петя, – хотим кое-что узнать…

– Так он же ничего не помнит… – удивился яличник.

– Вот и проверим, – уверенно ответила Вася.

– Ух! – Ахиллес передернул плечами, – огонь-девица! Это дело. Увидит знакомое лицо и опометается. Приглашаю на ужин, гости дорогие. Не побрезгуете флотским угощением?

– Нисколечко, – обрадовалась Василиса. – Ради такой возможности я согласна на дежурство по флотской кухне.

– Не по кухне, а по камбузу, – захохотал Ахиллес. – Давайте, я помогу вам перебраться. Ты, Трофим, не в обиде?

– А чего обижаться? Мне вперёд заплатили, я только рад.

– Вот и славно! Поехали!..

* * *

Поднявшись от причала по каменным ступенькам лесенки-улитки, утопающей в пышных зарослях плюща и жимолости, подушкой лежащих на желтоватых камнях, Вася в сопровождении Пети и Ахиллеса оказалась в небольшом дворике, отгороженном от остальной слободки одноэтажным домом, более длинным, высоким и основательным, чем дом бабы Груни и большинство домов в этой стороне.

В Севастопольской Аполлоновке всего две улицы – Пляжная и Причальная, и один переулок – Яличный. Поэтому Ахиллес, Силантьич и Аграфена Осиповна по-любому приходились друг другу соседями. Её жилище находилось совсем неподалёку. Однако отдельный, изолированный вход с причала к дому яличника и глухая стена здания, отгораживающая двор от слободки, создавали иллюзию уединённой хижины отшельника.

В другое время Васе было бы интересно посмотреть на быт моряка императорского черноморского флота, она бы с любопытством озиралась по сторонам, но сейчас всё её внимание сосредоточилось на летнем очаге с чугунным казаном, за которым копошился, подкладывая дровишки, Даниил Мирский собственной персоной.

Василиса обратила внимание, насколько он не был похож на себя самого недельной давности. Госпиталь – не в счёт, там внешность у человека вообще отсутствует: её заменяет инвалидная маска в больничном антураже, но она сразу же трансформируется при возвращении к здоровому образу жизни.

Даже если исключить госпитальные приключения, Мирский кардинально преобразился. Вместо брендовых шмоток, призванных вызывать зависть всех девиц континента, он был одет в тельняшку с чужого плеча и просторные парусиновые штаны, подвернутые до колен.

– Здравствуй, Даниил, – тихо произнесла Вася, спрятав за спину руки, мешавшие почему-то началу разговора.

– Привет, Лисси, – севшим голосом ответил Мирский, бросив на землю чурбачок, который намеревался разрубить.

Дэн тоже был удивлён, ведь Василиса предстала перед ним в совершенно новом образе. Он видел её пацанкой в джинсах и майке, в роли аристократки на съёмочной площадке и в одежде сестры милосердия – в госпитале, но то был маскарад, и Мирский не фиксировал внимание на театральных метаморфозах. Сейчас перед ним стояла юная девушка в длинном, шёлковом, струящемся по фигуре платье, с растрёпанной шевелюрой и глазами, в которых не было ни дерзкого вызова, ни снисходительной иронии, а только участие и надежда… Да-да, именно надежда на то, что он мог знать неведомое ей самой.

Рядом с Василисой остановился робкий студент в форме железнодорожника, за его спиной, словно гора, вырос Ахиллес, а Мирский всё смотрел на Васю, как очарованный странник, не понимая, как должен себя вести и что говорить. Весь предыдущий жизненный опыт, включая сценический, показался ему фиглярством. Он молчал…

– Ну что, признал таки? – выручил яличник артиста своим вопросом, – вспомнил?

– Да, – охотно кивнул Мирский, обвёл взглядом присутствующих и оговорился, – но не совсем. Надо бы пообщаться побольше, многое – как в тумане.

– Да на здоровье, – благословил Дэна Ахиллес, – разговаривайте, сколько душе угодно, а я пока кулеш доварю и к столу приглашу.

– А мне пора… Пойду я, пожалуй, – заикаясь и сбиваясь, прошелестел Петя, – надо к бабе Груне наведаться, предупредить, что всё хорошо… Да и вообще…

– Ну, иди, коль не шутишь, – яличник дружески похлопал студента по плечу, – кланяйся от меня Аграфене Осиповне и передай, что обязательно зайду проведать.

– Пойдём к воде, – предложила Вася, не обращая внимания на Петю, ревниво стреляющего глазами.

– Пойдём, – просто, без всяких подковырок и шуточек ответил Дэн, удивляясь своей покорности, – нам есть о чём поговорить и подумать.

 * * *

Вечером море замирает, словно затаив дыхание, и прекращает тыкаться в севастопольский берег своей изумрудной шевелюрой. Вода заметно темнеет и не шлёпает сердито мокрыми ладошками по камням набережной, а мягко их поглаживает. Так домашний кот, капризно ударив хозяина лапой, как ни в чём не бывало трётся о ноги и урчит, словно запоздалый катерок, торопящийся от кораблей на рейде к Графской пристани.

Солнце, медленно погружаясь за горизонт, окрашивает облака в золотисто-розовые оттенки, а море зеркалит эту лилейную палитру, впитывает её, и тянет на дно, превращая в разноцветие подводной фауны.

Лёгкий бриз рвёт летний зной, как промокашку, принося свежесть, наполняя воздух солёным ароматом и шёпотом волн.

Вечер у моря – время, когда не хочется говорить о серьёзных вещах, спорить до хрипоты, суетиться, пытаться срочно доделать то, что не удалось закончить засветло. Южная ночь падает на землю стремительно: только что был виден край земли, сливающийся с водой, как вдруг свет будто выключили, и только отдельные огоньки вдалеке напоминают о конечности самой непроглядной тьмы.

– Как ты можешь объяснить произошедшее? – задал Мирский главный вопрос, когда они с Васей обменялись последними новостями.

– Необъяснимыми возможностями квантовых технологий, – усмехнулась она, присаживаясь на теплый песчаник, ещё не остывший от летнего зноя, – мы с разбега вторглись в область, где привычные законы классической физики теряют силу, а время – только в их рамках – абсолютная и неизменная величина. В теории Эйнштейна время относительно, а в современной квантовой физике этот параметр и вовсе изменяется чуть ли не произвольно….

– А если перейти от теории к практике? – устало спросил Мирский, присаживаясь рядом, – что конкретно случилось?

– Нам грозила опасность, – Вася запрокинула голову, любуясь вспыхнувшими звездами, – и я дала задание квантовому компьютеру сделать всё, что угодно, чтобы спастись. Искин ответил, что в заданных ему параметрах это невозможно. Тогда я приказала расширить параметры – и вот результат…

– Но ты же не заказывала провал во времени?

– Даже не подозревала, что он возможен. Это как у врача: приходишь с проблемным зубом, просишь избавить тебя от боли, а он избавляет тебя от зуба. Технически всё выполнено безупречно: мы просили спасти нас от пожара. Просьба выполнена, услуга предоставлена – получите и распишитесь.

– И как вернутся обратно? – спросил Мирский, словно от Стрешневой зависело, делать это или нет.

– В то же место и время? – усмехнулась Вася, – в горящий заблокированный павильон?

– Нет-нет… Немного со смещением, – смутился артист.

– Вот тут-то и начинается самое интересное, – Вася встала, отряхнула платье, спустилась к самой воде на лавинки, пробуя дотянуться ладошкой до волны, – тут мы переходим от случайной аномалии в область управляемого процесса, а это всегда очень сложно, иногда – неразрешимо.

Неожиданно тёмные, мокрые дощечки причала Васю подвели, она поскользнулась, потеряла равновесие и могла кувыркнуться в воду, если бы ни Мирский, поймавший девушку перед возможным падением.

– Спасибо, – прошептала Вася, упираясь в грудь артиста, крепко держащего её за талию.

– Ты говорила что-то про самый сложный, неразрешимый этап, – прошептал Даниил ей в макушку.

– Это как управляемая термоядерная реакция, – ответила Вася, опустив глаза, – все знают, что надо делать, но никто не понимает, как?

– А, может, так? – произнес Дэн взволнованно, наклонился и прикоснулся к полураскрытым девичьим губам своими.

Василиса затаила дыхание, сжала кулачки и застыла, слыша отчаянно колотящееся в груди сердце.

– Крайне опасный эксперимент, – произнесла она тихо, когда Мирский буквально заставил себя от неё оторваться, – в случае потери управления, в результате термоядерной реакции на месте лаборатории останется многометровая воронка и ни одного живого существа.

– Обещаю приложить все силы, чтобы держать процесс под контролем, – ответил Даниил, прекрасно осознавая, что контролировать себя ему становится всё труднее.

– Посмотрим, – Вася развернулась к Дэну спиной, – ещё вопросы будут?

– Всего один, – Мирский обнял Стрешневу за плечи и уткнулся в белобрысую макушку, – ты знаешь что делать?

– Мы знаем, что прыжки во времени возможны, – ухватившись за кисть Дэна, Василиса загнула его указательный палец. – В затопленном на мелководье транспорте находится некое оборудование, с помощью которого можно попытаться осуществить перемещение, – и она загнула средний палец вслед за указательным, – кроме того, на даче Максимова живёт инженер, который своими глазами видел, как осуществляется этот процесс и даже знает общие принципы работы, – к двум первым присоединился безымянный палец.

– В таком случае, могу добавить, что в сейфе транспорта, вполне возможно, находились документы, описывающие, что и как надо делать, – добавил Мирский, загнув мизинец, и обхватил всей пятернёй Васину ладошку.

– Значит, нам следует как можно скорее объединить все усилия и повторить эксперимент профессора Филиппова… – резюмировала Вася.

– И твоего отца, так?

– Да, и моего папы… А пока постараемся получше вписаться в местную реальность.

– Насколько я понимаю, ты для этого приобрела прекрасные стартовые позиции, – с завистью произнёс Дэн и вздохнул, – титул княжны…

– Титул опальной княжны… – парировала Вася, – и не забудь, что чуть больше, чем через год, любой титул, как и офицерские погоны, могут стать смертным приговором…

– Вот мы и установили deadline в самом прямом смысле этого слова, – усмехнулся Даниил, – а теперь пойдём ужинать. Я старался…

– Неужто сам готовил?

– Я… – замялся Дэн, – я участвовал…