Текст книги "Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном"
Автор книги: Сергей Ульев
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава 9. Скучные времена
Спустя неделю после бала Ржевский прибыл в расположение Ахтырского гусарского полка.
Отыскать своих было непросто.
Отступавшие войска 2‑й Западной армии генерала Багратиона шли днем и ночью, пробираясь сквозь лесные трущобы и топи Полесья вглубь Российской империи.
Неприятельская кавалерия следовала по пятам. Армию Наполеона гнала вперед мечта о сказочных русских женщинах и удовольствиях, какие не снились ни парижским куртизанкам, ни разбитным мадьяркам, ни набожным итальянкам.
Ахтырцы и казаки ежедневно вступали в короткие стычки с противником, сдерживая натиск обезумевших от похоти европейцев.
Вечерело.
Еще издали Ржевский увидел отблески бивачных костров и велел кучеру править на огни. Через полверсты дорогу им преградили дозорные на лошадях.
– Кто едет? – раздался строгий оклик. – Пароль?
– Поручик Ржевский!
– Мать чесна! Кто к нам пожаловал.
– Однако, чудной у вас отзыв, братцы.
– Не хуже чем пароль, – весело отвечал один из всадников. – Это не тот ли Ржевский, что в том году с царицей амуры крутил?
– Ан врешь, только за талию подержался.
– Ну конечно! А царица вдруг возьми да и роди.
– Полно трезвонить, любезные, – отмахнулся Ржевский. – Вот бы Наполеону теперь рога наставить.
– Эк, куда хватил! Мария – Луиза, небось, дома осталась.
– Не беда, мы к ней в Париж наведаемся.
– Нас с собой возьмешь?
– Охотно. Только, чур, я первый.
– Согласны! – засмеялись гусары.
Они объяснили Ржевскому, где найти полковое начальство.
Дениса Давыдова, своего старого приятеля, а теперь командира 1‑го батальона, поручик Ржевский застал в походной палатке, на лежаке, с гусиным пером и бумагой.
Они сердечно обнялись.
– Что, Денис, с музой грешишь? – сказал поручик. – В отсутствии прекрасных дам.
– Да вот, братец, дневник пишу для сопливых потомков. Чего еще делать со скуки?
– Как же так? Я думал вам теперь скучать не приходится. Самое время с французами мазурки на саблях танцевать.
– Увы, братец, отступаем уж который день. Огрызаемся, правда, но серьезных баталий нам не дозволяют. Князь Багратион и сам рвется в бой. Но, видать, еще не время. Больно много французов к нам в гости понаехало.
– Ну, ничего. С моим прибытием дела пойдут на лад.
– Еще бы! – усмехнулся Давыдов. – Один залп из твоего орудия – и французам конец.[4]4
намек на пушку, изображенную на фамильном гербе Ржевских. В описании герба сказано: «В щите, имеющем серебряное поле, изображена черная пушка на золотом лафете и на пушке райская птица. Щит покрыт мантиею и шапкою, принадлежащими княжескому достоинству, так как от князей смоленских происходит». Наличие горностаевой мантии указывает не только на княжеское достоинство, но и на происхождение от Рюрика.
[Закрыть]
– За мной не заржавеет.
– Нам теперь самое главное объединиться с первой армией Барклая. Тогда не за горами и решающее сражение.
– Постой, постой, Денис, а что у тебя с дикцией? Ты вроде раньше на букву «р» прихрамывал.
– Давеча с коня упал. Поверишь ли, как рукой сняло!
– То – то я гляжу, на обе ноги ковыляешь.
– Брось смеяться, Ржевский, это у меня такая кавалерийская походка.
– Видал бы ты недавно мою походку! Я ведь на войну, считай, прямо с бала поехал. Еле в коляску залез: такие кренделя выписывал. А перед тем мне цыганка наворожила, что де будет у меня невеста о двух головах. И точно: под вечер уже все в глазах двоилось.
– Да-а, не вовремя война нагрянула, – сказал Давыдов, разливая по кружкам пиво. – Такое знойное лето – самое время для свадьбы.
– Что ты, бог миловал! Если б не Наполеон… – Ржевского передернуло. – Представить страшно: я – и вдруг муж.
– Неужто так невеста не понравилась?
– Невеста как невеста – из бабьего теста. Мне больше кузен ее приглянулся. Ежели б платье на него надеть, да кудри навить – славная бы вышла барышня.
– Ай – яй – яй, Ржевский! – грохнул со смеху Давыдов. – Куда – то тебя не в ту степь понесло.
– Да это я так, к слову, – заржал поручик. – Ты представить себе не можешь, Денис, чувствую себя, словно из Бастилии деру дал.
– Свобода есть великая вещь, братец.
– Так выпьем же за свободу!
Глава 10. Вентерь[5]5
В «Казачьем Словаре-справочнике» о «вентере» сказано: «Казачий тактический прием при полевой войне, рассчитанный на вовлечение врага в положение наиболее удобное для удара в его фланг и тыл; заманивала слабая группа, подставляя противника под удар главных, скрытых в засаде, сил; в случае появления неожиданной опасности со стороны резервов врага, Вентерь мог быстро рассеяться и скрыться. Этот прием был позаимствован от Казаков и русской регулярной кавалерией».
[Закрыть]
Стояла страшная жара. Земля плавилась под ногами и копытами.
Двадцать шестого июня войска Багратиона пришли в Несвиж.[6]6
Здесь и далее все даты даны по старому стилю. Для их перевода в новый стиль следует прибавить 12 суток.
[Закрыть] Чуть позади, у местечка Мир, расположился арьергард атамана Платова.
Поздним вечером к ахтырцам, стоявшим в лесу, за Миром, заехал сам атаман.
На собрании командиров он объявил:
– Князь Багратион приказал на два дня задержать французов. А то эти канальи так в Москву рвутся, аж из штанов выпрыгивают. Я им хочу устроить казачий вентерь, то бишь засаду. Вас же, господа гусары, прошу в сей поединок не вмешиваться.
– Матвей Ива – а – нович… – со слезой в голосе протянул Давыдов.
– Отставить, Денис Васильевич! – строго перебил атаман. – Вы еще успеете навоеваться всласть. А без моего приказа чтоб тише воды, ниже травы.
Тем же вечером Давыдов передал Ржевскому суть состоявшегося разговора.
– Эх, опять мы не у дел, – расстроился поручик. – С французами подраться нельзя, женщин соблазнить – времени нет, в карты сыграть – не на что. Остается только водку хлебать. Да в такую жару и она не в радость.
– Не унывай, братец, завтра вместе посмотрим, как казаки французов отметелят.
На следующее утро Давыдов избрал удобное место на опушке леса и, вооружившись подзорной трубой, стал наблюдать за дорогой из Мира в Новогрудок.
Широкая песчаная дорога была видна как на ладони. Французы должны были появиться с минуты на минуту.
Ожидая начала событий, Давыдов пожалел, что рядом нет Ржевского, – тот вроде хотел составить ему компанию, но с утра его нигде невозможно было отыскать.
Вдали заклубилась пыль. И вот из – за холма показались кавалерийские части французского авангарда. Впереди ехали уланы генерала Турно.
«Целый полк, не меньше», – на глазок определил Давыдов.
Навстречу французам двинулась отборная казачья сотня. В рассыпном строю приблизившись к уланам на расстояние выстрела, казаки стали нахально гарцевать перед ними, крича «Бонапарт – merde! /дерьмо (фр.)/» и постреливая в них из пистолетов.
От полка оскорбленных до глубины души французов отделился эскадрон и двинулся на насмешников. Казаки, продолжая на чем свет стоит поносить Наполеона и всю его родню, повернули на Мир.
Уланы прибавили рыси. Казаки, создавая видимость паники, стали отступать, настигаемые разгоряченными французами.
И вдруг, выйдя в поле, казачья сотня с молниеносной быстротой рассеялась в разные стороны.
Уланы оторопели от неожиданности.
И в этот момент из леса выскочили казачьи сотни Сысоева. На поле началась жестокая сеча.
На выручку уланам поспешили остальные эскадроны. Но как только они домчались до заветного места, из засады на них вылетели свежие казачьи части.
Неприятельский полк был окружен.
Давыдов скрежетал зубами, сжимая подзорную трубу. Его так и подмывало ввязаться в сечу. Но он понимал, что не может ослушаться приказа атамана Платова.
И тут в самой гуще боя мелькнула знакомая физиономия.
– Ржевский! – не сдержал возгласа Давыдов, хотя знал, что тот все равно его не услышит. – Ах, разбойник! Каким ветром тебя туда занесло?
Поручик Ржевский рубал неприятеля направо и налево. Его гусарский мундир отчетливо выделялся на фоне казачьих кафтанов и улановых курток.
Вскоре уланы, поняв, что попали в ловушку, в беспорядке повернули обратно. Казаки помчались вслед за ними, во главе с самим атаманом Платовым.
Давыдов подкрутил трубу. Среди преследователей Ржевского уже как будто не было. С нехорошим предчувствием Давыдов поскакал на поле.
Казаки подбирали своих раненных, сгоняя в одну кучу пленных французов.
– Кого ищете, ваше высокоблагородие? – спросил Давыдова молодой казак, подталкивая копьем в спину пленного унтер – офицера. – Если Бонапарта, так они давно удрапали.
– Не видал ли ты, братец, гусара из моего полка? Он тут один был среди вас.
– Нет, не видел.
– Был такой гусар, – сказал другой казак, утирая рукавом пот со лба. – Лихой вояка!
– Так где он?
– Не знаю. Может, за французом сгоряча рванул?
Но Ржевского не было ни среди раненных, ни среди убитых. Убедившись в этом, опечаленный Денис Давыдов вернулся на стоянку ахтырцев.
Мрачно бродя по лагерю, Давыдов вдруг увидел поручика. Живой и невредимый, тот сидел на пеньке, прочищая ершиком дуло мушкета.
– Поручик Ржевский! – окликнул его Давыдов. Ржевский удивленно вскинул голову. – Я к вам обращаюсь. Прошу встать, когда разговариваете с командиром!
– Так я еще не разговариваю, – проворчал поручик, лениво подымаясь. – Ты и рта не дал раскрыть.
– Отставить мне тыкать!
– Хорошо, не буду. Что это вы, господин подполковник, такой сердитый?
Видя, что к ним начинают прислушиваться другие гусары, Давыдов отвел Ржевского в сторону.
– Выкладывай, братец, почему ты нарушил приказ и ввязался в боевые действия!
– Ну-у, Денис… Денис Васильевич, тут такая петрушка вышла. Я сегодня, как под утро проснулся, чувствую – на душе хреново, хоть волком вой.
– Водки б выпил.
– Не в водке дело. Мне в таких случаях либо женщина нужна, либо… неприятель. Я решил, пока все спят, сбегаю в деревню, облюбую себе крестьяночку. Ну и – лесом, лесом. И вдруг пальба! Смотрю, наши с французами бьются. И тут неподалеку одного казака пулей зацепило. Ну, думаю, сволочи, сейчас я вам дам! Вскочил на его коня и… вот. Трех уланов одним махом положил.
– Врешь, двух, – усмехнулся Давыдов. – Я все в трубу видел.
– А третий со страху помер. Я только коня на него направил, он – бац поперек седла – и скопытился, его кобыла потом к своим унесла.
Давыдов обнял поручика за плечи.
– Ну, ладно, братец. Рубишься ты здорово. За отвагу хвалю, а за непослушание, так и знай, в следующий раз без обеда оставлю.
– Без обеда проживем, Денис Василич. Главное, чтоб Бонапарту насолить!
Глава 11. Хузары
На следующий день разведка донесла, что в авангарде французов движется кавалерийская дивизия генерала Рожнецкого, усиленная легкой артиллерией.
Ранним утром атаман Платов со своими казаками попробовал повторить вчерашний вентерь.
Гарцуя перед самым носом у неприятеля, казаки отчаянно сквернословили на ломаном французском, строили рожи и отпускали непристойные жесты. Все тщетно! То ли французы не понимали казачьего французского, то ли боялись опять угодить в засаду, – но они не купились даже на подвиг сотника Крынкина, который, встав на седло во весь рост, приспустил штаны и показал им нечто такое, что можно увидеть далеко не во всякой мужской бане.
Пришлось русским войскам снова отступать.
Не встречая сопротивления, французы прошли Мир, остановившись у деревни Симаково.
Ахтырцы располагались поблизости.
Поручик Ржевский поднялся с рассветом. Вышел на опушку, глянул по сторонам.
Щебетали птицы. Легкий ветерок шелестел листвой деревьев. В голубом небе не было ни облачка, и только желто – оранжевое солнце слепило глаза.
– Красотища – то какая! – потянулся Ржевский.
– Мать – мать – мать… – ответило ему лесное эхо.
– Не шуми, братец, французов накличешь, – попенял поручику Давыдов, хотя и сам, как поэт, был тронут красотой этого летнего утра.
– Эх, сейчас бы окунуться. Нет ли тут поблизости пруда?
– Есть речка. Только там сейчас франсы загорают. Я предлагал полковнику их атаковать. Да пока без толку.
– Жаль. И французам показали б кузькину мать и искупались бы заодно.
Спустя полчаса после этого разговора Давыдов получил приказ атаковать неприятеля.
– Ну наконец – то! – воскликнул Ржевский, услышав команду седлать коней. – А то уж сабли мхом покрылись.
Когда ахтырцы вырвались из – за деревьев на берег реки, беспечные французские уланы занимались кто чем: одни поили лошадей, другие справляли нужду, третьи перекидывались в карты. Увидев несущихся на них во весь опор гусар, они с воплями кинулись к оружию, в спешке запрыгивая на лошадей.
– Руби их в песи! Круши, хузары! – истошно прокричал Давыдов.
Услышав боевой клич командира, Ржевский подхватил:
– Руби их на котлеты! Круши помидоры!
Поручик вломился в саму гущу противника. Его сабля со свистом рассекала воздух, поражая врага.
Не устояв под натиском гусар, французские уланы начали отступать.
– Оревуар, брат мусье, – приговаривал Ржевский. – Я вам покажу, как наших девок еть!
– Ля ви! Ля ви! / Жизнь! Жизнь! (фр.)/ – вопили французы, бросая оружие.
– Вот еще «лови»! – отвечал Ржевский. – От нас, небось, не удерешь.
Видя, что дело совсем плохо, генерал Рожнецкий послал на выручку своим уланам остальные полки дивизии.
Платов выдвинул против них из леса своих казаков. Злобно потрясая бородами и пиками, казаки бросились на уланов.
Завязался упорный бой на долгие часы. Пополудни на подмогу Платову подоспел отряд казачьего полковника Кутейникова; стремительно атаковав левый фланг противника, он вызвал смятение в рядах французов. И вскоре, развернув коней, те дали деру.
Ахтырцы вместе с казаками до темноты продолжали преследовать разбитого неприятеля; и поручик Ржевский смог искупаться только поздней ночью.
С криком и хохотом окунувшись в теплую воду, разгоряченные гусары смывали с себя грязь, пот и чужеземную кровь.
– Как славно порубились, братец! – воскликнул Давыдов, плескавшийся рядом с Ржевским. – Еще немного – до самой Франции загнали б супостатов.
– И загоним, Денис, дай срок, – сказал поручик. – А что это ты кричал, когда мы бились? Круши, де, французам «хузары».
– Это любимый клич генерала Милорадовича. Мы ведь с ним большие друзья.
– Я, было, попробовал французам хузары оттяпать, да никак их саблей не зацепишь. Уж лучше сразу головы сечь, и дело с концом.
– Да ты, братец, всё напутал, – зафыркал Давыдов. – Первыми гусарами были мадьяры. А хузары, по – ихнему, это мы с тобой и есть.
– А – а – а…
– Вот и получается, мол, круши, гусары, французов.
– Теперь ясно. – Ржевский окунулся с головой в воду и, вынырнув, добавил: – И всё же, Василич, мы не мадьяры, а, стало быть, никакие не хузары.
– Ну ладно, так тому и быть, – засмеялся Давыдов. – Буду орать по – нашему: руби, гусары, французов, мать их так!
Князь Багратион после победы над генералом Рожнецким в приказе по армии объявил: «Наконец, неприятельские войска с нами встретились, и мы гоним их и бьем. Господам офицерам вселить в солдат, что все войска бонапартовы не иначе как похотливая сволочь со всего света. Мы же – русские!»
Глава 12. Лысый череп
Вторая Западная армия князя Багратиона быстро продвигалась в минском направлении. Но едва передовые части успели переправиться через правый рукав Немана, как Багратион получил известие, что к Минску приближаются войска маршала Даву. В тылу появились неприятельские разъезды. Сзади догоняли войска Жерома Бонапарта, короля Вестфальского.
Армия Багратиона оказалась в кольце, которое быстро сжималось.
Тем временем, будучи в Вильно, Наполеон вызвал к себе маршала Даву.
– Мой брат Жером не оправдывает моих надежд, – раздраженно сказал император. – Невестка как – то жаловалась мне, что он слишком нерасторопен в постели. Оказывается, он таков и в военном искусстве. Я не могу позволить, чтобы две русские армии соединились. Возьмите Багратиона на себя. Это достойный противник вашей доблести.
– Я имел честь убедиться в этом по его действиям в Пруссии, – сказал Даву. – Недаром он был правой рукой Суворова. Генерал Багратион храбр, но горяч.
– Постарайтесь сыграть на этом и навязать ему сражение. Взгляните, маршал, – Наполеон указал на разложенную перед ним карту, и Даву, прищурив глаза, склонился над столом. – Условия вам благоприятствуют. Вы располагаете втрое превосходящими силами. Ваш корпус немедленно занимает Минск. Дороги перекрываются. Наши войска теснят Багратиона с тыла и фланга. Здесь кругом леса и болота. Багратион будет вынужден капитулировать или погибнуть.
– Я могу отвечать лишь за свой корпус, сир. Войска короля Вестфальского…
– Отныне они ваши, – перебил Наполеон. – Я отправлю брата к его супруге. Пусть оттачивает военное мастерство в постельных маневрах… Вам никто не помешает расправиться с Багратионом. Надеюсь, вы довольны?
– Да, мон сир. Я люблю сталкиваться с неприятелем нос к носу.
– Что неудивительно при вашей близорукости, – заметил Бонапарт.
– Пардон, сир? – вскинул голову маршал.
– Это была шутка.
Подобные шутки Даву мог простить только Наполеону.
– Благодарю, мон сир, – поджал губы маршал, – было очень смешно.
– Когда за дело принимаетесь вы, Даву, я не сомневаюсь в успехе! Кстати, а почему вы не носите парик? – неожиданно спросил Наполеон. – Вы же совсем лысый.
Даву важно провел ладонью по голой макушке, и она окрасилась цветами французского флага.[7]7
Цвета французского флага – синий, белый, красный.
[Закрыть]
– Парик еще никого не уберег от пули, сир.
– А женщины? Говорят, они не любят лысых.
– Зато они не равнодушны к маршалам.
– Браво! – хлопнул в ладоши Наполеон. Слова Даву польстили его самолюбию, ведь он и сам уже начинал лысеть. Проводив маршала до дверей, император ласково взял его за ухо: – Смотрите, как бы вам не напекло голову, мой дорогой Даву. Сейчас такое жаркое лето.
– Я хладнокровный человек, сир.
– Воистину нет таких достоинств, коими я не наделил бы своих подданных, – улыбнулся Бонапарт. – И все же не забывайте надевать шляпу. Здесь русская земля, а значит, и русское солнце.
– Мой череп обтянут отборной французской кожей, сир!
– Я горжусь вами, маршал!
– Виват, Франция!
– А я?
– Виват Наполеон!
– Ну вот, другое дело. Спасибо за преданность, друг мой, а теперь ступайте.
Оставшись один, Наполеон подошел к зеркалу. В нем отразился немолодой человек с короткими ногами, пухлым животом и прилизанными волосами.
– Волос все меньше, – задумчиво произнес Бонапарт, приподняв со лба прядь. – Может, отпустить бороду? Но женщины не любят бородатых. Неужели маршал прав, и они любят меня только за мой титул?! А будь я горбатым карликом с длинным носом? Полюбила бы меня тогда Жозефина? А княгиня Валевская? А Мария – Луиза? А девочки мадам Тото?
Угрюмо покачав головой, император отошел от зеркала.
Через несколько дней Даву занял Минск, пролив бальзам на душевные раны Наполеона.
– Багратион у меня в руках! – торжественно объявил французский император приближенным.
Глава 13. Лед и пламень
Вопреки надеждам французского узурпатора, Багратион, искусно маневрируя, вывел свою армию из окружения и повернул на юго – восток.
В отсутствии больших сражений князь изливал свой неистовый темперамент в переписке с Барклаем, настаивая на генеральном сражении.
Визиты багратионовских курьеров стали в 1‑й Западной армии столь обычным делом, что Барклай де Толли, заметив в подзорную трубу всадника, несущегося во весь опор к его ставке, флегматично бурчал себе под нос:
– А вот еще один по мою душу. Не жаль Петру Ивановичу казенной бумаги.
Перевес Наполеона в вооруженной силе был столь внушителен, что военный министр и думать не мог о генеральном сражении. Но, отступая сам, он вынуждал пятиться и Багратиона, армия которого была вдвое меньше первой.
Генерал Багратион с самого начала отступления пребывал в состоянии, близком к помешательству. Само имя командующего 1‑й Западной армии было опасно произносить при нем вслух.
Стоило кому – нибудь сказать «Барклай», как Багратион тотчас хватал провинившегося за грудки и начинал трясти.
– Нэ говоритэ, нэ говоритэ мне о нем! – кричал разъяренный князь. – Я его скоро зарэжу! Трус! Изменщик! Как нэверную жену – зарэжу! Шашлык сдэлаю! Наступать, наступать нэмедленно!!
В таких случаях спасти несчастного могло только одно – требовалось стоять смирно и, преданно глядя в глаза князю, твердить: «Так точно, ваша светлость! Барклай – баран, ваша светлость!»
Однажды, когда Багратион проходил мимо солдатских костров, кто – то невзначай обронил:
– Глядите – ка, братцы, тучи собираются. То ли будет гроза, то ли нет?
Багратиону послышалась ненавистная фамилия. Налетев горным орлом на говорившего, князь надел ему на голову котелок с кашей и, в остервенении стуча по днищу ложкой, закричал:
– Нэ смэть говорить про Толли! Нэ смэть упоминать этого дурака в моей армии! В отставку подам! Застрэлюсь!
Еле его успокоили.
И разразившаяся вскоре гроза, с ее громом и молниями, в сравнении с гневом Багратиона показалась не страшнее праздничного фейерверка в городском саду.
Пылкий князь не находил себе места. Чтобы хоть как – то занять охочие до баталий руки, он строчил письма и рассылал во все стороны курьеров.
Багратион писал своему другу генералу Ермолову, волей судьбы служившему начальником штаба у Барклая: «Стыдно носить мундир, ей – богу… Что за дурак этот ваш Барклай! Сам бежит и мне велит… Пригнали нас на границу, растыкали, как шашки. Стояли, рты разиня, загадили всю границу, завидев Бонапарта, и побежали. Признаюсь, мне все омерзело так, что с ума схожу. Прощай, Христос с Вами, а я зипун /крестьянский кафтан (простонар.)/ надену».
Багратион не раз за время отступления клялся уйти в отставку, надеть зипун и солдатскую сумку, стать простым солдатом. Но, к счастью для русской армии, так и не сдержал ни одного из своих грозных обещаний.





