Текст книги "Путь к жизни (СИ)"

Автор книги: Сергей Уксус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Гельд же, не подозревая, что решается его судьба, медленно шагал в это время метрах в пяти перед стеной щитов. Медленно – не из-за темноты: мёртвые видят не глазами, и потому свет им не нужен. Медленно – потому что идущим сзади приходилось сохранять строй, что в коридорах, постоянно меняющих свою ширину, было не так уж и просто. То и дело кому-нибудь из щитоносцев приходилось либо отставать, либо, наоборот, выдвигаться вперёд, закрывая образовавшуюся брешь. А ещё – усталость, а ещё – почти полное отсутствие у подгорных жителей профессиональных вояк.

После очередной остановки, понадобившейся для заделки бокового прохода, с безразличием ожидающего окончания работ неживого бойца подозвал маг:

– Меня Брух зовут, – представился он, роясь в поясном кошеле. – Брухтарк Грибник. Я гляжу, не в обиду тебе, плохо умеешь ты пока Силу собирать. Совсем, можно сказать, не умеешь. Так что, – на свет появились несколько довольно крупных – с ноготь большого пальца – мутноватых кристаллов, – возьми их. Как тварь выпьешь, что не сможешь ухватить, туда сливай. Это просто. Не мешай тому, что утекает, утекать, только поток подправляй.

Гельд, в протянутую ладонь которого высыпались накопители, остался стоять, как будто ожидая продолжения.

– Понимаешь! – одобрительно хмыкнул маг. – Давай так сделаем: сколько кристаллов зарядишь, половина тебе, половина мне. Ну как?

* * *

Когда Хассрат понял, что им удалось наконец-то достичь долины, сил радоваться у него уже не осталось. У него вообще не осталось сил ни на что. И если б не Ниссрита с Расси, измученные переходом ещё больше, рухнул там, где стоял. Прямо на голые камни, на которых даже мох не сумел закрепиться. Вот только обострившееся до предела чутьё буквально вопило о приближении непогоды, а значит, необходимо было искать укрытие. Иначе те, ради кого он пустился в бегство, а не остался принять бой и умереть, как подобает воину, не выживут.

Хассрат оглянулся и, встретившись взглядом с женой, одними глазами спросил: "Вы как?"Губы женщины едва заметно дрогнули в слабой улыбке: "Продержимся". "Это хорошо, – мелькнула в голове мысль. – Хорошо. Совсем немного надо. Вроде бы из-за склона что-то выглядывает. Совсем рядом…"

Ледяные капли дождя нагнали их у самой башни. Сбив какую-то палку, Хассрат пропустил внутрь своих, ввалился сам, на остатках сил закрыл за собой тяжёлую дверь и тут же упал, заснув раньше, чем его тело коснулось пола.

На следующее утро, с огромным трудом разлепив непослушные веки и по запаху найдя кухню, в которой проснувшаяся раньше жена уже что-то готовила, Хассрат был озадачен простым, казалось бы, вопросом:

– Ты знаешь, где мы?

– На другой стороне хребта, – пожал он плечами, – в долине.

– Нет! – досадливо тряхнула головой женщина, отворачиваясь от плиты. – Ты знаешь, чей это дом?

– Какая разница? Если хозяин появится до нашего ухода, мы заплатим, если не появится, оставим деньги где-нибудь на видном месте…

В глазах Ниссриты мелькнуло извечное женское "Ох уж эти мужчины!". Вернувшись к готовке, она принялась объяснять, сбиваясь едва ли не через слово:

– Я… осмотрела дом… пока… Там, наверху, лаборатория… Расси плох, я… Я взяла кое-что… А внизу…

– Что внизу? – внутри Хассрата медленно поднималась тяжёлая волна тревоги.

– Тюрьма там, Хасси. Понимаешь? Тюрьма. Сейчас пустая, но…

Поискав глазами, куда бы сесть, мужчина подошёл к стене и опустился на широкую крепкую лавку рядом с тряпичным свёртком, из которого доносилось хриплое частое дыхание. В голове было пусто. Долгий тяжёлый путь к спасению закончился ловушкой. Смертельной ловушкой. Надо было бежать. Бежать немедленно. Но…

– Я… – Хассрат сглотнул, – я поклянусь ему в верности. Если этого… – слова давались тяжело. Тяжелее, чем весь долгий путь сюда, в эту долину. – Если этого не хватит, я отдам свою кровь. А если… – он посмотрел на жену: её взгляд был направлен на вход, а в глазах плескался ужас. Медленно, очень медленно воин повернул голову и наконец-то увидел хозяина башни. "Надо было бежать!" – мелькнула в его голове горькая мысль.

* * *

Гельд не знал, что ему делать. С одной стороны, вошедшие в чужой дом без разрешения считались преступниками и их можно было убить. С другой – один из преступников, стоя на коленях и страшно коверкая язык, повторял слова: служба, клятва, кровь… Такая поза говорила о готовность подчиниться. А значит, преступник предлагал свою службу. Но для чего клятва и при чём здесь вообще кровь?! Наконец стоящий на коленях произнёс ещё одно слово: защита. И показал на женщину, на ребёнка и на себя. И Гельд понял: его просят защитить этих троих и хотят заплатить службой. А «клятва»и «кровь»не означали ничего важного. Как и многое другое, что говорят живые. В этом мертвец убедился, побывав у дварфов. Теперь оставалось решить, следует ли соглашаться. К сожалению, создатель, оставляя приказы, не предусмотрел такой ситуации, а значит… Значит… Перебрав имеющиеся у него инструкции, страж остановился на «Охранять башню». А какая разница, будет ли в ней кто-то живой, если этот кто-то служит Гельду? Можно ли считать этого кого-то частью имущества? Ответа не было. Зато имелись целых четыре полных накопителя. А создатель, перед тем как отдать свою жизнь, сказал: «Каждая поглощённая капля сделает тебя сильнее! Помни это!»Решу потом, – подумал мертвец, – когда стану сильнее".

* * *

Когда высохший труп, закутанный в дырявый плащ с выглядывающей через прорехи кольчугой, медленно кивнул, у Ниссриты отлегло от сердца. В тех местах, откуда им пришлось бежать, о нежити ходило много страшных сказок и выдаваемых за правду историй. И не только о низшей, вроде выкопавшегося из могилы покойника. В рассказах о подвигах жрецов Справедливого упоминались и намного более опасные немёртвые твари. Высшие. Сотворённые мерзкими некромантами для уничтожения всего живого. Личи, умертвия, вампиры. Последние, по словам проповедников, были наиболее опасны, так как могли успешно притворяться живыми. То же самое говорили и слухи, доходившие до их захолустья время от времени. Слухи, утверждавшие, что то в одной части королевства, то в другой вдруг ниоткуда возникало очередное чудовище и устраивало резню. А этот… эта…

Пока Нисси гадала, следует считать приютившее их существо мужчиной или женщиной, вернулся куда-то уходивший Хассрат и опять сел на ту же лавку рядом с сыном. Выражение лица у него было задумчиво-озадаченным.

– Что-то не так? – спросила Ниссрита, осторожно снимая с плиты чугунок и заливая кипятком целебные травы в небольшом глиняном горшочке.

– Не так? – переспросил муж, как-то странно хмыкая. – Не так, – повторил он минуту спустя. – Он показал комнаты.

– Комнаты?

– Две комнаты, – подчеркнул воин. – Как я понял, мы можем занять обе.

– А-а-а…

– А потом он повёл меня в подвал…

– Значит, ты дал ему свою кровь… – кровь. Нет надёжнее поводка, чем поводок крови. А в умелых руках он может дотянуться даже до детей. До их сына. До Расси. Ниссрита почувствовала, что у неё слабеют колени, и поспешно села рядом с мужем.

– …и показал кладовые.

– Что?!

Хассрат вздохнул: эти женщины! Они всегда куда-то торопятся!

– Нам разрешено жить в комнатах на втором этаже и брать еду и вещи из кладовых, – медленно объяснил он. – Правда, еды немного, но мы можем попробовать её купить. Для начала. А потом я буду ходить охотиться.

– Удивительно, что еда тут вообще есть! – фыркнула Нисси.

– Ты же сама рассказывала о тюрьме! – укоризненно глянул на неё муж. – Надо же чем-то пленных кормить.

– А почему ты решил, что их кормили? – после пережитых тревог Ниссрите захотелось о чём-нибудь поговорить просто так.

– Потому что хозяин мог заниматься каким-нибудь другим делом.

– А почему ты думаешь, что это – мужчина?

– Потому что он не болтает без остановки! – Хассрат, прекрасно понимавший желание жены выговориться, тем не менее решил, что пора заняться делами. Впрочем, он тут же постарался смягчить излишнюю резкость своих слов: – Нисси, у нас ещё будет время поговорить. Теперь у нас будет достаточно времени.

На следующее утро, выложив из походного мешка скудные пожитки и хорошенько его почистив, Хассрат взял кошелёк, в котором грустно позвякивали несколько серебряных монет, и отправился добывать пропитание. К его бесконечному удивлению, на крыльце обнаружился хозяин, так и не снявший свой драный плащ. "Не спит он, что ли?" – удивился было воин, но тут же едва не хлопнул себя по лбу за недогадливость: не спят мёртвые. Не нужно им это. А ещё Хассрат вспомнил, что теперь уже не свободен, как раньше, и обязан спрашивать разрешение на отлучку.

Ему пришлось повторить одни и те же слова – еда, купить, люди – трижды, прежде чем костлявая рука ткнула в одну из четырёх отходящих от башни тропинок и опять спряталась под плащ. Поблагодарив хозяина лёгким поклоном, воин двинулся в указанном направлении и уже через полчаса подходил к крайним домам поселения, рассматривая их с завистью: в его родной деревне жили намного хуже. Намного. А дойдя до начала улицы, чуть не споткнулся от неожиданности: вдоль невысоких заборов по обе стороны были проложены деревянные мостки на случай дождя. "Справедливый! Да у нас не во всяком городе такое есть!"Впрочем, на лице Хассрата не отразилось ничего, кроме лёгкого удивления.

Вот так, глазея по сторонам и сравнивая увиденное с родными местами, он шагал вперёд, пока не услышал чей-то голос:

– Доброго дня тебе, почтенный! Издалека к нам?

Развернувшись в сторону говорящего и предположив по тону, что его поприветствовали, воин вежливо ответил на своём языке, а затем, вытащив из кошелька серебряную монету, медленно, старательно выговаривая слова, произнёс:

– Еда. Купить.

Высокий – на полторы головы выше даже самого рослого хуманса – широкоплечий мужик с коротко остриженной бородой и почему-то совсем без усов озадаченно поскрёб подбородок и что-то прогудел.

– Не понимать, – на всякий случай сказал Хассрат и повторил: – Еда. Купить.

Великан, подумав немного и почесав в этот раз затылок, подошёл к калитке, открыл её и приглашающе махнул рукой – заходи. Затем ткнул пальцем в стоящую в стороне скамью и, убедившись, что чужак понял его правильно, скрылся в какой-то пристройке. Минут через пять он вернулся, держа в руках два небольших свёртка и несколько холщовых мешков разной величины. Сгрузив всё на лавку, мужик уселся с другой стороны и принялся показывать принесённое: вяленое мясо и солёное сало в свёртках, муку, два вида крупы и какие-то клубни в мешках.

На клубни Хассрат посмотрел с сомнением: по ту сторону хребта таких не водилось. Однако понявший его затруднения местный, хмыкнув, достал нож, показал, что нужно счищать кожуру, а затем кончиком всё того же ножа быстро нарисовал на утоптанной земле что-то похожее на огонь и кипящий котелок над ним. Кивнув, воин протянул селянину монету и изобразил на лице вопросительное выражение.

Внимательно осмотрев серебряный со всех сторон и даже попробовав на зуб, великан, в свою очередь, показал руками, как сдвигает всю кучу в сторону Хассрата. И весело оскалился, увидев, как оторопел покупатель: тащить всё сразу смог бы разве что сам хозяин дома или кто-то ему подобный. Хассрат уже начал прикидывать, сможет ли перенести всё за два похода, когда продолжающий весело ухмыляться мужик вдруг наклонился вперёд и осторожно хлопнул его по плечу огромной ладонью, затем встал, легко подхватил два самых больших мешка и повернулся в сторону калитки: мол, помогу, мне не трудно.

* * *

Некоторые почему-то считают, что при большом количестве мускулов ум не нужен. Такие, встретив сильного человека, начинают разговаривать с ним как с младенцем, зачастую даже не подозревая, что «младенец»этот намного умнее их самих.

Гримгирд или, как его чаще называли, Грим, обладая огромной силой, унаследованной от относящихся к разным расам (деревенские однажды насчитали целых пять) предков, умел ещё и пользоваться головой. И, что намного важнее, любил. Нет, он не писал философских трактатов, не изрекал мудрых мыслей и не разгадывал хитрых загадок, придуманных для развлечения досужих бездельников. Гриму вполне хватало того, что время от времени подкидывала жизнь. Вот и сегодня, сначала помогая чужаку донести купленную еду, а потом возвращаясь домой, он размышлял об очередной странности бытия.

Весть о том, что башня сменила хозяина и теперь в ней живёт (дойдя до этого слова, Грим хмыкнул) то ли сын старого некроманта, то ли создание, то ли то и другое сразу, облетела долину, когда Гельд-младший ещё бродил по подземным коридорам, избавляя коротышек от последствий излишней жадности (подгорные жители, не будучи такими нелюдимыми, как думали на равнинах, всегда с удовольствием делились с соседями новостями). Как к этому отнестись, предгорцы не знали и с решением не торопились. "Время покажет", – говорили они друг другу. Время покажет. Пока что наследник старого некроманта вёл себя очень даже прилично: не отправился грызть всех подряд, не отказал в помощи (хоть и за плату) и даже – о, странность! – не торговался. Другими словами, в чём-то оказался даже лучше своего предшественника. Но что будет дальше? "Подождём – увидим. А пока…"

А пока получалось, что, во-первых, в долине появился неизвестно откуда взявшийся чужак (пройди он через вход, обязательно попался бы на глаза караульным). Чужак этот каким-то образом сумел договориться с мертвецом, это во-вторых. Наконец, в-третьих, пришелец, по виду явный воин и просто гордый человек, кланялся ходячему покойнику, как своему хозяину. И это последнее не лезло ни в какие ворота.

Привычно почесав заросший подбородок, Грим начал прикидывать, не найдётся ли в округе кого бывалого, кто смог бы опознать монету, однако вот так сразу припомнить не смог. Тогда он задумался над предлогом, который позволил бы не только почаще ходить к башне, но и пообщаться с её новым обитателем. Здесь тоже ничего достаточно уважительного в голову не приходило. Разве что только охота? Уж в чём-чём, а в хищниках недостатка никогда не было. Как и в пастухах, согласных отблагодарить избавителя хорошим куском свежатины и кругом сыра. А ещё шкуры, клыки, когти… Самому-то Гриму они не слишком и нужны – так, капля в море. Сад больше дохода приносит. Намного больше. А вот человеку новому для начала, пока хозяйством не обзаведётся, очень даже не помешают. Будь даже этот новый хоть трижды у кого-то в услужении.

Ещё раз хорошенько подумав, здоровяк внёс в план два уточнения: во-первых, нужно было узнать, где сейчас хищники распоясались сильнее всего, а во-вторых, место должно быть не слишком далеко от дома. Не дальше дня пути неторопливым шагом.

* * *

После ухода мужа Ниссрита напоила ребёнка остывшим отваром и задумалась. Травы, которые она стащила в первый день, почти закончились, а где взять ещё, женщина не знала. Попросить хозяина? Увы, дело было даже не в том, что пришлось бы признаваться в посещении лаборатории. Не хватало слов. Мертвец не понимал их языка, а они, в свою очередь…

Как ни крути, надо было выйти из башни и поискать в окрестностях… А сын?! Оставить его одного? А если проснётся?!

Хассрат был несправедлив, обвиняя жену в излишней суетливости: Нисси думала целую минуту, перед тем как начать действовать. Прежде всего женщина взяла из комнаты одну из больших подушек и аккуратно завернула в сдёрнутое с кровати покрывало. Затем, проверив постиранную вчера запасную одежду Рисси, с сожалением убедилась, что та ещё не высохла, и, отправившись в кладовую, отыскала там кусок чистого небелёного полотна. "Надо бы плащ господину найти, – мелькнула в её голове случайная мысль, – а тот, в котором он сейчас, постирать и зашить". Пообещав себе заняться этим при первой же возможности, Ниссрита сняла с ребёнка успевшие пропитаться за ночь потом тряпки, запеленала его в полотно, и, подхватив свёрток с подушкой, вышла наружу.

Безразличный с виду мертвец сидел спиной к двери, то ли разглядывая что-то на подёрнутых сизой дымкой дальних склонах, то ли размышляя о чём-то своём, и даже не повернул укрытой капюшоном головы на скрип петель. На всякий случай поклонившись – сказки утверждали, что нежить умеет видеть всё вокруг себя – женщина осторожно уложила так и не проснувшегося малыша на подушку и направилась в обход башни, оглядываясь едва ли не на каждом шаге.

Первым, что заметила Ниссрита, завернув за угол, оказались два продолговатых холмика, сложенных из камней, из-под которых ощутимо тянуло тленом. И этот запах был единственным, что выдавало в кучках могилы. Ни больших полированных плит, которые заказывают для усопших родственников богачи, ни шестов с чёрной и белой лентами, что в ходу у людей попроще, ни даже просто палок с такого же цвета нитками, как у нищих или преступников. Тот, кто отправлял этих покойников в последний путь, не пожелал отдавать их души на суд Справедливого. Если у бедолаг вообще остались души: немёртвый колдун вполне мог и…

"Он дал нам приют и защиту!" – мысленно одёрнула себя женщина: думать плохо о благодетелях – идти на поводу Неправедного. Грех. Страшный грех. Что бы ни натворил хозяин башни, не ей его осуждать!

Ещё раз осмотрев захоронения и определив, что они довольно свежие, Нисси вздохнула и двинулась дальше: с этой стороны среди редких кустиков зелени не нашлось ничего, что могло бы помочь. Однако стоило ей, обогнув ещё один угол, оказаться с обратной стороны башни, как губы сами начали шептать благодарственную молитву Справедливому. Десятка полтора вырубленных в камне углублений правильной формы, засыпанных явно принесённой откуда-то землёй и засаженных разнотравьем, не оставляли сомнений, что здесь Ниссрита отыщет всё необходимое.

* * *

Сидя на кухне, Хассрат чинил снаряжение и размышлял над рассказом жены и собственными наблюдениями. Свежие могилы, кольчуга с эмблемой Палача Справедливого – небольшой, в четыре ногтя, пластинкой с выгравированным на ней однолезвийным топором на длинной прямой рукояти – надетая на мертвеца, явное уважение, выказанное тому рослым селянином… Не так-то уж и просто всё было, как думала Нисси! Далеко не так просто! Чтобы местные не понимали, кто есть кто в этой башне?! О предгорцах говорили много всякого, но никто ни разу не назвал их наивными. А значит, его, Хассрата, хозяин – не пугало у входа. И именно хозяин, хотя формально клятву верности не принимал (тяжело вздохнув, мужчина отложил перевязь и занялся мечом). Опять пришлось спорить с женой. Она считала, что без клятвы ни о какой постоянной службе и речи не может быть. Глупая женщина. Очень глупая. Нельзя разбрасываться данным словом. Нельзя забывать об обещаниях. Нельзя! Иначе очень быстро перестанешь быть воином, превратившись в не имеющего ни чести, ни совести грабителя. В жалкое существо, трясущееся за свою бессмысленную жизнь. И как потом смотреть в глаза сыну?

Сын… (мысли Хассрата перескочили на Рисси). Теперь-то уж точно выживет. Жар почти спал. Хотя дыхание ещё хриплое и кашель остался, но это пройдёт. В тепле, с нормальной едой, с травами… И на свободе. Без лордов-владельцев, без жрецов, без сборщиков податей. Захочет – построит дом и станет вести хозяйство. Захочет – отправится странствовать. И никто не потребует от него бесплатно обрабатывать чьё-то поле или отдавать своих детей. И мертвец не потребует. В этом Хассрат был почему-то абсолютно уверен. Почему? А Справедливый его знает!

* * *

К удивлению Грима, в этот раз Гельд на его приветствие отреагировал: повернул голову и слегка кивнул. И даже с первого раза понял, чего от него хотят. Встал, вошёл в башню и спустя пару минут вышел уже с чужаком. Правда, после этого опять уселся на своё место, не обращая внимания на происходящее рядом. Мол, сумеете договориться – хорошо, нет – не моя беда. Но это было его право, и ничего обидного в таком поведении великан не видел. Да и потом, чем может помочь тот, кто не то что языка не знает, но даже говорить вряд ли умеет? Вот-вот. Ничем. К тому же Гримгирд, предвидя возможные проблемы, заранее позаботился об их решении: на большом куске полотна угольком были тщательно нарисованы несколько охотничьих сцен. Оставалось только, ткнув в фигурки людей, показать потом на себя и чужака.

Ещё немного времени ушло, чтобы утрясти вопрос с оружием. Поначалу пришелец, решив, что лук со стрелами и короткое копьё ему дарят, отказывался, и Гриму пришлось снова тыкать в рисунки. Но наконец, ненадолго исчезнув внутри башни, Хассрат появился с заброшенной за спину котомкой и выразительно глянул на здоровяка: мол, готов, отправляемся?

Подхватив связку дротиков (сам великан ни луков, ни арбалетов не признавал. Обходился дротиками и обычными камнями, которые метал с удивительной точностью), Гримгирд указал рукой направление и зашагал не оглядываясь. В том, что чужак не отстанет, он был уверен.

Горные пути к болтливости не располагают: далеко не везде тропа достаточно широка чтобы идти рядом. И шума такие места не любят. Потому до самого привала охотники вряд ли перекинулись десятком слов. Да и то говорил один Грим, время от времени указывая на приметную скалу или дерево и называя прозвища, данные им местными. Хассрат только кивал, запоминая. Повторить он даже не пытался: всё равно с первого раза правильно не получится. Зато на обеденной стоянке, перекусив бутербродами с салом, здоровяк принялся за обучение языку всерьёз: показав на предмет, называл его, просил повторить, поправлял, если у "ученика"получалось плохо, опять просил повторить… Воин не возражал: если уж они с женой и сыном здесь останутся, надо хотя бы с хозяином уметь объясниться без посторонней помощи.

После привала снова был переход, а за ним – снова остановка. Но уже на месте. На том пастбище, которое им предстояло спасти от засилья горных волков.

– Новый выводок, – рассказывал старый орк, морщинистая кожа на лице и руках которого была густо усеяна бурыми пятнами. – Волчица их водит. Сильная. Умная. Хитрая. Как наш прародитель. Я её видел однажды. Издали. Приходила посмотреть, – пастух снял с пояса флягу с козьим молоком и отхлебнул из неё. – Она каждую осень здесь разбойничает. Молодняк натаскивает. Её бы взять!

Сидевшие вокруг костра согласно закивали: было бы неплохо. Было бы. Но это – дело почти несбыточное. И потому шкура матёрого зверя ценится в пять раз дороже шкуры годовалого щенка. Даже летняя.

– Сегодня пойдёте? – прервал задумчивое молчание старик.

– Пойдём, – кивнул Грим. – У нас и так всего две ночи. Что время терять?

– Хорошо, – согласно приопустил веки пастух. Великана он знал давно и потому не стал говорить об отдыхе после дороги. Что же касается чужака, проглядывало в нём что-то, чего не замечали глаза молодых. Что именно, орк ответить затруднился бы, но всё равно был уверен – этот тоже в засаде не заснёт. – Они от Птичьей Лапы пойдут. Мы там, в стороне, козла привяжем. Бодливого, – послышались слабые смешки.

Посидев ещё полчаса, все стали расходиться: кто – в засаду, кто – собирать стадо на ночь. Тщательно выбрав место сначала напарнику, а потом себе, Грим расстелил старое полотнище, сшитое из бараньих шкур, разложил поудобнее дротики и приготовился ждать. Чуть дальше к Птичьей Лапе возился и недовольно взмекивал тот самый бодливый козёл, привязанный длинной верёвкой к вбитому в землю колышку, а за спиной, нахально щурясь серым пятном на снежно-белом лике, с медленной торжественностью взбиралась в зенит Большая Луна. Именно на ней, как утверждали жрецы, находились дворцы богов. Именно оттуда они наблюдали за подвластным миром. Что же касается её сестры, Малой Луны, – вполовину меньшей по величине и значительно менее яркой – она предназначалась для душ, закончивших круговорот смены жизней (по каким признакам это определяется, храмовники не говорили, лишь делали многозначительные лица), а также для тех, кто ожидает очередного перерождения. И размещались покинувшие земное существование вполне обычно: на светлой стороне – праведники, на тёмной – грешники. Так говорили служители богов. Так думали те, кто им верил. И потому нередко можно было услышать: "Чтоб мне на светлую сторону не попасть!" – или: "Чтоб тебя с тёмной стороны не выпускали!"

Сам Гримгирд таких выражений не употреблял. Он верил словам деда – настоящего великана, а не просто большого человека. "В мире есть две главных силы, – объяснял старик уютно устроившемуся у него на коленях внуку, – Огонь и Холод. Это они создали мир. И это из них он состоит. И когда кто-то умирает, он становится частицей Огня или Холода. А что касается хорошего и плохого… Тут, малыш, думать только тебе. Потому что люди изменчивы, и то, что сегодня считают хорошим, завтра будут считать плохим… Понимаешь меня? – маленький Грим тогда, конечно же, кивнул, однако старик не поверил: – Ничего. Поймёшь когда-нибудь. Главное – помни!"

Из воспоминаний здоровяка вырвало возмущённое блеяние: вредная скотина металась на привязи, пытаясь рвануть в бой, но крепкая верёвка не пускала. В той стороне, куда были направлены острые длинные рога, Грим разглядел несколько сгустков тьмы. Подхватив дротик, он резко оттолкнулся левой рукой от земли и метнул его в ближайшую тень. "Попал!" – радостно отметило сознание, и сразу же от лёжки чужака один за другим донеслись два щелчка тетивы. "Быстро что-то, – засомневался здоровяк, поднимая второй дротик и всматриваясь в темноту. – Если промазал, придётся стрелы потом искать". Чуть прищурив глаза, он всматривался в ночь, выискивая очередную цель. Однако, к огромному разочарованию великана, ничего не находил, да и козёл, как-то вдруг перестав беситься, теперь просто громко орал, то ли жалуясь на свою козлиную судьбу, то ли выражая презрение трусливо сбежавшим врагам.

– Хасси! – наконец позвал Грим, поднимаясь на ноги. – Хасси! Идти! Искать!

Через пять минут, глядя на двух убитых напарником волков, великан почесал в затылке:

– И как это у тебя получилось, а?

Хассрат, догадавшийся о смысле вопроса, порадовался незнанию языка. При желании он мог видеть в полной темноте. Не так хорошо и далеко, конечно, как на свету, но на сотню шагов – очень даже сносно. Вот только рассказывать о своих необычных способностях считал преждевременным. В конце концов, именно из-за них им пришлось бежать. Поэтому, даже не пытаясь хоть как-то ответить, воин осторожно вырезал ножом стрелы, затем ухватил обоих добытых зверей за передние лапы и не спеша зашагал в сторону стоянки: на сегодня охота, похоже, была закончена.

Через день, неся три свёрнутых в рулон шкуры и таща за собой двух упитанных баранов (благодарные пастухи хотели ещё и того самого козла всучить, но не получилось), довольные охотники отправились обратно. Волчица явно решила, что трёх потерянных щенков с неё достаточно, и увела выводок. Не забыв, правда, напомнить двуногим, кто именно хозяин в этих горах. Во всяком случае, именно так истолковал Хассрат дружный вой, раздавшийся под конец второй ночи и переполошивший стадо. Перепуганные животные, никогда раньше не слышавшие подобного "концерта"настолько близко, чуть было не понеслись в сторону ближайшей пропасти. Положение спас старик, издавший своей лужёной глоткой нечто неописуемое.

– Крик прародителя, – пояснил орк позже. – Мальчик не станет воином, пока не сможет его повторить, – о том, что это было далеко не единственным испытанием, пастух говорить не стал. Потом как-нибудь. Может быть. Если захочется вспомнить молодость.

* * *

Последние три недели Словоблуд находился в состоянии тихой ярости, постоянно вспоминая и проклиная тот день, когда сделал неправильный выбор. Тогда к нему в камеру вошёл маленький пухлый жрец и тихим, лишённым каких-либо эмоций голосом предложил выбирать между петлёй и служением Справедливому. Словоблуд от радости готов был по потолку бегать. Недоумок.

Прежде всего от него потребовали отдать кровь.

– Вы же понимаете, брат, – ласково улыбаясь, объяснял долгорясый, – что заниматься вы будете очень щекотливыми делами. И Храм должен… Да что там должен?! Просто обязан быть уверенным в сохранении своих секретов!

Затем Словоблуда и два десятка таких же глупцов привели в большую комнату, где на примере какого-то бедолаги показали, чем грозит разглашение тайны или даже просто невыполнение приказа. А потом… За всё время своей разбойничьей вольницы бывший главарь, а ныне служитель – тайный! – Справедливого не пролил столько крови, сколько за последние три года! И всё ради очередного слуха о появлении сотворённой мерзкими некромантами нежити, уничтоженной потом доблестными паладинами в рясах. Хотя нет, не всё. Ещё были те, кому Храм не мог либо опасался предъявить обвинения открыто. Неугодные – ах, какая жалость! – становились жертвами ночных грабителей или работничков с большой дороги. Или сгорали в ни с того, ни с сего запылавших среди ночи домах. Или… Или.

В последний раз им приказали добраться до одной из глухих деревенек в предгорьях, забрать оттуда годовалого мальчишку и целым и невредимым доставить в один из захолустных монастырей. Дело как дело. Что придётся убить родителей, не пожелавших отдать своё дитя жрецам добровольно, никого не беспокоило. Сами виноваты.

Сложности начались, когда отряд добрался до места: сначала их направили совсем в другой конец селения, потом оказалось, что нужная семья успела сбежать… Помянув Неправедного, Словоблуд с минуту раздумывал, не спалить ли пару домов, однако это означало дать беглецам лишнее время, да и угрюмые мужики с вилами и топорами в руках, поглядывающие из-за заборов, вовсе не выглядели такими уж беззащитными. Поэтому, плюнув на землю и пообещав себе на обратном пути обязательно сюда заглянуть, он приказал начать погоню.

Погоня… Как красиво врут про неё в трактирах! Как заливаются пьяные проходимцы, описывая бешеную скачку по холмам и оврагам! Как красочно расписывают попадающихся на пути красавиц, готовых за мимолётный поцелуй показать тайную тропинку, позволяющую нагнать добычу!

Погоня. Да, у них были лошади, вот только беглецы уходили по такому густому лесу, что скотина не столько помогала, сколько задерживала, а посылать кого-то с животными в обход… Куда? Двуногая дичь постоянно петляла, запутывая преследователей, и когда наконец выяснилось, что направляется она к горам…

"Это моё последнее задание, – каким-то шестым чувством понял тогда Словоблуд. – Моё и всех этих ублюдков".

Он не ошибся. Сначала на выходе из леса погиб Нюхач: то ли на что-то наступил, то ли что-то задел, но чуть в стороне вдруг взметнулся гибкий ствол и хлестнул поперёк чётко видимого следа, пробив голову отрядного следопыта коротко обрубленным и заострённым суком. Затем, уже в горах, Потроху вдруг приспичило чихнуть, и небольшой камнепад смёл с тропы и его, и шедшего следом Хромого. Поскользнувшегося при переходе через ручей и сломавшего руку Паука добили сами: возиться с раненым возможности не было, и главарь лично перерезал ему глотку. А на последней стоянке карауливший под самое утро Визгун просто исчез…