Текст книги "Аз победиши или Между землёй и небом - война"

Автор книги: Сергей Стульник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

"А может, не стоило брать девчонку с собой? – подумал уже не первый раз Грэй. – Ей не поздоровится, вдруг...", – и не первый раз ответил себе. На это у него ответ имелся. – "Стоило. Даже с риском для нее, о степени которого она только догадывается. Я должен быть уверен, что при самом худшем раскладе кто-то сможет подскочить к человечку, и у женщины шансов поболее, чем у меня... Прости, миленькая".

Они сидели за малюсеньким круглым столиком. Два стакана дрянного виски и тарелочка с ломтиками жареной картошки, – весь "роскошный" заказ, обретающийся перед ними. Ни "Дом Периньон" сорокалетней выдержки какого-нибудь, ни "Шато Марго", ни "Божоле"... Дым папирос окутывал их сизым колышущимся облачком; возносясь к потолку, дым "верблюжьей любви" смешивался с клубящимся пологом, образованным столбами серой мглы, тянущимися почти от каждого посетителя. Подпольный бар не радовал ни глаз, ни ухо, ни обоняние. Разве что осязание – рука Грэя по-прежнему обнимала подружку. Впрочем, заслуги заведения в этом ни малейшей. Кто ж о тебе позаботится, если не ты сам, подумал Грэй. А где-то, конечно, имеются заведения повеселей, подумал он тут же. Но этот питейный "оазис" – далеко не заоблачного пошиба. Ни тебе живой джаз-банды с каким-нибудь колоритным хохмачом-контрабасистом, с виртуозом-саксофонистом, рождающим своим инструментом такие звуки, от которых душа либо плачет, либо поет песнь восторга... Ни тебе пляшущих полуголых девчонок на крохотной эстраде, ни официанток в чулках со стрелками, коротеньких юбчонках и расшитых блестками бюстгальтерах, ни тебе застольных подружек, скрашивающих мерзость бытия, возникая словно из атмосферы зала и шлепаясь на колени либо на стул рядышком, с обворожительными улыбками демонстрируя прелести, формам и размерам которых позавидуют и голливудские королевы длинных ног, тонких талий и пышных бюстов. (И все это создает особую, щекочущюю нервы атмосферу – ведь ВСЕ ЭТО запрещено Законом!..). Безобразие. В этом кабаке – никакой заботы о полноценном отдыхе клиентов. Тошниловка. Тьфу. Лишь дым папирос, сигар, трубок, алкогольные пары и алкогольные перекошенные рожи, потасканные шлюхи, трясущие телесами на пятачке для танцев, смрад, смрад, смрад... Нора, в которую сползаются бедолаги нажраться запретного пойла и попытаться хоть на мгновение забыть, что жизнь – сплошные крысиные бега. Помойка. Мрак. Бак для мусора, а мусор – души... И в норе этой поджидают их самки, опущенные еще ниже, на самое дно бака...

И только патефон в углу, отделенный от содома и гоморры пятачком для танцев, совершенно свободным в этот миг, мечет лучик света в темное царство колышущихся в дыму и вони теней.

Очаг света и бессмертия в разлагающемся, задыхающемся в собственном несовершенстве ночном царстве смерти...

Сэра послала воздушные поцелуи нескольким знакомым, стоило Грэю с ней под ручку возникнуть в чаду замогильной забегаловки. (Так и хочется седьмую букву заменить на "д"! – подумал Грэй.) Любовнички, тут же отвлекся он от филологических изысков. Муженьки на час, на ночь. Клиенты, мать их... Ну, естественно, наивно полагать, что прогуливаясь с проституткой в злачное местечко, хоть одного ее бывшего партнера да не встретишь. "А ты сам кто, супермен хренов? – спросил себя. – Разве ты намного от них отдалился?..".

– Когда эти два мужика кончат трепаться, – начал Грэй инструктаж, ты...

– А я этого знаю, – вдруг перебила девица.

– Которого? – оторопел Грэй.

– Лысого. – Сказала проститутка. – Боров еще тот. Пыхтел, пыхтел, тужился, пыжился, всю меня слюной обмочил, да ни черта он в койке не стоит, как ни старался. Пару раз кончил, и скис. И сосиска у него маленькая... И то второй раз целый час пришлось обрабатывать, пока испустил струйку. Правда, щедро заплатил, это да. По виду и не скажешь, что у него много капусты, а видать, много... Погоди, как же его... странное такое имя, иноземное... Потому и запомнилось... Ага. Эуграфф его зовут.

– Евграф? – спросил Грэй. – И многих ты в подробностях помнишь?

– Нет, что ты... – отмахнулась проститутка, – разве ж их всех упомнишь...

– Ну-ну... – выдавил Грэй и глотнул самогонки. Поперхнулся. Едва отдышался. Ну и дерьмо же пить приходится... Расстроенно подумал о том, что: и никакого молока за вредность, вот обидно. Спасибо, хоть она не сказала "ВАС всех", утешился. – ...ладно, слушай сюда, крошка. Подкатишься к одноглазому, заведешь разговор. Будет гнать, не уходи ни в коем случае. Цепляйся, как вошь за волосы.

– Будь уверен, – девица хихикнула, – от меня не уйдет, ха.

– Не сомневаюсь. Иди с ним. Якобы потрахаться. Главное, не давай ему нырнуть в переулок и кануть. Заведешь его в дансинг на Шестьдесят Шестой, угол Третьей Авеню, знаешь?..

– Знаю. А ты?

– А я буду по соседству. – Грэй положил руку на бедро нечаянной подружки и легонько сжал упругую округлость. – Я буду со стороны присматривать, чтобы никто лишний не увязался. Надеюсь, ты со своей задачей справишься.

– Ты его что, обчистить собрался?..

– В определенном смысле, – серьезно сказал Грэй.

Проститутка дернула плечиком. – На вид не скажешь, что у него много капусты водится, – она скептически скривилась, – хотя, если он в компании с тем лысым... А если у тебя в заднице зуд, красавчик, вон того, – она показала пальчиком на какого-то изрядно осоловевшего типчика, – пощекочи. У этого точно капусты навалом, я знаю, он мальчиками торгует, малыми, бизнес прибыльный.

– Не показывай пальцем... Понимаешь, капуста у одноглазого вот здесь, – Грэй постучал себя по лбу, – и поценнее будет, чем вся бумажная капуста мира. Для меня, во всяком случае... Идем потанцуем, что ли, – внезапно, без всякой связи со своими предыдущими словами, добавил Грэй.

– Охоты никакой нет, – состроила недовольную гримаску проститутка, ты что, не мог завалиться в дыру повеселей? Как ласки в койке, так девкам, а как работа, так мне... Давай лучше пойдем трахнемся, а? Я сделаю все, что ты попросишь...

– Не мог. – Отрезал Грэй. – А что мне нужно от тебя, я уже сказал. Повторить? Мне нужен одноглазый, ты что, не усекла? Может, потанцуем все же, встряхнешься?

– Ну хорошо. Давай. Я и вправду сомлела что-то... с тобой рядом немудрено. – Сэра выскользнула из-за столика первой, и Грэй повел партнершу, закружил в медленном фокстроте. – А я поняла, кто он... – вдруг сказала Сэра. – Кто? – спросил Грэй. – Одноглазый твой, – проститутка оживилась, видимо, обрадовалась своей догадке. – Мне с ним не довелось, но кое-кто из девок рассказывал о нем. Такого типа трудно забыть... Он часто ходил потрахаться. В койке хорош, судя по рассказам девок, но капусты у него негусто. Может, передумаешь его шмонать?.. – Тебе что, его жалко? живо поинтересовался Грэй. – Да нет... – задумчиво ответила Сэра. – А с чего заступаешься? – спросил Грэй. – Хрен его знает. А может, и правда жалко... Совсем он не похож на козла. – Ответила проститутка. – Извини, но мы будем делать, как я сказал. Повторить, как? – Грэй был неумолим. – Я помню. – Вздохнула партнерша.

И они замолчали, продолжая кружиться в танце.

– Ты хорошо танцуешь, – похвалила некоторое время спустя она партнера. – Редко встретишь мужчину, который умеет танцевать.

– А ты знаешь толк в танцах? – спросил он.

– Знаю... немного. Я же не всю жизнь в койке провалялась. Несколько лет назад училась, хотела стать танцовщицей... у Дягилева танцевать... ну их, не приняли меня. Сказали, что классический балет так же далек от моих танцев, как камчатка от Санкт-Петербурга. А мужикам нравится, я знаю... Слушай, Большой Грэй, ты случайно не знаешь, что такое камчатка и где находится?

– Случайно знаю, – улыбнулся Грэй. – Это земля такая, полуостров. От Питера он в самом деле не близко. Примерно как Аляска отсюда, даже дальше. Точнее, гораздо дальше. Отсюда до Камчатки и то поближе будет... И ты нигде не танцевала больше? – при этом он подумал: "Вот тебе и недостающие танцы. Все как в индийском кино. Надо же, какая правда жизни, блин...".

– Ну почему... В заведениях разных, даже в одном приличном ресторане пару недель продержалась. Но, понимаешь, танцовщицам еще хуже, чем проституткам. Деньги получаешь только за танцы, если вообще получаешь, а обслуживать приходится... А-а, ну их всех, засранцев. Пошла я к Папе Китчу, и не жалею. Хоть какая-то свобода появилась.

– Ушастик не обижает? – спросил Грэй.

– Кто?..

– Китч, Китч, я хотел сказать, – поправился он.

– Да знаешь, не очень. У Шеддока девочки хуже живут, жаловались по-страшному. А в другой город уезжать...

– Конечно, – кивнул Грэй, – человек должен жить и работать там, где на свет бел появился. Со временем это начинаешь понимать куда как ясно. Бывает поздновато, и назад не вернуться, но главное – понять... А в дом идти не хочешь?

– Не-а, – ответила Сэра, – в домах еще хуже, чем в своих комнатушках или на улице. В домах совсем мрачно. Лучше уж сгнить на улицах, чем в дома угодить. Это я тебе говорю, я знаю. С меня двух месяцев хватило. В домах все мадам, бывшие девки, но почему-то злобные как старые девы, в жизни не сосавшие. Аж странно. Спасибо Папе, выкупил. Не в жены же идти к забулдыге какому-нибудь фабричному...

– Прямо дар божий этот ваш Папа, – проворчал Грэй, – благородный аж гэть...

– Что ты сказал?..

– Ничего существенного. Ты не поймешь, это не по-американски.

– Да... Разве ж в жизни бывает так, как хочешь...

– Значит, у Папы лучше всего...

– Ага. Это потому, что он женатый. И примерный семьянин. Аж странно.

– Неужели? Странно что семьянин или что примерный?

– Вообще все. В молодости, я слышала, он ни одной юбки не пропускал, был у него кореш тогда, вместе дело начинали... забыла, как его... а потом, с тех пор, как Китч все дело забрал и женился, жене не изменяет.

– Святой. – Высказался Грэй.

– Какое там... но человек неплохой. Ты разве не знал? Ты вообще его давно знаешь?

– Нет. – Отрезал Грэй. – Недавно.

– А-а, ну тогда понятно... А ты в самом деле классно ведешь. Никогда профессионально не танцевал?

– Никогда, – ответил партнер. – С моим-то ростом?.. Я вообще мало в жизни танцевал, знаешь. Все некогда как-то было, не до танцев, не до того... – в этот миг пластинка закончилась, и шипение иглы, скребущейся о гладкий внутренний круг, прервало танец. – ...погоди, я сменю пластинку... – Он слегка сжал предплечья девушки своими большими ладонями и вдруг быстро поцеловал партнершу в висок. – Спасибо тебе, милая. – Сказал.

– За что? – удивилась она, вскидывая лицо.

– За танец, – ответил он. – За то, что ты есть. – Глаза у него грустные-грустные, отметила Сэра, что это с ним?.. – Когда-то я мечтал о таких вот мгновеньях, и ради них тоже искал ключ, отпирающий дверь в стене... Знаешь, а я могу тебе немножко помочь. – Он отпустил ее и отошел к патефону. Поставил новую пластинку и вернулся к партнерше. Зазвучал блюз, и партнеры, вновь прижавшись друг к дружке, закачались в танце. ...запомни адрес, – он назвал адрес, – а сегодня ночью постарайся выспаться, завтра утром пойдешь. Спросишь Бена Гордона. Передашь от меня привет, и скажешь Бенни, что я просил принять тебя в школу. Если хоть искорка таланта в тебе теплится, Бен ее учует и разожжет. Тебе все понятно? Завтра – с утра.

– Это у тебя шутки такие?! – зло спросила проститутка, останавливаясь и возмущенно отпихивая Грэя. Вырвавшись из его рук, бросила: – Заложил за галстук и давай шутки шутить? А я-то подумала было, что ты мировой мужик...

– Эгей, девка, – какой-то солидно похорошевший плюгавый толстячок шатнулся от ближайшего столика к Сэре, нагло разрывая кокон уединения, созданный музыкой для двоих, – пошли со мной, я заплачу больше... не обижу...

Грэй скривился, будто кусок гнилого яблока проглотил. Отодвинул взмахом руки девушку, переместил ее за свою спину, и уставился на крутого покупателя суровым взглядом.

– Слушай, ты, – сказал с ненавистью в голосе, – старый козел с Намыва, выпердок потенциальный. Считаю до одного. Упади и заткни пасть. Вали на свою Красных Маевщиков. Услышу от тебя еще хоть слово, убью, понял? Раз!

– Га-га-га! – заржал плюгавый ухарь. – Ты кому грозишь, туша? С тобой даже шлюха, подстилка дешевая, танцевать не хочет, а ты...

Больше тяжело нагрузившийся крутой мэн не успел произнести ни единого словечка. Грэй сделал всего лишь один шаг вперед, вскинул руку, и Сэра с ужасом увидела, как физиономия толстячка превратилась в кровавое месиво. В этот же миг на другом конце зала истерически завизжала женщина... Грэй молниеносно обернулся. Одноглазый, облепленный людьми, отчаянно размахивал кувалдами кулаков. Тут заорал толстяк, хватаясь растопыренными пальцами за расквашенную морду. – Ну вот так, потанцуй здесь с симпатичной девчоночкой, – сказал Грэй. Посмотрел на свой окровавленный кулак и принялся брезгливо оттирать багровую липкую влагу выхваченным из кармашка платком, – не рассчитал малость, – тихо сказал он, – ну да черт с ним...

Швырнул испятнанный кусок полотна на пол и схватил проститутку в охапку. – Уходим, малышка... – выдавил, и пошел на таран, рассекая толпу повскакивавших со своих мест клиентов заведения. Ошарашенная девица не сопротивлялась.

На улице Большой Грэй аккуратно поставил Сэру на ножки, оправил ей задравшееся платье, выпрямил съехавшую на ушко шляпку, взял за ручку, как маленькую девочку, и быстро оттащил прочь, футов на пятьдесят. – План меняется. Стой здесь, – сказал. – Никуда не исчезай, о'кей? И запомни. Я дал тебе адрес человека, который может тебе помочь. Это все, что я могу для тебя сделать. Можешь не ходить, твое право. А шутки шутить, знаешь, у меня как-то настроения нет. Какие уж тут шутки, сплошной мордобой... Я и так совершаю должностное преступление, болтая тут с тобой. Пойду-как пособлю соотечественнику. Потом твоя очередь, будешь... его утешать.

– Черт с тобой, – Сэра нервно рассмеялась. Ей было явно не по себе. Как скажешь. С тобой не соскучишься, Большой Грэй. Веселый ты парень.

– Ты не первая женщина в этом мире, которая мне это сообщила, малышка. Но все равно, польщен. Жаль, нету времени во всей красе своей веселости предстать. Се ля ви, как говорят не менее веселые парни, чем я. – Грэй поднес ладонь к лицу девушки и погладил двумя пальцами ее носик. И что ж вы со мной делаете, девчонки... Не бойся ничего, милая. По крайней мере, пока я поблизости кручусь... Жди, я скоро. Привет, Витек... я счас...

...драли глотки битых два часа. Политбой, разыгравшийся на заднем сиденье форда, окончился полной победой невесть с какого потолка свалившегося на Вика давнего знакомца, которого паренек по имени Вилли звал почему-то Торопыгой, смуглая, похожая на испанку, но каштанововолосая, девка звала Биг Грэй, и которого Вик помнил как Бородача. Набив морды целой толпе болванов в кабаке, едва унесли ноги от нагрянувших фараонов. Неожиданно возникшего из звенящей мглы, дыма и чада, летающих кулаков и диких воплей старого кореша Вик воспринял как очередное доказательство, подкрепляющее тезис: "От судьбы не уйдешь, как ни тщись". Мысли о необходимости соблюдения конспирации и старательного избежания (по ее законам) встреч с людьми, знавшими тебя в прошлом, в драке как-то не возникают. Евграфушку утащили черти по неизвестному курсу... Опосля яростного спора, бурлившего два часа внутри форда, Вик не стремился отправляться на розыски.

...покинув совершенно растерянного Маузера осмысливать полученную информацию, Грэй вылез наружу и трясущимися руками добыл из пачки последнюю "беломорину". Два часа назад эту пачку он распочал. Их у него теперь, к сожалению, оставалось всего три...

Как бы ты ни устал, останавливаться нельзя. Усталость – не оправдание. И простаивающий мощный паровоз – менее могуч, чем крохотная дрезина, без остановки бегущая по рельсам. Паровоз, у которого остыла топка – не сила, а всего лишь демонстрация силы... Пока не сдох, шевели конечностями, короче говоря.

Сэра поднесла ему зажженную спичку и сочувственно спросила: – Этот одноглазый тебе так нужен? На тебе ж лица нет, перекури, хороший мой.

– Ох, нужен, – вздохнул Большой Грэй и на подламывающихся ногах побрел в обход машины. Дотащился к бамперу и опустил на него задницу. Форд стоял на обочине дороги, ведущей из Ньюарка в Патерсон, милях в пяти от ближайшего жилого дома. Глухомань еще та. – Непреклонный он парень, доложу я тебе, крошка. Покамест его переубедил собственную любимую женщину не приканчивать, семь потов с меня сошло, сама видишь.

– Бе-едненький, – пожалела его проститутка, подошла вплотную, прижала голову Большого Грэя к своей груди и ласково погладила по всклокоченным волосам, – и чего надрываешься, спрашивается, за каким чертом, не пойму. Теперь мне тебя жалко, а его ни капельки. Если любишь, на кой убивать? Если допекла, брось и дело с концом. Все мужики так делают. Значит, не любил... Но убивать на хрен?

– Торопыга! – вклинился в разговор бесшумно подошедший Вилли; последние полчаса он бродил по диковинным окрестностям, подальше от кара, нутро которого превратилось в душегубку, наполненную дымом папирос Торопыги и самокруток одноглазого; недоумевающий Вилли, не выдержавший накала страстей, заморившийся таращиться на двоих сумасшедших типов, орущих друг на друга дурными голосами на неизвестном языке... – С этим уродом надо поладить, я верно осознал?.. Однако бешеный он какой-то! И ты... заразился, что ли, от него? У вас что, не все дома, кто-то погулять ушел?

– Именно, – изнуренным голосом сказал Грэй, прижимаясь левой стороной головы к теплой, женщиной пахнущей, холмистой упругости, и с наслаждением ощущая, как быстрые легкие пальчики Сэры блуждают в волосах, как острые ноготки почесывают кожу, как душа наполняется сладкой щемью, а двухчасовое, пиковое даже для него, напряжение постепенно, по микрону, по крупичке, тает, снижается, уменьшается, уходит в нежные пальчики пахнущей табаком, дымом сгоревших папирос, дешевыми духами, грязным своим ремеслом, и полумертвой в душе мечтой, проститутки... – Именно так, Вилли, повторил Грэй. – И у него, и у меня – тоже. Два сапога пара. Мы, славяне восточные, такие, на политике сдвинутые. – Грэй замолчал и затянулся, вваливая щеки, изо всех сил диафрагмы. Долго не выпускал сизое облачко, потом наконец изверг ноздрями две толстенные струи, окутавшие его собственную голову и половину туловища Сэры живым движущимся облачком...

– А ты славянин?! – проморгавшись, поинтересовалась Сэра. – Вот бы не подумала. Я была уверена, ты чистокровный ирландец. Среди них часто встречаются такие здоровенные красавчики...

– Душа моя – славянская, загадочная, – прошептал Грэй, отбрасывая папиросу и шарящим движением ладони проводя по бедру, талии и боку женщины. В конечном итоге ладонь его замерла посередине спины Сэры. – А тело... ну его, этот скафандр.

– Чего-чего? – сощурился Вилли. – А ну повтори?

– Пошел ты... – вяло заслал Неудачника Грэй. – Еще один, блин, судия истории нашелся. С меня вон того, в машине, анархиста клятого, хватает. Идеология-то до чего наивная у них, зато верит, ч-черт, до полной потери пульса... Не бренчи нервами, мужик. Мне еще старого товарища Вика в туман грядущего переправлять контрабандой, а устал я, что твоя ездовая собака, одолевшая южное побережье Северного Ледовитого из конца в конец.

Сэра внимательно выслушала слова Грэя. Немного ниже передвинула его голову и вдруг спросила: – Слушай, дорогуша, давно тебя спросить хотела... Намыув – это где? Там что, все такие козлы, как тот, на котором ты мне не позволил заработать? Почему он именно с этого самого, как его... Намыув, язык сломать можно, а? Не пойму... И что за Ред Мэйер? Или как там...

– Боже Мой, – вздохнул Грэй, – неисповедимы пути женских мыслительных процессов... Не перестану изумляться. Вспомнила, надо же. Вопросики у тебя, крошка... Попробуй в двух словах перескажи несколько десятков лет истории... Намыу-ув – это далеко, Сэра. И никакого отношения к этому козлу не имеет. Просто свободный ассоциативный ряд... – Грэй замолчал. Капитально так, бесповоротно. Повернул голову лицом к груди проститутки и уткнулся анфас. Сэра терпеливо подождала, потом пожала плечиками и за волосы оттащила мужскую голову от своих прелестей. – Эй, Большой Грэй! Ты, я вижу, совсем обалдел, – сказала, – на ходу спишь.

– Твоя правда, – вяло кивнул Грэй. Медленно поднял к глазам правую руку. – А еще три часа до полуночи... Устал я, люди, ох, устал...

– Аналогично, – сообщил Вилли, все это время просидевший поодаль на корточках, – знаешь, Торопыга, легче неделю в тылу у нонок прошастать, чем с тобой одни сутки бок о бок. Давишь ты на мозги, как танковые гусеницы на асфальт. Хотя, по совести говоря, странные места, в которые ты меня затащил, пикировщик хренов, мне покуда нравятся. Я тут полазил, всяческие цветы и деревья посмотрел, жуть какие разные... И бабы тут, блин... Вилли осекся и обреченно махнул рукой. Этим жестом он сказал больше, чем, мог бы, пятичасовой речью объяснять и растолковывать.

– Во! – сказал Грэй. – А то ли еще будет. Видишь, браток Вилли, как мне тяжко приходится. Ты всего одни сутки со мной, и то практически ничего не делал, на подхвате был. А для меня подобных бесконечных, под завязку набитых раздумьями, вопросами без ответов, душевной и головной болью, встречами и разлуками, растянутых как глава романа, из которой ни капли воды не отжато, и не будет отжато, зубодробительных суточных циклов минуло умопомрачительное количество... А ведь мимо-то души ничего не проходит... Устал я, Вилли, а теперь если ради каждого избранного мужика придется сигать и орать, как из-за Вика, взбешусь, не иначе.

– Ты и сейчас злой, как стая бешеных собак. Псих еще тот, я говорил. И что будем делать дальше?

– Бешеные в стаю не собьются... и водобоязнью страдают, пока не помрут. Значит, воду точно не будем отжимать. А будем одноглазого перебрасывать. Я ему обещал. Пускай воочию увидает мир, над которым гордо реет черное знамя матери порядка. Истинной свободы, мать ее...

– Это ты о чем? – полюбопытствовал Вилли.

– Это я о том, что уйти за стенку можно, лишь перемещаясь в пространстве, – ответил Грэй. – А бензину у нас – йок. И слава богу моему, что продемонстрировать воплощенную мечту я старому корешу могу, не выходя за стену. Он ведь потом маялся бы как я, выбрасываемый вон полуночами... Запоминай, Вилли. За стену выходить гораздо сложнее, чем по времени прыгать, с этой стороны стены. По моему методу, конечно. Может, другие есть, я их не знаю. А теперь валите подальше, не мешайте сосредотачиваться. Сэра, девочка моя, будь добра, залезай в машину, даю часок, утешь душу славянина. У него, понимаешь, горе неизбывное, блюз звучит, а объятия женских рук и поцелуи женских губ – лучшее лекарство во всех мирах, для горюющего мужчины. И чтоб мы без вас делали, подруги дней суровых...

– Это ты в общем о нас, или в частности о профессионалках? полюбопытствовала Сэра неожиданно, и коротко рассмеялась. – Но ты прав, на хрен. А он меня не растерзает? – повернувшись к форду, она с опаской посмотрела на Вика, остервенело смолящего самокрутку в салоне.

– Надеюсь, нет... Вот тебе за вредность, частность ты моя очаровательная, – он сунул ворох мелких купюр в руки проститутки, остальное получишь у Пэтси... – Грэй запнулся. – ...и... передай ей привет, большой и горячий, от меня. Напомни, что я просил ее не держать зла... Скажи, что в этом мире пистолетов, ножей, страха и ненависти трудно быть вдвоем, нельзя быть вдвоем, потому что кто привязан к кому-нибудь, тот слаб, ему есть за кого бояться, и врагам есть кем его шантажировать... У меня свой путь, я должен быть один, должен. Должен! – он вскочил и быстро зашагал взад-вперед вдоль машины. Остановился. Резко повернулся к Сэре. Взгляд его был в это мгновение _б_е_ш_е_н_ы_м_, и она испуганно отшатнулась. Словно он мог ее ударить... Но он опустил взгляд. Поднял через секунду, и проститутка изумилась – это были глаза совершенно другого человека!.. Ласковые и грустные. С бриллиантиками слезинок в уголках.

Как я трогал тебя! Даже губ моих медью

Трогал так, как трагедией трогают зал.

Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил,

Лишь потом разражалась гроза.

Пил, как птицы. Тянул до потери сознанья.

Звезды долго горлом текут в пищевод,

Соловьи же заводят глаза с содроганьем,

Осушая по капле ночной небосвод...

Он замолчал, резко развернулся и быстро зашагал прочь от форда, по рыжей запыленной траве. Сэра вздрогнула и дернулась было вслед, но Вилли решительно придержал ее, стальным капканом пальцев ухватив за предплечье.

Грэй, не оборачиваясь, громко заговорил: – Через час я вернусь! Настроюсь и вернусь! Вилли, облачись покуда в полное боевое и мой комплект приготовь! Экзотические загулы кончились. Пора закручивать сюжет в штопор! Вот заброшу Вика по обещанному адресу в кратковременную командировку, и начнем, брат! Четвертый член нашего славного, мало подозревающего о своем существовании, братства, заждался, доложу я тебе! Подзадержались мы с тобой в лихом этом году. Сутки – они везде сутки, ни минутой больше, но воспринимаются по-разному человечьей душой, когда тянутся бесконечным генрифордовским конвейером, а когда и мелькают как вспышки лампочек цветомузыкальной установки. Впрочем, не удивительно, брат, мы с тобой познакомились на наши бедные головы с такими фантастически нетипичными девочками... – голос Грэя затихал вдали. Вилли и Сэра успели приметить, что он извлек откуда-то из-под одежды маленькую коробочку и прижал ее к уху. Переглянулись недоуменно. И вдруг Грэй обернулся к ним и закричал: С корабля на бал, друзья мои! Скоро мы с вами попадем с корабля на бал, слышите?! И дай бог мой, чтобы на балу нам не повстречались хулиганы с ножиками на карманах! А тебе, Неудачник, я обещаю меньше слов и больше дела! Надеюсь, ты мне – аналогично!..

Никто не слышал того, что он сказал после этого, потому что он сказал это едва слышно, спазм боли перехватил горло, перекрыл поток подступающих слез... Нет, больше он не заплачет...

– "Пока!", Любимая... Никогда уже не скажу я тебе "Привет!"...

41. WOMAN REVOLUTION... NOW!!!

...мужчины уверены, что женщины не способны на интеллектуальные озарения. Мужчины, как почти всегда и во всем, что касается женщин, ошибаются.

И не только на озарения. Но и на воплощения.

Марина сидела в салоне длинного, как крокодил, лимузина, несущегося в ночь, и просматривала текущую сводку. Дисплеи выдавали обобщенную информацию, но за сухими колонками цифр она видела все, что происходило. Миновало несколько месяцев после окончания подготовки. Тайная война велась полным ходом, и Марина вернулась вниз, в прошлое, чтобы на некоторое время отдохнуть от управления новым миром, уже построенным там, вверху. Власть стала для нее синонимом наслаждения, но от любого кайфа необходим отдых, иначе наступает пресыщение, и ничего более разумного, чем личный контроль за начальным периодом боевых действий, быть не может. К тому же в этом свой кайф – следить, как согласно твоим планам послушные твоей воле нонки исподволь просачиваются в самые мелкие "поры" мира мужчин и подтачивают, подтачивают, подтачивают его изнутри...

На минуту отведя взгляд от экранов мониторов, она посмотрела влево. С краю мерцал телеэкран, по спутниковому TV1000 шла трансляция какого-то боевика. Давно миновали времена убогого прозябания в панельной норе, когда она, приходя из Лабы по вечерам, утыкалась в экран видеодвойки... она стала настоящей видеоманкой, неожиданно для себя. И многому научилась, насмотревшись боевиков. Конечно, она делала поправку на авторский вымысел и все такое прочее, но из некоторых фильмов почерпнула интересные идеи, и кое-что взяла на вооружение. Если велосипед сконструирован до тебя, почему бы не сесть и не поехать, вместо того, чтобы самой изобретать?.. Другое дело, что надо знать, сконструирован ли...

...первой идеей, наполовину позаимствованной из какого-то фильма, было использование мировой компьютерной сети. За железным забором, покамест он еще существовал, сети как таковой не было, и Марине не приходило в голову, что это такое и какие фантастические возможности открываются... Мягкое подпороговое внушение, банковские операции, прицельная корректировка данных... параллельно с работой над усилителем она помаленьку становилась хакером. Думала придумать новое слово, более удачно адаптированное, обозначающее женский вариант, но оставила старое понравилось. Пусть. Сама возможность отменять и разрешать, узаконивать слова приносила ей невыразимое наслаждение, пускай пока и делала она это чисто эмпирически... Потом она решила использовать телевидение. Запрещенные "скрытые" кадры, те самые, которые после того, как их применили в рекламе, вынудили миллионы зрителей броситься покупать рекламируемые напитки... Только делать это надо поступательно, чтобы сразу же не проявился эффект, не насторожил яйцеголовых мужиков... Позднее она решила использовать спутники. Точнее, их использование планировалось с самого начала, однако опосредованно, но однажды ее осенило! Достаточно же вынести модифицированные усилители в космос, и сектор обработки многократно увеличивается. Так, значит, плюсуются гипноизлучатели со спутников... А как их туда тайно переправить?.. Ну конечно же! Астронавтки! В каждом штатовском экипаже хоть одна да есть... для начала хоть одну заполучить и обработать, дальше процесс пойдет, как брякнул этот лысый пятнистый очкарик... Дальше. Компьютерные программы. Всякие гении программистики, все эти Нортоны-Волковы-Гейтсы, конечно же, мужики, они ж самые умные на свете, конечно!.. вот только семьдесят процентов персонала их фирм... именно. А в компьютерные программы при желании такого насовать можно, умеючи... только держись, мальчишечки, я вам покажу небо с вовчинку. И потихоньку начинать воспитывать детей, направлять исподволь в нужном направлении... лучше всего, конечно, вырезать всех, которые с членами, еще в колыбели, но ничего, нехай живут, рабсила понадобится, да и члены их использовать можно по прямому назначению... мужские члены – как дешевые усовершенствованные вибраторы, так и только так, и не иначе... я сказала! И пусть дети еще некоторое время будут жить в мире патриархата, но если они будут листать комиксы, прославляющие подвиги крутых "амазонкистых" девах, смотреть мультики о том же, играть в игры, с определенной направленностью запрограммированные... значит, надо первым делом выявлять всех, хоть на что-нибудь выше среднего уровня способных, обоих полов, обрабатывать и в бой... Вышибать из-под ног у мужиков энергетическую и интеллектуальную базу. Каждый и каждая, что способны хоть что-то путное написать, создать, сотворить, должны работать на нас... Пусть им остаются самые серые, самые твердолобые, самые попсовые. Потом, когда спохватятся, поздно будет. И вот еще... беспощадные чистки в рядах нонок. Если хоть одна сука предаст, без жалости и предупреждений – в расход. Нечего морды баловать. Не с мельницами война, с монстрами свирепыми. Которые сами же себя и пожрут, с нашей помощью... и мы сами станем достойны править, только заплатив настоящую цену...