Текст книги "Аз победиши или Между землёй и небом - война"

Автор книги: Сергей Стульник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

ПРОСТИ, БЕВ... Я никогда не забуду твой ПОЦЕЛУЙ. ПРОЩАЙ.

– Да, так сколько там осталось? – спокойно спросил он Пэтси.

– Две с половиной косых.

"Всего-то пять сотен взяла за все радости жизни, что мы с Вилли из них высосали, за все роскошные яства, что вкусила наша плоть?! – подумал Грэй. – Бог Мой... Дешево же вы себя цените, девочки... Возьми больше, зачем так мало...".

– Зачем так... – начал говорить вслух.

– Много? – настороженно посмотрела Пэтси на Грэя. – Ты считаешь, я взяла много?

"Свинья! – вспыхнули в мозгу Грэя обжигающие ненавистью мысли проститутки. – Подмахивай им тут, выкладывайся, улыбайся, глазки строй, дерьмо глотай, а им бумажек жалко! Говнюк, собачья кровь..."

– Вилли, Сэра, идите на улицу, – внезапно для напарника велел Грэй. Ждите в машине! – тон его был не допускающим возражений. СТАЛЬНЫМ.

Вилли схватил Сэру под локоток и они исчезли вмиг. "Говорит, значит, надо".

"Если бить полезет, – засквозила тревожная тема испуга в разъяренной мысленной композиции слов и образов, клокочущей в мозгу проститутки, молчать надо, не то Папа сгноит на перекрестках, выгонит из меблирашек, клиента лично прислал-то..."

Они стояли друг напротив друга. Девушка враждебно смотрела на клиента, огромного злобного мужика, способного, наверное, убить ее одним ударом, и дрожащей рукой протягивала ему бумажник. А он вдруг... сгорбился, закрыл глаза, обхватил себя за плечи крест-накрест руками, и замычал что-то, будто от боли застонал, аж покачиваться начал, влево-вправо...

"Боже Мой, они всемером за ночь едва сотню зарабатывают, раздираемый взрывом мучительного чувства стыда, подумал Грэй, раскачиваясь и пытаясь сжать себя тисками воли, чтобы не лопнуть, – она бешено обрадовалась, когда я бросил ворох бумажек на стол... она припрятала четыре сотни, целое состояние, у нее ребенок... Их же за десять баков на улицах режут, бывает... А лишняя пятерка за ночь унижений, за вереницу безликих тел, за стада бездушных скотов, за мутные потоки горечи, захлестывающие горло, за адскую боль в животе, за синяки и ссадины, за болезни и преждевременную старость, – почитай, счастье для них... Мы сами превратили их в самок, в игровые автоматы, за что же их винить, о Боже Мой, когда ответная ненависть бумерангом лупит в душу...".

– Прости меня, Пэтси, – прошептал он, – простите нас, зверей бессовестных... – Он медленно опустился на колени, прямо на грязный темный пол коридора, ведущего в клетки, где животные утоляют голод плоти, – если можете... – наклонился, коснулся лбом ободранных носков поношенных туфелек проститутки. Зашептал бессвязно, захлебываясь словами, словно спеша выплеснуть все раньше, чем иссякнут силы говорить, и говорить ТАКОЕ, словно выталкивая из себя насильно, не обращая внимания на смысл, да и разве смысловая стройность важна, когда кричит Душа у человека, когда больно так, что НЕ кричать – значит умереть от этой боли... – ...возьми все, родная, возьми... Ты просто неверно истолковала мой вопрос... Приблизительные формулировки – ложь изреченная, они синоним лжи заведомой... Возьми, и прости, если сможешь. В мире, где секс – самый дешевый товар, лишь человеческая жизнь ценится еще дешевле. В мире, где любовь – синоним проституции, неужели чему-то еще можно удивляться... Моя часть вины в этом бесстыдном скотстве немалая, и нет мне оправдания... Там, где святые превращены в демонов – люди низвергаются в клоаку бездушия... И все стандарты человеческого поведения превосходно укладываются в схему, которая иначе как мужской кабалой, названа быть не может... В таком случае во имя каких идеалов я воюю?.. Традиционная, так называемая, мораль, установленная превосходством более сильного: порождение мужского лицемерия, ханжески твердящего, что женщины якобы лучшая половина человечества, прекрасная половина... Но женщина – приз, женщина – вещь, такая же, как одежда, жилище, деньги, хлеб и вино... как то, что позволяет выжить и пока живешь, не скучать... и женщины проходят по категории развлечений... Дома, где мораль тает, как мороженое летом, дома, за порогом которых она остается, дома, в которых сдираются маски, не случайно зовутся приютами терпимости. Терпимость – великий соединитель, но каждая медаль имеет две стороны, и в царстве буйства плоти терпимость главное извращение, она чудесным образом превращается в величайшее унижение женщины, как существа, низшего, чем человек... Боже Мой, я не хочу вновь стать пленником земной любви... любовь любви рознь... мне необходима как воздух совершенно иная любовь... есть пища для духа, а есть иная – для разума... такой я не хочу... я хочу отыскать такую любовь, что неземною зовется... Это всепоглощающее желание и вытолкнуло меня в ночь, на Дорогу... И мой удел – искать утешение в тех, кого днем не встретишь... Почему? Потому что с некоторыми людьми можно повстречаться лишь ночью... Что это за люди такие?.. Это люди, которые днем не работают, так вот... Зависимость по собственному желанию, быть может, все же нечто иное, нечто большее, чем навязанная средой обитания... – он бормотал, как бредил, бессвязные мысли свои выплескивая словами, и все обнимал, обнимал ноги проститутки, осыпал ее коленки и бедра поцелуями. Ноги женщины, профессией которой была любовь... – Но любовь и деньги – это ведь уже не любовь, это проституция. Весь мир – зиждется на проституции... Но продать-купить возможно лишь тело и разум, душу, если она есть, за деньги не купишь... По крайней мере, ПОКА Я ДУМАЮ ТАК, во мне найдутся силы для продолжения пути... – Женщина молчала, с места не сдвигаясь, как приклеенная. Понимала она, о чем он пытался сказать?.. Едва ли. Но не с ней он уже говорил... говорил, говорил: – ...неземная любовь – промысел не горизонтальный, за нею в небеса возвыситься надо, взмыть вертикально, и фронт борьбы за нее не справа налево простирается, а снизу вверх... отсюда и до Единственной, твоей, Звезды... и пока человек не освободится от собственного несовершенства, победы не будет дано ни за какие заслуги... – шепот его становился все тише, тише, почти неслышно выдохнул он: – И прощения не будет... искупления – тоже... – и замолчал.

Женщина пошевелилась. Вначале она подумала, что этот сумасшедший валяет дурака, своего рода издевательство затеял над ней, но, понемногу убавив уровень "звука" темы испуга, внимательно прислушалась к его словам... "Странный он, – подумала. – За что-то прощенья просит. А я думала, бить будет. Другой бы – побил. Черт с ним, только бы деньги не отобрал..."

– Почему ты мне все это говоришь?.. – дрожащим от страха и непонимания голоском отважилась спросить проститутка.

– А мне больше сказать некому, – неожиданно твердо и внятно ответил он и наконец-то оставил ее колени в покое. Зато схватил руку. Поцеловал горячими сухими губами своими, истыкавшими ее ноги сверху донизу, четко вымолвил: – Что мужчине нужна подруга, женщинам не понять. А тех, кто с этим согласен, не принято в жены брать. – И еще раз попросил: – Прости меня.

– За что, Большой Грэй? Я разве говорила тебе, что ты меня обидел? Все нормально, не переживай...

"Слава богу, Папа Китч не будет в претензии", – с облегчением подумала.

Боже Мой, подумал Грэй. Разве поймет хоть когда-нибудь, хоть одна из н_и_х_, почему у меня из-за них болит душа... Не потому она болит, что я когда-то _и_м_ был совершенно не нужен и отторгаем как инородное тело, несовместимое ни по каким параметрам. Нет. Хотя, с позиций разума рассуждая, за то, что они мне сделали, я должен их косить похлеще пулемета Фредди Квайла. Но что-то не видать ни единого из тех красавчиков, коих они так любят, в их рядах – добровольно. Выпердки не в счет. Они не мужчины, они рабы.

_П_о_ч_е_м_у_ я воюю _з_а_ _н_и_х_ против них же, поймут ли?..

"А ты сам понимаешь?", – спросил он себя.

И ответить, как всегда, не сумел.

Он знал ответ лишь на один-единственный вопрос.

Заменить одну кабалу на другую, такую же, – по большому счету справедливо, но не выход. Даже не аварийный. Ибо на свободу не открывается. Тупик. The End.

Антракт...

– Вилли, – сказал на улице Грэй напарнику негромко, чтобы не услыхали ночные подруги усталых путников, – ты не пугайся, но я, кажется, действительно, потихоньку съезжаю с катушек. Я всегда был не от мира сего, шарики и ролики не в ту сторону вертелись, а в последнее время, замечаю, и вовсе дело швах. Я так устал, что временами мне становится плевать на судьбы этого треклятого мира... Я тебя вот о чем прошу, брат. Если вдруг повстречаемся с нонками, и придется открывать стрельбу из всех видов оружия, ты меня по башке чем-нибудь стукни, чтоб там все на свои места встало и я не забыл нажать на спусковой крючок. О'кей?

– Договорились. Я тебя так тресну, что со всех четырех конечностей палить у меня будешь, будь спок.

"А с пятой – уже", – подумал Грэй. И мысленно расхохотался. "Все-таки это было здорово, эта безумная ночка! Давно у меня таких не бывало... С последнего свидания не бывало, когда приходил к Бев ровно... пятнадцать лет тому назад".

И хотя со времени последней встречи с любимой женщиной для него минуло всего лишь несколько месяцев, у него в душе поселилось ощущение, что пятнадцать лет расстояния, отделившего от нее, – не свойство временной петли, а истинная правда жизни.

А чтобы не расплакаться, он расхохотался вслух. Было от чего. Он вдруг вспомнил кое-что, и поразившись совпадению, не смог сдержать смех. И смех этот очистительный унял его боль. Исповедь, выброс прорвавшегося под давлением душевной боли "пара" покаяния – не очистили. Как ни странно. Попытка обрести индульгенцию, выложив пару косых, провалилась. Грех не деньгами искупают (за утверждение обратного он ужасно не любил католиков!), если его вообще можно искупить, хоть покаянием, хоть бессвязным горячечным мальчишеским философствованием, кто как, по-разному, поймет то, что исторглось из Грэя.

А смех помог. Чувство юмора, наверное, последнее чувство, покидающее человека перед окончательной деградацией. Покамест человек смеется вообще, и в частности, способен смеяться над собой, он – человек. Тем и отличается от прочих существ, в этом Грэй убедился на своей шкуре, пройдя по Дороге долгие годы расстояния.

– Ты чего? – сощурился Вилли, уставившись на хохочущего напарника. "Уже врезать по башке?".

– Не-а, не надо... пока... – сквозь смех сумел выдать Грэй.

– А чего смешного увидал-то? "Если он с моего этого кстюмчика ржет, так точно получит по башке счас..."

– Не-е, – просмеявшись, успокоил озабоченного собственной непристойной внешностью Квайла Грэй. – Это я вспомнил... когда-то, давно очень, еще дома, один тип заявил, что, читая мои опусы, у него создается устойчивое впечатление, что в них я вывожу только два типа персонажей. Я, знаешь, пописывал на досуге всякие...

– Ну?..

– Баранки гну. Дать тебе одну?.. Два типа, значит.

– Ну и чего тут смешного?

– Солдаты и проститутки.

Вилли не на шутку встревожился. Контрразведчик Кью эС все-таки, Е-МОЕ, ОТКУДОВА УЗНАЛ?!.

– Чего-о? Ты что, о нас писал?! А откуда ты знал?! А ну...

– О! – лаконично ответил Грэй.

Вилли испуганно посмотрел на Грэя. Ему, Вилли, смешно почему-то не было.

Грэй снисходительно посмотрел на Вилли. Сжалился.

– Кроме всего прочего, у меня такое устойчивое ощущение, что вообще ВСЕ в этом мире, спокон веков – солдаты и проститутки. Одни добывают пропитание силой, другие им платят за кусок хлеба натурой. Но если это правда, тогда, согласен, уже совсем не смешно.

Отвернулся от солдата Кью эС и поспешил вдогонку проституткам эН Вай. (Кто не андестенд, Q.S. N.Y. Кто и теперь не понял, тому повторять еще раз бесполезно. You Fool No One, впрочем.)

– ...Красавицы, – сказал он проституткам, – вам придется умоститься у Вилли на коленях. Ничего, не растеряетесь по дороге?

– Нет, – сказала Сэра, та самая смуглая шатенка, которая первой дала Грэю покурить ночью. Папироса и сейчас дымилась между ее пальцев. – Так как насчет премиальных, хозяин?

– Пэтси, дашь ей, – попросил Грэй. – Хорошо?

– Да, конечно, – поспешно ответила Пэтси. – Ты в самом деле не хочешь забирать свои деньги? Ты не шутил?

– Нет, я не шутил, – пробормотал Грэй, отворачиваясь. – Не имею привычки, в таких-то ситуациях. А врать отучился. Забери все. Только поделись.

– Торопыга, ты что, очумел?! – изумился Вилли. – Все гринбеки им отдал?

– Заткнись, тип! – прошипел Грэй. – Тебя ублажили, доволен? Сиди себе и не отсвечивай, молчи в тряпочку. Можешь в груди ее мордой зарыться и молчать, – кивнул на Сэру. – Только не доставай меня своими вопросами. Кобель лабораторный...

– Ты чего вызверился?! Сам какой!

– Я природный. И бездомный, бродячий. Меня не культивировали, и в вольеру не сажали, – сказал Грэй загадочные для всех присутствующих слова. Неожиданно Пэтси порывисто схватила его за рукав, приоткрыла губы, хотела что-то сказать, но Грэй, не менее порывисто, вскинул другую руку и прикрыл ей ладонью рот. – Спасибо, – сказал. – Но не стоит. Это я тебя должен благодарить, и с меня причитается... Если успею, подкину еще капусты, увези своего сына отсюда и... сделай человеком, если сумеешь. За лестную оценку спасибо, но я гораздо хуже, чем ты думаешь, я такой же скот... Садись в машину, быстро!..

Прежде чем схватить его за руку, проститутка растерянно подумала: "C меня же теперь причитается... Скажу-ка я ему, что бесплатно все для него сделаю, когда бы ни пришел, пока жива и нестара еще буду..." Хотела поцеловать мужчину, но этот странный, НИ НА КОГО ИЗ СВОИХ СОБРАТЬЕВ НЕ ПОХОЖИЙ самец, исцеловавший ее ноги и лобзавший ее руку, будто она КОРОЛЕВА КАКАЯ, схватил ее и запихнул в авто, на колени к ОТГЫЗКУ ЭТОМУ, ВСЮ НОЧЬ ТЕРЗАВШЕМУ, СКОТУ БЕСПОЩАДНОМУ...

"Вот бы мне такого мужа, – с сожалением подумала она, – хотя, конечно, с деньгами лучше вовсе без мужа обойтись... Но с таким мужем и денег не надо..."

– ...Слукавим-ка мы, Неудачник, – сказал Торопыга, крутя баранку фордика по Седьмой Авеню вниз, на юг. – Смотри, девочки совсем засыпают.

И правда, проститутки, прикорнувшие на коленях у Вилли, загромоздившие его так, что и не видать под телами бравого мужика, клевали носами и не открывали глаз.

– Ночные пташки, – прокомментировал Грэй, – днем спят. – И причалил к обочине. Пестрая толпа текла по тротуару. Людей было не столь много, как в иные, более населенные, времена, однако хватало. Какой-то благообразный дедушка, в котелке и с тросточкой, посмотрел на модель-Т, остановившуюся неподалеку, и сказал: – Эй, парни, вам бы сменить модель! Кто ж возит девочек в наше время на такой развалюхе!

– Во, истину глаголит дед, – обрадовался Грэй. – Не иначе, он телепат. Хоть и психология у него чисто америкосная, с жиру бесятся... Прямо мысли мои читает по-писаному. Сила!

– А где ты возьмешь новую машину?.. – сонно и лениво спросила Сэра.

– Там же, где и эту, – ответил Грэй и вылез наружу. Фордик тут же заметно приподнялся на рессорах. – Слезайте с коротышки, поспите на моем сиденьи покуда, а я ненадолго исчезну. Вилли, ты тоже подремли немного. Угон автотранспорта еще не стал одним из самых распространенных видов преступления, и дорожной полиции ждать не приходится.

– Может, пособить? – спросил Вилли, клевавший носом не хуже, чем девицы, оседлавшие его. Устал, бедняга.

– Сиди уж, последний американский герой. Без тебя обойдусь. Твое время не пришло. Отдыхай.

Некоторые любят крутизну...

...смешавшись с толпой, Грэй быстро удалялся в сторону от авеню. В этих местах он раньше бывал, лет на десять позднее, правда, но гараж, где рассчитывал раздобыть новые колеса, к тому времени уже лет двадцать существовал наверняка.

Решение расколоть на баки (на одном из двух родных языков Грэя это заимствованное из американского слэнга словечко почему-то во множественном числе произносилось с окончанием "с", хотя именно с ним оно и обозначало "бак" во множественном числе на языке оригинала!) и кар одного босса местной мафии появилось спонтанно, выскочило из перепутанных закоулков подсознания. В этом году жулик тот еще не достиг небывалых высот в иерархии, взлет его покамест впереди, но Грэй, встречавшийся с ним через десять лет, подметил, что одна черта характера тогдашнего отца клана крепко окопалась в нем с младых лет. Эту черту Грэй и собирался использовать в своем спонтанном плане, чтобы "срисовать" лютого гангстера.

Дорога научила его принимать быстрые решения и немедленно претворять их в жизнь. Перебродивший виноградный сок превращается в вино. Перестоявший виноградный сок скисает и превращается в уксус. Грэй отлично сознавал, что сок замысла, не воплощенного в реальность в нужное время, в нужном месте, с должным старанием, – не более чем уксус.

Кто-то, быть может, любит употреблять уксус. Грэй предпочитал вино.

"Новое поколение выбирает ПЕПСИ!", – подумал он и чуть не расхохотался. Полустершийся в блокнотах памяти рекламный лозунг показался таким несоразмеримо далеким от этой улицы, по которой ездили фордовские модели-Т и ходили люди в котелках и с тросточками... Что кроме смеха вызвать ничего не сумел. Еще бы. – Где Тони? – спросил он щуплого белобрысого парнишку, первого, кто попался на глаза в гараже, – зови, у меня кой-чего припасено для него. – "И поторопись, – подумал, – не заставляй меня ждать долго, на будущего Чарли-Зубочистку местного масштаба времени тратить много неохота, и без него на плотские забавы и самокопания в душе убил целый полк минут...".

Глянул на правое запястье. Десять часов миновало с момента материализации в этой временной "бусинке".

– Эй, Тони! – позвал парнишка. – Тут к тебе какой-то наглый говнюк приперся! Выставить его вон?

– Ого, – удивился пришелец. – Это я говнюк, да?

– Что там за тип меня ищет? – появился из кулуаров Тони собственной персоной. "То-то он меня будет пристально разглядывать, вспоминать, видел в прошлом либо ему показалось, когда мы через десять лет познакомимся на свадьбе у Дзамекиса", – подумал Грэй. Сказал щуплому крысенку: Повежливее ты разговаривать не умеешь, да, мальчик?.. – продолжая думать: "...и то-то он взглянет на меня шалыми глазками, когда я ненароком оброню, стоя с бокалом рядом с ним и глядя на молодоженов: "На этот раз Васил, по-моему, изменил своему обыкновению, создал семейку не с юной девственницей, а со зрелой цветущей женщиной. Наверное, кто-то всех невинных девушек в Большом Яблоке чести лишил за последние полгода, пока он ходил в супругах у предыдущей и разводился с ней...", и бочком, бочком отошел, ускользнул в толпу приглашенных, как партизан в заросли бамбука... Я ж не знал, что встречался с этим Тони раньше – для него, позже – для меня... С этими временнЫми загогулинами постоянно неразбериха...".

– Могу повежливей, – окрысился щуплый, – Тони, тут говнюшка какой-то пришел, выставить его или ты с ним поимеешь разговор?

– Ха, – ухмыльнулся Тони, ярковыраженный уроженец небезызвестного острова треугольных очертаний, расположенного неподалеку от носка апеннинского сапога, – а ну как этот пришлый громила даст тебе в ухо за вежливое обращение? Вон здоровый какой.

– Дам, – посулил пришлый громила, – непременно. – И подумал: "Слишком много слов, не пора ли наконец заняться делом. Как сказал бы один мой давний знакомец: "И вечно ты распыляешься, туфту гонишь, мужик. Извини меня, как ты сам любишь выражаться, но ты всячески лажаешься на каждом шагу, хотя мог бы вести себя серьезно, я знаю, если бы захотел". Ну что ж, флаг мне в руки." – Не ошибается лишь тот, кто вообще ничего не делает, со значением в голосе заявил он и коротким ударом, почти не размахиваясь, врезал щуплому шибздику в нос. Тот, само собой, вырубился как лампочка, отсоединенная от электросети. – Извини меня, но ты напросился, – добавил визитер и перешагнул тело, со стуком свалившееся на пол гаража. Спросил Тони, брезгливо стирая извлеченным из нагрудного кармашка платочком пятнышко крови на костяшке безымянного пальца: – Босс, тебе не нужна молоденькая аппетитная цыпочка, нецелованная и несбитая? Слыхал, сказывали, именно такой товар тебя интересует.

Подумал при этом отвлеченно и некстати: "А когда-то, блин, я не мог ударить человека. Не говоря уж о том, чтобы ударить в лицо. За это "не могу" постоянно и получал. От тех, кому ударить человека проще простого. От тех, в ком самки видят достойных зачинателей своего потомства и защитников оного, в свете учения хитромудрого Дарвина: "Выживает сильнейший", от тех, кому не нужно (да и не дано им) сублимировать, и посему – не нужен разум и не нужна душа... От тех, имя которым – Легион. То-то развелось выпердков – как тараканов. Зато когда научился, в награду заполучил роскошный боевой комплект, в том числе и скафандр. С чем себя и поздравляю."

– Ты кто такой? – подозрительно спросил Тони, вместо ответа хватаясь за рукоять "38-го калибра", торчащую из-за пояса. – Рожа мне твоя что-то незнакомая. Ты на кого работаешь?..

– Не сердись, хозяин, – примирительно сказал пришлый громила, складывая свой щегольский платочек и аккуратно засовывая его домой, в кармашек, – ты ж сам видел и слышал, твой парень напросился. Тебе нужен товар или как?

– А ну пойдем, – сказал Тони, не отпуская рукояти револьвера. Потолкуем.

Они вошли в отгороженное от основного помещения гаража "кулуарное" пространство, и пришелец обнаружил за стенкой еще полдюжины уголовных физиономий ярковыраженной островной наружности. Все они схватились за рукояти кое-каких обязательных для своей профессии "частей тела", и принялись поедать непрошенного громилу зверскими взглядами. – Садись, велел Тони. Пришлый назидательным тоном ответствовал: – Не садись, а присаживайся, Тони, надо говорить. Сесть всегда успею. Ты понял?

– Ну присаживайся... – буркнул Тони. – Дай ему место, Джекки, брось карты. Пусть посидит, а я с ним потреплюсь за жизнь.

– Что за нее трепаться, – сказал пришлый, – она и сама трепло еще то. – Подумал: "В этих краях старую примочку "ты понял?" не ведают, и "на понял" не ведутся. Дикий народ, америкосы, никакой зэковской культуры, и феня скудная. Известное дело, у них половина народа через ГУЛаг не пройдет...". – Товар превосходный, оближешь пальчики, – заверил он Тони, потенциального покупателя, – четырнадцать лет, сиськи уже – во! – он сложил вместе два кулака, размер получился впечатляющий внушительностью, талия тоню-усенькая, личико как у ангелочка со статуи, кожа гла-аденькая, чистенькая, – воркующим тоном продолжал он рекламную кампанию, и, просканировав мысли Тони, обнаружил, что азарт разжечь сумел вмиг. В этом он и не сомневался, для этого ему даже не надо применять особых благоприобретенных способностей – убеждать словами, интонациями, тембром он умел давно, еще до того как на Дорогу попал, ему не верили, когда он признавался по пьяному делу, что может, говоря по телефону, довести женщину до оргазма, а зря. Это было правдой, прецеденты случались. Надо просто знать, ЧТО, КАК и КАКИМ ГОЛОСОМ говорить. Женщины любят ушами...

Но гангстер, снедаемый опасениями, побаивался довериться незнакомому коммивояжеру. Мужчины предпочитают глазами, с ними труднее в этом плане, им бы показать – и готово...

– Не сомневайся, хозяин, никаких проблем с родственниками. Плати, бери товар, пользуйся как пожелаешь, я после заберу, если живая будет. Похороны за твой счет, в случае чего. И надбавка за специальный сервис.

– Ты откуда такой прыткий? – спросил один из прихлебателей, чрезмерно широкоплечий пожилой тип, с изрытым оспинами лицом. И тут Грэй чуть было не подставил старого дружка. Уже открыл было рот, соблазн а-агромаднейший! но вспыхнула китайская шутиха гневной мысли: "Что я делаю, сволочь!", – и он сказал: – Я на Шеддока работаю. – Шеддок был конкурентом Китча. Вольный охотник, ищу товар, потом ему сбываю. А тут, слышу, Тони-Скорпион не прочь целочек прикупить. Вот я и пришел, – проинформировал он суровых мужиков, не снимающих ладоней с рукоятей.

– Не нравится мне его рожа, – сказал один из прихлебателей, тот самый, широкоплечий, что уже задавал вопрос. Волос на его кубической башке оставалось немного, и создавалось впечатление, что у него модная в среде его коллег более поздних поколений и других стран коротенькая стрижка. Вообще, он походил на типичного "качка", только пенсионного возраста. Этакого ветерана-любера. – Умная шибко.

"С этим дядей могут возникнуть сложности, – подумал пришлый. "Дядина" рожа ему тоже весьма не понравилась. – Подозрительный больно. Ну ничего, на каждую лампочку свой плевок сыщется."

– Ладно, поехали, – решился Тони. Похоть, потрескивая, так и сочилась из него, как электромагнитное излучение из экрана старого цветного телевизора. Грэй остро почувствовал, как животное, безумное вожделение переполнило мысли гангстера, и поспешно выхватил свой мозг из бурлящего, хаотического мельтешения образов насилия, сцен издевательств, вереницы мучений, из ОКРОВАВЛЕННОГО ГИГАНТСКОГО ВЛАГАЛИЩА...

– Три косых, – сказал он Скорпиону, – захвати. Девочка меньше не стоит. И надбавку, если что, полторы косых.

– Че-его? – удивился гангстер. – Три _к_о_с_ы_х_, я не ослышался? Да красная цена за любую девку в мире три _с_о_т_н_и_, и то товар небывалый, за потрясную масть! Ну и пара сотен надбавки еще.

– Ты захвати, – спокойно сказал Грэй, – увидишь туловище, будем толковать о цене. Гарантирую, что когда увидишь, не пожалеешь и больше выложить. Масть шикарнейшая, ты в жизни таких не видал.

– Я таких видал и пробовал, задница, что тебе и не снилось, сукин ты сын!..

Врешь, дядя, подумал Грэй. Уж каких я наяву в Дороге видал, так тебе точно и в самом разнузданном эротическом сне не привидится. Хоть ты и коллекционер. Особенно свежачка. А вот маму мою ты не трожь, выродок...

– Я сказал, – он неторопливо встал, – свое слово. Хочешь, бери капусту, едем.

– Он мне не нравится, – сказал широкоплечий боди-гард, – я ему язык отрежу, Тони, ладно? Сдается мне, любитель сорвать куш на дармовщинку. Не едь с ним.

А он умный! удивился Грэй. Надо же. Потому и дожил до своих лет.

– Погоди, Лэнни. Хочу глянуть на товар... – ВСЕПОГЛОЩАЮЩЕЕ, ЗАЛИТОЕ КРОВЬЮ, ИСТЕРЗАННОЕ ДЕВИЧЬЕ ВЛАГАЛИЩЕ в мыслях Скорпиона ВСПУХЛО ДО ФАНТАСТИЧЕСКИХ РАЗМЕРОВ, вытеснило все прочие соображения, – ...может, этот поставщик падали не врет. А ты со мной поедешь, и подержишь ствол у щеки фраерка. Чтоб не было неожиданностей, всяких дополнительных нежелательных шакалов.

– Что ты, Тони! – сказал "фраерок". – Как ты мог подумать! Я свои дела честно веду!

– Поглядим...

– И такие сладенькие целочки на дороге не валяются. Я знаю, что предложить Тони-Скорпиону! добрый товар, соответственно и цена. Не волнуйся, браток Лэнни, тебя я не убью и хозяина твоего не обижу. У меня и для тебя киска сыщется, подешевле...

– Хамит, говнюк, – проворчал умный бандит. – Какой я те браток, твои братья в прерии труп мула доклевывают. Дай-ка я ему врежу, Тони.

– Успеешь. Едем, скорее. Джекки, притащи-ка мне пять косых, на случай. Ты знаешь где.

"И между прочим, такой тип мужчины бабы обожают, – подумал Грэй, переступая бездыханное тело щуплого крысенка на обратном пути к выходу. Исключая, конечно, патологические крайности вроде этого маньяка. Аж пищат и трусики на бегу роняют, настолько им нравятся этакие хозяева жизни. А потом изумляются, когда с ними обходятся хуже, чем с собаками. Неужели трудно понять, что на любовь способен только тот, кто способен взглянуть на себя со стороны и над собою рассмеяться, осознав собственное несовершенство?..".

...он их не убил. Как обещал. Он их просто оставил, связанных собственными галстуками, загорать футах в трехстах от дороги, ведущей в Бостон. Сарай какой-то отыскал даже, на случай дождя, чтоб не капало, хотя какой в августе тут дождь. А в качестве кляпов он использовал носки Лэнни, и готов был побиться сто к одному, что Тони-Скорпион, когда-нибудь освободившись от пут, боди-гарда, таскающего сто лет не стиранные носки, в живых не оставит. Кстати, спустя десять лет этого громилу в непосредственной близости от Скорпиона Грэй не приметит. Вот, оказывается, по какой причине. А то этот дядя, при его гнусности, непременно припомнил бы Грэя и поднял стрельбу прямо в свадебном зале... Хотя, быть может, по иной. Дядя Лэнни мог приказать жить долго в любой из четырех тысяч дней, прошедших с момента первой, как выяснилось, встречи Грэя с Тони. Окончившейся появлением "дополнительных нежелательных последствий". Одним ударом, как вежливость щуплого белобрысого крысенка, угасить пыл Тони и его верного старого пса Лэнни не удалось, но трех ударов им хватило. Грэй обошелся бы и двумя, но Лэнни, крепкий такой, непреклонный, успел выстрелить, и за непослушание был наказан. Хотел и Тони второй добавить, за маму свою, но не добавил. Это уже было бы садизмом.

– Запомнишь ты этот денек на излете лета двадцать седьмого, – сказал Грэй, разворачивая машину обратно в город. В кармане ощущалась тяжесть пачки банкнот. "Ох, запомнишь, коллекционер свежачка". – Smith-and-Wesson 38 PS Скорпиона и Сolt 45.0 Лэнни Грэй бросил на пол кабины, а сотни три мелких денег, нашаренных в карманах босса и пса его, сунул на карманные расходы себе, вроде как гонорар.

"Хотя за очищение мира от скверны вроде платы не полагается. Всего зла в мире не искоренишь, – подумал при этом, – да и я не мессия какой-нибудь, спасатель наивный и напыженный, тщащийся своей тощей грудью прикрыть все СТАДО целиком. Низкий Тебе поклон, но нам не по пути. Мы сошка помельче, нам на душе тепло и от таких свинских с точки зрения Твоей этики деяний. Нам такой хитрозадый способ быстрого обогащения приятственнее, нежели смирением и праведностью, уставясь в небо, ждать ниспослания манны. Разве что банки грабить... Банкиры похлеще рэкета чудища. А еще какого способа на скорую руку и не соображу. К тому же совместил приятное с полезным... Если грязь не выгребать хотя бы по совочку, то можно утонуть выше макушки, нимбом крытой, не переставая при этом проповедовать о спасении душ. Прости Мою грешную Душу, если Ты есть, но нам с Тобой уже давно не по пути...

Те, кто идут к Тебе, считают себя червями ничтожными, рабами Твоими. А я вышел на Дорогу, чтобы быть свободным. С Твоей точки зрения я обуян гордыней, и грешен, Гос-споди, прости, хотя в Твоем прощении я не нуждаюсь, пропащий я... Любовь – Твое Знамя, Твой Крест, суть Твоя, и Ты несешь его, но ведь и Моя – тоже, и я стараюсь нести Свою ношу, как могу, из всех Своих слабых силенок. Вначале было Слово... Да. Но к сожалению, и потом зачастую ничего, кроме слов, не осталось.

А для меня Любовь, Доброта, Душа – не слова, а _д_е_й_с_т_в_и_е_. И понимай это как знаешь. Как понимаю я, знаю только я. И в соответствии с Моим пониманием поступаю. Много при этом всяких слов думаю, это да, но что уж тут поделаешь, когда-то был воспитан вроде бы в лоне Твоем... Даже добровольно ездил в стольный град, в Лавру, креститься, по полному обряду, и отнюдь не в младенческом возрасте, в полном рассудке и с Верою в Тебя...