Текст книги "Конец здравого смысла (сборник)"
Автор книги: Сергей Заяицкий
Соавторы: Пантелеймон Романов,Анатолий Шишко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
– Доктор калечит, инженер кутит, торговец надувает, но что делает принц Уэльсский? – возмущался Лавузен.
– Принц Уэльсский путешествует, – вздохнул Марч.
– Провались ты с путешествиями! – Лавузен взял трубку телефона.
– Алло! Дайте дворцовое ведомство. Звонят из кабинета принца, перечислите аристократические клубы. Марч, записывай. Да, я слушаю. «Клуб подагриков». «Клуб безусых». «Общество взаимного недоверия». «Жокей-клуб». «Лига родовитых безумцев». «Клуб самоубийц». Благодарю!
– Куда же? – спросил Марч.
– Никуда. Я думаю, что мы с тобой такие же жокеи, как подагрики; безумцы мы уже давно; что же касается общества взаимного недоверия, то вполне достаточно жить в XX веке, чтобы быть членом вселенского клуба. Мне вовсе не интересно бывать там, куда шляется Франция, Германия, Италия, не говоря уже о Румынии. К самоубийцам, думаю, рано.
– Я с ужасом убеждаюсь, что нам вообще некуда идти, – заметил Марч, просто коронованный тупик.
– Погоди, я забыл о филантропических учреждениях! – Лавузен взял со стола книгу. – Вот! «Общество эстетического воспитания девиц от 15 до 17 лет». Председатель лорд Гуль. «Лига удачного замужества». Вот это любопытно: положительно жизнь и здравый смысл опередили мои трюки. Адрес, Марч!
– Уайтхолл, 141.
– Едем!
С равнодушием людей, привыкших ко всему, друзья поместились в своем излюбленном моторе, и оба очнулись в тот момент, когда склоненная голова ливрейного напомнила о прибытии.
Наверху белой лестницы их встретила женщина, видом своим мало отличавшаяся от окружавших ее предметов, приличных и достаточно скучных.
– О, ваше высочество. Какая честь! Они как раз на уроке.
– Кто? – спросил Лавузен, рассматривающий потолок с надписью: «Здесь рождаются гармоничные браки».
– Леди, жаждущие счастья. Прошу убедиться, – и, распахнув двери, директрисса присела в реверансе.
Вошедших встретил школьный гул. С кресел сразу вскочило десятков пять девиц в голубых платьях; даже лысый учитель спустил одну ногу с подножки кафедры, нежно прижимая евангелие к груди.
Директрисса писала вензеля реверансов.
– Продолжайте урок, – Лавузен сел в кресло и, вскинув монокль, застыл в позе героев Жокей-клуба. Марч скромно согнулся в секретарской позе.
– Этюд № 1. Девочки, что нужно для того, чтобы выйти замуж? Мисс Августа, отвечайте.
– Во-первых, надо иметь жениха.
– Прекрасно! Идем дальше, что вы подразумеваете под понятием «жених»?
– Субъекта своего класса, не ниже тысячи фунтов годового дохода, имеющего две основных и две запасных профессии.
Лавузен сохранял строгое выражение. Директрисса наклонилась к нему и прошептала:
– У нас преподает патер Уилькер, сочетающий религию с экономической моралью. Изумительные результаты!
– Сколько времени длится курс? – спросил Лавузен.
– Два года.
– Только теоретически?
– Зимой – да. Летом мы выезжаем на модные курорты, экзаменом у нас служит брак. С каждого освященного церковью союза школа получает пожизненный процент.
– Часто проваливаются на экзаменах? – Марч вынул блокнот.
– О, нет! Неуспевающих одна, много две из пятидесяти. В прошлом году вон та, крайняя, с пепельными волосами, вышла замуж за поэта, но это чисто болезненный случай, когда девушка настолько забывает о своей чести, что бросается на шею субъекту ниже ста фунтов.
– Средний возраст учащихся? – поинтересовался Лавузен.
– От двадцати до сорока восьми… Что вы скажете, ваше высочество? – настаивала леди.
Все трое спускались по лестнице. Служитель распахнул парадное. Шофер открыл дверцу автомобиля. Марч, сняв цилиндр, и леди, распластав юбки, ждали ответа.
– По-моему, вполне культурное начинание, – заметил Лавузен, – деление на классы просто необходимо, чтобы какой-нибудь матрос не женился на дочери пэра.
– Вы шутите, ваше высочество, – присела директрисса.
– Ничуть. Мало ли что может случиться, а, во-вторых, я бы посоветовал ученицам за сорок расширить круг аристократических женихов до первого встречного, с постепенным понижением имущественного ценза, но не ниже пяти шиллингов, иначе это противоречило бы здравому смыслу. До приятного свидания, сударыня.
Когда автомобиль тронулся, Марч тяжело вздохнул.
– Эта пепельная девушка меня поразила; от нее веет средневековым героизмом. Кто был ее муж?
– Поэт, – мрачно бросил Лавузен.
– А разве они существуют?
– Не видал. Говорят. А впрочем это можно проверить.
Мимо скользили омнибусы с переполненными империалами. Пролетевшая витрина вскрикнула плакатом об осенней распродаже у Бааркера. Автомобиль с гербами привлекал внимание; щеголи снимали шляпы. От Трафальгар-сквера автомобиль мчался вниз к Виктория-стрит.
Внезапно, как это часто бывает в Лондоне, сумрак стушевал контуры. Вот завертелось. Никто еще не видит. Огненные шарики фонарей догнали мотор, и город расхохотался миллионами лампочек.
Наконец сияющий угол Виктория-стрит. Марч выскользнул первый.
Громадный дом с вывеской:
!! МАГАЗИН ТЕМ!!
У подъезда толпа нищих осадила криками, шуточками. Между одним кривоглазым и женщиной в лохмотьях вспыхнула ожесточенная перебранка. Оба клялись, что «я первый открыл дверцу вашего автомобиля, сэр».
Лавузен что-то поспешно сунул в две руки и, согнувшись, быстро прошел сквозь писк шарманки, дробь барабана, оглушенный ревом унылого концерта нужды.
Стеклянная дверь уплыла вверх как занавес, и Лавузен очутился в обширной зале. К вошедшим с поклоном приблизился толстяк в смокинге.
– Вам тему?
– Да, пожалуй, – нехотя согласился Лавузен, опуская голову, чтобы его не узнали.
– Любовную, бытовую? – обернулся смокинг.
– Любовную, господин директор.
Толстяк крикнул в рупор:
– № 128 442 – ЛЮБОВЬ…
Десяток клерков заплясали каблуками по винтовой лестнице вдоль стен.
Марч спросил:
– Лавузен, где мы?
– А вот увидишь.
Зал гудел. Под тропическими деревьями, на кушетках, в античных ложах томились, полулежа, мужчины, женщины и подростки. Иные из них кружились под свистящую музыку, другие яростно раскачивались в гамаках. Но все – лысые и длинноволосые, худые и жирные, включая костлявого старика, по грудь сидящего в бассейне, – держали в руках тетради с карандашами.
Клерки, изнемогая, доползли до предельной высоты, где помещалась любовь, нажали пластинки, и белые листки по желобкам скатились в руки директору.
– Вот рекомендую, – начал он, подходя к Лавузену, – великолепная тема: богатая девушка влюбляется в нищего. Родители против. Влюбленные бегут на дилижансе. Родители догоняют и благословляют. Финал: майское солнце золотит кусты боярышника.
– Нет, благодарю, – поморщился Лавузен, – дайте что-нибудь диккенсовское.
Директор взялся за рупор. Марч возмутился.
– Ради дьявола, почему вон того дядю то бросают на трапеции, то вертят вокруг него колеса и над самым ухом стреляют из пугача? Где мы, в клинике умалишенных?
Лавузен пожал плечами.
– Пустяки. Здесь магазин тем. Все эти люди нормальные писатели, если только писатели могут быть нормальными в современном обществе, требующем от них романов с моралью и политически благонадежных. Что касается летающего на трапециях, то это автор приключенческих романов; тот вон, спящий в летаргическом сне, – бытовик. Во всяком случае, не беспокойся за сидящего в бассейне, он не простудится (вода подогрета), а в результате может написать роман из жизни подводного мира. Но мне уже надоело, – нет, мы передумали, господин директор, потому что заниматься искусством и жить на это в наши дни большое искусство.
Положив пять шиллингов на стойку, Лавузен вышел, подтолкнув Марча…
* * *
– Стандартизированные папиросы, дома, теперь любовь и, как видишь, искусство. Европа догнала Америку. Нам нечего делать, Марч, – все сделано. Остается разрушить, но это вне нашей компетенции, – Лавузен занес было ногу на подножку автомобиля, как вдруг юркий мальчишка шмыгнул мимо.
– Экстренный выпуск «Дейли-Телеграф»… Король, королева и младшие члены, кроме принца Уэльсского, оставшегося в Лондоне по болезни…
– Это мне нравится: о собственной болезни приходится узнавать из газеты, – пробурчал Лавузен.
Садясь в автомобиль, Марч ужаснулся.
– Значит, вы единственный член королевской семьи?
– Не совсем! Здесь еще моя жена, но и она уезжает в Рим.
– Ваша… жена?
– Разве ты не знал? О, это милая женщина. Когда я сделаюсь королем, я тебя обязательно познакомлю с ней.
– А когда вы сделаетесь королем? – улыбнулся Марч.
Лавузен вынул записную книжку.
– Сегодня у нас пятница. В будущую среду!
– Лавузен, что вы задумали? – вскрикнул Марч, бледнея.
– Как это называется?.. Да, государственный переворот. Не бойся друг, я уверен, что рассмешу весь мир. А смех – наше оружие.
Глава третьяВечер упал как-то сразу. Сперва в громадные окна просочилась кровь заката, небо сморщилось тучами, сумерки накинули серые капюшоны на головы шотландцев. Когда Лавузен вошел в приемную, к нему приблизился майор Суффакс.
– Имею честь доложить, что ваше высочество трижды вызывали.
– Кто?
– Неизвестно. По радиотелефону.
– Марч, – обернулся Лавузен, – ступай в кабинет переговоров, я сейчас буду.
Проникнуть в кабинет было нелегко. Только подтвердив приказание принца, Марч получил шифр и, когда стража удалилась, нажал секретные кнопки.
«Кабинет переговоров», как и знаменитое озеро на крыше Букингемского дворца, устроенное лет шестнадцать тому назад, еще во время мировой войны,[3]3
Бассейн на крыше маскировал дворец от германских бомб.
[Закрыть] – были единственными нововведениями двора, оберегавшимися от общественного мнения Англии. Когда королю для удобств приема понадобился радиотелефон, палата лордов возмутилась, причем консерватор Дыркинхэд воскликнул:
– Радиотелефон во дворце! Пощечина науки величию короны. От радио не далеко до коммунизма.[4]4
Собр. речей лорда Дыркинхэда. Том 63, стр. 168.
[Закрыть]
Сейчас на пороге этого знаменитого кабинета стоял Марч. Небольшая черная комната без окон освещалась четырьмя люстрами. С юго-восточной стены дребезжал телефон, и на экране судорожно дергались зигзаги.
– Ну что? – спросил Лавузен, входя и закрывая дверь.
– Сейчас. Откуда? – Марч взял трубку.
Слабый голос простонал издалека:
– … РЯТ… З… ПАРИ… ЖА… ОТКРОЙ… ТЕ… У… СИ… ЛИ… ТЕЛЬ…
– Из Парижа, – повторил Марч.
Лавузен нажал мембрану громкоусилителя. Резкий мужской голос зверем вылез из трубы:
– … ДОКТОР АЛЬБЕРИК КАННЭ ИЗ ПАРИЖА ПРОСИТ ПРИНЦА УЭЛЬССКОГО…
– Я слушаю, – Лавузен принял трубку.
– … СЕЙЧАС ПОЯВЛЮСЬ НА ЭКРАНЕ… У МЕНЯ СЛАБАЯ УСТАНОВКА… ВОЗМОЖНЫ… ПЕ… РЕ… БО… И…
– Марч, потушите свет и дайте экран.
Оба сели в кресла, а на полотне, исчерченном полосами, выступил Альберик Каннэ. Лезвие пробора разрезало его голову на два черных крыла. Доктор был в сером костюме и мягких туфлях.
– … ВЫ МЕНЯ СЛУШАЕТЕ?..
– Я вас слушаю, – зевнул Лавузен.
– … МНЕ ПЛОХО ВИДНО… КТО ЭТО ПЛАВАЕТ РЯДОМ С ВАМИ?..
– Это мой секретарь – Марч Суаттон. Говорите!
– …ВЫ НЕДУРНО ЗДЕСЬ УСТРОИЛИСЬ, НО ПОМНИТЕ, ЛАВУЗЕН, И ВЫ, СЭР, ПО ВАС ОБОИМ ПЛАЧЕТ ВЕРЕВКА, НА ДНЯХ Я РАСКРЫВАЮ ТАЙНУ МОЕГО ИЗОБРЕТЕНИЯ… ВЫ СЛУШАЕТЕ?.. МНЕ УДАЛОСЬ СОЕДИНИТЬСЯ С ГЕРЦОГОМ ЭЛЬСИНОР…
– Это все, что вы хотите мне сказать? – перебил Лавузен.
– …ВЫ БУДЕТЕ ПОВЕШЕН… НЕ СОД… РР… СЛЛЛЛ…
– Марч, вы плохо выключили, заткните глотку доктора. Так. А теперь… – Лавузен взял трубку юго-запада.
Марч обернулся: на экране – качающаяся внутренность каюты с круглыми стеклами.
– АЛЛО… ЯХТА «БРИТАНИЯ», ДЕЖУРНЫЙ.
– Говорит принц Уэльсский. Нельзя ли к телефону его величество?
– НЕТ. МЫ ТОЛЬКО ЧТО ОТПЛЫЛИ ИЗ ПЛИМУТА, ОНИ ИЗВОЛИЛИ СЫТНО ПООБЕДАТЬ…
– Выключите, Марч, эту гадость!
Вспыхнул свет.
– Интересно знать, – задумчиво произнес Лавузен и быстро встал, – подожди меня здесь, я сейчас. – Лавузен выбежал из кабинета.
Пройдя сквозь строй белых париков одну, другую, третью комнату, Лавузен остановился. Впереди шел дворецкий, гордо сообщавший пустым залам имя принца Уэльсского. От каждой портьеры отделялось по два человека, примыкая к шествию под предводительством дворецкого. В пятой комнате одиннадцать лакеев выстроились в шеренгу, а старший, передав доклад фрейлине, остался в склоненной позе, пропустив Лавузена в шестой зал, откуда имя принца потекло уже через женские уста.
В девятой комнате Лавузен сел в кресло, попросив знаком приблизиться фрейлину.
– Скажите, леди, еще далеко?
Фрейлина захлебнулась юбками в реверансе.
– О нет, ваше высочество, принцесса уже приближается к вам.
– Бедная, – покачал головой Лавузен, – а если я подожду ее здесь?
– Это нарушит этикет, и к тому же принцесса должна задержаться в приемной золотого льва. Вас все равно разделят шесть зал.
– Благодарю. Я не в состоянии идти дальше, по-моему здесь необходимо проложить узкоколейную железную дорогу.
– Терпение, ваше высочество, прошу следовать. – Лавузен, стиснув зубы, огромными шагами пролетел пять зал, вихрем отразившись в зеркалах, и в изнеможении тупо уставился на портьеру, затканную золотыми львами.
– Ух! – вздохнул он и перешагнул порог.
* * *
Из дневника Марча Суаттона
9 августа 19…
г. Лондон – Кент (графство Ноль)
Что случилось, не знаю. Вчера в час ночи Лавузен ворвался ко мне, крича:
– О, эта женщина! Она меня убила здравым смыслом. Скорее на аэродром! Мы летим в Кент!
– Зачем в Кент? – спрашиваю.
– Отдохнуть. И никогда, слышишь, Марч, не произноси слова «принцесса» в моем присутствии…
Сам я никогда не видал ее, но Лавузен уверяет, что она представляет из себя «английскую болезнь на французских. каблуках». Не спорю. Но только Лавузен напрасно мечтал поразить ее. Ей оказалось решительно все равно, что случилось с ее мужем и какую роль будет играть Лавузен. Титул и приемы сохранятся, – остальное ее не волнует.
В два вылетели. Всю дорогу Лавузен бушевал. Утрам осматривали замок времен Тюдоров, где мы остановились. Но даже геометрические парки, трехсотлетний мох и рассыпающиеся древности не развеселили Лавузена. Развернув газету, он пришел в бешенство. Оказывается, «Таймс» официально сообщил об отъезде принца Уэльсского на охоту. В знак опровержения Лавузен выщипывал хвосты у павлинов до обеда. После ленча – охотился на майора Суффакса. Вечером катались. К концу прогулки выяснилось, что лошадь его не гармонирует с цветом природы. Под руководством известного живописца перекрашивали лошадь в зеленый цвет.
10 августа
Удили рыбу. Специальные корреспонденты, прибывшие из Лондона, интервьюировали Лавузена. Ловил естественным способом: нанизывал принесенную в банках рыбу на крючок и закидывал в озеро. При торжественном рукоплескании присутствующих удочка вытаскивалась – и все любовались нежными оттенками рыбы, которой не было на крючке.
11 августа
В воздухе
Среди ночи Лавузен заявил, что только минуту тому назад он беседовал с архангелом Михаилом, и тот требует, чтобы Лавузен немедленно летел в Лондон и купил перчатки палевого цвета. После торжественного обещания архангел отступился, и Лавузен потребовал аэроплан. Летим.
13 августа
Лондон
После обеда в интимном кругу человек шестьдесят поехали покупать перчатки. Во время посещения магазина за нами следовала толпа кинооператоров и репортеров. Лавузен горячился, требуя перчатки как раз по руке архангела Михаила. Такого размера не нашлось.
14 августа
Сегодня во дворец проник лидер «Ученых Христиан»[5]5
Одна из распространенных сект в Англии.
[Закрыть] и добился аудиенции у Лавузена. Кажется, он заманивал принца в секту. Насколько мне известно, идея ее такова: каждый вступивший может быть уверен, что достигнет всего, чего пожелает, а если он ничего не достигнет, то такова воля божия. Лавузен заявил, что он, как член королевской фамилии, принадлежит к англиканской церкви, но с удовольствием даст список друзей, желающих сделаться «Учеными Христианами». Лавузен уехал в Академию Наук, а мы с лидером долго разбирали список, состоящий из таких слов:
«…тигр, слон, акула и сардинка. Все это мои друзья, пожалуйста, обратите их в „Ученых Христиан“, тем более, что вам все удается, а если ничего не выйдет, такова воля божья, – я не виноват.
Эдуард, принц Уэльсский.
P.S. Советую заняться слоном, как наиболее толстокожим и податливым животным».
15 августа
Вечером Лавузен спросил:
– Что нынче?
– Вторник. Спокойной ночи!
– Благодарю. Чуть не забыл – завтра день переворота. С утра поедем искать денег.
Я пожал плечами и вышел. Спорить с Лавузеном бесполезно.
Глава четвертаяК полудню в Сити движение стиснутое; стальные гусеницы черных авто медленно вязнут среди пешеходов. Хлопают двери. Магазины, склады впускают, выпускают тысячи дельцов. Над грудой рычащих автомобильных морд едва видна палочка полисмена. Клерки вертятся как заводные, хриплые клерки сшибаются носами, извиняются и мчатся дальше. Сити – огромный город, и люди, мелькающие из двери в дверь, чувствуют себя дома. Им не страшны гудки, они не верят в смерть. Хлеб… нефть… акции. И всюду, куда вонзается острый глаз широкоплечих самоуверенных джентльменов, образуются провалы, убытки, разоренья. Продающие и покупающие жуют сигары, швыряя друг в друга гири слов: фунты, доллары, рис…
У Английского банка часы показывают без четверти два. И вот тогда-то открытый «рольс-рольс» врезается в толщу покорно ждущих моторов. Это случилось у подъезда банкирской конторы «Ворр и сыновья». Двое молодых людей, один одетый во все черное и его сутуловатый коллега, задержались на секунду перед матовыми створками кабинки.
Через три минуты – одиннадцатый этаж. Направо надпись:
ДИРЕКТОР
Стоило бросить два слова: «принц Уэльсский», – и клерк, вздрогнув, нырнул в кабинет, вытянулся, проглотив глазами входящих. Принц Уэльсский собственной персоной у директора, – это событие настолько красочное, что шестнадцать машинисток привстали, десять из них попудрили носы, шесть вздохнули, а старший бухгалтер сказал: э… – и уронил отчетный баланс.
Замешательство длилось пять секунд (секундомер системы Твайфт. Лондон, Восточная, шесть). Не больше. В следующее мгновение клерки, перепрыгивая друг через друга, неслись по коридору. Все шестнадцать машинисток делали по 400 ударов в минуту (акции… нефть… баланс), а девять лифтов долбили этажи.
Директор мистер Ворр встал и поправил манжет. Вместе с ним встали и сейчас же сели шесть секретарей.
Мсье Лавузен опустился в кресло. Марч положил перчатки на стол. Шумел вентилятор, сердце директора, строчили секретари, радиотелефон жужжал о ценах хлопка.
Десятиминутная беседа. Плавная речь Лавузена, подергивание Марча, сухое постукивание пальцев директора.
– Это невозможно, – сухо заметил мистер Ворр.
Секретари слегка приподняли носы и тотчас опустили.
Лавузен: Три миллиона фунтов. Кратковременный заем, солидные гарантии.
Мистер Ворр: Цели заема?
Лавузен: Государственный переворот. Мне надоело ждать законного престолонаследия.
Мистеру Ворру изменяет хладнокровие.
– Как! Опять? Вчера герцог Эльсинор просил у меня под диктатуру полтора миллиона фунтов. Правда, он обещал мне Манчжурию, но это слишком: два переворота в неделю!
– Три миллиона и никаких конкурентов! За вами место премьера и кусок Австралии!
– Но я не популярен! Меня не знают, – директор слегка берется за голову.
– Успокойтесь. Происхождение вашей фамилии очень древнее, если откинуть последнюю букву; когда же ежедневно во всех газетах будут печатать, что вы гений, то сперва ваша жена, затем все человечество, да и вы сами автоматически поверите в это.
– Согласен, – вздыхает директор, – но я боюсь за несовременность вашего предприя… э… переворота, вы меня извините, конечно.
– Три миллиона! – Лавузен встает.
– Нет. Простите, но меня ждут дела. Здесь бьется пульс мировой империи, и я…
– Дайте вашу руку, – перебивает Лавузен, – о-о, сто восемьдесят, сто девяносто в минуту. Скверный пульс у империи! В последний раз три миллиона. Нет? До свидания!
Марч, как всегда, уходит последний.
Мистер Ворр делает несколько дрожащих шагов к телефону:
– 3-49-46! Герцога Эльсинор к телефону! Скорее кто-нибудь, дело в том, что принц Уэльсский затевает пере… – директор обернулся, – прошу оставить меня.
Шесть секретарей разом встали, согнулись и вышли. Когда дверь закрылась, мистер Ворр отчаянно крикнул в трубку:
– …ворот! Да, переворот.
* * *
Сумерки чуть тронули газоны пепельным крылом. Через Мраморные ворота по аллеям Гайд-парка – вереница экипажей. Сидящие в них грезят о счастии не ниже тысячи фунтов. Сумерки коротки, как поцелуй воина. В такие вечера офицеры мечтают о мировом могуществе, генералы о покере, а поэты попросить в долг. Даже листва, пронизанная закатными лучами, шелестом своим напоминает фунты… Все дышит поэзией. Земля вертится вокруг солнца, лорды около банков, министры вокруг банкиров; точная строго вываренная система: уголь, насилие, сгущенное молоко, взятки, а по окончании приятные встречи в Гайд-парке. Мужчины приподнимают цилиндры, женщины делают улыбки – то и другое стоит денег.
Ландо мягко шелестят, и складки жира на затылках великих людей дрожат в такт ленивым колесам. В такие вечера лорды не знают, что им делать с отрыжкой, и наугад притворяются величественными. Фокус удается. Окружающие шепчут: «Это сэр Гаррик. Смотрите – графиня Мерлей».
Через час солнце плюнет на блестящие цилиндры и пойдет спать. Шерлок Холмс начнет тонко улыбаться, кого-то арестуют, словом, наступит типичная лондонская ночь, а пока милорды нежно укачивают свои животики и один экипаж сменяется другим. Внезапно знакомый автомобиль вкатывается на главную аллею. Откинувшись, Лавузен что-то рассказывает Марчу, положившему цилиндр на колени. Оба слегка покачиваются, подпрыгивая на поворотах.
– Прекрасное зрелище, микробы на прогулке, – Лавузен указал на пролетевшую карету.
– Это, кажется, герцогиня Готтентотская, – встрепенулся Марч.
– Может быть. Пэры, лорды, банкиры… аппетит этих микробов чудовищен. Яд усиливается в любом государственном организме, если своевременно не сделать прививку революц…
Автомобиль Лавузена скрылся с глаз.
Неуловимые оттенки неба от голубого до грязно-бурого в момент заката.
* * *
– Интересно знать, – продолжал Лавузен, поднимаясь по лестнице особняка на Бромтон-стрит, – что за переворот придумал герцог?
С поклоном их провели в гостиную, дворецкий поспешил доложить.
Забегали слуги, вспыхнули люстры. С легким шелестом распахнулась портьера, и показалась голова герцога.
Лавузен встал.
– Дорогой герцог, надеюсь, мы не опоздали? Не беспокойтесь, это мой секретарь, он тоже посвящен в тайну.
– Какую тайну?
– Герцог, кто перед вами? – Лавузен ударил себя в грудь.
– Наследник английской короны.
– Дым и ад! – взревел Лавузен, – я такой же наследник, как вы полярный слон.
– Вашему высочеству угодно смеяться? – вставил герцог, сохраняя выдержку.
– Угодно? О да! царапать вас, милейшее чудовище, спящее под жиром здравого смысла! Настоящий принц в тюрьме, понимаете, а я…
– Спокойствие, – перебил герцог, – никакого принца Уэльсского нет. Сегодня ночью человек, выдававший себя за него, повешен.
Два возгласа.
Испуганный – Марча и удивленный – Лавузена.
Герцог сделал паузу и, подняв голову до уровня горделивости, продолжал:
– А потому прошу ваше высочество спокойно ехать во дворец.
Герцог и Лавузен, сидя напротив, рассматривали друг друга с внезапным любопытством. Лавузен провел рукой по лицу.
– Предположим, что сейчас ничего не было сказано?
– Предположим, – подхватил старик. – Может быть, вы сообщите, что мсье Каннэ изменил ваше лицо, но мне это уже известно от самого доктора и очень давно.
Мельком взглянув на Марча, Лавузен невольно улыбнулся.
– Историческая минута, – не удержался Марч.
– Милый друг, – заметил Лавузен, – история большое жульничество, но не всякое жульничество история. Кстати, Марч, ты что-то записываешь в блокнот для потомства, ну, так пусть эта сцена будет называться: «Ловкость английского дипломата», – читатели любят фантастические рассказы.
* * *
Вечер. Какие-то люди. Марч не понимал. Улицы, дома, Лондон – все это слилось. Мимо несущегося мотора вспыхивали костры пылающих ресторанов, мелькал алебастровый профиль полисмена, в глазах Марча качался фонарь герцогского особняка. Забившись в угол автомобиля, Марч знал, что ничего не существует, а если дотронуться до Лавузена, то этот человек рассыплется как сон.
– Пройдемся немного, – Лавузен взял Марча под руку, – признаюсь, герцог ошеломил меня.
Перед глазами Тауер-бридж.
На минуту они задержались, вглядываясь в дымчатые блестки Темзы.
Скрипели бесчисленные лодки. С парусников неслись песни запоздалых гуляк. Суда, баржи спали, свернув крылья парусов.
У спуска, где обычно днем располагаются художники пастелью, дорогу им преградил человек в широкополой шляпе.
– Будьте любезны, сэр, не укажете ли вы, как попасть на Чаринг-кросс?
– Это нужно трамваем, – ответил Лавузен.
Мужчина приподнял шляпу. Марч слегка вскрикнул. Лавузен с удивлением обернулся к нему.
– Что с тобой?
– Знаете ли, кто это был?
– Лондонский нумерованный нищий!
– Не то, совсем не то! Скорее, Лавузен, или мы погибли, за нами следят люди герцога.
Туман проглотил сперва их спины, потом шаги и облизнулся белым языком. Луна задумчиво водила пальцами лучей по спинке Темзы, чуть вздрагивающей во сне, едва шевелящейся.
