Текст книги "Конец здравого смысла (сборник)"
Автор книги: Сергей Заяицкий
Соавторы: Пантелеймон Романов,Анатолий Шишко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
Лакеи неслышно скользили вокруг Марча. Управляемые деловым камердинером, они проделали с секретарем все, что было приказано, и вышли из спальни.
С лепного потолка прищурился глаз ночного фонарика, наблюдающего за спящим. Марч настойчиво закрывал глаза, но разгоряченный мозг не засыпал, веки автоматически открывались и комната выступала с обличительной безнадежностью.
В гулкой пустоте упало двенадцать бронзовых ударов полночи. Острый луч фонаря разрезал лицо Марча. Он открыл глаза и привстал.
– Тсс!.. – склонился Лавузен и еле слышно добавил: – За мной.
Борясь с остатками сна, Марч медленно сполз с кровати и на цыпочках пошел за Лавузеном. Шаги их замирали в бархате ковров, сонные статуи держали в руках тюльпаны огней.
Марч перешагнул порог кабинета. У камина, в кресле, поддерживая голову руками, спал человек в форме майора британской армии.
– Тише, Марч, не разбуди! Он приставлен ко мне и, как видишь, не мешает.
Лавузен опустился на стул, принимаясь за бумаги, разбросанные по ковру. Марч усиленно тер глаза.
– Я не понимаю. Вы будите меня среди ночи, игра продолжается?
– Не кричи! Ты странный человек, Марч, тебе во что бы то ни стало надо понимать. Поверь, я понимаю не больше, чем ты.
– Что это за бумаги? – Марч указал на связки.
– Письма, любовные записки, почем я знаю! Эта комната – кабинет, и все, что здесь – принадлежит принцу. Я, как актер, тружусь над созданием его роли. Целых три часа изучаю почерк, знакомлюсь со счетами. Всю эту чепуху надо усвоить. Это адский труд.
– Да, это и есть очевидно здравый смысл, – в раздумье протянул Марч, складывая счета в одну стопку, – но увольте меня, Лавузен, я прошу вас.
– Ты идиот, Марч, и тебе мало холодного душа. Неужели не понятно, что выхода отсюда нет? О нашем фокусе, может быть, кое-кто догадывается и двери в любой момент могут пропустить людей, которым заплачено и в чьих руках нож имеет свою убедительность. Я вижу, ты огорчен. Пустяки, больше одного раза не повесят. В Англии умеют это делать, вешают за измену жены мужу, за украденную булку, – словом, по любому поводу, но за то же место, за шею.
Марч поднялся, бледный, дрожащий.
– Но вы говорили, что все может окончиться скандалом, нас вышлют?
– Я не отказываюсь от своих слов, разве не скандал, если вас вешают, когда вы не хотите? А что такое высылка, как не один из видов здравого смысла? Королевское правительство – коммерческое, оно понимает, что каждый высланный приносит процент человеческого негодования. Поэтому оно высылает его на тот свет.
Лавузен встал и прошелся по комнате.
– Могила, Марч. Веселенькая, хорошо меблированная могилка с камином, вот где мы. Тсс… майор просыпается! Мистер Суффакс, ключ у вас? обернулся Лавузен.
– Так точно, ваше высочество.
– Великолепно! Марч, одевайтесь! Мне хочется погулять.
– Но сейчас половина второго! – осмелился майор.
– Не важно. Жизнь – плакат, а время только краски. Идите и отпирайте!
* * *
По винтовой лестнице, в провал тьмы – три фигуры. Майор Суффакс, придерживая саблю, шел впереди, а свет его фонарика просачивался в коридоры, увешанные портретами.
Фигуры рыцарей улыбались пустотой под забралами тяжелых, сеченых шлемов, пока прохлада ночи не охватила путешественников.
Колоннада спящих буков пропустила их в сад. Луна оттачивала лезвия лучей в стали озера. На висячих мостиках, небрежно брошенных вглубь ночи, в оскалах гротов, гулко отдавались шаги.
Марч с тяжело бьющимся сердцем спотыкался в темноте, загипнотизированный твердой походкой Лавузена.
У калитки с бронзовым конем майор сдержанно поклонился.
* * *
Сперва ехали в автобусе.
Ленты серых улиц разматывались с утомительным однообразием. У Трафальгар-сквера они оставили машину и пересели в такси. Четыре гигантских льва лизали основание Нельсоновской колоннады.
Автомобиль зарывался носом в провалы окраин. Сонный вой рожка пугал редких прохожих, жавшихся к стенам, на секунду ослепленных фонарями. Это был сон, ночной бред окраины. Странный и ничем не прерываемый.
Такси остановился. Шофер не хотел ехать дальше. Ни увещевания, ни фунты не действуют – он боится. В два часа ночи на Реджин-стрит, ни за что! «Если джентльменам угодно, он подождет».
Марч и Лавузен погрузились в грязь стрит Мидльсекс. Глаза авто закрылись, и путники остались одни, среди набухших домишек с плотно пригнанными ставнями. Они натыкались на камни, запахи гниения охватили их приторной волной тошноты.
Марч держался за Лавузена. Оба шли молча, ощупью, придавленные сверху тяжелым, как листовое железо, туманом. Внезапно щель раскрытой двери привлекла их внимание.
Из клокотанья подвала вырывались сгущенные пары, как из прачечной. Лавузен в раздумье стал спускаться по скользким ступеням. Лачуга, выложенная камнями, кишела людьми. На циновках тюками лежали матросы с расширенными зрачками. Другие, полузакрыв глаза, валялись с трубками опия в обугленных зубах. От сладостных видений они корчились как раздавленные черви.
Тут же шесть пар ирландцев плясали что-то дикое, напоминавшее безумье в разноцветных лохмотьях.
Справа игроки бросали карты.
Так же неслышно Лавузен поднялся вверх, и когда Марч мельком заглянул ему в глаза, Лавузен отвернулся, надвинув ниже цилиндр.
– Дальше, Марч, дальше!
Мрак еще теснее обступил их. Они двигались, но уже не одни. В тумане угадывались чьи-то шаги, человеческое дыхание, плевки, глухая усталая ругань.
Массив громадного, слабоосвещенного дома загородил им дорогу. Те, кто шли вместе с Лавузеном, выступили из мрака своими лохмотьями, загромыхали деревяшками костылей.
Толпа кашляющих скелетов жадно толкалась в двери дома армии спасения. Нищие жались к стенам, с глухим ворчанием оглядывая джентльменов.
– Войдем и мы, – прервал молчание Лавузен, – снимите шляпу, Марч, здесь мы видим подданных короля Великобритании, мало чем отличающихся от покойников. Правительство кормит их похлебкой – это называется спасением.
Но их не пустили. Прилизанный чиновник заявил, что уже три часа, все спят, – приходите завтра, сэр, – и захлопнул дверь.
Марч напомнил о дворце.
– Да, ты прав. А жаль! Мы бы увидели громадные склепы с правильными линиями постелей, похожих на гробы, здесь люди рождаются, живут и умирают, не зная ничего, кроме начиненных туманом улиц, по которым они скользят, как тени, в поисках подаяния.
– Это ужасно! – прошептал Марч. – Оказывается, я хуже знаю Лондон, чем вы.
Когда они дошли до своего такси, Лавузен сказал:
– Ужаснее всего то, что ни я, ни отдельные личности не изменят положение этих людей.
– Я не понимаю, – перебил Марч, – почему бы вам не перевоплотиться в премьера и не облегчить их участи.
– О, да! Об этом я думал. Но едва посидев на кончике министерского кресла, даже не снимая пальто, я должен был бы спешить к Альберику Каннэ за новым перевоплощением. Министры меняются чаще, чем люди привыкли думать. Англия бы вряд ли выдержала мое лицо!
– В роли принца вы ничего не достигнете.
– Мне ничего не нужно, кроме нескольких опытов с тупоумием окружающих меня лиц. Для того, чтобы сделаться министром, вовсе не стоило тревожить добрейшего мсье Каннэ, а просто надо иметь замок с традициями, капитал с процентами, лошадей с призами или газету с литераторами.
– Ну, – улыбнулся Марч, – разве это легко приобрести?
– Милый мой Марч, жулика не спрашивают: трудно вам было вытащить портмонэ? Его попросту сажают в тюрьму, а лорда в министерство. Того требует здравый смысл.
Автомобиль остановился.
Было три часа ночи.
Блестящие очки шофера повернулись в карету.
– Больше нет горючего, сэр.
– Как же так! – привскочил Марч, – нам нужно в центр!
– Очень просто, – Лавузен вышел из кареты, – мы переночуем в харчевне, вы нас можете не дожидаться, шофер. – Лавузен расплатился и, взяв Марча под руку, потащил его в темноту.
– По-моему, этот шофер просто боится ехать с нами. Что вы скажете, Марч? – нахмурился Лавузен, приподнимая воротник пальто.
– Нас убьют, – прошептал Марч.
Лавузен ничего не ответил. Они шли, цепляясь за скользкие от тумана стены, пока не вспыхнул задыхавшийся фонарь, а узенькая найденная временем дверь не впустила их в просторную комнату.
В кабачке горел камин, от стойки поднялся хозяин и, приложив ладонь трубочкой к уху, переспросил:
– Два пайнты [пинты] пива? Иес, сэр!
Лавузен надвинул на нос цилиндр и, постукивая пальцами по краю стола, стал следить за другом. Марч взял его пальто и, как в диккенсовские времена, повесил на железную решетку. Когда он вернулся к столику, Лавузен, прихлебывая мутное пиво, тихонько резал сыр, похожий на слежавшийся кусок тумана. Хозяин спал сном честного англичанина, готовый налить столько пайнт, сколько захотят выпить эти два странных человека. Их личностями он не интересовался.
– Это скверно, – сказал Марч едва слышно, как только можно говорить в пустой комнате, где вещи и хозяин грезили стариной, – скверно, – повторил он, наливая бокал. – Во дворце будет тревога. Что вы делаете, Лавузен?
Марч поднял голову. За синими окнами дымился дождь, в камине дрожали угли, рассыпались оранжевыми квадратиками.
Мсье Лавузен дремал.
* * *
Жалобно, по-звериному простонала сирена. Марч вскочил первый. Сейчас же поднялся Лавузен, и протирая глаза, крикнул:
– Газеты! Я должен видеть газеты!
– Но еще рано, и притом, мы в таком районе…
– Давайте пальто! – скомандовал Лавузен.
Кабатчик, занятый сложным делением телячьей ножки на микроскопические ломтики, нехотя принес пальто.
– Получите! – на ходу бросил Лавузен, распахивая двери харчевни.
Лавузен так торопится, что Марч еле поспевает. Утро тоже торопится. Трескается скорлупа туч, и солнце жидко брызжет апельсинным соком.
В два взмаха солнечная кисть делает подмалевку. Лица оживают, но взоры пасмурны.
– Толпа, Лавузен!
Марч хватает друга за рукав. Из облаков тумана сыплются тяжелые удары башмаков. Бегут люди.
– Правее, правее! – руководит Лавузен.
Лавина черных передников и жилистых кулаков. Лавузен и Марч в самой гуще толпы.
– Они стреляют! Держись, Боб!
Тот, кого так зовут, в изумлении таращит глаза, показывая пальцами на джентльменов. Марч замер, раскрыв рот. Лавузен теребит его за руку. Марч продолжает не понимать, оглушенный, затертый людьми.
– Скорее, Марч! Вы оглохли!
Рабочие поднимают глаза и наталкиваются на нечто гнусное, невероятное, как акула на колесах. Марч ежится под их взглядами. Его ботинки, шляпа и сам он, без пальто, во фраке, производят жалкое и ненужное впечатление.
В толпе начинают это понимать, быстрее ходят желваки под обтянутыми щеками, кто-то бережно поднимает камень и – пронзительный свист по-матросски.
Лавузен сшибает с Марча цилиндр и, как хирург, знающий свое дело, перочинным ножом отсекает у себя и Марча хвосты фраков.
Сочный хохот толпы и чьи-то добродушнейшие шлепки по плечу Лавузена. Камни брошены, и гурьба повеселевших ребят провожает оригинальных людей.
Лавузен оживленно беседует с рыжебородым парнем, прикуривает и на прощание размашисто подает руку. Толпа редеет, и Лавузен поправляет свой случайно уцелевший цилиндр. Все это он делает спокойно, уверенно, как всегда, и Марч не удерживается:
– Они хотели нас поколотить. Что же вы молчите, принц Уэльсский?! Это все ваши проклятые шуточки!
– Они славные ребята, – строго щурится Лавузен. – А ты дурак!
* * *
Они на Доунинг-стрит.
Лавузен в застегнутом пальто и обкромсанный Марч без шляпы. На них указывают. Автомобили замедляют ход, чтобы дать насладиться публике изысканным зрелищем: человеком без фалд фрака.
– Бесхвостый джентльмен! Смотрите!
– Нас принимают за сэндвичменов,[2]2
Рекламеры.
[Закрыть] – злится Марч.
Лавузен рвет газету из рук мальчишки и, радостно откинув голову, заливается смехом. Марч заглядывает в газету.
На первой странице лицо некоего толстого лорда заставляет его удивленно приподнять плечи.
– Я его где-то видел, – говорит Марч.
– Это герцог Эльсинор Готтентоттский, лорд-канцлер. Мой главный враг. Его портрет на страницах «Морнинг-Пост» является доказательством оказанной им Англии политической услуги. Какой, – обычно не пишут.
Лавузен ласково гладит портрет и шепчет:
– Мы еще поиграем.
«Он сошел с ума», – решает Марч, прикрывая газетой то место, где по всем правилам здравого смысла у цивилизованного англичанина должен болтаться хвост фрака.
Но Лавузен не торопится. Он, как будто нарочно, залез в гущу медленно поворачивающейся толпы.
Лязг колес, гудки, вывески – все колышется плавным вальсом, – все шибче, быстрее, неистовее. Рев газетчиков:
– Государственный переворот!
– Да здравствует здравый смысл! – это крикнул Лавузен. – Леди и джентльмены, я хочу сказать речь. Черти, дьяволы! Я хочу говорить.
– Брав-о-о!
– О-о-о!.. – прокатывается где-то совсем близко и ударяет в голову Марча шарами кегельбана. – Гип…п!
– Да здравствуют бесхвостые люди!
Сотни рук теребят Марча. Важные люди привстают в ландо, воздушные кебы гудят ниже над головами, жирные мистеры гогочут, откинув котелки.
Как ослепителен день! Как ярко плавятся на солнце толстые цепочки!
На опрокинутом киоске Лавузен – о, ужас! – опять с неизвестно откуда появившейся бородой говорит речь. Ему не дают. Бобби рвутся сквозь рычащую толпу.
– Лэди и джентльмены! Я хочу, чтобы вы порадовались вместе со мной…
– Кто вы такой?
– Я член ассоциации квалифицированных дураков Англии.
– Га… га… га…
– Лэди и джентльмены, я рад вам сообщить, что у каждого из нас издохла любимая собачка – здравый смысл. Итак, пейте и веселитесь, но знайте, что на Реджин-стрит сейчас только пытались расстрелять людей за то, что они хотят есть. Ласкайте ваших собак и читайте ваши газеты. Я кончил, джентльмены!
– Задержите!
Марч помнит лишь момент, когда горячая рука Лавузена просунулась между чьими-то двумя животами и потянула его.
Оратору помогли скрыться. Какой-то матрос и двое грузчиков.
* * *
Лондон. Министерство внутренних дел.
Министру Джойнсону Пиксу
Лично
Я, Альберик Каннэ, – французский подданный, – имею честь уведомить господина министра, что мною произведена операция над согражданином неким Анри Лавузеном, с целью изменения его наружности. Секрет моего изобретения дает возможность любому человеку приобрести себе совершенно новое лицо. Вышепоименованный Лавузен насильно вторгся в мою лабораторию и потребовал подделки его лица под ныне здравствующего принца Уэльсского. Во избежание недоразумений, мною послано частное письмо моему знакомому мистеру Джону Паркеру – камер-лакею Букингемского дворца, но, принимая во внимание серьезность сообщения и отсутствие ответа от мистера Паркера, осмеливаюсь поставить в известность об этом вас.
Примите и проч.
Доктор Альберик Каннэ
Париж. 29/VI 19…
P.S. По совершенно очевидным соображениям лишен удовольствия приложить адрес.
Совершенно секретно
Лорду канцлеру хранителю печати
Герцогу Эльсинор Готтентотскому
Препровождая при сем письмо французского «ученого» д-ра Каннэ, должен присовокупить, что с точки зрения здравого смысла нахожу его нелепым, а посему жду резолюций Вашей Светлости.
Джойнсон Пикс
Лондон 1/VII 19…
Совершенно секретно
Министру Д.Пиксу
Сэр!
Благодарю за сообщение. Принял к сведению. Дело о самозванце (как и он сам) в моих руках. Выслал агентов в Париж для установления места жительства д-ра Каннэ. Дальнейшую переписку считаю опасной.
Герцог Эльсинор Готтентотский
Лондон 2/VII 19…
Часть вторая
Вверх ногами
Глава перваяЕдва кончался день, полный тревог и неожиданностей, как уже летела ночь, и Марч напрасно мечтал об отдыхе. Менялось освещение – события шли. Он пробовал записывать, но всегда действия неутомимого Лавузена обгоняли карандаш. Кадры реальности сливались с необузданной фантазией, пировавшей в черепной коробке Лавузена, пожирали всякое понятие о здравом смысле, клубились лавиной, увлекая в бездну горы установившихся понятий.
Мир, как определенное явление, перестал существовать. Предметы и живые индивидуумы громоздились в мозгу без порядка и смысла. Теперь паровоз мог свободно пить чай с бисквитом, стулья танцевать фокстрот на куполе собора св. Павла, а крупный фабрикант отдать свое имущество безработным. И если Марч не бросался на спину шофера, то исключительно благодаря Лавузену, в нужную минуту объяснявшему, что шофер еще не автомобиль. В таких случаях Лавузен руководился скрытой интуицией, не позволявшей ему смешивать епископа с бифштексом.
Теперь Марчу определенно казалось, что они не возвращались во дворец после путешествия по ночному Лондону, но вместе с тем он был уверен, что его глаза пили дневной свет букингемских зал. Марч выгладил щеки бритвой и погрузился в газету.
На первой странице «Дейли-Мейль»:
АНГЛИЯ НУЖДАЕТСЯ В ТВЕРДОЙ ВЛАСТИ
Марч опустил лист. В дни, пока они с Лавузеном ткали нить изумительной сказки, черные, всегда спокойные джентльмены готовили жуткое дело. Теперь лицо герцога Эльсинорского смотрело с первой страницы.
Только вчера его сгорбленная фигура посетила приемную короля, а сегодня…
Удивительная газета! Она может рядом с описанием бала у лорда Пульвера сообщить, что воздушный флот его величества в боевой готовности.
Она может…
Но что это? Шум, поспешные шаги. Двери хлопали сильнее, чем разрешал этикет.
– Странное возбуждение, лихорадочные румянцы и чересчур много оружия, – такими словами Лавузен встретил Марча.
– Да? В чем дело? Уж не…
– Молчи! Смотри и слушай! – Лавузен держался бодро, но был одет как-то рассеянно.
Их окружала толпа придворных и военных чинов. Сыпались фразы:
– Страна напряжена.
– Мы нуждаемся в ответственном министерстве.
Лавузен кланялся, прижимая руки к груди.
– Благодарю вас. Конституция, джентльмены, вы забываете! – Лавузен шаркнул ногой и, повернувшись, столкнулся со свеженадрезанным куском лососины. При рассмотрении лососина оказалась лицом человека, грузно ворочающего глазами.
Лавузен поклонился.
– Какая честь, ваша светлость!
– Да-а, – прохрипела лососина, хватая воздух губами, – я явился напомнить вам, что здесь не по-ли-ти-че-ский салон. Я еду в парламент, чтобы свалить правительство. Да здравствует диктатура!
Бурные крики.
Лососина пошевелила носом и выплыла из расступившейся толпы. Это был герцог Эльсинор Готтентотский.
День раздвинулся в бесконечный коридор, в глубине этого коридора суетились лакеи, военные, держа подмышками кивера. Ежеминутно рычал громкоговоритель, и гул шаркающих ног сливался с рокотом толпы, бурлившей вокруг дворца. Из окон было видно, как люди карабкались на деревья, перебегая газоны.
Лондонское солнце, скосив огненный глаз, скупо цедило золото лучей. К главному подъезду подкатила карета, запряженная шестью лебедиными, завитыми конями.
Пронзительные фанфары герольдов.
Оттиснутый Марч едва успел различить в массе лиц седые усы короля, чуть приподнявшего цилиндр.
Бич кучера вонзился в серебряную подставку – стальные вожжи натянулись. Два засахаренных лакея подхватили с подножки бархатную подушку, и шестерка лошадей плеснулась пеной в резные ворота. Вслед за ними покатили ландо свиты.
За изгородью чей-то густой бас пел «Типперари». В грузном небе дрожали аэропланы. Издалека глухо бились трубы, сверля медью воздух; флаги трепались из окон дворца.
Шум, гуденье, раскаты – все это звучало в голове Марча джаз-бандом Лавузеновского безумья.
Марчу хотелось плакать, смеяться, боксировать. В его глазах продолжал мчаться вихрь экипажей, несущих в каком-то судорожном парадоксе Лавузена к победе над здравым смыслом.
* * *
АЛЛО! АЛЛО!
Король, королева и младшие члены королевской семьи сегодня днем отбыли в Плимут, для дальнейшего следования в Италию. На вокзале их величеств провожали: принц Уэльсский со своей высокорожденной супругой принцессой Августой, аккредитированный посол Италии, члены кабинета, правые депутаты парламента, лорд-канцлер – хранитель печати, герцог Эльсинор Готтентотский, лидер рабочей партии лорд Ахдональд и духовник королевской семьи его преподобие сэр Гульби. Ровно в 12.30 по среднеевропейскому времени главный церемониймейстер, баронет Кеннези отдал знак отправления. Специальный поезд в составе двенадцати королевских вагонов плавно отошел от дебаркадера. Охрану несли шотландцы I, II, III лондонских полков. С трех часов дня движение будет открыто для всего южного расписания.
АЛЛО! АЛЛО!
Сегодня вечером ожидается прибытие в Лондон поезда обезьян типа горилл и орангутангов на адрес «Академии омоложения».
АЛЛО! АЛЛО!
Италия. Премьер Дучелинни, в память годовщины чудесного сохранения собственного носа от врагов диктатуры, сказал речь по поводу прибытия короля английского. Депутаты, пресса, духовенство и многочисленные гости, переполнявшие парламент в день национального торжества, склонны расценивать приезд высоких гостей как попытку сближения с Италией, в целях освежения основ государственности Англии по принципу фашизма.
АЛЛО! АЛЛО!
Смотрите в Сплендид-Палас новую фильму Чаплина «Поцелуй двух глупышек»!
* * *
Вошедших встретил школьный гул. С кресел сразу вскочило десятков пять девиц в голубых платьях.
