Текст книги "Конец здравого смысла (сборник)"

Автор книги: Сергей Заяицкий

Соавторы: Пантелеймон Романов,Анатолий Шишко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

Глава третья

Конечно, это смешно. Может быть, даже обидно, но жизнь с ревом и грохотом катилась мимо и никому не было дела до Марча Суаттона, заблудившегося в этажах.

Париж перемалывал миллионы человеческих жизней, и Марчу оставалось ждать своей очереди.

Каждый рычаг, переход, ступенька – грозили смертью.

– Направо, направо! – затрубил в рупор полицейский, и Марч едва успел отскочить, пропустив какое-то пыхтящее сооружение на колесах. Англичанин сжался от пронзительного визга:

– Человек, кто бы ты ни был, – зайди и убедись! Секрет молодости! Только за четыре франка пилюля! Зайди и убедись!

Марч выругался и побежал дальше. Огненные пасти кино отрыгивали проверченную массу любопытных. В стеклянных дверях троились профили, плечом к плечу тасовались люди.

Молодой человек, плывя по течению, медленно крал у толпы шаг за шагом. Сталкиваясь с лихо заломленными котелками, Марч издавал рычание, напоминавшее извинение тигра.

– Алло! Лондон. Принц Уэльсский путешествует. Алло! Уничтожайте блох рецептом доктора Гарвей! Алло! – прохрипел громкоговоритель и осекся, застрекотав, словно ему сунули в горло зонтик.

Марч добежал до конца площадки и понял по громадной вспыхивающей цифре, что он на двенадцатом этаже.

Внизу город переливался гулом.

Это было чудовищное чрево Парижа, с трудом переваривающее тяжелую пищу экипажей, а сверху, под голубыми, как озера, сводами, стонали трубы, пожирая хрупкие нити вальсов.

Счастливцы на двадцатой площадке ели и пили в прозрачных кафе. Марч в отчаянии затрубил в рожок, висевший у него на пуговице жилета, но тщетно.

Было воскресенье, и переполненные уличные лифты тяжело ползли мимо двенадцатого, не останавливаясь.

Марч ухватился за прохожего.

– Скажите, как попасть на рю Севинье?

Остановленный вырвался, грубо толкнул Марча в грудь, а второй, взмахнув руками, вытаращил глаза.

Марч, зазевавшись, попал в водоворот винтовой лестницы и с дьявольской быстротой бежал вверх, ударяясь о пробковые перила.

Достигнув тринадцатой площадки, англичанин прочел:

УЛИЦА РАЗВЛЕЧЕНИЙ

Мимо него, смеясь, неслись мужчины и женщины. Их смех замирал в лязге роликов. В кафе гуще, ароматичнее закипало человеческое варево.

Воздух сверлили аэроэкипажи и порой, как падающие звезды, ныряли в пропасть или, цепляясь за крюки, раскачивались наподобие летучих мышей.

Щелкали дверцы, и люди разбегались по желтым этажам, напоминавшим сыр, в котором черви проложили дороги.

ВЕСЕЛО! ДЕШЕВО!! СМОТРИТЕ, СМОТРИТЕ!!!

Кучка людей, разъезжаясь ногами на ослепительном асфальте, неслась к плакату:

ВОКРУГ ПАРИЖА ВЕРХОМ НА НЕГРЕ

Вдруг Марч столкнулся с таким простым явлением, что невольно вскрикнул.

Перед ним – трехстворчатое зеркало.

При помощи разноцветных прожекторов с человеком, попавшим между створок этого трюма, совершалось что-то безобразное: он распухал, худел, а его лицо…

– Тысяча дьяволов! – вырвалось у Марча.

Щеки молодого человека в этом зеркале провалилась, нос неестественно вытянулся, уши повисли лопухами.

– Довольно! – закричал Марч и ринулся размолотить зеркало. Чьи-то руки вытолкнули его на площадку к перилам.

– Ах, так! – вскипел Марч и в гневе занес одну ногу через перила.

Вокруг Марча черными гробиками заколыхались цилиндры.

– Стойте! Вы хотите размозжить себе голову, но вы уверены в том, что вам удастся ее собрать?

Марч взглянул в сторону говорившего.

– А, это вы, мсье Лавузен!

– Рад слышать, что вы не забыли меня. Я уже час бегаю за вами, – улыбнулся Лавузен, подходя. – Что вы здесь делаете?

Марч вспыхнул, как от оскорбления.

– Поймите. Вместо сна – лепешка, вместо обеда пилюля! Какая-то сплошная плоская лепешка, а не жизнь! И тут, не угодно ли, в гнусном зеркале меняют вашу рожу до неузнаваемости.

– Ха-ха-ха! – разрядился Лавузен, – а мне как раз это нравится. Благодаря зеркалу, я нашел истину. Вместо одного лица другое. Гениально! Это что! – махнул он рукой, – жалкий балаган, – я знаю способ получше. Бодритесь, молодой человек. Почему вы не пришли ко мне?

– Но, мсье Лавузен, вы меня совсем не знаете, я просто англичанин…

– Вот именно, англичанин, это главное, – подхватил Лавузен, – видите ли, друг мой, вы мне кажетесь подходящим. Колесо города слишком вас вертит.

– Проклятое колесо! Я сломаю его! Это буржуазная молотилка!

– Вряд ли нам его сломать, – поморщился Лавузен, – но я не ошибся в вас. Будем, как винтики, выскочившие из этой молотилки.

– Дальше, – нахмурился Марч.

– А впоследствии мы можем стать палками для всего колеса. Прекрасно будущее, не правда ли?

Вместо ответа Марч сжал руку Лавузена.

– Вы изумительный человек! – воскликнул англичанин.

– Возможно. А теперь поздравьте меня с возвращением в Лондон.

– Вас? Но почему? Кто вы такой? – заинтересовался Марч.

– Я? – Лавузен снял шляпу, – неужели не знаете, я – принц Уэльсский.

Марч вздрогнул. Неужели перед ним сумасшедший?

Англичанин ласково взял собеседника под руку.

– Пойдемте, мсье. Я провожу вас, ведь вы живете на рю Севинье?

– Да. Там мое ателье, то есть, вернее – мастерская художника Лавузена, так меня звали, пока я не решил сделаться принцем Уэльсским.

– Очень приятно, мсье. Не волнуйтесь, – успокаивал Марч.

В конце площадки Лавузен остановился.

– Благодарю вас. Простите, я сегодня занят, лучше всего приходите ко мне дня через два, иначе мое лицо не поспеет, – с извиняющейся улыбкой поправился Лавузен.

Марч пожал руку художника, с грустью смотря ему вслед.

– Да, – обернулся Лавузен с порога лифта, – если вас не устраивает ваша земная оболочка, можно ее изменить. До свидания, сэр.

Оба приподняли шляпы, и через секунду город разъединил их пространством и суетой.

Марч Суаттон опять побрел по этажам, немного примиренный с окружающим, а бурный энтузиаст Лавузен мчался к себе домой, улыбаясь и потирая руки.

Когда его такси спустился на рю Севинье, он подумал с минутку и решительно позвонил к Альберику Каннэ.

Истина была найдена. Возмутившее Марча зеркало дало Лавузену ключ к разгадке операций соседа.

Лавузен позвонил вторично.

– Кто там? – спросил женский голос.

– Мне нужно видеть мсье Каннэ.

– Проходите, – нерешительно посторонилась горничная.

Лавузен, поднимаясь в абсолютном мраке, столкнулся с мужчиной в черном.

– Имею честь говорить с мсье Каннэ?

– Да. Но я не принимаю. Что вам угодно?

– Мне хотелось бы вместо своего иметь совершенно другое лицо, – твердо заметил Лавузен, продвигаясь за отпрянувшим Альбериком.

– Ради дьявола!

– Оставьте дьяволов в покое, мсье Каннэ. Мне хорошо известна ваша профессия.

– Замолчите, – прошептал Альберик.

В протянутой руке Лавузена он увидел карточку.

– Вы узнаете мадемуазель Реблер – убийцу адвоката? – спросил Лавузен.

– Довольно! Откуда вы знае…

– По данным префектуры. Там же я переснял ее портрет. Ее ищут по всей Франции и, конечно, не найдут. Доктор Альберик Каннэ изменил ее лицо. Все это хорошо, но я…

– Вы хотите знать секрет изобретения? – быстро спросил Альберик, вытирая лоб.

– Нет!

– Что я должен сделать?

– Я уже сказал, – вздохнул Лавузен, – применить ко мне ваше чудодейственное открытие…

Альберик стоял, опустив голову.

– Теперь, когда формальности окончены… – Лавузен подошел ближе, смотрите, – он развернул газету.

– Здесь написано: «принц Уэльсский путешествует», – пожал плечами Альберик, – ну, я не понимаю вас!

– Тут нечего и понимать. Как вы находите при взгляде на этот портрет: есть сходство между мной и принцем Уэльсским?

– Никакого, – прошептал Альберик.

– Ну, так сделайте, чтоб было. И поскорей.

Глава четвертая

Три дня – это совсем немного. Вернее, три смены по двадцать четыре часа, из которых – две бессонных. Но для Марча это слишком.

Его костюм уже не внушал доверия, и, когда в одиннадцатом по счету месте, ему отказали в работе, он провел рукой по волосам и задумался. Собственно, хотелось спать, а не думать, но в кармане болталось шесть франков, и роскошь антисонных лепешек была недоступна.

Уснуть же естественным способом мешали шум и отсутствие жилища.

Наверное, сейчас была ночь. Город задыхался в хриплых спазмах веселья.

Пары ароматов, вырываясь из жирно хлопавших дверей ресторанов, осаждали Марча.

Он припоминал, силясь себе уяснить, что с ним произошло. И не мог понять.

В филантропических учреждениях ему отказывали, как иностранцу, а его паспорт, испещренный визами разных стран, внушал властям опасение.

А ведь как логически жестоко сложились обстоятельства! Будучи замешан в столкновении с полицией на почве безработицы, он просидел с месяц и был выслан за пределы Англии.

В надежде на заработок Марч перелетел Ла-Манш.

И вот, попав в Париж, он завертелся.

Выстаивая часы у пекарен, внюхиваясь в щемящий запах хлеба, Марч не понимал города, потому что город жил в нем, раздражал и требовал.

Расширенные зрачки Марча натыкались на великолепие сыров, бутылок, лакированных авто.

Постепенно Марч убедился, что ничего не существует в действительности. Он с ужасом чувствовал, как забывает вкус хлеба. Взор туманил разварной картофель, окутанный прозрачной дымкой пара.

Англичанин выбегал из кафе, куда он заходил посидеть, и говорил себе: «завтра».

О, шесть франков нужно беречь!

Желанное «завтра» растворялось в обычном «сегодня» и уже наматывалось на катушку голодных дней. Марч сосал пустую трубку и удивлялся.

В миллионном Париже, где каждый этаж утопал в полных съестных витринах, для него не было куска мяса.

Он видел, как проклятые призраки ели фантастические булки, пили разноцветные жидкости и шелестели кредитками.

И, наконец, – это пришлось на 20 июня, – Марч не выдержал. Когда он принял решение и встал со скамейки, то почувствовал, что от голода тело стало невесомым, а ноги разлетались, как перья.

В первом же баре, за липким столиком, Марч убедился, что картофель существует не только в мозгу, а бифштекс взволновал его сочной реальностью.

Когда подали кофе, Марч осторожно отхлебнул и прислушался, как жгучая змейка разлилась теплотой в груди.

Второй глоток одурманил его.

Грязные стены бара поползли в розовой кашице тумана, трубка задышала голубой струей, и Марч тихонько рассмеялся от блаженства.

«Лавузен, – вспомнил он, – а почему бы нет? Это любопытно!»

– Получите! – скомандовал Марч и, покачиваясь как пьяный, вышел из кафе.

* * *

В дверь постучали.

– Войдите!

Марч остановился. Лавузен спиною к гостю шнуровал ботинки.

– Может быть, вы заняты, мсье Лавузен?

– Нет, – Француз упорно не поворачивался к Марчу.

– Простите, но вы могли меня забыть. В тот…

– Помню, садитесь, – оборвал Лавузен, с пыхтеньем принимаясь за второй ботинок.

Марч взялся за спинку стула.

– У вас странная мебель, она рассыпается при легком прикосновении.

– Возможно. Когда путешествуешь, мало обращаешь внимания на условия. У себя в Англии я приму вас в соответствующей моему королевскому званию обстановке.

– А скажите, мсье Лавузен, когда это с вами началось, то есть виноват, я хочу спросить, не страдали ли ваши родители…

– Прошу соблюдать этикет, – пробурчал Лавузен, – и по возможности меньше странных выражений, сэр!

Молодой человек вынул портсигар.

– Могу предложить вашему… высочеству?

– Благодарю вас, – обернулся Лавузен.

Марч, бросив портсигар, схватился за голову и замер, открыв рот.

Гладко выбритое, слегка скептическое лицо смотрело на него: глаза незнакомца щурились. Левой рукой он спокойно приглаживал английский пробор.

– Ваше смущение понятно, сэр, – пожимая плечами, медленно уронил неизвестный.

– Виноват. Я хотел видеть художника Анри Лавузена и мне показалось, что я слышал его голос, – Марч проглотил слюну, не спуская глаз с лица незнакомца.

– Да, я его спрятал, как вы изволили остроумно выразиться, в самом себе, сэр!

Марч прислушался.

Знакомый, слегка сиповатый голос Лавузена принадлежал молодому человеку с пробором.

– Но, сэр, я прямо теряюсь… – Марч облизал сухие губы. – Черт вас возьми, не прикасайтесь ко мне, или я сорву с вас маску!

– Попробуйте, – незнакомец взял руку англичанина и ногтем провел от своего лба до подбородка.

– Настоящее тело, – прошептал Марч, не отрывая напряженного взгляда от знакомых серых глаз.

– Патентованная человеческая кожа, – подхватил незнакомец.

– Вижу, чувствую. Но, что это значит, сэр?

Человек пожал плечами:

– Мне надоело быть Лавузеном. Я перевоплотился. Вот и все.

– Это бессмыслица! – уже неуверенно прошептал Марч.

– С точки зрения здравого смысла, – загадочно улыбнулся человек с пробором, – да. А если смотреть так, что жизнь – это плакат и все краски вселенной к твоим услугам – выходит проще. Наука, Суаттон, наука!

– Значит, вы Лавузен?

Художник поклонился.

– Но, сэр, этого не может быть! – взметнулся Марч.

– Послушай, дорогой. Твое лицо напоминает мне сомневающегося идиота, каких так много в эпоху гениальных открытий человечества, – примирительно заметил Лавузен. – Я просто доказал, что ты не прав и должен будешь взять обратно свои слова о моем сумасшествии.

– Конечно. Я извиняюсь, готов признать себя щенком, хотя бы для того, чтобы всю жизнь следовать за вами, мсье Лавузен, если вас так можно назвать.

Художник строго посмотрел на него.

– Разумеется, для тебя я Лавузен… Для других… Дай руку, Марч. Мне кажется, что мы будем друзьями.

– Англо-французский союз, – с полуулыбкой ответил Марч.

Лавузен поморщился.

– Соблюдайте здравый смысл, прошу вас!

– Мм… Это будет похоже на жульничество. Просто деловой союз.

– Но как вам это удалось? Мсье Лавузен, сознайтесь теперь, что это шутка.

– Ты непоправимо глуп, Марч. Рассказывать слишком долго. Препараты, химия, сплавы, кожа каких-то животных – целая мастерская. Я ничего не помню. Это был какой-то транс. Кроме того, я больше следил за этим человеком, чем за его работой.

– Лавузен, вы говорите, что наука это мастерская безумия?

– Может быть. Я пошел дальше. Мне хочется проверить одну упорную формулу англичанина – здравый смысл, – вот зачем понадобилось это перевоплощение.

– И вы никогда не будете прежним Лавузеном?

– Никогда. Но довольно болтовни! За дело, Марч, или… – художник указал на дверь, – вы свободны!

Несколько минут Марч колебался.

– За дело, мсье Лавузен, я не знаю, чего вы хотите, но я ваш. Сходят с ума один раз, и теперь мне уже все равно.

– Возьмите газету, разверните правую страницу.

– «Принц Уэльсский путешествует», – прочел Марч.

– Что ты там видишь? – быстро спросил Лавузен.

Марч взглянул на художника и провел рукой по лбу.

– Вы, сэр!

– Очень рад слышать это признание из твоих уст.

Марч устало опустился на кровать.

– Это выше моего рассудка! Но, Лавузен, кто из нас сошел с ума? Теперь я уже не знаю наверное.

– Успокойся, это вселенная сошла с ума: мы с тобой – воплощение здравого смысла!

Несколько секунд оба смотрели друг на друга, пока Марч не почувствовал, что ноги его подгибаются.

Лавузен вдруг положил руку на плечо собеседника.

– Друг мой, – сказал он, – мы погибли. Великолепная игра, масса красок и все-таки я ошибся!

– В чем дело, Лавузен?

Художник сел на стул и чуть слышно прошептал:

– В мастерской доктора я случайно оставил…

– Ну? – перебил Марч, – вы забыли свое прежнее ухо? Говорите, я ничему не удивлюсь. Мы плывем в мутном потоке веселого сумасшествия. Может быть в этот момент я превращаюсь в страуса, но мне весело. Что вы там забыли?

– Серию карточек, последовательно фиксировавших изменения моего лица во время операции.

– Вам жалко прошлого себя? – удивился Марч.

– Не то. Это может иметь другие последствия. Мне возвращаться туда невозможно, я дорожу каждой секундой. Ступай, Марч, в дом рядом и добудь эти карточки. Если тебе это удастся, мы увидим бездну занимательного.

– Я готов! – вскочил Марч.

– Постой. Вот ключ от ателье!

– А зачем ключ? Вы же останетесь здесь.

Лавузен покачал головой.

– Жизнь – плакат. Одна за другой краски ложатся на бумагу. Плакат наклеивается на плакат. Ступай, Марч, и скорее возвращайся!

Глава пятая

Послушно, как автомат, англичанин закрыл за собой дверь и очутился на улице.

«Кто же на самом деле Лавузен?» – терзался Марч, с ужасом ощущая в своей разгоряченной голове присутствие шаловливых бесенят, снующих по извилинам мозга.

Какой-то прохожий удивленно посмотрел на Марча и, пройдя, еще раз обернулся.

Это напомнило англичанину о действительности. Мельком взглянув на парадное, он позвонил.

Молчание.

Марч дернул ручку, – дверь открылась. Заинтересованный он обернулся и шмыгнул в подъезд.

Притаившееся молчание напомнило о чем-то нежилом, заброшенном. Отдернув черную портьеру, англичанин перешагнул порог пустой белой комнаты.

Горела забытая лампочка.

Марч выдвигал пустые ящики стола. Никаких карточек не было. Где-то в глубине сознания шевельнулось почти враждебное подозрение по адресу Лавузена.

Марч выпрямился, чувствуя себя дурно, и… покачнулся.

Все тело охватила смутная лень, истома.

Сквозь монотонный шум он уловил обрывки знакомых фраз:

– Принц Уэльсский путешествует…Жизнь – плакат… Я не хочу, не хочу, – шептал Марч, падая и опираясь на стену.

Потом все стихло. Как завеса, раздвинулась тьма.

* * *

Пестрый шарф задевал лоб бахромой. Крошечные козлята запрыгали по шарфу. Неустрашимый багдадский вор рос, вытягивался в тонкий кусок мастики вдруг рассыпался блестками. Одна из них попала Марчу в рот. Ноющая боль пронизала небо и свернулась в горле комком, захватив дыхание.

Комната наполнилась людьми.

В куче лиц, рук, мелькала голова дирижирующего Лавузена.

«Соблюдайте здравый смысл, не толкитесь в мозгу, прошу вас!»

* * *

Этот крик разбудил Марча. Лежа на полу, он осмотрелся.

Та же комната. Серый едкий дым убегал к потолку. Марч приподнялся, чувствуя тесноту в груди и бросился по лестнице вниз.

Уже на улице, когда сознание прояснилось, он твердо подошел к двери ателье и рванул ее, чтобы сказать этому проклятому Лавузену..

Ругательства застряли в горле.

В ателье – никого.

Все еще не веря глазам, Марч разорвал лежащий на столе конверт.

«Дорогой друг!

Я не знаю, что вы найдете в доме моего доктора. Думаю – ничего. Меня неожиданно вызвали в Лондон дела государственной важности. Если хотите, приезжайте. Жду по следующему адресу: Пикадилли. Гостиница „Нормандия“. Спросить под именем Арчибальда Гледдон.

Ваш Анри Лавузен. (П.У.).»

Чувствуя боль в груди и сумятицу в голове, Марч отвернул штепсель и на столе заметил деньги, прикрытые газетой.

Триста франков кредитками.

* * *

Эйфелева башня обвилась алой змеей огненных букв: SITROEN.

С возвышения первой посадочной площадки, куда Марч поднялся в переполненном лифта, как на чудовищной клумбе, дышащей трубами предместий, развернулся Париж.

Толпа сдавила англичанина у кассы. Дожидаясь очереди, Марч равнодушно смотрел вниз сквозь перила.

С легким гулом поднимались освещенные кабинки, выбрасывая пассажиров. И стальные прутья площадки дрожали, когда стеклянные крыши лифтов проваливались в черную бездну.

Маленькие черные утюжки сталкивались горящими носами у основания башни. Это были автобусы, прыгающие четырехугольными мячиками.

Вагоны метрополитена стальными иголками прошивали сукно площадей, неожиданно вырываясь на поверхность, закрепляя свой путь вспышками лампочек.

Марч поднял воротник английского непромокаемого пальто и заглянул в окошечко.

– До Лондона пожалуйста.

Оставалось двадцать минут. Марч поднялся на вышку башни, откуда город напоминал стеклянный пирог.

Длинный ящик, размером в три международных вагона, разрезал тьму зеленым глазом и пропал.

– Римский экспресс. Остановка его на Марсовом поле, – заметил кто-то в толпе.

Ровно в девять такой же ящик повис на стальных крючьях башни.

– Занимайте места! – пробежал обер-кондуктор, махая светящимся флажком.

Блестящий вагон красного дерева выглядел комфортабельно и даже уютно. В хрустальных колпачках горели лампочки, разливая по купе белый свет. На противоположном откинутом сиденье была постель.

Марч высунулся в окно.

Стальные тросы сократились, проглоченные тьмой, затараторили пропеллеры, поезд качнулся. Англичанин подпрыгнул на диване, а когда еще раз высунулся в окно, башня провалилась под ним, оставив внизу бордюр зеленых огоньков.

Под вагоном из-за орбиты арки выкатился алый глаз сигнального шара. Аэропоезд нервно дрожал, стоя, казалось, на одном месте, а черная туша Парижа летела вниз.

Воздух стал чище и свежее. Марч не спал. С часами в руках он следил за щелкающей на стенке купе дощечкой.

Прошло сорок минут, а уже Бове, Абвиль были позади. Крылья ветра резали лицо Марча, пока он не закрыл окно.

«Булонь», – выскочила надпись. Марч взялся за газету и, поддаваясь качке, склонил голову на подушку. «Кент», – дощечка вспыхнула и погасла.

Марч подошел к окну. Пол колебался, клокотал, и в ногах было такое ощущение, как после катания на роликах.

Дымные, в беспорядке разбросанные огни… толчок… резкий наклон вниз. Защелкали купе. Оглушительно надрывались сирены. Шум голосов и последняя надпись – «Лондон».