Текст книги "Илья Муромец (СИ)"

Автор книги: Сергей Пациашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 23.

Борис.

Встреча с Идолищем сильно подкосила здоровье старого князя Владимира, и весной он уже и вовсе перестал появляться в Киеве, всё время проводил в Берестове. Сюда к нему ездила знать жаловаться на Илью Муромца и его друзей, которых он возвысил, сюда с докладами приезжал и сам богатырский воевода, сюда же ездил и князь Борис, который с каждым разом всё больше высказывал недовольство политикой отца. В мае он был как никогда близок к тому, чтобы ослушаться своего родителя.

– Нельзя медлить, отец, – кричал Борис, и голос его эхом поднимался под самый купол, – Ярослав войско собирает, наёмников из варяг. Варягам нужно жалование платить, немалое и каждый месяц. Долго он это войско содержать не сможет, а потому скоро поведёт его на нас, на Киев. Мы должны напасть первыми, а этот твой воевода, этот деревенский простак не позволяет.

– Илья Муромец далеко не простак, – возражал князь Владимир. – Простаки, когда приходят к власти, всегда становятся тиранами. А Илья жизнью жертвовал, чтобы меня спасти, он любит своих друзей и чтит богатырскую клятву. Он не тиран. Нам бы с сотню таких, как он, и Русь была бы непобедима. Я ведь, сын мой, тоже считался сыном рабыни, вырос в деревне и поднялся с самого низа.

– Ты – потомок Рюрика, а он – кто?

– Он – герой из народа. Его знает вся Русь, его славят в Муроме и Чернигове, уважают в Новгороде, а теперь ещё и боготворят в Киеве. Да на таких Русь держится! Весь народ стоит за него.

– А за мной, по-твоему, не стоит никто? Я же внук ромейских императоров, венчанный и помазанный Христом. А народ наш – это христиане.

– Да будь ты хоть внуком самого Бога! – прокричал Владимир, – я – твой отец, и пока я жив, моя воля выше.

Борис, потупив взгляд, замолчал.

– Вот тебе, сын мой, завет на будущее, – продолжал князь, – никогда не веди войну против родных братьев. Я вёл такую войну, но я не был христианином. Тебе же воевать против родной крови я запрещаю. Ярослав – твой брат, хоть у вас и разные матери. Подождём, может он одумается. А для тебя, и для войска нашего и так дел хватит. На нашей земле опять печенеги объявились. Собирайся биться с язычниками, богатырей с собой возьми.

– А как быть с расследованием? – снова спрашивал Борис, – Илья один не справляется, дело, которое ты ему поручил, он провалил.

– Ничего, он был у меня недавно с докладом. Дело это требует вмешательства высшей власти, моей власти. Я сам расспрошу, кого следует, церковные чины.

Вскоре действительно священники самых высоких званий стали ездить ко Владимиру в Берестово. Официально их вызывали в гости, но многие возвращались в Киев бледные и хмурые. Допросы шли неторопливо и затянулись до середины лета. В это время Борис уже успел дойти до самых окраин русской земли, но так и не нашёл следов никаких печенегов. Зато удалось разбить разбойничий отряд, в котором узнали бывших ополченцев с Блудова посада. Некоторые богатыри, что были с князем, ещё до конца похода повезли пленников в Киев, на допрос к Илье Муромцу. Всем блудовцам грозила смертная казнь, терять им было нечего, и у многих тогда развязались языки. Но не успел Илья допросить всех и узнать страшную истину, как из Берестова прибыл протопоп Иоанн, который до этого ездил на встречу с князем. Священник принёс в Киев печальную весть: князь Владимир скончался. Назавтра были назначены похороны, скорбь и печаль в один миг охватили весь город. Илья тут же захотел увидеть отца Иоанна. Вид у богатырского воеводы был измученный, ему предстоял очень непростой разговор с человеком, которому он когда-то исповедовался и которого высоко почитал.

– Запутался я, владыка, – говорил Илья, – помоги мне. Я дал слово, что буду служить своей стране, служить своему князю, помазанному самим Христом. И вот я узнаю, что этого князя предали сами те, кто служат Христу. Попрали закон Божий, который должны были защищать, попрали и любовь к ближнему, и всё, чему учил их Христос, и предали своего князя, отдали его в лапы Идолища. Раньше я только догадывался об этом, теперь я допросил блудовцев, и у меня есть доказательства.

Отец Иоанн нисколько не смутился его вопросом и остался совершенно спокоен. Лёгкая улыбка, навсегда застывшая у него на лице, не исчезла даже сейчас.

– Князь наш не был помазан Богом, – отвечал протопоп, – он был язычником в прежние времена. А помазан был цареградский императ. И Борис – внук императора.

– И кто это решил? Что Христос не помазал нашего князя? Наш князь крестился, он крестил русскую землю, он хотел построить царство Божье на земле. Да, строил не всегда хорошо, с ошибками, но строил. Ведь этим должны заниматься христианские князья, короли и императоры. Даже язычники, если они строят царство Божье, ближе ко Христу, чем помазанный церковью антихрист.

– То, что ты говоришь Илья, это ересь, – спокойно продолжал протопоп Иоанн, – никто не знает, когда наступит царство Божье, никто не может приблизить второе пришествие Христа. Мы не знаем, когда наступит судный день, когда наступят последние дни.

– Зачем же вы тогда венчаете людей на царство и на княжение? Если они не строят царство Божье, то почему вы говорите, что власть эта от Бога?

– Потому, Илья, что власть их от церкви. Они признают власть церкви выше своей власти, они правят явно, а мы правим тайно.

– Так вот оно в чём дело? Вы думаете только о церкви? – повышал голос Илья, – а до Бога вам уже и дела нет!

– Ересь! – прокричал отец Иоанн, – опять ересь выходит из уст твоих. Ересь эту церковь отвергла много веков назад.

– Церковь..., – взялся за голову Илья, – всё ради церкви, а не ради Бога. Неужели вы не видите? Вы же внутри одной церкви клеймите друг друга еретиками и готовы убить друг друга. Не этому, не этому учил нас Христос. Для вас теперь папа римский – еретик, а вы – еретики для папы. Потому что уже нет с вами Бога. Не этому Он учил нас, не этому.

– Успокойся, Илья, – подошёл к нему протопоп Иоанн и погладил по голове, – ты устал, тебе надо отдохнуть.

– Нет! – вскочил с места богатырь, как ужаленный осою, – не трогай меня. Твои руки в крови, ты убил нашего князя.

– Никого я не убивал, не выдумывай.

– Если не убивал, то отдал приказ!

– Потише! – закричал протопоп, – нас могут услышать.

– Пусть слушают!

– Князь Владимир был больным стариком, его дни клонились к закату, не было нужды убивать его и навлекать на себе подозрения. У тебя нет доказательств!

– Верно, нет, – согласился Илья, – но есть доказательства, что это ты передал князя в руки Идолища.

– Всё это ради Бориса. Он должен был освободить отца, прославиться и стать князем в Новгороде. Никто не хотел убивать князя Владимира, да никто бы его и не убил. Скоро Борис вернётся в Киев, он меня поймёт и поддержит.

– Борис тоже в этом замешан? – выпучил глаза Илья.

– Да нет конечно. Борис ничего не знает. Он ничего не должен знать, он будет добрым, справедливым князем, будет править, как правил его дед – император. Править явно, а мы будем править тайно. И ему о наших делах знать не к чему. Ты, конечно, можешь ему всё рассказать, но этим сделаешь хуже и себе, и ему, и нашему отечеству.

– Но как вы могли, как вы могли? – не находил себе места Илья, – ведь это же Идолище!

– Ну и что, что Идолище? Что ты про него знаешь? Он ведь не всегда был упырём, когда-то он был человеком, он был христианином, и никто его от церкви не отлучал. Да, он безобразен, но как безобразны были многие святые! Одни в лохмотьях, другие в язвах и язвы нищим целуют, кто больной, кто в грязи, кто словно безумный. Земная жизнь – это боль, гряз и безобразие. И Идолище нам это показывал. Этим он полезен для веры так же, как и любой святой, измазанный в грязи, хоть у упырей и нет души. А вот ты, Илья, убив Идолища, нарушил богатырскую клятву. Ты убил христианина.

Но Илья уже его не слушал, он сидел на лавке, запустив пальцы в волосы и твердил:

– Это была ложь. Всё ложь! И про миссию мою, и про прощение. А эта фея, Варвара? Она тоже верующая? Ведь я виноват перед ней. А Змей Горыныч? Может, и не надо его убивать, и нет никакой миссии?

– Думай, как знаешь, а я ухожу, – направился к выходу протопоп Иоанн, – нужно похоронить старого князя и встретиться с молодым. Скажи только, что решил? Расскажешь ты Борису, что знаешь, или нет?

– Нет, не расскажу, это знание погубит его, так что будьте спокойны, иуды, – отвечал Илья, и протопоп ушёл, громко хлопнув дверью. Теперь воевода остался один в комнате, а мысли его вырывались из головы, бились о каменные стены и с разгону опять залетали в голову. Одна страшнее другой, одна другой печальней. Одна рука тянулась к кинжалу, другая к верёвке и мылу, сердце колотило, как маслобойня, и не было в этом ритме уже никакого порядка и гармонии. Князь умер, а впереди раскрылась бездонная бездна. Князь умер, и дух его грызли бездарные черви. Кровь кипела в голове, и от застрявшей в ней мысли слабость охватила всё тело – князь умер. Илья довольно долго пробыл один, никто к нему не заходил, никому не было до него дела. Все были напуганы, встревожены. И чтобы справиться с испугом и тревогой, пытались себя чем-то занять, отвлечься от печальных мыслей или просто скорбеть. Но скорбеть опять же не так, как скорбел Илья, а скорбеть на людях, чтобы все видели, причитать и бить себя в грудь, напиваться до полусмерти. Через несколько часов после ухода протопопа дверь открылась, и вошёл Михаил. Илья лежал прямо на полу, отвернувшись к стене, и даже не повернулся, когда кто-то пришёл.

– Илья, – встревожился Михаил, – Илюша, ты как, живой? Фу, ну и напугал ты меня. Странные дела в Киеве творятся, Ваську Касимерова стража схватила и в темницу бросила. Говорят, судить его будут за воровство. А блудовские разбойники сегодня все троя повесились, представляешь? Остались правда, ещё те, которых ты не допрашивал. Чего делать-то будем?

– Собирай всех, – поднялся на ноги Илья, – будем готовиться к битве.

– С кем? Ты чего, Илья? У нас людей мало. Богатырей половина уехала в поход с Борисом.

– Забудь про Бориса, собирай всех, кто есть, сейчас же. И ещё, отправь гонцов в Муром, к Глебу. Пусть сообщат ему о смерти Владимира и велят ехать в Киев, мириться с братьями.

Михаил ушёл, а Илья стал наряжаться к битве. Одел кольчугу под комзол, шлем не взял, но захватил меч, кинжал. Вскоре все богатыри, что были тогда в Киеве, собрались возле дома богатырского воеводы на Подоле. Илья, ничего им толком не объясняя, повёл за собой. Но не на Щековицу и не на какой другой холм, а к терему, который находился здесь же, на Подоле. Терем охраняли десятка два стражи, но, увидев Илью Муромца с витязями, расступились и пустили его внутрь. В богатом и просторном тереме находился всего один человек – знатный узник. Он сильно запустил себя за последнее время, отпустил длинные волосы, бороду. И всё же в нём легко узнавались княжеские черты. Святополк был похож на отца больше, чем Борис и Глеб. Нос имел совершенно такой же, мужественный орлиный профиль, мощная челюсть выдавалась вперёд. Илья вошёл к нему и поклонился в пояс.

– Здрав будь, князь, я – Илья Муромец, – молвил он.

– И тебе здравствовать, – отвечал Святополк, – смерти или дружбы моей пришёл искать, богатырь?

– Дружбы, – отвечал Илья.

– Тогда освободи меня от заточения.

– Ты свободен, князь. Мои люди обеспечат тебе защиту. Но, прежде, чем ты выйдешь, позволь рассказать тебе кое о чём.

И Илья сел со Святополком за один стол и поведал ему всё, что знал про измену и Идолище.

– Теперь ты знаешь всё, что знал я, – закончил свой рассказ Илья, – как видишь, Борис здесь не виноват.

– Он виноват, что я здесь, в заточении.

– Но ты жив, он не поднял руку на брата. Будь же и ты для него примером, помирись с ним, дай мне слово, что не будешь мстить.

– Ты вот что, богатырь, – властно поднялся с места Святополк, – если хочешь, чтобы я правил, то освободи меня без всяких условий. А нет, тогда и смысла нет мне выходить: что там, что здесь меня ждут оковы.

Илья понял, что столкнулся с большим упрямцем, которого трудно будет в чём-то убедить. Но, в конце концов, без помощи богатырей он бы быстро потерял власть, а, значит, на него ещё можно было повлиять. Илья ещё сохранял свою должность и надеялся использовать её вместе со своей славой для защиты мира на русской земле. Святополк же был упрям, но не глуп, и поначалу никаких казней и расправ над изменниками не чинил, делал вид, что ничего не знает, прекрасно понимая хрупкость своего положения. Но чем больше гостей из других городов приезжало в Киев, тем прочнее становилось положение нового князя. На похороны Владимира смогли прибыть не многие, но и после похорон люди продолжали пребывать, чтобы увидеть нового князя и присягнуть ему в верности. Приехали бояре из Обухова и Вышегорода, кто-то добрался из Переяславля, с какой-то невероятной быстротой прибыли послы из Польши, которые, видимо, до этого ехали с посольством к Владимиру. Все они поддерживали Святополка, понимая, что будут чистки во власти, и на новые места придут люди из провинции. Из вышгородских бояр самым влиятельным был Путша, которого новый князь сразу приблизил к себе и доверил ему дела державы. Илья по-прежнему оставался богатырским воеводой, но влияние в Киеве его падало. К нему уже мало кто прислушивался. Редко удавалось поговорить с глазу на глаз даже со Святополком, который теперь везде появлялся в компании верных ему провинциалов и польских послов, следующих за ним повсюду.

На какое-то время влияние Ильи сильно возросло, когда в Киеве появились богатыри, что отправлялись в поход с Борисом, а вместе с ними вся киевская знать, что отправлялась вместе с ними на печенегов. Правда, сам Борис не вернулся и с верными ему боярами остался за городом. Святополку он передал свою верность и покорность, он принимал нового князя, но сам в Киеве появляться боялся. Илью это очень обрадовало. Борис внял последнему слову своего отца и не стал вести войну против родного брата. Он покорился власти Святополка. Теперь нужно было помирить братьев с Ярославом, который правил в Новгороде, а там, может быть, и с Полоцком бы помирились, который давно был с Киевом в ссоре. С тех пор, как Изяслав перестал платить отцу дань. Но Изяслава уже не было в живых, Полоцком правил его малолетний сын, внук Владимира. Илья решил лично отправиться в Новгород, чтобы поговорить с Ярославом. Он уже начал собирать помощников, но тут страшные слухи стали приходить в Киев. Вышгородский боярин Путша отсутствовал в городе, и люди стали говорить, что он убил молодого князя Бориса. Многие винили в этой смерти Святополка. Илья с силой прорвался в палаты киевского князя, который в это время советовался о чём-то с польскими послами.

– Это правда? – набросился воевода на князя.

– Остынь, богатырь, – раздражённо ответил Святополк, – и сперва поклонись своему князю.

Илья сжал кулаки, но склонил голову в знак приветствия.

– Он же твой брат, – с горечью промолвил богатырь.

– У меня много родственников. В Польше много родни. Польские послы от имени короля обещали мне войско дать, если помощь в войне с врагами понадобится. А Борис нам чужой, у него родня среди ромеев. Всё земное для них – грязь, всё небесное – благодать. Вот мы и отправили его на небеса.

– Так это поляки приказали тебе убить родного брата? За то, что он против обнаглевшего шляхтича воевал?

– Не приказали! – прокричал Святополк, встав с места, – не приказали, а попросили! Я – потомок Рюрика, киевский князь, мне никто не может приказать. А ты, земский сын, в знатных делах не разумеешь. И ещё раз так ко мне войдёшь, без головы останешься.

Илья, полный злобы и отчаяния, вышел прочь. Ему некого было винить в случившемся, ведь это он освободил Святополка. Тело Бориса так никто и не увидел, его тайно похоронили в Вышегороде вместе с венгром Георгием, который по слухам, своей грудью заслонил князя от врагов и так же был убит. Имя Бориса в Киеве запретили упоминать. Многие так и не знали, жив он или нет. Илья знал, и с этим знанием он больше не мог оставаться в Киеве. Вскоре он засобирался в дорогу. Василий Касимеров к тому времени вышел на свободу, но лишился почти всех своих богатств. Он теперь отправлялся в дорогу вместе с Ильёй. Но Михаил Игнатьевич наотрез отказался покидать Киев.

– Против воли князя не могу, – промолвил он, – и тебе, Илья, уходить не советую.

– Нет, я ухожу, а князю передай, пусть ищет себе другого богатырского воеводу.

– Я бы пошёл за тобой, Илья Карачаровец, но больно уж этот путь опасен. Из нас, муромцев, только двоя в живых и остались. К тому же, если я сейчас уйду, то совсем русских людей в богатырском войске в Киеве не будет.

– Что ж, Миша, может ты и прав, я ведь и сам пока ещё не знаю точно, куда иду. Встречусь с князем Глебом, а там уже посмотрим, как он решит

И Илья погладил Михаила по щеке и обнял на прощание. А вскоре тайно покинул Киев. Святополк, когда узнал, пришёл в ярость и запретил вспоминать имя Ильи. Богатырское войско снова надолго осталось без воеводы.

Глава 24.

Глеб.

Из Мурома меж тем в сторону Киева шла огромная вереница всадников. Из одного конца не было видно другого конца всем эти коням, лошадям, повозкам, впереди которых ехала муромская знать и сам князь Глеб. Как только он получил письмо от Ильи, так сразу стал собираться в дорогу. За старшего снова оставил в Муроме Ратшу. Вместе с Глебом ехала родовая муромская знать, к ней присоединились и бояре из Рязани. В их числе были и потомки бывшего муромского князя, братья: Горясер и Идман. Но едва шествие минуло Рязань, как ему встретились два всадника с посланием от киевского митрополита. Теперь гонцы принесли вести ещё тревожнее прежних: Борис убит, по слухам– по приказу Святополка, и по просьбе польской шляхты. По закону, Глеб должен был отомстить за единоутробного брата, а, значит, теперь от тоже представлял опасность для нового киевского князя. Муромский князь крепко задумался. Один его мятежный брат засел в Киеве, другой – в Новгороде, оба ещё при жизни отца стали его ослушниками, а Глеб теперь между ними был как между молотом и наковальней. Пока он думал, его свита начинала редеть. Многие здесь были язычниками и втайне радовались, что князь-христианин попал в опалу. Но Горясер и Идман, как ни странно, остались с юным князем. Глеб мало им доверял и даже боялся их присутствия, а потому отправил братьев в Новгород, к Ярославу на переговоры. Ярославу было велено передать, что муромский князь не будет за него воевать, не будет воевать и против него, сам на престол не претендует и лишь просит дать ему во княжение Ростов, который прежде бы уделом Бориса. Были отправлены послы и к Святополку. Они от имени Глеба обещали, что он не будет мстить за смерть брата, что признает киевским князем Святополка и так же просит у него разрешение сеть на княжение в Ростове. Ростов всё-таки лучше принимал христиан, там было меньше язычников, а, значит, там последнему на Руси внуку византийских императоров легче было выжить и закрепиться. Святополк получил письмо уже в августе, и как ни странно, дал добро на то, чтобы перевести Глеба в Ростов. Расчёт здесь был прост, Ростов после смерти князя мог подпасть под влияние своего бывшего князя, который правил там до Бориса, а это и был Ярослав. Его связи в Ростове были очень крепки, местная знать была ещё во многом верна ему лично, к тому же на этой земле находилась застава – городок Владимир, в котором обитали новгородские богатыри с воеводой Потамием Хромым. Поэтому Святополк и поддержал Глеба. А меж тем, нужно было решить, как поступить со смутьяном Ильёй Муромцем, который добрался уже до Чернигова. С ним было всего 50 богатырей, но для всех богатырей на Руси Илья был ещё начальником, воеводой. Он мог усилить любую из партий, к какой бы не примкнул.

Но на это у Святополка уже не было времени, он готовился к отъезду в Польшу, в гости к шляхте и к королю. В Киеве его задерживали несколько судебных дел, которые нужно было решить быстро. И Святополк решил их все смертным приговором, чем очень многих напугал и возмутил в городе. Дело в том, что среди приговорённых было много священников и даже один протопоп – известный всем отец Иоанн. Всем им вменялось в вину участие в каком-то заговоре против князя Владимира в пользу князя Бориса. Протопопа приговорили к казни через отсечение головы. Старый отец Иоанн до последнего мгновения ничем не выдал никакого страха. Многие киевляне плакали в день казни, но протопоп всех успокаивал, говорил, что отправляется в мир иной, лучший мир, и даже рад, что Христос забирает его к себе. Но при этом люди только сильнее начинали плакать. Отец Иоанн молился и вообще уделял такое значение соблюдению всех обрядов, что многие дивились и думали, что он совсем бесстрашен. Но зачастую, когда человек совершает какие-то привычные действия, он избавляется от страха, и потому опытный глаз легко мог разглядеть, что священник всё время молится, даёт наставления плачущим и духовным лицам лишь для того, чтобы отвлечься от неизбежного. Иоанн молился даже тогда, когда в одной длинной рубахе взошёл на помост, к палачу с топором в руке. Бабы-плакальщицы просили у него благословения, целовали морщинистые руки, и священник щедро им раздавал это благословение. Но вот пришло время положить голову на плаху.

– Храни вас Бог, православные! – прокричал он за мгновение до того, как тяжёлая сталь коснулась покрытой пятнами шеи. Голова, крякнув, отлетела в сторону, бабы взвыли, мужчины отвели глаза. В тот же день в Киеве начались беспокойства, народ стал возмущаться жестокостью нового князя. Не известно, чем бы это всё закончилось, но Святополк на следующий день после казни отбыл в Польшу.

Илья обо всех этих событиях узнал много позже, сейчас он же находился в Чернигове. Как и прежде, его встречали здесь как героя, как и прежде потчевали, поили и кормили. Но Илья долго здесь не задержался и отправился дальше. Теперь ему предстоял долгий путь на Муром. Но по дороге руки словно сами потянули за поводья, и конь свернул на знакомую до боли тропинку. Богатыри вслед за своим вождём поехали в лес, ничего не спрашивали, полностью доверяя его решению. А Илья теперь мчался по дороге к дому молодой ведьмы, хуже того – феи, которая чуть не погубила его, но всё же спасла. И если бы кто сейчас спросил у богатыря, зачем он едет к Варваре, он и сам бы не смог ответить, хочет ли он её убить или отблагодарить. Вскоре вдали показались знакомые строения. Все они были либо частично горелые, либо полностью превратились в каркасы из чёрных головешек на пепелище. Забор частично тоже был горелый, ворота открыты нараспашку. Казалось, никто здесь уже не живёт, и весь этот путь проделан зря. Но тут вдруг из погребов и землянок на поверхность стали выбираться знакомые клыкастые существа. Их было не больше дюжины, совсем немного против пятидесяти богатырей. В какой-то момент Илье показалось, что среди клыкастых морд он видит знакомое когда-то человеческое лицо. Богатырь пригляделся по внимательнее и обомлел. Голова у упыря держалась криво на бок, на шее виднелся шрам от пореза. Клыки сильно изменили его внешность, и всё же это был он – Соловей-разбойник.

– Какие знатные гости у нас сегодня! – воскликнул он, когда всадники заехали во двор, – сам Илья Муромец.

– А ты, Соловей, видимо двужильный, – вымолвил богатырь, слезая с коня, – а может, трёхжильный?Давай-ка проверю.

– Ну-ну-ну, – в страхе попятился Соловей от острого меча, – я не двужильный, но ты меня не убьёшь, богатырь. Не посмеешь.

– Это почему же? – шагнул в его сторону Илья.

– Потому что твоя клятва тебе это запрещает.

И с этими словами Соловей запустил когтистую руку себе под рубаху и достал оттуда христианский крест, висящий на шее.

– Ты – христианин? – усмехнулся Илья.

– И все мы здесь крещёные. И она тоже.

И Соловей показал грязным когтем на полуобгоревшую, полуразрушенную избу, на пороге которой стояла женщина. Казалось, она постарела на много лет, видимо, потому, что Варвара стала на порядок неряшливее, лицо перепачкано сажей, волосы всклоченные, платье тоже перепачкано. Когда ведьма улыбнулась, все видели её до неприличия жёлтые зубы. И всё же, были в ней ещё видны следы прежней красоты и обаяния, а на шее висел христианский крест.

– Приехал-таки? – радостно молвила он, – а мы тебя всё ждали. Как услышали, что ты Идолища зарезал, так ждали, что ты и за нашими жизнями придёшь.

– Кто вас крестил? – всё ещё смеялся Илья, – впрочем, не важно. Охотно верю, что за деньги на Руси и дьявола крестят. Скажи мне лучше, как ты этого с того света вернула и зачем?

– А это не я, – скрипучим голосом отвечала ведьма, – это как-то само вышло. Ты ведь тогда не всех упырей у меня перебил. Некоторые остались, в лесу спрятались. А когда ты Соловью глотку перерезал, они на запах крови и набежали, да и покусали его. А он возьми, да и обратись сам в кровососа. Теперь он мой самый верный раб, ни на шаг от меня не отходит. Ну-ка, Соловей, целуй мою руку.

– Богиня, – повалился на колени кровосос и принялся целовать ей руки, а Варвара снова рассмеялась, обнажив свои жёлтые зубы.

– Ты хотела, чтобы я стал таким, как он? – спросил Илья. – Идолищу почти удалось меня покусать.

– Сначала я хотела твоей смерти. Но когда увидела Идолища, поняла, что не смогу тебя убить. Просила взять тебя живым, чтобы потом покусать и сделать упырём. Этим, видно, он себя и сгубил. Он думал, что только ты про меня услышишь и сразу перестанешь сопротивляться. Ведь упыри все поклоняются женщинам. Эх, Илюша, получается, я тебе помогла Идолища убить.

– Получается, что так, – задумался Илья.

– Стало быть, благодарить меня ты должен, а не убивать. К тому же, ты не можешь нарушить клятвы.

– Да уж, прав оказался протопоп Иоанн, что своим грехом я тебя подтолкнул к вере, – смеялся ещё Илья, – хоть в чём-то старый чёрт оказался прав.

Но тут богатырь вдруг стал очень серьёзен, поскольку увидел, как у феи заблестели глаза, увидел, как она на него смотрит. Совсем не так, как раньше. Теперь он смотрела на него с восхищением и мольбой.

– Я никогда не хотел тебя убивать, – прикоснулся Илья к её щеке, – я же люблю тебя, ты же знаешь.

Ведьма взяла его руку и принялась целовать ладонь.

– Тогда оставайся со мной, – взмолилась он, – ты же здесь для этого. Иначе зачем ты приехал?

– Ну уж нет, – отнял от неё свою руку Илья и забрался в седло, – я люблю тебя, но мы никогда не будем вместе. А тебе здесь и без меня не скучно. Вон и Соловей с тобой. Понимаю, зачем ты его держишь при себе, он напоминает тебе обо мне. А мне о тебе не нужно никаких напоминаний.

И с этими словами Илья развернулся и поехал прочь с этого двора, как хотелось думать, навсегда. Назад богатыри поехали мимо болот, которые когда-то считались проклятыми. Теперь на дороге здесь не было ни травинки, сразу видно было, что люди здесь ездят, больше не боятся. Вскоре показался и хутор, который когда-то принимал у себя в гости муромцев. Теперь богатырей было раза в три больше, и среди них был лишь один муромец. Здесь путники решили задержаться какое-то время. Спешить было уже некуда, весь мир вокруг рушился, и Илья уже никак не мог это остановить. Здесь, в хуторе ему подарили гусли, на которых богатырь часто играл. Вечерами его игры у костра собиралась послушать местная ребятня. Все просили славного воина рассказать о своих великих подвигах, которые здесь и так все знали почти наизусть. И в какое бы село потом не заезжал Илья, все знали там, кто такой Илья Муромец и почитали его чуть ли не как бога. Народный герой, поднявшийся из маленькой деревни до владыки всей Руси, казался всем существом сверхъестественным. Даже тот факт, что Илья рассорился с киевскими властями, ни капли никого не смущал. Народ спрашивал, интересовался, за кого богатырь из Рюриковичей, кого из сыновей князя поддержит. Для них словно не существовало богатырской клятвы, которая нарочно для того и была придумана, чтобы запретить христианским воинам участвовать в политических войнах. В конце концов, Илья стал всем говорить, что, поскольку прозвище у него – Муромец, то, стало быть, служить он должен муромскому князю. Сейчас таким князем был юный Глеб, но, если поставят другого, будет верой и правдой служить ему. И всё же, чем ближе богатырь подходил к Мурому, тем тяжелее становилось у него на сердце. Он понимал, что в какой-то степени виноват в смерти Бориса, и за это Глеб мог с него спросить. К тому же, Муром был полон язычников, мог не принять обратно столь прославленного киевского князя. Да и в конце концов, Илья был ослушником киевского князя. Рано или поздно эта новость дошла бы до муромцев, и вряд ли бы тогда они посмели бы укрывать у себя преступника. Илья больше всего на свете хотел вернуться домой, но всё отчётливее понимал, что возвращаться ему некуда, а потому шёл так медленно. Возможно, он на всю оставшуюся жизнь должен был превратиться в такого бродягу и изгнанника.

Меж тем, Глеб всё дожидался ответа от своих братьев и очень хотел, чтобы оба брата согласились отдать ему Ростов. Тогда он получал серьёзный шанс помирить меж собой братьев и остановить гражданскую войну. О большем младший сын царевны Анны не мог и мечтать. Сначала пришёл ответ от Ярослава. Принёс его Горясер. Глеб сразу почувствовал неладное, когда увидел, какая большая свита собралась вокруг Горясера. В Новгород он отправлялся налегке, лишь с десятком спутников.

– Ну что, Ярослав, говори, не томи, – обратился Глеб.

– Кланяться тебе велит, – молвил Горясер, – передаёт привет и свою сердечную любовь. Но Ростов тебе отдать, говорит, не может.

– Плохо, – поник взглядом Глеб, – что ж, будем ждать ответа Святополка.

– Это ещё не всё, – слез с коня Горясер, – от себя я хочу тебе сказать, что и в Муроме ты теперь княжить не будешь. Муром – это мой город, моя земля. Старший брат мой – Юртай, должен был стать князем, но его убил Ратша. Стало быть, теперь мне быть законным князем.

– Это не тебе решать, – возрази Глеб, оглядываясь на свою свиту, – ты не можешь говорить за весь Муром.

– А тебе кто позволял за весь Муром говорить? – достал свой меч Горясер, – тебя никто князем не выбирал, кровь в тебе чужая. Посмотри на свою свиту, сплошь лица из чужих племён, повар твой и вовсе торчин, по-нашему не разумеет.

– Не говори плохо, влядыка, – молвил торчин, – я твой речь понимать. Я тебе буду служить, сделаю всё, что скажешь.

– Убить меня задумал? – молвил Глеб и пошёл прямо на Горясера, – хочешь нарушить клятву верности, что мне давал? И после этого думаешь, твои воины будут тебя слушаться? Хочешь нарушить свою клятву? Давай.