Текст книги "Илья Муромец (СИ)"

Автор книги: Сергей Пациашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Смерти своей ищите, богатыри? – прокричал Идолище голосом, похожим на рык, – что ж, вы своего добьётесь. Но не тревожьтесь, кто хочет пережить эту битву, останется жить, хоть уже и не человеком, а упырём.

И кровососы угрожающе забили руками и мечами в свои щиты и медленно пошли в наступление.

– Ох не справимся, Илюша, ох не сдюжим, – заволновался Михаил, – зря свои головы здесь сложим.

– Зря не сложим. Даже если проиграем, об этой битве узнают в Киеве и придут, чтобы выбить упырей. Им придётся уходить, а князя оставить здесь.

Идолище меж тем, сказав свою речь, ушёл из первого ряда и занял позицию позади войска. Многие из войска людей от этого на время вздохнули с облегчением. И вот передние ряды воинов встретились, забарабанили щиты, заломались копья, пали на землю первые убитые и раненные. Но если среди людей были убитые, то среди упырей были только раненные, да и то которые быстро приходили в себя и снова шли в бой. Илья вместе с глуховцами в этот момент находился на левом фланге, но в бой не вступал и отставал от основного войска. Нужно было следовать плану. Кровососы всё напирали и теснили киевлян. Некоторые уже стали обходить правый фланг, чтобы взять людей в окружение. Илья ждал, когда упыри полностью займут правый фланг. Как только это случилось, он тут же забрался в седло и всем глуховцам и муромцам приказал делать тоже самое. Теперь они верхом с левого фланга рванули в атаку, без копий и палиц, а булатными мечами в руках. И полетели с плеч отрубленные вампирские головы, и поломались, потеснились ряды кровососов, затрусили, стали разбегаться. Некоторые пытались атаковать, но чаще всего богатыри оказывались быстрее, да и меч – это не копьё, он был гораздо удобнее в ближнем бою. Видя своё бессилие, упыри боялись и отступали, а Илья на мгновение встретился взглядом с их вождём. Идолище был в ярости, вид его был ужасен и зловещ, как у тысячи дьяволов. Он с силой стал поворачивать отступающих упырей обратно, буквально подхватывал их с земли и швырял в самую гущу схватки. А затем вождь пошёл в атаку уже сам.

Один глуховец решил разом покончить с этим монстром и тем самым положить конец битве. О воин жестоко заплатил за свою наивность. Идолище на ходу остановил его коня. Скакун встал на дыбы, а упырь взял его за живот и с невероятной силой опрокинул. Глуховец оказался раздавленным весом своего скакуна, а какой-то кровосос тут же впился ему в шею. Теперь Идолище пошёл в атаку. Своим длинным копьём он легко доставал всадника или, если не мог его достать, ранил коня. Вождь не пользовался щитом, и несколько раз его удавалось ранить. Кто-то швырнул даже в Идолища копьё, но он вынул его из себя, и, совершено на замечая раны, продолжал бой. Теперь упыри уже осмелели, а богатыри поддались страху. Илья, видя их испуг и ужасную смерть стольких товарищей, поехал на самого вождя кровососов, держа наготове меч.

– Эй, Идолище! – прокричал богатырь, и пара яростных глаз обратилась на него, – моё имя – Илья Муромец. Я знаю, ты должен убить меня. Если ты пришёл за моей жизнью, возьми её, но не убивай напрасно этих людей.

– Илья, – довольно прорычал Идолище, – за мной должок. Мне заплатили немалую сумму, чтобы я достал тебя живым. Кое-кто хочет сделать тебя упырём и своим пожизненным рабом.

И, расталкивая всех врагов на своём пути, вождь кровососов пошёл прямо на всадника с мечом. Они были один на один. Илья направил свой клинок прямо в голову ужасному чудовищу и уже готов был рубануть. Но Идолище поразил его лошадь мощным ударом в шею. Клинок, правда, прошёл вскользь, скакун вскрикнул от боли и встал на дыбы, но всё-таки не упал на землю. Видимо, вождь упырей боялся случайно убить того, которого должен был доставить живым. Этим то Илья и решил воспользоваться, пока оставался в седле. Богатырь опустил меч и поскакал прямо на врага. Идолище снова замахнулся на лошадь, чтобы теперь уж убить её окончательно. Было в его движениях что-то совершенно неестественное, машинное, как будто он был куклой, которой кто-то управлял на расстоянии. В тот самый миг, когда животное получило свой смертельный удар, сталь меча пронеслась в воздухе, и рука, держащая копьё, была отсечена по локоть. Идолище закричал от боли с такой силой, что все птицы в округе слетели с деревьев. А лошадь Ильи меж тем окончательно упала на землю и придавила своего всадника. Та самая лошадь, которую подарил богатырю Ратша как знак своей любви и преданности. Она прошла через столько боёв и приключений, чтобы погибнуть вот так, в битве при Берестове. Идолище был полон неистовой злобы, кровь струилась из страшной раны, а вместе с кровью и уходили и жизненные силы. Он шёл на лежащего на земле врага, и все уже понимали, что теперь он не намерен оставлять богатыря в живых. Илья лежал без сознания, меч выпали из его руки. Лёгкая добыча, убить его не представляло труда. Но Идолище медлил. Он терял кровь, нужно было восстановить уходящие запасы крови и жизненной силы, которая заставит рану зарасти. И упырь склонился над своей жертвой и занёс над ней свои огромные клыки. Но тут вдруг Илья резко открыл глаза, схватил кровососа рукой за огромный клык и притянул к себе. Богатырь не был без сознания, всё это было притворством, ловушкой. В считанные мгновения рука подобрала с земли меч и нанесла невероятно точный и сильный удар прямо в сердце. Идолище вскрикнул в последний раз и повалился замертво. Илья же спешно выбрался из-под коня и отрубил кровососу голову. Другие упыри, видя эту победу, в страхе стали разбегаться в разные стороны. Вся сила их войска держалась на гипнозе их могучего вождя, который теперь исчез, а вместе с ним исчезла и вся храбрость его воинов. Одного за другим их отлавливали и истребляли, и мало кому из упырей удалось в тот день уйти живыми.

Глава 22.

Богатырский воевода.

Лучина уже догорала, и скоро в избе должно было стать совсем темно. Но Иван не давал огню потухнуть. То и дело он, или жена его вставали с постели, их будили страшные стоны. Их маленький сын стонал во сне от боли, и от этих стонов у родителей сжималось сердце. Иван проснулся уже за полночь, забросил дров в печку и тут услышал чей-то плач.

– Ну чего ты, милый? – подошёл он к больному сыну и стал ласково гладить его по голове.

– Страшно, папа, – отвечал ему тот.

– И чего же ты испугался, Илюша? Мы все здесь, и я, и мама.

– Умирать страшно вот так. Я ведь умираю? Никто не знает, что это за болезнь и откуда она взялась. Какое-то проклятие, ноги болят и спина болит так, что жить не хочется.

– Не говори так, сын. Жить надо, чтобы не случилось, пока ты молодой. Бороться надо до конца, до последних сил.

– Зачем? Я ведь и себя мучаю, и вам своими стонами покоя не даю. Я ведь всё понимаю. Вы ничего не говорите, а я всё вижу. Как вы устали, как измучались. И за что нам это?

– Брось эти глупости, Илюша. Кто сказал, что люди рождены для счастья? Кто сказал, что мы должны быть счастливы? Не верь им, не верь даже тем, кто выглядит счастливым. Они, может, и счастливы тем, что не знали такой боли, какой знал ты, но ведь я истинно знаю, что через великие страдания человек становится великим. Только верить нужно, что боль эта – плата за величие. За всё нужно платить, это твоя судьба, прими её, и тогда ты увидишь свой путь к величию.

И Илья принял и стал бороться, перестал стонать по ночам. Научился сносить боль молча, сносить её с достоинством, научился использовать её в своих целях. Когда убитая лошадь свалилась на него, богатырь почувствовал страшную боль в ноге, как та, к которой он давно уже привык у себя на хуторе. Но он не закричал, он своей выдержкой перехитрил самого ужасного врага. И вот мёртвое тело упыря Идолища обезглавленное валялось на земле. Илья снова не мог ходить, только ползал. К счастью, ногу он не сломал, только вывихнул, друзья вскоре её вправили. Но боль была такая, что воевода не мог подняться на ноги без чужой помощи. Василий Касимеров и Михаил Игнатич взял его под руки и приподняли. Илья увидел, что от огромного войска сохранилась едва половина. Из тех, что выжили, многие были тяжело ранены. Среди них Илья увидел старого друга – Брона, попросил друзей подвести его к нему. Юный Бронислав лежал на земле с копьём в животе, кишки его вывались отчасти наружу, было видно, что он не жилец.

– Илья, – взял он за руку своего старшину, – я знал, что ты победишь. Все сомневались, а я знал, с самого начала знал.

На глазах у Ильи навернулись слёзы.

– Зачем же ты плачешь? – спрашивал Брон, который, видимо, не понимал, как страшно он выглядит со стороны, а от шока не чувствовал боли, – мы большое дело сделали, князя освободили. Идолища наглого одолели. За такой подвиг мне на том свете ангелы пир устроят, и обязательно с девками. А тело моё вы не закапывайте, сожгите. Эти скоты меня покусали, на хочу обратиться в их племя.

После этих слов Брон сделал последнее усилие над собой, чтобы вынуть из живота копьё, но ничего не вышло, клинок сидел слишком глубоко, а внезапная боль оказалась такой сильной, что богатырь испустил последний дух. При виде его смерти Илья не смог сдержать слёз. Когда его увели от тела друга, он приказал сложить большой погребальный костёр, чтобы сжечь там все тела погибших, а сам отправился в Берестово. Илье нашли уцелевшего коня, на которого посадили верхом, и так он добрался до каменного дворца. С ним было несколько киевских бояр, включая Дмитрия, а так же последний из выживших муромцев – Михаил Игнатьевич, с ними и бывший воевода Глухова – Василий Касимеров. Вместе они вошли в большой мраморный зал с арочными окнами и купольной крышей. Купола тогда делали не луковичные, а византийские, которые походили на купола в мечети, словно огромный каменный шатёр закрывал сверху здание. По сути купол этот был такой же аркой, только не плоской, а объёмной. От этого здание из белого камня снаружи напоминало собой бочку с круглой выпуклой крышей, а внутри была превосходная акустика. Возле стен стояли деревянные лавки, на одной такой лавке лежал человек в длинной ночной рубахе. Когда он увидел гостей, то с усилием приподнялся и сел.

– Борис? Это ты, мой мальчик?Помоги мне встать, – говорил он. Все узнали князя Владимира, но как же он был не похож на себя. Великий воин, покорявшие страны, предстал перед своими спасителями сгорбившимся больным стариком в ночной рубахе на голое тело. Киевские бояре взяли его под руки и помогли встать, князь едва волочил ноги.

– Бориса здесь нет, – говорили они, – он ещё не вернулся из похода.

– Тогда кто же привёл вас сюда? Что за боярин одолел Идолища и тем самым сделал себя достойным высшей награды?

– Это не боярин, владыка, это богатырь – Илья Муромец, которого ты отправил воеводой на заставу в Глухово.

Князь замер, ноги его подкосились, тело задрожало. В это время Илья, так же взятый под руки своими спутниками, дохромал до старого Владимира. Князь внимательно посмотрел в его лицо, даже прикоснулся к щекам, погладил их ладонями, а затем притянул к себе и поцеловал в лоб.

– Так ты отплатил мне добром за злую волю? – спрашивал князь, – но почему, я не понимаю? Зачем ты спас меня, рискуя жизнью? Зачем вступил в схватку с этим исчадьем ада?

– Ты – мой князь, а Русь – это моя родная земля, – отвечал богатырь.

– Лучше не сказал бы никто из моих бояр. И всё же, я должен тебе, Илья Муромец, а я не привык оставаться в долгу. Скажу, что мне для тебя сделать? Проси всё, что хочешь.

– Лишь об одном хочу просить тебя, владыка, – отвечал Илья. – Чтобы мир был на Руси, нам нужен мир и в твоей семье. Отпусти на волю своего сына Святополка, помирись с ним.

– Ну уж нет! – топнул ногой князь, и оттого у него снова подкосились ноги, но бояре удержали его, – об этом ты просить не можешь, это моё дело, это моя семья, и тебя это не касается. А для себя проси всё, что хочешь: золота, почестей, боярского звания.

– Благодарю, князь, но я не могу быть дружинником, я уже принёс богатырскую клятву, и не могу её нарушить. Для себя я не хочу ничего, желаю лишь служить своей стране, чтобы она процветала и крепла, чтобы была богатой и независимой.

– Благородно. Что ж, Илья, возможно, и нет такой награды, которая была бы достойна такого мужа. Но если ты хочешь служить своей стране и оставаться богатырём, отныне я своей волей назначаю тебя богатырским воеводой над всеми киевскими и русскими богатырями.

Вымолвив это, князь стал терять силы, и его посадили на лавку. Владимир серьёзно ослаб, упыри его морили голодом. Кровососы не любили готовить пищу, ели сырое мясо и всякую заразную дрянь, этим же кормили заложника. Князь есть отказывался, иной раз сам готовил для себя еду, когда было из чего, и когда силы позволяли. Ночами кровососы не спали, а шумели и бесновались, оттого их больной пленник спал плохо и пользовался каждой минутой покоя, чтобы немного вздремнуть. В целом дни заточения сильно подкосили здоровье старого Владимира.

– Меня вы, братцы, выручили, – говорил позже своим спасителям князь, – а вот Русь нам спасти ещё предстоит. Мне этот мерзкий упырь – Идолище намекал всё время на измену. Говорил, что нет у меня на Руси уже власти, что кровососам кто-то помог меня схватить, а может и попросту сдал. Кто-то хотел, чтобы меня взяли именно живым, уж не знаю, зачем. И это при том, что этой осенью дань из Новгорода к нам так и не пришла, а гонцов моих прогнали. Стало быть, против моей воли пошёл ещё и сын мой – Ярослав, князь новгородский. А ты, Илья, говоришь: Святополка выпусти. Ты лучше подумай, как Ярослава со мной помирить, да заставить его мне дань платить.

– Прости, владыка, – отвечал Илья, – но это меня не касается. Ты сам сказал, что это дела твоей семьи. Поручи мне лучше разыскать изменников, что выдали тебя Идолищу. Я про измену сам догадался, оттого и понял, где тебя искать. Чувствую, предатели засели в Блудовом посаде, но не только. Без поддержки из Киева они бы не такое не решились.

– Что ж, Илья, быть по сему. Поручаю тебе расследование и наделяю всеми полномочиями. Можешь допрашивать и пытать всех, кроме моей семьи и митрополита. Даю власть тебе казнить и миловать даже людей из дружины, и пока не приедет Борис, вершить суд от моего имени. А я останусь здесь, в Берестове, буду ждать возвращения сына, чтобы вместе с ним подумать, как быть с Ярославом.

Уже ночью из Киева пришло ещё одно войско. Гонцы боярина Дмитрия привели-таки подмогу, хоть уже и было поздно. Владимир на следующий день отправил их всех во Блудов. В Блудове, как и ожидалось, не было уже ни души. Сбежали и ополченцы, и богатыри, и даже местные собаки и кони словно растворились в воздухе. Илья же на следующий день в компании бояр и глуховцев с княжеской грамотой и печатью отправился в Киев, чтобы править. Это было ясно всем: полномочия, которые получил новый богатырский воевода, были такими широкими, что делали его правителем всей Руси. Конечно, богатырская клятва его ограничивала, он не мог причинять вред христианам, но он мог приказать священникам, чтобы они отлучили человека от церкви, и такого преступника можно было уже пытать и казнить. Илья чувствовал, что за изменой стоят и некоторые церковныечины, но здесь ему уже в самом начале расследования устраивать сыск не позволили. Священники друг за друга были горой, на допросах молчали, уговорам не поддавались. Вместе с блудовцами исчезла и последняя ниточка, за которую можно было ухватиться, и следствие с самого начала уже стало заходить в тупик. А меж тем Михаил Игнатьевич и Василий Касимеров стали вдруг закадычным друзьями и при этом сказочно разбогатели. Василий купил себе целый корабль. Как выяснилось, прежде он был моряком, пока нелёгкая не занесла его в наёмники. Касимеров взялся за дело с невероятной деловитостью, оснастил судно по первому разряду, нанял лучших моряков, некоторых из которых знал лично. Но корабль так и не отплыл из гавани, а превратился в большой кабак, в котором Василий выпивал со своими старыми друзьями и хвалился судном перед девками и киевскими богачами. Михаил в свой черёд основательно занялся богатырским киевским войском, следил за тем, чтобы не было пьянства и драк, мирил тех, кто ссорились, отправлял людей на заставы и отзывал с застав. В Глухово было приказано привезти огромную повозку стальных инструментов: сохи серпы, топоры, и раздать их местным хуторянам для обработки земли. Василий лично отрядил в ту местность несколько кузнецов, чтобы ковали сталь и других обучили этому делу.

Илья же взял на себя все заботы, которые лежали на плечах киевского князя. А забот было очень много. Несколько бояр Илья с ходу осудил за воровство княжеской казны и присудил к штрафу. Знати эта мера не очень понравилась, а вот народ высоко оценил старания Муромца и теперь целыми днями ходил к нему с жалобами и просьбами. Многим Илья помог освободиться от огромных процентов по долгам, а то и от самих долгов, у кого-то освободил из острога родственников, погорельцам дал новый дом, наёмникам выплатил жалование, которое казна им задолжала за два месяца. Кто просил у воеводы работы, кто просил свободу, кто чего, и потоку просителей не было конца. Купцы и бояре приходили с подарками и даже взятками. Деньги Илья не брал, подарки многие принимал, да почти все роздал своим друзьям. В этой суматохе богатырь с трудом находил время на столь важное расследование. А время шло. Чем больше проходило дней, тем сложнее было найти следы, оставленные изменникам. Поэтому Илья был несказанно рад, когда в Киев прибыл князь Борис. На него теперь можно было перевалить часть обязанностей и заняться целиком расследованием.

Борис, когда впервые услышал о том, что Киевом теперь правит сосланный в Глухово Илья Муромец, потерял дар речи. Но за несколько дней пришёл в себя, пораскинул мозгами и решил пока отцу не перечить. Так и получилось, что Борис сам отправился в палаты к Илье и крепко обнял его, как старого друга.

– Не держи зла, Илья, – молвил он, – я всего лишь правая рука моего отца. Без его воли я бы ничего не сделал.

– Я не злюсь на тебя, князь, – отвечал богатырский воевода, – но и ты не злись на новгородцев за то, что они взбунтовались против Киева и не платят дань. Ведь бояре из Новгорода с тобой шли в поход, и в их числе мой хороший друг – Добрыня Никитич. Кстати, где он?

– Ушёл, – уселся на кресло Борис, – как новгородцы узнали новость о бунте Ярослава, так все, как один ушли, и с ними твой Добрыня. Оттого мне и пришлось поход прекращать и возвращаться прежде срока. Но главное мы сделали, пленных богатырей освободили. Добрыня здесь большой героизм проявил. Лично из плена вызволил богатыря Дуная. Дунай – богатырь великий, и прежде именно он много лет был на твоём месте, богатырским воеводой в Киеве.

– Я слышал. Он болгарин? – спросил Илья, выводя пером буквы на каком-то документе. Для многих было открытием, что он владеет грамотой.

– Да, из Болгарии. Не той мусульманской, что за Волгой, а той христианской, что на Дунае. Две Болгарии у нас, вот умора. Богатыря оттого и прозвали Дунаем, что он с побережья Дуная, настоящее его имя все уже давно забыли.

– Плохо, Борис, что среди киевских богатырей все болгары, да греки, а коренных русов и нет почти.

– Были, были у нас и коренные, Илья. Святогор был, друг твой, но тут сам знаешь, какая история с ним вышла: переметнулся к врагу, к Всеволоду Додону. Он, правда, богатырской клятвы не давал, но все его считали богатырём, и мой отец ему доверял. С тех пор мы русов в богатырскую дружину в Киеве не набираем.

– Пора изменить этот порядок. Да и Святогора князь Владимир давно простил, он хорошо ладит с братом твоим – Глебом.

– Про Глеба я тебя ещё расспрошу. В прошлый раз не спросил, в этот раз не отвертишься. А пока скажи лучше, что будем с Дунаем делать, бывшим воеводой? На заставу его? Как-то не за что так понижать. Он много пострадал в плену, но клятвы богатырской так и не нарушил.

–Ох, не знаю, что с ним сделать, – тяжело вздохнул Илья.

– А ты отправь его в Новгород богатырским воеводой, вместо Микулы Селяниновича.

– Подумаю.

Замысел Бориса здесь был вполне понятен: при помощи Дуная он намеревался и сам закрепиться в Новгороде, и вытеснить оттуда взбунтовавшегося Ярослава. Но Илья не хотел участвовать в войне за новгородский стол, а потому Дуная пока оставил при себе. Это был темноволосый болгарин средних лет, богатырь сильный и знаменитый. На своём посту он когда-то сменил Анастаса Корсунянина – первого богатырского воеводу на Руси. Анастас был крёстным отцом князя Владимира и потому имел колоссальное влияние на князя и на духовных лиц, так крепко был связан с крымскими и византийскими греками, что поневоле должность богатырского воеводы стала у всех ассоциироваться с огромной властью и большим авторитетом. Поэтому, когда Анастаса не стало, все встали перед непростой задачей: кого назначить на столь почётную должность? Хотели Михаила Потыка, да тот в монастырь ушёл, от богатырских дел отошёл. Из старых никого не оставалось, одна молодёжь. Тогда Владимир обратился к болгарскому королю и заключил с ним крепкий дружеский союз. Король дал воинов из своей дружины и знатного князя с Дуная поставил над ними старшиной. Этот князь и стал воеводой киевских богатырей. Дунай и сейчас имел земельные владения в Болгарии, а когда-то был даже помолвлен на дочери литовского короля. Греческие священники возмутились, было, тем, что богатырским воеводой назначают не грека, но митрополитом был грек, да и Дунай был человеком очень знатным, а потому духовенство вскоре со всем смирилось. И вот на место такого человека теперь стал Илья – крестьянский сын. Куда деть Дуная – задача был не простая. Отослать назад в Болгарию нельзя, это разорвало был союз Владимира с королём. Так Дунай и оставался всю зиму богатырём без звания, но с авторитетом при всём богатырском войске. Среди богатырей было много болгар, они до сих пор считали Дуная своим воеводой и ждали его возвращения на прежнее место. С ними боролись греки, которые были за Илью.

А Михаил Игнатьевич меж тем набирал в войско людей русских. Так, уже все глуховцы, включая Василия Касимерова, были скопом приняты в богатыри. Их без малого было две сотни, и Василий с Михаилом стали над ними сотниками. Но Михаил хотел собрать из русов ещё одну, третью богатырскую сотню. Этому препятствовали как греки, так и болгары. А Илья меж тем окончательно зашёл в тупик со своим расследованием и за всю зиму так ничего толком не узнал. Но теперь он был почти уверен, что в измене были замешаны духовные лица. Видно было, что они будто покрывали блудовцев, говорили с неохотой и скрывали даже такие вещи, которые и так все знали. Илья понял, что заговор ему раскрыть никто не позволит, а если и раскроется заговор, то карать предателей он не посмеет. От этого становилось на душе всё гаже. Весной воевода на время избавился от одной проблемы. Дуная вместе с болгарами он отправил воевать против Змея Горыныча. Илья и сам хотел отправиться, но должен был вести расследование, ведь у него князья уже требовали отчёта, а богатырь не казнил ещё ни одного виновного. Дунаю же было велено взять себе в помощь новгородских богатырей и попытаться уговорить Ярослава помириться со своим отцом. Так же было наказано на рожон не лезть и людей под огонь Змея Горыныча без нужды не подставлять. Задача болгар заключалась в том, чтобы остановить увеличение владений Змея, урезонить распоясавшихся полководцев и детей Горыныча, в особенности его сына – Ростислава. Тогда Илья ещё верил, что сам должен сразить Змея, хоть и понимал, что это чудовище мощнее Идолища и Соловья-разбойника вместе взятых.