Текст книги "Илья Муромец (СИ)"

Автор книги: Сергей Пациашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Пациашвили Сергей Сергоевич
Илья Муромец

Глава 1.

Село Карачарово.

Сильная рука крепко сжимала копьё, могучая грудь вздымалась при каждом частом вздохе. Враги не давали ему перевести дух, по щиту били, как по барабану, и порой казалось, что они нарочно набивают какой-то ритм. Иван-богатырь видел, что кольчуга его уже порвана и вся в крови, но разобрать, где чужая кровь, а где своя – было совершенно невозможно. "Держать строй!" – то и дело доносились крики командира Вольги, и богатыри всё сильнее жались друг к другу, плечом к плечу, щит к щиту. Враг не пройдёт. А враг был опасен и силён, полон нечистой чародейской силы. Но не так опасны были проклятые колдуны, как те существа, что помогали им. Вампиры, или, как их здесь называли – упыри. И самый могущественный из вождей упырей – Кощей Бессмертный вместе с ними. Но богатыри держались, стояли насмерть. Воевода Василий Буслаев взял упрей на себя и погнал их на болото. А остальные богатыри остались здесь, на лугу. Трава здесь давно уже была не зелёная, а красная от пролившейся на неё крови. "Держать строй!" – снова кричал Вольга. Но тут строй богатырей сломался, колдуны атаковали с невиданным натиском, они были повсюду. Один из чародеев даже достал Ивану мечом до лица. Богатырь чудом остался жив, отделался неглубоким порезом от глаза до губы сбоку на лице. А в следующим миг он потерял равновесие и упал. А враг занёс над ним копьё и с силой ударил прямо в живот.

Иван очнулся, тяжело дыша, и не сразу понял, где он находится. В доме было настолько тихо, что было слышно, как стрекочет сверчок за окном. Иван поднялся с постели и пошёл на улицу. Небо выдалось невероятно звёздное, одно удовольствие было на него любоваться. Целый мир, далёкий и необъятный, прямо над головой. Иван набрал полную грудь свежего воздуха и с облегчением вздохнул. Как же здесь было тихо! Разве в такой тишине может случится что-то плохое?

– Ты чего не спишь? – послышался сзади любимый женский голос. Она села рядом с ним, накинув пуховый платок поверх ночной рубахи. Как всегда прекрасна, с нежной кожей. При свете луны она казалась ещё очаровательней.

– Да опять этот сон, любовь моя, – вымолвил Иван.

– Опять битва на Кощинских болотах? – спрашивала жена, прикасаясь к его шраму на лице, полученному в той битве.

– Что-то часто мне этот сон стал сниться в последнее время, уж не знаю, почему.

– Уж не хочешь ли ты вернуться в строй, богатырь?

– Нет, Ефросинья, я уже сделал выбор, у меня есть ты, есть дети. Да и куда возвращаться? Новгород уже не тот. На их земле распоясался какой-то Змей Горыныч, а они и усом не ведут. Раньше бы кто допустил такое?

Жена лишь тяжело вздохнула в ответ и положила ему голову на плечо. Она знала, что Иван ещё молод и душой он рвётся в битву, заступиться за землю русскую, сразиться с колдуном Змеем Горынычем и навести порядок на Руси.

– Как же тихо тут, – проговорила она, – в городе никогда так тихо не было. Помнишь?

– Помню, – отвечал Иван, – да ведь я в городе совсем недолго прожил, я ведь деревенский. Это ты у нас – купеческая дочь.

И он поцеловал её в лоб. Так они просидели на воздухе ещё какое-то время, а затем вернулись в постель. Утром Иван проснулся от шума, поднявшегося по всему дому. Дети затеяли игру, мужчины уже взялись за работу, пора было и хозяину пробуждаться. Иван надел штаны, рубаху, прыгнул в лапти и вскоре появился перед домашними. Старшему сыну – Илье был уже десятый год. Он рос крепким мальчиком и уже помогал отцу по хозяйству. Иван часто брал его с собой в поле и по иным делам, взял его и в этот раз. Терпеливо и усердно сын помогал отцу. Кормить скот, убирать за ним, выполнять прочую работу. К обеду всё было кончено, и после трапезы и обеденного сна началась любимая забава. Совсем недавно отец подарил сыну небольшую лошадёнку. Характером она была смирная, и потому за сына не стоило опасаться. Вместе с отцом Илья отправился на конную прогулку. Кони понесли их далеко от села, по извилистой дороге мимо ржаных и пшеничных полей, в места дикие и даже опасные. Но против дикого зверя Иван всегда имел при себе лук и топор.

– Папа, а расскажи мне про Василия Буслаева, – начал просить Илья.

– Сколько раз уже рассказывал, – с улыбкой отвечал Иван.

– А ты ещё раз расскажи, – не сдавался сын.

– Ты бы лучше грамоту учил с матерью, в книжках можно много интересного прочитать.

– Зачем мне это? Здесь никто не знает грамоты.

– Здесь – да, но когда-нибудь ты покинешь село Карачарово и отправишься в большой мир. Добьёшься там славы, как и я когда-то.

– Все мальчишки хотят остаться здесь и всю жизнь работать в поле. Здесь хорошо, спокойно и красиво.

– В городе тоже красиво, только красота там другая, и людей много разных. Жил бы Василий Буслаев в хуторе, разве кто узнал бы про него?

– Расскажи, расскажи мне про Василия. Как он один на мосту дрался против целой сотни?

– Ну, хорошо. Дело было так. Половина Людина конца пошла за вождя Чурилу, другая половина за молодого Василия. Рассорились они и договорились встретиться на Волховом мосту. Одни шли с одного берега, другие – с другого. Смотрит Вася на их войско и видит, что числом их больше. Думает так: перейдём мы мост, нас всех перебьют, перейдут они, мы их сдержать не сможем и проиграем, а встретимся на мосту, случился свалка, и все напрасно перебьют друг друга. Как же быть? Подумал Василий, да вдруг ушёл. А потом вернулся, без кольчуги, в одной медвежьей шкуре, и пошёл на мост один. Никому не велел выходить без его команды. Враги двинулись против него всем войском. Василий же закрылся щитом от стрел, поднял свою неподъёмную палицу и пошёл на них. От одного удара его палицы сразу по два человека с моста в воду падали, а то и по три. Щиты ломались, как и копья. И если уж кому по голове попадало палицей, тот сразу падал без чувств, нередко замертво, а если по руке или по ноге, то та тут же ломалась. Так немало врагов Василий перебил и покалечил, сам уже был ранен, но через мост никого не пустил. Казалось, он один одолеет целую дружину. Враги уже боялись идти на него. Он делает шаг вперёд, они шаг назад, замахнётся на кого, так тот уже сам в воду прыгает. Свалил так с места и самого Чурилу, и многих других. Василий тогда всё хорошо подгадал. Враги стояли плотным строем, а Василий был один и потому одним ударом делал свалку, а сам двигался свободно. Но вот враги смекнули, в чём дело, поняли, почему они проигрывают и отправили против Василия самого сильного воина на поединок. А воином оказался крёстный брат Василия. Не знаю, хотел он убить Васю или просто ранить, но пошёл на него с копьём и щитом, и завязалась страшная битва между старыми друзьями. Но ни один из них не пожелал убивать другого, и тогда они побросали оружие и сцепились в кулачном бою. Василий был уже уставшим и раненным, крёстный брат его стал побеждать. Уложил Василия и сел поверх него. Но и Вася себя в обиду не дал, схватил враг за горло рукой и рухнул вместе с ним в воду с моста. И только в воде уже крёстные братья перестали драться и помирились.

– И чья дружина победила в том бою? – спрашивал Илья.

– Дружина Василия, как я слышал. Другие же говорили, что никто не победил, и после того, как крёстные братья помирились, оба войска разошлись по своим сторонам. Но подвиг Василия сделал его величайшим воином Новгорода, и потому позже весь Людин конец ему покорился.

Илья хотел спросить что-то ещё. Мальчику всегда были интересны эти истории про великих воинов прошлого. Но отец жестом приказал ему молчать. Иван вглядывался вдаль, где поднимались клубы пыли на дороге. Несколько всадников ехали по дороге, которая вела только в село Карачарово.

– Кажется, нам пора возвращаться, – проговорил Иван, поворачивая своего коня. Илья последовал его примеру.

Отец старался не выдавать свою тревогу, и всё же сын заметил в нём перемену. Скулы на лица Ивана напряглись, губы плотно сжались, отвечать на все вопросы он старался как можно более кратко, а коня гнал уже галопом. Так вместе с маленьким Илюшей он добрался обратно в Карачарово. Ефросинья уже ждала их во дворе.

– Что-то вы быстро сегодня, – удивилась она.

– Нам помешали, гости к нам едут, – отвечал Иван и обратился к сыну, – что бы ни случилось, из дому не выходи и будь с матерью.

Нежданные гости могли означать что угодно, но готовиться всегда следовало к худшему. Прошло чуть больше десяти лет с момента крещения Новгорода в христианскую веру. Колдуны с войсками поднялись против новой веры, но были разбиты. Однако, если в городах силой и словом удалось привить единоверие, то в бесчисленных хуторах и маленьких поселениях всё оставалось по-старому и менялось очень медленно. Выжившие чародеи либо ушли с русских земель, либо рассеялись по лесам и горам, многие из них стали разбойниками и теперь представляли угрозу для хуторского населения. Впрочем, это могли быть и просто торговцы, и христианские миссионеры, и заблудившиеся охотники из какого-нибудь хутора. Село Карачарово состояло всего из восьми дворов, самый богатый из которых принадлежал Ивану. Вскоре все взрослые мужчины выбрались из своих домов, всего их набралось не больше двадцати, не считая стариков. А спустя время в хутор заехала дюжина вооружённых всадников. Верхом на тяжело дышащих лошадях, все в кольчугах, подпоясанные, с копьями и щитами.

– С чем приехали, гости дорогие? – спрашивал их седовласый хуторской староста. Один всадник, не слезая с коня, отвечал ему:

– Мы чародеи, и я – их вождь, Всеслав Чёрный пришли взять с вас дань. Мы не возьмём с вас слишком много, так что не сопротивляйтесь, поберегите свои шкуры.

– Всеславу Чёрному должно быть известно, что мы платим дань муромскому князю, и если кто другой соберёт с нас дань, то, стало быть, украдёт у князя.

– Мы не боимся твоего князя, – отвечал дерзкий всадник. – Князь Всеволод уже стар, и он для нас не опасен.

– У князя Всеволода есть молодые бояре, которых дружина уже признала своими вождями. Вместе они наказывают всех, кто смеет идти против муромского князя.

– Довольно, старик! – резко оборвал его всадник, – тебе не запугать нас. Отдавайте своё добро, а иначе я – Всеслав Чёрный разозлюсь, и тогда не ждите от меня пощады.

Хуторяне не на шутку встревожились. Хоть местных мужчин и было большинство, одолеть такого хорошо вооружённого и обученного врага они могли едва ли, а если бы одолели, то с такими потерями, что победа была бы не слаще поражения и обрекла бы жителей Карачарова на голод. Пока мужики чесали бороды, слушая беседу старосты с Всеславом, а женщины и дети через щели в закрытых ставнях смотрели на происходящее, Иван успел добежать до дома. Здесь он надел свою старую кольчугу, скрыл её сверху рубахой, взял топор с длинной ручкой и снова выбежал на улицу. У входа навстречу ему неслась стая гусей. Они были сильно напуганы, топтали друг друга, валялись в пыли, а когда увидели впереди себя человека, то одни бросились в рассыпную, а другие угрожающе вытянули шеи и зашипели. Иван полный решимости прошёл мимо них и увидел, как один из разбойников уже тащит на руках чью-то овцу. Хуторские собаки голосили во все пасти, но близко к гостям на подходили.

– Так, значит это ты – Всеслав Чёрный – вождь этих людей? – обратился Иван прямо к вождю, который уже слез с лошади.

– А ты кто таков? – с презрительным гневом окинул он взглядом вооружённого мужика.

– Я – Иван, земский сын.

– Чего тебе надо, земский сын? Торопишься расстаться с жизнью?

– Скажи мне, вождь Всеслав, ты ведь стал вождём в своём клане по праву, как самый сильный?

– Конечно по праву, а как же иначе?

– И ты готов подтвердить это своё право?

– Хочешь проверить? – пуще прежнего гневался Всеслав и уже схватился за свой меч и взял щит.

– Хочу, – отвечал Иван, глядя ему в глаза, – но в честном бою, один на один. Готов ли ты дать мне такой бой? Или струсишь?

– А ты смельчак, земщина, – ухмыльнулся Всеслав, – но глупый. У тебя нет чародейской силы, ты не воин, ты проиграешь.

– Раз ты так уверен, почему же тебе не сразиться со мной? Или боишься человека без чародейской крови?

– Боюсь? Ах ты собака!

И с этими словам Всеслав прыгнул на своего врага, словно рысь, и ударил своим мечом. Иван ловко ушёл от удара, но за ним последовали другие. Меч с ветром рассекал воздух, богатырь едва не был ранен. И всё же Ивану удалось несколько раз отбить меч топором, в последний раз он получил в лицо вражеским щитом и едва не упал. Если бы упал, то точно бы погиб. Иван провёл рукой по распухшей губе и увидел на ладони кровь. Борода его быстро начала окрашиваться в красный цвет. Всеслав снова ринулся в атаку. Иван снова ушёл от удара. Он отступал всё дальше и дальше, и разбойники начали уже смеяться над ним.

– Так ты скоро задом и до Мурома добежишь!

Они уже оставили свой грабёж и шли вслед за дерущимися, посмеиваясь над мужиком и подбадривая своего вождя. Иван же отступал всё дальше и дальше назад. В какой-то момент Всеслав резанул ему мечом по животу. Рубаха в момент порвалась, но кольчуга выдержала секущий удар.

– А ты не простой хуторянин, – глядя не это, произнёс Всеслав.

– Самый, что ни на есть простой, – переводя дух, отвечал Иван и вдруг ринулся вперёд. Ногой он ударил по щиту врага с такой силой, что Всеслав на миг потерял равновесие, когда острый вражеский топор стремился к его ноге, угрожая перерубить сухожилие. В последний момент вождь подпрыгнул над землёй и избежал серьёзного ранения. Меч чародея в свой черёд пронёсся прямо над головой мужика. Иван кувыркнулся в сторону и встал на ноги. Казалось, Всеслав разозлился ещё сильнее и теперь хотел как можно быстрее закончить этот бой. Размахивая мечом, он ринулся в атаку на уже, казалось, выдохшегося Ивана. Казалось, вот-вот мужику придёт конец. И тут вдруг Иван перебросил свой топор в левую руку, отразил удар меча, а правой нанёс чародею сильный удар кулаком в лицо, затем схватил щит и силой потянул на себя. Удар оказался настолько сильным, что Всеслав не смог сопротивляться и теперь оказался на земле, а Иван одним мощным ударом топора проломил ему череп. Вождь был мёртв, хоть тёплое тело его ещё дёргало ногами в предсмертной агонии. Все чародеи, как, впрочем, и хуторские мужики, застыли в недоумении. Никто из них не ожидал такого поворота. Человек победил чародея и теперь забрал его оружие и торжествующе стоял над окровавленным трупом вождя, переводя дух.

– Он был сильнейшим среди вас, – заговорил Иван, прерывая свою речь, чтобы набрать воздуха в грудь, – теперь он мёртв. Он пал от моей руки, а, значит, ныне я – сильнейший из вас. Если кто-то хочет оспорить моё право, может бросить мне вызов.

Но чародеи стояли неподвижно. Никто из них не решался напасть на воина, одолевшего их вождя, а напасть всем сразу, толпой не позволяли и честь, и страх, что другие хуторяне окажутся такими же искусными бойцами.

– Полагаю, никто не хочет со мной биться, – продолжал после продолжительного молчания Иван, – тогда уходите, и не появляйтесь больше не этой земле. Если я один одолел вашего вождя, представьте, что могут сделать все жители этого хутора.

– Хорошо, мы уйдём, – заговорил один из чародеев, – но позволь нам забрать тело нашего вождя и проводить его с достоинством за Калинов мост.

– Забирайте! – отвечал лишь Иван. И разбойники действительно вскоре ушли, а слух о силе жителей Карачарова разошёлся далеко по округе. Илья в тот день вместе с матерью наблюдал за поединком отца. Несколько раз сердце его сжималось от страха, и когда всё закончилось, радости и гордости мальчика не было предела.

Глава 2.

Охота.

Теперь эти воспоминания вызывали лишь страх и тревогу. Те дни были теперь так далеки, что, казалось, будто это было лишь причудливое страшное сновидение. И даже иные сны теперь казались Илье более правдоподобными, чем некоторые воспоминания. Он любил свои сны, он доверял им, было время, когда он жил только своими сновидениями. Когда жизнь казалась настолько скучной и невыносимой, что прекрасные, яркие, порой совершенно неправдоподобные видения во сне были единственными интересными событиями в жизни. Но теперь и эти дни Илья вспоминал лишь как страшный сон. Он шёл на своих ногах, прошёл пешком уже множество вёрст через реки, леса, луга и хутора. Он вышел на природу и упивался этим. Столько лет он жил взаперти, безнадёжно больной, парализованный ниже спины, не способный ходить. Пешая ходьба доставляла теперь юному хуторянину невероятное удовольствие, и сама по себе уже представлялась огромным счастьем. Но теперь к этому счастью добавился разнообразный природный ландшафт, девственная красота лесов, холмов, лугов. Блеск росы на траве вызывал у путника невероятный восторг, слепящий солнечный свет казался благодатью божьей. Если шёл дождь, Илья не прятался, а открывался небу и искренне наслаждался. Природа давала ему всё, что требовалось для жизни: мясо диких зверей, рыбу, ягоды и грибы. Летом леса пестрели изобилием. Одиночество нисколько не мучило Илью. Напротив, оно позволяло ему непосредственно общаться с этой обителью живой гармонии. Да, именно так он и будет говорить впоследствии о своём первом большом пешем пути. Временами Илья чувствовал себя всемогущим и тогда с особенным трепетом относился к природе. Пение птиц, журчание рек, шелест листьев или луговой травы при сильном ветре – всё это казалось не случайным, всё это как бы намеренно возникло, чтобы услаждать слух одинокого путника. А глаза радовало всё многообразие красок, образов, форм и событий, каждое из которых казалось уникальным и восхитительным. Илья не торопился, и всё же путь до Мурома ему показался невероятно быстрым. Хуторянин вышел с неровной травянистой земли на грунтовую дорогу, которая спустя сутки вывела к городским постройкам. Как бы Илье не хотелось оставаться в этой обители мировой гармонии, нельзя было забывать о своей главной цели.

За время своего путешествия из Карачарова путник настолько отвык от людей, что первые всадники, выезжающие из города по главной дороге даже несколько напугали его. Их появление казалось грубым вторжением в эту мировую гармонию, нарушением равновесия. Возможно, Илью оскорбили их грубые речи, а, может, испугал их воинственный вид, но он чуть ли не бегом ушёл с дороги и бросился в лесные заросли, скрывшись за ближайшим деревом. Они его заметили, они увидели его странное поведение и, конечно же, видели его убежище за деревом. Один из четверых всадников уничижительно рассмеялся, глядя прямо на него, ещё совсем молодой, смазливый, с безбородым лицом и длинными волосами. Он был больше похож на девушку, чем на мужчину, и всё же теперь смеялся над этим диким мускулистым хуторянином. Остальные трое всадников сделали вид, что вовсе его не заметили и продолжали свой разговор.

– Владимир, я слышал, хочет Борису киевское княжество отдать, – говорил рыжебородый мужчина лет сорока.

– Он не посмеет, – уверенно отвечал ему другой, такого же возраста, но русоволосый и коротко стриженный, – Святополк старше, а ещё есть Ярослав.

– Ты, Ратша, плохо нашего князя знаешь, – возражал рыжебородый, – он сделает всё, чтобы усилить Киев. Киев – его стольный град, его он хочет навсегда сделать главным.

– Боюсь, Хельги, Новгорода ему тогда не видать, как своих ушей. Отделятся от Киева, как в своё время отделился Полоцк.

– Новгород и так сейчас своей жизнью живёт, после того, как князем там стал Ярослав.

– А нам как же быть? – спросил молодой человек, что смеялся над Ильёй, – мы ведь и христианство толком так и не приняли.

– А у нас что, у нас князь – Глеб, с ним дело ясное.

Всадники всё отдалялись, и Илья почему-то последовал за ними. Ему хотелось всё больше уловить из их невероятно содержательного разговора. Говори они о чём-нибудь другом, хлопец, возможно, и не был бы так увлечён. Но здесь речь шла о судьбе страны, в каждой фразе была масса информации. Илья даже не знал, что Ярослав, сын Владимира стал новгородским князем. Отец всегда рассказывал ему о том, что в Новгороде княжит Вышеслав. А что стало с Вышеславом? И ведь был у князя и другой сын – Святополк. Он был старше Ярослава, и по закону именно он должен был сесть на новгородский сто. Илья уже начинал путаться во всём этом сложном потоке знаний, обрушившихся на его голову, но всё равно продолжал незаметно следовать за всадниками, пока неожиданно для себя не очутился на большой опушке, заполненной людьми. Здесь собралось около сотни муромских мужчин, вооружённых луками, топорами, копьями. Илья никогда прежде не видел столько народу и потому тут же обмер, заробел и стал как вкопанный, не шевелясь. Чем дольше он так стоял, тем более неловкой становилась ситуация. Все уже давно его заметили, но не перестали переговариваться друг с другом о своих делах. Илья же решительно не знал, что ему делать. Казалось, любой его шаг, любое его действие по умолчанию будет ошибкой. А меж тем на опушке появились те самые всадники, за которыми следовал гость из Карачарова. Завидев его, мужчины на опушке зашептались:

– Глянь, тысяцкий пожаловал!

– Смотри, Ратша – тысяцкий. А кто это с ним?

– Хельги – сотник. Варяга что ли не узнал?

– Да Хельги рыжего я ни с кем не спутаю. А молодой кто?

– Вон тот, смазливый – сын Вацлава, возлюбленный Хельги, Полюд. В последнее время варяг везде его с собой берёт. А второй, угрюмый – Михаил, сын Игната. Его и сам не знаю, зачем взяли с собой.

– Может потому, что он друг с Полюдом?

– Может быть.

Всадники меж тем уже выбрались на середину опушки. Самый юный из них, которого, как выяснилось, звали Полюдом с усмешкой шепнул что-то любящему его Хельги, тот, слегка улыбаясь, передал это Ратше. При виде этого Илья почувствовал, как тело его покрывается гусиной кожей, ведь когда они говорились, они не сводили с него глаз. Они говорили о нём, они смеялись над ним. И вот на Илью оборотился взор Ратши, который, казалось, должно был полностью его уничтожить, но вместо этого произошло что-то совершенно неожиданное. Суровый тысяцкий посмотрел на юного хуторянина с какой-то добротой, даже нежностью, и совершенно не стал над ним смеяться. Улыбка его была скорее выражением кокетства, нежели презрения. Илья определённо понравился Ратше. И если бы он сейчас мог бы видеть себя со стороны, то, возможно, понял бы причину такой симпатии. Илья выделялся среди прочих мужчин на опушке прежде всего отсутствием растительности на лице. Уже это делало его походим на женщину или на ребёнка. К этому стоит добавить длинные, хоть и не слишком, волосы, которые у всех присутствующих, кроме Полюда были либо коротко стрижены, либо убраны в хвост на затылке. К этому стоит добавить могучее телосложение в сочетании с неуклюжестью и скромностью. Великая сила здесь сочеталась с юной нерешительностью, неуверенностью в себе, и всё вместе это выглядело невероятно трогательным. Впрочем, Ратша совсем недолго поедал взглядом юного хлопца и вскоре уже обратился ко всем присутствующим:

– Ну что, охотнички, сидите?

– На солнце греемся, – вымолвил в ответ один из них.

– Будем вам греться, айда к реке, устроим настоящую охоту!

Тысяцкий ударил коню в боки, и тот помчал его прямо к ближайшему водопою, где утоляли свою жажду крупные и мелкие лесные звери. Собравшиеся, в основном пешие, потянулись за Ратшей и его спутниками. Правда, не все, иные уже настреляли себе куропаток и этим были довольны. Илья, нужно сказать, тоже в котомке у себя за спиной имел добрую половину жаренной птицы, которую при желании можно было растянуть дня на два. Но какое-то непреодолимое любопытство повлекло хуторянина за компанией охотников. На него теперь никто не обращал внимания, все притаились и смотрели в оба в поисках добычи. Вот кто-то пустил стрелу, и шустрый заяц улетел в траву с пробитой тушкой. Тут же чья-то собака отправилась на поиски зверька. Другие псы в этот момент обнюхивали местность, стараясь не отходить от своих хозяев слишком далеко. Илья успел приметить уже нескольких животных, который при своевременном проворстве мог бы поразить своими стрелами. Один заяц выскочил прямо из-за дерева перед его носом и рванул что есть в мочи в другую сторону. Илья прицелился, но тут чья-то стрела сшибла зверя раньше.

– Есть! – послышался радостный голос молодого Полюда. Илье почему-то показалось очень неприятным, что у мальчишки был визгливый голос. Но нужно отдать ему должное, при отсутствии седла и стремени на лошади он держался отменно. Насмехаясь над Ильёй, Полюд готовился уже на ходу спрыгнуть на землю, но тут случилось нечто совершенно неожиданное. Прямо перед его носом наглый коршун рухнул камнем с неба, подхватил раненного зайца и в своих когтях утащил его наверх.

– Собака! – прокричал в ярости Полюд, – бей его, стреляй!

Но никто и не думал стрелять, все разразились дружным хохотом. Даже рыжебородый Хельги упал лицом в конскую гриву и заливался неистовым смехом. Смеялся Ратша, хохотал, опустив лук, и Илья. Пока Полюд остановил коня, пока достал лук и прицелился, коршун со своей лёгкой добычей был уже за пределами досягаемости.

– Собачий хвост! – выругался юноша и, нахмурившись, возвращался к своей компании. Но, когда увидел покрасневшее от смеха лицо Хельги, не выдержал, и со словами: "Видел бы ты свою рожу" засмеялся сам. В другой раз под прицел Илье попадались всякие куропатки, но он их не стрелял. Их мяса у него и так было с избытком. Да и вообще, на охоте он присутствовал тогда не ради добычи, а больше ради любопытства. Всё было для него необычно, всё было в новинку. Здесь, в окрестностях Мурома охота превратилась в некую коллективную забаву, в мужской ритуал. Присутствие тысяцкого дополняло идиллистическую картину. Ратша мирил здесь между собой тех, кто ссорились. Так, из-за какой-то ерунды сцепились между собой две охотничьих собаки. Сцепились с невиданным упрямством, ни одно животное не хотело уступать другому. Хозяева принялись разнимать своих псов, и одного из них чужой зверь укусил за руку. После этого кабели вдруг опомнились, струсили и разошлись в разные стороны, но теперь покусанный человек набросился на другого. Завязалась драка, которую остановил суровый голос Ратши:

– А ну не балуй!

– Его пёс мне руку прокусил, Ратша! – жаловался муромчанин.

– Заживёт. За обиду свою возьмёшь с него четверть его добычи. Если он чего добудет.

– А если он ничего не добудет?

– Тогда жену его к себе забирай, – усмехнулся тысяцкий, и все, кто были рядом, засмеялись его шутке.

– Секач! – послышался вдруг тревожный крик из леса. Все тут же обернулись на голос и увидел убегавших мужиков. Охотники уже побросали топоры и копья, спасаясь от страшной напасти. Позади них, разбрасывая ветки, бежал разъярённый дикий кабан. Из толстых боков его торчали стрелы, которые, конечно же, не смогли пробить сала и причинить зверю сколь-нибудь серьёзного вреда. Секач оказался матёрым, как выяснилось, одного смельчака он уже подбросил высоко над собой, покатал по земле, сломав несколько костей, и ринулся за остальными. Кто-то метнул в кабана копьё, но оно вошло совсем не глубоко и упало на землю, как только зверь пробежал через кустарник. Теперь охотники только убегали, не решаясь атаковать. Увидев столь больше собрание людей, кабан на мгновение замер, как некогда замер и Илья, впервые увидев вместе столько взрослых мужчин. Но теперь и сам хуторянин принялся бежать, выискивая себе место для убежища. Он скрылся за ближайшим деревом. А в это время всадники во главе с тысяцким стали готовиться к схватке со зверем. Ратша достал из-за спины длинное копьё, его спутники последовали его примеру. Хельги выехал вперёд вместе с тысяцким. Юные Полюд и Михаил остались немного позади. Кабан, оценив, наконец, ситуацию, выбрал себе жертву и снова ринулся в атаку, подальше от коней. Ратша и Хельги метнули копья почти одновременно и почти с одинаковой огромной силой. Спасло зверя только то, что он мчался на большой скорости, а потому копья воткнулось в землю там, где он был мгновение назад. Кони не на шутку встревожились при приближении матёрого секача и начали гарцевать. Всадники меж тем удерживали их, не выпуская вожжи из рук. В конце концов это привело к тому, что Михаил упал с лошади. Кабан тут же заметил это и рванул на охотника. Михаил больно ударился о землю, и, видимо, теперь не мог быстро подняться на ноги и уйти.

Илья с любопытством и страхом наблюдал за всем происходящим. Но любопытство постепенно стало брать верх. Хуторянину всё сильнее хотелось испытать себя в схватке со столь могучим зверем. Вспомнилась сразу вся его короткая жизнь. Илья в тот момент был уверен, что высшая воля привела его в это место, высшая воля исцелила его от страшного недуга и хранила до сих пор. В связи с этим хуторянин чувствовал какой-то избыток сил, ощущал себя если не неуязвимым, то защищённым от смерти. Боли Илья не боялся уже давно, она так долго сопровождала его изо дня в день, что в редкие минуты, когда он исчезала, и когда не нужно было делать усилие над собой, чтобы подняться в постели, поесть и даже говорить, то юный карачаровец тут же искал себе новой боли, чтобы преодолевать её. И он преодолевал свою боль и свою болезнь, усилиями воли совершая то, что другим давалась легко и инстинктивно. Но вот прошло уже много дней с тех пор, как боль насовсем исчезла, а воля, побеждающая эту боль изо дня в день, осталась, и воля эта требовала новой борьбы, новой опасности. И в этом кабане юный карачаровец увидел ту самую опасность, от которой уже отвык, и к которой стремился тогда всем сердцем. Ноги сами понесли Илью, он не помнил, как отделился от дерева, за которым до этого прятался. Теперь он весь был вниманием. Рука быстро нащупала в траве копьё, брошенное в зверя Ратшей или Хельги. Ноги одним прыжком вознесли его вверх, и копьё вошло глубоко в плоть кабана. Михаил был спасён, Илья с силой был отброшен в сторону. Тяжело раненный зверь рванул на него, полный неистовой ярости. Илья успел лишь встать на колени и схватить секача за клыки. Огромная масса тут же попёрла на него. Но теперь юный Полюд – единственный из всадников, кто сохранил при себе копьё, спустился на землю и пошёл в атаку. В тот самый момент, когда Илья почувствовал хруст собственного сломанного ребра, юный охотник сбоку воткнул в кабана второе копьё и на этот раз нанёс ему уже последнюю, смертельную рану. Карачаровец тяжело дышал, но из-за сломанного ребра никак не мог отдышаться. И всё же с помощью Полюда он смог подняться на ноги.

– Ты спас меня, – вымолвил Михаил, – как твоё имя?

– Я – Илья, сын Ивана.

– Михаил, сын Игната, – проговорил охотник и пожал ему руку.

– Это где же такие бесстрашные охотники живут? – улыбаясь, спрашивал Ратша.