Текст книги "Илья Муромец (СИ)"

Автор книги: Сергей Пациашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Твоё здоровье, боярин.

Выпили. Илья от жажды и с похмелья осушил целую кружку разом.

– А правду говорят? – спрашивал он, закусывая куском свиной колбасы, – что ты племянник Василия Буслаева?

– Истинная правда. Никита, отец мой, был ему младшим братом. Правда, Буслай рано умер, его казнили за... в общем, не важно. Дети его разошлись, кто куда. Никиту взял к себе дальний родственник Буслая – Володар. Вот Володара мой отец и считает своим отцом и моим дедом, отец стал наследником его после смерти боярина наравне с родными его сыновьями. А с Василием история другая вышла. Он остался с матерью, сбежал и потому лишился знатного звания и стал позже богатырём. В целом, вся жизнь его была наперекосяк, но я его совсем не помню, он умер ещё до моего рождения. Как и воевода Добрыня, в честь которого меня назвали.

– Соловей мне кое-чего порассказал про твоего дядьку, – молвил Илья.

– И что же, гадости какие-нибудь?

– Да нет, хвалил, называл своим другом. Мол, перед смертью Василий с ним сдружился, и с отцом его. Но отец его – Вахрамей Василия предал, а сам Соловей Чеслав – нет. Он даже пытался меня убедить, что продолжает дело Василия. Мол, Василий, если бы увидел, какой мир он сотворил, не стал бы за него так биться. И что будто с князем Владимиром он не ладил и не хотел его власти на Руси.

Последние предложение Илья произнёс с улыбкой, но Добрыня вдруг нахмурился и задумался над его словами.

– В чём-то он, может, и прав, – молвил, наконец, боярин, – про всю Русь не скажу, но Новгород уже не тот, что раньше. Теперь звание дружинника купить за деньги можно. Как один наш купец – Ставр Годинович. Молодой ещё совсем, моложе тебя, чуть постарше меня, рода не знатного совершенно, но уже в дружине. Тьфу!

И Добрыня даже сморщился от неприязни.

– А ты по какой нужде в Киев едешь? – спрашивал его Илья.

– Да сам пока не знаю. Князь Владимир вызвал. Велел тысячу человек из Новгорода в Киев отправить для какой-то войны. И бояр вызвал, и даже богатырей. Сам богатырский воевода – Микула Селянинович поехал. Но он вперёд уехал, ты его не застал. В Киеве вообще странные дела творятся. Слышал, князь Владимир своего старшего сына – Святополка в поруб посадил и держит его там, как какого-то пленника или преступника? Странно всё это. И Борис ещё.... А ты то что, Илья? Так и будешь здесь сидеть, прятаться от Идолища поганого?

– Ой, не знаю, Добрыня, – отвечал Илья, – здесь тоска, а за стеной – беда. А денег нет, и хозяину двора я уже задолжал за проживание. Не знаю даже, как быть.

– Поехали со мной в Киев, – предложил вдруг Добрыня Никитич, – здесь дорога короткая, людная. Доедем быстро, никто тебя не тронет. А там определишься на богатырскую службу, и будешь сражаться со всякими злодеями за русскую землю. Тогда никакой Идолище к тебе не сунется. А долг я за тебя отдам. Ну, что скажешь?

– А что, выбор у меня не велик, – отвечал Илья, – всё же лучше, чем здесь пропадать.

На том они и порешили. В этот же день Добрыня Никитич заплатил хозяину двора всю сумму за проживание муромцев, без малейшей скидки, и все засобирались в дорогу. Никто не был против поездки в Киев, всемуже надоело пропадать здесь без дела. И потому уже на следующий день в компании новгородской знати богатыри покинули Чернигов.

Глава 18.

Киев.

Дорога от Чернигова до стольного града была на порядок более оживлённой. Здесь постоянно проезжали всадники и гружёные обозы, вдоль пути было полно сёл, где чуть ли не каждый дом был превращён в постоялый двор. Чем ближе к Киеву, тем больше было таких поселений. И вот в один день путникам открылось всё великолепие великого русского города. На семи холмах на побережьях необъятного Днепра раскинулись деревянные и каменные строения. Вид снизу создавал впечатление чего-то величественного, заставлял трепетать. Храмы, крепости и терема возвышались здесь, словно могучие великаны, наблюдающие веками за людскими делами. Городских стен не было вовсе, видимо, в них не было нужны. Сами холмы и большая река давали людям хорошую защиту от любых непрошенных гостей, будь то печенеги, викинги или ромеи. Внизу здания стояли вперемешку с деревьями. И если в Чернигове растительность уже убывала, то здесь её становилось снова много, но лишь у подножия холмов и в пространствах между ними. А на холмах строения расположились, словно складки на лысине. От этого могло показаться, что пространство меж холмов вообще никак не заселено, и будто Киев – это не какой-то единый город, а множество поселений на холмах, на разных берегах Днепра. Возможно, когда-то так оно и было, но затем чья-то могучая воля соединила эти поселения воедино и объявила матерью городов русских. При ближайшем рассмотрении были видны и городские стены, которые просто были не везде и лишь соединяли один холм с другим. Так же деревянные стены шли от холмов к реке. Отсутствие стен оказалось очередным заблуждением, в которое можно было впасть, если смотреть издалека. За стенами в низине стояли крепости, в каждой такой стене были свои ворота. В одни такие открытые ворота и вела дорога, по которой ехали муромцы вместе с новгородцами. Попав внутрь, Илья сразу понял, что в этом городе легко заблудиться. Но мысли быстро уступили эмоциям, особенно чувству восхищения и внутреннего трепета, который охватывал любого, кто впервые бывал в Киеве. Поражал сам контраст между уютным лесным мирком внизу, возле полноводной реки, закрытым забором, с деревянными строениями и большим каменно-деревянным миром на вершинах, миром, гордо заявляющем о себе всей земле и небесам. Илья с любопытством рассматривал каждый двор, каждого местного жителя. Он пытался окинуть взором разом весь Киев, но взгляд терялся в разнообразных живописных картинах бьющей ключом жизни. Да и размеры города были воистину невиданными.

Илья был поражён и совершенно влюблён в этот город с первым же своим появлением здесь. Здесь хотелось жить, хотелось творить, было видно, что это место великих замыслов и больших амбиций, место настоящих эмоций и крупных дел, огромное пульсирующее сердце просторной и молодой страны. Здесь сразу забылось всё плохое, что прежде Илья слышал о Киеве и его князе. Это было святое место, в таком большом городе не могли жить мелкие, мелочные люди. С особым трепетом забилось сердце муромца, когда он вместе с друзьями переходил через Днепр по огромному деревянному мосту. Другой конец бревенчатого моста был едва виден, а размеры его поражали, и больше всего поражало то, что это было сделано руками человека. Такую громадину могли построить только настоящие великаны духа, так казалось пришельцу из деревни. Мост был очень высок, подниматься на него пришлось по специальной земляной насыпи. Это было сделано для того, чтобы под мостом спокойно могли проплывать суда. И воистину, различных лодок, лодей, плотов, кораблей с вёслами в несколько рядом здесь стояло великое множество. На тот берегу находилась речная гавань, здесь могучая и огромная река преклонялась перед властью человека и становилась его покорным орудием, здесь природа не бунтовала, а верно служила своему господину – жизни. И Илья вздохнул полной грудью, но, казалось, грудь его слишком мала, чтобы вместить в себе столько воздуха. На этом великом мосту он и сам чувствовал себя великаном духа, и не только духа. Дух величия отовсюду бил здесь ключом, как у истока миров, у корней дерева мудрости. Здесь и смерть казалась невозможной, казалась лишь долгим сном, за которым снова последует жизнь. Жизнь, которую невозможно остановить в её стремительном потоке.

– Вот он и Подол, – молвил Добрыня, когда всадники начали съезжать с моста на берег, – равнина меж четырёх холмов. На этом берегу не так тихо, как на том. А наш путь лежит на один из холмов, на Щекавицу. Видишь, огромным храм на горе? Десятинная церковь.

– Я хочу подняться туда, – восторженно вымолвил Илья.

– Поднимешься. Вам, муромцы, тоже туда надо. Здесь вас мало кто знает, на постоялом дворе никто в долг держать не будет. А постоялые дворы здесь ой какие дорогие. Так что путь у вас один, в десятинную церковь к настоятелю. Может он вас куда и пристроит, как богатырей.

– А ежели не пристроит? – спрашивал старшина.

– Тогда что-нибудь придумаем. Деньги у вас есть не первое время, с голоду не помрёте.

А меж тем они уже ехали по кварталам Подола. Здесь уже местность больше напоминала единый город, а точнее, портовый городок. Деревьев было мало, во дворах на заборах сушилось много рыболовных сетей, у многих стояли свои лодки. Ближе к горе Щековице деревянных зданий становилось всё меньше, а каменных строений всё больше. Появились многоквартирные дома в два этажа, в которых жили те, кто победнее, те, кто побогаче предпочитали ещё дерево. Вместе с каменными зданиями появились и многочисленные надписи на них, который порой вызывали смех, а порой и изумление. На одном здании чёрным углём большими буквами было написано: "Коловрат" и рядом крест с закруглёнными краями. Видимо, имя языческого бога солнца здесь считалось чем-то неприличным, а особенно вращающийся крест, который был чем-то вроде глумления над христианским крестом. Другие надписи были не такие богохульные и носили какой-то бытовой или оскорбительный характер. Так, на одних воротах кто-то мелом написал: "Макар – сын осла, смердящий пёс". Или на стене кабака: "Боян, сын Колояра перунил здесь Веру". На этом фоне надпись над входом в церковь: "Христос воскрес" выглядела как-то совсем неуместно. Зато уместной казалась лаконичная надпись на другом здании, без конкретики, большими буквами: "СУКИНЫ ДЕТИ". Другая надпись была, видимо, совсем крамольной и потом наполовину стёрта: "Кривша – наш верхо..." Так, улыбаясь и умиляясь этим играм духовных великанов, Илья вместе со своими спутниками постепенно забрался на Щековицу. Щек, в честь которого была названа гора, по легенде был братом основателя города – Кия. На этом холме был захоронен великий князь – Олег Вещий, бравший в своё время приступом Царьград. Отсюда уже больше двух веков потомки Рюрика управляли русской землёй. Здесь был центр, здесь на своём скромном ложе отдыхала сама вечность. Сердце замерло у Ильи, когда он оказался на самой вершине, и поистине в тот миг казалось, что выше могут быть только небеса. Противоположный берег теперь оказался полностью скрытым под шапкой листвы на деревьях. Необъятные леса, дикая природа окружала город со всех сторон, и сам он среди этих диких мест был каким-то вызовов природе. А строения на холме были не иначе как жилищем великанов, которые назвали себя господами всей этой природы.

– Ну что ж, Илья, – молвил Добрыня, улыбаясь восторгу богатыря, – здесь наши пути на какое-то время разойдутся. Мы поедем к князю, а тебе дорога в храм, а оттуда, может, тоже к князю отправят.

И они распрощались у ворот храма, больше которого муромцы никогда ещё не видели. Да и вообще, не видели ещё никогда ничего большего, что было бы сотворено человеческими руками. Словно огромная скала под действием чьей-то могучей и в то же время прекрасной воли поддалась и стала прекрасным и великим каменным строением, домом Бога, достойным своего хозяина. Большие арочные окна казались порталом в другой, лучший мир, многочисленный купола напоминали собой застывшие морские волны, которые человек приручил и вознёс. Не возникало сомнений, что здесь живут боги – всемогущие стражи вечности. Здесь их принял местный протодьякон, которому гости из Мурома долго объясняли, что они богатыри, которые пришли сюда, чтобы заступить на службу. Священник словно ничего не слышал, погрузившись в свои дела, имя Ильи Муромца ему ни о чём не говорило, никто в Киеве о таком богатыре и слыхом не слыхивал. И лишь когда Илья передал попу перстень, подаренный Добрыней, тот принял подарок и согласился на следующий день доложить про богатырей протопопу и предоставить им временный кров и пропитание. Ночевали муромцы в некоем подобии монашеских келий, только в одной такой келье разместилось по три человека. Зато прямо в здании Десятинной церкви – самого крупного христианского храма на Руси. Пищу принимали все за одним столом с низшим духовенством и вскоре со многими из них познакомились и даже подружились. На следующий день никто из знакомых им служителей культа уже не сомневался, что гости есть те, за кого себя выдают. Многие очень радовались тому, что Соловья-разбойника больше нет, но были огорчены тем, что лиходея не довезли до Киева на суд. Сутра Илью повели на церковную службу, но ещё не к митрополиту, а к протопопу – старому седобородому греку. Здесь богатырь должен был причаститься и исповедаться, прежде, чем его допустят до самого высшего сана. Конечно, перед этим его должны были ещё проверить, чтобы убедиться, что он тот, за кого себя выдаёт, но тут достаточно было спросить Добрыню и других новгородцев, проезжающих через Чернигов. Судя по всему, ждать нужно было недолго. Сейчас же Илья молился Бога, не отрывая взора от большого распятия. Глиняное изваяние страдающего на кресте человека смотрело на богатыря с некоторой укоризной. Богатырь теперь даже завидовал ему и сам хотел оказаться на кресте, чем причинить другим столько страданий, сколько он причинил. Но вот долгая служба закончилась, И Илья вместе с протопопом – отцом Иоанном отправился в исповедальню. Священник вызывал доверия и как-то сразу расположил к себе богатыря. Возможно, потому, что его звали так, как и отца Ильи после того, как тот обратился в христианскую веру. Рассказ муромца был долгим, начал он ещё с того дня, как чудесным образом вдруг начал ходить, поведал кое-что про своего славного отца – Ивана Соху, который служил в дружине Василия Буслаева и участвовал в его последней битве. Рассказал о других чудесах, как выжил после укуса ядовитой змеи, как быстро оправился от ядовитых иголок волка-гомункула, как зимой в Муроме ходил полуголым в мороз и не заболевал. Отец Иоанн крепко призадумался над его словами.

– Про Василия Буслаева и его войско ходила старая легенда, – перебил он исповедь богатыря, – что перед смертью в последнем бою на него сошла благодать Божья, и на всех, кто в тот момент сражались за него. И когда Василий погиб, другие уцелели и сохранили эту благодать. Однако в полную силу она действовала лишь тогда, когда все богатыри, что были в том бою, сражались бы вместе, и твой отец вместе с ними. А этого с того дня больше никогда не было. Возможно, на то тоже был замысел Божий. Все богатыри перессорились друг с другом. Часть их потом проиграла страшную битву колдунам из клана Змея. А потом на новгородские окраины обрушилась ещё более страшная напасть – Змей Горыныч. Если клан Змея был бы уничтожен, а не сбежал за Волгу, Горыныч бы не появился. Господь хотел, чтобы богатыри держались вместе, как один, чтобы не ссорились друг с другом. Но они так никогда и не сплотились против Змея Горыныча. За это, они, видимо, были прокляты. Почти все те, кто участвовали в той битве на Кощинской дрягве – умерли, не дожив ещё до 30-ти лет, остальные недожили и до 40-ка. Потамий Хромой – воевода Владимирской заставы тоже был в войске Буслаева, но в той битве не участвовал, потому ему благодати не досталось. А вот твой отец, как ты сказал мне давеча, участвовал. А раз так, то получается, он – единственный, кто ещё жив из того войска, а, стало быть, вся благодать перешла на него. От твоего же отца – Ивана Сохи благодать могли перейти только к сыну, если тот будет праведником или мучеником. Я думал, это случится после его смерти. Почему-то это случилось раньше. Видимо, он усердно молился за тебя Богу, и вся его благодать перешла к тебе и исцелила тебя. Знаешь, что это значит, Илья Иванович?

– Что, владыка?

– Что твоё предназначение – убить Змея Горыныча. Только ты способен на это, и в этом состоит замысел Божий. Богатыри проиграли клану Змея, потому что не следовали этому замыслу, не были едины. А в тебе одном теперь великая благодать, стало быть, ты сможешь исправить их ошибку и осуществить Божий промысел.

Глаза у отца Иоанна горели, он был явно рад, что встретил такого великого богатыря, живое чудо на земле. Илья на мгновение тоже почувствовал восторг от той великой миссии, которая наделяла смыслом всю его жизнь. Но взгляд богатырь быстро поник и опечалился.

– Не могу я сражаться со Змеем, владыка. Я долго прятался в Чернигове, а теперь сюда пришёл, чтобы скрыться от врага, который преследует меня по пятам. Страшный упырь по прозвищу – Идолище. Он жаждет моей крови, но боится идти войной на города. Стало быть, пока я в городе, то я и мои люди в безопасности. А пойдём в Новгород – погибнем по дороге.

– Идолище – опасный противник, – нахмурился отец Иоанн.

– Ты слышал о нём, владыка?

– Кое-что слышал, да в основном ерунду всякую. Говорят, он обладает невероятной силой. Говорят, что он отец всего поколения упырей. Все кровососы, что есть сейчас в мире – пошли от него. Но я в это не верю.

– Почему?

– Да потому, что это поколение зародилось около тысячи лет назад. Да, это поколение сильнее прежнего. Прежде упыри, конечно, жили долго, но через сто лет после обращения всё равно умирали. Они не старели, но кровь у них была больная, и потому разные болезни их убивали. Они затем и пили чужую кровь, потому как своя была больная и ко всяким инфекциям неустойчивая. Новое поколение не понятно, сколько живёт, но гораздо дольше. Инфекции им не страшны, старости они тоже не знают, я слышал про таких, которым было 500 лет. И вот теперь говорят, что есть такой, которому 1000 лет, отец всего нынешнего поколения. И говорят, что это Идолище. Не может быть.

– Почему же, владыка?

– Да потому, что самых сильных и самых первых из них давно истребили. Их истребляли римляне, истребляли христиане, истребляли в большом числе мусульмане. Не могли они уцелеть, не мог упырь, который появился тысячу лет назад, дожить до наших дней. Тут, Илья, нужно понимать, что за существа эти кровососы. Они сами сдавали своим врагам своих вождей. Например, приходили к охотникам и предлагали: мы вам вождя своего отдадим, а вы нас отпустите. Чаще всего охотники на это соглашались. Упыри никогда долго не бывают верны своим вождям. И этого Идолища однажды истребят, предадут свои же, шайка разбежится, это вопрос времени.

– А до той поры не смогу я выполнить своей миссии?

– Да, пока придётся подождать какое-то время. Заступишь в киевское богатырское войско, послужишь. А там мы добьёмся, чтобы тебя перевели в Новгород. Как раз сейчас в Киев прибыли новгородские богатыри и сам их воевода – Микула Селянинович. Через два дня князь Владимир устраивает для новгородцев пир. Мы, священники, пиры не любим. Там шутов всяких много, много греха. Поэтому я долго там не задержусь. А тебя проведу, с кем нужно, познакомлю. Всё равно тебе никто бы сразу целое войско не дал бы, чтобы воевать против Горыныча. А один на один ты был с ним вряд ли столкнулся: у него самого есть целое войско. Так что не печалься, придёт ещё твоё время.

– Да я не за то печалюсь, – отвечал Василий, – я пришёл к тебе с покаянием в страшном грехе. По пути к Киеву я попал в дом одной честной женщины, хоть и язычницы-феи. Она прониклась ко мне нежными чувствами, а я к ней. Но однажды один из моих богатырей силой взял её, и ей понравилось. Она не сопротивлялась, как будто так и надо. И я напал на своего друга, чтобы убить его, а когда не смог этого сделать, от злости приказать сжечь двор несчастной женщины и перебить всех её рабов-упырей. А после этого я своими руками убил Соловья. С тех пор нет мне покоя, совесть мучит меня. Я раскаиваюсь, как мне быть?

– Ты не раскаиваешься. Раскаяться, значит, привести свой ум в такое состояния, в котором ты смог бы действовать иначе. Скажи, в такой же ситуации ты бы поступил теперь по-другому? Сделал бы что-то иначе?

– Убить своего друга-богатыря? Нет, я бы не смог. В такой же ситуации я бы поступил так же. А лучше бы погиб. Он ведь почти убил меня, я ему это позволил, я хотел умереть, но меня спасли от смерти.

– Кто спас?

– Другие богатыри, которые возвращались с охоты.

– Другие богатыри, – повторил протопоп Иоанн, – это Бог их послал, Илья. Значит, возможно, на то был замысел Божий. Ведь ты причинил зло той женщине не из злобы и корысти. Ты хотел её исправить, сделать её лучше, привести её ко Христу из тьмы язычества. Кто знает, может это тебе удалось? А упыри и такуже мертвы, у них нет души, а тело проклято. Это не считается убийством.

– Стало быть, нет на мне греха?

– Не знаю, да и не мне о том судить. Но у Бога на тебя план, полностью ведомый лишь ему одному. А раз так, тебя нельзя мерить той же меркой, что и других. Тобой движет благодать Божья, следуй ей в сердце своём, и тогда ты всегда будешь прав. Я же именем Бога дарую тебе прощение.