Текст книги "Пойманные сном (СИ)"

Автор книги: Сергей Радин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

17.

Он нагнал их уже у «Парикмахерской», за которой следовало пройти маленький продуктовый магазин, а за ним свернуть направо – и вниз, по дороге уже перед его домом.

Ещё догоняя, услышал похрустывание пакетов, которые чуть покачивались при ходьбе в руках товарищей, и приподнял свой – услышать тот же скрипучий хруст. И невольно улыбнулся. Почему-то мелькнуло впечатление близкого Нового года. Это в октябре-то…

– Хлеб-то мы взяли, – озвучил он новую мысль, наверное пришедшую уже по ассоциации с чудесами Нового года. – А не подумали, во что он может превратиться, пока спустимся по последней лестнице.

– Думаешь – в зерно? – обеспокоился Павел.

– Если не в муку…

– Вы чего-то не то думаете, – заметил Леонид. – Тут главное не в том, во что может превратиться хлеб. Главное в том, что в этом хлебе увидит Каменный город.

– Твоя правда, – с облегчением признал Павел.

Пока спускались по дороге перед домом (под горку шла), Лёхин машинально приглядывался ко всем газонам и приподъездным площадкам. Хоть и сказал Елисей, что в их доме нет спящих странным сном, но тревога брала своё.

Правда, вскоре дошли до середины дома, где он жил, а Зеркальщиков не обнаружилось. У своего подъезда Лёхин ещё раз окинул внимательным взглядом окрестности. Было однажды, в августе, когда путь в подъезд перегородил невидимый людям Зеркальщик. По совету Дормидонта Силыча, Лёхин паранормальную сосиску, набитую эмоциональным дерьмом, затащил на газон и впихнул в канализационный колодец, где ему и место.

Но сейчас сосед Федька Хромой, ухитрявшийся по причине своего дурного языка частенько вляпываться в скандально-мордобойные ситуации, обретается в деревне, куда его увезла жена. Зеркальщику нет, в общем, повода появляться именно здесь. А появись подобное зверьё в других местах вокруг дома, домовые немедленно оттащили бы его к одному из колодцев. А если б Зеркальщик оказался для них неподъёмным, прибежали бы Лёхина звать на общественные работы.

Дверь в квартиру им открыли. Лёхин даже ключей вытащить не успел. Оказывается, Линь Тай караулил у почтовых ящиков, а завидя возвращающихся путников, помчался предупреждать домовых.

– Тише! – прошипел Дормидонт Силыч. – Постоялец заснул.

Стараясь не шуршать пакетами, сразу прошли на кухню.

– Надо бы найти сумки на длинной ручке, – прошептал Павел. – Повесим хлеб на спину, чтобы руки свободные были. Да, кстати, одну сумку Ксандру дадим, тогда точно ещё хлеба наберём.

– Вы что?! – рассердился Елисей. – Не соображаете? Кому вы собираетесь хлеб передавать? Он же спит! Не донесёт же! Да и свой груз у него готов.

И кивнул в угол между газовой плитой и зимним холодильником. Там обычно стояли тарелки с едой для Джучи. Но сейчас вместо кошачьей столовки Лёхин узрел широкую, с низкими краями корзину, в которой дремали кикиморы. Джучи, между прочим, сидел рядом и изучающе разглядывал проводниц по снам. Кикиморки его не замечали. Удивительно похожие на спящих кур, они даже во сне вздрагивали как-то по-птичьи, вскидывая головы в платочках, и озирались, выпуча обессмысленные пуговицы-глазёнки.

– А разве они не поведут Ксандра назад?

– Зачем? Чтобы вести его, теперь вы есть. А кикиморки нужны перевести его в Камень-город.

Лёхин пересказал обмен репликами Павлу и Леониду, и сыщик немедленно попросил:

– Лёхин, а можно, я дотронуться попробую? Я осторожно.

И, присев на корточки, потянул ладонь к углу, где стояла невидимая корзина. Лёхин шагнул к столу, чтобы видеть происходящее. Как сыщик ни старался, но его пальцы не просто коснулись сухих прутьев, но толкнулись в них. Кикиморка, сидевшая ближе к нему, ошалело моргнула и свесила голову за край корзины поглядеть на источник побудки. Лёхин хотел на всякий случай предупредить Павла (а вдруг клюнет?), но круглые тёмные глаза кикиморки снова заволокло белёсой пеленой, и она снова нахохлилась дремлющей курицей.

Заинтересовавшись, подкатили оба Шишика. Джучи глянул на них, но против совместного созерцания невидимой людям корзины и её содержимого не возражал.

– Почему я всё чувствую пальцами, но ничего не вижу? – спросил Павел, вздохнув.

– А ты кто по восприятию? Не кинестетик? – спросил Леонид, предварительно выяснив, что именно почувствовал пальцами сыщик.

– Не знаю.

– Хочешь – тестов подкину? Всё о себе узнаешь.

У запасливого Лёхина нашлось два мешка, которые он когда-то взял с сахаром-песком по оптовым ценам. Уложили туда хлеб. За два конца снизу привязали верёвки, с запасом оставив верх, пропустили третью верёвку по краю и стянули мешок. Первым впрягся в котомку-рюкзак Леонид. Хмыкнул и сказал, что, несмотря на куртку, при такой тяжести верёвки всё равно немного режут плечи. Елисей сбегал в ванную, принёс тряпок под "лямки". И Леонид довольно оценил:

– Вот теперь ничего.

Павел вдруг заржал в голос – и ойкнул, спохватившись, когда на него возмущённо замахали руками. Прислушиваясь, не встал ли Ксандр, Лёхин спросил:

– Что придумал? Выкладывай.

– А собак впрячь! Хоть по две буханки нагрузить по бокам с обеих сторон.

Шишики хулиганисто покосились на кота. Кажется, им в голову тоже пришла идея, кого ещё можно нагрузить хлебом.

Полусонного Ксандра на дорогу угостили рыбкой, оставшейся с ужина, затем вручили корзину с такими же полусонными кикиморками. Вышли из дому под бодрые вопли Дормидонта Силыча, заверявшего хозяина, чтоб о деле не беспокоился, что дело, да и все дела в ажуре будут, а враги-соперники посрамлены… Лёхин ничего не понял, но на выходе из подъезда обернулся попрощаться с домочадцами. Компания домовых стояла перед раскрытой дверью, в проёме покачивались привидения, косяк облепили Шишики. Оглядев разнородную толпу, Лёхин не нашёл ничего лучшего, чем сказать:

– Елисей, за домом не забудьте присматривать. Имею в виду защиту. Дормидонт Силыч, персонально к вам обращаюсь (купцово привидение подбоченилось): не слишком увлекайтесь. Вернусь – займёмся делами вместе.

– Не извольте беспокоиться, – снова запел Дормидонт Силыч. – Всё тип-топчик будет!

– Я присмотрю, – пообещал Глеб Семёнович и, остро взглянув на купцово привидение, внушительно добавил: – Проконтролирую.

Прошли дом, спустились к дороге. К мосту пошли помедленней, чтобы Павел, рванувший к "Гастроному" при остановке, успел бы легко догнать их. Неуверенно бредущий Ксандр, ведомый под руки, осмелился спросить, куда побежал Павел. Услышав про хлеб, он засиял не хуже придорожного фонаря, а кикиморки, приободрившиеся в темноте позднего вечера, распотрошили кулёк с пряниками и сушками и деловито принялись то ли за ужин, то ли за подобие загородного пикника (корзинка-то есть!).

Заметив, что Ксандр наклонился к корзине, невидимой для Павла и Леонида, и улыбнулся суетливой возне пассажирок, Лёхин впервые осознал: староста Каменного города наклонился, не услышав возню, – он, в своём странном состоянии между двух миров, видит лишь корзину с кикиморками. Возможно, он видит их жующими, а вот что у них в руках – для него тайна, поскольку гостинцы, положенные Елисеем, принадлежат миру Лёхина… Брр… Голова кругом от такого понимания. Лучше не думать о таких тонкостях.

Павел догнал, когда они перешли дорогу и стали спускаться по лестнице вниз, к сваям моста. Запыхавшись, он сообщил:

– Так себе магазинчик. Цены аховые, а хлеба почти нет. Белый взял.

Лестница закончилась. Они свернули и по мёрзлой земле, с трудом видимой в чёрной тени сверху, подошли к невидимой границе между городом Лёхина и Камень-городом. Лёхин отошёл от Ксандра, которого тут же подхватил под руку Павел, и оглянулся. Еле видные лица. Фигуры, растворяющиеся во мраке. Чёрные доберманы – тень от тени… Сердце чуть сжалось.

– Леонид – первый с собаками.

Невысокая фигура с двумя тенями по бокам встала рядом. Лёхин, не оглядываясь, руку протянул чуть назад, ожидая лёгкого сопротивления. Пальцы мягко спружинили.

– Шагай. Там почти сразу – каменная плита.

Леонид пошёл к невидимой стене – и пропал вместе с собаками. Попривыкший к темноте Лёхин убедился, что его и впрямь нет рядом, и велел:

– Павел.

Тот заторопился. Лёхин знал: будь чуть светлей, он увидел бы улыбку предвкушения на губах Павла… Исчез и он.

– Ксандр, идём.

Тёмное пятно в руках Ксандра – корзина – наклонилась. Из неё высыпали кикиморки (Лёхин невольно отступил – не задавить бы) и, ухватив старосту Каменного города за штанины, с боевым кудахтаньем потащили его вперёд. И – тишина. Ушли.

– Ну что, господа. Вперёд и с музыкой?

Шишики с плеч пискнули что-то решительное – и Лёхин шагнул в неощутимую стену. Как в натиск упругого сквозняка. И уже привычно мир пошатнулся, когда одна его нога наступила на камень, затем другая.

Так и вышагнул на каменные плиты, в пространство с еле-елешным светом, таким, чтобы только человека разглядеть. И остановился. Тёплый воздух в ухо – Шишик Ник вздохнул. Две фигуры терпеливо дожидались его на краю широкой каменной лестницы.

– Э-э… Не понял. А где Ксандр? – спросил Павел.

– В Каменном городе, где ж ему быть? Просыпается, небось, потихоньку.

– Ну, собакины, пошли бегом по ступенькам! – скомандовал Леонид.

– Не так быстро, – недовольно возразил сыщик. – Я всё понимаю: и что времени мало, и что народ страдает, но дайте пару секунд прочувствовать спуск.

По краям лестницы привычно текли вялые струйки жидкости, которые чем ниже, тем ярче светились. Лёхин брал заготовленный фонарь и тоже приготовился к чудесам. Но чехол от зонта всё-таки на всякий случай распаковал и меч-складенец вынул.

– С которой начинается? – жадно спросил Павел.

– Со второй.

Несмотря на тяжёлую котомку, висевшую на плече, Павел вынул из-под куртки пистолет и нетерпеливо устремился вниз. Первая лестница. Всё как прежде. На второй они замедлили шаги. Впереди всех бегущий Павел торжествующе зарычал. На следующей площадке он развернулся, уже потрясая мечом.

– Опять наёмник? – скептически вопросил Леонид, разглядывая скромное одеяние Павла, почти полностью спрятанное под плащом – наружу лишь сапоги с меховой оторочкой, а между полами плаща на груди просвечивает кольчужная рубаха.

– Не, плащ мне точно нравится, – самодовольно отозвался Павел. – Он такой тёплый, изнутри мехом подбит. Тяжеловат, конечно, зато я себя уверенно чувствую в нём. Лёхин, надо же, у Леонида-то пёсики уже не на поводках.

И точно. Доберманы, которым ещё только предстояло преображение, обнюхивали свисающие с них цепи из белого металла. Сам же Леонид по обмундированию мог бы показаться полной копией Павла, если бы не плащ, который отличался от Павлова меховым воротником и застёжкой-аграфом, как у Лёхина. Правда, застёжка Лёхина отличалась обилием мерцающих камней, в то время как Леонидова состояла из цельного металла, на котором отчеканен абстрактный рисунок.

– Слушай, Лёхин, – не успокаивался Павел, – а почему у тебя плащ короткий, а у нас длинные?

– Во заело… У нас дорожные, судя по всему.

– По всему – это по чему? Конкретнее, пожалуйста.

– Во-первых, не слишком новые и даже потрёпанные. – Леонид выпростал из-под плаща руку, глянул на рукав какой-то плотной рубахи – тоже с меховой опушкой. – Ага, вон даже мех потёртый в местах, где к коже прикасается. Так вот плащи… Во-вторых, похоже, что их и у костра вместо спального мешка можно использовать. Завернулся – и дрыхни. У Лёхина не настолько универсальный. На земельке не прикорнёшь. Да и материал, – Леонид оттянул полу Лёхиного плаща, осмотрел, насколько смог в сумеречном свете, – потоньше да побогаче. Ясно, что Лёхин в Каменном городе чином повыше нашего.

– Ишь, барин, – беззлобно подначил Павел.

– Дались вам эти плащи, – с досадой сказал Лёхин. – Вы лучше не забывайте про последнюю лестницу.

– Лёхин, а куда мы сейчас выйдем? Явно ведь не ко дворцу?

– Нет. Этот ход ведёт к одному из караульных городских ворот. Будьте начеку.

– Так точно, вашвысокбродь! – рявкнул Павел.

– И оружие наизготовку, – напомнил Леонид и, чуть улыбаясь, глянул на доберманов. – Этих вперёд пустим по последней лестнице? Посмотреть, как они в блондинко превращаться будут?

Павел тихонько заржал.

– Блондинко, тоже сказанул!

Последнюю площадку прошли быстро и принялись спускаться. Юморить юморили, но оружие в руках уже держали. Шишики висели на Лёхином аграфе, притворяясь его пушистыми деталями, – серьёзные и важные, и Лёхин гадал, с чего бы это. Не после слов ли Павла про барина?

Превращение собак увидеть не удалось. Отвлёк Лёхин. Нечаянно. Когда вытянул вперёд руки, и взгляды Павла и Леонида приковались к поблёскивающим наручам с пятью клинками на каждом. А потом Павел поднял глаза, хотел что-то, видимо, сказать, но сказал другое, засвистев перед тем:

– И наручи помню эти, и обруч. Слышь, Лёхин, а почему ты как был лысый, так и остался? Мне всё казалось, что ты здесь тоже волосьём обрастёшь, как Нео в "Матрице", который в реале лысый, а в нереале с идеальной причёской.

– Сам ты лысый, – мирно сказал Лёхин, сняв свой обруч с головы и рассматривая знакомое изображение хищной птицы. – И он, и я стриженые. Ребят, про собак-то забыли.

Два снежно-белых волка сидели, уставившись друг на друга, а затем, как по команде, повернули головы к людям. Что, мол, с нами подеялось такое?

Леонид отстегнул с них цепи.

– И что дальше?

– Дальше идём по этой каменной дороге. Будет небольшой поворот, а потом ворота. Если там караульный ещё сидит, постучим – пустит. Очень сильно надеюсь, что там же нас ждёт Ксандр. Уже проснувшийся.

Теперь они шли молча и по возможности тише. Благо что мягкая подошва сапог позволяла. Псы шли немного впереди, принюхиваясь и прислушиваясь. По их поведению компания понимала, что всё в порядке и можно продолжать идти спокойно. Только какое-то подспудное беспокойство ощущал каждый. Но что? Никто не решался выговорить, поскольку не мог определиться, что же такое странное витает в пустом пространстве…

Поворот. Стена округло повела их на закрытую пока от глаз сторону. Псы убежали за неё, словно на разведку. Поэтому впереди теперь шёл Леонид. Он вдруг замедлил шаг, начал оборачиваться к двоим. А ноги подламывались, глаза закрывались – и он тщетно пытался держать их открытыми. И – лицо: из заинтересованно-насторожённого оно быстро смягчалось в бесстрастное, успокоенное. Павел первым бросился к нему.

– Лёнчик, что?..

Хватаясь за стену, Леонид, уже с закрытыми глазами, сполз на плиты дороги.

Подбежавший к нему Павел мгновение постоял над ним, будто не веря…

– Ребята! – вскрикнул Лёхин.

Павел рухнул.

18.

Он рухнул так легко и безнадёжно, будто из-под ног выдернули коврик. Ещё повезло: на каменных плитах не разбился, головой упав на ноги Леонида. Кажется, его в падении мешок с хлебом развернул.

Всё произошло в какие-то пять-шесть секунд. Оторопевший Лёхин промедлил секунду-другую, шагнул было бежать к ребятам – и замер: над Леонидом что-то бесшумно взорвалось в огненно-чёрные ошметья… И застыло над ним тем же огнём, грязным от взвившейся пыли, комков земли, осколков камня и рваных кусков искорёженного металла.

Лёхин ещё сообразить не успел, что происходит, а над Павлом поднялось что-то вроде тумана или тёмного, но мутно-прозрачного облака. Только, несмотря на оцепенелость, ощущалось в этом нечто тяжёлое, замершее сейчас движение. Ошеломлённый Лёхин даже не услышал, не почувствовал, как торопливо отцепились от застёжки плаща Шишики и с негодующими воплями удрали куда подальше.

"Вода… Это вода над Павлом, – понял Лёхин. – Вода – и взрыв гранаты или мины над Леонидом…"

Из-за поворота выскочили белые волки в шипастых ошейниках. При виде лежащих они приостановились – и бросились к ним. Но словно ударились в обжёгшую их стену и с жалобным визгом отпрянули. И, тяжело дыша, уставились на Лёхина.

Наведённый колдовской сон, не доставший ребят в родном городе, подстерёг их у ворот в Камень-город. Лёхин бессильно смотрел на них, разрываясь между двумя желаниями. Первое – немедленно подбежать к ним и выволочь к ступеням лестницы, где они ещё недавно бодрствовали, в слабой надежде: а вдруг проснутся? Второе – не подходя к ним, разыскать какой-нибудь шест, чтобы издалека, не подвергаясь самому возможной опасности, подтащить ребят к себе.

Но найти шест в каменном тупике, упирающемся в городские ворота? Смешно и подумать. А подойти к двоим… Лёхина, как он представил, что может произойти, такой мороз продрал, что его передёрнуло от жути.

Неужто ему тоже заказан путь в город Ксандра?

Один из белых волков заскулил. Оба зверя лежали поодаль от упавших, плохо видимые сквозь марево двух наслоившихся друг на друга снов. Естественный каменный коридор, выводивший к Каменному городу, слишком узок, и волки не могли обойти тела спящих, без того чтобы приблизиться. Оттого и пожаловались.

"И Ксандра не видать", – с тоской подумал Лёхин. А ещё вспомнилось, что он забыл предупредить Аню о своём грядущем исчезновении, как забыл перезвонить ей, что ищет её брата, который, возможно, тоже лежит где-нибудь в Камень-городе…

Не лежит! Он-то свой страх оставил в зале собственной квартиры!..

Лёхин лихорадочно поразмыслил, а есть ли такой страх у него самого, чтобы, преувеличенный колдовским сном, он мог бы уложить его, Лёхина, на обе лопатки? Жизнь его всегда тихой-мирной. Даже будучи в армии он умудрился попасть в воинскую часть, охранявшую секретный военный объект. Не то что Леонид, который, кажется, побывал в горячих точках. Да и на гражданке не вспомнить слишком серьёзных происшествий. Воду Лёхин любил, плавал неплохо, тонуть не доводилось, что, видимо, случилось с Павлом. Пауков не боялся, к змеям относился спокойно – обходил при встрече. Агора– и клаустрофобией не страдал, тяги к самоубийству не ощущал…

Но, припомнив все эти проявленные подсознательные страхи виденных за это время спящих, Лёхин всё же сомневался. В душе он даже усмехнулся: а если сама вот эта боязнь подойти к ребятам и внезапно свалиться рядом станет его персональным страхом?

В ухо вяло попинали. А может, подёргали за него. В общем, Лёхин ощутил внятное прикосновение, если так можно выразиться. Посмотрел на плечо. Две "помпошки", прижавшись друг к дружке, хмуро глазели на него. Убедившись, что хозяин наблюдает за ними, они развернулись в сторону спящих и старательно вылупили глазища на них. Даже поморгали.

Некоторое время Лёхин смотрел, как они изо всех сил изображают суперлюбопытство, затем начал догадываться и нерешительно уточнил:

– Хотите сказать, что можете находиться рядом с ними? Только это очень неприятно для вас? Значит, я могу подойти к ребятам?

Внимательно выслушав его, Шишики снова вытаращились на спящих.

Не вполне уверенный в том, о чём именно ему сигналят, но в надежде, что, если он попрётся туда, куда не нужно, его тут же попинают по ушам, Лёхин медленно, с понятной опаской, но всё-таки двинулся к ребятам. Сосредоточенный на движении и на собственных ощущениях, он и не заметил, как "помпошки" на втором же его шаге смылись с плеча.

Секунда сомнений – и он шагнул в зону призрачной воды. Снова постоял, невольно задрав подбородок, словно готовый к внезапному удару под дых. "Кажется, не сплю?" – удивлённо подумал он. И машинально смахнул с лица что-то раздражающее, опять-таки не заметив, что лоб и виски мокрые от пота.

Волки привстали, когда он наклонился над ребятами.

– Сейчас попробую оттащить, а там посмотрим, – пробормотал Лёхин, снимая с того и другого заплечные мешки с хлебом.

Он приподнял Павла под мышки и потащил к лестнице. Несколько шагов – и ткнулся задом в мягкую, пружинящую преграду. Лёхин аж подпрыгнул, пряча за себя Павла одной рукой, другой – крепко сжимая рукоять меча-складенца. Таким отчётливым было впечатление: за спиной кто-то стоит.

Никого. И ничего.

Снова ухватился за Павла, снова попятился. Снова встал. Да что ж такое!..

Пружинило очень легко, но не пускало наверняка.

Опустил тело Павла на плиты и нерешительно шагнул к лестнице. Никакой преграды.

Взялся за сыщика – не пускает.

Чтобы подтвердить возникшую догадку, дотащил до невидимой границы Леонида. Без него – хоть до самой лестницы маршируй. С ним – не пускает.

Лёхин вздохнул и отошёл к волкам. Те обрадовались, немедленно прижались к ногам, и он погладил их по жёсткой белой шерсти. Ладно хоть выяснил, что к заснувшим ребятам можно приблизиться без опаски. Иначе бы так и скулить до скончания века бывшим доберманам… Смирившись с новой трудностью, Лёхин постоял ещё немного, успокаивая и подбадривая волков (и себя), а затем, велев: "Сидеть!", опять пошёл к ребятам, в ту кошмарную муть, что висела над ними.

Сначала он перенёс мешки с хлебом к волкам: "Сторожить!" Потом снял с каждого из ребят плащи и уложил обоих на них же – на расстеленные один поверх другого. Павлов плащ, как самый потрёпанный, ничтоже сумняшеся положил снизу и даже криво усмехнулся, представив, что скажет по этому поводу владелец плаща, когда очнётся.

Наконец из тех плащей и их завязок получилось что-то вроде волокуши.

Лёхин выпрямился и оглядел вынужденно-бивуачное хозяйство: плащи со спящими, заплечные мешки с хлебом, волки, выжидательно следящие за каждым его движением. Кажется, всё?.. Нет. Чего это волчары время от времени глаза закатывают, словно томные барышни? Лёхин подошёл, хмыкнул. Оседлали. Ездовых собак из благородных зверей сделали. Впрочем, Шишики сидели не на широких волчьих лбах, а ближе к ушам. Наверное, чтобы не свалиться во время движения.

Присев на корточки, Лёхин огладил жёсткие волчьи головы и спросил "помпошек":

– Вы как? Не слишком страшно?

Спросил – и понял, что вопрос-то задал себе.

Шишик Ник всё-таки откликнулся. Держась за шерсть волчьего уха, он проскрипел что-то очень уж пренебрежительное. А Шишик Профи только насупился, сдвинув косматые брови.

– Ладно, возьмём за аксиому, что вы уже большие и очень умные, а значит, вам бояться нечего, – сказал Лёхин. – Поэтому вам задание: я сейчас пройдусь до городских ворот, а вы здесь посидите, посторожите. Надеюсь, хоть одного человека найду и приведу на помощь.

Вообще-то он надеялся найти и привести определённого человека – Ксандра.

И пошёл. А поскольку путь его исчислялся временем на пять минут туда и пять минут обратно, то волей-неволей он начал думать не о конкретном, а вообще. Здесь, неподалёку от человека, который наколдовал пакости сразу двум городам, естественно, все мысли были только о нём. Колдовство на целую толпу наверняка требует большого расхода сил, а может, и средств. С какой же целью колдун терроризирует Камень-город змеями-убийцами? Чего он хочет, запугав и загнав горожан на крыши домов?

Ворота. Знакомая дверца рядом со знакомой привратницкой. Сейчас Лёхин постучит, и сиплый голос подозрительно просипит: "Ктой-то шляется в такую рань?" А потом глянет в смотровую щель и благосклонно скажет: "А, свой! Заходь, свой!"

Сердце забилось чаще, когда Лёхин взялся за широкое дверное кольцо и тихонько (а чего грохотать? Караулка – вот она. В неё любой звук от двери отдаётся) стукнул им о металлический щит.

В полной тишине (а ведь в Камень-городе и впрямь раннее утро!) негромкий стук прогремел оглушительно. Лёхин даже пригнулся, ожидая ругани из привратницкой. Но догудело эхо – в воздухе и призрачным отзвуком в напряжённых ушах, и снова установилась тишина, такая плотная, что Лёхин сглотнул, подозревая, что уши заложило.

Выждав ещё немного, он огляделся. По обе стороны от ворот – тупики от расширившегося каменного коридора. Что ж, кажется, Каменный город не захотел полностью показываться пришельцу из иного мира.

Лёхин вернулся к волкам и Шишикам, на ходу составив план действий на ближайшие полчаса: отвести волков метров на десять к воротам, донести до них мешки с хлебом, на те же метров десять оттащить ребят, потом опять к воротам должны приблизиться волки, и только за ними – приедет (силами Лёхина) волокуша со спящими. На большее расстояние, чем десять метров, Лёхин не хотел отсылать волков: на всякий случай они должны быть рядом, в пределах видимости. А что он будет делать у ворот, когда всё это хозяйство постепенно доставит туда, – придумает после.

Он легонько свистнул волкам и дошёл до места, которое наметил для первой стоянки. Белые звери подчинились его команде и легли. Лёхин бросил на них последний взгляд и хотел повернуть назад.

Две "помпошки" стремительными шариками согласно слетели с волчьих морд, подпрыгнули, шлёпнувшись на плиты, и выстрелили в Лёхина. Немного удивлённый, он сначала смотрел, как они карабкаются по его плащу, а затем подставил ладонь, полагая, что с неё они переберутся ему на плечи. А вот шиш тебе с маслом, а не Шишик на плече! Обе "помпошки" свесились, едва не подпрыгивая, с ладони, держась за его большой палец, и стали вести себя весьма оригинально: сначала глазища вылупились на каменные плиты дороги, на тот участок с поворотом, где упали заснувшие Павел и Леонид, а потом глаза поехали на затылок, чуть не на четверть объёма "помпошек", и принялись старательно сверлить взглядами хозяина.

– Что вы увидели? – поинтересовался Лёхин и попробовал проследить направление из взглядов, переведя уровень зрения на самый тонкий.

Аж сердце захолонуло. Из-за памятного поворота выскочила толпа кикиморок и, всплёскивая суховатыми ручками и наперебой кудахча, понеслась к человеку. Он только рот открыл спросить, что случилось, как толпа обежала его и помчалась с тем же галдёжем за тот же угол.

Он чуть Шишиков не уронил, ошарашенно глядя им вслед.

Но не успели все кикиморки скрыться за углом, как последняя оглянулась на бегу и резко затормозила, визгливо и в явной панике раскудахтавшись. Лёхин и глазом моргнуть не успел, как вся орава вновь налетела на него, истоптав в пыль куриными лапами его щегольские когда-то сапоги. Уже перепуганный, он понял, что только сапоги и спасают его от костлявых кулачишек, которыми бабульки ощутимо лупили его ниже колена. Основная толпа сзади упёрлась в его ноги ручонками и с воплем, который легко переводился как "Раз, два – взяли!", чуть не свалила его.

– Бабулечки, я ж задавлю вас! – в отчаянии возопил Лёхин. – Да понял я, понял, что куда-то идти нужно! Ведите! Только не толкайтесь!

Кикиморки отпрянули и, раскрыв вытянутые, словно клювы, рты, в глубоком молчании воззрились на него, как на дурачка, который неожиданно изрёк мудрое слово. Затем две из них (одну узнал по красному платочку – разговаривала с Елисеем) попереглядывались и, важно, широко перебирая прямыми в коленке лапами, прошествовали за угол. Всю торжественность момента испортила та самая, в платочке. Она внезапно высунулась из-за угла и недовольно сказала: "Ко-о?"

– Иду-иду! – торопливо откликнулся Лёхин, почти бегом и в самом деле поспешая за ринувшейся к углу толпой.

Тупик налево неожиданно оказался больше, чем предполагал Лёхин, глядя на него от ворот или из каменного коридора. Толпа кикиморок довела человека до самого тёмного угла в этом тупике.

– Ксандр? – опустошённо спросил Лёхин, чувствуя, что уже устал удивляться всем сюрпризам сегодняшнего дня.

Ксандр, привалившись к стене, окружавшей город, тихонько посапывал, уже одетый в привычную на нём мужицкую одежонку, хотя и выглядевшую побогаче того, что видел на нём Лёхин ранее.

Только он хотел спросить ту кикиморку в платочке, зачем они привели его сюда, как та крякнула что-то задиристое – и толпа куроногих бросилась врассыпную.

Дождавшись полной тишины, Лёхин признался себе: устал так, что ощущает себя столетним стариком. Размышляя таким образом, он машинально оглядывал окрестности вокруг спящего Ксандра, и его взгляд остановился на стене, рядом с которой прикорнул староста Каменного города. Стена эта ничем выдающимся не отличалась. Сама по себе. Особый знак на ней явно был оставлен Ксандром. Хороший такой знак. Крепкая верёвка, свисающая сверху.

Логично предположив, что Ксандр не просто использовал верёвку, чтобы перелезть стену, а наверняка с её помощью добирался с крыши на крышу, Лёхин легонько подёргал конец верёвки. Та держалась жёстко.

Теперь оставалось придумать, как транспортировать за стену – и на стену – своих товарищей и двух довольно тяжёлых волков.

– Ксандр, – присевший перед старостой Лёхин осторожно потряс того за плечо.

Промелькнуло мгновение, когда сердце ворохнулось: а вдруг Ксандр тоже заснул тем же колдовским сном? Не откликается же. Лицо спокойное. Расслаблен донельзя.

– Ксандр…

– Ох, мил человек… Как глазоньки-то открывать не хочется. Так бы и смотрел сей сон чудесный, что всё в Камень-городе мирком да ладком устроилось.

Всё ещё не открывая глаз, Ксандр зажмурился и открыл глаза.

– Вой Лексей?.. А где ж товарищи твои? Ты ж не один собирался в город наш?

Спрашивая тоном почти ласковым да улыбаясь со сна мечтательно, Ксандр вынул из-под себя боевой топорик на длинной ручке и машинально провёл по лезвию пальцем. И Лёхин вздохнул, понимая, что попал на войну.