Текст книги "Рассказы о русском подвиге"

Автор книги: Сергей Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

отважно танк. Бросается в самую гущу схваток. Смело идет на фашистские пушки.

Давит, утюжит фашистских солдат. Прикрывает своих броней, словно рыцарь щитом

и латами.

Снова проходит день. Все сильнее, сильнее битва. В ранах опять и в шрамах

пересекает заводские ворота танк. Пригнулся он весь, ссутулился. Башню склонил,

как голову. Казалось, перед рабочими извиняется.

– Не грусти, старина, – говорят мастера. – Всякое в жизни бывает.

– Как же таким я в бой?

– Подлечим, браток, подлечим.

Вновь воскресили рабочие руки танк. Полная сил и задора уходит машина в бой.

Смотрят рабочие танку вслед.

– Нашивки б ему за ранения. Орден ему за подвиги.

И танк о рабочих думает:

«Памятник им в века за их золотые руки».

ЗНАМЕНИТЫЙ ДОМ

Удивителен этот дом. Стоял он в городе, в самом центре. Бомбили его фашисты.

Стоял, не сдавался дом. Прямой наводкой из пушек в него стреляли. Стоял, не

сдавался дом. Минометным огнем, словно дождем, поливали фашисты дом. Стоял он,

как дуб на ветру, не сдавался. Не пал на колени дом.

Защищали его солдаты огромной твоей страны. Здесь русский рядом стоял с

казахом. Вместе бились украинец, грузин, узбек. Абхазец, таджик, татарин воду из

общей фляжки пили.

Соберутся, бывало, солдаты в недолгий момент затишья. Присядут в солдатский

круг.

О просторах родной России, о далекой любимой лесной стороне вспоминает боец

Александров. О шири казахских родных степей вспоминает казах Мурзаев. В общем

союзе советских республик расцветает родная Татария. О милой Казани, о Казанке-

реке речь заводит татарин Рамазанов. Высоки на Памире горы. Бездонны в горах

ущелья. О милых сердцу, родных горах песнь запевает таджик Турдыев. Могуч, и

широк, и приволен Днепр. Об Украине родной, о ее колосистых полях и нивах

украинца Глущенко думы. О ласковом солнце, о ласковом ветре, о ласковом небе, о

ласковом море вспоминает грузин Мосиашвили. Родные арыки и белого хлопка поля

представляет узбек Тургунов.

Вот какая твоя страна. Вот какая она огромная. Стоит в Сталинграде дом, не

дом, а целый союз советских республик.

Русский, татарин, грузин, узбек за общую родину бьются.

Здесь на Волге решается все: судьба Украины, судьба Кавказа, участь родной

земли. Знают об этом солдаты. В общем строю солдаты.

Обжились солдаты в доме. Даже баню в подвале себе устроили.

– Сандуны! Сандуны! – смеются солдаты. (Сандуны – это московская лучшая

баня.)

– Гочило! Гочило! (Это тбилисская лучшая баня.)

Хорошо помыться солдатам в бане. На десять сражений вперед зарядка.

Кричат фашистам:

– А ну к нам в баню!

Молчат фашисты. Боятся бани.

Второй месяц атакуют фашисты дом. Изводят батальоны свои и роты.

Стоит, не дрогнет упрямый дом. Кинжальным клином в оборону фашистов

врезался.

По траншеям, по скрытым ходам сообщений нет-нет да приходят к солдатам

гости. То разведчики, пробираясь в тылы к фашистам, задержатся тут на минутку.

То минеры пройдут, то отряд минометчиков.

– Как тут у вас, гарнизон, дела?

– Служба идет, и солдат не дремлет, – отвечают бойцы с достоинством.

Стоит на виду у фашистов дом. Как мозоль на ступне, как бельмо на глазу. Не

дает он врагам покоя. Начинают фашисты атаку.

– Не возьмешь! – отвечают бойцы фашистам.

– За Советскую нашу Родину! – открывают огонь по врагам.

– За наш нерушимый великий Союз! – И летят во врагов гранаты.

– За то, чтобы цвести державе!

– За свободу!

– За радость встреч!

– За Родину нашу – страну Россию!

Бьются в общем строю солдаты. Стоит нерушимо дом. За атакой идет атака.

Отбивают бойцы атаки.

Оборону знаменитого сталинградского дома возглавляли лейтенант Иван

Афанасьев и сержант Яков Павлов. По имени Героя Советского Союза сержанта Якова

Федотовича Павлова часто этот дом называют Домом Павлова. Однако у дома есть

и второе имя. Домом солдатской дружбы окрестили его солдаты.

Идет с фашистами бой-сражение.

– Огонька им, ребята. Побольше! Побольше! – командует сержант Яков

Павлов. – Чтобы знали, чтобы не забывали, чья эта улица, чей этот дом.

СТАЛИНГРАДСКАЯ ОБОРОНА

Защищают советские войска Сталинград. Отбивают атаки фашистов.

Армией, оборонявшей центральную и заводскую часть города, командовал

генерал-лейтенант Василий Иванович Чуйков.

Чуйков – боевой, решительный генерал.

Наступая в заводском районе, фашисты прорвались к командному пункту штаба

армии. До противника триста метров. Вот-вот и ворвутся сюда фашисты.

Забеспокоились штабные офицеры и адъютанты.

– Товарищ командующий, противник рядом, – доложили Чуйкову.

– Вот и прекрасно, – сказал Чуйков. – Он как раз нам и нужен.

Узнали солдаты боевой ответ генерала. Бросились на фашистов, уничтожили

неприятеля.

Рядом с командным пунктом Чуйкова находился нефтяной склад. На территории

склада – открытый бассейн с мазутом. Разбомбили фашистские самолеты бассейн,

подожгли мазут. Устремился огненный поток в сторону командного пункта. День

не стихает пожарище. Два не стихает пожарище. Неделю над пунктом и пекло, и чад,

и ад.

Вновь беспокоятся адъютанты:

– Опасно, товарищ командующий, – рядом огонь!

– Вот и отлично, – сказал Чуйков. Глянул на дым, на огонь. – Прекрасная,

товарищи, маскировка.

Бои идут совсем рядом со штабом Чуйкова. Так близко, что даже когда приносят

сюда еду, в котелках и тарелках то и дело бывают осколки мин и снарядов.

Прибежал к Чуйкову штабной повар Глинка:

– Товарищ генерал, да где это видано – осколки в тарелках, мины в каше,

снаряды в супе!

Усмехнулся командарм:

– Так это же прекрасно, Глинка. Это же боевая приправа. Фронтовой витамин

на злость.

– «Витамин»! – пробурчал Глинка.

Однако ответ понравился. Рассказал он другим солдатам. Довольны солдаты —

боевой у них генерал.

Командует Чуйков армией, защищающей, обороняющей Сталинград. Однако

считает, что лучшая оборона – это атака. Атакует все время Чуйков противника. Не

дает фашистам покоя.

Прибыла в распоряжение Чуйкова новая дивизия. Явился командир дивизии

к командующему, ждет указаний. Соображает, где, в каком месте прикажут занять

ему оборону. Вспоминает устав и наставления – как, по науке, лучше стоять в

защите.

Склонился Чуйков над картой. Рассматривает, приговаривает: «Так, так, где же

вам лучше занять оборону? И тут дыра. И тут нужны. И эти спасибо скажут!» Взял

наконец карандаш, поставил кружок, от кружка провел стрелку.

– Вот здесь, – сказал, – завтра вместе с соседом справа начнете атаку. Цель —

уничтожить скопление врага и выйти вот к этой отметке.

Глянул командир дивизии на генерала:

– Так это, выходит, целое наступление, товарищ командующий. А не

оборона.

– Нет, оборона, – сказал Чуйков. – Сталинградская оборона.

Чуйков – атакующий, наступательный генерал. Во многих сражениях Великой

Отечественной войны участвовал генерал. В 1945 году возглавляемые им войска

одними из первых вошли в Берлин.

Ныне Василий Иванович Чуйков – Маршал Советского Союза.

ГЕННАДИЙ СТАЛИНГРАДОВИЧ

В сражающемся Сталинграде, в самый разгар боев, среди дыма, металла, огня

и развалин солдаты подобрали мальчика. Мальчик крохотный, мальчик-бусинка.

– Как тебя звать?

– Гена.

– Сколько ж тебе годов?

– Пять, – важно ответил мальчик.

Пригрели, накормили, приютили солдаты мальчишку. Забрали бусинку в штаб.

Попал он на командный пункт генерала Чуйкова.

Смышленым был мальчик. Прошел всего день, а он уже почти всех командиров

запомнил. Мало того, что в лицо не путал, фамилии каждого знал и даже,

представьте, мог назвать всех по имени-отчеству.

Знает кроха, что командующий армией генерал-лейтенант Чуйков – Василий

Иванович. Начальник штаба армии генерал-майор Крылов – Николай Иванович.

Член Военного совета армии дивизионный комиссар Гуров – Кузьма Акимович.

Командующий артиллерией генерал Пожарский – Николай Митрофанович.

Начальник бронетанковых войск армии Вайнруб – Матвей Григорьевич.

Поразительный был мальчишка. Смелый. Сразу пронюхал, где склад, где кухня,

как штабного повара Глинку по имени-отчеству зовут, как величать адъютантов,

связных, посыльных.

Ходит важно, со всеми здоровается:

– Здравствуйте, Павел Васильевич!..

– Здравствуйте, Аткар Ибрагимович!..

– Здравия желаю, Семен Никодимович!..

– Привет вам, Каюм Калимулинович!..

И генералы, и офицеры, и рядовые – все полюбили мальчишку. Тоже стали

кроху по имени-отчеству звать. Кто-то первым сказал:

– Сталинградович!

Так и пошло. Встретят мальчонку-бусинку:

– Здравия желаем, Геннадий Сталинградович!

Доволен мальчишка. Надует губы:

– Благодарю!

Кругом полыхает война. Не место в аду мальчишке.

– На левый берег его! На левый!

Стали прощаться с мальчишкой солдаты:

– Доброй дороги тебе, Сталинградович!

– Сил набирайся!

– Мужай!

– Расти!

– Честь с юных лет береги, Сталинградович!

Уезжал он с попутным катером. Стоит у борта мальчишка. Машет ручонкой

воинам.

Проводили солдаты бусинку и снова к ратным своим делам. Словно бы не было

мальчика, словно бы сон привиделся.

Вырос Геннадий Сталинградович. Жив и здоров. Школу закончил, затем

институт. Живет он в счастливое наше время.

За него, за счастье других ребят в тот памятный год, в той страшной войне за

нашу страну, за Советскую власть стояли насмерть отцы и деды.

МАЙОР УСТИНОВ

Не утихают бои в Сталинграде. Сентябрь проходит, а город сражается. Октябрь

на улице, а город сражается.

Летят из Берлина грозные предписания:

«Взять Сталинград! Взять Сталинград! Сутки – и чтобы взять!»

14 октября 1942 года фашисты начали новое наступление. Снова сила крушила

силу. Упорство сошлось с упорством. И снова от страшного дыма, огня и пыли день

превращался в ночь. Стонала земля от боли. От ожогов кричало небо.

Неравны по-прежнему силы. Пал Сталинградский тракторный. Фашисты

прорвались к заводу «Красный Октябрь». Бои развернулись на территории завода

«Баррикады».

Десять дней не утихает ужасный бой. Идет он в цехах, корпусах, отделах —

за каждую пядь заводской земли. Москитной тучей висят над заводскими трубами

фашистские самолеты. Пушки бьют очумело прямой наводкой.

Вместе с другими завод «Баррикады» защищал и 895-й стрелковый полк. Здесь

же, на территории завода, находился и командный пункт командира полка майора

Устинова.

Прорвались фашисты к командному пункту. Все ближе и ближе бой. Вот совсем

рядом раздаются голоса и крики фашистских солдат. Все меньше и меньше кругом

защитников. И вот наступил последний момент – майор Устинов один остался.

Заполнили фашисты заводской двор. Все больше их, больше и больше. Левее

командного пункта, правее, перед ним, а вот уже и за ним. Черно кругом от

фашистских мундиров.

«Эх бы рвануть «катюшами», – подумал майор Устинов. Подумал и тут же

бросился к рации. Торопится наладить связь с артиллеристами. Наладил.

– Дорогие, – кричит Устинов, – умоляю – залп реактивными! По скоплению

неприятеля. Верная цель.

И тут же сообщает координаты, то есть то место, куда стрелять. А место это как

раз и есть то самое, где находится командный пункт полка и на котором майор

Устинов сейчас стоит.

– Стреляйте! – кричит Устинов. – Стреляйте!

Заметили фашисты советского майора. Бросились к нему:

– Рус, сдавайся! Рус, капут!

– Стреляйте!

Рванули «катюши». Огнем осветили небо. Словно плуги по пашне, по рядам

фашистов прошли снаряды. Молодцы, точны артиллеристы. Без отклонения в цель

попали. Взрыли «катюши» землю, кирпич и камни. Уничтожили все живое.

А как же майор Устинов? Цел, невредим. Стоит улыбается. Словно бы он

заколдованный. Словно бы он завороженный.

Недаром безумству храбрых гимны народ слагает. Недаром в песне одной поется:

«Смелого пуля боится, смелого штык не берет».

ГОСПИТАЛЬ

Солдат Шараф Кулиев был ранен в бою за тракторный завод. Переправили его

на левый берег Волги. А оттуда эвакуировали в тыловой госпиталь под Уфу.

Оформляют солдата в госпиталь. Задают вопросы. В том числе и такой:

– Откуда прибыл?

– Из Сталинграда, из госпиталя пятьсот два, – отвечает солдат.

– Откуда-откуда?

– Из госпиталя пятьсот два, – повторяет солдат.

Удивляются врачи. Нет под Сталинградом такого госпиталя.

– Нет такого госпиталя, – говорят солдату.

– Нет, есть, – отвечает Шараф Кулиев.

– Ошибаетесь, товарищ боец. Нет такого госпиталя, – повторяют врачи.

– Нет, есть, – стоит на своем солдат.

Решили не спорить медики с раненым. Ясно врачам, что солдат ошибся.

Прошел день. Вновь поступила под Уфу группа раненых бойцов из-под

Сталинграда.

– Откуда прибыли? – задают и этим врачи вопрос.

– Из госпиталя пятьсот два, – отвечают солдаты.

– Откуда-откуда?

– Из госпиталя пятьсот два, – повторяют солдаты.

– Нет такого госпиталя, – говорят врачи.

– Нет, есть, – утверждают солдаты.

Смутились медики. Решили перепроверить. Навели справки. Перепроверили. Нет

под Сталинградом такого госпиталя.

– Нет, есть, – стоят на своем солдаты.

Прошло еще несколько дней. Новая группа сталинградских солдат прибыла под

Уфу.

– Откуда прибыли? – задают обычный вопрос врачи.

– Из госпиталя пятьсот два, – отвечают солдаты. – Из-под Сталинграда.

– Что?

Смотрят врачи на бойцов. Сговорились, шутят, что ли, над ними солдаты.

– Нет же такого госпиталя, – объясняют врачи.

– Нет, есть, – улыбаются солдаты. – Мы же оттуда.

Приподнялся один на носилках – весь в бинтах, пожилой, с усами:

– Есть, родимые, есть. Имеется.

Поражаются медики. Решили еще раз перепроверить. Послали запрос под

Сталинград. Вскоре пришел ответ.

«И нет такого госпиталя, – значится в ответе, – и есть».

Вовсе сбиты с толку теперь врачи. Как же понять ответ?!

А дело вот в чем. На левом берегу Волги, как раз напротив тракторного завода,

стоял домик бакенщика. Жили в нем бакенщик Семен Михайлович Пряхин и его

жена Евгения Федоровна. Все погибло от артиллерийского огня на берегу. А домик

уцелел. Не брали его снаряды. Вот и повелось, что здесь, в этом домике, и делали

первую остановку раненые бойцы, когда их перевозили со сталинградского берега,

от тракторного завода. Здесь они дожидались машин. Случалось, на день, на два

оставались тут раненые. Ухаживали за ними Семен Михайлович и Евгения Федоровна.

Сил не жалели. Кормили, поили, перебинтовывали.

Домик бакенщика имел свой номер. Числился он как пост № 502. Запомнили

солдаты этот номер. Окрестили бойцы домик бакенщика госпиталем. Вот и появился

новый госпиталь.

Многим помог самозванный госпиталь. Спасибо, Семен Михайлович, спасибо,

Евгения Федоровна. За доброе дело – поклон вам низкий.

БЕРЛИНСКАЯ ЗНАМЕНИТОСТЬ

Много прославленных снайперов было на Сталинградском фронте: Виктор

Медведев, Гильфан Авзалов, Анатолий Чехов... Самый известный – Василий Зайцев.

Почти триста убитых фашистов на счету у знаменитого снайпера.

Решили фашисты уничтожить меткого стрелка. Назначили большую награду

тому, кто убьет советского снайпера. Только осмотрителен, опытен Зайцев. Никак не

удается определить фашистам, откуда, с какого места солдат стреляет. Меняет боец

позиции. Сегодня сидит в окопе. Завтра за каменной кладкой подвала укроется. Из

окон разбитого дома стреляет он на третий день. Забравшись под брюхо сгоревшего

танка, бьет по врагу на четвертый.

Не помогает обещанная награда. Нет среди фашистов под Сталинградом стрелка,

который был бы равен Василию Зайцеву.

Увеличили фашисты награду. Рыщут повсюду охотники. Только нет никому уда-

чи. Нет среди немцев под Сталинградом стрелка^ который смог бы осилить Зайцева.

Досадно фашистам. Вспомнили гитлеровские командиры, что в Берлине есть

знаменитый немецкий стрелок майор Конингс – руководитель школы фашистских

снайперов. Вызвали срочно Конингса в Сталинград. На специальном самолете прибыл

берлинский снайпер.

Узнал Конингс фамилию русского умельца.

– Зайцев? Хо-хо! – рассмеялся.

Сыскался среди немецких солдат находчивый:

– Господин майор, есть среди них и Медведев!

А Виктор Медведев и вправду после Василия Зайцева был самым метким

стрелком на фронте.

Понял шутку берлинский гость:

– О-о!

Конингс рослый, плечистый. На шее – Железный крест.

Смотрят немецкие солдаты на Конингса – вот кто покончит с Зайцевым. А

заодно и с Медведевым, Авзаловым, Чеховым...

И вот сошлись майор Конингс и Василий Зайцев в снайперской схватке.

Осторожен, сама осторожность Конингс. Зайцев еще осторожнее.

Глазаст Конингс. Зайцев еще глазастее.

Терпелив Конингс. Зайцев еще терпеливее.

Четыре дня сидели стрелки друг перед другом. Ждали, кто первым выдаст себя,

кто первым допустит промах.

Идет Конингс на разные хитрости. Все пытается сделать так, чтобы советский

снайпер хоть бы на секунду из-за укрытия высунулся. И Зайцев о том же думает:

как бы заставить майора Конингса на секунду оставить свое укрытие.

Хитер Конингс. Зайцев еще хитрее. Подозвал он к себе солдата Николая

Куликова, наставляет: сиди, мол, со мною рядом. Возьми палку, надень каску на палку,

чуть высунь ее из окопа. Если грянет выстрел, вскинь руки, вскрикни и падай.

– Ясно?

– Ясно! – солдат ответил.

Высунул Куликов из окопа каску, и сразу по каске – пуля. Вскинул, как

договорились, Куликов руки, вскрикнул и повалился на дно окопа. Рад Конингс своей

удаче. Уверен, что поразил Зайцева. Любопытно ему посмотреть: высунул голову из-

за укрытия, глянул. Глянул, и тут же пуля Василия Зайцева сразила майора

Конингса.

Лежит неподвижно на сталинградской земле берлинская знаменитость. На шее

Железный крест надгробным крестом торчит.

НАПИЛСЯ

Обер-лейтенант Карл Иоганн Мария Нушке дал клятву напиться воды из Волги.

Поклялся отцу и деду. Поклялся невесте. Отцу невесты. Соседу. Соседке.

Сослуживцам по части. Командиру части. В ресторане швейцару. Почтальону.

Лифтеру. Поклялся родному дому.

Прибыл Нушке на фронт недавно. Туго фашистам под Сталинградом. За

пополнением гонят сюда пополнения. Из ближних, из дальних мест. Карл Иоганн Мария

Нушке приехал из немецкого города Бремена.

Попал Карл Иоганн Мария Нушке в заводской район Сталинграда. По-прежнему

рвутся тут к Волге фашисты. Рвется со всеми вперед и Нушке. Он клятву недаром

дал. Волга рядом – рукой подать. Триста каких-то метров.

Собрали фашисты свежие силы. Прорвались к Волге и здесь, в заводском районе,

захватили крохотный пятачок.

Вот она, Волга – царица рек. Вышел к берегу Нушке. Остановился. Глянул

налево. Глянул направо. На волжскую воду с гордостью посмотрел.

Вспомнил отца и деда. Невесту. Отца невесты. Соседа. Соседку. Сослуживцев по

части. Командира части. Швейцара. Почтальона. Лифтера. Портного. Вспомнил

крылечко родного дома.

Наклонился Нушке к Волге, к воде. Подхватил ладонью студеные капли. Сделал

глоток, второй. Расправился.

Нушке стоит не один. Вот рядом Генрих Штольц, вот Отто Шульц, вот Вилли

Шольц. Все трое из того же города Бремена. Есть у Нушке свидетели – как и

обещал, напился Карл Иоганн Мария Нушке воды из Волги.

Улыбнулся Нушке. Улыбнулись свидетели.

И вдруг просвистело над Волгой что-то. И в ту же секунду – бух!

Отбежали свидетели. Глянули на то место, где стоял Нушке. Был. Стоял. И нет

Нушке. Воронка на этом месте.

Нет Нушке, зато сохранились свидетели. Напишут в Бремен они письмо.

Узнает отец и дед, невеста, отец невесты, сосед, соседка, сослуживцы по части,

командир части, швейцар, почтальон, лифтер, узнает родимый дом, что выполнил

клятву Нушке – напился воды из Волги.

Только решили свидетели, как вдруг вновь просвистело над Волгой что-то. И в ту

же секунду – бух!

Стояли свидетели. Были. И нет. Воронка на этом месте.

Ждут в Бремене вестей от Нушке. Ждут вестей от Шольца, от Шульца, от

Штольца. Ждут вестей и в других городах, от тысяч других немецких солдат.

Что-то молчат солдаты...

ОСТРОВ ЛЮДНИКОВА

Прорвались фашисты к Волге в районе завода «Баррикады», отрезали от других

138-ю стрелковую дивизию. Командовал дивизией полковник Людников. Занимала

дивизия очень небольшую территорию у волжского берега. С севера, с запада,

с юга – фашисты, с четвертой, с восточной, стороны – Волга. Островом Людникова

назвали солдаты эту часть сталинградской земли.

Всюду было трудно защитникам Сталинграда. А здесь, на острове Людникова,

и того труднее. Стояла середина ноября. Ни зима, ни осень. Волга еще не замерзла,

но уже шел по ней лед – шуга. И на лодках в такое время года не переправишься,

и по льду не перейдешь. Трудно было сюда доставлять продовольствие и боеприпасы.

Бойцы получали по 25 граммов сухарей и по 5 граммов сахара в день. Но держались.

Здесь же, на острове Людникова, оказалось много раненых. Собралось их около

четырехсот человек. И их переправить нельзя на левый берег. Укрыли раненых

в землянках, которые были вырыты в отвесных волжских кручах. Назвали землянки

госпиталем.

И вот как-то к полковнику Людникову прибегают врачи:

– Товарищ полковник, бунтуют раненые.

– Как бунтуют?!

– Не слушаются, не подчиняются, – уточняют медики.

– Чему не подчиняются?

– Лечебному режиму, – сказали врачи.

Оказывается, не хотят раненые оставаться в госпитале. Знают они, что их

товарищи по дивизии там наверху, на кручах, ведут тяжелые бои с фашистами, просят,

чтобы и им разрешили принять участие в этих боях.

– Не подчиняются, – повторяют врачи. – Не выполняют раненые наших

распоряжений, товарищ полковник.

Собрался Людников, пошел вместе с врачами к раненым. Вошел в одну из

землянок. Узнали солдаты полковника Людникова:

– Товарищ полковник, несправедливо.

– Что несправедливо?

– А то, что мы здесь лежим, – отвечают солдаты, – а там наверху каждый из

наших товарищей один против пяти фашистов сражается.

– Так ведь вы раненые. Так ведь здесь госпиталь. Так ведь медицинский

порядок такой, – пытается объяснить солдатам полковник Людников.

Объясняет, но видит, что солдаты не воспринимают его слова. Понимает

Людников – не переубедить ему бойцов. Отошел, посоветовался с врачами. Разрешили

врачи, чтобы легкораненые вернулись в строй.

– Только легкораненые, – повторили они.

– Только легкораненые, – повторил и полковник Людников.

Вот тут-то началось самое главное. Каждый стал утверждать, что он

легкораненый. Стали легкораненые отходить к выходу из землянки. Смотрит Людников —

пожилой солдат вместе с другими двинулся. Плечо у солдата туго перебинтовано.

Кровь сквозь бинты проступила. Ясно: ранение тяжелое.

– Куда же вы, папаша? – обращается к нему Людников.

– В строй, товарищ полковник, – отвечает солдат.

– Да как же вы с таким-то плечом – и в строй?!

– А мне тяжести не грузить. Я минометчик, – отвечает солдат.

Видит Людников – за этим пожилым молодой тянется. Костыль под мышкой,

нога волочится.

– А куда же вы, товарищ боец, с костылем? – говорит ему Людников.

– Так я пулеметчик, – отвечает боец. – Для меня нога не самое главное.

Вернул полковник бойцов назад, и молодого и старого. Многих задержал

Людников.

Утром те, кто был отпущен из госпиталя, составили пополнение и вместе с

другими бойцами вступили в бой с фашистами. И вот зоркий глаз Людникова заметил,

что бойцов, пришедших из госпиталя, оказалось намного больше того числа,

которым вчера разрешили вернуться в строй. Заметил командир дивизии и тех двух —

пожилого с тяжелым ранением в плечо и молодого бойца-пулеметчика.

Подошел Людников к солдатам. Готов разозлиться, повысил голос:

– А вы почему здесь, товарищи бойцы?!

Ухватился пожилой за последнее слово – бойцы.

– Оттого и здесь, что бойцы, – ответил.

Поставил в тупик он Людникова. Заговорил Людников о тяжелых ранениях

у солдат, о том, что просто трудно с такими ранениями быть в бою.

– А ему что – легко? – опять не сдается пожилой. – А он что – не раненый?

Да он нас посильнее раненный. Однако стоит и держится.

– Кто – он? – не понял Людников.

– Сталинград, – сказали бойцы, молодой и старый.

Сорок пять дней, до самой нашей сталинградской победы, удерживали советские

воины остров Людникова. Так и не отдали его фашистам.

ТИТАЕВ

Ноябрь. Завьюжило. Выпал снег.

Незавидная жизнь у связистов. Снег, непогода, грязь, бомбят самолеты с неба,

снаряды вздымают землю, пули разносят смерть – будь к походу готов, связист.

Повредило проводку бомбой, оборвало снарядом провод, фашистский разведчик

разрушил связь – собирайся, солдат, в дорогу. 272

В ноябре вновь завязались бои за Мамаев курган. В самый разгар сражения

прервалась телефонная связь с командным пунктом дивизии. С командного пункта как

раз артиллеристам давали команды к стрельбе по целям. Оборвались теперь команды.

Прекратился огонь артиллерии.

На исправление повреждения вышел связист Титаев. Ползет Титаев вдоль

провода, ищет, где произошел обрыв. Висят над Титаевым низкие облака. Метет поземка.

Слева неприятельские окопы. Бьют минометы. Строчат автоматы. Грохочет бой.

Ползет Титаев, впился глазами в провод, ищет конец обрыва. Свистят над

солдатом пули. Сбивает с пути поземка.

– Эн, не собьешь!.. – крикнул солдат метели. – Эн, не возьмешь!.. – крикнул

Титаев пулям.

Ползет солдат. А там, на кургане, грохочет бой. И нужен, как воздух, огонь

артиллерии. Понимает это Титаев. Торопится. Метрах в тридцати впереди показалась

воронка от взрыва. Вот где оно, повреждение. Десять метров осталось. Пять. Дополз

до воронки солдат. Вот он у самого края. Вот лежит провод, рассеченный стальным

осколком. Подхватил Титаев один конец. Тянет быстрей второй...

Молчал, молчал телефон на командном пункте и вдруг заработал. Облегченно

вздохнул командир.

– Молодцы, – похвалил связистов.

– Так это ж Титаев, – ответил кто-то. – Первой статьи солдат.

Знают Титаева. Любят в дивизии. Ждут в связной роте, когда же вернется назад

Титаев. Не возвращается что-то боец. На поиски связиста отправились два солдата.

Ползут они тем же следом. Висят над ними низкие облака. Ветер метет поземку.

Слева неприятельские окопы. Все так же бьют пулеметы. Стучат автоматы. Грохочет бой.

Заработала советская артиллерия. Перекрывает шум боя, радует слух солдатский.

Ползут, смотрят вперед солдаты. Видят – воронка. На краю воронки признали

Титаева. Прижался к земле боец.

– Титаев!

– Титаев!

Молчит Титаев.

Подползли солдаты поближе. Глянули – мертв, недвижим Титаев. На войне

солдаты ко многим вещам привыкли. Не удивишь их в сражении подвигом. Но тут...

Оказалось, что в тот момент, когда Титаев, обнаружив обрыв провода, пытался

соединить его концы, настигла солдата смертельная пуля. Нет у солдата сил

устранить повреждение. Но, прощаясь с жизнью, теряя сознание, в последнюю эту

секунду успел солдат поднести провода ко рту. Зажал, как в тиски, зубами.

– Огонь! Огонь! – несется команда по проводу.

И тут же ответ:

– Есть огонь. Как связь, как связь?

– Отлично работает связь.

И снова:

– Огонь! Огонь!

Громили наши войска противника. А там, у края воронки, лежал солдат. Нет,

не лежал – стоял на посту солдат.

Стоял на посту солдат.

КРЕПОСТЬ

Не могут фашисты взять Сталинград. Стали утверждать, что Сталинград

неприступная крепость: мол, окружают город непроходимые рвы, мол, поднялись вокруг

Сталинграда валы и насыпи. Что ни шаг – то мощные оборонительные сооружения

и укрепления, разные инженерные хитрости и ловушки.

Не называют фашисты городские кварталы кварталами, пишут – укрепрайоны.

Не называют дома домами, пишут – форты и бастионы.

– Сталинград – это крепость, крепость, – твердят фашисты.

Пишут об этом немецкие солдаты и офицеры в письмах к себе домой. Читают

в Германии письма.

– Сталинград – это крепость, крепость, – трубят в Германии.

Генералы строчат донесения. В каждой строчке одно и то же:

«Сталинград – это крепость. Неприступная крепость. Сплошные укрепрайоны.

Неодолимые бастионы».

Фашистские газеты помещают статьи. И в этих статьях все о том же:

«Наши солдаты штурмуют крепость».

«Сталинград ¦– сильнейшая крепость России».

«Крепость, крепость!»—кричат газеты.

Даже фронтовые листовки об этом пишут.

А Сталинград крепостью никогда и не был. Нет никаких особых в нем

укреплений. Город как город. Дома, заводы.

Одна из фашистских листовок попала к советским солдатам. Посмеялись

солдаты: «Ага, не от легкой жизни фашисты такое пишут». Потом понесли, показали

листовку члену Военного совета 62-й армии дивизионному комиссару Кузьме

Акимовичу Гурову: мол, посмотри, товарищ комиссар, какие небылицы фашисты

пишут.

Прочитал комиссар листовку и вдруг поразил солдат.

– Все тут верно, – сказал солдатам. – Правду фашисты пишут. А как же,

конечно, крепость.

Смутились солдаты. Может, оно и так. Начальству всегда виднее. Однако с

недоверием все же на комиссара смотрят.

– Крепость, – повторил Гуров. – Конечно, крепость.

Смотрят солдаты – вот это да! Не будешь с начальством спорить.

Улыбнулся Гуров, покосился хитро на солдат:

– Ваши сердца и мужество ваше – вот она, неприступная крепость, вот они,

неодолимые рубежи и укрепрайоны, стены и бастионы.

Улыбнулись солдаты. Понятно сказал комиссар. Приятно такое слушать.

Прав Кузьма Акимович Гуров.

О мужество советских солдат – вот о какие стены сломали в Сталинграде

фашисты шею.

19 НОЯБРЯ 1942 ГОДА

Давно уже Ставка Верховного Главнокомандования разрабатывала грандиозный

и дерзкий план разгрома фашистов у стен Сталинграда. Генералы Жуков,

Василевский, Воронов, другие советские военачальники провели десятки бессонных ночей,

разрабатывая детали будущей битвы. Вот как выглядел ее план. Решительными

ударами с севера и с юга окружить фашистов в районе Сталинграда, зажать их в

огромное кольцо и уничтожить.

Немало пришлось потрудиться советским людям для того, чтобы Советская

Армия смогла выполнить этот план.

Нужно было намного увеличить выпуск советских танков. Советские люди

добились этого.

Нужно было создать новые совершенные и быстроходные самолеты. Советские

люди решили и эту задачу.

Нужны были тысячи новых пушек, миллионы винтовок и автоматов, миллиарды

снарядов и патронов. Все это выпустили советские заводы.

Нужны были тысячи высокообразованных командиров. Советская Армия

получила таких командиров.

Петр Еремин и Василий Дудочкин – два неразлучных друга. Два лейтенанта.

Два комсомольца. Оба – танкисты. Окончили вместе училище. Сдружились еще

в училище. У обоих одна мечта – вместе, рядом хотят сражаться. Рвутся оба в

героический Сталинград.

Да только мечты мечтами. На деле порой другое. Разошлись их солдатские

службы. Еремин попал на Юго-Западный фронт. Дудочкин, как назло, от

Сталинграда к югу. Стоит их механизированный корпус почти у самых калмыцких степей,

между озерами Цаца и Барманцак.

Обидно друзьям до слез. Не исполнилось их желание.

Тихо на Юго-Западном фронте. Еще тише здесь – на Сталинградском, между

озерами Цаца и Барманцак. Битва кипит на Волге. Рвутся танкисты в бой. Пишет

Еремин рапорт начальству. Пишет про лучшего друга, лейтенанта Дудочкина: мол,

разлучили, мол, вместе желают биться. Просит направить в сражающийся

Сталинград.

И Дудочкин рапорт строчит начальству. Пишет про лучшего друга,

лейтенанта Еремина, и тоже, конечно, про Сталинград. Что-то не отзываются, молчат

командиры.

Настойчивым был лейтенант Еремин. Обошел в пять этажей начальство.