Текст книги "Земной круг"

Автор книги: Сергей Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 44 страниц)

Окно в Египет

Де Ланнуа, бывавший в Египте, ничего не говорил о знаменитой мечети Бибарса в Солкате. А ведь в этом, пожалуй, вся суть.

Бибарс Первый, султан египетский, выходец из Дешт-и-Кыпчака, по согласию с Золотой Ордой, построил в Солкате великолепную мечеть, украшенную мрамором и порфиром.

Солкат – окно в Египет! Из Солката в страну пирамид везли белых северных соколов и кречетов, седые и черные меха Булгара и Югры.

В свою очередь мамелюкские посольства в Золотую Орду не могли миновать шумного Солката. Обмен посольствами обогащал золотоордынцев сведениями о Китае и Индии, ибо мамелюки не раз посылали туда своих представителей.

Де Ланнуа узнал, что Едигея уже нет в живых: в тот год, когда Едигей помирился с Витовтом, неугомонный эмир был убит одним из тохтамышичей близ Сарайчика-на-Яике.

Так кончил свои дни «лукавый и злохитрый» старый смутьян, ездивший когда-то с Чекре и Шильтбергером в страну Сибирь, к подножию Арбус-ула.

К востоку от Солката раскинулась цветущая Каффа, где генуэзские консулы утверждали свои гербы на стенах мощных башен. В зелени садов звенели фонтаны. Загорелый в дороге киевлянин, приведший в Каффу караван с пушниной, утолял жажду у источника, струившегося из пасти медного дракона. В Каффе де Ланнуа ждал прихода венецианских галер из устья Дона.

Генуэзцы владели соседним Судаком (называвшимся еще Солдайей, а по-русски – Сурожем), а также Отузом, Калиерой и другими городами Черноморья. Связки соболей и горностаевые меха привозили сюда от устья Дона.

Знал ли де Ланнуа о Куликовской битве?

Не прошло и половины века с того дня, когда Мамай выставил против русских ратей не только татар, но и панцирный строй крымских итальянцев. На Куликовом поле, видимо, были также и египетские мамелюки.

В Солкате, Каффе и Тане в 1421 году могли еще жить свидетели великой битвы, в которой сверкали сирийские кинжалы, фряжские и египетские шлемы и золоченые доспехи генуэзцев.

В те годы шла ожесточенная борьба за Черное море, Волгу и Дон.

В Каффе и Тане бывал генуэзский пират Луккино Тариго.

Я уже рассказывал, как он собрал отряд, переволокся с Дона на Волгу и пустился по ней, грабя речные караваны с восточным шелком и северными товарами.

В Каффе на склонах горы Тете-Оба незадолго до приезда туда де Ланнуа жил учитель латинского языка А. Альфиери, изучавший Каффу, ее связи с дальними странами.

В 1421 году его рукопись была издана книгопродавцем Черутти в Генуе. К тому времени в Италии появились пергаментные карты с изображениями белых медведей и русских телег.

Флорентиец Горо Дати, государственный муж, астролог и поэт, воспевал в своих октавах горы Великой Азии, страну холода и обитающих в ней татар. Он упоминал также большую реку, несущую свои воды сквозь всю страну холода к соленому морю.

Река эта верховьями своими касалась «Земли шелковичного червя». Так Горо Дати называл Китай. Какую реку он имел в виду – трудно сказать. Поэт оговаривал, что река эта зимой замерзает. Такие слухи о дальних странах исходили из Каффы и Таны.

Мореходы, прибывшие на галерах с Танаиса, могли описать бургундскому рыцарю подробно весь привычный путь от устья Дона до Китая. Вот как он проходил.

С Таны до Астрахани купцы ехали на русских крытых телегах или арбах, потом плыли Волгой до Сарая. Оттуда верблюжьи караваны, качая горбами, брели до Ургенча и Отрара, где умер Тимур. С Сырдарьи торговцы пробирались в Алмалык, в долину Или, оттуда двигались к Лобнору. Преодолев Гоби, путники направлялись к излучине Желтой реки. От нее до столицы Китая караваны шли в течение одного с небольшим месяца.

Если Шильтбергер с Едигеем действительно побывали в Ордосе, то они пользовались частью этого Великого доно-азийского пути, возможно от Сырдарьи до Хуанхэ.

Гильберт де Лаинуа приплыл из Каффы в Царьград. Он вручил «старому императору Мануилу» и его сыну Иоанну мирные грамоты королей Англии и Франции. Рыцарь встретился также с послами папы Римского – кардиналом де Сент-Анжем и генералом ордена францисканцев Антоном Массано. Монахи-францисканцы часто посещали Каффу.

Хожение Зосимы

В Царьграде при де Ланнуа побывал русский человек.

Зосима, иеродиакон Троице-Сергиевской лавры, посетил Царьград дважды – в 1414 и 1420–1421 годах.

Впервые Зосима ездил к Мануилу по такому поводу. Владыка Византии уже предчувствовал закат своей державы и надеялся лишь на помощь из Москвы. Лишенный средств для содержания государства и войска, он сидел у Босфора и ждал погоды.

Великий князь Московский помог Палеологу и послал ему денег. Серебряный груз был отправлен в 1389 году с митрополитом Пименом, впервые проплывшим по Дону до моря и встретившим генуэзцев и венецианцев.

Получив московское серебро, Мануил захотел упрочить связи с богатым и могущественным соседом: Палеолог решил женить своего сына Иоанна на дочери великого князя. В 1414 году Зосима сопровождал внучку Дмитрия Донского в Царьград.

Зосима пошел от Троицы-Сергия к Киеву. Потом он смело углубился в «поле Татарское» и вскоре увидел привольный Днестр. Зосима ранее бургундского рыцаря успел побывать в Белгороде и осмотреть «Овидиево озеро».

Он упоминал о «фонаре» в устье Днестра, где было главное корабельное пристанище. Это высокий маяк, построенный генуэзцами в порту Белгорода.

Прибыв в Царьград и прожив там «половину зимы и одно лето», Зосима еще мог застать де Ланнуа при дворе Мануила.

Русский путешественник был весьма любознателен.

Разглядывая изваяние императора Юстиниана, Зосима отметил, что перед византийским властелином стоят изображения сарацинских царей, держащих в руках дань. «Столп» близ Студитского монастыря, как говорил Зосима, был «весь подписан что на свете есть».

Из Царьграда иеродиакон ездил в Палестину, где «подъях раны довольны от злых Арапов». На Мертвом море он едва не был убит.

Путник побывал на «Египетской дороге». В Палестине Зосима видел несториан, слышал о мамелюкском султане Египта – не в пример де Ланнуа, как воды в рот набравшему относительно египетских дел.

Зосима смело перенес название лукоморья с югорского Севера на морские окрестности Родоса, когда писал о встречах с крестоносными рыцарями. Зимуя в Царьграде, он продолжал писать свои заметки [63]63
  Отчет о путешествии современника Пересвета и Осляби – «Ксенос, глаголемый Странник» – вообще полезно знать, как образец добросовестного описания Царьграда и Палестины. См. «Русский зритель», 1828, №№ 7–8; «Сказания Русского народа, собранные И. Сахаровым», т. II. СПб., 1849, кн. VIII, с. 57–69, где указаны списки «Ксеноса»; «Палестинский сборник», 1889, вып. XXIV.


[Закрыть] .

С путешествием Зосимы в Царьград совпало появление на Руси одного из списков «Сказания об Индейском царстве».

«В лето 6929 (1421. – С. М.) сказание об Индейском… (Пропуск. – С. М.) Царь Мануил греческий послал посла своего во Индейскую землю, к царю Иоанну Индейскому и послал ему дары честные царские» – так начинался список, включенный в сборник № 2072 из собрания А. С. Уварова [64]64
  Арх. Леонид. Систематическое описание славяно-русских рукописей собрания графа А. С. Уварова, ч. IV. М., 1894, с. 454.


[Закрыть] .

Речь шла здесь не о том Мануиле, которого видели Зосима и де Ланнуа, а о Мануиле Первом, царствовавшем в Византии в 1143–1180 годах.

Дело было так. В 1165 году папа Александр Третий и ряд европейских властителей, в том числе и Мануил, получили подложное письмо от Иоанна – воображаемого христианского повелителя «Трех Индий». Через двенадцать лет магистр Филипп искал от имени Ватикана страну, где царил пресвитер Иоанн.

Мануилу тоже приписывали попытки найти заповедное христианское царство в Азии. Сказание, сложившееся в Византии, говорило, что посол Мануила достиг владений Иоанна.

Зосима и де Ланнуа могли лицом к лицу столкнуться и в Царьграде и в древнем Иерусалиме, ибо их путешествия туда были совершены в одно и то же время.

Из Палестины бургундский аргонавт в поисках золотого руна проехал в Египет, где царствовала вторая династия мамелюков – Борджитов. Следы де Ланнуа теряются среди розовых садов предместий Каира, где проводили время султаны. Там когда-то при дворе мамелюков служил лекарь Жан Бургундский, который дальше Египта никогда не ездил. Страну «попа Иоанна» он открывал, сидя в Каире!

В Западную Европу рыцарь-скиталец де Ланнуа вернулся, очевидно, только в 1423 году. Он преподнес свое сочинение в трех списках Филиппу Доброму, герцогу Бургундскому, и английскому королю-ребенку Генриху Шестому.

Так в Париже, Дижоне и Лондоне узнали о бесконечных скитаниях де Ланнуа.

Филипп Добрый не забыл заслуг своего подданного. Когда бургундский герцог учредил орден Золотого Руна, в том же году де Ланнуа был вручен один из первых знаков этого ордена.

Прошло еще десять лет, и мы видим рыцаря Гильберта в числе участников Базельского собора, на котором обсуждался вопрос об изучении Руси и Литвы и уже собирались сведения об этих странах. В таком случае де Ланнуа сказал там свое слово.

Кавалер со знаком Золотого Руна и с золотоордынской гривной на шее находился во Франции в тот год, когда английские латники, отвратив лица от жаркого пламени, концами длинных пик подвигали еще не сгоревшие поленья под ноги Жанны д’Арк.

В 1450 году бывший посол к Едигею ездил зачем-то в Рим. Лет за пять до этого он вновь посетил Палестину и, надо полагать, Константинополь, еще не захваченный турками.

«При римском дворе с напряжением следили за отважными экспедициями и войнами, отличавшимися жаждою приключений», – пишет о тех годах историк Г. Фойгт [65]65
  Георг Фойгт. Возрождение классической древности, II. СПб., 1884, с. 319.


[Закрыть] .

Ватикану имело смысл выслушать воспоминания де Ланнуа о его пребывании у ворот богатой Московии, как имело смысл записывать рассказ веронского монаха, только что вернувшегося с верховьев Дона и высланного оттуда неучтивыми московитами.

Апостолический секретарь Поджио Браччиолини выправил и напечатал в то время отчет венецианца Никколо де Конти, обошедшего Юго-Восточную Азию, скитавшегося по Индии, Цейлону и Индокитаю.

Среди осведомителей папского двора в те годы был и русский митрополит Исидор, царьградец по происхождению. Бежав из Чудова монастыря в Литву, он перебрался в Рим, а затем странствовал по Италии и Испании. Экспедиция, посланная папой около 1445 года на северо-восток Руси, вероятнее всего, был затеяна Исидором.

Под конец жизни рыцарь Гильберт де Ланнуа считался владетелем Санта, Виллерваля, Троншиена, Вагени и Бомона.

Местонахождение их уточнить нам не удалось.

Во Франции не менее трех Бомонов. Если речь идет о Бомоне-на-Жимоне, нельзя не отметить, что округ, в котором находился этот городок, называется Кастельсарразин, что значит: Сарацинская крепость. Связано ли это с временем крестовых походов, или в таком названии повинен сам де Ланнуа, столь долго бродивший по разным «сарацинским» землям?

Гильберт де Ланнуа умер в 1462 году, в преклонном возрасте. Книга о его странствиях долго не видела света.

Лишь в 1840 году Констан-Филипп Серрюр, писатель и издатель старинных хроник и поэм Фландрии, решился взять с полки своей библиотеки рукопись современника Жанны д’Арк и передать ее одному типографщику в Монсе. Сто экземпляров книги де Ланнуа начали свою жизнь. К изданию были приложены карта и какой-то словарь; содержание их нам неизвестно.

Для России де Ланнуа был открыт П. С. Савельевым и Ф. К. Бруном в 1850 и 1853 годах [66]66
  Привожу известную мне библиографию о де Ланнуа:
  П. С. Савельев. Очерк путешествия в прибалтийские страны, Великий Новгород и Псков, совершенного рыцарем Гильбертом де Ланноа в 1412–1414 гг. – «Географические известия», 1850, с. 17–35;
  Ф. К. Брун(1804–1880). Путешествия и посольства господина Гильбера де Ланнуа, кавалера Золотого Руна, владельца Санта Виллерваля, Троншиена, Бомона, Вагени, в 1399–1450 гг. – «Записки Одесского о-ва истории и древностей», III. Одесса, 1853, с. 433–465; Путешествие по Литве в XV в. Жильберта де Лянуа. – «Вестник Западной России». Вильна, 1867, № 7, с. 38–47;
  Емельянов.Путешествие Гильбера де Ланноа в восточные земли Европы, в 1413–1414 и 1421 гг. – «Киевские университетские известия», 1873, № 8, с. 1–46;
  Л. Майков. Заметки по географии древней Руси. СПб., 1874, с. 41;
  В. Кордт. Чужоземнi подорожнi по Схиднiй Европi до 1700 р. у Кiивi, 1926, с. 20.


[Закрыть] . Одесский ученый Ф. К. Брун не успел заполнить многих белых пятен в сказании рыцаря Гильберта, и мы постарались сделать это, связав жизнь бургундского странника с судьбами многих других людей – его современников. Не лишним звеном в этой цепи оказался даже коварный и беспокойный Едигей.

Для историка же будет ясно, что в хранилищах Вильнюса, Варшавы, Кракова, Львова, в архивах Румынии и Молдавии, в старинных библиотеках Франции и Италии должны находиться на первый взгляд неожиданные данные о людях, проходивших мир по гигантской дуге – от Мадрида до бассейна Желтого моря. Только ради этого мы тревожили тени Шильтбергера, Едигея и рыцаря Гильберта, не забывая и о безвестных странниках из Вереи и Рязани. Монгольский волосяной аркан вел их по страшным и неведомым землям, уводя в такие пределы, о которых не имели никакого представления космографы европейских университетов.

Нам приходится в последний раз вспомнить рыцаря в камзоле с зубчатыми рукавами и вот по какому поводу.

Через десять лет после смерти де Ланнуа в Татарию и Русь спешил новый посол герцога Бургундского. Он стремился в преддверие Индии. Это был болонский монах Людовик.

По следам Афанасия Никитина

В Индии же к тому времени успел побывать в 1469–1472 годах Афанасий Никитин, узнавший там о Цейлоне, Китае, стране Пегу (Бирме) и о других дальних землях. Афанасий изучал рынки города Бидара и великое торжище в Алланде, где продавались татарские и арабские кони, шелк и другие товары. Пять месяцев он прожил в алмазной области Райчур, где русского странника видели на улицах Голконды.

Нет нужды излагать подробно все «хожение» нашего предка; лучше отослать читателя к последнему изданию записок Афанасия Никитина, сопровожденному замечательными примечаниями [67]67
  См. «Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг.». М. – Л., 1958.


[Закрыть] .

Собравшись идти на Русь, Афанасий добрался до порта Дабул, затем поплыл к Ормузу.

Проходя Персию, неутомимый тверитянин посетил ставку туркменского завоевателя Западного Ирана, основателя могущественной «Белобаранной» державы, Узун-Гассана. При дворе его жил тогда венецианский представитель Джосафат (Иосафат) Барбаро, большой знаток русских дел.

Мы взялись рассказать о том, как скрещивались пути разных людей на великих просторах от Черного моря до тихоокеанских стран и от янтарного балтийского побережья до ворот Индии. Поэтому надо вспомнить о скитаниях Барбаро, Контарини и некоторых других их современников.

Джосафат Барбаро прибыл из Венеции в Тану при устье Дона в 1436 году. Единственным путеводителем для Барбаро могла служить карта его земляка Андреа Бианко, где на Севере были показаны чудовищные люди, а истоки Дона помещены чуть ли не в полярных областях.

Прожив в Тане шестнадцать лет, венецианец завел широкие знакомства с татарами. Он был известен у них под именем Юсуфа. Его приятелем был Джиованни да Балле, построивший корабль для пиратских походов по Каспию и торговавший осетровой пкрой.

Однажды Барбаро получил известие, привезенное из Каира мамелюком Гульбедином, – о сказочном кладе, зарытом аланским князем на одном из притоков Дона. Венецианец упорно искал этот клад, разрыл курган Контеббе, но обнаружил в нем лишь каменные сосуды, рыбью чешую и глиняные бусы.

Джосафат Барбаро принял в подарок от ордынца Эдельмуга, родича хапа Кичи-Ахмета, восемь русских пленных. Конечная судьба этих несчастных неизвестна.

Был этот случай в 1438 году, когда Кичи-Ахмет преследовал брата своего Улу-Махмета, бежавшего с Волги к городу Белёву.

Кичи-Ахмет подошел к Тане. Венецианский консул послал Джосафата Барбаро подносить хану дары и чашу с медовым русским пивом. После этого Барбаро и подарили незольников.

Русских пленных Барбаро мог отправить тогда в Венецию. В год появления Кичи-Ахмета ордынцы гнали для продажи в Италию гурты быков. Их ревом оглашались дороги Польши, Валахии, Трансильвании и Германии.

У Барбаро были возможности переправить своих рабов в Венецию хотя бы с одной из подобных оказий.

На торговлю людьми венецианцы смотрели весьма просто. Тучный францисканский монах Терин, выходя из ворот Таны в степь, расставлял сети и ловил в них жирных дроф. Потом он продавал добычу, а деньги обращал на покупку невольников.

Никто не знает, сколько русских пленников было перепродано татарами венецианцам и где сложили свои кости эти двойные рабы.

По приезде на родину Джосафат Барбаро однажды в винном погребе на Рпальто увидел двух людей в оковах, сидевших возле дубовых бочек. Торговец вином сказал, что это люди, когда-то проданные каталонцам и бежавшие из полона на лодке. Владелец погреба перехватил беглецов в море. Один из этих невольников оказался татарином, когда-то служившим в Тане у сборщика ханских налогов. Какой же путь по Средиземному морю проделал этот пленник!

Наряду с русскими рабами у европейцев были татары, черкесы и другие «сарацины».

Барбаро перед путешествием ко двору Узун-Гассана был губернатором одной области в Албании, но прожил там недолго.

Ватикан, Венеция и Литва за спиной московского правительства, тайно от него, старались заключить военный союз с Золотой Ордой, поставить на свою сторону и государя туркменской «Белобаранной» державы Узун-Гассана. К Длинному Гассану везли веницейские пушки и миланские панцири. В 1471–1479 годах Барбаро и жил всем этим. Находясь у Узун-Гассана, венецианец ездил по Востоку, разведывая пути вплоть до Самарканда и пределов Индии. Он-то уж не упускал из вида русобородого тверского странника Афанасия, возвращавшегося из страны алмазов через царство Белого барана!

В 1473 году к Узун-Гассану из Венеции был отправлен посланник Амброзио (Амвросий) Контарини. Заметим, что еще до этой поездки на Восток Контарини написал на холсте карту, украшавшую один из дворцов Венеции. На карте была показана Россия.

Контарини следовал через Германию и Польшу, ехал на Люблин, Житомир и Киев, покуда не достиг Каффы. Только шесть месяцев назад Афанасий Никитин «божиею милостью приидох в Каффу».

Контарини знал о приезде русского, возвращавшегося из Индии.

В ноябре 1472 года след Афанасия Никитина исчез с лица земли. Русский современник через несколько лет записал: «А сказывают, что иде и Смоленска не дошед умер…» Но ведь нельзя одного забывать: из Каффы Никитин шел по чужой земле, через Дикое поле, мимо литовских укреплений на Киев, которым правил наместник – пан Мартин. И златоглавый Смоленск был тогда тоже под литовской властью. Литва грозила Москве войною, звала на помощь к себе ордынского хана Ахмета.

В Каффе в тот год генуэзцы пограбили русских гостей, отняли у них товары. Московский посол Никита Беклемишев потребовал у каффинского консула Генуи возместить убытки от этого грабежа.

Это был тот самый Беклемишев, в доме которого в Москве до 1473 года содержался под стражей еще один посол Венеции, Д. Б. Тревизан, тайно пробиравшийся в Золотую Орду под видом купца и утаивший от московитов грамоты дожа Николая Троно.

Крымским и азовским итальянцам надо было находить выход из тупика. Захват Царьграда турками заставил их искать прочного союза с Золотой Ордой и «Белобаранной» державой. Ведь Длинному Гассану платил дань владетель Ормуза, возглавлявший торговлю с Китаем и Индией, Египтом и Аравией, Сирией и Золотой Ордой, Месопотамией и Средней Азией.

Итак, Амброзио Контарини вступил в «Белобаранную» державу, где в то время еще не остыл след Афанасия Никитина, о котором, несомненно, знал Барбаро, встретивший Контарини в Испании.

В Тавриз вернулся в это время посланник Узун-Гассана в Египте. Стоит упомянуть, что при нем находились два русских раба, подневольных путешественника в Каир.

В Тавриз вскоре прибыл болонский монах Людовик, именовавший себя патриархом Антиохийским (?).

Это и был посол герцога Бургундского, ради которого мы так долго не могли расстаться с памятью де Ланнуа. Бургундией тогда правил Карл Смелый, мечтавший об императорской короне. По честолюбию своему он давно хотел выйти из-под власти короля Франции.

Как будущий великий государь, Карл размахнулся очень широко. Он обрек монаха Людовика на скитания и лишения с единственной целью: перекинуть мост прочной связи между Дижоном и Тавризом с его крытым рынком Кайсарийэ, которым и любовались европейские послы в 1474 году.

Представитель Бургундии был признан «Белобаранной» державой, и Узун-Гассан снарядил ответное посольство к Карлу Смелому.

Москва, в свою очередь, старалась закрепить за собой подступы к Индии со стороны Волги. Среди иноземных представителей в столице «белобаранного» государя в 1474 году мы видим московского посланника Марка.

Бургундский посол Людовик Болонский присоединился к Марку московскому и Контарини, чтобы двинуться вместе в обратный путь. На Кавказе они узнали, что турки, обрушившись на Крым, разгромили итальянские колонии.

Возможно, несколько позднее к Джосафату Барбаро явился беглый генуэзец Антонио да Гуаско. Он рассказал, что предатель Анцолин Скварчиафико впустил турецких головорезов в Каффу. Благодаря ему семьдесят тысяч генуэзцев, валахов, армян, черкесов и мингрельцев уже гремят цепями на невольничьих рынках Леванта. Среди пленников были и русские купцы, что отмечает под 1475 ходом «Архивская» летопись.

Людовик Болонский сказал, что ему уже был знаком путь через землю черкесов и Татарию на Русь. Марк московский пошел на Шемаху отдельно от Контарини, но через некоторое время снова встретился там с венецианцем. Контарини и Марк зазимовали в Дербенте, где посол Венеции собрал сведения о каспийских тюленях и местных кораблях, сколоченных деревянными гвоздями.

Весной 1476 года Амброзио Контарини отправился из Дербента на Астрахань по синей Хвалыни.

Корабельщики везли в Астрахань рис и шелк для обмена на русские меха. Хан Касим Астраханский, в свое время ограбивший Афанасия Никитина, увидев Контарини, задумал продать его на городском рынке. Венецианцу пришлось умолять русских купцов, ехавших к Москве, дать ему денег, чтобы откупиться от Касима.

Контарини вместе с Марком московским и астраханским послом к великому князю выступил из Астрахани, стараясь как можно скорее миновать волго-донской волок.

Венецианца сопровождала какая-то русская попутчица. Русские гребцы перевозили послов через Волгу. Триста русских людей и татар московской службы шли с послом Марком к рубежам родной земли.

Контарини пил мед в лесных деревнях на пути к Рязани, окруженной деревянными стенами. Перед Москвой была Коломна, где путнику почему-то запомнился укрепленный городской мост.

В Москве венецианец сначала был поселен в Кремле в одном доме с Аристотелем Фиораванти (Фрязином). Последний только что возвратился из поездки на север Руси, после чего отправил Галеаццо Мариа Сфорца, герцогу Миланскому, двух белых кречетов.

По земле Москвы расхаживал и Людовик Болонский, посол Бургундии. Он сумел один пройти через Татарию и теперь отдыхал на посольском дворе.

Приезжие изучали московский меховой рынок, собирали сведения о пушном торге в Великом Новгороде.

Великий князь в парчовом кафтане на соболях принял венецианца и бургундского посла, по рождению земляка Аристотеля Фрязина.

В январе 1477 года Людовик Болонский отбыл в долгий путь ко двору Карла Смелого. Застал ли он в живых повелителя Бургундии? В том же году герцог, мечтавший об императорской короне, пал жертвой своей честолюбивой мечты, и мстительный Людовик Одиннадцатый, бывший пленник Карла, вскоре двинул в Бургундию свои войска.

В архивах города Дижона и в самом Париже, может быть, сохранились пергаментные листы с описанием путешествия Людовика Болонского в Тавриз и Московию. В этих архивах могут быть сведения поважнее, например, посольские донесения о пребывании Афанасия Никитина у Узун-Гассана.

Контарини, получив в подарок от Ивана Третьего серебряную чашу для меда, отбыл из Москвы вскоре после отъезда Людовика в Бургундию.

Казимир Четвертый Ягеллон, властитель Польши и Литвы, стал ловить Контарини еще на дороге и звать венецианца к себе в Троки. Такое нетерпение станет понятным, если припомнить одно обстоятельство.

К тому времени неугомонный Тревизан, прощенный великим князем и выпущенный из беклемишевской людской, сумел добраться до Золотой Орды и привезти оттуда в Венецию двух татарских послов – темника Тамира и какого-то Брунахо Батыря. Ордынцы раскатывали по каналам Венеции и вымогали у дожа подарки – самоцветы, дорогую одежду и звонкие дукаты, которые особенно были им по душе.

Татары клялись, что они готовы пойти на Царьград с целью его освобождения от власти турок, и… продолжали свои вымогательства.

Венецианская сеньория приказала Тревизану снова ехать в Орду сопровождать татарских послов, но по дороге задержаться в Польше и Литве. Оказывается, Казимир Ягеллон как огня боялся своих ордынских союзников и умолял: если они уж и пойдут на Царьград из Сарая, то пусть изберут такой путь, который не заденет польско-литовских владений. Контарини, вернувшийся с Востока, и выступил в роли советчика при дворе Казимира.

Тут появляется новое лицо, о котором мы еще будем говорить в нашей книге. Это римский ученый Филиппо Каллимах (Буонаккорси), соединявший ученость гуманиста с неукротимостью и крайней решительностью нрава.

Когда-то папа Павел Второй, нарумяненный и набеленный, как блудница, подверг Каллимаха и его товарищей по первой Римской академии жестокому преследованию за вольнодумство, излишнее увлечение древней историей и непочтительные отзывы о Ватикане. Каллимах успел убежать от жаровни и клещей палача. Ученый скитался в рощах Родоса и по улицам Царьграда, а потом поехал в Польшу, где Казимир Четвертый назначил Каллимаха наставником наследника престола.

Папа не раз требовал выдачи ненавистного ему Каллимаха, но из этого ничего не получалось.

Этот любитель русской браги, привыкший завершать ученые споры тяжелой суковатой палкой, трудился в Польше над историей Аттилы, писал стихи и изучал архивы и древние чертежи.

Каллимаху были доступны редкостные рукописи, вроде той, что нашли потом в Варшаве. При «Варшавском» манускрипте Птолемея 1467 года находилась карта северных стран с очертаниями Гренландии и Исландии; на ней было указано место обитания гиперборейцев.

Филиппо Каллимах знал мир по Птолемею. Римский изгнанник в Гиперборейских горах узнавал горы венедов и аланов. Он обращал также свой взор на Балтику, разыскивая там загадочные для нас реки Херсиник и Фурсту. Каллимах описывал священные рощи литовцев и могучих лосей сарматских лесов.

Живя в Польше с 1468 года, Каллимах видел там русских, татар и других иноземцев, проезжавших через владения Казимира. Контарини определенно указывает на Филиппо Каллимаха, как на своего знакомого, правда не называя имени наставника королевского сына.

Контарини и Каллимах виделись в 1473 году. На обратном пути из Азии венецианец мог уже не застать Каллимаха в Польше.

Многоопытный Филиппо Каллимах в начале 1477 года сам выехал в Венецию и Рим. И не только потому, что был помилован Сикстом Четвертым.

Тревизан со своими ордынскими батырями сидел в Польше и ждал приказа из Венеции. Там же в то время бушевал неукротимый Каллимах.

Едва не стуча своей палицей Геракла по зеркальному полу сената, Филиппо настаивал на прекращении затеи с освобождением Царьграда при помощи Золотой Орды. Он добился отмены решения сеньории и вернулся в Польшу. Тревизан был немедленно отозван, а саранские послы поехали на Волгу одни, увозя то, что они успели выманить у своих венецианских союзников. Но зато Венеция получила от них богатые сведения об Азии.

Филиппо Каллимах, принятый Сикстом Четвертым в 1477 году, уже мог поделиться новостью, которая не могла не взбудоражить польский двор, так наслышанный в этих годах о жемчужном Ормузе и алмазной Индии. Он должен был рассказать о плавании Яна из Кольно.

Уроженец Польши занялся поисками морской дороги в Индию! Мореход Ян из Кольно в 1476 году был отправлен датским королем в северные моря – плыть к западу с целью сыскать индийский берег. Каллимах любил подобные новости. Об этом можно судить по тому, что спустя несколько лет он доносил в Рим об открытии огромного полярного острова русскими людьми.

Известие о Яне из Кольно дошло до нас в более поздних печатных источниках.

В наше время профессор Болеслав Ольшевич во Вроцлаве напечатал две работы – «О Яне из Кольно» и «Польша и открытие Америки». Жаль, что они не переведены на русский язык!

Ян Кольненский в поисках новых стран доходил до Исландии, Гренландии и Лабрадора. Он открыл пролив, который посчитали за проход в Индию.

Как бы то ни было, мы видим здесь известную связь с данными карты «Варшавского» манускрипта 1467 года, отразившей полярный мир. И что побудило Яна из Кольно пуститься в такой далекий поход через полярные моря?

Если при польском дворе знали о Яне из Кольно, то Казимир Четвертый и Каллимах, естественно, ожидали тогда новых вестей из Дании.

Чем закончился этот поход кольненского мореплавателя?

Ян из Кольно, сам не зная о том, был последователем Афанасия Никитина, отыскавшего дорогу в Индию.

Когда Контарини вернулся из Москвы в Венецию, там уже около года жил Джон Кабот, принятый в число граждан республики. Есть предположение, что до этого он побывал в Мекке, прослышал там о странах, где родятся пряные плоды, и явился в Венецию для изучения космографии и мореплавания.

Жюль Берн, ссылаясь на Авезака, предполагает, что Кабот обращался за советами к ученому флорентийцу Паоло Тосканелли.

В 1474 году Тосканелли составил свое знаменитое письмо с начертанием западного пути к Индии и Китаю.

Всем известно, что ученый непомерно удлинил Азиатский материк, отнес его окраину далеко на восток, чем намного и приблизил свой «Катай» к Лиссабону и Геркулесовым столбам.

Но о том, что «Павел-врач» во Флоренции виделся с людьми из Московии, обитавшими близ истоков Дона, известно очень немногим.

У нас есть ценный свидетель – Кристофоро Ландино, профессор поэзии и красноречия во Флоренции. Этот автор комментариев к «Божественной комедии» сам присутствовал при встрече Тосканелли с пришельцами из глубин «Скифии». О такой встрече Ландино сообщил в 1487 году, не указав времени самого события [68]68
  В. Забугин. Юлий Помпоний Лэт. Критическое исследование. СПб., 1914, с. 80, 213; М. П. Алексеев. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Иркутск, 1941, с. 66.


[Закрыть] .

«Скифские» гости не зря привлекли внимание Тосканелли. От кого, как не от них, он мог выслушать рассказы об Азии, начинавшейся за Доном, согласно воззрениям того времени? Именно они исходили все протяжение исполинской дуги, по которой осуществлялись связи с загадочным Китаем. Они знали и о путешествиях русских людей в сторону Индии [69]69
  Г. И. Ревзин, советский биограф Христофора Колумба, однажды в письме ко мне пытался меня разочаровать. Он писал, что собеседниками Тосканелли были, очевидно, не русские, а татары. Но это никак не меняет сути дела. О широте сведений жестокой монгольской географии мы уже не раз говорили.


[Закрыть] .

Все же Паоло Тосканелли видел русских людей задолго до обмолвки Кристофоро Ландино. Кто же были эти люди?