Текст книги "Дневник, 2004 год"

Автор книги: Сергей Есин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 44 страниц)

В двенадцать уехал на два дня на дачу. Но не тут-то было, Вл. Ефимович меня по телефону изловил: ссылается на министерство культуры, они не хотят делать новый тендер, обманув сначала все фирмы, которые могли бы нашу ограду сделать по-настоящему. Ах, дорогой Владимир Ефимович, мне, всех подозревающему и грешному, кажется, что больше всех вы хотите, чтобы это сделала фирма, уже работавшая с вами по пожарной сигнализации. Один раз они нас уже обманули, до тендера, назвав сумму в три раза меньше, чем поставили потом, теперь, чует мое сердце-вещун, что-то здесь в этой интриге с министерством не так. Может быть, тройной интерес? Один раз мы с вами, Владимир Ефимович, разбирались с канализацией, и куда-то там пропали 30 тысяч рублей. Я все помню. Министерство говорит, по словам В.Е., это значит говорит заинтересованный или не заинтересованный в работе клерк, что они могут вообще не дать нам деньги. Но никто из вас, ребята, не знает, что я уже придумал письмо, которое напишу Швыдкому. У нас в запасе есть еще и Ю.И.

В тишине, в спокойствии, с собакой на даче.

По телевидению – о страшном налете чеченских и интернациональных боевиков на Назрань. Вошли ночью в город и осадили тюрьму, горотдел милиции и другие учреждения, практически контролировали город до утра. Даже посты на дорогах расставили свои. Все были в форме милиции, прием довольно подлый. Когда человек на дороге протягивал милицейские корочки, его без лишних объяснений расстреливали. Это попытка запугать местных людей, идущих работать в правоохранительные органы. Значит, есть боязнь, что конфликт может быть завершен и положение налажено без участия федералов. А тогда какой смысл воевать? Тогда пропадает образ жизни, и человек превращается во врага своего народа. Но в принципе, для мира и дружбы нужна империя, ощущение этого уже витает в воздухе.

23 июня, среда. Полтора дня прожил на даче один и понял, какой образ жизни ведет большинство наших преподавателей. Преступно даже не то, что, несистематически уходя в отпуск, я портил свое здоровье, а еще очень сильно отставал как преподаватель, проигрывал свою творческую жизнь. Сколько, не торопясь, сделал по хозяйству, сколько написал и прочитал! Во-первых, внимательно просмотрел последний, третий номер «Московского вестника», в котором в лучшем случае раньше читал только себя. Здесь, в номере, есть и несколько моих учеников. Стихи Юры Глазова, и он опять удивил меня своей активностью, и повесть Жени Ильина «Гагарин», с которой он поступал в институт. Много интересного есть еще, что я лишь понюхал, а не вдохнул, еще буду читать.

Внимательно я прочел лишь доклад В.Гусева на перевыборном собрании, где он опять показал себя как прекрасный аналитик и хороший стратег, и не менее великолепную статью Максима Замшева с анализом современной молодой литературы. В частности, Гусев пишет о расколе в стане патриотов. Дальше, излагая позицию организации, Гусев переходит к частностям и касается, естественно, точек болевых. «Если мы в газете критиковали евреев, которые плохо себя ведут, нам, конечно, вешали: вы антисемиты. Если критиковали поведение православных или порядки в церкви, нам вешали: вы против православия. Ну и вешали, разумеется, и много такого, что посередине». Статья Замшева – это еще и путеводитель по сегодняшней литературе молодых, все знает, всех читал. У меня самого отношение к молодым менее четкое. Но главным образом в Максиме поражает запал, ясное понимание собственных позиций и собственных требований к литературе. Молодец. Но поводом к статье явилась недавно вышедшая книжка не очень популярного среди демократов литературоведа Н.М. Федя «Литература мятежного века». Надо бы посмотреть.

Опять несколько продвинул роман, надо работать по возможности ежедневно, но понемножку, чтобы успевало «свариться». Возникла мысль написать главу-путеводитель по Марбургу, там я обязательно скажу о Гинденбурге. Весь день по ТВ Ингушетия, Путин во Владивостоке, где идут армейские учения по отражению нападения террористов. Показали даму, работающую в одном из министерств, которая присвоила себе во время ремонта здания чуть ли не миллион долларов. Вот поэтому я и хочу провести повторный тендер.

Бефстроганов из сои оказался замечательным, их можно есть без гарнира. Но не суп ли это из топора? Чтобы все это сделать, нужна еще сметана и сладкий перец. Сметану, полстакана, взял у Тани Матвеевой. Она же дала мне еще пяток рассады огурцов. На участке расцвел жасмин, а вот сирень вся померзла и нынче не цветет.

24 июня, четверг. Встал в шесть, собрался приехать в Москву, и тут меня В.Е., сердечный наш, порадовал, что ничего сделать нельзя, деньги чуть ли не переведены. Я так и не понял: все это происходит у В.Е. от непроходимой природной глупости или по сговору с фирмой? На просто глупость не похоже предельной наивностью. На работе я на проректора наорал, даже предложил сначала подать заявление. Тем не менее «неприятный» ход был найден, справедливости я не найду. За спиной у Е.Мальчевской мы, конечно, были бы как у Христа за пазухой, главным образом еще и потому надо выруливать на нее, что сделают все хорошо. Пока написал письмо в министерство:

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО

ПО КУЛЬТУРЕ И КИНЕМАТОГРАФИИ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.

ДИРЕКТОРУ АГЕНТСТВА

г-ну ШВЫДКОМУ М.Е.

Глубокоуважаемый Михаил Ефимович!

В сложившейся ситуации только Ваше влияние может нас выручить. Речь идет все о той же ограде. Деньги нам, как Вы и обещали (а Вы практически единственный человек, который что-то обещал институту и выполнил свои обещания), силами министерства выдали (1 млн. рублей), и мы провели тендер. К сожалению, во время проведения тендера по тем или иным причинам, пока мною не выясненным, совершен ряд ошибок.

Главным лицом тендера стала фирма, заявлявшая устно о своей готовности сделать работу за один миллион рублей, но в результате в тендере запросившая три миллиона. Кстати, фирма эта, по моим сведениям, не имеет собственной реставрационной базы. Несколько фирм, специализирующихся именно на реставрационных работах, были искусственно «отжаты». В условиях тендера не было разъяснено, что работа может проводиться частями. Также фирме-«победительнице» неким специалистом из министерства были даны обещания на следующий год гарантированно предоставить новую порцию средств. Всё это меня смущает. Насколько я понимаю, деньгами на этот род деятельности распоряжаетесь Вы, мы же с Вами о новых деньгах пока не договаривались. Я не хочу никого обвинять, так как мой подозрительный ум колеблется между «вашими» и «нашими». Но Бог с ними. Я прошу только указания, если это возможно, провести новый тендер, за которым я бы уже внимательно присмотрел. Хочу также сообщить Вам, что, по мнению такого крупного специалиста в этой области, как Н. Л. Дементьева, которая в свое время осмотрела наш объект, запрошенная фирмой сумма – более 3 миллионов – завышена.

С уважением и признательностью, Сергей ЕСИН, заслуженный деятель искусств РФ, ректор.

В 15 часов состоялся ученый совет. Ничего особенного, итоги года, вручение дипломов профессорам С.П. и М.В. Ивановой. Хотел было рассказать на ученом совете всю историю с оградой и деньгами министерства, но потом пожалел В.Е., да и просто стало скучно. Целой толпой проголосовали на конкурс нашу профессуру. Жизнь все время упрощается. Каждый проректор залез в свою нишу и старается не высовываться, оставив мне и всю стратегию, и все текущие дела. Перед голосованием и ученым советом никакой конкурсной комиссии так и не состоялось. На совете зашел разговор о рецензиях кафедры Минералова на курсовые работы. Зашел разговор совершенно спонтанно. Ю.И. на это вспылил, опять изобразил из себя капризного ребенка, сказал что-то о восточном происхождении Елены Алимовны и о ее страсти к интригам. Что-то буркнул и про меня. Была довольно занятная и саморазоблачительная картинка. Неужели он все еще переживает из-за своей утраченной должности ученого секретаря?

Разговор с А.И. о моем новом ректорстве. Ой, как мне скучно. Сам я лично палец о палец не ударю, куда кривая вывезет.

25 июня, пятница. Уж коли мне сегодня все равно быть в Москве – именно на сегодня назначено вручение всем наград, а мне ордена, – значит, решил утром поехать на аттестацию первого курса. Немножко опоздал, потому что в на проспекте Вернадского жуткие пробки. Атмосфера, когда я приехал, была довольно благостная. Отчетливо понимая творческий характер вуза, я все же понимаю и необходимость всех подтягивать. Никого пока не исключил, но всем не сдавшим и не написавшим курсовую поставил железный срок – 15 сентября, грозил (чего, конечно, не сделаю), что 16-го подпишу приказ. Я хотел бы всех заставить учиться так, как не учился я, и не комплексовать по поводу не защищенной в семьдесят лет кандидатской диссертации. Просидел на аттестации час. Когда я уходил, то сказал ожидающему аттестации первому курсу: «Считайте, что вам повезло…» В ответ раздались аплодисменты.

Ну, вот и осуществилась мечта маленького мальчика, который прогуливал школу, и свое детство, вместо школы и двора, провел в Ленинской библиотеке. Тогда существовал детский читальный зал, располагавшийся в левом флигеле дома Пашкова, вход был со стороны Рождественки (улицы Фрунзе). Когда поднимаешься от метро, хорошо виды Боровицкие ворота, совершенно пустой к ним проход, выметенная от снега брусчатка. Зимой Москву всю хорошо убирают, но особенно хорошо, до блеска, центр, улицу Горького, Манежную площадь (нынче безнадежно испорчена) с таинственно-враждебным американским посольством в доме Жолтовского. Меня всегда привлекал этот Боровицкий съезд, я представлял выезды бояр и царей, теперь лишь редкие машины вождей. Бояр было значительно больше, чем нынче вождей. В то время предполагал я, что когда-нибудь въеду сюда на машине. Я бы, конечно, по своему врожденному плебейству на машине бы никогда не поехал, но потом решил, что надо дать Анатолию потом долго рассказывать, как он въехал в Кремль на автомобиле. Кстати, по своему обыкновению, он, когда я уже пошел через железные ворота в глубь кремлевских тайн, заезжая на стоянку, поругался с одним из кремлевских военных регулировщиков. Браво, Толик, никому никакого спуска.

Атмосфера кремлевских коридоров мне показалась смутно знакомой: и по той экскурсии, которую нам устроил Коржаков, и по давнему моему посещению Кремля, когда я делал интервью с А.И.Микояном. Но тогда я шел от Спасской башни и не проходил через тяжелые кованые ворота на Ивановской площади. Первая сверка документов. Та же лестничка, с первым предъявлением паспортов внизу, те же среднестатистические русские лица охранников. Теперь здесь появилось новшество: у охранников полка с небольшими гнездами для сотовых телефонов посетителей. Сотовый телефон обязательно приказали не отключать от звонка, а выключить совсем. Пин-кода я не помнил, поэтому пришлось по телефону Анатолия звонить С.П., у которого полная бухгалтерия, в том числе и моих дел. В.Огрызко в своем прекрасном словаре современных молодых писателей совершенно справедливо написал, что «многие годы С.Толкачеву покровительствует С.Есин»: есть за что. К рамке металлоискателя мы уже привыкли. Тем не менее мне пришлось несколько раз под этой рамкой пройти: в нагрудном кармане у меня лежала маленькая плоская аллюминевая коробочка. Наверху, на втором этаже, новая проверка документов, названная здесь «сверкой». И первые знакомые: Николай Добронравов с Александрой Николаевной Пахмутовой. «Я здесь, как близкая родственница…», – сразу заявила А.Н., трогательно выталкивая к рампе мужа, менее, чем она, привыкшего к триумфам. В маленьком зальчике-накопителе много и других знакомых: Е.Евтушенко, С.Любшин, В.Лановой в замшевой куртке, с которой потом помучается Путин, пытаясь зацепить за материал булавочку, чтобы повесить орден. В зале стоят витрины, в которых лежали разные русские ордена и рассказана их история. Здесь же, в центре зала, в подобии горки находится орден «За заслуги перед Отечеством» первой степени с золотой тяжелой цепью, к которой орден прикреплен. Это символ власти президента России. все разговаривают, или, как нынче уродливо принято говорить, «общаются». И тут же как бы специально – единственный человек, который подробно разглядывает выставленные предметы, все тот же муфтий Равиль Гайнутдин – председатель Совета муфтиев России. Последний раз, когда я был в Кремле на вручении юбилейной московской медали и все, торопясь завязать или укрепить свои связи, толпились в Георгиевском зале, единственным человеком – я был вторым, – которому была интересна находящаяся рядом и открытая Грановитая палата, был все тот же Равиль. Тогда в совершенно пустой Грановитой палате мы с ним раскланялись. Теперь уже встретились как старые знакомые. Вспомнили тот случай, я рассказал муфтию Равилю Гайнутдину о «мусульманском романе», который написал наш преподаватель Самид Агаев, а главное, о той знаменитой сцене, когда Иса встречается с Мусой, т. е. Мухаммед с Христом. «Нет ли в этой сцене какого-нибудь богохульства?» – осторожно спросил муфтий. Надо обязательно послать ему роман вместе с моими Дневниками. Муфтий получит орден. Но недаром это мероприятие носит и политический храктер. Здесь некая демонстрация равенства конфессий перед властью. И муфтий, и главный раввин России Берл Лазар, и митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир все получат по ордену. Но иерархия между тем расставлена: митрополит – орден «За заслуги перед Отечеством» II степени, раввин – орден Дружбы, а муфтий – орден Почета. Политический балет.

Наконец, нас всех позвали в Екатерининский зал. Я в нем впервые, красоты он необыкновенной, с замечательным куполом, скульптурными барельефами, живописующими век Екатерины. Мне почему-то кажется, что этот зал похож на зал в академии им. Жуковского. Перед входом была еще одна проверка документов. В самом зале, где-то позади всех, расположился, в смокингах и с бабочками, президентский оркестр. После каждого награждения они будут играть что-то вроде мягкого туша. Все сидели в креслах, впереди на столах были разложены награды. Наконец музыка заиграла, вошел президент. Нелегкая у него должность: еще вчера он был, судя по телевизионным сообщениям, во Владивостоке. Потом, когда дело дойдет до меня, я уже с близкого расстояния отмечу про себя, какой он хрупкий и легкий. С этого близкого расстояния понимаешь, что он психически очень мобильный человек и, видимо, отзывчивый. Совсем тихонько я сказал ему: может быть, вы к нам приехали бы? И понял, что он меня помнит. Я шепотом спросил: можно, я скажу два слова? Он шепотом ответил: ну, конечно.

Все вручение проходило по определенному плану. Сначала шли военные летчики, которые получили звезды Героев России, потом пошли артисты и музыканты: С.Любшин, В.Лановой, М.Захаров, А.Малинин. Вторую степень получают Марк Захаров и Николай Петров, по третьей – Андрей Вознесенский и Евтушенко. Евтушенко вспоминает свою мать и рассказывает очень трогательную историю, которую потом возводит до символа. Пока ждали президента, мы с ним поговорили, и он рассказал мне очень полезную для меня, для моего романа, историю, связанную с Пастернаком. Как Пастернак в присутствии жены Зинаиды читал стихи о другой женщине. Самым интересным для меня было вручение ордена или какой-то другой награды машинисту того самого поезда метро, который во время теракта в Москве не растерялся и выводил людей из тоннеля. Этот парень, Владимир Горелов, сидел рядом, и я был горд, что с ним теперь знаком. Теперь самое интересное: легендарный Валентин Варенников, который в 45-м нес на Красной площади Знамя Победы, а после путча отказался от помилования и судился с правительством, получил орден «За военные заслуги». Обращаясь к президенту, он называл его товарищем. В армии это обращение действует до сих пор, а здесь генерал обращался к главнокомандующему. Потом, уже с орденом, несколько слов сказал легендарный академик Евгений Чазов, когда-то министр здравоохранения и врач всех генсеков. Вот что неполно записал я: «Всю жизнь я отстаивал принципы земской и советской медицины, которые в 50-е годы стали эталонными во всем мире. Это вселяло надежды, и я надеюсь, что вы, господин президент, сохраните эти принципы бесплатного здравоохранения». Отважные в России есть люди. Получила орден и ректор Петербургского – Ленинградского университета Людмила Алексеевна Вербицкая. Выступая с кратким словом, она именно так сказала о своем университете, слово «Ленинград» из деликатности перед новой властью не было забыто. И мне это понравилось. Я познакомился с госпожой Вербицкой в самом конце церемонии, когда внесли бокалы с шампанским и все теснились к президенту. А я в этот момент подошел к министру обороны. Он действительно филолог, слухи не подвели, но, оказывается, у него еще есть образование, наверное, военное. А как филолог Иванов – германист. Получили награды и директора, чаще всего, читай, владельцы некоторых фирм. В частности, руководитель пивного концерна «Балтика».

Но я пропустил себя и момент своего собственного награждения. Похоже, я немножко растерялся, потому что в какой-то момент не повернулся к фотографу, как было вначале предписано распорядителем. А сказал я буквально следующее, вспомнив нашего самого известного выпускника последней поры – Евг. Евтушенко. Я не забыл, как его мать Зинаида Куприяновна, когда он получил диплом, сказала, обращаясь к сыну: «Наконец-то, Женя, ты получил диплом советского вуза, а советское образование, как известно, – лучшее в мире».

Шампанское было замечательного сорта. Церемония действительно возвышенная; над залом, в тяжелом взмахе крыльев, как бы проплыла Россия. Но обо всем этом хватит, продолжается обычная жизнь.

Вот что поместила «Независимая газета» по поводу телевизионных событий. Вернее, что я думаю об этих событиях. Смотрю-то я очень мало, но, кажется, попадаю.

«Две поп-звездына этой неделе привлекли к себе внимание: сэр Пол Маккартни, который говорит, что в обычной жизни живет жизнью обычного гражданина, и региональный певец Филипп Киркоров, который называет себя «звездой» и требует, чтобы никто и думать не смел о фрагментах вторичности в его творчестве. Оба из народа, но один из той его части, которую русская интеллигенция презрительно называла – мещане. Ширится интернет-движение бойкотировать ласкового Филю. Вливайтесь!

Несмотря на оглушительные известия о губернаторе Лисицыне – да что же за дела, как губернатор, так сомнительные дела, все же передачао цветах на 1-м канале – лучшая передача недели. Здесь не только ассоциативное воспоминание о народном любимчике Чубайсе, но и модель почти любой мафии: билетной, энергетической, фруктовой, а может быть, и телевизионной. Главный же момент этой модели – государству это не нужно! Не хотят ребята, даже, несмотря на повышение окладов министрам, с этим возиться. Или?.. Сюжет с Лисицыным занимательный – с крупным планом губернаторской туфли и любовью к бильярду».

Из Кремля вернулся на работу с орденом на груди, всем орден показал, провел аттестацию переводчиков, которая, как обычно, прошла успешно. Сложности есть только у Рощина, который просто не ходит. Постараюсь как-то его спасти, если можно будет, переведу на повторное обучение к Апенченко, на переводчика парень не вытянет, но пусть хоть станет журналистом. С отцом несчастье, ему ампутировали ногу, у самого астма. К людям с астмой у меня повышенное чувство жалости. Я свою астму допустил исключительно по собственному разгильдяйству. Работать мне, видите ли, было интереснее, чем лечиться.

Встретился с Романом Мурашковским, мужем Ренаты Григорьевны, который вернулся из Нью-Йорка в Москву. Попили чаю у меня в кабинете, мое письмо о создании совместного дела, т. е. творческого семинара в Америке, Ренату Григорьевну заинтересовало.

Уже дома, до отъезда на дачу, посмотрел передачу «Основной инстинкт» с Киркоровым и девушкой-журналисткой из Ростова. Киркоров услаждал зрение телезрителей из Болгарии. Все это было довольно гнусно. Защищали Филиппа Бедросовича два депутата Госдумы – Кобзон и Розенбаум и беллетристка Дарья Донцова. Я понимаю, в силу своей деятельности и ее характера, все трое настрадались от журналистов. Ее защищал парень с армянской фамилией, который ведет рубрику в «МК», здесь тоже понятно и понятен характер прикормки. Девушка-журналистка вела себя мужественно, хотя в какой-то момент заплакала. Ее слезы «защитники» Киркорова сразу расценили цинично, как пиар, ни капли искренности у них и ни капли совести. Мне понравилась позиция Димы Быкова. Правда, Кобзон обвинил его в том, что он под русской фамилией скрывает свою еврейскую сущность. Дима сказал, что носит фамилию матери, что и всем было ясно, но не жены же. Потом он встал и ушел, как бы уже этим подвергая бойкоту и Киркорова, и всю компанию. Эта позиция очень серьезна, ни от кого поп-звезда не зависит так, как от журналистов. Но если бы у журналистов хватило мужества.

26 июня, суббота. На дачу приехал вчера невероятно поздно. Дорогу от МКАД до Внукова превращают уже несколько лет в нечто единственное и образцовое, ведь по ней все время туда и обратно ездят правительство и президент. А если делать, то делать с русским размахом. Одно полотно, машины едут одна за другой впритык, много аварий. Ехал по обочине или по встречной. Все равно там, где обычно я еду два часа, я ехал четыре. Не успел открыть дом и кухню, поставить чайник, как на пороге Галя Шимитовская: нас обокрали. Я пошел через калитку к соседям. Здесь встретил раздраженного, как всегда, когда что-то неприятное касается его, Володю. В этих случаях он готов на все и на любые предположения. Украли дорогие инструменты, в том числе электролобзик и еще какой-то прибор. В том числе какие-то остатки продуктов, вермишель, немножко риса, картошки, луковицы, специи. Я сразу подумал, что это бомжи, они обычно ценят специи и изысканную домашность.

Вечером по телевидению была передача Александра Герасимова «Личный вклад». Там был очень занятный кадр, где чередовался показ ужасных событий в Ингушетии, когда боевики всю ночь держали в осаде Назрань, и антитеррористические маневры на Дальнем Востоке. С самолета сбрасывали танки, летали вертолеты, стреляли пушки, выбрасывая через дула, десятки и сотни тысяч рублей. Солдаты обедали вместе с президентом: солдатский обед с традиционным компотом. Легко в учении, тяжело в бою. Бедный Путин, ему за все приходится брать ответственность.

Весь день работал над Дневником, как же это меня изводит!

У меня собралась уже стопочка бумаг, связанных с тем шухером, который Путин навёл в деле присуждения Государственных премий. Кажется, та безответственная «малина», которая царила, заканчивается. По крайней мере, нашим деятелям искусства, в частности, особенно хорошо подлизывающимся к власти, станет значительно труднее награждать друг друга. В прессе уже есть комментарии по этому поводу, и довольно злые. Все как бы понимали, в чем дело, но помалкивали. Ни в чем по обыкновению не обвиняю В.В. А с него и взятки гладки.

Теперь, вместо двухсот Государственных премий, будет всего шесть: три по литературе и искусству и три по науке. Размер их запредельный: по пять миллионов рублей. Правда, каждая эта премия, в свою очередь, может быть поделена, по русскому обыкновению, на троих. Но всё равно, это не более 18 человек. Награждать будут как бы личность.

Судя по Указу, выдвигать и комментировать будут соответствующие общественные советы – по науке, по литературе, по искусству. Меня вдохновило и то, что высокий, из администрации начальник, разрабатывавший и комментирующий этот Указ президента, обещает внимательно посмотреть эти советы. В президентском совете по искусству люди, за некоторым исключением, облегченного качества. Наверху любят репрезентативные, которые показывают по телевидению, искусства. Конечно, если в них будет введен Киркоров или Верка Сердючка, лучше не станет.

27 июня, воскресенье. Пресса не дремлет, и это может всех только радовать. Какая пресса и с какой степенью точности, с каким ощущением своего долга и доброжелательности? Пресса пишет, как она хочет слышать.

Не успел я приехать с дачи, а у меня в почтовом ящике уже вырезки. Кто их мне кладет, я уже писал. Среди вырезок – Ашот собирает для меня только культуру – есть несколько репортажей о вручении наград в Кремле. Не забыли в них и меня. Вот что пишет корреспондент «Коммерсанта» Андрей Колесников. Статья начинается с опасения корреспондента, что в зале он видит мало привычных ему, и привычных этому залу, лиц. Когда корреспондент пригляделся, то обнаружил, что все не так уж плохо. Как все же высокопринципиальная и неангажированная пресса выдает себя в оговорках и светской болтовне. «Но все-таки посмотришь повнимательнее – и вот же, здесь и режиссер Марк Захаров, и пианист Николай Петров. Все наши!» Как скоро выяснилось, не все. Идет довольно долгое описание церемонии, потом эпизод с Евтушенко, когда он вспоминает свою мать и некую женщину со станции Зима, которая в войну поделилась с ним хлебом, и теперь в памяти поэта женщина эта символизирует Россию. Потом были еще описания, орден получал не один «не наш». Не нашим был художник Шилов. «И только после этого свой орден («За заслуги перед Отечеством» четвертой степени) получил ректор Литинститута Сергей Есин. Стоя у микрофона, он вспомнил ту самую маму поэта Евтушенко, которая отправила сына на станцию Зима, дав тем самым обильную (духовную) пищу для воспоминаний и реминисценций, которые кормят его до сих пор. Через много лет мама пришла в Литературный институт, где ее сыну вручили диплом о высшем образовании.

– Это был диплом советского образца, – заявил Сергей Есин. – Мы гордимся этим качеством и стараемся сохранить его в нашем институте, как и все лучшее, что у нас есть.

То есть получается, что диплом поэту так и не отдали». Вот врун и, главное, врет в прямой речи. Не дай Бог, если Зинаида Куприяновна встретит его когда-нибудь на том свете. Язык вырвет за враньё!

28 июня, понедельник. Пришлось ехать на работу, идет аттестация, и утром первым будет мой семинар. Провел своих с довольно большой строгостью, но все же остался недоволен, хотя и второй курс, но нет ощущения крепости мысли. Я пока надеюсь только на Женю Ильина и, может быть, на Романа Подлесских. На всякий случай застращал и своих любимчиков: Никитина, Аксенова и Олега Иванова. Дай Бог, что-то в них всех проснется, все отчаянно молоды, нет опыта.

Очень странное впечатление произвел семинар С.Чупринина и Т.Бек, там какая-то распря между руководителями и двумя парнями: Стасом Ефросининым и Романом (в свое время фамилию не вставил, а теперь уже и не вспомню). Весь семинар читал свои стихи, и я заметил, что у этих парней стихи не самые плохие, а даже, наоборот, наиболее приближенные к жизни, по крайней мере это не только лирические переживания по поводу половой проблемы, а нечто более значительное, глубокое, а иногда сатирическое. Ребята не без ерничества, думают по-своему и требуют, чтобы их убедительно переубедили. А переубеждать лучше всего практикой.

У меня на столе в кабинете коробка конфет и письмо. Все знают, что сладкое я люблю. Но по себе знаю, что когда кому-нибудь хочешь сделать приятное или как бы отблагодарить, то в первую очередь делаешь это для себя. Собственный залет в будущее. Вот это трогательное письмо. Конфеты передарил, каюсь.

«Многоуважаемый Сергей Николаевич!

В том году Вы предоставили мне уникальную возможность – поступить в Ваш институт, хотя я этого и недостойна. Если говорить честно, я вообще не рассчитывала на поступление, думала, что меня не возьмут по причине здоровья. Сегодня, когда я заканчиваю первый курс, я выражаю Вам, Сергей Николаевич, огромную благодарность и искреннюю признательность. Я знаю, что вопрос о моём поступлении в первую очередь зависел от вашего решения. Вы могли не предоставлять мне возможность попробовать свои силы – курс и так набирался довольно большой, – но Вы это сделали.

Надеюсь, что я оправдала оказанное мне доверие. Ещё раз огромное Вам спасибо!

С уважением, Елена Фёдорова».

Надписал и отослал с письмами книги муфтию Равилю Гайнутдину и ректору Людмиле Алексеевне Вербицкой. Вместе с Дневниками отослал и книгу Самида Агаева. Но за то, что Самид без моего разрешения не пришел на аттестацию и уехал в отпуск, ему попадет.

В три часа был экспертный совет. Практически разбирали несколько уже разобранных ранее проектов. Наконец-то стали голосовать не поднятием рук. И сразу же Мысина не получила новых денег на свой проект, довольно, впрочем, безумный по отзывам, и зарубили еще одного искателя: это один из работников комитета, конторы по зрелищам и шествиям, который хочет еще и антрепризы. Я, естественно, упрощаю и утрирую.

У В.С. опять температура, но она мужественно сказала мне: это не первый раз, поезжай. У меня еще одна тайная мысль. Я уже пару дней заметил, что у Долли на «локте» задней лапы какой-то нарост, мне кажется, это какой-то нарыв. В Обнинске у меня будет возможность быстро показать собаку ветеринару.

29 июня, вторник. Утром довольно долго писал роман, но движется не так, как у всех, а медленно. Все же решился и повез Долли – у нее абсцесс на лапе. Ей лапу перевязали, выписали таблетки. Я поразился низкой стоимости ветеринарных услуг в провинции, здесь, включая прием у врача и перевязку, все стоило менее пятидесяти рублей. Утром же позвонил В.С., у нее, к счастью, температура спала, все нормально, обещала позвонить вечером. Питаюсь овощами и соевым мясом.

Было несколько звонков из Москвы: архитекторы по поводу ограды, потом С.П. по поводу аттестации Георгиевской, которая пропустила Бог знает сколько. К сожалению, нет Самида Агаева, который должен был дать точную справку о студентке. Самид укатил, никого не предупредив, в отпуск, в Тунис. В конце аттестации я подберу сведения и приму какие-нибудь меры. Я заметил, что наши мастера постепенно начинают распускаться: Приставкин ни разу за все время моей работы в институте не был на заседании кафедры. Многие мастера считают, что их отпуск давно начался. Пишу, расположившись в нижней комнате на диване.

30 июня, среда. Основное, что делает меня раздражительным и злым, это то, что я хронически не высыпаюсь. Теперь я стал раздражаться от своего любимого когда-то словечка «долг». Встал в половине шестого и уже в восемь по утреннему холодку и малолюдству был в Москве, дома. Здесь два часа на разговоры с В.С. и на работу. Долг, долг! Обычные предканикулярные хлопоты с нагрузкой, приказами на переводы и отчисления. В три часа уже поехал на новую комиссию по премиям – это в основном и пригнало в Москву.