Текст книги "Секира и меч"
Автор книги: Сергей Зайцев
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Глава 7
Анна взяла Глеба за руку и завела в свой дом. Заперла на щеколду дверь. Потом она взяла его руки в свои и положила их ладонями себе на грудь. Глеб почувствовал, что Анна вся дрожит. Да и его сердце забилось взволнованно.
Глеб еще утром приметил, какая красивая у Анны грудь – небольшая, поднимающаяся под рубахой упруго. Сейчас он чувствовал эту ее упругость и одновременно – нежность.
Анна дышала часто и громко. От прикосновения рук Глеба она, казалось, едва не вспыхивала, – как вспыхивает во время пожара сухая листва. Дыхание ее, как дыхание совсем юной девицы, чуть-чуть пахло молоком. От этого запаха у Глеба закружилась голова. А может, он еще был слаб от потери крови…
Глеб не мог в темноте развязать тесемки у Анны на груди. А Анна, томимая желанием, дрожала все сильнее. И губы ее искали губы Глеба. Тогда он разорвал тесемки, и рубаха скользнула по телу Анны на пол.
Глеб прижал эту женщину – красивую, обнаженную – к себе. Он проводил руками по ее нежным плечам, спине, полным бедрам, он понимал ее женское совершенство, и сердце его ликовало.
Ее руки, нежные, гибкие, взметнулись ему на широкие плечи, огладили лицо, взлохматили волосы на затылке. Потом эти руки стали торопливо, неловко срывать с Глеба одежду… Когда ее жаждущая плоть и его – горячая – соприкоснулись, Анна глубоко и судорожно вздохнула и запрокинула голову. Так на несколько мгновений замерла… Глеб целовал ее в губы, в остренький подбородок, в шею – тонкую, прекрасную. Он целовал ей грудь, и от ласк его Анна вздрагивала, выгибалась. Она в руках его билась как рыба, вытащенная из воды…
Глеб легко, будто пушинку, поднял ее на руки и отнес в темноте на ложе.
Анна была под ним как огонь. Он был в ней, а она безумствовала. Она то говорила ему самые ласковые слова, то проклинала, то гладила шею и плечи его, то царапала спину. Она стонала, смеялась и плакала, она губами ласкала его уста, потом впивалась зубками ему в руку. Пятками Анна чуть не рвала шкуру, на которой лежала.
Сколько времени прошло – они не знали. Пожалуй, время вообще остановилось для них… Анна нашла в себе сил перевернуть Глеба на спину. Он засмеялся, признавая, что побежден. А она продолжала безумство – отдавала себя побежденному. Глеб восхищался: он чувствовал, какие крепкие у нее бедра. Анна дарила ему блаженство. А он говорил ей:
– Вот здесь, в тебе, я нашел свой дом…
Глеб знал до нее многих женщин. И, по правде сказать, когда женихи в деревнях пугали своих невест Глебом, который живет в лесу, не все невесты и пугались, – какие-то были бы и не прочь с Глебом в лесу повстречаться. Ибо поговаривали девицы на девичниках, что Глеб, сын Аскольда, может быть славен не только секирой… Но такой женщины, как Анна, Глебу еще не доводилось встречать.
Она говорила ему в ответ:
– Ты прекрасен!..
…Они, утомленные, без движений лежали рядом. Голова Анны покоилась на груди Глеба. Глеб вдыхал запах ее волос. Волосы у Анны едва уловимо пахли травами и еще чем-то таким, что невозможно выразить словами, чем-то женским, какой-то свежестью… Глеб думал о том, что у каждой женщины свой запах, и одновременно есть запах, всех женщин объединяющий.
Глеб спросил:
– Твой муж… Ты любила его?
– Нет, – без раздумий ответила Анна.
Глеб широко открытыми глазами смотрел в темноту:
– Ты говорила, он взял тебя маленькой девочкой?
– Он, наверное, спас меня. Я это плохо помню. Я была совсем ребенком. Может, года три… Наша деревня умирала от какой-то болезни. Я одна ползла по дороге… А он, молодой охотник, на дороге стоял. И подобрал меня… – Анна вздохнула. – Он был хороший добрый человек. Он был мне и отцом, и братом. Но я не испытывала к нему любви. Только однажды, когда уже подросла и когда приметила, что делает волк по весне с волчицей, а медведь с медведицей, когда в груди у меня вдруг будто налились орешки, во мне проснулось любопытство…
Глеб улыбнулся в темноту:
– И как ты поступила?
Анна скользнула рукой Глебу по животу:
– Я пришла к нему в постель… Мне было странно видеть, что этот мужчина, вырастивший меня, видевший во мне только ребенка, мог относиться ко мне иначе. И еще я тогда обнаружила, что он отличается от меня так же, как волк отличается от волчицы… Знаешь, я почувствовала себя волчицей. И захотела, чтобы он сделал со мной что-нибудь. Именно тогда я поняла, что хоть и слабее этого мужчины, могу стать его госпожой. И я стала в ту ночь его женой…
– Ты его не любила?
– Нет, только любопытство. А потом привычка, благодарность, привязанность… – Анна обняла Глеба. – У меня никогда с ним не было, как с тобой. Ему не удавалось разжечь меня. А тебе это удалось с первого прикосновения…
Глеб поцеловал ее в лоб. Он почувствовал, что на грудь ему упала теплая слезинка.
– Ты плачешь?
Анна гладила ему плечо:
– Я не сделала тебе больно?
Глеб удивился:
– Как могла бы ты сделать мне больно?
– Говорю про рану. Я была безумна и совсем забыла про нее…
Утром Анна накормила Глеба бобовой похлебкой. Когда он ел, она с тревогой наблюдала за тем, как он поглядывал на дверь. Он будто собирался уйти.
И Анна решилась сказать:
– Здесь тебя не будут искать. Все знают, что я живу одна и мужчин к себе не подпускаю.
– Бывает всякое, – уклончиво ответил Глеб, но потом пояснил: – Случается, начинают искать не там, где нужно, и сразу находят. Но я не боюсь, что меня найдут. Я боюсь, что меня найдут здесь. Тогда тебе придется уйти из этого места, к которому ты, конечно, привыкла…
Анна перебила его:
– Ты спрашивал меня вчера, любила ли я мужа. Если спрашивал, значит, тебе это не все равно…
– Не все равно, – согласился Глеб.
– Так вот, коли речь зайдет о том, чтобы мне пойти с тобой, знай женщине возле мужчины всюду хорошо.
– Я запомню это, – кивнул Глеб – А сейчас, пожалуй, схожу, проведаю братьев. Думается, именно у них начали искать человека, убившего княжьих слуг, – он покачал головой и добавил с сожалением: – Увы, они – тоже Аскольдовы дети – мухи не обидят.
Немного погодя Глеб уже шел тропинкой по залитой солнцем дубраве, потом вошел в чернолесье и наконец бережком тихой извилистой речки вышел на широкую дорогу. Всюду на дороге – в пыли, в песке, в старых лужах – были следы лошадиных копыт. Как видно, всадники, княжьи люди, так и сновали в этих местах туда-сюда. Должно быть, за поиски Глеба взялись всерьез.
Но сейчас на дороге было безлюдно.
Впрочем Глеб и не собирался прятаться. Он пошел посередине дороги по направлению к Сельцу. Верную секиру он закинул за спину, прицепив к ней ремешок. Шел, раздумывал над тем, на кого теперь начать охоту: на Корнила, Святополка или князя Мстислава.
Глебу было понятно: испугался молодой князь, во все концы удела всадников шлет; верно, догадался уже, почему убиты именно воины Корнила; и кто убил – для Мстислава не тайна. Сейчас все сделает князь, чтобы поймать Глеба. Иначе ни днем, ни ночью не обретет покоя.
Здесь Глеб подумал, что месть свершена едва ли наполовину.
Кто будет следующим?..
Конечно же, Корнил! Поднимаясь по лестнице, сначала наступают на нижнюю ступеньку…
Дорога огибала холм и терялась за ельником. Глебу будто послышалось, что навстречу ему идет кто-то. Глеб насторожился, но сворачивать не стал. И тот человек, что шел навстречу, не думал сворачивать.
Скоро Глеб увидел его. Рослый молодец, худой, но костистый, с весьма злыми зелеными глазами, обросший, нечесаный, с волчьей шкурой на плечах, – шел прямиком на Глеба, будто Глеба и не было на дороге.
Было это Глебу очень удивительно. Он привык уже к тому, что его боялись и обходили стороной. Этот молодец его явно не боялся. Посему его стоило проучить; может, даже и прибить здесь на дороге – в назидание другим отчаянным молодцам.
Глеб с угрозой сказал издалека:
– Вижу, смелости тебе не занимать…
А тот человек, насупив брови, ответил:
– Вот ты сам ко мне придрался, незнакомец. Я шел себе, шел, тебя не задевал. Теперь на себя обижайся!..
Они сошлись уже совсем близко.
Человек поднял с дороги увесистый камень, ибо не имел при себе никакого оружия, и замахнулся. Но Глеб, рванувшись вперед, ударил этого человека кулаком в лоб. Незнакомец выронил камень, но не упал. Достойно выдержал удар. Он только покрутил оглушенно головой и собирался ответить ударом, как Глеб двинул его в грудь плечом.
Тут-то незнакомец и полетел на землю и во весь рост растянулся в ныли. Глеб склонился над этим человеком и взял его за грудки, готовый еще раз ударить кулаком. Но ударять не пришлось, поскольку человек этот был не железный и после двух богатырских ударов надолго лишился чувств.
Глеб покачал головой, видя, что с незнакомцем произошло такое, и произнес:
– Лучше бы язык твой был покороче, а разум подлиннее.
Глеб взял этого человека под мышки и оттащил с дороги в кусты. Поблизости не было воды, чтобы привести незнакомца в чувство. Тогда Глеб похлестал его по щекам. Человек лишь приоткрыл свои необычные зеленые глаза, окинул Глеба мутным взором, пробормотал что-то и опять отключился.
Глеб нашел пригоршню воды в старом дупле. Выплеснул воду незнакомцу в лицо и на грудь. Тот закашлялся, распахнул глаза и сел. Тут же взялся за голову.
– О-о, как болит!..
Глеб сказал:
– Если слабая голова, зачем же выходить на середину дороги?.. Считай, сам виноват.
Незнакомец посмотрел на него без зла:
– Кто же знал, что у тебя каменные кулаки?
И он засмеялся, обнажив острые белые зубы.
Смех незнакомца был короток. Человек схватился за грудь:
– Ты, наверное, сломал мне ребра. Больно смеяться!
– Совсем не так себя ведет человек со сломанными ребрами, – заметил Глеб и окинул оценивающим взглядом крепко сбитое тело незнакомца, его сильные загорелые руки. – Скажи лучше, кто ты и откуда, куда идешь…
– Я – Волк, – улыбнулся этот человек, опять обнажив острые, очень белые зубы. – А иду я из земель новгородских в земли киевские. Голод гонит меня, как, впрочем, и всякого волка, всякого зверя…
Глеб заглянул ему в зеленые злые глаза:
– Ты, и правда, похож на волка.
Видно, не было для незнакомца слов, приятнее этих. Он с гордостью сказал:
– Волк – это отец мой и брат. У меня на земле много волковатых братьев.
– А христианское имя есть у тебя?
Этот человек покачал головой:
– Может ли быть христианское имя у волка?
Глеб на это ничего не сказал, ему было все равно, есть ли у этого человека какое-нибудь имя, кроме волчьего, или нет. Глеб задумался над тем, что, пожалуй, напрасно теряет с этим одичавшим малым время.
Волк приподнялся, подобрался к Глебу на четвереньках и тронул его за колено:
– А ты-то сам кто?..
– Я – Глеб, сын Аскольда.
– Нет, не слышал про такого.
– Ты впервые в наших землях – вот и не слышал… У меня несчастливая судьба. И если не хочешь портить себе жизнь, иди-ка ты, Волк, своей дорогой!..
Но Волку как будто пришелся по душе сей ответ. Волк сел на корточки, закусил какую-то травинку:
– Не тебя ли это, Глеб, сын Аскольда, ищут какие-то люди по всем деревням? Эти люди и меня подняли с лежки, и других волков, что оказались рядом…
Глеб вздохнул:
– Им меня не поймать.
– Для чего же им ловить тебя? – любопытствовал Волк.
Глеб посмотрел на него хмуро:
– Пришли чужие люди и убили моего отца. Теперь я убиваю тех людей. Все должно быть по справедливости. Верно?
Волк оживился:
– Очень любопытный у нас выходит разговор, – он хищно прищурил глаза и через этот прищур глянул на дорогу. – У нас, у волков, тоже все построено на справедливости. Иногда бывает жестоко, но справедливо. Сильный и умный побеждает и берет себе все лучшее: мясо посочнее и подушистее, нору поглубже и потеплее, волчицу верную… Волк не простит тому, кто забрался к нему в нору… Хочешь, человек, я помогу тебе? У меня найдется время для справедливого дела.
– Как ты, Волк, можешь мне помочь в этом справедливом деле? – с сомнением сказал Глеб. – Ведь даже родные братья не могут мне помочь.
Волк улыбнулся:
– Неужели волчьи зубы будут лишними в драке?
Глеб взглянул на него уже теплее:
– Нет, Волк, это только мое дело. Я должен отомстить своей рукой.
Волк разочарованно вздохнул:
– Твое – так твое! Рыба ищет, где поглубже, человек – где получше, а волк – где пахнет овцами. Но мне показалось, что не случайно нас свела судьба…
Он встал, потер грудь, покачал головой, поправил волчью шкуру на плечах и шагнул на дорогу.
А Глеб пошел в другую сторону.
Глава 8
Еще на подходе к Сельцу Глеб услышал, как злобно лают и воют собаки. Он удивился: местные собаки хорошо знали его и редко поднимали шум при его появлении – разве что подавали голос, когда он проходил совсем близко.
Глеб подумал, уж не случилось ли чего в Сельце?
Он выглянул из кустарников и увидел: Сельцо на месте, а поблизости в поле – ходит стадо. Вид этого стада успокоил Глеба: кабы что произошло дурное в Сельце, не был бы столь безмятежен пастух. Но пастух спокойно ходил за стадом. И только косматый пес злобно рычал, поджимал хвост и жался к ногам хозяина. Пес все время косился на лес.
Опять удивился Глеб, покачал головой: что-то здесь было неладно!..
Глебу вовсе не нужно было входить в Сельцо, чтобы поговорить с братьями. Достаточно было показаться ему на опушке. И если братьям есть что сказать, они быстро к нему явятся. Так подумал Глеб и вышел из кустарника.
Пастух, завидя его, даже присел от неожиданности. Потом со всех ног бросился в Сельцо.
Глеб не ошибся. Скоро он увидел Фому – самого старшего брата. Тот торопливо шел полем, настороженно оглядывался. Видно, много чего хотел сказать – очень поспешал старший брат.
Еще издали он крикнул:
– Хорошо, что ты пришел, Глеб. Есть к тебе разговор.
Глеб улыбнулся:
– Радостно слышать, что братья вдруг вспомнили обо мне.
Но Фома не улыбнулся в ответ, смотрел с укором:
– Ты, Глеб, рано радуешься! Если б знал, что тут творится, не улыбался бы.
Глеб пожал плечами:
– Вижу – на месте Сельцо. Что ж еще!..
Брат остановился на некотором отдалении: руки не протянул Глебу, не обнял его, не сказал приветливого слова. А сразу повел такие речи:
– Ты, Глеб, там где-то начудил, убил, верно, кого-то. А мы, получается, за то в ответе. Мстислав послал по деревням Корнила с войском. Тот всех трясет и приставляет нож к горлу и спрашивает: «Где Глеб?..». Особо нам с братьями досталось. Все вверх дном перевернули. Кирилла и Андрея даже избили. И всех нас грозился Корнил вообще убить, если не скажем, где ты, Глеб, прячешься…
– И что же? – спросил Глеб.
Фома чуть не в мольбе протянул к нему руки:
– Глеб! Пойди к Мстиславу и повинись. А то сразу к князю Владимиру пойди. Давно намекает старый князь, что хотел бы видеть Воина в своем войске… Старый Владимир пожурит и простит… Сдайся им, Глеб! Не надо никому мстить. Этим уже ничего не изменишь. Отца с матерью из могилы не поднимешь. Нам только испортишь жизнь. Да и сам где-нибудь голову сложишь по-глупому…
Глеб не смог скрыть обиды:
– Да, нелегко приходится Воину одному! Кабы были у него братья, все бы сложилось иначе. Но у Воина на беду – сплошные сестры!
Фома досадливо скривился:
– Ты, Глеб, в словах не витийствуй. Меня словами не прошибешь. Я пожил уже и многому знаю цену. Согласен, мужество твое дорогого стоит. Но ведь платить-то, выходит, нам. Ты начудишь и спрячешься, а мы, братья твои, все время на виду, – и он опять просил чуть не слезно: – Пойди к Мстиславу, брат, повинись. Корнил говорит: ждет тебя Мстислав…
– Ждет топор на плахе, – жестко усмехнулся Глеб.
Но Фома не отступался:
– Подумай о нас, брат! Ты один-одинешенек, а у нас чада малые… Корнил грозит: выведу Аскольдово племя!..
– И выведет, – кивнул Глеб. – Он начал с Аскольда.
– Брат, не слушай людей. Не убивал Корнил Аскольда. А вот ты убьешь нас руками Корнила…
– Чего вы достойны, то и получите! Разве это такая премудрость, чтоб ее в твои лета не понимать? – Глеб уже начинал злиться. – Я пришел сказать, чтобы вы не держались за Сельцо. Все бросайте, с места снимайтесь и идите к старому Владимиру под крыло. А лучше – еще дальше! Ибо смерть родителей не отмщенной я не оставлю. Получат свое и Корнил, и Святополк, и молодой князь. Они – убийцы!
– Брат, ты сошел с ума, – совсем сник Фома. – Поднимать руку на Мстислава! Да ведь старый Владимир тебя раздавит, как вошь. И нас заодно. Изведет, подрубит Аскольдово древо… Лучше смирись. Хватит крови!..
Глеб покачал головой с сожалением:
– То не нам с тобой решать – достаточно ли крови. Ко мне дважды являлся отец. И всякий раз он подталкивал к мести…
– Отец был воин. И ты – воин. А мы – пахари. Дайте же нам спокойной жизни! Не то…
– Что – не то? – удивился Глеб. – Ты, пахарь, мне угрожаешь.
– Я пытаюсь образумить тебя.
Здесь Глебу почудилось, что некий шорох раздался позади него. А в глазах Фомы он увидел испуг.
Взявшись за рукоять меча, что висел на поясе, Глеб резко обернулся. За спиной у него стоял Волк. Волк испытующе смотрел на Фому.
– Вот как! Это ты!.. – Глеб отпустил меч. – Теперь мне понятно, отчего в Сельце волнуются собаки.
Фома спросил:
– Кто это?
– Это – Волк. Мой побратим.
Фома с осуждением покачал головой:
– Ну и побратимы у тебя. С такими лютыми глазами. Не удивительно мне, что такие у тебя и дела.
Волк сказал:
– Может, не мое это дело, но пока вы тут разговариваете, братья, какие-то люди стягивают вокруг вас кольцо.
– Что еще за люди!.. – разозлился Глеб и выхватил из-за спины секиру.
Фома сказал:
– Бросай секиру, Глеб! Считай, мы тебя поймали. Мы хоть и пахари, а всегда сумеем обмануть Воина. И не станешь же ты в самом деле рубить головы родным братьям!..
Глеб оглянулся. Он увидел, что все его братья один за другим выходят из-за деревьев. А в руках у братьев Глеб увидел дубье. И дубьем этим Аскольдовы дети поигрывали очень красноречиво.
– Вот так дела!.. – хмыкнул Волк. – Впрочем видеть мне доводилось не раз, как идет брат на брата. Но я-то здесь при чем?
– Ужели испугался? – усмехнулся Глеб. – В моих ушах еще звучат твои слова о волчьих зубах, что будут не лишними в драке.
– Зубы – зубами! – оглядывался Волк. – Но ведь и про шкуру забывать не надо. А братцы твои, посмотри, как один, крепыши!..
Глеб и Волк, как настоящие побратимы, стали спиной к спине.
– Драться – так драться, – воскликнул Глеб. – Во всяком случае нескучно время проведем… Эй, Волк! У меня есть секира. А ты возьми мой меч.
– А зубы на что? – прорычал, распаляясь, Волк и ощерился.
Фома, увидев острые красивые зубы Волка, побледнел. Фома был явно не воин.
А Волк все же взял предложенный меч.
Глеб сказал, обращаясь к братьям:
– Мы готовы! А вам решать – быть ли драке. И если мы пустим кому-нибудь кровь, это будет на вашей совести, поскольку мы будем только отбиваться.
– Бросай секиру, Глеб! – последний раз просил Фома.
Но брат уже не удостоил его ответа.
И тогда Фома сделал знак, и кольцо стало сужаться. Аскольдовы дети поигрывали дубьем, кто-то готовил веревки, а кто-то и замахнулся уже.
Глеб и Волк, готовые к бою, стояли неподвижно; они зорко следили за каждым движением нападающих. Меч и секира грозно поблескивали в солнечных лучах.
И когда уже с обеих сторон готовы были посыпаться удары, Фома воскликнул:
– Смотрите, братья! Кто это?..
Аскольдовы дети обернулись в ту сторону, куда показывал Фома. Глеб здесь подумал, что вот настал удобный миг прорваться – пока внимание братьев отвлечено. И едва уже не бросился вперед, но в голову ему вовремя пришла мысль, что негоже Воину бегать от пахарей. И тогда он тоже проследил взгляд Фомы и увидел того старца – в белых одеяниях. Прежде Глеб видел его только ночью и не мог как следует рассмотреть. Впрочем не мог он рассмотреть его и сейчас, ибо старец стоял в отдалении. Но то, что явился им сейчас сам Аскольд, только очень-очень постаревший, у Глеба не было никаких сомнений.
И кто-то из братьев испуганно сказал:
– Это же отец!..
Памфил выдохнул:
– Он смотрит на нас. Он что-то хочет сказать.
– Ясно, что! – бросил дубину Кирилл. – Он не хочет допустить драки.
– Он молчит.
– Все и без слов понятно…
Так переговаривались братья, а старец все смотрел на них и не уходил. Ветерок шевелил его седые волосы; слегка колыхались полы рубахи.
– Не страшно ли вам? – покосился на братьев Памфил.
Фома сказал:
– Не ошиблись ли мы, что погребли родителей по христианскому обряду? Отец наш Аскольд никогда не был ревнивым почитателем Христа. Аскольд, я знаю, поклонялся и жертвовал Волоту… Быть может, следовало предать их тела огню – по обычаю языческому?
– Какой-то он старый, – заметил кто-то.
– Отец прошел через смерть, – напомнил Глеб.
Братья – смущенные, притихшие – побросали дубье. Им показалось, что старец удовлетворенно кивнул. Он так и не сказал ни слова. Тихо повернулся и пошел прочь. Он был невесом и светел. Старец шел, а под ногами его не шуршали травы; он отошел уже далеко, а все было как бы видать сквозь молодую листву размытое белое пятно.
– Никогда я прежде не видал воскресших, – пробубнил Волк. – И кабы был крещеным, сейчас бы перекрестился!..
После этих слов он вернул Глебу меч.
А Фома сказал, осторожно взяв Глеба за плечо:
– Уходи, брат, из этих мест! И не убивай больше никого. Секирой, убийством не восстановишь справедливость. Только нам повредишь…
– Быть может, так оно и есть, – ответил Глеб. – Но и смирением овечьим не заставишь убийц устыдиться. Это вам скажет любой волк.
Здесь они и расстались. Братья, поглядывая исподлобья, направились к Сельцу. А Глеб и Волк быстро скрылись в лесу.
