Текст книги "Секира и меч"

Автор книги: Сергей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава 17

Отбежав от берега озера к лесу, Глеб приостановился. Оглянулся. Он увидел в свете луны, как одна за другой причаливали к берегу лодки, как спрыгивали на мелководье и на песок десятки воинов. В свете, лившемся с небес, – мертвенно-холодном, – тускло и грозно поблескивали доспехи. Дружинники громко переговаривались, обыскивая берег. Слышались отрывистые команды.

Потом на лес посыпались косым дождем стрелы.

Глеб пригнулся. Он подумал, что должен дружинников обмануть. Ему не следовало бежать прямиком в гущу леса – как раз так поступят те, кто кинется за ним в погоню. Самым разумным было бы вернуться сейчас под шумок на сваи. Но Глебу нужна была помощь. Вряд ли смог бы он сам извлечь из раны наконечник…

Глеб подумал, что только Анна сможет сейчас помочь ему. Но до жилища Анны было очень далеко. А Глеб уже чувствовал слабость. Кружилась голова, в глазах роились белые точки. Глеб не был уверен, что до Анны дойдет. Но иного выхода у него не было.

Глеб опять завел руку за спину. Весь бок был липкий от крови. Глеб ощупывал себя. Кровь потеками спускалась по бедру. Кровотечение было очень опасное.

Глеб покачал головой, он не знал, что делать…

На какое-то время он даже потерял сознание. И очнулся только оттого, что кто-то, громко топая и ломая кусты, пробежал совсем рядом.

Глеб вздрогнул. Он обнаружил себя лежащим в молодой поросли папоротника. Рядом лежала верная секира.

Опираясь на тонкое, но прочное древко, Глеб поднялся и, стараясь не производить лишнего шума, пошел вдоль берега озера. Сколько времени он шел так, Глеб не помнил. Он даже не вполне узнавал места, по которым шел. Он их просто не видел. Пребывая в полубреду-полусне, Глеб шел наугад. Иногда он натыкался на стволы деревьев, иногда вламывался то в кусты можжевельника, то в орешник. Временами брел по каким-то тропинкам.

Ему чудилось, что вот-вот он придет к жилищу Анны. И даже сама Анна иной раз виделась ему. Но вела она себя странно: маячила светлым пятном вдалеке и даже не думала помочь.

Глеб звал ее:

– Анна!.. Анна!.. Не убегай!..

А она убегала. Или заманивала. Она как будто играла с ним.

Глеб останавливался. Отдыхал, прислонившись спиной к какому-нибудь дереву. Ему казалось, что если он хоть на миг присядет, то уже не поднимется.

Анна выглядывала из-за деревьев. Лицо ее было бледно…

Глеб вздрагивал: прямо над головой у него ухал филин.

– Анна! – звал Глеб. – Почему так бледно твое лицо?

Ухал филин:

– Это твое лицо бледно!

А Анна молчала. Глеб шел к ней, протягивал руки, намереваясь обнять. И уже как бы обнимал, но вдруг обнаруживал, что обнимает холодную светящуюся гнилушку…

Потом Глебу чудилось, что кто-то идет за ним следом. Это, конечно же, была погоня. Глеб поворачивался лицом к опасности и выжидал некоторое время, сжимая в руках секиру.

Но никто не показывался.

Глеб говорил:

– Эй, выходи на бой! Не прячься в кустах…

И опять он замечал вдалеке Анну. Она была вся в белом.

Он прежде не видел у нее такой одежды.

– Анна!..

Женщина убегала все дальше.

Глеб нащупал мешочек на груди. Достал из него кольцо.

– Не убегай, Анна! Смотри, что я несу тебе! Я давно приготовил это… Остановись, протяни руку… И оно твое…

– Что это? – послышалось издалека.

– Кольцо! – сказал Глеб и поднял его над головой и любовался им в свете звезд и луны. – Очень красивое колечко. С зеленым камешком. Искусный мастер огранил его…

– Поздно! – сказал вдруг кто-то. – Ты положишь кольцо ей на могилу.

Глеб вздрогнул и открыл глаза.

Анна в белых одеяниях стояла перед ним. Образ ее расплывался. Тогда Глеб протер глаза и увидел, что стоит перед ним вовсе не Анна, а тот старик, что похож на призрака, а может, и есть призрак – дух отца. На старике были белые одежды. И волосы его были белым-белы. Старик смотрел на Глеба, и в глазах старика застыла боль.

– А где Анна? – спросил Глеб.

– Нет Анны! – тихо ответил старик. – И не было, и не могло быть. Совсем в другой стороне ее жилище…

– Но я видел ее!

– Ты не мог ее видеть. Ты просто грезил… Ты, может, видел меня – как я подходил к тебе.

– Я как будто схожу с ума… – неуверенно молвил Глеб, он все еще держал перед собой кольцо.

– Что это у тебя? – спросил старик.

– Кольцо. Кольцо для Анны.

Старец печально покачал головой:

– Над иным украшением усердно трудится мастер, а не знает, что детищу его – прямой путь в могилу.

– Что ты такое говоришь? – оторопел Глеб.

– Худые дела свершились этой ночью, – горестно закивал старик. – Не знала красавица шелков и бархатов. Но лучшей судьбы была достойна.

– О ком ты говоришь, старик? – Глеб хотел подойти к старцу, но какая-то незримая неведомая сила остановила его – будто уперлось бревно в грудь.

– Тебе рано знать – не перенесешь утраты. Тебе поздно знать – ничего не поправишь…

– Ты говоришь загадками, старик. Кто ты?..

– Быть может, тот филин, что ухал над тобой, я и есть. Быть может, я – шорох, что слышал ты за спиной…

Старец смотрел на него, не мигая. Старец словно видел Глеба всего – заглядывал в душу к нему и в сердце и в то же время как будто смотрел сквозь него – куда-то вдаль, в черный лес, или в грядущее, или в прошлое…

Глеб всмотрелся в его лицо:

– Ты отец мой? Я, кажется, узнаю тебя…

– Я не отец твой.

– Но как же! Я вижу лицо Аскольда. И тот же рост, и могучие плечи. Ты только старее… – Глеб протянул к старцу руки. – Отец, ты прошел через смерть?..

Старик улыбнулся едва-едва:

– Что ты, что Аскольд – все мне дети!

От дерзкой мысли, пронзившей разум, у Глеба помутилось во взоре:

– Старик! Ты… Волот?..

Старец кивнул:

– Ваш бог. Ваш предок… Мне много лет.

Глеб смотрел на него во все глаза:

– Ты жив еще? Или ты призрак?

– Мне кажется, я буду жить всегда. Умрешь ты, умрут твои дети. А внуки твои придут к волхвам на капище. И будут жертвовать моему образу. Но не будут знать, что я, живой, стою рядом…

– Я не верю тому, что слышу! – признался Глеб.

– И не верь! Меня нет. Я – видение, образ, сотканный из света. Меня, может, и не было…

– Но секира…

Волот кивнул. У него потеплело во взоре:

– Я выковал ее. Это было давно.

– Ничего не понимаю! – молвил Глеб. – Как ты выковал ее, если тебя не было?

Старец улыбнулся:

– Не тщись понять. Ты не прошел еще даже одного круга лет. И потому не охватишь умом неохватное, – в руках старца чудесным образом возник серебряный кубок. – Выпей лучше вот это. И приляг… Оглянись, позади тебя ветер намел сухой листвы. Ты устал…

– Я ранен… – Глеб взял кубок и принялся пить.

Ему показалось, что он уже пил когда-то нечто подобное. Да, Анна готовила напиток на молоке волчицы… Но этот напиток был слаще и душистей, он был тягуч, как патока, и испускал волшебный золотистый цвет. Напиток этот был – как поляна в летний солнечный полдень, поляна, сплошь усеянная цветами. Чудодейственным образом напиток дарил Глебу силу. Когда Глеб выпил последнюю каплю, он ощутил себя сильнее прежнего.

Глеб стоял и, ошеломленный, поводил крепкими плечами:

– Что это?

– Нектар богов, – молвил старец в ответ. – Я не должен был давать его человеку, но очень уж много ты сил потерял. Ты устал и ранен…

Глеб стоял выше леса. Он готов был плечами подпирать небо. Он засмеялся:

– Вовсе я не устал. И не ранен. Смотри, Волот, я цел и невредим. Я готов сражаться с врагами. Ты забыл? Я же – Воин!

Но тут старец дунул на него, и Глеб упал в большую и мягкую кучу листвы. Ему стало так хорошо лежать, что не было никакого желания подниматься…

Волот склонился и прохладной рукой пощупал Глебу лоб:

– Сделаешь дело – секиру вернешь.

– Как вернуть ее? – спросил, засыпая, Глеб.

– Будешь ехать на коне. Увидишь при дороге дерево с дуплом. В дупло секиру и сунешь…

Глеб закрыл глаза…

Он видел Анну, которая лечила его. Она показывала ему наконечник стрелы, похожий на змеиную голову:

«Он ужалил тебя в печень».

Глеб удивленно ощупывал свой бок:

«Я не чувствую боли. Я полон сил!».

Анна просила:

«Колечко… мне подари».

«Возьми колечко», – Глеб протянул кольцо на ладони.

Но Анна печально покачала головой. Она была бледна, она сказала:

«Над иным украшением усердно трудится мастер, а не знает…»

Недоговорив, она исчезла – рассеялась в воздухе, как облачко дыма.

Глеб метался в бреду…

«Анна!.. Анна!..»

Вокруг пели птицы, шелестела листва деревьев. Тихо веял ветерок, пахнущий травами и цветами.

– Ты что лежишь? – шепнул Глебу ветерок. – Ты уже семь дней лежишь. Поднимайся!..

Глеб открыл глаза и сел.

Лес шумел у него над головой, пели птицы… Глеб огляделся. У него за спиной была большая куча сухих прошлогодних листьев.

– Что за наваждение! Или мне приснилось?..

Он ощупал правый бок. Рубаха от засохшей крови была твердая, как кора дерева. И дырка в рубахе была. А раны не было…

– Вот так дела! – изумился Глеб. – Ужель я, и вправду, разговаривал с Волотом?

Он повел правой рукой, напряг мышцы. Но нигде, ни в одном уголке тела не ощутил боли. Наоборот, Глеб чувствовал необычайный прилив сил. Ему показалось, что никогда еще он не был так силен.

У ног Глеба лежала чистая одежда. Он переоделся и увидел, что одежда ему как раз впору, будто шита была на него; а край и ворот рубахи вышиты родовым узором – тайным оберегом, будто мать вышивала… Подивившись на одежду, Глеб поднял секиру. Она так и сияла. Глеб не помнил, чтоб секира его еще когда-нибудь так сияла. Он внимательно осмотрел лезвие. Секира была заточена с великим знанием дела. Глеб подумал, что явно не он ее точил.

Он сказал сам себе:

– Нет, все это мне не приснилось.

И пошел куда глаза глядят. Он надеялся по пути узнать местность. Но долго не мог понять, где он, ибо в этих местах был впервые.

Глеб набрел на тропинку и пошел по ней. Идти ему было очень легко. Глеб не мог нарадоваться своей силе, обретенной чудесным образом.

Он шел быстро, озирался по сторонам. Несколько раз Глебу казалось, что между деревьями он видит идолов. Наверное, вокруг были старые капища – столь старые, что даже волхвами забытые. На камнях, которые попадались тут и там, Глеб замечал полуприкрытые мхами высеченные знаки. Но Глеб не останавливался, чтобы рассмотреть идолов, чтобы разобрать знаки. Он догадывался, что потерял в этом лесу немало времени, и торопился…

Тропинка вывела его к большому серому валуну. На этом камне сидел, как бы дожидаясь Глеба, старик.

И тут Глеб понял, что старик этот, живой бог Болот, – вовсе не сон.

По старинному обычаю Глеб поклонился этому старцу в ножки и благодарил его за исцеление.

Старец принял его поклон как должное. Ведь старец этот был бог. Он недвижно сидел на камне и смотрел на Глеба всевидящим и одновременно как бы невидящим взглядом. В который уж раз Глеб поразился этому странному взгляду.

Старец будто рассматривал его мысли – Глеб почти чувствовал это. Старец выдергивал мысли по одной и раздумывал над каждой. Вдруг он сказал:

– В тебе занозой сидит мысль о погоне. Пусть это не мучает тебя. Погоня пошла по ложному следу…

Глеб неожиданно для себя облегченно вздохнул.

Волот продолжал:

– Ты, конечно, идешь сейчас к ней.

– Да, отец! Я иду к Анне.

Старец чуть заметно кивнул:

– Теперь ты можешь знать… Анны нет больше.

Глеб горестно опустил голову, тихо молвил:

– Я догадался уже…

– Подними голову, – просил Волот. – Так мне легче говорить с тобой.

Глеб повиновался. Глаза его были пусты от тоски.

Холодный огонек вспыхнул в зрачках старца:

– У Святополка спроси…

– Спрошу, отец! – пустые глаза Глеба быстро наполнялись ненавистью. – Ответит Святополк…

– И забудь дорогу сюда. Здесь не место человеку.

Старец закрыл свои ясновидящие глаза.

– Забуду… – обещал Глеб.

Он осторожно, благоговейно-трепетно обнял старца за плечи и поцеловал его сухие, жилистые, коричневые руки.

Волот не проронил больше ни слова. Он сидел с закрытыми глазами – будто дремал. Возможно, мыслью своей он был уже далеко от этих мест. Возможно, он птицей порхал под небесами и радовался теплому солнцу, или он стал распускающимся цветком, или незримый, как воздух, заглядывал в дупло к белке, кормящей бельчат, или… холодным сквозняком проносился над полом в княжеских палатах…

Глава 18

Две косматые черные собаки переводили преданные глаза с Мстислава на Святополка и обратно. Те бросали им на пол кости и даже целые куски мяса и без особого интереса, почти равнодушно глядели, как псы грызутся между собой.

Мстислав зябко повел плечами и поджал под стул ноги:

– Эй, есть кто поблизости! Затворите окна! Сквозит.

Какой-то человек с услужливой улыбкой прибежал на зов и кинулся закрывать окна.

Мстислав отхлебнул вина из кубка:

– А что, скажи, Рябой еще не вернулся?

Человек из прислуги сладко заулыбался:

– Нет, господин! Говорят, он дальше всех пошел – к синим озерам. Не вернулся еще. Может, в засаде сидит?..

Закрыв окна, слуга удалился.

Мстислав большим ножом отсек от окорока кусок, разорвал его руками надвое, принялся есть. Святополк сидел напротив него через стол. И тоже ел с большой охотой.

Молодой князь, подняв кубок, кивнул Святополку, отпил глоток.

– Хорошего они взяли вепря, – Мстислав показал на окорок. – Жаль, что нас там не было!

Святополк в это время рвал зубами мясо. Чтобы ответить, он вынужден был оставить это занятие. И он ответил:

– Да, мой государь! Говорят, этот вепрь был весь утыкан копьями. Однако, умирая, он умудрился еще выпустить какому-то зеваке кишки.

Мстиславу нравилось, когда Святополк называл его «мой государь», хотя «государство» его можно было верхом объехать чуть ли не за день.

Молодой князь сказал:

– Пора уже кончать с этим Глебом!..

– Да, мой государь! – Святополк отлично знал, что Мстиславу нравится это обращение, и часто, может быть, несколько чаще, чем следовало, им пользовался; он был опытный льстец и знал, что сказать послаще – себе не навредить.

Мстислав с тоской глянул за окно:

– Опостылело сидеть в этих мрачных палатах. Хочется на волю, на охоту…

– Вы же знаете, государь, что пока Глеб жив, вам лучше не показываться наружу…

– Да. Но сколько можно!.. Я задыхаюсь здесь. Мне не хватает воздуха, простора…

– В могиле, государь, места еще меньше.

Мстислав вздрогнул, вздохнул, вытер масляную руку о загривок одного из псов. Потом спросил:

– Что сказала эта женщина?

– Анна? – Святополк хищно улыбнулся.

– Да.

– Я же рассказывал вам…

Князь опустил глаза:

– Я, кажется, был слишком пьян.

– О нет! Совсем немного, – поспешил заверить Святополк. – Быть может, это я говорил слишком тихо. Или расшумелись кобели?

– Да, возможно… И что?

Святополк сдвинул брови:

– Я говорил уже: она ничего не сказала.

– А что она должна была сказать? – допытывался молодой князь.

– Ну, к примеру, когда ждать Глеба и где он может прятаться, какими дорогами ходит…

Мстислав усмехнулся:

– Я так полагаю, что он ходит теми же дорогами, что и некоторые богатые люди. Те же купцы…

– Да, вы очень прозорливы, государь, – наклонил голову Святополк.

– Значит, она не помогла нам.

– Нет. И вела себя предерзко…

– Что ты с ней сделал? – князь метнул в Святополка полный любопытства взгляд.

Глаза Святополка неуверенно забегали:

– Я же говорю, она была дерзка. Разозлила меня…

– И что ты с ней сделал? – настаивал на ответе Мстислав.

– Я вынужден был убить ее, – признался Святополк. – Она ведь узнала меня. И я ее собственными руками…

– Вот этими? – князь приподнял голову и насмешливо поглядел на короткопалые руки Святополка.

– У меня же только две руки, – улыбнулся тот.

– Надеюсь, перед тем ты с ней позабавился?

– Разумеется, государь! И не только я.

Мстислав задумался, потом с сомнением сказал:

– Быть может, не следовало ее убивать? Разве это было так нужно для нашего дела?..

Святополк, посерьезнев, откинулся на спинку стула:

– Но она – женщина Глеба!

– Все равно. Наверное, не стоило убивать красивую женщину. Она могла бы родить красивых детей.

– Глебовичей?.. – вставил Святополк.

Мстислав вскинул брови:

– Впрочем, ты прав. Об этом я не подумал… К тому же она действительно его женщина. Он убивал моих людей, а потом находил успокоение у нее на груди. Ты все правильно сделал, Святополк. И я рад, что ты мне служишь!..

Святополк, довольный похвалой, поднял кубок:

– Иногда, чтобы выжить, нужно быть безжалостным. А если хочешь удержаться на троне, стань вообще зверем. И не жалей ни отца, ни брата…

– Об этом мы после поговорим, – заметил Мстислав. – Когда рассчитаемся с Глебом. Ибо я не хочу, чтоб однажды, в тот день, когда я буду биться против братьев за трон, мне ударил секирой в спину Глеб…

– Дальновидно…

– И пусть Глеб будет нам испытанием: справимся с Глебом – значит, и со всем остальным справимся, значит, открыта нам… мне… прямая дорога к власти…

– Разумно, государь…

Так, выпивая и переговариваясь, Мстислав и Святополк убивали время. Секли ножами мясо вепря, убитого вчера, подкармливали любимых охотничьих собак.

Наконец во дворе послышался шум.

Святополк, не вставая, глянул за окно:

– Кажется, вернулась дружина.

– Кто? – оживился молодой князь.

Святополк не успел ответить. Дверь в трапезную отворилась, и вбежал слуга:

– Рябой возвратился, господин.

– Пусть поспешит, мы ждем, – велел Мстислав, он заметно волновался; ему отчего-то казалось, что именно сегодня должен быть пойман Глеб.

Бряцая доспехами, придерживая у бедра рукой меч, в трапезную вошел высокий дружинник, у коего лицо было сплошь в оспинах. Он молча замер перед Мстиславом.

Взволнованность князя быстро сменилась разочарованием.

– Не поймали?.. – догадался он.

Дружинник поднял голову:

– Он был уже в наших руках. Я даже ранил его, я слышал запах его крови. Но каким-то необъяснимым образом ему удалось уйти. Я думаю: не иначе, как вмешалось колдовство. Мы расставили ловушки, мы его совершенно обложили… Без колдовства ему бы не удалось вырваться.

– Что за повадка, – бросил презрительно князь, – все свои глупости и просчеты прикрывать колдовством?

Рябой едва нашел сил подавить обиду. Он заговорил с жаром:

– Мы блуждали по лесу. Мы, будто охотничьи псы, шли по кровавому следу и совершали круг за кругом. Мы отчаялись. Мы всякий раз возвращались на прежнее место. И всякий раз опять видели свежий кровавый след. И так день за днем – шесть дней!.. – Рябой вопросительно посмотрел в глаза Мстиславу. – Вы видели такое существо, господин, зверя или человека, которое шесть дней будет истекать кровью и не подохнет?.. Шесть дней свежей крови!.. Я это не могу понять иначе, как колдовство…

– Вот как! – мрачно задумался Мстислав.

– Это колдовство, господин! – убежденно повторил Рябой. – Глеба мы так и не нашли. А воины вконец измотаны. На них жалко смотреть.

– Ладно. Иди, – отпустил Рябого князь.

Они опять остались вдвоем в трапезной – Мстислав и Святополк.

Князь спросил:

– С какого края теперь будем браться за дело?

Святополк поднялся, прошелся мимо окон:

– Не все еще нами испытаны средства. Мы можем попробовать назначить награду за поимку Глеба. И там, где оказались бессильны мужество и воинское умение, вполне может справиться корыстолюбие.

– Но у меня нет лишних денег, – воскликнул Мстислав. – И тебе это отлично известно.

Святополк улыбнулся:

– А разве я сказал, что деньги надо платить? Их можно только пообещать…

– Как это? – не понял молодой князь.

– Всегда можно придраться к чему-нибудь и не заплатить обещанное. Тем более совесть должна быть спокойна, что дело мы будем иметь с подлым человеком – с весьма низким существом. Ибо человек, уважающий себя, никогда не продаст другого человека. А подлеца мы найдем, чем припугнуть. Его можно даже убить без особого сожаления.

Мстислав облегченно улыбнулся:

– Поистине гибок твой разум, Святополк. Однако мне кажется, что средства, предлагаемые тобой, не всегда хороши. Как бы нам с тобой не вызвать на себя гнев всех этих людей, которыми я имею удовольствие править.

– При чем здесь вы, государь! – тут же возразил Святополк. – Вы предоставьте мне это дело. Позвольте попользоваться всей полнотой власти… И если что не так – то все валите на меня. Дескать я, Мстислав, знать ничего не знаю. Все Святополк воду мутит… А Святополк уж найдет способ выкрутиться…

– Что ж! – оценил князь. – Ты неплохо придумал…

Святополк слегка поклонился:

– Не сработает корыстолюбие, мы попробуем предательство друзей. Есть и еще средство про запас – можно бросить в темницу его братьев… Мир, в котором мы живем, государь, стар. В нем уж столько всего было, что нам ничего не нужно придумывать, а следует лишь идти проторенной тропой.

– Тебе виднее, – признал Мстислав. – Ты жил при киевском дворе. Должно быть, всякого насмотрелся.

– Да, мой господин! И еще… – Святополк сделал вид, что в нерешительности замялся.

– Что?

– Насчет обещанной награды…

Князь удивленно вскинул брови.

Святополк продолжал:

– Мы могли бы послать человека в Чернигов. Денег попросить у Владимира – как бы на поимку Глеба…

– Так. Дальше… – спешил услышать молодой князь.

– А на что мы потратим эти деньги, Владимиру-то не скажем.

– Но поднимет шум тот корыстолюбец, что продаст Глеба…

– Повесим… где-нибудь в лесу. Скажем, братья разбойника мстят.

– Хорошо! – просветлело лицо у Мстислава. – Поищи верного человека. И пошлем его в Чернигов за деньгами.

В ясный полдень стоял Глеб над развалинами жилища Анны, а на сердце, на душе у него была черная полночь. Мрак беды, мрак печали царил в его глазах.

– Анна… – произносил Глеб и вытирал слезу, повисшую на реснице.

Из-под полуобгорелых бревен весело стрекотали кузнечики.

– Где я был в тот час?..

Старые, давно погасшие угли скрипели у него под ногами…

Под ветвями плакучей ивы Глеб увидел могилу. Без креста. Ибо погребал Анну языческий бог, который враждебно настроен к кресту.

Вспомнил Глеб, что у Анны не было языческого имени, вспомнил, что она иногда крестилась и ходила в церковь слушать того черноглазого грека.

Она была христианка.

Из зеленых березовых прутиков Глеб сделал крест – связал прутики пучком травы; воткнул в рыхлую еще землю.

Бросил то золотое кольцо на могилу. Сел рядом…

Так, без движений Глеб сидел до темноты. Легкий ветерок слегка раскачивал ветви ивы. Этот ветерок представлялся Глебу живым, как и скорбящая ива. И Анна была где-то здесь живая. В шелесте листвы Глебу несколько раз чудился ее голос. Анна тихо произносила его имя.

И тогда сердце его сжималось, по щекам текли слезы.

Ветерок ласкал лицо…

«Глеб…»

Он вздрагивал, вздыхал. Вспоминал, какой красивый и нежный был у Анны голос.

«Глеб…»

Где-то в ночи плакала птица…

Глеб невидящим взором смотрел на могилу. Он вспоминал, как красива была Анна. И юна. Она была много моложе его. Она была – женщина. Была его мудрее.

«Глеб…»

Он стал на колени и смотрел в темноту – туда, откуда, казалось ему, он слышит этот тихий зов.

Бледный образ, сотканный из света звезд, стоял у развалин жилища. Анна тянула к нему руки. Она шла к Глебу, но не приближалась; она кричала ему, но он больше не слышал ее голоса…

Глеб смотрел на нее, беззвучно плакал и уже не вытирал слез – они серебристо блестели в ночи.

– Анна!.. – звал он.

Но не было ему ответа. И образ ее, что он видел, становился все бледней и бледней, пока совсем не растворился во тьме.

Глеб поднялся, подошел к тому месту, где только что видел Анну; и наткнулся на куст шиповника – тот был в цвету. Глеб подумал, что это знак ему, – в цветущем шиповнике он увидел Анну.

Он хотел сорвать цветок, но в темноте был неловок и оцарапался. Посмотрел себе на ладонь, где темной каплей выступила кровь.

– Ты жена моя, – прошептал Глеб. – Я вижу, ты жаждешь мести… О, я отомщу!..

Далеко-далеко ухал филин.

Когда на востоке забрезжил свет и порозовели верхушки деревьев, Глеб подхватил секиру с земли и направился к дороге. Полный решимости, ненависти, желания отомстить, он шел чащей напролом – как дикий, обезумевший от боли зверь. Глеб проламывался через кустарники, густые подлески, темные ельники. Лес трещал, разбегалось в испуге зверье…

Выйдя на дорогу, Глеб огляделся, утер кровь с расцарапанной щеки…

Он чувствовал в себе силы необыкновенные. Он мог бы сейчас ворочать камни, валить деревья… Ему казалось, что он может противостоять целой дружине. И Глеб решил не дожидаться, когда Мстислав и Святополк придут к нему, решил не бегать от их людей, а открыто явиться в княжеские палаты и сокрушить врагов.

Глеб непременно так и поступил бы, ибо, переполненный ненавистью, не способен был измышлять хитрости, но на дороге ему встретились в этот ранний час… Волк и Щелкун.

Они как будто поджидали Глеба под той самой липой, возле которой Глеб в последний раз виделся с братьями.

– Вот так встреча! – улыбнулся Волк, сверкнув ослепительно-белыми крупными зубами.

А Щелкун сказал:

– Я и думать про Глеба забыл, – его глаза были голубее неба, а растрепанные волосы – желтым-желты.

Глеб остановился, оперся на древко секиры:

– Сорока давно уж трещала, что вы меня ждете.

Он сказал это как бы с недовольством, но от друзей не мог скрыть, что встреча с ними ему приятна.

Волк сощурил глаза:

– Сорока и нам натрещала, что у тебя, брат, не все ладно.

Глеб ответил хмуро:

– Не нравятся мне охотники соваться в чужие дела!.. – потом он добавил помягче: – Я думал, что ты давно уж в Киеве…

Волк покачал головой, поправил на плечах шкуру:

– Киев давно стоит на кручах. И ничего с ним не сделается, пока Волк гуляет в лесу. Вижу, есть дела, требующие моего вмешательства. Вот и поджидаю…

Глеб досадливо поморщился, но ничего не сказал.

Щелкун спросил:

– Куда идешь, Глеб?

Но и теперь не ответил Глеб. Печальными глазами смотрел на лес.

В это время послышался конский топот. Все трое посмотрели в сторону Гривны, откуда топот доносился. На дороге показался одинокий всадник. Он быстро приближался: скакал уверенно, очевидно, приняв стоящих на обочине людей за обычных крестьян. Но когда всадник приблизился и разглядел этих людей, то с перепугу круто бросил коня в сторону и едва не вывалился из седла. Он, как ветер, промчался по другой обочине и скоро скрылся из глаз.

Это был тот верный человек, коего Мстислав и Святополк послали в Чернигов за деньгами…

Щелкун, как ни в чем не бывало, опять спросил:

– Ты где пропадал?

Глеб сказал правду:

– Был я на капище. Поклонялся Волоту…

Волк обошел кругом Глеба, осмотрел его со всех сторон:

– Слышал я, будто ранили тебя, будто ты истек кровью. Но не вижу раны. Наговаривают праздные люди.

– Рана моя в сердце, брат, – глухо ответил Глеб. – Эта рана долго будет кровоточить.

– Знаю, – кивнул Волк. – У меня рана такая же. Все никак не закроется.

– Поэтому и говорю тебе, что знаешь. Значит – поймешь.

Щелкун тронул Глеба за плечо:

– Не ходи туда сейчас. Голову сложишь, а злодея не накажешь.

Глеб упрямо покачал головой:

– Тебе неведомо, как я ныне силен. Меня не взять так просто!..

Щелкун сказал:

– Не всегда силу можно одолеть силой. Подумай, Глеб, если проткнут тебя в воротах копьем, придет ли к злодею кто другой востребовать долги?.. Так и будет он радоваться жизни и творить зло. А тебя бросят во рву, и на косточках твоих будут сидеть птицы, и через ребра твои будут расти пыльные репьи.

Глеб заметил:

– Тебе не откажешь в умении говорить… И сколько я помню, ты всегда вел себя осмотрительно, – он посмотрел на Щелкуна с признательностью. – Что же ты хочешь посоветовать мне?

– Не надо ходить к ним в открытую, не надо вести с ними честные речи. Князья и бояре только зовутся благородными. На самом же деле они подлее самого подлого бродячего пса. И если б тебе удалось посмотреть у Мстислава нёбо, ты бы убедился – оно столь же черно, как нёбо его цепного кобеля. И повадки их схожи: оба норовят напасть со спины.

– Это верно замечено! – согласился Глеб.

А Щелкун продолжал:

– Обуздай сейчас свою ненависть. Те козлоголовые, что сидят сегодня в палатах под прикрытием стен, никуда от тебя не уйдут!.. Но чем лучше ты обдумаешь каждый свой последующий шаг, тем горше будут плакать твои враги.

– А мы тебе поможем, – прорычал Волк.

Его зеленые глаза сверкнули лютым огнем.

Глеб поглядел на друзей тепло:

– Я благодарен вам за ваши слова. Но не могу позвать вас с собой, ибо не рассчитываю выйти из драки живым. Так же сложит голову всякий, кто примет сегодня мою сторону. И я спрашиваю, зачем вам прежде времени обрекать себя на погибель?

Волк ответил:

– Не думай, что только у тебя водятся счеты с князьями и боярами…

Этот разговор мог бы продолжаться бесконечно. Но Волк и Щелкун все же убедили Глеба не ходить сейчас в Гривну.

Они сказали:

– Есть у нас одна придумка, брат.

И все вместе ушли с дороги и скрылись в лесу.