Текст книги "Секира и меч"
Автор книги: Сергей Зайцев
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Глава 9
Волк все не мог успокоиться:
– Этот старец даже не оставил следов. Мы там проходили, и я посмотрел.
– Он дух, призрак, – объяснил Глеб. – Его нельзя потрогать. Поэтому он не оставляет следов.
Но Волк ответил с сомнением:
– Трогал же его ветер! Все видели, как колыхались его седины…
Этого Глеб не мог объяснить, он только предположил:
– Быть может, это нездешний, неземной ветер. А может, это ветер, который дул когда-то. Мы же только сейчас видим действие его.
Волк хмыкнул:
– Все это чересчур мудрено для моей простой волчьей головы. Но думается мне, что видели мы живого, только очень хитрого старца.
Глеб посмотрел на Волка с удивлением:
– Не хочешь ли ты сказать, что отец мой Аскольд жив?
Волк кивнул:
– Если этот старец – Аскольд, то он, конечно, жив. От духа не будет пахнуть дымом жертвенных костров. А от этого старца пахло дымом. Меня никогда не подводил мой волчий нос.
Глеб пожал плечами и промолчал. Он не поверил Волку.
Узенькой, протоптанной зверьем тропинкой они шли через густой лес. Глеб – впереди, Волк – за ним. Поступи Волка не было слышно. И шел он с оглядкой, и время от времени втягивал носом воздух. Глеб замечал, что у этого человека не только имя, но и все повадки волчьи. Глеб даже подумал, что судьба свела его с оборотнем. Но это Глеба не пугало. Глеб уже верил в то, что дух отца покровительствует ему. И коли Аскольду было угодно, чтоб Глеб встретился с оборотнем и ходил с ним одной тропинкой, значит – так тому и быть.
Глеб уже уверился: самый страшный оборотень, – хоть в облике волка, хоть в облике человека, – не страшнее десятника Корнила Рваной Щеки.
Между тем Волк говорил:
– Жаль, что твои братья только пахари. Какая сильная была бы стая! Можно было бы из лесу править городами…
Глеб с любопытством оглянулся на Волка:
– Скажи, а у тебя есть братья?
– Из-под каждого куста выглядывает мой брат, – не замедлил тот с ответом.
– Нет, не волки. Я имею в виду людей.
Тот оскалился:
– Все люди – волки. Разве не так?
Глеб кивнул:
– Видать, брат, у тебя тоже печальная судьба.
Волк молчал некоторое время. Глеб даже подумал, что тот не расслышал его слов. Они шли легко: поднимались на холмы, спускались в долины, осматривали следы на тропах.
Но вот Волк опять заговорил:
– Судьба моя несчастливая. Тебе могу сказать, хотя знаю тебя – всего ничего… Наш боярин был падок до сладких блюд. В моем доме он устроил пиршество. Выпил кубок вина и увидел, что слаще моей Елены нет блюда. Меня бросили в погреб, деток – в прорубь. А Елену, сладкое кушанье, боярин к себе увез. Позабавился, потом и ее сунул под лед…
Глеб сказал:
– Пожалуй, твоя беда потяжелее будет. Хотя никому не приходило в голову взвешивать смерть.
Волк кивнул, продолжил:
– Как я выбрался из погреба, как веревки с себя скинул, не могу сказать. Но над прорубью я уже выл по-волчьи. Это так!.. Мне не хотелось больше жить. И я лег в снег и просил у богов смерти. Боги прислали ко мне стаю волков… Я приготовился уж, что меня растерзают: самому большому, матерому волку я подставлял горло. Но тот вильнул хвостом и отошел. Стая легла рядом со мной в снег. Они как будто приняли меня в стаю и оплакивали вместе со мной мое горе… О, волки хорошо чуют людское горе! Ты не поверишь, лучше человека волки могут сострадать!.. Вот тогда я впервые назвался Волком. Я поднялся из снега и пошел к боярину. Я уже знал, как поступить с ним. Серые братья меня научили, – тут Волк засмеялся, а Глеб заметил, что он смахнул с ресницы слезу. – Я загрыз боярина в его постели на глазах у его жены. И ушел гулять по свету. И всем теперь доволен…
Сказав это, Волк скрипнул зубами.
Глеб молчал, он знал: сейчас не время ему говорить.
А Волк спросил:
– У тебя есть нора?
– У меня есть нора. И даже не одна, – Глеб остановился. – Сам знаешь, когда на тебя устраивают охоты, под одним кустом не отсидишься.
– У тебя, быть может, есть и волчица?
Глеб сейчас вспомнил про Анну, именно про нее, хотя у него было в деревнях много других женщин.
Он так ответил Волку:
– Тому, кто гоним, нельзя к чему-то привязываться – будь то дом, или друг, или ребенок. Так же и с женщиной: или не иметь ни одной, или иметь многих.
– Золотые слова! – ухмыльнулся Волк. – Слова мужчины и воина. Но это не слова волка. Волк имеет только одну волчицу…
Так, разговаривая, они подошли к стене совершенно непроходимого дремучего леса.
– А куда мы идем? – полюбопытствовал Волк.
Разглядывая темный лес и густой подлесок, Глеб ответил:
– Ты слышал уже, есть люди, с которыми я должен поквитаться. Только об этом я и думаю… А тут недалеко живет человек, который многое знает. Я хочу спросить его…
Волк с сомнением оглядел лес:
– Никогда бы не подумал, что в этих дебрях живет кто-то.
Тут Глеб отыскал приметную березку, увидел зарубку на ней. Он сделал три шага вправо и раздвинул ветви можжевелового куста. За кустом оказался узкий лаз, прорубленный в чаще. Скользнув в полумрак леса, Глеб поманил за собой Волка.
Скоро они очутились на поляне, посреди которой была вырыта землянка.
Глеб еще издали крикнул:
– Эй, Щелкун!..
Волк озирался с восхищением:
– Это же надо устроить такое логовище!
– Щелкун!.. – все звал Глеб и уже спускался по ступенькам в землянку.
Но голос отозвался откуда-то сзади:
– Я здесь!
Глеб обернулся, поискал глазами:
– Где ты, Щелкун? Перестань играть…
– А кто с тобой? – теперь голос раздался совсем с другой стороны.
– Это Волк. Он – друг.
Тогда едва у них не из-под ног, спугнув бабочек, из высокой травы поднялся человек. И заулыбался. Волосы у него были цвета соломы и стояли нечесаные торчком. А глаза у него были голубые-голубые, как лесное озеро поутру. А одежда на нем была сплетена из трав и листьев. Наверное, поэтому человек сей легко мог спрятаться всюду: и в пшеничном поле, и в зарослях камыша на озере, и в лесной чаще, и даже вот в траве…
– Это Щелкун! – сказал Глеб. – Он славен тем, что знает в лесу все тайные тропы. И знает все разговоры, какие в лесу говорятся, и, быть может, даже все мысли, какие в лесу думаются. Он видит ясно, как сокол, а слышит – как летучая мышь. Ему известно все, что делается в округе! Порой я думаю, Щелкун понимает язык зверей и птиц…
Волк посмотрел на Щелкуна с одобрением:
– Он прятался в траве совсем рядом, а я его не учуял. Не помню, чтоб такое со мной случалось прежде.
Щелкун сказал с гордостью:
– Всегда нужно знать, откуда дует ветер.
Глеб сказал с улыбкой:
– Еще Щелкун известен тем, что однажды, поспорив, съел живую мышь. Говорят, она отчаянно пищала…
Волк посмотрел на Щелкуна с уважением:
– Волки тоже едят мышей. Мы, как видно, подружимся.
После этого приятного разговора Щелкун пригласил гостей в землянку. Когда гости сели на нары, он развернул какую-то тряпицу и достал лепешку. Разломил ее на три части. Потом из мешочка насыпал Глебу и Волку по горсти орехов. Еще дал им сушеных ягод:
– Угощайтесь!..
Глеб развел руками:
– Откуда такое богатство?
Польщенный его удивлением, Щелкун улыбнулся:
– Мышь поделилась зерном, белка – орехами и ягодами. Если ты не слеп, то не пропадешь в лесу.
Волк убежденно кивнул:
– Мы подружимся, как видно…
За таким незатейливым разговором они съели хлеб и ягоды, не торопясь пощелкали орехи.
Потом Щелкун сказал Глебу:
– Спрашивай. Что хочешь знать?
Глеб ответил:
– Корнил ищет меня. Я ищу Корнила…
– Знаю, – Щелкун задумался, пригладил свои взъерошенные волосы, когда он отнял руку, волосы опять встали торчком – Ходит по лесу слушок…
– Слушок? – удивился Глеб.
– Да. Щебечут ласточки, когда лепят гнезда; змеи шипят в траве… Будто сидит Корнил при князе за крепкими стенами.
– Как же его достать?
– Но сегодня выехал с дружиной…
Глеб оживился:
– О Щелкун! Тебе цены нет!
Щелкун почесал голову:
– Да. Вот что еще я знаю… Братья твои еще не успели вернуться в Сельцо, а Корнил с дружиной опять был там. Поджидал их. И дождался… Они сказали, что хотели тебя поймать, но ты им не дался. Еще сказали Корнилу, что был с тобой человек, похожий на волка… Вот он, значит!.. Но Корнил не поверил твоим братьям. Ни единому слову. Сказал, что сам подождет и поймает наконец Глеба…
– И что? Ждет? – не поверил Глеб.
Щелкун опять задумался:
– Ждет. Но как-то странно; будто не верит, что ты придешь. Без заботы, без печали с девками в баньке тешится. Кабы знал, что его ожидает, позабыл бы про девок.
Тут Волк подивился:
– А ты знаешь, что его ожидает?
Щелкун хитро улыбнулся:
– Я знаю Глеба.
Волк сказал Глебу:
– Я пойду с тобой.
Но Глеб покачал головой:
– Тебя, как всякого волка, собаки далеко слышат. Такой поднимут шум!.. Да и дело это кровное. Помощники здесь – в тягость.
Глава 10
Ближе к вечеру, собираясь уходить, Глеб кивнул Щелкуну:
– Приюти, на время этого человека, – он показал на Волка. – Думается мне, он хороший человек. Хоть красавцем его не назовешь, зато без раздумий готов пойти на доброе дело. И не глуп, докучать не будет.
Щелкун снизу вверх посмотрел на Глеба, хотя, надо сказать, тоже был человек немаленький:
– А ты?
– Мои дороги тебе не хуже меня известны.
Щелкун заглянул ему в лицо:
– Хорошо ли ты подумал, Глеб?.. Ведь там с Корнилом тридцать человек…
Глеб ответил:
– Уж лучше бы им не быть там вовсе! Жаль бывает подлесок, когда рубишь лес…
Скоро Глеб ушел, Щелкун и Волк переглянулись.
Волк сказал:
– Не помешают четыре руки там, где для двух рук работы невпроворот.
Щелкун согласился:
– Подождем немного, и мы пойдем.
С этими словами Щелкун заглянул под нары и достал оттуда две увесистые сучковатые палки Протянул одну Волку. Тот взял палку, осмотрел грозно торчащие в разные стороны сучки. Прищелкнул языком:
– Хороший будет посох!
Щелкун скромно развел руками:
– Подобрал случаем.
Корнил Рваная Щека был опытный воин и неглупый человек. Он хорошо понимал, что если Глеб перебил всех его людей, то на этом не остановится и однажды постарается отомстить и ему самому, десятнику. И даже более того – не побоится поднять руку на молодого князя. Ибо такой уж был Глеб отчаянный человек. Корнил хорошо знал Аскольда и в прежние годы во время походов был даже дружен с ним. Десятник сожалел, что ему пришлось убить этого человека. Но поправить уже ничего было нельзя, как нельзя было в тот проклятый день ослушаться князя… Корнил знал Глеба, можно сказать, понаслышке. Но так как о Глебе говорили много, значит, и знал его Корнил неплохо. Видеть несколько раз доводилось, а пару дней назад даже нос к носу столкнулись в церкви. Ох, дерзкий этот Глеб!.. И Аскольд такой был. Глеб в него удался. Другие сыновья – не то; другие сыновья от земли, от плуга поднялись. Глеб – от меча.
Корнил понимал, что, поскольку Глеб не остановится, пока не отомстит, рано или поздно к нему, к десятнику, нагрянет. Тогда все преимущества будут на стороне Глеба – ведь ясно, что нагрянет он в удобный для себя момент. Поэтому нужно было Глеба опередить и самому к нему нагрянуть. Но куда? Этого как будто не было известно даже его братьям. Кто скажет, куда можно нагрянуть к ветру?.. Оставалось полагаться на соглядатаев.
И вот один из них прибежал – пастух. Его когда-то Глеб сильно побил. И сказал этот пастух, что видел Глеба под Сельцом и будто бы тот говорил с братьями. Тогда, времени не теряя, Корнил с тридцатью всадниками прискакал в Сельцо, вломился в пустой дом Аскольда и обшарил в нем все углы. Но не было здесь и следа, даже духа Глеба. Хотя Корнил особо и не рассчитывал его здесь застать. Осторожен и хитер был молодой Глеб – это десятник давно знал.
Корнил призвал к себе всех Аскольдовых сыновей и спрашивал их о Глебе. В один голос говорили эти люди, что давно отреклись от брата и, если б было в их воле, давно бы на веревке привели Глеба к молодому князю. Они говорили, что ненавидят Глеба – вора и разбойника, говорили и клялись, что считают Глеба позором семьи, божились, что Глеб им жить мешает. Слова их звучали очень убедительно, и в грудь себе, клянясь, стучали Аскольдовы дети весьма правдоподобно, но Корнил все равно им не верил. Братья есть братья. Родная кровь. Да и полагаться на тех, кто говорит, что ненавидит, – не самое разумное. Порой сильные чувства развеиваются как дым. И брат, которого ненавидел долгие годы, становится любимым братом.
Корнил не верил никому. Он не верил и наушнику-пастуху. Он не верил даже себе, когда думал, что явился в Сельцо ловить разбойника Глеба…
Дело в том, что жили в Сельце две молоденькие вдовушки, с коими Корнил уже полгода как водил близкое знакомство: сначала с одной, потом с другой, а затем и с обеими вместе… А что? Князю можно с девицами баловаться, а ему, десятнику, нельзя? Вот уж нет! Ему-то, десятнику, человеку менее заметному, этим делом заниматься сам Бог велел… А заодно, может, и Глеба поймать.
В эти места Корнил особенно охотно ездил ловить Глеба. И при жизни Аскольда приезжал, и вот теперь нагрянул…
В дом к каждому из Аскольдовых сыновей поставил Корнил по два человека. Двоих расположил на выходе из Сельца, двоих – на входе. Десяток оставил при себе. Переночевать думал Корнил в доме Аскольда.
Дом этот был просторный: в нем с легкостью разместились бы и полсотни человек. Однако ночи уже были теплые, вовсю цвели сады, и дружина устроилась на ночлег во дворе под деревьями.
Десятник отпустил Аскольдовых сыновей, велел позвать тех двух вдовушек. Арина и Феодора скоренько явились на зов. И им сказал Корнил топить баню.
Потом и сам пришел, в предбаннике скинул одежду.
Слышал Корнил разговор вдовушек из-за двери.
Арина сказала:
– Вот еще! Людей бояться не будем. Если спросят, ответим… Будто силой нас к Корнилу привели.
Феодора звонко засмеялась:
– Так тебе и поверят! Всякая мужняя жена знает, что это за сила и где она расположена…
Арина тоже издала короткий смешок:
– А мы еще и сравнить можем!..
Корнил, не стыдясь наготы, ввалился в баню, и клубы пара окутали его. Десятник сел в большой кленовый чан, до половины наполненный теплой водой, и поманил пальцем вдовушек.
Те переглянулись, заулыбались и принялись за дело.
Арина мыла десятнику щелоком голову, а Феодора терла спину. Корнил, прикрыв глаза, сопел от удовольствия.
Вдовушки старались, посмеивались:
– Ты наш господин!
– Мы так ждали тебя!..
– Мы хранили тебе верность…
Корнил, не открывая глаз, поймал чью-то руку. Это была рука Арины.
Десятник сказал:
– Почеши мне грудь…
Она почесала.
Корнил, прикрывая рукой дырку в щеке, велел:
– А теперь – живот…
Быть может, от жара Арина очень раскраснелась. Она хохотнула и опустила руку в воду. Принялась чесать десятнику живот. Корнил потянулся сладко, приоткрыл один глаз:
– Ишь, разрумянилась!.. А теперь ниже…
– Что – ниже? – засмеялась Арина.
– Еще ниже чеши…
– Тут? – Арина замерла на мгновение.
– Тут, тут… – кивнул десятник. – Еще… еще…
Он жмурился от блаженства, потягивался и едва не мурлыкал.
– Дай и я почешу, – ревниво вызвалась Феодора.
– Что ж! И ты почеши, – разрешил Корнил и скользнул уверенной рукой ей под рубаху.
Арина вкрадчивым голосом сказала:
– Если наш господин будет так добр, то мы пожалуем к нему в гости, – и она кивнула на чан.
Десятник хитро засмеялся, открыл глаза и плеснул в Арину водой. Ее промокшая рубаха вмиг прилипла к телу. К стройному телу.
– Хороша! – оценил Корнил. – Пожалуй, господин будет так добр… Но сперва крикните Савелу, чтоб принес еще воды. Как принесет, запритесь. Вот тогда и я почешу…
Арина живо метнулась к двери:
– Савел!..
Дюжий дружинник не заставил себя ждать. Окутанный клубами пара, он казался огромным, как медведь…
Глеб подошел к Сельцу уже затемно. У околицы его окликнули:
– Эй! Ты кто?..
И две тени выросли за воротами.
– Я – Глеб.
– Глеб? – не поверили стражи. – Ты шутишь, малый! Глеб никогда сюда не придет. Тут же, в Сельце, целая дружина!
– И все же я пришел.
Стражи недоуменно посмотрели друг на друга. Один крикнул:
– Стой!
– Стою, – Глеб замер на месте.
Он смутно видел этих воинов; он лучше слышал их голоса. Те тихонько совещались:
– Ты поверишь, чтоб Глеб сам пришел, сам нам в руки дался?
– А вдруг и правда!
– Думаешь, это Глеб?.. А если мы возьмем его?..
– Точно! У князя будем в чести! За стол к себе посадит…
Глеб в темноте нырнул в подворотню…
– Возьмем его, пожалуй, – предложил один страж. – Ужель вдвоем не справимся?
– Возьмем! – согласился другой. – Вдвоем навалимся, скрутим…
Они всмотрелись в темноту:
– Эй, ты где?
Им не было ответа.
– Это безумец какой-то!.. Эй! Отзовись!..
Они огляделись:
– Может, спрятался?
Воины достали мечи, стали настороженно озираться. Для острастки пару раз со свистом рубанули воздух.
Один сказал:
– Нет его – как не было!
Другой вторил:
– Может, действительно не было…
– Привиделось что ли…
Они некоторое время растерянно озирались. Потом один сказал:
– Если бы был кто, взлаяли бы собаки!
– Значит, не был… – успокоился другой.
Они вложили мечи в ножны.
Тем временем Глеб уже подходил к родительскому дому. Он видел дружинников в саду. Те сидели под яблонями возле костра и о чем-то переговаривались. На вертеле поворачивали какую-то дичь.
Глеб прислушался.
Дружинники подсмеивались над Корнилом. Кто-то сказал, что сохнут по Корнилу чужие жены; несмотря на изуродованное лицо, сохнут. У костра дружно засмеялись: чужие жены не по лицу десятника сохнут… Потом сказали еще: женам-блудницам молиться надо на ту половецкую стрелу, что только щеку прострелила Корнилу, а не что-нибудь иное…
Ночной ветерок повеял на Глеба банным духом.
«Откуда мог знать Щелкун? – Глеб пригляделся к тускло светящемуся оконцу бани. – Неужто предвидел?»
Он легко и неслышно перемахнул через забор. Осмотрелся. Десяток людей – у костра. В глубине сада, слышно, постукивают время от времени копытами и фыркают лошади.
Уже не прячась, Глеб через двор прямиком направился к бане. Он знал, что сидящие у костра, ослепленные светом, не увидят его.
Когда Глеб уже был возле самой бани, он услышал, как где-то на краю Сельца взахлеб залаяла собака. И тут же вторила другая, за той – третья… И вот уже лай и хрип неслись отовсюду.
Глеб увидел, что воины у костра насторожились, стали вглядываться в темноту. Испуганно заржали лошади.
Глеб покачал головой и прошептал:
– Все-таки увязался за мной Волк…
И он взялся за ручку двери.
Но дверь открылась сама. Из полумрака бани выглянуло раскрасневшееся потное женское лицо:
– Савел!.. Эй!
– Что? – спросил Глеб.
– Принеси еще воды. Да поживее!
– Да, красавица, – сказал Глеб и шагнул за нею.
Глава 11
Глеб вошел внутрь и сквозь клубы пара увидел десятника, сидящего в чане. Одна вдовица, склонившись к нему, прогнув спину, распаленно постанывая, целовала его в губы. А другая, – та, что только что выскакивала в предбанник, – дергала Корнила за плечо и взволнованно говорила:
– Господин! А, господин!.. Какой-то строптивый Савел у тебя! Я ему сказала про воду, а он не слушает – за мной идет…
Десятник гневно зыркнул на Глеба:
– А вот я ему сейчас!..
Тут обе вдовушки, разглядев на свету вошедшего, в ужасе присели, шарахнулись куда-то в угол. Одна завизжала пронзительно. Другая, чуть не плача, крикнула:
– Какой же Савел!.. Это Глеб!.. Ты кого впустила!..
У Корнила отвисла челюсть. Пытался десятник выскочить из чана, но Глеб могучей ручищей ухватил его за волосы и окунул в воду. Корнил дернулся раз и другой, уперся ногами в дно чана, хотел встать, воздуха глотнуть, но ноги его скользили, срывались. Крепко держал Глеб…
Когда же Корнил стал пузыри пускать, сам вытащил его из воды. Десятник кашлял, красными глазищами таращился на Глеба и наконец выдохнул:
– Ты?..
Держа десятника за темя, Глеб усмехнулся:
– А ты меня не ждал?
Вдовицы взвизгнули в углу:
– Отпусти его! Не-то дружина сбежится – хуже будет!
Глеб только с досадой покосился на них и не удостоил ответа.
Корнил зажал рукой дырку в щеке, произнес хрипло:
– Ты, конечно, убьешь меня…
– Убью, – спокойно кивнул Глеб.
– Ты должен знать, – хрипел от волнения десятник. – Я не хотел убивать Аскольда. Но князь велел… Как ослушаться князя? И этот ублюдок… Святополк… подначивал…
– Не надо было исполнять, что велено, – презрительно бросил Глеб.
– Я не хотел. Ты должен знать. Мы с Аскольдом даже дружны были… в походах… ели из одного котла. Поверь! Я не хотел его убивать…
Глеб крепко держал его за голову:
– И я не хочу убивать тебя, Корнил. Я слышал: ты хороший воин… Но, знаешь, я тоже подневольный человек. Голос крови взывает – велит.
Вдовицы просили:
– Отпусти его, Глеб!
Корнил сказал:
– Уж коли ты непременно убить меня хочешь, так дай хоть смерть принять с оружием в руке и в более пристойном виде, – он повел глазами на тело свое, белым пятном просвечивающее сквозь воду. – Не нагишом!..
Глеб при этих словах покачал головой:
– Нет, Корнил! Убивая Аскольда, ты не предложил ему меч, не дал надеть красивых доспехов. Ты устроил расправу над ним. На нем была простая потная рубаха, и руки его были выпачканы в земле… Но я уверен, что умер он достойно, ибо не в мече и не в наружности дело. А в духе!.. Ты и с оружием в руках умрешь, как блоха. Ты слаб духом.
– Глеб! – взмолился Корнил. – Если хочешь, отсеки мне руку. Любую. Но не убивай…
Глеб поднял секиру.
Вдовицы опять взвизгнули и разрыдались:
– Не убивай, Глеб! Страшно…
Глеб, все еще держа секиру, раздумывал. Потом сказал:
– Оружие, что в моей руке, – для достойных воинов. Мне жаль унижать его твоей кровью, Корнил. Ты умрешь, как блоха, как вошь…
И Глеб огляделся.
Корнил вытаращил глаза, дернулся:
– Что ты хочешь делать? Что ты придумал?..
Глеб убрал секиру за спину и показал вдовушкам на большой медный котел, стоявший на печи:
– В нем что?
– Вода… – обомлев, ответили вдовицы.
– Она кипит?
– Кипит… – кивнули. – Ой, мамочки!..
Глеб велел:
– Опорожните котел в чан.
– Глеб, не делай этого! – взмолился Корнил. – Глеб! Дай воину умереть с мечом…
Вдовицы сидели на полу и размазывали по щекам слезы:
– Отпусти нас, Глеб.
– Опорожните котел, – грозно повторил Глеб.
Женщины ответили:
– Он тяжелый. Мы не поднимем.
Тогда Глеб сам, не отпуская головы десятника, дотянулся до котла другой рукой. Корнил в этот миг еще раз попытался вырваться. Он так рвался и метался в чане, что расплескал из него много воды и сбил себе в кровь локти и колени. Но вырваться десятнику так и не удалось.
Глеб опрокинул на него медный котел с кипятком. Страшным голосом взвыл Корнил, когда кожа его пошла пузырями. Чтобы не слышать этого воя, леденящего кровь, Глеб погрузил десятника в кипяток с головой. И при этом сильно ожег себе руку.
Вдовушек как ветром сдуло. Безумно вереща, они выскочили из бани и, сверкая белыми коленками, кинулись к воротам. Их, конечно, заметили дружинники у костра.
Встревоженно переглянувшись, они направились к бане. Заглянули внутрь:
– Эй, Корнил! Ты что с ними сделал?.. Отчего они так кричат?..
Дружинники увидели, как из облака пара показался какой-то человек с секирой. За собой он что-то волок по полу.
Человек этот сказал:
– Больше нет Корнила, не зовите.
И швырнул к их ногам тело, на которое страшно было смотреть.
Воины отступили на шаг.
– Смотрите, что он с ним сделал!
– Он сварил его!..
Они пригляделись к стоящему в проеме двери человеку. Кто-то сказал:
– Это Глеб, похоже…
Дружинники сразу схватились за мечи:
– Ты не уйдешь отсюда, Глеб! И даже не доживешь до плахи. Мы поквитаемся с тобой здесь.
Глеб на это сказал:
– Вам-то зачем влезать в это дело?
– За Корнила-десятника все Сельцо разорим. Тебя и братьев твоих на одну рогожу положим, а головы ваши – на другую…
Глеб насмешливо покачал головой:
– Я и не знал, что у воинов бывает рот без запора.
Старые воины рассвирепели:
– Он еще издевается над нами – этот дерзкий юнец!
И бросились на Глеба, стараясь поразить его мечами. Но Глеб отбил их удары стальной секирой. Воины кинулись на него второй раз. Но опять он с легкостью отразил удары мечей. Дружинникам, столпившимся на маленьком пятачке, нелегко было взять Глеба, стоящего в проеме двери, защищенного с трех сторон крепкими стенами.
Они оставили свои попытки. Стояли, тяжело дышали, смотрели на Глеба зло.
Кто-то придумал:
– Эй, тащите луки! Мы пристрелим его!.. И копья несите. Против копий будет бессильна его секира.
Двое воинов побежали в дом.
Однако у них на пути внезапно выросли две тени. Одна из них была явно тенью волка. И послышалось рычание волка. Дружинники неуверенно замахнулись мечами.
А Щелкун сказал из темноты:
– Как придут лесные братья, вот кровищи-то будет!..
Воины так и стояли с поднятым оружием.
Тут отозвался Глеб:
– И то верно! Зачем проливать понапрасну кровь?
– Как же понапрасну? – вступили в переговоры княжьи люди. – Разве не должны мы отмстить за десятника?
Глеб сказал:
– Он получил по заслугам. И вы это знаете не хуже меня!.. Вот вы, старые воины, – кивнул Глеб. – Ужель вы не помните Аскольда? Или вы не согласны, что он достоин отмщения?
Ему ответили:
– Мы хорошо помним Аскольда. Тебя еще не было на свете, а мы уж ходили вместе в походы. И мы, конечно, согласны: достоин отмщения славный воин Аскольд. Но ведь всякому отмщению есть предел!.. Ты убил на днях десятерых. А Корнил – одиннадцатый. Не пора ли остановиться?
Глеб покачал головой:
– Дух Аскольда еще не обрел покоя.
Воины поразились:
– Ты хочешь сказать, что и молодому князю будешь мстить?
– А чем он лучше этого десятника? – указал на труп Глеб. – Он разве сделан из другого мяса? И разве кости его белее?
– Он сын Владимира.
– Что ж из того! Каждый из нас чей-то сын.
Воины опустили мечи:
– Хорошо! В память старого Аскольда мы отпустим тебя на этот раз. Но больше нам не попадайся.
Глеб засмеялся:
– Одному человеку попался камушек в хлебе. Человек об этот камушек едва зубы не обломал. Потом выплюнул… Так и вы!
Воины ничего не ответили. Смотрели на Глеба хмуро. И они не двинулись с места, когда Глеб прошел среди них. Они вздрогнули только, когда, сверкнув очень белыми зубами, зарычал Волк. Воины подивились: как этот человек был похож на волка!..
Пройдя в глубь сада, Глеб, Волк и Щелкун перемахнули через высокий плетень, и больше их не видели.
Тогда воины посмотрели на тело Корнила, распростертое у их ног. Кто-то сказал:
– Уму непостижимо! Этот человек, десятник, – всю жизнь совершал подвиги, а умер, как вошь…
