Текст книги "Рейс"

Автор книги: Сергей Лойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Несіть його в будинок.

Коровы затихли, успокоились, и беглецы провели свой военный совет. Известие о гибели Саши и Мачека просто добило Дронова. Он сам хотел бы сейчас умереть, и каждое слово давалось генералу с трудом. Поэтому, когда он спросил, кто они такие и как попали сюда, а Петя ответил за двоих: «Долго объяснять, дядя», – генерал не стал вдаваться в подробности. Нужно было сначала выбраться, а потом уже разбираться. Бандиты поняли, что перед ними большой начальник, возможно генерал. Генерал убедился, что перед ним – свои. От телефонов, что у Дронова, что у Михальчика, толку не было – вне зоны покрытия. Скорее всего, русские, продвигаясь в глубь территории, глушили украинскую мобильную связь.

План дальнейших действий Дронов с Михальчиком обсуждали уже на английском. Бандиты внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова или, скорее, понять хоть одно. Идея была проста – пробиваться к Волновахе по пересеченной местности. Главным на повестке стоял вопрос транспорта. Можно было добыть гражданскую машину в Успенке, но как проехать больше шестидесяти километров, не минуя позиции и блокпосты сепаратистов? На этот вопрос Дронов ответить не мог. Русское наступление вообще спутало все карты. Новый приступ боли был таким сильным, что генерал опять отключился.

Андрий выдал бандитам по автомату. Теперь все были вооружены. В разгрузке у Эндрю было четыре снаряженных магазина. У двух украинских «патриотов» не было ни одного запасного. Еще в их арсенале было четыре «мухи», пулемет с одним магазином, два пистолета ПБ, шесть гранат Ф-1, «Глок» и ПМ. На пять минут боя, подумал Андрий. Травма спины у генерала была более чем серьезная. Дронов вообще не чувствовал ничего ниже пояса. Да и тело Мачека нужно было вывозить к своим. Саша сгорел в вертолете. С самого начала это была миссия камикадзе. Андрий не мог понять, как он на это согласился. Он мог и не соглашаться, но… тогда Дронов улетел бы один. Да и какой смысл сейчас об этом рассуждать? Оставалось только идти в Успенку, найти любую машину и пробиваться с боем – другого не дано.

Андрий поднялся, жестами показал бандитам, что уходит.

– You, guys, stay here and take care of the general until I return, – сказал он, тщательно выговаривая каждое слово. – Ok?61

– Yes, yes! – друзья с понимающим видом закивали головами, сами удивляясь пробившемуся вдруг у них разговорному английскому. – О’кей, о’кей, о’кей!

– Дивіться за генералом, – повторил Андрий, сам удивившись проснувшемуся у него дару к родному языку. – Я скоро повернуся.

Петя и Паша переглянулись, не веря себе, что они, оказывается, теперь и по-американски все понимают.

Андрий пододвинул ПКМ ногой поближе к Павлу, вышел на улицу и отправился в Успенку. На окраине села он наткнулся на два зеленых «уазика» с георгиевскими ленточками на антеннах…

– Fuck you, motherfuckers62, – капитан Корпуса морской пехоты США Эндрю Михал, потомок офицера Третьего арканзасского пехотного полка Техасской бригады и Тараса Бульбы в исполнении Юла Бриннера, поднял автомат и принял свой последний и решительный бой на окраине Успенки, его украинского Геттисберга.

Петя, Паша и очнувшийся генерал слышали стрельбу со стороны села. Затем взрыв гранаты. Через несколько секунд все стихло.

Глава девятнадцатая 

«ГЕРОЯМ СЛАВА»

Успенка. Донецкая область. Август

– Ребята, бросьте меня, – проговорил Дронов, оглядев обоих украинцев в американской форме. – Бегите отсюда. Я сам здесь разберусь.

Васенька, скорее всего, погиб. Дронов-старший его не спас. Всех троих его боевых друзей убили из-за него. И сам он не жилец со сломанной спиной. Дронов попытался расстегнуть кобуру, но пальцы не слушались.

Петр вколол ему очередную дозу обезболивающего. Генерал затих.

– Ну что, линяем, Петя? – неуверенно произнес Паша. – Генерал наш, по ходу, не жилец…

Петр молчал. Он вдруг остро, до мурашек, почувствовал… не то что жалость к генералу, приступ патриотизма или, там, чего-то в этом роде. Он сам не мог объяснить… Последний раз что-то похожее накатило на него на зоне, когда дома, в Украине, умер отец, а его не отпустили на похороны. Паша посмотрел другу в лицо и увидел на его грязной от пыли щеки влажную дорожку.

– Понял, – сказал он. – Остаемся. Воры своих не бросают.

– Какой он тебе, на х…й, свой? – словно опомнившись, рассмеялся, шмыгнув носом, Петя. – Где он и где мы, чувырло?

– Мы-то, по ходу, еще живы, – неуверенно буркнул Паша и пошел к двери «срисовать поляну».

* * *

Вторая колонна ДШБ, усиленная еще одной танковой ротой, остановилась, поравнявшись с догорающими остатками первой. Замыкали колонну четыре грузовика с десантом. Получив подробный доклад о разгроме, командование приказало отправить тридцать шесть раненых и тела двадцати восьми убитых, включая майора Гарифуллина, на двух «Уралах» в сопровождении БТРа в Ростов. Ехавшие в грузовиках десантники пересели на броню.

Батальону было приказано временно расположиться в Успенке и ждать дальнейших указаний. Те, кто планировал операцию, не ожидали, что погода вдруг испортится и налетит «Смерч». Тактическая обстановка на украинском фронте срочно требовала корректировки и новых вводных.

На шоссе остались дымящиеся остовы сожженной техники. Остатки двух колонн прогромыхали мимо коровника в сторону Успенки.

«Все, я больше не могу, – подумал лейтенант Андрей Харитонов, командир танка Т-72 номер 624, на котором первые две цифры башенного номера были аккуратно закрашены белой краской. – Обосрусь сейчас, честное слово!»

Он приказал мехводу остановить машину возле коровника. Если не считать обстрела, это была уже вторая вынужденная остановка за последние несколько часов по той же причине – у всего экипажа понос, словно отравились чем-то. А ведь ничего, кроме как за завтраком у Семеныча, не пили и не ели. О чае с «травками» не вспоминали.

«Нет повести печальнее на свете…» – вспомнил лейтенант какой-то недавний смешной анекдот, но подходящая случаю рифма не складывалась. Нужно было вылетать пробкой из танка, одновременно расстегивая и спуская штаны.

Выбравшись со скоростью звука из танка, экипаж едва добежал до стены коровника, где уселся в рядок орлами. Двигатель не выключали.

– Сидіти, хлопці! – Паша со стороны выглядел, как партизан из старого советского кино вроде «Смелые люди», который застал фашистов в интересном положении. – Відповідаємо на запитання, пацани.

Пацаны не знали, что делать. Продолжать сидеть? Или с голой жопой бросаться на двух вооруженных громил? Все трое, не сговариваясь, выбрали первое.

– Скільки пального? – спросил Петро. – Надовго вистачить?

– Полный бак почти, – ответил командир. – Можно штаны надеть?

– Не варто, – отрезал Петя, дав короткую очередь у того над головой из АКСУ. – А то розмови не вийде. На скільки кілóметрів вистачить?

– До Киева не доедете, – ответил лейтенант. Тон у него получился обиженным. В такой позе не до геройства.

– А до Волновахи?

– Хватит с головой. Дотуда шестьдесят кэмэ, а у нас… то есть у вас… на двести хватит.

– Пашо, братан, ти ж танкістом був, водієм? – спросил Петро.

– Так точно.

– Прокатишь?

– Нет базара, брат.

Бандиты разрешили танкистам встать, забрали у них телефоны, а у лейтенанта прихватили еще и пистолет Стечкина.

– Що у вас у танку? – спросил Петр лейтенанта, жестом приглашая того подняться.

– Боекомплект – тридцать семь артиллерийских выстрелов, – отрапортовал лейтенант, застегивая штаны. – ПКТ. К нему две тыщи патронов. Пулемет НСВТ башенный. К нему триста патронов. Ну, еще автоматы АКМС и СПШ и Ф-1. А Стечкина вы у меня забрали.

Петр переглянулся с Павлом. Тот утвердительно кивнул.

– А що це з вами з усіма? – спросил Петя. – Від обстрілу?

– Сами не знаем, – ответил лейтенант. – Может, обстрел. Может, съели чего. Весь день всех крутит. В других экипажах такая же херня.

– До речі, про з’їсти, – оживился Паша. – Щось маєте?

– Полмашины сухпая, – вступил в разговор наводчик, успокоившись, что их, похоже, не будут убивать.

– Да, и телефоны вы у нас забрали, – спохватился лейтенант. – Здесь все равно глушилки работают, не прозвонишься, а у меня там жены телефон, мамы.

Посоветовавшись, бандиты отдали лейтенанту его телефон. Два других оставили себе.

– Яке у вас завдання? – органично входя в роль «кума», спросил Петя.

– Тактическая была выйти сегодня к Бойковскому, завтра на рубеж Волноваха – Краматорск. Но вот теперь новая вводная – ждать приказа в Успенке. Да, вот еще что, – вспомнил лейтенант, – у нас при артобстреле башню заклинило. Так, что вряд ли стрелять из пушки сможете и из ПКТ тоже. Он с пушкой спаренный.

Действительно, Паша с Петей сразу не сообразили, что башня танка была повернута на сто восемьдесят градусов назад.

– Зрозуміло, – закончил разговор Петя. – Ну, ми рушатимемо, поки ваші не повернулися. Допоможіть лише пораненого до танка затягти.

Танкисты с готовностью вынесли из коровника генерала и с трудом опустили его в люк наводчика справа от башни. Пришлось броник снимать, чтобы поместился. На генералов лючок не рассчитан. От переноски Дронов в сознание не пришел. Тело Мачека привязали к раме за башней. Танкисты показали, где проволока лежит. Павел тоже едва втиснулся в люк мехвода внизу. Напоследок лейтенант объяснил Пете c Пашей, как доехать до Волновахи:

– По шоссе прямо до Бойковского, а там по указателям найдете, не промахнетесь.

Когда бандиты с генералом отъезжали, экипаж приветливо махал им вслед, как старым друзьям. Ну, подумаешь, танк у них угнали. Зато живы остались.

Краматорск. Донецкая область. Август

Президент Степаненко со свитой из генералов на четырех вертолетах и с группой прикрытия из восьми «Ми-24» прилетел из Киева в штаб АТО в Краматорск. Информация была противоречивая. Сначала было доложено, что Дронов исчез, потом – что его похитили. Затем Дронов объявился на границе, сообщил о российском вторжении, дал точные координаты, скорость и маршрут движения головной колонны русских и с тех пор на связь не выходил.

В новеньком пустынном камуфляже и с воспаленными от бессонницы красными глазами, президент временно принял командование АТО на себя. Пытался связаться со своим российским коллегой по прямому проводу. Не получилось. Ответили, что Вадим Вадимович «отдыхает» и когда освободится, перезвонит.

Министры обороны и иностранных дел двух стран, в отличие от президентов, связались друг с другом и обсудили ситуацию. Российские коллеги утверждали, что понятия не имеют ни о каком «вторжении», и попросили «не нагнетать», добавив, что за действия «ополченцев ДНР» не отвечают.

– Мы принципиально не ввязываемся в гражданскую войну на Украине, – отметил ледяным тоном российский министр иностранных дел Ковров. – Это внутреннее дело Украины, суверенитет которой мы всесторонне уважаем.

– Во-первых, не «на Украине», а «в Украине». А во-вторых... – украинский министр крепко выругался по-русски и бросил трубку.

– Дебилы, б...дь, – озабоченно повторил свою любимую мантру Ковров и передал трубку помощнику.

Представитель Украины в ООН уже потребовал срочного созыва Совета Безопасности. Сайты новостных агентств и газет уже пестрели фронтовыми сводками.

Президенту Степаненко было доложено, что после ракетного обстрела передовых формирований противника в районе Успенки продвижение врага приостановлено. Две украинские танковые дивизии уже выдвигались на линию главного удара. Авиация приведена в полную боевую готовность. В стране объявлено военное положение и начата мобилизация всех мужчин от восемнадцати до сорока пяти лет.

В 16.00 президенту доложили, что передовой отряд противника все-таки прорвался к Волновахе, на окраине которой несколько минут назад был замечен первый российский танк, и посоветовали Верховному главнокомандующему возвращаться в Киев. Президент отказался.

– Тут і зараз вирішується доля України! – ответил он под камеры во время прямого включения по всем телевизионным каналам страны. – Я залишаюся на бойовому посту.

Волноваха. Донецкая область. Август

Бандитский экипаж на русском танке во главе с не приходящим в сознание украинским генералом Дроновым между тем миновал несколько населенных пунктов, напугав до смерти прохожих и редких автомобилистов, и без особых помех приблизился к Волновахе. По пути Паша раздавил шесть блокпостов сепаратистов, а Петя обстрелял из башенного пулемета две машины, пустившиеся было в погоню. К этому времени информация о прорвавшемся передовом танке противника уже была доведена до украинских артиллеристов.

На пересечении улиц Центральной и Юбилейной снаряд, пущенный прямой наводкой из гаубицы, просвистел в сантиметрах от башни и угодил в здание Русского драмтеатра имени Фадеева, в котором, к счастью, никого не было. В театре был выходной. Пропустив старуху с козой, Павел свернул в ближайший двор, раздавив доминошный стол и опрокинув железную горку на детской площадке. Остановил танк, выключил двигатель, вылез, поднялся к башне и прокричал на ухо Петру:

– Кажется, дальше ехать нет смысла. Нас срисовали. Мы ж на русском танке!

– У нас же пушка назад, – неуверенно возразил Петя.

– У саранчи тоже коленки назад.

– Ты прав, – согласился Петя. – Как, б...дь, я об этом забыл!

– Ты про пушку?

– Нет, про кузнечиков, б...дь!

У Павла, однако, созрел план.

Взяв у Пети один из русских телефонов, он позвонил куму в Одессу. Кум работал в налоговой инспекции. Петя мог слышать только то, что кричал в трубку Паша.

– Юрчик, це я, Павло! Та з якої, на хер, Москви?! Ну і що, що номер ростовський?! Я зараз у Волновасі! У Вол-но-ва-сi, б...дь! Слухай, я не знаю, скільки на номері грошей. Якщо номер вимкнеться, подзвони Ніні в Москву, попроси її терміново, б...дь, дуже терміново покласти на номер гроші! Якщо вимкнеться й не включиться, мені п…дець, Юрчик!.. П…дець!

Через пару минут номер выключился. Еще через десять – Нина положила на него деньги. Паша снова набрал кума. Объяснил ему, как мог, ситуацию. Тот связался с братом жены, начальником аппарата Одесской обладминистрации, тот – с ветераном-афганцем, кавалером ордена Красного Знамени и бизнесменом Борей Барабашем, тот – с президентом спортивного канала Витей Самойловым, тот – с бывшим чемпионом мира по боксу, а ныне мэром Киева, а тот... В общем, через двадцать две минуты им перезвонили из штаба АТО. Ни Павел, ни вырвавший у него трубку Петя, ни звонивший министр обороны, ни его заместитель, переходя с русского на украинский, на мат и обратно, никак толком не могли понять друг друга, пока Дронов, для которого Паша предусмотрительно открыл люк, чтобы тот окончательно не задохнулся, не пришел в себя и не взял трубку.

Через несколько секунд генерал говорил с Верховным.

Москва. Август

«...Пока киевская хунта, развязавшая войну на Донбассе против собственного народа, обвиняет нас во всех смертных грехах, ее президент-узурпатор награждает нацистских палачей орденами за массовые убийства мирных жителей», – закончила свой гневный комментарий Мария Комарова, официальный представитель МИД России.

На этом месте репортаж «России-24» плавно перетек в Штаб АТО в Краматорске, где президент Степаненко награждал именным оружием двух отличившихся патриотов. Видеосюжет был заимствован у Пятого канала украинского телевидения. Специальный корреспондент «России-24» в Киеве Андрей Кленов, однако, сопроводил видео собственным комментарием: «Военные преступники, матерые, объявленные в розыск уголовники Петр Гарькавый и Павел Лысовик из организации “Правый сектор”, запрещенной в Российской Федерации, обвиняются российской военной прокуратурой в массовых убийствах мирных жителей города Счастье Донецкой области во время этнической чистки населенного пункта после вероломного захвата его нацистскими карателями из “Правого сектора”».

Комментарий продолжался в том же духе. А камера крупным планом давала лица застенчиво улыбающихся Петра и Павла в офицерской, с иголочки, форме с двумя сверкающими вороненой сталью самозарядными пистолетами, разработанными в свое время Карло Береттой.

Боксер и Айртон продолжали улыбаться в камеру, но в головах у них уже беспокойно крутились мысли о том, как жить дальше. Как ни крути, обратного пути в Россию больше нет. Прощай, Москва, прощайте, Книжник с братвой. Родина приняла Петра и Павла и сделала их героями. Отсюда и надо теперь плясать. Только пока не понятно, в какую сторону...

– Твою мать! – Книжник запустил в настенный экран пустым бокалом и промахнулся.

Налил себе ледяного виски в другой бокал и запил горсть таблеток, уложенных стопочками на столе, и к месту вспомнил строки из любимого Галича: «Я гляжу на экран, как на рвотное». Затем включил компьютер и на украинских сайтах мгновенно отыскал научно-фантастическую историю о том, как спецназовцы Гарькавый и Лысовик, отличившиеся в свое время в Ираке, Афганистане и Косове, в ходе секретной миссии угнали российский танк последней модели и добыли информацию, благодаря которой удалось предотвратить наступление российских войск на востоке Донецкой области. Руководил операцией лично командующий АТО генерал-майор Степан Дронов. За успешно проведенную операцию Дронов представлен к высшей государственной награде – званию Героя Украины. Также к званию Героя Украины были представлены украинские спецназовцы Андрий Михальчик, Александр Поплавский и Мачек Голота. Посмертно. Двое других отличившихся спецназовцев Гарькавый и Лысовик награждены именным оружием. В ходе операции генерал Дронов получил тяжелые ранения и срочно отправлен в одну из лучших американских клиник. В конце сюжета было также сказано, что сын Дронова, лейтенант пограничных войск Василий Дронов, был тяжело ранен в результате бандитского нападения на заставу Успенка. По последним сведениям, раненый герой, «попавший в лапы захватчиков», в настоящее время находится в военном госпитале Ростова-на-Дону, и уже идут переговоры о его возвращении в Украину. Далее следовали сводки о боевых действиях и потерях с обеих сторон вооруженного конфликта.

Ни в одном из репортажей, конечно, ничего не говорилось о том, что Айртона с Боксером поначалу тоже было представили к званию Героя, но СБУ в кратчайший срок успела сделать домашнюю работу и героев «пробить». За полчаса до награждения президенту было доложено о деликатных обстоятельствах дела.

– Чи винні були хлопці, чи ні, та згідно з вашою доповіддю однаково виходить, що строки свої вони відсиділи й на волю вийшли із чистою совістю, – заметил помощнику президент. – А те, що вони до останнього часу займалися у Росії продажем питної води, так це не злочин. Вони вчинили як справжні патріоти. Перейшли лінію фронту, урятували життя Дронову. Угнали російський танк – прямий доказ агресії.

– Російська пропаганда скористається моментом і викладе весь їхній підспідок, – предупредил помощник.

– І нехай! – заключил президент. – Хто їм тепер повірить? Після всього.

Однако со званием Героя решили повременить до следующих подвигов, а оружием именным – наградить, что и было сделано. Помощник оказался прав. Кремль отмалчиваться по этому поводу не стал.

В сетях, на чатах и форумах украинские активисты весь последующий день умирали со смеху над нелепым враньем российской пропаганды о том, что оба отличившихся в блестящей операции спецназовца были известными российскими уголовниками.

«Не реготав так із тих пір, як вони зробили з Архенюка головоріза на чеченській війні», – написал на своей страничке в Фейсбуке один популярный киевский блогер.

Книжник тоже долго не мог уснуть в эту ночь. Только ему было не до смеха. Ни лекарства, ни виски не помогали.

– Ну почему, почему никому никогда нельзя доверять?! – ворочаясь с боку на бок, бормотал. – Даже собственному сыну! Даже самым отмороженным и самым преданным козлам!

* * *

После часа кряхтений и вздохов на смятых простынях Евгений Тимофеевич, наконец, задремал. По мудрому зэковскому поверью, спящий заключенный... свободен. Да, да! Ведь это не какой-нибудь зэка Симонов, номер С-412, статья 102-я, часть третья, улыбаясь детской улыбкой, спит на сплющенной и вонючей подушке. Это его исколотое татуировками и подточенное циррозом дряблое тело. Сам Женя Симонов сейчас на свободе – жмурясь на летнем солнышке, пьет он пенное пивко в парке Горького и пытается познакомиться со студенткой из Твери, и все-то у него отлично. И вся камера это знает – без нужды не шумят, и вот даже пахан неодобрительно смотрит на нерасторопного шныря, уронившего алюминиевую кружку: дайте человеку побыть на свободе, суки. И вскрикнет бедный зэк, проснувшись, и навалится на него горькая реальность, но вспомнит сон и… улыбнется щербатым ртом.

В компании со сном к Книжнику пришли воспоминания. Мозг, скинув половину каждодневных забот, очистился и стал ярко и в цвете вытаскивать из завалов памяти дела и делишки прошлых лет, которые он обстряпывал сам, не нуждаясь в услугах дебилов с мозгом размером в пулю калибра 9,2 мм.

Все самое главное в жизни он сделал сам. И первые деньги, не рубли и копейки, а Деньги с большой буквы, он добыл сам. Не последнее дело для Вора, как бы презрительно ни трактовали их старые традиции.

Память подхватила его и унесла в далекие 70-е, в Ивдельскую колонию ИК-62. В памяти навсегда запечатлелся розовощекий плотный грузин, пришедший этапом отбывать срок за хищение госсобственности. Грузина звали Геннадий Ганелия, и недавно коронованный Книжник поджидал его с нетерпением. Еще три недели назад получил он маляву о том, что этапом из Москвы идет «сладенький», с которого кормилась чуть не вся Бутырка – и воры и «кумовья».

Судя по тому, что на новоприбывшем были теплые шерстяные носки, а из-под робы выглядывал кашемировый свитер телесного цвета (чтоб не бесить охрану), – на этапе он тоже особого горя не знал. Цеховик, фарцовщик, расхититель – в зоне всегда праздник. Да и любой другой, оставивший на воле хорошую «жировую прослойку», – радость в бараке. Вокруг такого несчастного сразу вскипает бурная коммерческая деятельность – определяются состав и частота посылок, организуются передачи денег родственниками «сладенького» в общак на воле и многое другое. Если этот процесс происходит стихийно или в лагере по какой-то причине отсутствует смотрящий – бедолагу просто рвут на части.

Но в этом случае повезло обоим – Гена оказался щедрым, но духовитым, а Книжник к тому времени уверенно держал зону. Он сразу понял, что чрезмерный прессинг может только навредить – была опасность серьезных конфликтов с грузинскими ворами, которых всегда было непропорционально много и которые присматривали за соплеменниками, заступались за них. Книжник выбрал единственно верную тактику – он приблизил к себе расхитителя госсобственности и отправил маляву в Москву, чтобы братва разузнала побольше о том, кто такой этот залетный и чем он дышал на воле.

У Книжника уже тогда была репутация вора мозговитого, который книжки читать не брезгует. Поэтому никто не удивился, когда Женя начал брать уроки грузинского языка у Ганелия.

В обмен на приличный взнос в общак Ганелия был продвинут в хлеборезы, шестерки его не трогали, посылки для братвы приходили регулярно, срок катился ровненько, и уже неспешно собирались документы на УДО, как вдруг с воли залетает письмо-бомба. Верный человек сообщил Книжнику, что его новому опекаемому судом вменялось хищение неслыханной по тем временам суммы – двести двадцать четыре тысячи рублей, из коих родному государству осужденный не вернул ни копейки.

Огромные дома Ганелия в Зугдиди и Сочи были конфискованы, хотя адвокаты доказывали, что они были построены еще дедушкой подсудимого со стороны жены. Судьба же наличных денег следствием и судом так и не была установлена. У зэка свои методы ведения следствия, и зачастую они куда более эффективны, чем у следаков.

– Слушай внимательно, не блажи и не перебивай, – однажды Книжник вызвал Ганелия на разговор. – Ты был в руках государства и смог деньги удержать. Молодец. Но теперь ты в руках воров, а это совсем другая песня. Надо поделиться, Гена. Можно на худой конец в ювелирке. Тс-с-с-с... Я ведь попросил не перебивать. Про то, что денег нет, мы с тобой говорить не будем, – мне это как-то даже не к лицу будет: я не опер и не прокурор. Думай до завтра. Если не договорились – в понедельник у тебя будет первое нарушение режима и можешь забыть об УДО, в среду вместо кухни пойдешь в промзону, а в пятницу... Про пятницу пока не будем. И да – больше уроков грузинского у нас с тобой пока не будет. Думай, зэка Ганелия.

Вечером воскресенья Гена пришел в занавешенный угол барака, как теперь бы назвали – офис Книжника, постучал в деревяшку нар, поднял войлок и зашел внутрь…

Что ж, вроде бы все устаканилось и правильно срослось. Восемьдесят косарей наличными в сто– и двадцатипятирублевых купюрах были закопаны на один метр в могилу Зураба Ганелия (1899–1975) на городском кладбище Зугдиди. Больше, заявил Гена, у него нет ни гроша.

Теперь Книжнику следовало принять целый ряд непростых решений – посылать ли людей в Зугдиди или ждать конца своего срока? Если посылать – кидать ли эти деньги в общак или придержать? И самое главное – что делать с грузином? Совершенно очевидно, что если следствие доказало двести двадцать четыре тысячи, то реально украдено в четыре-пять раз больше. Значит, надо прессовать дальше.

Прессовать Ганелия по-настоящему почему-то не хотелось. Мысль об общаке пришлось оставить: о вливании такой суммы сразу узнает клан грузинских «воров в законе», определят источник, и будет нежелательная свара – «славяне нашего раздели» и прочее. В итоге Женя переправил в столицу подробные инструкции, и в Зугдиди уехал Семен Дурак, преданный охранник и дальний родственник. Дураком его прозвали за отсутствие страха и сильное заикание.

Под шестью плитами, плотно втиснутыми в обрамление черного камня, был песок. Из песка Семен выкопал три коробки белой пластмассы размером с шахматную доску. Две коробки были замотаны по шву синей изолентой, а одна просто закрыта. Во все три проникла влага, но купюры оставались годны. В открытой оказалось двадцать шесть тысяч, а в замотанных – по тридцать.

Невообразимые деньги. Книжник потерял сон. Он понимал, что разрулить эту историю нужно очень деликатно: Ганелия провел уже прилично времени в лагере, пообтерся и приобрел даже подобие авторитета, особенно среди кавказцев – ломать его сейчас будет непросто. В то же время очевидно, что бабла у него «немеряно», что могила отца была чем-то вроде кошелька для непредвиденных расходов и что главные бабки… Где-то рядом? Или нет?

Книжник возобновил уроки грузинского, и хотя прежних отношений уже не было, вору-психологу важно было общение. Он уже неплохо натаскался в разговорном грузинском, но продолжал практиковаться вокруг простых тем: «мама – папа – семья». Подолгу он рассказывал о своей вымышленной семье, заставляя Гену поправлять его и незаметно расспрашивая его по-грузински о его собственной семье. Так он постепенно узнал, что старший Ганелия был директором заготконторы в городе Гегечкори и переехал в Зугдиди после того, как склад и бухгалтерия очень удачно сгорели дотла вместе со всей отчетностью.

– А мама?

Оказалось, что она умерла от рака еще в конце 60-х.

«Если мать похоронена в Гегечкори – отчего было не спрятать деньги в ее могиле, раз уж у Гены такая страсть к могилам предков?» – резонно размышлял Книжник, который с логикой, в отличие от закона, дружил. Постепенно Женя пришел к убеждению, что основные деньги именно там – на кладбище неизвестного ему городка Гегечкори в Грузинской ССР.

По весне Книжник откинулся. К удивлению братвы, в Москве он не объявился – сказал, что хочет оттянуться в Сочи, куда вызвал Семена на машине. Могилу Семен нашел сразу – она копией повторяла памятник в Зугдиди. Было видно, что архитектурный ансамбль памятника относительно недавно подвергся реконструкции, и это дало Книжнику надежду – именно при переделке можно хорошо запрятать клад. Уже через час Семен наткнулся совком на металлическую цепь. Копать вдоль нее пришлось довольно долго. Другой конец цепи был приварен к внушительных размеров алюминиевому двуручному бидону с крышкой на защелках. Бидон еле дотащили до машины, Книжник сел за руль и глубоко задумался, а набожный Семен побежал приводить в порядок могилу. Светало…

– Деда! Деда! Ты чего так долго спишь? – Леночка вскарабкалась на постель и ладошкой водила по его щетине на щеке, как по щетке.

Старик очнулся, помолчал, собрался с мыслями и вздохнул.

– Да так, егоза… вспомнил кой-чего. Собери-ка мне вот лучше эти бумаги с пола.

За завтраком, состоявшим из овсяной каши, двух яиц вкрутую и полбокала «Роберта Бернса» с таблетками, Евгений Тимофеевич пересилил себя и не стал включать телевизор. Он бы не удивился, увидев по ящику мусора Алехина в генеральской форме, обвешанного георгиевскими ленточками, как рекламный «Бентли» в «Крокус Сити».