Текст книги "Ефрейтор Икс"

Автор книги: Сергей Лексутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)

– Работать везде надо…

– Правильно! Но надо ли делать дурную работу? Дурную не только потому, что ее уже кто-то сделал, но и потому, что при этом бессмысленно уничтожаются животные? А цель-то одна: научные степени, звания, должности, и деньги, деньги, повышение окладов, и все за счет бедной матушки природы… И при этом демагогия, что, мол, все делается для нее же, природы… Лицемерие! Финансируются только те исследования, которые обещают экономический эффект, а те, которые предупреждают об уроне природе – не финансируются. Одно слово – оползень… – похоже, профессор основательно зациклился на этом понятии. Он натянул на голову капюшон, сказал спокойнее: – Давай спать. Наломались сегодня…

Пришли аспиранты, повозились, шурша травой. Наконец угомонились. Олег, приткнувшись рядом с Павлом, проговорил лицемерно:

– Хорошо с тобой. Тепло излучаешь, как печка, да и другой аспект есть; пока такую тушу медведь жрать будет, на меня уж и аппетита не останется.

Павел буркнул:

– Нет тут медведей… – и постарался заснуть.

Утром, как ни странно, на закидушки попалось шесть штук налимов. Пока они жарились, Павел сбегал на приречную террасу, накопал Марьина корня. И у них получился роскошный завтрак. Потом они столкнули плот в воду и с комфортом поплыли вниз по течению. Они старались не думать, что ниже по течению их ждал другой перекат, который они благополучно миновали на пути сюда.

В полдень они пристали к берегу. Павел в два счета заколол трех крупных налимов. Потом он пошел драть кору для туеска и наткнулся на целую поляну, заросшую борщевиком. Он позвал товарищей, и после налимов получился великолепный десерт. За полчаса они срезали и съели все цветоносы. Оставили только парочку, на развод.

Потом плыли дальше. Батышев сидел на корме, спустив ноги в воду, и неподвижным взглядом смотрел в никуда. О чем он думал, какие видения проплывали в его мозгу, Павел и представить не мог. Олег лежал ничком на носу плота и смотрел в воду. Михаил забрасывал удочку то с одного края плота, то с другого. От того, что он то и дело переходил с одного края на другой, плот кренился, профессор вздрагивал, но неотвязную думу свою оставить не мог.

Павел сидел посередине плота, на перекладине, и шил из бересты туес. От съеденного борщевика его мучила икота и пахучая, резкая отрыжка.

Мишка положил, наконец, удочку, раздраженно проворчал:

– Похоже, в этой речке окончательно все передохло…

– А что ты ел за обедом? – резонно возразил Павел.

Он закончил туес, поглядел его на солнце, и искательно предложил:

– Арнольд Осипович, а не причалить ли нам к берегу? Ушицы сварим…

– И как ты в этой берестянке собрался уху варить? – ласково спросил Михаил. – Она же пыхнет, как порох…

– У тебя, похоже, по физике двойка была?.. – подал голос Олег.

– Пока не будем причаливать… – раздумчиво проговорил профессор. – Надо бы дотянуть сегодня до переката…

До переката они дотянули, но причалить к берегу вовремя не сумели. Их затянуло в быструю струю. Шесты оказались коротковаты, да и жидковаты. Лень было потолще ножами вырезать…

Стоя на коленях на краю плота, и стараясь шестом достать дно, Михаил с притворным испугом крикнул, обернувшись к Олегу:

– Только, ради Бога, Олеженька, когда нас разобьет, не вздумай опять куда-нибудь заплыть!..

Он как в воду глядел. Они отчаянно выгребали шестами, стараясь удержаться на стрежне, но неуклюжее сооружение не слушалось. Плот соскользнул с водяного горба и слегка зацепился за камень. Бревна мгновенно разнесло по всему перекату.

Перекат этот не был опасен. Если бы плот у них был покрепче, они бы его миновали благополучно. Им удалось увернуться от всех камней. Оказавшись в спокойной воде плеса, они не спеша поплыли к берегу. Только сейчас Павел заметил, что профессор еле-еле держится на воде. Но, тем не менее, он ругался черными словами, судорожно загребая руками воду. Подобного изощренного мата Павлу еще не доводилось слышать. Тем более невероятно было слышать это из уст профессора ботаники.

Когда подплыли к берегу, на ноги профессор встать не смог. Он дополз до уреза воды, и только тогда Павел решился ему помочь. До сих пор его удерживала робость перед профессором, та особая почтительность, которую тот внушил ему с самого начала. И эта беспомощность, вдруг свалившая такого сильного и независимого старика, разом приблизила его к Павлу, сделала понятным и своим. Он подхватил на руки тяжеленного профессора и вынес его на берег.

Цепляясь за его шею жесткой, мокрой рукой, профессор проговорил:

– Что это ты меня, как девушку нянчишь?

Павла почти не смутил столь резкий переход от бесноватой ярости к насмешливости. Он весело проговорил:

– Ну не волоком же вас тащить! Что это с вами? – Павел осторожно усадил его на валун.

Поморщившись от боли, профессор сказал смущенно:

– Да вот, когда бревна подо мной разъехались, об камень коленкой треснулся… – и, обернувшись к стаскивающему с себя одежду Михаилу, рявкнул свирепо: – Накаркал! Шутник…

Мишка застыл с мокрыми брюками в руках, смущенно потупился.

Они уныло сидели у костра, вокруг сушилась одежда. Профессор полулежал на подстилке из веток тальника и смотрел на огонь. Нога его была толсто обмотана листьями лопуха, найденного Павлом на дне лощины неподалеку от берега.

Олег вздохнул:

– Поели ушицы… Утонула твоя берестяная кастрюлька…

– У тебя, наверное, двойка была по физике? – ядовито осведомился Михаил. – Ты что, не знаешь, береста не тонет…

Павел насмешливо проговорил:

– А я вот был как-то на Байкале, в районе станции Слюдянка, маленько назад по старой дороге, там село есть, Култук называется. Так вот, там лесом грузят вагоны, а лес пригоняют плотами с севера. Вода прозра-ачная… Дно метров на триста видно, и все оно устелено утонувшей сосновой корой…

– От твоего интеллекат аж страшно становится… – проворчал Михаил.

Потрогав больную ногу, и досадливо покривившись, профессор проговорил:

– Если уж не повезет, так не повезет… Такая же невезуха преследовала меня на Адыче…

– Вы там в экспедиции были? – без интереса осведомился Павел.

Профессор долго молчал, глядя на огонь, наконец, вымолвил:

– Нет, я там не в экспедиции был… – больше он ничего не сказал, но от его тона всем стало как-то нехорошо.

В это время вдали, из-за скалы, показался идущий по берегу человек. Он как-то странно валился вперед на ходу, будто шел против сильного ветра. Но тут же загадка разрешилась; из-за скалы появилась байдарка. Человек тащил ее бечевой. За ним показался еще один, потом еще. Вскоре к потерпевшим кораблекрушение подходил целый караван байдарок.

– Туристы! – радостно выдохнул Олег.

– Ну и что? – хмуро проворчал профессор. – Люди отдыхать пришли, а ты будешь нагружать их нашими проблемами?..

Вытащив байдарки на берег, туристы обступили костер, с любопытством разглядывая потерпевших кораблекрушене. Биологи молча разглядывали туристов.

Наконец, почувствовав, что пауза неоправданно затягивается, профессор представился:

– Профессор Батышев, Арнольд Осипович, а это мои аспиранты, – и он неопределенным жестом обвел пространство вокруг костра.

Высокий, загорелый парень, в выцветшей до бела штормовке, надетой на голое тело, саркастически ухмыльнулся:

– Профессор, значит, с аспирантами… А нам показалось – доцент…

Павел мгновенно понял намек на знаменитую комедию. Действительно, звание "профессор", в устах могучего, татуированного, бородатого субъекта звучало, по меньшей мере, странно. Павел представил со стороны их живописную четверку, и чуть не расхохотался. Представил свою физиономию, с жутким шрамом, тянущимся от брови до темени, и не скрытом волосами, так как перед самой экспедицией подстригся под машинку, поглядел на физиономии аспирантов, поросшие недельной щетиной, окинул взглядом остатки их трапезы, состоящей из печеных в золе корневищ лопуха и неизменных налимов, и подивился выдержке туристов, не кинувшихся до сих пор их вязать.

Не обидевшись на издевательский тон, профессор потянулся к полиэтиленовому мешочку с документами. Парень напрягся, положил руку на чехол туристского топорика, висевшего у него на поясе. Дело в том, что на мешочке с документами лежал страшный профессорский нож. Тут уж Павел не выдержал; откинулся на береговой галечник и раскатисто захохотал. Вместо того чтобы убрать руку с чехла, парень вытащил топор, видимо, не сообразив, что к чему. Профессор замер с документами в руке, оторопело глядя на топор. Тут не выдержали аспиранты, и тоже покатились со смеху. Наконец, сообразив, что в руке татуированного субъекта не грозный нож, а книжечка паспорта, парень неловко сунул топор под мышку, взял ее, быстро проглядел, и смущенно пробормотал:

– Извините… Знаете, ваш вид… В общем, черт знает что!.. – он в отчаянии махнул рукой и принялся торопливо засовывать топор в чехол. Наконец, справившись с застежкой, сел на камень.

Профессор цыкнул на своих, все еще хохочущих, сотрудников:

– Да тихо вы, юмористы! – и, обращаясь к парню, проговорил: – Мы, так сказать, потерпели кораблекрушение. Вчера наша лодка затонула, теперь идем домой…

Парень глянул на перекат, глухо шумевший в вечерней тишине, проговорил с насмешливым превосходством:

– Как вы умудрилась на таком перекате лодку утопить?

– Да нет, на этом перекате мы всего лишь плот потеряли, а лодка разбилась на перекате, который выше… Кстати, вы не представились… – профессор выжидательно посмотрел на парня.

– Василий, – поспешно проговорил парень, – начальник и организатор сей экспедиции. – Помедлив, крикнул своим: – Привал! Завтра идем обратно.

Туристы разом поскучнели.

– Чего это вы, напугались переката? – усмехнулся Павел. – Так ведь байдарки можно по берегу обнести…

Василий смерил его высокомерным взглядом, и назидательным тоном, как маленькому, сказал:

– Мы, вообще-то, через перевал собирались; экстремальный туризм, так сказать, маршрут высшей категории сложности. Но раз такое дело, придется вернуться…

– А мы что, вас об этом просим? – усмехнулся Батышев. – Мы что, при виде вас, носились по берегу и орали, как оглашенные; мол, спасите, помогите?..

– Но мы же не можем бросить вас на произвол судьбы…

Павел подумал, что, видимо, Василий прав. После второго крушения экспедиция попала, прямо-таки, в бедственное положение. Олег и профессор оказались разутыми. Батышев, видимо посчитав, что больше ничего не может случиться, весь день сидел на плоту разувшись, и не запрещал никому ни разуваться, ни раздеваться. Хорошо хоть к вечеру все надели свои штормовки, а то так бы и остались голышом среди тайги.

В разговор встрял Олег:

– А вы и не бросайте. Дайте нам продуктов немного, топор, лодку. Деньги у нас есть. Да лодку мы и вернуть можем. Вы же, когда обратно поедете, нашего города не минуете. Но, все равно, мы отдадим ее полную стоимость.

Мишка пихнул Олега ногой:

– Ты что, не видишь? У них нет лишней лодки. Да и нехорошо просить помощи, если в ней не нуждаешься. Ребята, наверное, несколько лет готовились, отпуска зарабатывали. Тут ведь месяца два нужно, чтобы пройти перевал, и спуститься по реке по ту сторону водораздела…

Василий смущенно забормотал:

– Ну что вы, ребята… Какие деньги?..

– Вот что, – проговорил Батышев, – нам ничего не нужно, только помогите плот смастерить. А то у нас топора нет.

– Как же так? Хоть продуктов возьмите!

– Нет, вы не в подмосковном лесу. Тут тайга, вам нужно каждый сухарь беречь. Разве что соли отсыпьте, а то рыба без соли плоховато идет…

– Как же можно…

Профессор раздраженно уставился на него:

– Ты лучше о своих делах думай! Знаешь, в какой район тащишь свою компанию?..

Эту ночь биологи провели с комфортом, спали в палатках, к тому же в спальных мешках, так что выспались на славу. Утром, общими силами, плот изготовили за час.

Батышев лежал посередине плота на куче тальниковых веток и травы. Опираясь на локоть, он смотрел и смотрел назад, пока туристов не скрыл поворот реки, тогда он тихо сказал:

– Хорошие ребята, но сугубо городские, и лучше бы не шлялись в такой глуши… В этих местах, по меньшей мере, три экспедиции бесследно исчезли…

А вскоре на чистой песчаной отмели Павел заметил четыре темных предмета. Сказал, указывая на них пальцем:

– Арнольд Осипович, мне сердце вещует, что там лежат ваши ботинки…

Когда причалили, и точно, обнаружили целехонькими ботинки и профессора, и Олега.

А на следующий день, вглядываясь из-под ладони в голубые горы, профессор вдруг сказал:

– А на черта нам плыть еще целую неделю? Если подняться во-он по тому распадку, перевалить невеликий перевал, то километров через двадцать будет большое село, из которого каждый день АН-2 летает в областной центр. Так что, уже послезавтра можем дома быть…

Павел спросил:

– А как же ваша нога?..

– Это ж не перелом, и даже не вывих… Два дня в лопухах полежала, и теперь терпимо, могу идти… Ну как, ребята?..

Михаил пожал плечами:

– А что? Рискнуть стоит… Что-то мне надоел этот экстремальный туризм. Только, рыбешкой надо запастись…

На другой день, спускаясь с невысокого перевала по долине невеликого ручья, они и натолкнулись на пасеку, где гостеприимный пасечник сутки потчевал их медом и медовухой, а потом подарил Павлу великолепный нож, изготовленный из самурайского меча.

…Сидя в своем самодельном шезлонге, и глядя в темнеющее небо, Павел думал, что и тогда, лежа в сельской больничке, он долго не мог вспомнить, какое отношение имеет к его положению Гонтарь. Вот, может, тогда он что-то и упустил, не сумел вспомнить? Пока врач ему не сказал, что возле больничной кухни крутится симпатичная лайка, Павел и не помнил, что это Вагай, и лишь потом вспомнил, что Вагай каким-то образом связан с Гонтарем.

По дорожке шла Ольга, подойдя, спросила:

– Ну, что, пьяница?..

– Я не пьяница. Просто, с друзьями отдохнули маленько на берегу. А в воскресенье, или в субботу с Денисом поедем… – и тут же осекся. Если его проследят, то с Ольгой и Денисом сцапают голыми руками.

До постели он уже еле-еле добрался, и только рухнул на перину, тут же провалился в глубокий, без сновидений, сон.

Наутро его разбудил нетерпеливый звонок в дверь. Не удосужившись натянуть штаны, кинулся открывать. Анна Сергеевна свято чтила приказ Павла: запирать дверь, даже если пошла до туалета. За дверью стояли двое парней с чемоданчиками. Один сказал:

– Лоскутовы здесь живут?

– Здесь… – Павел выжидательно смотрел на парней.

– Телефон проводить…

– Ага! Наконец-то…

Парни с любопытством разглядывали Павла, убогую обстановку квартиры. Но, видимо, работа приучила особо не любопытствовать. Один невозмутимо раскрыл чемоданчик, а второй вышел на улицу. Павел показал место в прихожей, куда подводить кабель. На улице затарахтел трактор. Мастер, ловко сверля дрелью дыру в полу, сказал:

– Вам повезло, тут колодец совсем близко и коробка в нем имеется, так что совсем не дорого вам обошелся телефон. Мы вам тут поставим распределительную коробочку, может из соседей кто захочет телефончик поставить. Вот и компенсируют вам часть затрат на прокладку кабеля…

Павел спросил:

– А нельзя ли сделать так, чтобы не видно было ввод?

– Почему ж нельзя? Можно… Только уж вам самому придется стену пробивать…

Павел весело воскликнул:

– Да запросто! – и помчался в сарай. Там у запасливого тестя имелся длинный, метра полтора, шлямбур.

Со шлямбуром и кувалдой Павел вышел на улицу. Узенькая канавка для кабеля была уже прокопана, трактор тарахтел где-то посредине улицы. Оказалось, до колодца вовсе и не сто метров, а не более двадцати. Павел приставил шлямбур к кирпичному фундаменту и принялся размеренно бить кувалдой. Поначалу одной рукой было трудновато работать, но вскоре шлямбур влез сантиметров на десять, и Павел принялся лупить от души, с плеча. Минут через десять шлямбур провалился.

Подошел второй мастер с бухтой толстого кабеля на плече, проговорил:

– Здорово у тебя получается, хозяин… Где пашешь-то?

– Да в писателях… – невозмутимо обронил Павел. – Книжки пишу…

Парень изумленно вытаращил глаза, прошептал потрясенно:

– Ни хрена себе… – и окинул взглядом мощные плечи Павла. Но быстро пришел в себя, сказал: – Лезьте в подполье, вытяните метра полтора кабеля…

Павел пошел в дом, залез в подполье, вытянул кабеля, как ему и было сказано. Вскоре туда залез и мастер. Работали они споро, хватко. Через отдушину было слышно тарахтение трактора. Вскоре тарахтение затихло вдали. Павел вылез из подпола, поглядел в окно, траншея была уже засыпана землей. Из подпола вылез мастер, ушел на улицу. Павел принес в прихожую телефон, потоптался, прикидывая, куда бы его пристроить. Самым удобным, оказалось, поставить на книжную полку. Он снял несколько книг, поставил телефон, полюбовался. Ну вот, теперь и ему можно будет форсить. Позвонит ему какой-нибудь из старых знакомых, а заранее проинструктированная Ольга и скажет, этаким светским тоном:

– А Павел Яковлевич подойти не может, он работает…

Павел уже несколько раз натыкался на подобное хамство, когда звонил некоторым своим новым знакомым из писательской тусовки, да и некоторые прежние знакомые из научной интеллигенции были с неменьшим гонором.

Пришли оба мастера, Павел спросил:

– Как, уже?!.

– А что тут сложного? – пожал плечами один. – Я ж говорил, там и коробка имеется… Телефон есть?

– А как же!.. Жена заранее купила.

– Включайте.

Павел воткнул в розетку штепсель, послушал длинные гудки. Мастер взял у него трубку, куда-то позвонил, перекинулся с кем-то загадочными словами, написал на бумажке номер, положил рядом с телефоном. Они коротко попрощались и вышли. Павел в раздумии постоял над телефоном, наконец, набрал номер Димыча, в трубке после первого же гудка послышалось мужественное и жутко официальное:

– Майор Астахов у телефона.

– Димыч, а мне телефон поставили… – вкрадчиво проговорил Павел.

– Поздравляю. Что случилось?

– Да пока ничего не случилось… Наверное, потому, что я еще из дому не выходил? Давай, пиши номер…

– Диктуй.

Павел продиктовал, после чего спросил:

– Ну как, после вчерашнего?

– А никак, даже похмелья нет. Обидно, столько добра пропало. Надо же, в былые времена от такого количества отлично плавали, а тут – ни в одном глазу…

– Ну, надо повторить… Только, на сей раз жен возьмем…

Димыч долго молчал, наконец, медленно выговорил:

– А что, это идея… Давай, в это же воскресенье. Только, я без детей буду. Они у меня уже большие, я ведь рано женился… А Генка в разводе. Итого получается шестеро… Даже пять с половиной. В "жигуленок" влезем. Решено, едем. Я мясо замачиваю, а на тебе водка с вином.

– Заметано. Ну, пока, Димыч…

Положив трубку, Павел поглядел на часы. За всеми хлопотами, он забыл позавтракать, а вскоре надо бы и в школе показаться, чтоб завхоз искренне считала, что он каждый день на работу ходит.

Придя в школу, он побродил по пустынным, гулким коридорам, в которых кое-где маячили унылые пятнистые фигуры штукатуров-маляров, поговорил с завхозом о делах, о том, сколько надо закупить на новый учебный год гипохлорида кальция, да гипосульфита натрия, что на будущий год явно придется менять "калачи" на бойлере, что сдачу теплового узла инспектору ПТСК он наметил на последнюю неделю июня, так как профилактический ремонт запорной арматуры теплового узла за такой короткий срок провести ну никак невозможно, дай бог к июлю управиться. А то, может, придется и половинку июля захватить, черт ее знает, что там делается в этих вентилях и задвижках?.. Завхоз с умным видом кивала головой, даже что-то записывала в своем ежедневнике.

С сознанием исполненного долга, Павел прошел в бассейн, сел за стол, достал тетрадку, перечитал последние страницы, чтобы после перерыва врубиться в работу. На свежий взгляд, романчик должен получиться вполне на уровне… Ну, если и не шедевров, то вполне на добротном среднемировом уровне. Он углубился в работу, злорадно размышляя между делом, как паршивенько приходится топтуну на солнцепеке. Дело в том, что ряд тополей тянулся вдоль дорожки, ведущей к бассейну, и тень отбрасывал на сам бассейн, и переход, ведущий из школьного спортзала. Сразу от тополиного ряда начинался обширный школьный стадион, за стадионом простиралась просторная площадка для игр, и уж потом, за высоким железным забором, начинался довольно просторный двор жилого дома. Там имелся и тенечек, и скамеечки, но отсюда их было едва видно. А из двери бассейна можно было юркнуть за угол, и исчезнуть в кустах, на любом из пяти направлений. Так что топтун исправно торчал посреди стадиона, с тупым упрямством изображая, что он просто так гуляет. Воздухом свежим, знаете ли, дышит.

Павел вработался не на шутку, даже забыл о времени, хоть и намеревался съездить на пляж. Вдруг яркий солнечный квадрат двери на мгновение перекрыла тень, послышались медленные шаги. Павел схватил приготовленный заранее наган, навел его под столом на угол шкафа. Шкаф он давно уже поставил так, чтобы тот заслонял стол от двери. А на передние ножки стола еще зимой Павел укрепил кусок картона, потому как от двери несло холодом. Вот такой парадокс; до пояса жарко, а ниже пояса мерзнет. До шкафа было метра два. На таком расстоянии, даже Павел промахнуться не мог, хоть и выпустил по мишеням всего двадцать один патрон. Оп-па!! Сюрприз, так сюрпри-из!.. Из-за шкафа, будто сомнамбула, невесомо выплыла Люська.

Павел потрясенно прошептал, чуть не нажав на спуск от неожиданности:

– Как ты меня нашла?..

– А зашла в тот бассейн, и у механика спросила…

– Так ведь он не знает, что я в этой школе работаю. Он думает, я в другой…

– Да? А я спросила на остановке, где тут школа с бассейном, мне и объяснили…

Павел разглядывал ее, и никак не мог согнать с лица глупую ухмылку. Люська была ужасно благостная, опрятная, в ярком цветастом платьице, еле державшемся на узеньких тесемочках на ее округлых покатых плечах. Закурив, она тихо, с трагической серьезностью, сказала:

– Не могу я без тебя, Паша…

– А как же твой муж? Гера Светляков?

Она мотнула головой с брезгливой гримасой:

– Да ну его! С ним, как с мешком картошки… Вроде и с голоду не помрешь, но пресно, скучно…

– Ба-а… Помню, помню, как ты соловьем разливалась, что будешь вернейшей на свете женой…

– А я что, не верная? Я хоть раз тебя обманула? Хоть раз я в тайне от тебя трахалась? Я тебе сразу говорила, что разлюбила, и что ухожу к другому…

Павел разинул рот и уставился на нее. Он точно знал, что она нормальная. Или – почти… В дурдоме она лежала всего один раз, и то в отделении сумеречных состояний. Эт-то было что-то… Немного придя в себя, он захохотал. Да так, как никогда в жизни не хохотал. Его сгибало на стуле, мышцы живота сводило судорогой, а он никак не мог остановиться. Еле-еле сквозь смех выдавил:

– Го-оссподи-и… Кому скажешь, что ты в течение нескольких лет, каждые две недели разлюбливала меня насовсем и окончательно, и уходила к другому, так ведь сочтут сумасшедшим…

Она равнодушно пожала одним плечом; мол, дело житейское… Павел спросил серьезно:

– Ну и как, тебя хорошо оттрахал Кок?

Она пожала обоими плечами:

– Ничего и не было… Стала бы я со стариком трахаться…

Но глаза явно вильнули в сторону.

– Старик-то он старик, но доктор наук, профессор, членкор, член Союза писателей…

– Паша! Ну, я ж к тебе пришла!

– Пардон! А нафига мне головная боль? Мне сейчас хорошо, отлично работается, мои книги издаются, деньжата водятся. А свяжешься с тобой, и опять все пойдет наперекосяк.

– Паша, ну прости меня! Дура я была. Так хорошо, как с тобой, мне ни с кем не было…

Это было вообще нечто, сравнимое со вспышкой сверхновой звезды: Люська просила прощения. Она вдруг вскочила со стула, подбежала к двери, захлопнула ее и заложила на цепочку, которую Павел приделал еще прошлой осенью. Люська медленно вернулась к столу, по пути медленно-медленно, с блядской улыбочкой задирая подол платья. Может быть, Павел и не выдержал бы этого испытания, тем более что помимо воли ощутил и у себя некое шевеление плоти, но не далее как вчера его по полной программе, и даже двум, ублажила элегантная, симпатичная, безотказная, спокойная Оксана, а уж темпераментная, не хуже Люськи. Павел равнодушно цыкнул зубом, проговорил:

– Не буду я тебя трахать. Вот пососать можешь…

Он пошутил, но Люська незамедлительно пала на колени, расстегнула джинсы, нашарила его самый чувствительный орган, напрягшийся, несмотря на все усилия Павла хранить хладнокровие. Люська принялась сосать, напористо, сильно. Глядя на ее затылок, Павел растроганно думал: ну что с ней поделаешь?.. Однако марку он выдержал до конца, не вскочил и не посадил ее на стол, а так и сидел, прислушиваясь к своим ощущениям. Он думал, что Люська будет плеваться, но она высосала все до капли, после чего встала с колен, села на стул, вытягивая сигарету из пачки, задумчиво сказала:

– Все имеет свой вкус… Поразительные ощущения… – закурив, она задумчиво наблюдала, как Павел застегивает джинсы, и тут заметила наган в столе, кивнула на него: – А это что, настоящий?..

Павел проговорил безмятежно:

– Ага…

Она протянула руку, взяла игрушку, повертела в руках и вдруг прицелилась в Павла. Рефлексы сработали молниеносно; левой рукой Павел отбил наган с линии выстрела, мгновенно перехватил, блокируя ладонью курок, после чего ловко выкрутил наган из ее пальцев.

Она обиженно протянула:

– Ты чего перетрусил? Там же надо сначала затвор оттянуть и с предохранителя снять… Я не раз в кино видела…

– Ты, конечно, спец по оружию, но у нагана ничего оттягивать не надо, и никакого предохранителя ему присобачить не догадались. Люся, я всегда знал, что ты опасная женщина. Иметь с тобой дела, опасно для жизни.

Она вдруг зло сказала:

– Ты запал на эту облезлую кошку!

– На какую еще облезлую кошку?! – почти искренне изумился он.

– Да на эту п…ду на цыпочках, Ершову!

– Ваши заявления, мадам, абсолютно не соответствуют действительности. Милена Ершова очень элегантная, очень общительная, очень умная, очень симпатичная девушка, и очень талантливая писательница…

– Ха-ха-ха! Девушка… Она замужем с семнадцати лет, а посмотреть на ее рожу, так сразу видно, налево от мужа бегает. Когда ты с ней ворковал на берегу, она явно прикидывала, а каков ты в постели? Ты ее уже трахнул, или еще нет? Вы же вместе ушли…

– Вот уж чего-чего, а трахать я ее не буду. Надо же иметь хотя бы одного друга, с которым можно поговорить о фантастике и приключенческом жанре, а то все наши эстеты на меня только смертную скуку нагоняют, – серьезно сказал Павел. – А откуда ты про нее столько знаешь?

– Да она за зиму во все тусовки умудрилась влезть, – бросила Люська.

Она долго молчала, медленно затягиваясь и рассматривая Павла с непонятным выражением на лице. Вдруг спросила:

– А чего ты с наганом ходишь? Так напугался в позапрошлом году? Тебя, вроде, кто-то убить грозился…

– Ага, грозился…

– Кобылин, что ли?

Павел опять захохотал. Просмеявшись, сказал:

– Твой Кобылин – сопляк. Мне его потом, дурака, жалко стало. Ты ж его подставила, как мелкая сучка, а потом еще и на меня заявление накатала…

– Ну, я ж потом забрала…

– И слава Богу… А дела тогда серьезные были. Я между двумя бандами затесался, совершенно случайно. Они подумали, будто я что-то видел, и решили меня убрать. А я ничего не видел! Абсолютно! Но им же не докажешь. Вот и пришлось защищаться. Хорошо хоть одну банду чечены перебили, а во второй мне пришлось главаря убирать, иначе бы они не успокоились.

– Как, убирать?! – она вытаращила глазищи, они даже косить перестали.

– Физически. Зубилом по голове.

– Ка-ак?! Уби-ил?

– Ага… – безмятежно обронил он.

– А сейчас чего с наганом ходишь?

– Так ведь опять влип. Хочешь посмотреть на топтуна?

– Хочу.

– Ты, когда сюда шла, видела парня на стадионе? Это и есть топтун. Следит, козел, от самого дома…

Он подошел к двери, поманил Люську. Она подошла, выглянула из двери. Парень так и гулял посреди стадиона.

– Видала? Уже третий час на солнцепеке гуляет.

– А чего он в тень не отойдет?

– А нету тени поблизости, вот и страдает.

– Паша, ты врешь!

– Вот еще… – у Павла вдруг забрезжила шальная мыслишка. – Погоди-ка…

Перемахнув через парапет, он направился прямиком к парню. Тот, естественно, сделал вид, будто его это не касается. Подойдя, Павел смерил его взглядом, спросил:

– Когда смена-то? А то ведь запаришься. Чего ты тут торчишь, на солнце? Шел бы в тенек. Я ж тебя все равно шутя с хвоста стряхну.

Парень смерил его презрительным взглядом, проворчал, лениво цедя слова сквозь зубы:

– Ты что, мужик, с хера сорвался?..

Павел резко врезал ему раскрытой ладонью по губам, прохрипел, ощерившись:

– Здесь нет мужиков! Петух топтаный…

Парень моментально обиделся и полез в драку. Павел блокировал довольно умелый крюк с левой в челюсть, тут же захватил руку и провел виртуозный бросок через спину. Парень так припечатался спиной к земле, что у него из легких мгновенно вылетел весь воздух. Он лежал, пытаясь вздохнуть, и не мог. Павел без затей подхватил его под мышку и бегом потащил к бассейну. Заскочил в дверь, запер ее изнутри на ключ, споро примотал пленника к трубам теплового узла, распяв его на манер Иисуса. Отступил на шаг, полюбовался. Парень, наконец, отдышался и тут же заорал:

– Ну, мужик, ты покойник!

– Тебе ясно было сказано, тут нет мужиков, петух драный… – назидательно выговорил Павел и обеими ладонями врезал ему по ушам.

Кто знает, это очень сильная воспитательная мера, и парень решил придержать язык.

Павел сказал:

– Я буду задавать вопросы, а ты, естественно, на них будешь отвечать, а если не будешь отвечать, то тебе будет очень и очень больно.

– Послушай, я гулял, никому не мешал, откуда ты сорвался? Я тебя впервые вижу…

– А мне твоя рожа примелькалась уже. Вас трое таких красавцев, и вы по переменке уже четвертый день за мной ходите.

– Ты псих, у тебя мания преследования, тебе лечиться надо…

– Короче, меня интересует только одно: кто на меня наезжает и за что? Ты пока думай, отвечать или не отвечать, а я кое-какие приготовления сделаю…

Павел достал из шкафа трансформатор для аварийного освещения, который у него все руки не доходили установить и подключить. У него было одно достоинство; ток можно было менять почти от нуля до тридцати шести вольт. Ну, тридцать шесть, это, конечно, перебор, при определенных условиях они и слона могут завалить. Подключив к выходу два провода с "крокодильчиками", Павел включил трансформатор в сеть. После чего подошел к пленнику и спустил с него джинсы вместе с трусами, обернулся к Люське:

– Гляди, какой у него аккуратненький, меньше моего. Пососать не хочешь?

– Да ну… – Люська вовсе не обиделась. – Мне нравится, чтобы было побольше и там, и там… – она недвусмысленно показала пальцами, где именно.