Текст книги "Внук Бояна"

Автор книги: Сергей Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Распевая песни и дергаясь, приплясывали шаманы: путь батура Турога должен быть веселым. Время от времени они выскакивали вперед, били в барабаны и, беснуясь, выкрикивали заклинания против злых духов.

Позади мертвого всадника ехал Асап, хмурый и злой: из-за толстого заморского купчишки случилась беда, ничего назад он не получит! За Асапом двигалась ватага всадников. Они шли в строевом порядке в знак того, что готовы следовать за избранником смерти в его вечном походе. А за всадниками юноши гнали небольшую отару овец на прощальное пиршество батуров. Последними шагали верблюды, завьюченные котлами, бурдюками с водой и кумысом.

В это время на сырту между курганами пробирались несколько половцев, которые должны были определить место для погребения. Впереди шел старый, весь заросший волосами шаман. На спине горбился волчий мех, на поясе метались чернохвостые шкурки хорьков и крылья ворона. Шаман вытягивал вперед худое лицо, точно вынюхивал воздух. Иногда он вырывал пучки ковыля, жевал их и сплевывал. Он выл и бормотал, каркал вороном и свистел. И все шли за ним как завороженные.

Но вот старик что-то нашел в траве и быстро сунул в рот. С диким криком, подражая ржанию раненого коня, он завертелся на месте и упал на землю. Тотчас его окружили четыре шамана.

У каждого в руке было по стреле. Приплясывая и корчась, они выкрикивали заклинания все громче и вдруг, будто по сигналу, упали как подкошенные. Каждый воткнул свою стрелу в землю.

Отсюда видно все кругом на целый летний день конного пути. Пусть знает храбрый батур Турог, кто едет мимо него: если свой – батур укажет ему путь, если враг – нашлет на него черную немочь... Пусть радуется батур светлым веснам, когда в степи расцветает жизнь и наступают ночи вешнего счастья. А в зимнюю темь пусть утешается близостью к звездам.

Мертвеца уложили на шкурах около могилы. Старый шаман заплясал вокруг коня Турога. Воины связали и повалили его. Старик взмахнул кинжалом... Впиваясь ртом в пронзенное горло коня, он долго пил горячую кровь. Остатки крови стекали в подставленный котел – ни одна капля не должна упасть на землю. А из котла ее быстро вычерпывали шаманы. Пили сами и мазали кровью губы покойника.

Асап, склонившись над трупом, смотрел в осунувшееся лицо Турога. Ему было жаль брата, но его тревожило другое: «Этот русит второй раз мне приносит несчастье, думал он,– нам не жить вдвоем на земле. Меч батура Смерти требует мщения!» Потом задумался: а вдруг и в третий раз?! И уже не обращал внимания на то, как воины сшивали кожу коня, как растянули ее на толстых прутьях и набивали травой.

Когда могила была вырыта, дно ее устлали бараньими шкурами, а стены побелили мелом и обтянули узорчатой тканью. Затем Турога опустили на могильное ложе, лицом туда, откуда лежал древний путь половецкого народа, где каждое утро загоралось небо и показывался победитель черного батура Ночи – солнце.

Рядом с покойником сложили все оружие и чучело коня. Конь был заседлан, лежал, поджав ноги, готовым к прыжку, вытянув вперед занузданную голову. Храбрый батур Турог будет скакать на нем по степи в райское царство бога Кама быстрее ветра. Без коня батур не батур. И в могилу бедняка кладут хоть одно конское ребрышко.

Старый шаман обошел кругом могилы, собрал все четыре стрелы. Обнюхав их, он выбрал одну и пустил ее из лука в ту сторону, откуда привезли покойника. Стрела со свистом полетела мимо собравшихся и потонула в траве. Теперь батур Турог был защищен с тыла. Остальные три стрелы старик положил в колчан, по одной на три попутные стороны.

Началась пиршественная тризна. Батуры ели мясо, запивали его жирным наваром и кумысом, вспоминали походы Турога. Бог Кам наградил его рысьей хитростью! Он и ночью видел тропы. Кто был равен ему! В бою он рычал как волк! Старый шаман вынимал из котла то сердце коня, то лопатку овцы и относил их покойнику. У его изголовья шаман поставил серебряную чашу, полную кумыса. Батур Турог в последний раз пировал со своими друзьями. Кости обгрызали начисто и бросали в костер – пусть здесь не будет никакого следа жизни!

А когда солнце стало садиться, половцы быстро поскакали в становище: солнце заходит – все дела кончаются. И никто не смел оставаться у могилы дотемна: ночью батур Турог на своем коне двинется в вечный поход на кумысные пастбища светлого Кама...

Последним ехал Асап, исподлобья оглядывался: он будто видел всюду улыбающееся лицо русича-певуна.

В ту ночь, когда погиб Турог Смертоносный, купец Галай тысячу раз измерил шагами свою большую юрту.

С вечера все было готово для отправки первого каравана в путь. Арбы стояли нагруженные кожами и дорогими мехами, табуны лучших коней, гурты скота, отары овец уже вышли вперед под надежной охраной ханских проводников.

Вся купеческая добыча доберется до Сурожа, там должны стоять наготове византийские галеры. Но и турецкие и аравийские купцы, наверное, уже учуяли: съехались на своих фелюгах. И теперь надо думать, куда выгодней сбыть все. Направить в Царьград? Там рыщут покупатели со всех земель. Но им известны все цены! Не лучше ли рабов-мужчин отправить фригийцам: они любят русых богатырей. А женщин—в Ормуз, обменять на жемчуга гурмызские, там краснобородые не стоят за ценой – все отдают за русскую красавицу.

Галай остановился посреди юрты. Ночь идет. Почему нет вестей от князя Асапа? Сумеет ли он доставить в караван этого русича? Ой, сколько золота можно за него взять! А если подарить императору? Тогда посыплются милости, можно стать главном купцом при дворе...

Не раздеваясь, Галай прилег на ковер, но долго ворочался, не мог заснуть. Перед зарей его разбудил приказчик – управитель торгового каравана.

– Господин мой, пора в путь! Лучше поспешить... На вежах неспокойно, ночью убили Турога...

– Кто убил? – Галай даже подскочил на ложе.

– Это дорого стоило, но я узнал: в смерти батур а повинен русич-певец...

«Так и есть, – подумал Галай,– рука его бьет без промаха». Лоб купца покрылся испариной. Пропал и чудный аксамит!

– Уводи скорее караван. А мне нужно быть здесь... Может быть, я даже не поеду с караваном. Ты сам знаешь что делать. Иди и действуй!.. За наградой я не постою.

Как поступить? Начать с самого хана? Если он все знает, одарить дамасским булатом, дать нетупеющий кинжал. Но если он уже готов казнить русича, тогда можно выкупить, не жалея подарков...

На всякий случай Галай оставил в юрте своего старого слугу – пусть стережет добро! И коня заседланного приготовит. Кто знает, возможно, придется скакать вслед за караваном прямо из ханского шатра... если уцелеет голова...

Хан Беглюк еще не закончил завтрака – обгладывал сайгачий окорок, когда ему доложили, что пришел старший заморский купец. Странно: Галай должен был с зарей выехать с караваном,, почему же он здесь?

– Я жду твоего возвращения с новыми товарами, а ты все еще топчешься? – спросил хан с легкой усмешкой.

– Караван уже за курганами. А я зашел передать тебе самый дорогой подарок.– И Галай положил перед ханом нетупеющий дамасский кинжал в драгоценных, алых как кровь ножнах.

Глаза Беглюка загорелись. Выхватив клинок, засверкавший как белое пламя, хан проговорил, не в силах скрыть радости:

– Приятный подарок. Я никогда его не сниму... И запомню на будущее... – Беглюк повелительно вскинул руку: – Иди! Нам еще придется вести торг, и я не останусь у тебя в должниках...

Галай поклонился достойно. Страх прошел. Хан пока ничего» не подозревает, нужно действовать смелее. Мысль о русиче-певце не давала покоя: он должен быть в Царьграде при дворе императора!

Поздним вечером, когда в ханских шатрах погасили светильники, Галай подошел к кибитке Юрко. Купца было остановил страж, но он властно сказал:

– По велению хана! – и, не задерживаясь, прошел вперед.

Юрко обернулся на шорох и удивленно поднял брови, узнав тучного византийского купца.

– Не дивись, брат во Христе, – начал с порога Галай. – Со благими мыслями пришел к тебе.

– Садись, говори. – Юрко ответил по-гречески, и купец обрадованно заулыбался: родная речь словно сближала их и упрощала трудный разговор.

– Плохая жизнь ждет тебя здесь, во вражьем стане. Живым ты отсюда не уйдешь... Я пришел по дружбе. Ночью стражи уснут, и верный человек проводит тебя. А я стану ждать на пути у кургана...

– Ты не боишься, что куманцы с тебя живого сдерут кожу?

– Готов на муки! – Галай перекрестился. Видит бог – не вру! Ради братства христианского... Мы поедем с тобой з Византию. Люди там любят красоту и песенное умельство. Только они могут оценить по достоинству твое великое искусство.

Юрко недоверчиво смотрел на Галая. Петляет купец. Не за тем пришел он сюда! Корыстные люди купчишки! И Кащеря такой же... Всеми правдами и неправдами рвут себе...

– Мне ничего не надо, – тихо ответил Юрко.

Вдруг полог неслышно открылся, и в кибитку быстро вошел Сатлар. Даже в густых сумерках можно было разобрать, как хмуры его нависшие брови. Он с ненавистью оглядел купца.

– Я удивлен: твой след в степи давно должен бы развеять ветер. Зачем ты здесь?

– Пришел проститься с великим певцом, ибо там за морем спросят: что ты видел в кумании самое диковинное? – Галай говорил, а сам пятился к выходу.

– И ты хотел эту диковину увезти с собой? – Сатлар сказал суровее и громче: – Вы, византийцы, все жадны до наживы, жадны до рабов! Но разве у тебя, купец, на это есть слова хана?

– Но он не пленник, а гость хана: куда хочет, туда и идет! – почти крикнул Галай. – Разве я не могу звать юношу в спутники?

– Великий хан понял тебя: ты остаешься заложником, пока не вернется твой караван... Я гадал нынче о тебе по полету птиц. Так сказал их путь: в тебе много ложного...

Пятясь, перепуганный купец выкатился за полог. Сатлар опустился на кошму и со вздохом облегчения проговорил:

– Помнишь, юноша, ту ночь, когда нашел кинжал? Ты был уже продан этому разбойнику. – Старик положил руку на плечо Юрко. – Эти заморские змеи хитрее хитрых, они как о трех головах, и во всех – ложь.

В жаркий полдень Сатлар сидел у Юрко. Перед ними стояли чаши и кувшин с айраном* (*айран – кислое молоко), обложенный свежей смоченной травой. В кибитке было прохладно: ветерок шел с реки.

– Скажи, Сатлар, – спросил Юрко, какие вести идут из степей?

В далекие степи теперь не проедешь без провожатых. Половецкие батуры – везде куда ни кинь. И они становятся все жаднее. Солевозы собираются большими обозами. Идут вооруженными станами. Только вчера вернулись люди с солевоз– ного пути, привезли дань хану с каждого воза—шлем соли... Прошел на Киев верблюжий караван купцов из-за Хозарского моря* (*Хозарское море – Каспийское море) – везут ковры, седла, узорчатые шелка, вату из Багдада. Еще повозки идут из города Пергама, полные белого пергамена: Киев любит писать письмена. Наши заставы получили богатую дань. Хозары везут горное масло в бурдюках, вино, гонят арабских скакунов... А тебе какие вести нужны? Наша стража на путях зазывает путников, угощает хмельной бузой и выведывает тайны. Пути руситов – греческий, соляной, железный – все досматривают наши батуры.

Юрко пытливо глядел на старика, старался в его черных глазах разгадать скрытые думы и молчал.

– Ты мне не доверяешь? – спросил Сатлар. – Хорошо, что ты осторожен. А я откроюсь тебе как другу: не время сдружает, а сердца... Слушай... Кто я – не помню! Меня привезли сюда еще совсем мальчонкой. Здесь я вырос, женился. У меня был сын. Я говорил тебе о нем: он был как ты... И вот я остался один. И теперь все чаще вспоминаю родные края и имя Будды. Я вырос там, откуда приходит солнце на полудень, в стране Хинди. То богатая сторона!..

Много немыслимого рассказывал старый жрец. В словах его Юрко чувствовал неугасающую тоску по родным краям. Он слушал его, и мало-помалу в нем зарождалось доверие к этому человеку. Глаза выдавали: он страдал.

– Я жил во дворце, – продолжал Сатлар. – Учился у великого мудреца и познал многие тайны. И вот однажды я вышел к морю... Из-за скал выскочили неведомые люди... Когда я теперь встречаю византийцев, вспоминаю, что это они украли меня и увели в рабство. На сарацинском рынке меня выменяли купцы на рыжего коня для отца хана Беглюка. С тех пор я здесь. Породнился с кипчакской землей, но разумом, а не сердцем. Так породнят и тебя, если не бороться... А я тогда уступил: был молод, слаб и одинок... – Старик помолчал немного, потом неожиданно резко спросил: – Хочешь, я скажу тебе сейчас такое, о чем, кроме меня, не знают даже ханские шатры?

Сатлар поднялся, откинул полог кибитки. Стражи сидели у костра, вблизи никого не было. Он снова сел и понизил голос до шепота:

Половецкий хан любит почести, но уже стар, неспособен на подвиг. Он из тех, кто грозен перед слабыми... Хан ждет, что Зелла принесет ему большое счастье, ибо так сказали звезды. Только Зеллу волнует другое. Ты должен знать: мать ее была руситка – они красивее половчанок, а Зелла уродилась в нее. И она верит, как нагадали ей, что путь ее лежит к руситам. Так зовет людей родная кровь...

И тут Юрко, переполненный теплым чувством, поведал старику о последней сече с половцами, о своих думах в пути.

– Я должен найти своего князя, – закончил он. – Но где я найду его, как освобожу?

Сатлар думал, опустив голову, и наконец ответил:

– Есть слух, что твой князь у хана Емяка. Но жив ли он, никто не скажет. Теперь, после побега князя Игоря, ханы строго скрытничают... Все таборище хана Емяка с табунами и повозками кочует этим летом вдоль могучей реки Итиль* (*река Итиль – река Волга). И лишь зимой они пойдут на Белые вежи* (*Белые вежи – становище половцев в нижнем течении Дона). Ты, Юрге, сможешь найти своего князя. Но это нелегко. Надо искать верный путь. Лучшее время – осенний свадебный месяц, месяц веселья, когда о тревожном не думается и хмельной кумыс льется рекой... Только не спеши, поспешность даже в бою не всегда выручает. Думай! Ты же можешь влиять на хана Беглюка – пой ему хвалебное, многое получишь от него.

– Такое не поется, – усмехнулся Юрко. – Не жди добра от хана, жди обмана. Так говорил мой дед Боян. Слушай ласку хана, но меча не снимай... Почему он не дает ответа?

– Не обижайся. Мы говорим: нож да боится пламени. Хан стал особенно осторожен: старость заставляет оберегаться... J

– Он дал обещание!

– И он выполнит его. Но если ты проговоришься хану о своем князе, потеряешь то, что имеешь.

– Зачем разбалтывать? Я надеюсь только на себя, – ответил Юрко.

– Это верный путь, – согласился Сатлар. – Но ты не забывай и меня, и... Зеллу. Она тоже твой друг.

– Да-а? Вот и счастье! – вскрикнул Юрко и глубоко вздохнул. – Скажи ей: я рад ее доброму сердцу!

Когда сумерки спустились на землю и прозвучал вечерний звон била, старик встал.

– Тебе надо быть здесь до звездного праздника. Тогда сам хан Емяк и его батуры будут у нас: хан Беглюк самый старший по годам. Я узнаю у гостей о твоем князе... А пока пошлю надежного человека в становище Емяка. Если твой князь там и жив, он повидает его. Он скажет ему о тебе.

– Я сам пойду с гонцами! – горячо вырвалось у Юрко.

– И потеряешь голову, —спокойно ответил Сатлар. – Вести о тебе долетят до Итиль раньше, чем ты проскачешь пол– пути. Нет, надо быть терпеливым. Хан должен видеть твою доверчивую беспечность...

Так проговорил Сатлар и вышел из кибитки.

Дикий конь

Ранним утром Юрко услышал несущиеся по горе возбужденные крики, свист и звук рога.

Вчера вечером прошла сильная гроза. Было страшно смотреть, как синие огни злобно метались по небу. Половцы перепугались, попрятались в юрты и лежали на кошмах вниз лицом как в землю вросли, прикрываясь шубами. Даже и тех, кто отроду был глух, и тех пролил холодный пот. В кумирне шаманы били в барабаны и трубили в длинные трубы, отпугивая великим шумом грозно грохочущих духов. Только Беглюк спокойно сидел в открытом шатре, придерживая на пальце золотое кольцо с кроваво-красным камнем, спасающим от молнии и грома, – драгоценный дар тмутараканских жрецов.

Возле кибитки раздался конский топот. Откинулся полог, к Юрко вошел половецкий воин. Он приветствовал русича и сказал:

– Великий хан призывает тебя быть на охоте!

Юрко вышел наружу. Около кибитки стоял оседланный конь. К налучью были прикреплены волосяной аркан, колчан с луком и легкими стрелами, сетка для дичи. Вскочив на коня, Юрко почувствовал, как к нему вернулись былые силы. Глубоко вдыхая свежий утренний воздух, ароматный и ласковый, он поскакал к ханским шатрам.

Вслед за ханом и его дочерью снаряженные для охоты батуры выехали из становища, пронеслись на рысях по выбитой стадами степи и поднялись на ковыльный сырт.

Дул свежий ветер. От края до края степи перекатывались по верхушкам травы зеленые волны; навстречу им плыли широкие тени от пробегавших облаков.

Хан Беглюк, скакавший впереди, обернулся и указал вдаль. Там что-то светлое мелькало над травой, чуть слышно доносился звук рога. Но вдруг солнце вырвалось из тучки, и по склону брызнули золотистые спины выпрыгивающих из травы сайгаков, а дальше за ними показался косяк диких коней.

Хан резко взмахнул камчой, гикнул и понесся им наперерез. Юрко скакал рядом с Зеллой. Она мчалась, припав к шее коня, держа наготове аркан, и свистела разбойным свистом. Ветер трепал ее волосы, вырывающиеся из-под шерстяного шлема. Травы хлестали лицо, но она смотрела вперед разгоревшимися глазами, ничего не замечая, обо всем забыв.

Впереди косяка мчался статный молочно-белый вожак. Он словно плыл над травой, распушив пышный хвост. Его грива взвивалась крыльями, казалось, вот-вот он поднимется над степью и полетит в голубое небо. Юрко скакал прямо на него. Вдруг из травянистой лощины выскочил Асап и взмахнул арканом. Он взвился над головой белого жеребца, натянулся и сразу пал на траву, оборвавшись у самого седла всадника.

Юрко выскочил вперед, метнул свой аркан. Юношу с силой дернуло и вместе с конем бросило на землю. Дикий жеребец с натянутой на шее петлей хрипел и рвался вперед. Тут подоспел хан Беглюк. Он накрепко захлестнул, а подскочившие батуры связали коня. Юрко подошел к нему. Конь дрожал, волосы взъерошились, с губ летели клочья пены, в глазах застыл ужас... Юрко погладил его лоб, и он всхрапнул, впитывая запах врага.

– Юрге, ты неплохо арканишь! – воскликнул хан, подъезжая к русичу, растиравшему ушибленный бок. Половецкие батуры тоже стали хвалить Юрко, его посадку, твердую руку.

Один Асап стоял в стороне, хмуро, с завистью посматривал на русича. Взгляды их встретились. Асап отвернулся и сплюнул. Беглюк подъехал к нему.

– Славный конь! – сказал он, – Стоит целого табуна.

– Я подарил бы его руситу,– проговорил Асап. – На этом коне только к смерти ехать. Он никогда не привыкнет к человеку. У него бешеная кровь. – Глаза Асапа злобно сверкнули.

– Ты, князь, подал мне мысль! По коню найдем и седока... Если он не исполнит моей воли...

Хан не договорил и, повернув коня, приказал воинам доставить дикого жеребца в ханские табуны и пока не объезжать его. А шаманам за удачное моление о дне охоты отвезти в жертву каждого десятого сайгака.

Всадники пересели на свежих коней и рысью двинулись вперед. По толстому слою сухих прошлогодних трав кони ступали неслышно, как по кошме. Из-под копыт вырывались вспугнутые птицы. На буграх посвистывали сурки – сидели целыми выводками и рассматривали невиданное. Иногда из норы выглядывала чернополосая сонная голова барсука и снова проваливалась в землю.

– Хороша охота? – сказал Беглюк, придерживая коня возле Юрко.

– Славное занятие!

– Ты сложишь песню о половецкой охоте?

– У меня есть охотничьи песни о русичах. И лучше я уже не спою.

– Почему же ты тогда не славишь войну? Охота и война дают приятную добычу!.. – Хан свистнул и с гиком погнал своего скакуна.

А батуры продолжали гнаться за табуном. У каждого – по три-четыре лошади на смену. Будут скакать, пока не загонят диких коней до изнеможения, и они, заарканенные, легко пойдут в ханские табуны.

И еще было утро. Беглюк решил поохотиться у озер на лугах, чтобы поупражняться в стрельбе из лука по быстролетным водным птицам. Растянувшись цепью, всадники двигались вдоль сырта. Обогнув заросшую диким непролазным терном узкую долину, они поскакали к реке. От воды потянуло сыростью и прохладой.

Беглюк направил коня к одиноко стоящему дуплистому дубy и спешился. Объявили короткий привал, выпили по чашке кумысу.

Сочная трава на лугу хрустела под ногами. Пряный, душистый запах стоял повсюду. Роса на цветах переливалась под -солнцем светлыми огнями. Местами травы были так густы, так переплелись с цветами, что трудно было пройти.

Обойдя дуб, хан потянул носом.

– Эге-е, да этот старик полон меду! Но сладость – не для батуров: она мучит жаждой. Для лечения этот мед устарел. Ножом не урежешь...

Неожиданно налетели пчелы. Их раздражал запах конского пота. Воздух наполнился густым жужжанием. Кони начали биться.

– Эти золотухи живут в лесах, как руситы, – хмуро заговорил Асап.– Как руситы, живут городами, как руситы, работают по целым дням, будто это самое главное...

– И сильно жалят, – усмехнулся Юрко.

Хан скривил губы в холодной улыбке. Батуры нахмурились: какой кусачий этот русит!

Вдруг хан сердито замахал руками и отбежал от дуба.

– Вражье гнездо! – злобно закричал он, отмахиваясь. – Спалить этот дуб!

Слуги бросились собирать хворост. Один из батуров просунул руку с ножом в нижнее дупло. Вырезав большой темный кусок сота, он попробовал его и, сморщившись, начал плеваться.

– Великий хан, нужно спалить все леса – в сухое– лето пустить огонь по ветру на сплошной пожар. – Асап даже порадовался своей мысли. – Деревья окружают нас в походе на Русь как хитрые враги. Нет более жуткого места, чем черный ночной лес. Когда мы проходим лесом, злые духи руситов цепляются и хлещут мохнатыми лапами, стонут, визжат и хохочут. Их глаза во тьме светятся цветными огнями... Спалить леса! Пусть будет повсюду наша степь Дешт-и-Кыпчак! Светлый бог Кам помогает нам в степи.

Хан не ответил. Он растирал ладонью укушенную щеку.

Охотники разошлись по озерам. Стаи уток и гусей кружились в голубом небе. Юрко подходил к камышам, вдруг рядом свистнула стрела и впилась в землю... Быстрее пробрался к самой воде и притаился. Кругом стоял высокий камыш, редкие облачка отражались в воде и тихо плыли...

Юрко был один, свободен от чужих глаз. Мелькнула мысль: не бежать ли на Русь? Можно отсидеться в воде до вечера,, дыша через камышинку, пока не ускачут половцы. А ночью захватить в табуне коня и мчаться на родину...

Но мысль о том, что будет дальше, растревожила Юрко. Он представил себе, как на Руси встретят его расспросами о князе. Почему пошел за ним, а не спас? Ведь , сам же решился!.. Нет, надо ждать! Надо точно узнать: где князь? Кто стережет его? Как пройти к нему?.. Когда это все будет известно, можно бежать отсюда, собрать ватагу самых отчаянных смельчаков вроде Кузяшки...

Стая птиц с шумом спустилась на озеро. Юрко очнулся от раздумья. Он поднял лук, но в этот миг рядом зашевелился камыш. Юрко замер в ожидании. Камыш раздвинулся, и из него выглянуло разрумянившееся лицо Зеллы, оно отдавало оранжевым отливом, и от него нельзя было оторвать глаз.

– Ты?! – удивился Юрко.

Камыши сомкнулись.

– Зелла! – позвал он.

Она не ответила. Юрко кинулся за ней.

Зелла стояла с изготовленным луком и исподлобья смотрела на Юрко.

– Я пришла сюда, потому что здесь кричали птицы, – сердито сказала она.

– Я вижу тебя и не верю, что вижу. Говоря, Зелла! Я хочу слышать твой голос.

– А я... Я хочу слушать тебя!

– Для тебя у меня есть только одно слово!

– Скажи его!

Юрко потупился и молчал.

– Говори! – нетерпеливо повторила Зелла.

– Слово моей большой приязни. Глаза твои – как солнце в созвездии.

– Говори еще! Смелей говори все!

В это время позади Юрко раздались тяжелые шаги и треск камыша. Зелла мгновенно и бесшумно скрылась.

Юрко оглянулся: к нему подходил Асап, взгляд у него злой.

– Кто это бежал? – резко спросил он.

– He знаю. Может быть, кабан.

– В женской шапке? – насмешливо буркнул Асап.

– Плохие шутки у тебя, батур! – нахмуриваясь, сказал Юрко и зашагал прочь по следу Зеллы, готовый ее защитить.

День клонился к концу, а охота только начиналась. Батуры на скаку сбивали стрелами летящих птиц и ездили по лугам, увешанные дичью.

Юрко подошел к лесу, где у вековых дубов над озером летали встревоженные гуси и гагары. Он встал в камышах, выбирая дичь покрупнее. И вдруг над самым его ухом просвистела стрела, следом еще одна, задела рубаху. Кто-то стрелял в него из-за камыша, плохо видя цель. Юрко подобрал жаловидные стрелы и осторожно вышел из плавней. Обогнув озеро, он стал красться к тому месту, откуда, по его расчету, могли быть пущены стрелы. Скоро, он увидел Асапа. Приподнимаясь на носки, тот всматривался сквозь камышовые метелки, держа в руках лук с наложенной стрелой.

– В кого стреляешь, батур? – крикнул Юрко, – Не твои ли это стрелы?

Асап быстро обернулся. Глаза его настороженно забегали, но он быстро овладел собой, лицо расплылось в обманчиво приветливой улыбке.

– Юрге!– воскликнул он, будто обрадовался. – Где ты их взял? Я стрелял по чиркам. Мелкая птица! Глаза мои устали... Благодарю тебя. Я вижу в тебе заботливого друга...

– Нет, батур, мы же еще не кончили поединок! Твои слова как позолота... Мы не поделили солнца! – весело, но твердо отказался Юрко и, бросив стрелы к ногам Асапа, договорил: – Теперь ты видишь: светлые духи бога Кама, что приходят вместе со смертью, не помогают тебе, я жив до сих пор. И буду жить!

Лицо князя потемнело. Он ухватился за меч и шагнул вперед. Кругом никого не видно, а Юрко без меча. Один удар – и все будет кончено... Асап огляделся... и увидел подъезжавших хана и Зеллу.

– Где ваша добыча? – крикнул Беглюк, силясь открыть заплывший глаз, и оглядел соперников. – Э-э! У вас руки пусты. О чем шла речь?

Асап оскалил в улыбке широкие, как у старого коня, зубы.

– Мы вспоминали наш спор: солнце оберегает нас обоих, – ответил Асап. Юрко промолчал: пусть оправдывается виноватый.

...Вечером, на закате солнца, в половецком становище поднимался шум. Люди тревожными криками провожали светило, веря, что там, за краем земли, оно будет биться с черным ба– туром Ночи, закованным в, доспехи из холода... Ведь недавно же было! Старые люди помнят: как-то весенним днем черный батур напал на солнце...

– Шаманы первыми закричали в кумирне: конец света! Ударили в барабаны, заревели в трубы... И поднялся по всей горе страшный вой. Люди падали на землю вниз лицом, лезли в кибитки, рвали на себе волосы, кричали в исступлении: молили бога Кама спасти их...

Собаки запрятались под повозки и тихо скулили. Ни ворон не прокричит, ни птица не пролетит. Земля стала лиловатой, трава серой, все серое!.. Все идет к концу!.. Жрецы завыли с визгом. И вдруг – радостный крик: чудо! Солнце победило! Оно становилось все светлее, светлее... И пошло тут гульбище небывалое и день и ночь...

А через несколько дней прискакали гонцы:

– На помощь! Руситы на Дон идут! Князь Игорь ведет полки на Поле половецкое!

Ушли кипчакские полки на полудень. Бились там три дня и три ночи и победили. Кто у русичей остался жив – почти все попали в плен. Много рабов досталось, и опять было веселое гульбище!

Теперь по вешним вечерам, когда белую шерстинку переставали отличать от черной, в память о той победе начинался праздник...

Был теплый вечер в середине лета. Возле одного из костров сидели седобородые старики и слушали громкий голос чубатого воина из ватаги князя Асапа – богатыря Ченгрепа. Он за один присест целого барана съедает! Потому, наверное, и голос его гудел как из трубы. Рябое, все в шрамах, лицо воина казалось свирепым. В левом ухе сверкало кольцо-серьга.

– Нужна большая война! – гудел Ченгреп, ударяя кулаком по коленке. – Руситы смелеют. Их ватаги под боевые песни, никого не боясь, перехватывают нас на пути, отбивают добычу и пленников. Подходят плохие времена. Добыча от набегов не стоит старого седла. Да и то все идет великому хану и князьям, а нам лишь то, что спрячешь в походную торбу незамеченным. Да и что взять? Заскочишь в клеть, а там ткальня. И такое полотнище узорное натянуто – засмотришься. Только князю и носить. Рубанешь с досады: все равно тебе не достанется. Скачешь в другую клеть. А там чаны с кожами. Или горшки глиняные да печи плавильные. И взять нечего, все припрятано... Двадцать лет я в походах и скажу: руситы стали совсем другие – злее! Помню, раньше ворвешься в острожек – и берешь в каждой избе цветные ожерелки, браслеты дивной чеканки с золотой россыпью. Но тогда у нас с ними был мир, руситы жили беспечно, доверчиво! Им наобещаешь, и они верят. Но мы умеем слова пускать на ветер! Мы хитрее их, налетала внезапно и знатно живились добычей!

– Еще бы! – с завистью вздохнул чернолицый бритоголовый старик. – Такую добычу приятно взять с собой в походный кошель. И никто из военачальников не увидит... Надо идти опять в тот острожек: те руситы – большие умельцы на узорочье... Я там четверых руситов убил, пока они раздумывали, враг я или нет... Теперь так и тянет туда. Как увижу руситские избы, так сердце замается... Ночи не спишь: досада зудит. А заметишь в степи чужие костры – тесно дышать!

Ченгреп почесал грудь и сердито усмехнулся:

– Ходили и мы позапрошлой весной. Но теперь времена беспокойные, и, где был острожек, Теперь целый город стоит... Там стены из камня и ворота в железо кованные: не войдешь! И оружия у них в достатке. Видно, чуть не в каждой клети мечи да крючья куют. Мы окружили город, как птицу в клетке. Meтали за стены горящий жир. К руситам пришла неожиданная помощь, и нас еле унесли кони... Не зря тогда я видел во сне змею с ногами.

Старики зацокали, закачали головами: страшный сон!

– Вы, старики, все по старинке судите. У вас и сабли в почетных зазубринах. Но и наши молодые воины также ловки и стремительны в боях. Только когда вы ходили на руситов, их можно было прельстить словами и внезапно ударить. А что стало с ними теперь? Цепляются за свою землю. Все стали пахари да ковачи. Забросили охоту, делают что вернее. Каждый смерд теперь умеет строить избу. А избы накатаны из целых, толстых бревен. Попробуй возьми их! – Он широко развел руки, показывая толщину дерев, и, сплюнув, добавил: – А когда пробьешься, видишь: изба пуста...

– Руситы все прячут в лесах,—проговорил сосед Ченгрепа. – Они узнали, что мы не любим лесов. Когда, бывало, мы ходили в набеги от Лукоморья, там руситы жили в степи, и мы легко отбивали у них стада. А теперь жить трудно, свой скот режем!

– Трудно? Кто умеет – живет! – быстро воскликнул чернолицый старик. Хитро прищурив глаза, поворачиваясь то вправо, то влево, он живо продолжал: – Вы, молодые, ловкость позабыли. А сила без ловкости – как степной пожар: пылу много, а проса не сваришь... Знаете батура Багубарса? Разве не ловко, обвел он заморских купцов на Соляном пути? Собрал ватагу проводников и потребовал с каравана тройную плату и за себя, и за коней, и за арбы, и за детей и жен, остающихся без мужчин. Покричали, поругались купцы да и уплатили втридорога. Хитрые люди легко и ловко хватают добычу. – Внезапно чернолицый понизил голос: – Вот теперь верховный жрец посылает Багубарса к хану Емяку на Итиль и плату назначил не как простому гонцу: целый год можно жить безбедно. Сам отец Багубарса мне хвастал.