Текст книги "Внук Бояна"

Автор книги: Сергей Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

А Порфирий стоял у окна, вглядывался во тьму. Новая дума все крепче покоряла его. Была бы его власть – он сумел бы заставить всех князей жить по-божески! Иначе нельзя – только в дружеском согласии, под христианской верой могучесть народная! Недаром византийский император Лев Исаврянин называл себя «император и священник», а слава его, как могучего полководца, и теперь звенит...

За окном уже чудились епископу златоглавые храмы и дивные палаты святителя – его, наместника Христа на Русской земле. Отколоться бы от патриарха Константинопольского – он помазывает на царство императоров, оттого и загордился: хочет стать хозяином и русской церкви... Нет, надо самому стать владыкой церкви на Руси, повелевать всеми русскими князьями, как папа Римский. Он нагло рвется подчинить Русь латинской вере, а тому тоже не бывать! От веры их – жестокость и ложь, законы их не добры. Не пить нам с ними из единого родника правды! И хоть латинянин по-своему могуч: он лишь перстом поведет, и заморские короли идут выполнять его волю, а мы не пойдем! У нас все свое и не от иноземцев. Мы сами по себе! И в своей вере послушным станет и Ярослав Глебович, а с его помощью и все князья. Но создать великую Русь должен лишь князь церкви, ибо церковь – владыка всего живого...

Мысли эти давно мелькали в голове епископа, но так ясно он еще никогда не верил в славное будущее. Он станет спасителем Руси! Он наведет добрые, божьи порядки на Русской земле. Все будут жить в радости и довольстве. И поможет ему в этом Ярослав Глебович – единственный князь, послушный церкви, выросший на законе божьем, изученном в Киевской лавре...

Все казалось не таким уж трудным: он проедет по всем княжествам, во всех соборах произнесет зажигательные проповеди, и все князья пойдут с народом строить могучую Русь. Эти думы радовали и волновали. Епископ Порфирий не мог уснуть до рассвета. Ему и в голову не приходило, что весной его правая рука, его надежда – любимый князь Ярослав Глебович пересядет из седла княжеского в седло рабье.

В половецком стане

Поединок

Там, где Дон, встретив отвесный берег, круто поворачивает на восток, вздыбилась высокая гора, вся белая, словно крепостная стена, сложенная из меловых плит. Мимо горы тянулась широкая темная полоса приречного леса и пропадала далеко за кромкой земли.

А с полуденной стороны раскинулась беспредельная степь, голубела вдали, сливалась с синим небом. Куда ни глянь – зеленый простор. Проносились ветры по степному раздолью и колыхали могучие травы. Клекотали в небе орлы, да высоко-высоко пролетал за добычей старый ворон, и его гортанный крик долго разносился над рекой.

Но однажды степное безмолвие было нарушено. В широкую степь и на гору пришло много людей. На плоской вершине, у обрыва, встали белые ханские шатры. Они были видны от самых дальних сторожевых курганов. Ниже, по степному склону, широким полукольцом охватывали гору белые войлочные юрты половецкой знати. Здесь стояла настороженная тишина. Только изредка из степи промчится галопом гонец по широкому проезду, или раздастся грозный окрик знатного батура, или шаманы в кумирне протрубят и отбарабанят, отмечая заревые и полуденные моления.

Еще ниже, вокруг горы, в беспорядочной пестроте рассыпались меж проездами запыленные и грязные кибитки половецких воинов. Гортанные крики погонщиков, ржание коней далеко неслись по склонам и окрестным берегам. Слышался звон наковален. Пьяные голоса...

А под горой тихо текла река. Ее изгиб с темно-зеленой прозрачной водой показывался из речных зарослей и снова уходил в лесную чащу, унося с собой зыбкое отражение половецкого стана...

Приближался праздничный день белых кобылиц. Половецкие воины сгоняли всех белых кобылиц со степных пастбищ, надаивали молоко, заквашивали в бурдюках кумыс водою, смешанной с выдержанным хмельным кумысом. Потом привязывали полные бурдюки к седлам и скакали с ними на конях по равнине. Еще не кончится в бурдюках кислое брожение, а кумыс станет таким пьяным: как развяжешь горловину бурдюка, в нос так и шибанет крепким хмельным духом.

А сегодня на утренней заре шаманы ханской кумирни под рев труб, грохот бубнов и барабанов совершили торжественное моление в честь белых кобылиц, освятили их заклинаниями и распустили по степи. Вечером начнется священное празднование, надо выпить весь хмельной кумыс от белых кобылиц, чтобы ни одна капля не осталась и не упала на землю это великий грех.

Хан Беглюк вернулся со степного торжества, где проходили скачки, довольный, Плотно закусил жирным бараном, выспался и теперь, сидя у своего шатра на ковровой тахте, потягивал из серебряной чаши прохладный кумыс. На смуглом оливковом в глубоких морщинах лице его застыло величавое равнодушие. Распахнув от жары легкий парчовый халат и щуря глаза, он смотрел на пойменный лес, вдаль, откуда возвращались с набега на Русь его воины. Они спешили к празднеству.

Большое белесоватое облако двигалось над степью. Хан долго рассматривал далекий туман: уходили в поход конники, а теперь движутся и повозки – эта от них идет пыль. Значит, поход был удачен! Он облизнул тонкие губы, пропустил сквозь пальцы длинные седые усы и подавил улыбку. Удача сулила обильные и беспечные пиры, от которых горячеет кровь и молодеет сердце.

Перед ханом стоял тучный иноземный купец Галай в расшитом узкорукавом камзолике и, поглаживая руки, почтительно говорил:

– Мы пришли из Византии и привезли из-за моря много новых диковинок. На родине мы заложили семьи, получили под заклад товар и решили попытать счастья. Мы надеемся на твою щедрость, великий хан.

– Разве купцы имеют родное гнездо? Торг даже дружбы не любит. – Беглюк искоса взглянул на купца и, не ожидая ответа» добавил: – Но ты не ошибся. Завтра будет большой выбор. Ты осмотришь новых пленниц. Тебе покажут отборные меха, золото и самоцветы. Ты сможешь взять сильнейших рабов, они ценнее золота!

– Наши желания скромны. – Галай опустил глаза, приложил руки к груди и поклонился. – У вас неисчерпаемый источник добычи – Русь. Все изумляются ее сказочными деяниями, сокровищами и вечными неурядицами. Теперь я вижу, что за морем знают истину: батуры куманов умеют воевать и вместе со славой приносят своему хану неоценимые подарки. Византия одобряет ваши походы.

– Ой, льстец! – Беглюк хмыкнул. – Это говоришь ты, а не ваши кесари. Лукавцы! Они давно хотят подчинить Русь! И сами у нее ищут защиту... – Еле заметная улыбка скользнула по невозмутимому лицу хана. – Византийцы никогда не забудут, как половецкий князь Каталейм на коне первым кинулся в море, а за ним батуры на конях переплыли Босфорский пролив и шли на приступ Царьграда. Земля византийская дрожала от топота наших коней. Византия молила у руситов о помощи. Слезно!.. Так как же вы теперь одобряете наши походы на Русь?

Галай не смутился, ответил как давно обдуманное:

– Наш мудрый сочинитель Маврикий Стратег требовал: не давать русичам объединяться! Князья в нелюбви живут – соседям легче и прибыльней. Когда двое дерутся, третий выигрывает... Это знаем с детства.

– Все вы там в заморье хитрецы и лукавцы. Все – со своей выгодой. Но мы можем не покупать твои товары...

– А мы надеемся на твою щедрость, непобедимый хан,—повторил Галай.– На обратном пути мы всюду прославим твое великодушие, мудрость и щедрость.

– Опять льстишь!.. Все ли заморские люди такие обманные?

– Торг требует сокрытия мыслей.

– Я понял тебя, купец: не обманешь – не продашь...– Хан опять усмехнулся и кивнул, соглашаясь: – Кто хитрее, тот и богаче... – Потом он долго расспрашивал купца: много ли в заморских странах водится коней и баранов, умеют ли сами купцы пасти быков и доить кобылиц. Услышав отрицательный ответ, Беглюк рассмеялся:

– Баран по-бараньи и бекает. – Махнул рукой, унизанной кольцами: – Будь свободен.

Галай поклонился и важно двинулся от шатра. Навстречу быстро шел, так что развевались полы зеленого халата, высокий худой старик с длинной, узкой бородой – главный жрец и лекарь ханский – Сатлар. Поравнявшись с купцом, Сатлар искоса глянул на него, смерил с ног до головы недобрым пытливым взглядом и отвернулся. Его лицо с крупным хищным носом было почти черно, резко выделяясь среди смугло-желтоватых половецких лиц. Белый чуб, такой же как у хана, признак знатности рода, свисал на левое плечо старика. Подойдя к тахте, Сатлар молча встал перед ханом, чуть склонив седую голову.

– Смотри, – сказал Беглюк, протянув руку в сторону, где вдали клубилась пыль.– Князь Асап Непобедимый молод и удачлив. Он никогда не возвращается с пустыми руками. Ты ошибся в нем. Он лучший военачальник во всей нашей Дешт-и-Кыпчак.

– Звезды говорят, что в нем течет коварная кровь шакала.

Беглюк поморщился: неприятно выслушивать такое о любимом князе.

– Тогда берегись и ты. Ветер может передать ему твои мысли. Когда он сядет на ханскую тахту, твои глаза быстро выклюют вороны.

– Он побоится звезд – моих заступниц,

– Нет, он смел. Весной, когда я вместе с другими ханами воевал у окраинных руситов, князь Асап полонил их раненого князя Ярослава Глебовича. Не могу понять: как ему это удалось?! Может быть, кто и помог! Не Чурын ли навел батуров Асапа... Они – друзья!.. Не побоялся Асап моего гнева и подарил знатного пленника подальше в степь – хану Емяку, за булатные доспехи.

– Кто продаст твое, продаст и тебя.

– Ты знаешь что-нибудь?– Жесткий взгляд Беглюка остановился на жреце, в левом ухе, сверкая, закачалась литая из золота серьга.

– Старость подсказывает мне: молодые всегда недовольны: старшие мешают, сдерживают их своеволие.

– Асапу я многое прощу за смелость и силу. Храбрый и ловкий батур стоит целого войска... Однако смотри, конники уже выехали из лесу, скачут под горой. Я вижу князя Асапа Непобедимого. Цепью движутся пленники... А там далеко идут гурты скота. Набеги, как во времена неустрашимого Тугоркана, стали добычливы.

– И опасны, – добавил Сатлар.

– Ты прав, – признал Беглюк. – Тугоркан заплатил за них своей головой... А могучий был хан! Я был спокоен, когда моя первая дочь Эдуи была женой князя руситов. Тогда мы знали каждый шаг руситов и жили беспечно. Надо не жалеть подарков Чурыну Кащере, чтобы всегда знать думы врага... Будем осторожней и щедрей, чтобы не горевать...

Беглюку припомнилась одна зимняя ночь. Давно это было – в дни молодости. Снежный буран бушевал, лютый ветер гнал стада на юг. Ночью русичи бесшумно налетели на Беглюковы вежи. Молодость беспечна. Половцы спали и не успели приготовиться к сопротивлению. Теперь больно вспоминать: всем пришлось спасаться в бесстыдном бегстве, и дочь хана Эдуи досталась русичам. Она была очень красива – от матери-русички, и, когда подросла, князь русичей женился на ней. У княгини-полонянки стали тайно бывать половецкие лазутчики. Но верные князю люди доглядели чужеземных разведчиков. В припадке гнева князь приказал умертвить изменницу.

Беглюкова орда в отместку первая нарушила мир. Но не устояла против дружных русских полков и отступила на восток, к Дону. И тогда у хана родилась новая мысль: выдать за князя русичей меньшую дочь Зеллу. Она мудра и решительна, смела и воинственна, как батур. Через нее можно, действуя хитрее, смыть позор: пусть она повелевает русичами!..

Зелла была радостью и надеждой стареющего хана. Когда утром в праздничный день она выходила из шатра и воин еле сдерживал ее любимого коня, хан забывал свою Старость. Зелла могла поймать в табуне любого скакуна. Схватит за гриву и мчится по степи, пока не утомится бешеный конь. Кто из славных батуров, знаменитых на всю половецкую степь до самой Тмутаракани, не предлагал ему свое родство? И не только юнцы, даже седые; батуры и полководцы говорят: «Ее черные ресницы шелковы пронзают кольчугу, сердце от её глаз вспыхивает пламенем...» Все это перебрал в памяти Беглюк, слушая Сатлара, и его смуглое лицо оживилось от приятных дум.

– Время не идет назад,– наконец проговорил он. – Нам известно, что князья руситов враждуют меж собой. Хорошо бы среди руситов найти князя, согласного принять нашу помощь,.. Чурын Кащеря обещает... будто Резанский князь Роман подает такие надежды... Может быть, зимой мы и двинемся в большой поход на Русь. Это будет быстрый, как падающая звездная стрела, путь по льду. Скажи, Сатлар, что об этом говорят звезды? Принесет ли удачу зимний поход?

– Из ночи в ночь, великий хан, звезды сплетают тебе могущество.

– Не ошибаешься ли ты? Берегись! Мы оба устарели, чтобы рисковать, пускаясь наудачу. Лучше следи за звездами! Ступай и скажи там, пусть готовят встречу воинам. И пусть прославится этот праздничный день белых кобылиц.

С горы разнесся звон била, призывно завыли турьи рога. Из юрт начали выходить половецкие князья в разноцветных бешметах и мягких сапожках. У каждого в левом ухе – серьга. Выпустив из-под шерстяных шлемов чубы, они не торопясь поднимались в гору, покачиваясь на кривых ногах, к большому ханскому шатру, где развевался белый стяг с вышитым родовым знаком БегЛюка Sjgg золотистым конем, скачущим в небо.

Хан сидел у шатра, облокотясь на яркие ковровые подушки. Лицо его словно окаменело. Пропала веселость глаз. Надменно подняв чубатую голову, он окидывал неторопливым взглядом каждого батура и, чуть кивая головой, отвечал на приветствия.

Рядом с ханом сидела Зелла. На руках ее, поблескивая, скручивались, как змеи, золотые запястья. На лбу – узорчатая золотая лента с подвесками. Перебирая рукой хрустальные граненые бусы ожерелья, только что привезенного князем Асапам из Руси, Зелла вполголоса напевала о боевых походах могучих полководцев войска половецкого – старого Шаркуня и всеславного Боняка. Беглюк жмурился от удовольствия, покачивая головой в такт ее песни.

Слуги уже подтаскивали от костров большие дымящиеся котлы с бараниной и рисом, варенным в жире, раскладывали на огромные блюда и ставили их меж рядами знатнейших: у каждого есть чашка и руки – выбирай, какой кусок нравится; у каждого на поясе нож – кусай недоваренное мясо и отрезай ножом у самых губ. А коли скользят жирные руки – вытирай их о расшитые сапоги!

Ближе к хану сидели старшие князья Беглюкова рода. Любой из них имел свои становища в степи, табуны коней и десятки невольников, каждый завидовал хану, втайне готовясь сесть на его место. Дальше на разостланных конских шкурах разместились младшие, небогатые князья и прославленные батуры. Они не спускали глаз с хана, ловили каждое его слово, по выражению лица старались угадать настроение своего повелителя.

Когда все собрались, к ханскому ковру подошел молодой чубатый батур в запыленных доспехах. Будто закопченное лицо его было холодно и неподвижно. Крупный нос с горбинкой, мощный подбородок свидетельствовали о внутренней силе. Он снял шлем, приветствовал хана и положил перед ним на ковер свой меч. Сложив руки на груди, застыл в ожидании ханского слова.

– Светила благосклонны к тебе, Непобедимый! – сказал Беглюк. – Говори, князь Асап, я хочу слышать.

– Великий хан! – воскликнул батур. – Все, что добыл мой меч, принадлежит тебе. А лучший полонян ждет твоего слова – приношу его тебе в дар. Он стоит большого выкупа: серебра и на воз не уложишь!

– Он князь?

– Он молчит о себе. А когда говорит, его речь полна скрытой ненависти и яда. Его речь шеломит. Его слова удивительны.

– Так кто же он? – хан повысил голос, раздосадованно: – Почему ты выбрал его достойнейшим?

– В пути он был властным. Его остерегались даже наши батуры.

По зову Асапа от толпы воинов отделился и подошел к ханскому ковру статный широкоплечий русич. Он спокойно смотрел на хана. Льняная расшитая рубашка на нём была порвана.

Ханская дочь с любопытством разглядывала пленника. Зелла привыкла видеть темные, будто опаленные, лица и блеск чернокарих глаз половцев. А у пленника глаза были невиданно сини и отважны, а светлое лицо приятно, он глядел на всех без страха, как на сородичей. «Непокорный, как дикий сокол», – подумала Зелла и шепнула Беглюку:

– Отец, узнай его имя!

– Кто ты?– спросил хан, оглядывая русича.

– Прикажи развязать мне руки!

Асап, сжав кулаки, закричал на пленника:

– Отвечай! Разве не видишь, кто спрашивает?

– Не страши, – спокойно проговорил русич.– Ты здесь слуга, а я гость. Я говорю с ханом.

Беглюк застыл с чашей у рта, рассматривая странного пленника. Что за буеслов? Он говорит, как приказывает. И впрямь – не хочешь, а слушаешь... Асап, опешивший от дерзкого ответа русича, яростно вскрикнул и схватил с ковра меч. Но в это время Зелла опять что-то шепнула, и хан приказал развязать пленника.

Русич стал растирать затекшие руки, хмуро поглядывая на хана. Зелла встречала его взгляды. Как он смеет, враг!.. Да ей только стоит слово сказать о позорящих глазах...

– Кто ты? —с нова спросил Беглюк.

– Зовусь Юрко!

– Кто твой отец?

– Меня породило Солнце.

Хан вздрогнул от неожиданности, насупился: солнце – половецкое божество!

– Ты лжешь! – презрительно поджав губы, выкрикнул Беглюк. – Руситы привыкли хвастать, что они дети солнца.

– Наша земля никогда не жаловалась на солнце.

– Ха! Так ли?

– У меня нет меча и противника. Тебе придется верить слову.

И опять ответ русича застал Беглюка врасплох.

– О-о, на речах резок! – внимательно оглядывая Юрко, медленно пробормотал он. – Но мы ценим храбрость не по слову, а когда видим доблестные дела. Слово же – как дым!

– Жаль, что мы не встретились на поле брани, – ответил Юрко.

Хан взглянул на Асапа. Тот стоял рядом, сжимая в руках меч.

– Прикажи снарядить русита для боя и уличи бахвала! – сердито сказал ему Беглюк. – Начнем поединок... И да прольется кровь в честь всемогущего бога Кама!

У Асапа загорелись глаза.

– Русит клевещет на солнце! Светлый бог Кам не любит сырые, темные леса руситов. Светлые духи бога живут в степи.

– Я с детства ходил по степи и, кроме летуна-ветра, никого не встречал, – ответил Юрко.

– Пеший – несчастный! Бог Кам презирает таких... Это ваши боги с посохами. Боняк сжигал их в Печерской обители, как коровий помет. А наши духи найдут тебя! – Асап, оскалив широкие желтые зубы, провел ладонью по лезвию меча. – Светлые духи приходят вместе со смертью.

– Не скоро мне с ними встретиться! Боги любят покорных, – шутливо проговорил Юрко.

Хан и князья ухмылялись. Их смешила и дивила опрометчивая уверенность пленника. «Он не боится! – подумал Асап. – Перед смертью шутят лишь самые отважные. Но смерть уже идет к нему. Еще никто не уходил живым от меча Непобедимого».

Тем временем воины принесли снаряжение для боя. Пока Юрко примерял шлем, хан говорил ему:

– Вижу: ты смелый выдумщик! Кто же ты?

– Мне говорят, что дед мой был славный Боян. Великие люди слушали его да радовались.

Хан встрепенулся и большими глазами глянул на русича.

– О-о-о! Песни Бояновы – могучие песни! Может, и ты владеешь песенным даром?

– Пою.

– Уж не тот ли ты прославленный Юрге – дивный певец, чьи слова неустанно повторяют и наши люди? А ну-ка, пой нам!

– Настанет пора, спою. А пока, если не дадут кумыса, я не могу и слова сказать. Я не пил с утра. – И, прикидывая на руке тяжесть меча, Юрко добавил: – Сперва надо кончить одно.

Сидевший недалеко от хана купец Галай тихо сказал Беглюку:

– Гусляры – весьма непонятные люди. Однажды наши воины захватили трех славян без оружия и доспехов, с одними гуслями. Певцы сказали им, что сами не облекаются в доспехи, но под их песни славянские дружины идут на бой и побеждают. Наш император Маврикий и весь народ дивились силе и певучести их голосов. Гусляры пели, и по их желанию люди плакали или смеялись. Когда же певцам стали предлагать награду и богатую жизнь в нашей стране, они отказались, не побоялись угроз. Наш щедрый император оценил их гордость, отпустил восвояси, и они ушли в свои земли. Не правда ли, это достойно удивления? Так могли поступить лишь храбрейшие!

– Надо было держать их при себе и приручить, – проговорил хан. – Непокорного человека покупают почетом, если нужно. Или рубят голову. Такие не служат из-за страха.

Беглюк приказал напоить русича. Один из воинов подал чашу с кумысом. Юрко принял ее и, глядя на Зеллу, сказал:

– За твое счастье пью, дивная сестра солнца! – Поклонился Зелле, дотронувшись рукой до земли, и залпом выпил кумыс.

Лицо Зеллы вспыхнуло. Она улыбнулась, белые зубы сверкнули, как лепестки ромашки. Это была большая честь: в кругу прославленных батуров раздалась похвала женщине. Даже взгляд хана на мгновение просветлел, в его глазах блеснула гордость.

Радостное смущение Зеллы заметил и Асап: она трепещет, как звезда непорочная! Нахмурился, скулы вспыхнули и застыли. Мысли о ханской дочери постоянно тревожили князя, он лишь укрощал свое сердце надеждой: она от него не уйдет! Быстро шагнул вперед и крикнул:

– Эй, русит! Ты еще в пути надоел мне своеволием и дерзкими мыслями. Берись за меч!

Скрестились и зазвенели мечи. Будто белопламенные лучи солнца хлестали друг друга. Батуры повскакали с мест, чтобы лучше видеть поединок.

Асап напал первым, рассчитывая одним ударом покончить с пленником. Но Юрко удачно отвел удар. Асап сразу почувствовал опытного противника, и это еще больше разозлило его. Но как он ни стремился поразить Юрко, как ни рассчитывал удары, проворный меч русича успевал отбивать их. Юрко бился обдуманно, берег силы, внимательно следя за Асапом, сохранял дыхание.

Два раза разводили их, сменяли рассеченные щиты, наскоро обмывали раны. И снова сходились противники.

Беглюк с наслаждением следил за искусным боем: давно такого не видел! Он любил поеДинки на пирах и всегда благоволил к победителям. Однако не так относились к поединку батуры. Они разъярились вместе с Асапом, сопровождали радостными криками каждый его ловкий удар, встречая грозным молчанием быстрые удары русича.

Асап'уже напрягал силы. Как искусно и неудержимо ни нападал он – все неудачно! Русич будто разгадывал заранее его внезапные наскоки. Асап уже понял, что этот поединок пошатнул его славу Непобедимого. На виду у всех! Перед взором хана!.. Это особенно злило. Улучив момент, он обрушил на русича страшный удар. Но Юрко хитро отступил на шаг, и меч Асапа со свистом рассек воздух. Лишь кусок щита у Юрко отлетел на землю. Сам же он только пошатнулся, хотя на его плече выступила кровь.

Толпа взревела от восторга. И в этом крике никто не услышал стона Зеллы. Она смотрела на поединок широко раскрытыми глазами, полными ужаса: как искусно бился этот русит! Он же прямо с пешего пути – и в бой! Стало жаль его – за что он погибнет?! А он так хорошо сказал ей дивные слова... Лицо ее побледнело. Впервые она пожелала победы врагу и чувствовала, что уже ненавидит Асапа, толстые губы которого покрылись пеной. Он хочет взять ее в жены, но теперь не будет такого... Вот если бы он был как этот русит!..

Снова зазвенели мечи. Улучив мгновение, Юрко быстрым взмахом меча рассек руку Асапа, тот отскочил и перехватил меч левой рукой.

– Довольно! – крикнул хан и подал знак прекратить поединок. – Щедрый бог Кам наградит тебя, князь! А ты, Юрге, будешь жить – таков закон: ты выстоял в поединке с Непобедимым. Твоя рука завидно владеет мечом. Как же ты стал пленником?

– Я – не пленник. Я – вольный певец! – ответил Юрко. – Мы, гусляры, ходим по земле вольно и поем народу... Ты должен бы принять меня как гостя.

– Хо, ты шутник, Юрге! – Хан сощурил глаза и с едкой насмешкой добавил: – Гости у нас нередко теряют головы.

– А неволя не слаще смерти.

Глаза Беглюка снова открылись и блеснули.

–Так зачем же ты пришел? – резко спросил он.

– Певец поет о жизни. Певцу надо видеть жизнь, людей!

– Ты хочешь петь о нас? – удивился хан, и что-то похожее на удовольствие проскользнуло по его лицу.

– Если сложится песня – спою. Но сначала надо узнать ваш народ, говорить с ним.

– Разве руситы мало видят кипчакских воинов? Мы сможем бывать и чаще. – Рот хана искривился от хищной усмешки. И все гости ухмыльнулись, ощерив желтые зубы.

Юрко не спеша окинул взглядом половецкую знать и громче, для всех, проговорил:

– А мы так сказываем: повадится медведь по мед ходить, тут ему и голову сломить. Справедливость побеждает силу.

– Хо! Ты слишком смело судишь, внук Бояна.– Беглюн только что пережил приятное волнение крови, глядя на поединок. А теперь смелая речь русича горячила, как перед боем.

– Может быть, ты хочешь петь о смерти кипчакских батуров? – хитро прищуривая один глаз, протянул хан.

– Я пою о счастливой жизни, – снова повторил Юрко. – Даже малая пташка радуется бытию. Вот и ищу, где живется лучше.

Беглюк заметно оживился.

– О-о! – воскликнул он.– Тогда ты не ошибся, что пришел к нам. Наша степь Дешт-и-Кыпчак днем уходит к солнцу, ночью – к звездам. Раскинулась от Волги до Днепра. За два месяца не проедешь. Завидная молва о нас идет по всем землям. Что есть более достойное песни? Воспой нашу жизнь, и ты будешь сидеть у ханского ковра среди избранных.

– Если увижу достойнейшую жизнь – спою…– сказал Юрко.– Пока я знаю: жизнь русичей требует славной песни. Наш народ делает все, что на пользу воину, охотнику, землепашцу и женщине. Ремесленники готовят для них дивное узорочье. А что полезно всем, то и красуется, что радует, то и славит.

– Вот потому мы и ходим к вам: мы тоже любим редкостное.

– Разбой у нас не славится песней. Песня славит дружбу: в ней добрая радость.

– Мы дружим с теми, кто нам служит,– насмешливо проговорил хан. – Радость там, где выгодней батурам, они рождены повелевать.

– За их радостью горе по пятам ходит...

Гости притихли. Они уставились в лицо хана, ожидая грозных, уничтожающих слов. А Беглюк внимательно рассматривал Юрко, будто старался разгадать его мысли. «Ты смел, но бесхитростен – что на уме, то и на языке. Ты не уйдешь, не выполнив мою волю! – подумал хан и обрадовался новой мысли: – Не подослать ли князю Роману этого шутника?.. Что узнает – у него не удержится на языке...»

– У нас есть верный друг – конь! быстро заговорил он. – Единственный друг! Наш конь примет любые муки, но не обманет и в бою вынесет. Он, как друг, отдает нам свою кровь. Когда в походе негде достать пищи, мы открываем жилу на шее коня и пьем его живую горячую кровь. Конь – наш спаситель. Конь для батура – как брат, боевому коню цены нет... Если кто украдет коня – отдает десять коней и краденого в лучшем виде. Если нет у вора коня, у него отбирают детей. Если нет детей – самого режут... А у руситов за краденого коня берут три гривны – позор! За коня – кусок серебра!.. Нет, для нас конь – как отец! Мы неделями не спешиваемся, и он терпит... Он лучше любого слуги!.. Конь – наши крылья, говорим мы. А ваши кони покорно тянут соху, как буйволы. Вы обуваете коня в железо, а когда подходите к нему с седлом, он вытягивает шею и голову, ожидая хомута. Так и ваши люди – привычно привязаны к месту. А мы не строим городов. Разве мы хуже птицы, чтобы жить в клетке? У нас есть одна забота – война! Позор умереть не в бою! Таков обычай предков...

Беглюк понимал, что ему не следовало при гостях вести долгий и откровенный разговор с пленником. Но этот русич не походил на пленника, вел себя независимо. С ним любо говорить. Какая же сила стоит за ним? Как поступить с ним: как с пленником или оставить при себе певцом? Он многое знает – слушать его приятней, чем сказочника. Что если одарить его золотом, усадить рядом с собой?.. Тогда русич будет сказывать и петь то, что прикажешь. О-о, а приказать можно многое...

После осмотра пленников купец Галай сидел в юрте князя Асапа. Здесь был прохладный полумрак. Узорчатый ковер, огибавший всю решетчатую стену юрты, был увешан кривыми ятаганами в ножнах, спущенными луками и колчанами. Тут же висели ковровые и кожаные путевые сумы. Внизу, на кошме, лежали легкие походные доспехи, кованые латы и щиты. Рядом в кожаных кольцах стояли копья и сулицы* (*короткие метательные копья).

Купец сидел рядом с младшим братом князя Турогом и разглядывал вещи, приготовленные половцами для обмена. Все это было только что доставлено княжеской ватагой после набега на Русь.

Турог вынимал из кожаных мешков и раскладывал сапоги из красного и зеленого сафьяна, расшитые узорчато, развертывал перед купцом собольи и горностаевые шубы, шкурки черных бобров и лис, развязывал тряпицы с драгоценностями, открывал хитростно вырезанные из кости ларцы с браслетами них золотая узорная чеканка знаменитых новгородских искусников. Все расхваливал безудержно: обмануть иноземца – лучшее дело батура, бог Кам порадуется...

Галай не спеша рассматривал каждую вещь и отбирал то, что ему обещало наживу. Дела его шли удачно. Он выгодно выменял пленников у Беглюка на отрезы дорогих тканей, и хан остался доволен, даже согласился с купцом, что торговля – занятие, достойное великих мира, хотя военная добыча все же несравненно заманчивее. Хан пригласил купца остаться в становище, жениться, пока он здесь, на половчанке и вести торговые дела. Купец уклонился от прямого ответа. Тогда Беглюк посоветовал ему погостить до осени и обещал давать Проводников для каждого каравана, идущего в путь к морю и обратно с новыми товарами. Выгода была явная, и Галай согласился.

Князь Асап сидел на подушке в стороне от них, следил за медленными и важными движениями купца. Рука у князя была на перевязи, он морщился и ворчал:

– Этот певун чуть не перерезал мне жилы. На что бы я тогда был годен?! Сидеть у костра, видеть, как батуры собираются в поход, и чувствовать, что напрасно клокочет кровь?

– Был бы караульным у старушек! – проговорил Турог.– Но кто мог подумать, что проклятый урусит так завидно владеет мечом?

Купец оторвался от беличьей шубки, приоткрыл заплывшие глаза и сказал:

– Я хотел и его выменять у хана, но хан сказал, что любит небывалое и сам хочет приручить русича. Он забыл, что сокола не заставишь плавать.

Турог усмехнулся и, нагнувшись к брату, шепнул:

– А не продать ли бойкого гусляра этому жирному сурку? Он хвалит его, он даст много добра. Ведь урусит – твой пленник!

Асап от удовольствия щелкнул языком, прищурился.

– Моя добыча! – воскликнул он, ударив себя в грудь и добавил: – Хотя и Кащеря помог.

– Возьмем певуна ночью, так что никто не услышит, – продолжал нашептывать Турог. – Все будут думать, что урусит сбежал.

– Мы отберем у хана мой подарок?

– Так и нужно. Хан жаден, как и все старики. Он даже не дал тебе ничего за этого певуна-русита... Одарил куском мяса! Ха! Награда!.. Э-э, что тебе хан! Их теперь столько развелось в Дешт-и-Кыпчак – степи не хватает! Уже и говорят на разных языках – не поймешь, о чем речь ведут, какому богу молятся. Разброд пошел. А старый хан не вечен. Тогда мы, тайные батуры Смерти, выберем тебя властелином всей Дешт-и-Кыпчак. Ведь был же когда-то единый хан кипчаков? Перед ним трепетала Византия и все люди закатных стран. И ты будешь таким всесильным ханом, с тобой мы завоюем все Резанское княжество. А там и все земли, до самого крайнего конца, где начинается вода.