Текст книги "Золото тофаларов"

Автор книги: Сергей Горяинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11
ПОДГОТОВКА К ДЕБЮТУ

Фирма «Геллерштейн и брат» располагалась в весьма потертой двухкомнатной квартире на девятом, последнем этаже длинного унылого дома, находящегося в двух шагах от платформы Бирюлево-Товарная. В прихожей квартиры, превращенной в приемную, под выцветшими плакатами с изображением зубов, щеток и различных медицинских аксессуаров, сидело человек пять страждущих с мрачновато-испуганными выражениями лиц. Из одной комнаты доносилось бодрое жужжание древней бормашины. Как только за нами захлопнулась дверь квартиры, стало ясно, что мы прибыли в драматический момент.

– А-а-а! У-у-оо! Бля… – перекрыл рев пыточного агрегата вой какого-то страдальца.

На лицах обитателей приемной отразилась гамма сложных переживаний. Кравцов болезненно сморщился и решительным жестом открыл дверь, ведущую в соседнюю комнату. Я последовал за ним.

В небольшой квадратной комнате, в окружении стеклянных шкафчиков с какими-то препаратами и зубодерными причиндалами, сидел за столом толстенький, почти полностью лысый старичок в золотых очках. Когда мы вошли, он с задумчивым видом разглядывал пару нежно-розовых искусственных челюстей, поднеся их близко к глазам. При виде Кравцова старичок вскочил, как будто подброшенный пружиной, челюсти с могильным стуком упали на стол.

– Павел Борисович! – сладко пропел старичок, стремительно выбегая из-за стола и широко распахивая коротенькие, толстенькие ручонки, словно хотел заключить Кравцова в дружеские объятия.

Кравцов поздоровался с пасмурным выражением лица. Он присел на край стола, небрежно отодвинув сверкающие голливудской улыбкой челюсти.

– Я же сказал, чтобы сегодня никого не принимали! – строгим голосом заметил он Соломону Яковлевичу, на лице которого была написана буйная радость по поводу встречи с дорогим Павлом Борисовичем.

– Но Яша должен делать гешефт?! – извиняющимся тоном произнес Геллерштейн, подпрыгивая на месте как воробушек. – Мальчику надо заработать на кусок хлеба!

– У-й-й, бля… – как бы в подтверждение его слов опять донесся из-за стенки жалобный стон терзаемого Яшей пациента.

Соломон виновато развел руками, Кравцова передернуло.

– Ну, ладно! – Он подошел к двери кабинета, обитой изнутри кожзаменителем крокодилового цвета, и плотно прикрыл ее. – Гешефт так гешефт. Вот, Соломон Яковлевич, перед вами человек, зовут его Сергей Александрович. Его вы должны описать как преемника Гришина в том случае, если греки позвонят вам. А они вам позвонят. Скорее всего завтра, во второй половине дня. Вы скажете, что с Сергеем дело иметь можно, что вы сами пользовались его услугами, что он старый друг Гришина, а главное, повторяю еще раз, опишете им его подробный портрет. Подробный настолько, чтобы они его вспомнили. Это самое важное. Порекомендуйте им обратиться к Сергею, но сильно не нажимайте, палку здесь ни в коем случае перегнуть нельзя. Ну да что мне вас учить, вы же не первый раз с нами работаете!

При последних словах Кравцова вся веселость Геллерштейна сразу улетучилась. Его большие карие глаза за стеклами очков стали печальны, каким-то затравленным взглядом он обвел стены маленькой комнаты.

– Да, да. Я все понял, все сделаю, – уныло пробормотал он.

– Надеюсь! – сказал Кравцов. – Я вас оставлю тет-а-тет на пару часиков. Сергей, обязательно дождись меня, в управление еще разок нужно будет заехать.

Кравцов вышел. Сникший Соломон Яковлевич подошел к окну и, барабаня пухлыми пальцами по стеклу, озирал угрюмый бирюлевский пейзаж. Я подсел к столу и стал рассеянно перебирать челюсти, стараясь сложить пару в подходящую комбинацию.

– Оставьте, пожалуйста! – резко сказал Геллерштейн, повернувшись от окна, и тут же добавил: – Извините. Кофе не желаете?

– С большим удовольствием.

Старик засуетился, накрывая на стол. Среди весело скалящихся протезов появились изящные, маленькие чашечки из полупрозрачного, тонкого фарфора и серебряная корзиночка с конфетами в невзрачных обертках, устрашающе именуемых «Радий».

– Скажите, а вы хорошо знали Сережу Гришина? – спросил Геллерштейн, насыпая кофейные зерна в кофемолку.

– Да, он был моим старым знакомым. На Севере работали вместе несколько лет назад.

– В Магадане?

– Нет, но близко – на Чукотке.

Маленькая машинка загудела в руках Соломона, и вкусный запах свежеразмолотого кофе поплыл по комнате.

– А я был в Магадане! – сказал Геллерштейн с некоторой гордостью.

– Участвовали в великих стройках?

– Что вы, что вы! – Соломон Яковлевич правильно понял вопрос и суеверно плюнул через плечо. – Нет, я сам, по собственной инициативе поехал. Молодым человеком тогда был, не чуждым романтики. Хотелось покорять пространства – дух времени такой был, тридцать лет назад.

– Ну и как впечатления?

– О! Сильные! До сих пор вспоминаю как ярчайший эпизод биографии. Я в старательской артели работал, шлиховщиком.

– Вы серьезно? – Я не мог сдержать удивления.

– Ну конечно, теперь самому трудно поверить! – Соломон Яковлевич покрутил в воздухе пухленькими розовыми ручками. – А ведь у меня нюх был на золото поразительный. Я в таких местах его намывал, где другие и подозревать не могли.

– И сейчас сохранился? – Я прихлебнул жидковатый кофе.

– Что?

– Нюх?

Геллерштейн поперхнулся изотопной конфеткой, посмотрел на меня осуждающе.

– Не судите, да не судимы будете. Золото – вещь притягательная, многие обжигаются, я, увы, не исключение. Но ведь и вы ко мне заглянули не зубки подлечить?

– Без комментариев, дорогой Соломон Яковлевич. Боюсь, наш общий знакомый, что недавно отсюда вышел, не поощряет излишние откровения своих… – Я запнулся в усилиях подобрать нужное слово, которое с наименьшими потерями для самолюбия определяло нашу незавидную роль.

– Стукачей, – любезно помог мне Геллерштейн и сокрушенно вздохнул. – И чего только не сделает с человеком другой человек! А знаете, Гришин мне рассказывал о вас, немного правда, но рассказывал. И, признаться, я представлял вас совершенно другим!

Я пожал плечами. Что мог наболтать Гришин этому шустрому потомку Эскулапа? Странно, однако: Соломон Яковлевич – и вдруг шлиховщик. Что-то мне в последнее время необычные старички этого сорта попадаются. То рейнджер, там, в морге, то золотоискатель. И оба, заметьте, по медицинской линии совершенствовались.

– Что же вы, Соломон Яковлевич, покинули высокие широты?

– Это вы про Магадан? Да я, можно сказать, и не покидал его с тех пор… – продолжить эту загадочную мысль старику помешал Кравцов, совершенно неслышно появившись в кабинете.

– Воспоминаниям предаемся? – Голос Кравцова заставил Геллерштейна вздрогнуть.

Умное лицо Соломона Яковлевича вновь обезобразила истерично-веселая улыбочка.

– Да вот знакомимся потихоньку с Сергеем Александровичем! Кофейку не желаете?

Кравцов взял из вазочки конфету «Радий», прочел название, усмехнулся. Положил кондитерское чудо на коренные зубы одного из протезов, прижал сверху второй челюстью.

– Апофеоз ядерной войны! Шедевр в стиле Сальвадора Дали.

– Вы мастер импровизации! – угодливо засмеялся старый дантист.

Кравцов кивнул серьезно.

– Импровизация в нашем деле – часто ключ к успеху. Ну как, Соломон Яковлевич, у вас сложилось представление о нашем дебютанте? – Кравцов кивнул в мою сторону.

– Вполне, вполне. Я уверен, что мы сработаемся с… коллегой.

Так, так! Похоже, что планы Кравцова в отношении меня не ограничиваются одноразовой «импровизацией».

– Хорошо. Ну, до скорого, Соломон Яковлевич! Поехали, Сергей, нас ждут.

– Павел Борисович! А как же с поездкой Яши? Мальчик жаждет увидеть землю предков! – задержал нас Геллерштейн.

– Поездка состоится, как я и обещал. Если вы завтра сильно постараетесь.

– Я постараюсь, постараюсь.

В машине я спросил Кравцова:

– Что это там старик болтал про Магадан?

Я думал, что опять нарвусь на замечание или Павел постарается уйти от ответа, но, к моему удивлению, он стал говорить охотно:

– В конце пятидесятых, когда стало широко разворачиваться старательское движение, Соломон рванул в Магаданскую область. Хотел участвовать в организации артелей. Он тогда уже был фигурой известной, с коллекционерами работал. На антиквариате капитал создал, хотел выгодно вложить.

– Он говорил, что шлиховщиком работал, – перебил я Кравцова.

– А, чушь! – отмахнулся тот. – Соломон хотел кусок пожирнее отхватить, но не дали. Все уже было прибрано к рукам. Все, что он мог сделать – это ниточку сбыта сюда, в Москву, протянуть. Частные дантисты – традиционный «золотой рынок». Ну, дали мы ему раскрутиться и потом аккуратно взяли за одно место. Вообще-то он старик интересный – поближе познакомишься, узнаешь.

Я отметил про себя, что никакого желания устанавливать более теплые отношения с Геллерштейном не испытываю, а вслух спросил:

– А кто Соломона к артельному делу-то не подпустил? Кто все захапал?

Кравцов задумчиво посмотрел в окно автомобиля. Помолчал.

– Это очень сложный вопрос, – наконец сказал он. Энтузиазма уже не было в его голосе. – Эти проклятые артели невозможно контролировать. Специфика производства! То растут как грибы, за год обороты будь здоров набирают, только начинают к ним присматриваться – бах! Лопнула как пузырь мыльный – и нет ничего! А золото приисковое в Москве появляется часто, только цепочки все время рвутся – одно-два звена, и все, пусто. Да и другие возятся вокруг этих дел, а у семи нянек…

– Другие – это кто?

Кравцов посмотрел на меня прежними жесткими глазами. Задумчивость его прошла.

– Голова не заболит – от вопросов? А то на анальгине разоришься.

Всю оставшуюся до Лефортова дорогу мы молчали.

В уже знакомом мне кабинете нас ждал молодой, лет двадцати пяти, симпатичный парень, спортивного телосложения, с роскошной темно-каштановой шевелюрой.

– Николай Никитин, – представил его Кравцов. – Твой непосредственный партнер.

Парень молча, с улыбкой, протянул мне руку.

– Ну как, Коля, лаборатория подготовила сувенир? – спросил Кравцов.

Вместо ответа Никитин извлек из сейфа большую круглую жестяную коробку из-под китайского чая и протянул ее Кравцову. Тот с улыбкой взвесил ее на руке и положил на стол.

– Вот этот подарок, Сергей, ты должен будешь передать грекам.

Я потянулся было за коробкой, но Кравцов остановил меня.

– Лишний раз ее лучше не трогай. Она у Коли будет находиться до самого последнего момента.

Никитин снова убрал коробку в сейф.

– Теперь слушай внимательно, – обратился ко мне Кравцов. – Когда греки позвонят, держись поуверенней. Место встречи должен обязательно назначить ты. Все варианты, которые они будут тебе предлагать, отсекай сразу. Помни: если уж они позвонили, если уж пошли на рискованный контакт, значит, или интерес большой, или основной заказчик их припер к стенке – деваться некуда. И все основания, для того чтобы самим музыку заказывать, у нас имеются.

Разговор следует вести кратко. Слов «золото», «товар» не употребляй. Используй термин «ваш заказ» – Гришин именно его применял. Встречу назначишь на одиннадцать вечера вот в этом месте.

Кравцов вытащил из стола лист с каким-то чертежом и показал мне.

– Смотри! – Красным карандашом он обвел пучок радиально расходящихся линий. – Это Лучевые просеки в Сокольниках. А вот это – Богородское шоссе. А вот – Поперечный просек. Встречу назначишь вот здесь – на пересечении Поперечного и Шестого Лучевого, рядом со съездом на Богородское шоссе. Место это тихое, кругом парк, народу никогда не бывает. Скажешь, чтобы подъехали на такси, и пусть сразу отпустят машину. Ты будешь их ждать в «Жигулях». Синяя «семерка», номер 62–42. По телефону скажешь им этот номер. Когда подъедет такси, выйдешь из машины и пойдешь им навстречу.

– В машине буду я один?

– Да. Встретишь их на шоссе, представишься, поздороваешься, скажешь, что «заказ» в машине. Посадишь их в машину, передашь коробку и предложишь вскрыть. Если они не станут открывать, скажешь, Гришин тебя предупредил, что есть какие-то трудности с «заказом» и ты не уверен, все ли на месте, полный ли объем. Если они все же не вскроют коробку, скажешь фразу: «Жаль, мне хотелось бы быть полезным для вас». Запомнил?

– Запомнил.

– Хорошо. Микрофон будет укреплен в кармане твоей куртки. Оденешься так же, как сейчас. – Кравцов отступил на шаг и окинул меня критическим взглядом. – В левом нагрудном кармане будет микрофон. Вот здесь.

Он ткнул пальцем в бронзовую пуговицу с надписью «Lee» на кармане моей джинсовки.

– В машине посадишь греков на заднее сиденье, сам сядешь на водительское. Коробку достанешь из-под переднего сиденья справа. Ну что, вопросы есть?

– А если они откажутся так поздно ехать в такое уединенное место?

– Не твоя забота. Твое дело предложить.

– А вы все где будете?

– Мы будем на посту, – усмехнулся Кравцов. – За полчаса до срока Коля привезет тебя на место встречи и из машины уйдет. Ты пересядешь на водительское место и станешь ждать. Остальное – как говорил. Ну, все понял?

– Да вроде все.

– Ладно. Сейчас пойдем жука вставим, а потом вместе с Никитиным катись к себе в Лианозово и жди звонка. Ты сейчас один дома?

– Один.

– Ну вот, чайку попьете, телевизор посмотрите.

В Лианозово мы с Никитиным доехали на той самой «семерке» 62–42. Машина как машина, грязноватая, староватая, лобовик слегка треснут, в глушителе, похоже, дырка, бубнит как-то неприятно.

Никитин оказался заядлым шахматистом, и, коротая время в ожидании злосчастного звонка, мы сыграли уйму партий с разгромным для меня результатом. Занимательным собеседником его никак нельзя было назвать, все мои попытки обсудить предстоящее дело и его предысторию вежливо, но решительно им пресекались.

До пяти вечера следующего дня мы вели растительный образ жизни, лениво листая беллетристику и время от времени играя блицы. Ровно в пять зазвонил телефон. Почувствовав внутреннюю дрожь, я снял трубку.

– Слушаю вас! – с интонацией Джеймса Бонда произнес я в трубку.

– Сергей? – спросил меня голос Кравцова.

– Он самый.

– Дай-ка трубку Николаю, быстренько!

После быстрого разговора с Кравцовым Никитин положил трубку и посмотрел на меня.

– Греки звонили на квартиру Гришина, а сейчас разговаривают с Геллерштейном. Все идет как надо – сейчас будет твой выход.

Глава 12
БОГОРОДСКОЕ ШОССЕ

Еще час прошел в томительном ожидании. Очевидно, хитрые греки колебались. Нервозность моя поутихла, и я уже смотрел на телефонный аппарат, как рыболов-спортсмен смотрит на поплавок в ожидании поклевки крупной рыбы. Наконец раздалась долгожданная трель. Пропустив пару интервалов, я снял трубку.

– Слушаю.

– Сергей Александрович? – спросил незнакомый мне голос.

– Да, я.

– Мне рекомендовал обратиться к вам Соломон Яковлевич. Меня зовут Александр. Возможно, вы вспомните – нас как-то знакомил Сережа Гришин.

Он говорил по-русски чисто, но с каким-то странным, трудноуловимым акцентом. Может быть, гласные растягивал чуть дольше, чем следовало.

– Да, да. Припоминаю, – ответил я.

– Соломон Яковлевич сказал, что вы некоторым образом наследник Сережи?

– Смотря в чем.

– Я имею в виду «заказ», о котором была достигнута договоренность.

– Да, верно. Ваш «заказ» у меня.

– Не могли бы мы с вами встретиться в гостинице сегодня вечером? Мы остановились в Измайловском комплексе.

– К сожалению, нет.

– Нам нужно будет подъехать к вам?

– Да, сделаем так… – Минуты две я объяснял Александру место и условия встречи.

Когда я закончил, ответом было довольно продолжительное молчание. Записывал он, что ли?

Наконец в трубке снова возник голос с забавным тягучим произношением:

– Нам нужно подумать. Я перезвоню вам минут через десять. – С этими словами Александр связь прервал.

Я положил трубку и растерянно посмотрел на Никитина. Он сидел рядом. На корпус моего телефонного аппарата он прилепил какую-то присоску, от которой к его уху, скрытому под густыми волосами, шел тонкий проводок. Когда разговор был окончен, он извлек из уха и положил на стол маленький черный микрофон и развел руками.

– А ты что хотел? – предупредил он мои вопросы. – Сейчас у них очко знаешь как играет?! Ничего, раз позвонили, позвонят снова – никуда не денутся!

Как бы в подтверждение его слов снова зазвонил телефон.

– Сергей Александрович? Это опять Александр беспокоит. Я приеду. Буду один. Надеюсь, мы должны узнать друг друга. До свидания.

Никитин улыбнулся, отлепил свой стетоскоп от аппарата и поднял большой палец вверх.

– Ну что я говорил? – весело заметил он. – Да не волнуйся ты, все пройдет как по маслу. Давай кофейку попьем и еще пару партий сгоняем. А хочешь – поспи часок? Время есть.

Я чувствовал, что уснуть не смогу. Занялись опять шахматами. Пользуясь тем, что Никитин находился в благодушном настроении, я снова попытался его разговорить.

– Слушай, Коля, а как они золото в самолет собираются пронести? – спросил я, отчаянной жертвой коня пытаясь сдержать его фланговую атаку.

– Самолет им ни к чему… – задумчиво протянул Никитин, с заинтересованным видом оценивая варианты, возникающие вследствие моего решительного хода. – Они обычно уходят через Одессу или Батуми морем. А на пароход при умении и желании можно хоть зенитную пушку пронести.

– А что вы им предложите, когда возьмете?

– Работу предложим, – с тем же задумчивым видом ответил Никитин. – В Греции сейчас безработица сильная. Около десяти процентов. Не пропадать же таким славным ребятам.

Он сделал ход, я машинально ответил.

– Нет, Серега! – ухмыльнулся Никитин. – Не умеешь ты считать! Играешь ярко, интересно, я бы сказал – авантюрно, но считаешь плохо. Ленивый ты мужик. Вот смотри, что получается.

Он объяснил мне четырехходовку, сложившуюся на доске, и пути моего очередного, неизбежного поражения.

– А ну их к черту, эти шахматы! – раздраженно бросил я.

– И то! Пожалуй, собираться пора.

Из небольшого черного кейса он извлек открытую кобуру из желтой кожи и отдельно маленький, неправдоподобно плоский пистолетик. Положил оружие на стол и стал пристраивать кобуру на брючный ремень.

– Что это за пукалка? – спросил я, указывая на казавшийся игрушечным пистолет.

– Серьезная пушка. ПСМ, – ответил Никитин, застегнув ремень и ощупывая плотно прилегающую к пояснице кобуру.

– Тоже Макарова?

– Нет. И «Макаров», и все остальные наши пистолеты перед этим – ерунда. ПСМ – значит «пистолет самозарядный малогабаритный». Весит всего полкило вместе с патронами, почти в два раза легче ПМ и в три – «стечкина». Калибр пять целых и сорок пять сотых миллиметра.

– Мелкашка, что ли?

– Вот-вот, мелкашка. – Никитин вытащил обойму и показал мне небольшой патрон. – Пуля со смещенным центром тяжести. На двадцати метрах дырки делает такие – слона можно завалить. Специально для Конторы разрабатывался. Кстати, конструктор – женщина.

Он засунул умещающийся на ладони пистолетик в кобуру, надел пиджак и повернулся перед зеркалом, снова трогая поясницу. Оружие было абсолютно незаметно.

– Ну, еще по чашечке – и в путь! – бодро сказал Николай, захлопывая кейс.

На место мы прибыли в 22.30, минута в минуту. Уже окончательно стемнело. Участок дороги, где Николай остановил «семерку», был неосвещен, лес вплотную подступал к обочинам. Впереди, метрах в семидесяти, был виден перекресток с двумя фонарями, и редкая цепочка огоньков, тянущаяся от перекрестка, показывала направление Богородского шоссе. Кравцов оказался прав – в этот час ни одному нормальному человеку нечего было делать в этом пустынном месте.

Никитин заглушил мотор и включил приемник. Мелодичная эстрадная песенка тихонько полилась из динамиков.

– Ну, Серега, желаю удачи! Все помнишь, что должен делать?

– Помню, помню, – проворчал я и потянулся к приемнику.

Я снова начал волноваться, и музыка раздражала.

– Радио не трогай. Ни в коем случае, – остановил мою руку Никитин. – Ну, давай!

Он хлопнул меня по плечу, вылез из машины и сразу исчез среди деревьев. Я вышел на дорогу, потянулся, обошел «семерку» и сел на водительское место. Ключи торчали в замке зажигания. Меня посетила шальная мысль: а что, если запустить движок и смотаться отсюда, к чертовой матери, вместе с увесистой коробкой, что лежит под соседним сиденьем?

Я вспомнил про плоский пистолет под пиджаком у Никитина и решил, что подобные мысли не к лицу добропорядочному гражданину. Любопытно, сколько людей Кравцова торчит сейчас в придорожных кустах в ожидании моего выступления? Пока я предавался подобным размышлениям, время потихоньку бежало, эстрадные мелодии сменились спортивным репортажем, и наконец без пяти одиннадцать по моим часам я увидел, как с Богородского шоссе на мою темную аллею свернула машина.

Она остановилась сразу за перекрестком. «Волга» неопределенного цвета, с желтым светящимся транспарантом такси на крыше. Из машины вылез человек, захлопнул за собой дверцу. «Волга» развернулась и ушла по Богородскому шоссе в сторону Сокольников. Как только она исчезла из виду, я мигнул фарами стоящему на дороге человеку, вышел из машины и не спеша пошел ему навстречу. Он тоже двинулся по направлению ко мне.

Мы сошлись метрах в тридцати от «семерки». Я его узнал – действительно, тот самый Александр из «лумумбария». По его улыбке я понял, что он тоже признал во мне знакомого.

– Здравствуйте! – Он первым протянул руку.

– Приветствую! – Я ответил на рукопожатие. – Ваш «заказ» в машине. Я отвезу вас в гостиницу, пойдемте.

Не успели мы сделать несколько шагов, как со стороны Богородского шоссе показалась машина и, резко взвизгнув тормозами, свернула в нашу неосвещенную аллею.

Мы замерли на месте, ослепленные яркими фарами дальнего света. Автомобиль стремительно подкатил к нам и резко остановился. Серая «девятка» с тонированными стеклами и залепленным грязью номером. Стекло у пассажира спереди было наполовину опущено. Лицо сидевшего в «девятке» человека было затенено длинным козырьком темного кепи, но что-то знакомое показалось мне во взгляде глубоко посаженных глаз.

Появление этой машины не вязалось с известным мне сценарием, и я почувствовал себя неуютно. Лицо же Александра при виде человека в «девятке» выразило откровенный ужас. Он выкрикнул что-то нечленораздельное и стремительно понесся в глубину аллеи прямо к моей машине. Я решил, что пришла пора и мне проявить инициативу в этом деле, и прыжком, достойным пингвина, удирающего от касатки, свалился на дно неглубокого оврага. Мотор «девятки» взревел, слышно было, как скребанули в пробуксовке колеса по асфальту, потом вновь взвизгнули тормоза. Я слегка высунулся из канавы.

«Девятка» поравнялась с удирающим Александром. Из полуоткрытого окна высунулась рука, сжимающая пистолет с большим набалдашником глушителя. Я увидел, как ствол почти прикоснулся к спине несчастного грека и трижды дернулся. Бум, бум, бум! Донеслись едва различимые хлопки. Александр взмахнул руками, повернулся и рухнул на асфальт. Рука с пистолетом опустилась к его голове. Бум! Прозвучал последний выстрел. Машина резко рванула вперед и моментально скрылась в темноте. Габаритные огни и лампы освещения номерного знака у «девятки» не горели, задний номер тоже был замазан грязью.

Все произошло очень быстро – буквально в течение нескольких секунд. Страх прижал меня к стене моего импровизированного окопа, но оставаться в этой канаве было занятием бессмысленным. Если это убийство – дело рук людей Кравцова, то все равно мне здесь не отлежаться и далеко тоже не уйти. Стараясь подавить нервную дрожь, я выполз на дорогу. Спустя минуту на ней стало довольно многолюдно.

С какого-то проселка выползла «Волга» и, перегородив шоссе, встала напротив нашей «семерки». Несколько человек выбежали из кустов. Я подошел к телу Александра, лежащему почти рядом с «Жигулями».

Стрелок из «девятки» пользовался каким-то мощным оружием – у грека было снесено почти полголовы. У меня прямо тошнота к горлу подкатила, когда я увидел результат этой стрельбы. Кто-то схватил меня сзади за плечо, я вздрогнул и резко обернулся.

– Спокойно, Сергей, спокойно! Сам цел?

А, Павел Борисович! Раньше времени засаду пришлось покинуть. Выражение лица далеко не благодушное. Похоже, слава Богу, что к такому развитию событий он отношения не имеет.

– Цел.

– Колька! – крикнул Кравцов. – Давай за ним!

Мотор «семерки» взвыл, она рванулась мимо нас, лихо развернулась на месте на «ручнике» и ушла в темноту вслед за машиной киллеров.

– Останешься здесь! – Кравцов подтолкнул к трупу грека какого-то плотного парня и бросился к «Волге». – Я сам вызову бригаду по связи.

– А мне куда? – крикнул я ему, когда он уже садился в машину.

– Потом, потом! – Он захлопнул дверцу, и «Волга» укатила.

– Ну, что делать будем? – спросил я коллегу Кравцова.

– Ждать, чего еще делать! – флегматично ответил он и закурил сигарету.

Я отошел подальше от трупа и тоже закурил. Меня колотил сильный озноб, и оставаться на проклятой дороге страшно не хотелось.

– Слушай! – обратился я к невозмутимому чекисту. – Пойду я отсюда, на кой мне-то здесь торчать!

– Давай! – равнодушно согласился он.

– Я Кравцову завтра позвоню, – извиняющимся тоном добавил я.

Парень пожал плечами. Видно было, что полученные им инструкции на меня не распространялись.

Я вышел на тускло освещенное пустынное Богородское шоссе и поплелся к Сокольникам. Я прошел не меньше километра, прежде чем навстречу мне попалась машина «скорой помощи» с включенной сиреной и желто-синий милицейский «Москвич». Почти тут же подвернулся и ночной бомбила на раздолбанной «копейке», который любезно подбросил меня в Лианозово. Я отдал ему все, что было в моих карманах, – хватило еще на бутылку скверной водки. Дома, одним духом проглотив отвратительное пойло и закусив последним куском черствого хлеба, я погрузился в тяжелый, тревожный сон.

Проснулся я около часа дня с ощущением дикой изжоги и сразу же позвонил Кравцову. С минуту слушал длинные гудки, потом бросил трубку. Нет никого в управлении! Чем погоня кончилась, чем вообще весь этот детектив завершился? Я почувствовал, что нахожусь на грани паники. Хотел было за жратвой сходить, да из дома-то выйти было страшно.

Несколько часов я метался по квартире, как зверь по клетке. Наконец телефон зазвонил.

– Сергей? – Голос Кравцова был усталым и раздраженным. – Сиди на месте, я сейчас буду.

Не прошло и получаса, как раздался звонок в дверь. Я впустил Павла Борисовича в квартиру. Лицо его было серым, отчасти от усталости, отчасти от проступившей щетины, костюм мятый, обувь заляпана грязью. Скинув пиджак, он с отвращением стянул «сбрую» с кобурой, швырнул оружие на стол, плюхнулся в кресло и облегченно вытянул ноги.

– Ты чего сбежал-то? – спросил он, устало прикрыв глаза и откинув голову на спинку кресла.

– Я жмуров караулить не подписывался, – намеренно грубо ответил я.

– Да… – протянул Кравцов. – Провал! Полный …ц!

– Не поймали?

– Не-а…

Он совсем закрыл глаза, мне показалось даже – вот-вот заснет. Я выждал минуту – Кравцов не подавал признаков жизни.

– Никитин-то где?

Лицо Кравцова болезненно сморщилось.

– Колька в Склифе. В реанимации.

– Что-о-о?

– В Склифе, говорю. Повреждено основание черепа. И масса переломов.

– Тоже подстрелили?

– Да. Но не самого – машину. Они в Лосинку уходили, но Колька их достал.

– На «семерке» «девятку» трудно сделать, – заметил я.

Кравцов отмахнулся.

– Это не «семерка», семьдесят девятая машина, специзделие с роторно-поршневым движком, сотню набирает за девять секунд, лучше любого БМВ. Он их догнал на Яузской аллее. Но стрелок у них – ас! Скорость большая была, больше ста тридцати. Пробили Кольке переднее колесо, правое. В правом повороте. Баллон лопнул – Колька полсотни метров среди деревьев кувыркался. Вылетел из машины через лобовик. Когда мы подъехали – дышал едва-едва. Тут уж не до преследования – пришлось в Склиф гнать как можно скорее.

– Да, дела…

– Это еще не все! – Кравцов сильно потер виски. Видно было, что он пытается собраться, но это плохо у него получалось. – Пока мы на Богородском гонками занимались, кто-то Гелю аккуратно кончил. Вместе с братишкой.

– Соломона Яковлевича?! – ошарашенно воскликнул я.

– Ну да. Обоих Геллерштейнов. На квартире. По выстрелу в живот и по контрольному в голову. Мощная какая-то пушка. По полбашки дантистам снесло. Сейчас экспертиза разбирается.

Я вспомнил, как выглядел злосчастный грек, и содрогнулся.

– Кто же это так сработал?

Кравцов поглядел на меня тяжело.

– Вот об этом я и приехал поговорить, – сказал он тихо. Голос его приобрел доверительные интонации. – Понимаешь, странные вещи происходят. Такси, на котором грек от гостиницы до Богородского ехал, Славка Мальцев вел. А Славка – наружник опытнейший, один из лучших, на «земле» давно работает. Но, как мы сейчас понимаем, и такси и Славку вела эта «девятка». Но Славка ее не видел! А чтобы так вести, класс нужен высочайший, не каждому доступно. И Гелю они сделали – комар носа не подточит. Соседи не слыхали ни хрена, дверь открыли и закрыли без всяких повреждений, ключи у Гели в кармане. Скажи-ка, когда «девятка» около вас тормознула, ты пассажира разглядел?

Ответить я не успел. Что-то зашуршало на лестничной площадке, послышался толчок в дверь. Кравцов моментально вскочил, схватил кобуру, выдернул уже знакомый мне плоский пистолет. Я хотел было подняться, но он пихнул меня обратно на диван, приложил палец к губам. Вышел в коридор. Я выглянул за ним.

Павел, прижавшись спиной к стене, вытянул руку с пистолетом и прикрыл стволом глазок на входной двери. Опустил руку. Ничего. Он открыл дверь и вышел на лестничную площадку.

– Ерунда! – сказал он облегченно, возвращаясь в квартиру. – Пацан какой-то с велосипедом возится.

– А! Это соседский парень.

– Ну, так не узнал никого? – повторил Кравцов свой вопрос, снова опустившись в кресло.

Я не спешил с ответом. Это лицо, эти глаза в тени длинного козырька… Вот если вместо «девятки» с черными стеклами была бы белая знакомая «Волга», то, пожалуй, я бы не сомневался. А так… Мало ли что ночью привидеться может, да еще такой ночью!

– Нет, – сказал я. – Точно ничего не могу утверждать.

– Ну а не точно? Предположительно хотя бы? – тянул из меня жилы Кравцов.

– Ну а предположительно – это ваши друзья-приятели из параллельного ведомства, – решился наконец я.

Кравцов совсем не удивился.

– Уколкин! – протянул он сквозь зубы.

Я кивнул.

– Я так и думал. Все время он под ногами крутился. Мы уже подозревали, что не случайно. Но чтобы этакий фортель выкинуть – такого никто не мог ожидать.

– Что дальше-то будет?

Кравцов тяжело вздохнул.

– Тяжелый случай. Расследования такого рода – самая неприятная работа. Грязная и опасная работа. На разработку Уколкина времени потребуется много. Если разрешат. А за это время всякое может произойти.

– Как это «если разрешат»?

Кравцов только рукой махнул.

– А! Сам видишь, что в стране творится! Я же не знаю, чей он человек. Вот что, Сергей. Если он тебя узнал – в неприятное положение ты попал.