Текст книги "Волхв (СИ)"

Автор книги: Сергей Мильшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава 23

Дорога заплеталась в высокой траве. Кони клонили морды вниз и, не слушая понуканий, хватали метелки переросшей муравы на ходу. Алексею очень не понравилась придумка Никифора, которого отец решил в поледний момент тоже взять с собой. Как он сказал, для поддержания морального духа воинов. Приглашение последовало перед многими людьми – протоиерей не смог отказаться.

Никифор отправил вперед перед дружиной троих гораков в охрану телеге. В телегу посадил еще троих бойцов, из варягов. Свои гораки – темные с кудрявыми черными бородами для этого дела не годились. А варяги – те же русичи, только наемники. Однако идея Никифора чуть было не сорвалась в самом начале. Тагр не смог с ходу отобрать троих варягов для телеги. Из пятерых наемников, отправившихся с дружинниками, согласились сразу двое: Глеб – ему подличать не впервой – это он собирал книги по сундукам горожан для костра. И Павел, низенький, с хитрым прищуром глаз. Он везде искал выгоду, видно, нашел и здесь. А третьего уговорить не удавалось. Тогда Тарг, выругавшись, сам скинул рубаху.

Варягов предварительно раздели по пояс и связали им руки, слабо, так, чтобы смогли мнгновенно развязаться. Рядом с каждым, прикрытый сеном, лежал меч. Приманка, считал Никифор, должна была сработать обязательно. Никакой родновер не удержится от того, чтобы не освободить родичей.

Алесей видел, как поморщился отец, когда священник объяснил ему задумку. Поморщился и… согласился. Только строгая дисциплина, которую воевода поддерживал в походе, не позволила княжичу взорваться и при всех наговорить отцу обидных слов. Он видел, как зароптали дружинники, когда поняли, что собирается сделать Никифор. И как Бронислав подъехал к князю и что-то нашептал ему на ухо. Князь только отмахнулся от товарища. Его друг Инок, с которым княжич ехал стремя к стремени, сказал громко:

– Это подло.

Князь сделал вид, что не услышал. Иногда Алексей не понимал своего отца.

Отправив телегу-приманку вперед, князь повел дружинников с отставанием саженей в триста – четыреста. Дорога шла лесом, часто заворачивала, и расстояние до телеги колебалось.

Верст через десять князь подозвал сына к себе. Владислав ехал в молчаливом окружении. По его распоряжению ни кто не произносил ни слова, чтобы не спугнуть разбойников. Для сына князь сделал маленькое исключение:

– Ну, как настроение? – Князь склонился к Алексею. – Боевое?

Княжич мрачно глянул из-под лобья:

– Негоже русичам использовать недостойные приемы. Не сделает нам чести такая победа.

Князь бросил гневный взгляд на сына, хотел было вспылить. Но передумал и выпустил воздух:

– Главное результат, сынок. А как его добиться, если с честными рожами по этим лесам шастать? Хотя…, – он сделал паузу. – Может, ты и прав. Но с другой стороны, сам подумай, как еще выманить этих татей из леса. Никифор, конечно, сволочь последняя. Но это наша сволочь. И сейчас он с нами по одну сторону. Одно дело делаем.

Княжич упрямо мотнул чубом, выглядывающим из-под нахлобученной шапки:

– Негоже…

– Да что ты заладил: «негоже, негоже». Я и сам знаю, что негоже. Но ты пойми… – князь поймал упрямый гневный взгляд сына и осекся.

Он вздохнул и обреченно махнул рукой:

– Станешь взрослым, поймешь меня.

Алекей промолчал.

Тати выскочили из леса внезапно, словно тени материализовались. Они мигом скрутили трех гораков, едущих рядом на лошадях. Те даже не успели достать оружие. И бросились разрезать веревки на руках пленников. Варяги тут же выхватили из-под сена клинки. Трое татей, не ожидавшие таких подарков от пленников, враз напоролись на мечи и сползли мертвыми в траву. Остальные четверо, сообразив, что попали в ловушку, выхватили топоры. Но уже приближались к ним на всем скаку дружинники. Тати встали посередине дороги спина к спине и, наблюдая, как их окружает многочисленный отряд княжьих людей, только молча поводили грозными клинками.

Князь подъехал в числе последних:

– Сдавайтесь. Будете себя хорошо вести и я, может быть, сохраню вам жизнь.

Тати словно не слышали слов князя. Крепко прижавшись спинами, они стояли твердо с мрачной решимостью на лицах. Один – молодой, годов тридцати, с растрепанным светлым волосом, подобранным под обычным для староверов головотяжцем, с рунами на лбу, тихо, но слышно всем молвил:

– И зачем нам такая жизнь?

– Ну, как зачем? Жизнь – это же самое дорогое, что есть у человека, – князь подъехал на пару шагов ближе.

Разбойник усмехнулся:

– Жизнь – это не самое дорогое. Дороже ее душа и память предков и Богов наших. Мы перед ними с честью предстанем, а ты?

Князь внимательно всмотрелся в твердые, словно каменные, лица татей и отвернулся, сообразив, что переубедить их невозможно.

– Фанатики, – рядом остановил лошадь Никифор.

– Убейти их, – стиснул зубы князь и повернул лошадь.

Глухо стукнули стрелы, пробивая тела русичей. Гораки опустили луки и начали слезать с коней. Дружинники дружно отъехали в сторону.

Алексей не мог понять, что случилось с его отцом. Он точно знал, раньше он таким не был. «Это все Никифор», – бормотал он про себя, невидящими глазами наблюдая, как гораки раздевают трупы и, ухватившись за ноги и за руки, закидывают их в кусты.

Когда все было закончено, собрались уже трогаться дальше, как Глеб, которому предстояло снова лезть в телегу и изображать связанного русича, вдруг наотрез отказался это сделать. Тагр прикрикнул на него. Глеб блеснул на него глазами:

– Мне за работу наживкой деньги не платят. Добавь монет, и я подумаю.

Сотник взбесился:

– Монет ему добавь! А плетей тебе не добавить?

Глеб молча надел рубаху и пошел прочь от телеги. Тарг обернулся к священнику:

– Что делать будем?

Никифор кивнул, мол, сейчас решим, и быстро подозвал одного из Ярькиных.

– Раздевайся, полезешь в телегу.

Ярькин замялся, оглядываясь на брата.

– Бегом, или ты у меня точно плетей получишь.

Тот с неохотой потянул через голову рубаху. Глеб, облегченно вздохнув, скрылся в хвосте колоны. Наконец двинулись дальше. Также впереди поскрипывала несмазанным колесом телега, а в ней покачивались в такт движению трое «связанных русичей».

Снова потянулась малоезжая колея бесконечной дороги. В этих краях, выворачивая с одной на другую, можно было сутками передвигаться полевками, лишь иногда останавливаясь в попутных деревнях. Сколько князь собирается тянуть поход в этот раз, никто не знал. Продуктов взяли на три дня. Но вокруг в лесах бегало столько дичи, что это ни о чем не говорило. Только что Бронислав выпустил стрелу по выскочившей из леса прямо на людей серне. Убитое животное кинули во вторую телегу с вещами князя, двигающуюся замыкающей.

В обед перекусили, не слезая с лошадей. Князь, казалось, решил заморить всех, и людей, и животных. Дорога втянулась в длинное ущелье, заваленное по откосам огромными мшистыми глыбами. Бронислав с тревогой поглядывал вверх на зубчатые увалы. Князь окликнул его:

– Чего башкой крутишь, боишься что ли?

– Тревожно как-то. Место такое, опасное. Засаду сделать проще простого.

Владислав хохотнул:

– Ты, правда, веришь, что среди разбойников найдутся сумасшедшие, чтобы напасть на хорошо вооруженный отряд княжеских дружинников?

– Кто их знает, этих татей. Не божеское дело мы затеяли с этими, – он кивнул подбородком на скрывшиеся за следующим пригорком голые спины варягов.

– Хватит мне про этих. Еще один моралист нашелся. Задачу-то они выполнили, признай.

– Раз выполнили, а что в другой раз случиться, один Бог ведает.

– Не заморачивайся. Хочешь смотреть по сторонам – смотри. Только не зуди.

Бронислав натянул повод и приотстал от князя.

– Ух, и печет, – он расстегнул ворот косоворотки и снял шапку со вспотевшей головы. Инок покосился на него неодобрительно.

Здесь внизу, стало еще жарче. Как назло, на небе ни облачка. Тут еще эти комары! Алексей, как и большинство дружинников, отмахивался от них сорванной веткой. Друзья рядом в пол голоса поругивались на летающую тварь.

– Что, донимают кровопийцы? – хриплый голос Никифора раздался неожиданно близко.

Княжич слышал приближающийся топот копыт, но не придал ему значение, решив, что это кто-то из дружинников меняет ряд.

Алексей сделал вид, что не слышит. Нет, священник, явно не собирался оставлять его в покое.

– Поговорить хочу с тобой.

Княжич равнодушно поднял плечо:

– Говори.

Священник ударил коня пятками, и жеребец боком подгарцевал вплотную к Алексею. Некоторое время ехал молча, собираясь с мыслями:

– В церковь когда последний раз заходил? – нарушил он молчание.

Алексей приподнял лицо, вспоминая:

– Неделю назад, кажется…

– Грешно это. Сын первого человека в княжестве должен показывать пример благочестия. А ты, что?

– А я что? – Алексей сделал невинные глаза.

– Перестань дурачиться, – от раздражения брызги слюны с губ Никифора полетели во все стороны. – Отвечай, когда тебя протоиерей, ставленник самого епископа Григория спрашивает.

– А кто такой Григорий?

– Ты что, правда, не знаешь? – он недоверчиво склонил голову набок.

– Не-а.

– Григорий – большой человек. Перед ним сам князь киевский трепещет и все его посулы выполняет.

– Да, ну?

– Вот тебе и «да, ну», – Никифор сердито натянул поводья. – Ты собираешься со мной серьезно разговаривать?

– Собираюсь, конечно. Слушаю внимательно, – княжич, придуряясь, сложил руки на груди и склонил голову, чтобы священник не углядел издевательские искорки в его глазах.

Тут позади раздался голос одного из дружинников. Алексей узнал Никиту Дубинина.

– Отец Никифор.

Тот недовольно обернулся:

– Я занят.

– У нас спор возник, не рассудите?

Протоиерей заколебался. Здесь вроде разговор не закончил, но его можно и отложить… А там, в дружине появилась редкая возможность укрепить авторитет – в кои веки солдафоны обратились к священнику за советом. Приняв решение, Никифор повернул коня.

Княжич мысленно поблагодарил Никиту, постепенно приходя к пониманию, что это ведь он специально. «Меня выручал. Ай да, парень, ай да молодец. Надо будет при случае ему что-нибудь подарить, да хотя бы пряжку для ремня серебряную – мне на день рождения три штуки похожих принесли».

И тут кто-то из всадников крикнул:

– Человек.

Первые ряды смешались, и колонна остановилась. Алексей подхлестнул коня, вылетая из строя. Навстречу отряду, опираясь на посох и высоко поднимая голову, шагал длинный старик в белой рубахе до пят.

– Волхв! – общим выдохом пронеслось над ущельем.

Княжич окоротил коня.

Глава 24

Когда родноверы узнали о том, каким образом княжьи люди выманили из леса бойцов Власа, с Буслаем собрались идти все. Нарышка выбрал пятерых.

Телега со связанными понарошку гораками скрылась за пригорком с глаз первых дружинников, саженей на двадцать опережающих основной строй, и атаман махнул рукой. Буслай и с ним еще пятеро добровольцев, среди которых Гор разглядел Рядка, Тугарина и еще трех незнакомых молодых парней с соседнего хутора – сыновей хозяина, рванули вниз по склону.

Прячась за елками, они начали быстро скрадывать бойцов у телеги. Трое приближались с одной стороны ущелья – Гор видел их мелькающие между камней и деревьев спины, и столько же – с другой. Этих парень не видел, хоть и вглядывался до слез в глазах в навороченные булыжники косогора.

Гораки ехали расслабленно, лишь изредка кто-нибудь один поднимался на стременах и оглядывал склоны ущелья. Подобраться к ним почти вплотную, перебегая от камня к камню и умело прикрываясь густыми елками, опытным охотникам и воинам оказалось проще пареной репы.

Гор видел, как притаились за укрытиями перед последним ударом бойцы. Каждый сжимал лук с прижатой к тетиве стрелой. Вот телега в окружении гораков медленно поравнялась с ними. Наверное, Буслай дал команду: родноверы выпрямились одновременно с двух сторон. У гораков не было ни единого шанса, как и у варягов в телеге. Все шесть стрел нашли мишени. Родноверы бросились вниз. Гор увидел как раненый варяг вытянул руку над сеном и попытался свесить ногу, слезая. Рядок выскочил на дорогу ближе всех к нему. Он не колебался. Короткий тычок ножом в голую спину, и рука варяга вяло упала на борт телеги. И только после этого Рядок поднял голову варяга и вгляделся в лицо. И растеряно уронил ее, оглядываясь.

– Это Тагр, сотник, – он остановил за руку пробегавшего мимо Буслая.

Тот отмахнулся:

– Без разницы, волоките их в кусты.

Рядок зацепил убитого под мышки и потащил с телеги. Закинув луки за плечи, воины начали помогать ему. Ухватив погибших княжьих людей за руки и за ноги, они принялись бегом уносить тела убитых за камни. Один из парней с соседского хутора взял лошадь под уздцы. Вскоре на пустой дороге почти ничего не напоминало о мгновенной схватке с ворогами. Разве что острый глаз различит на траве подозрительные бурые пятна, но к ним же еще надо приблизиться.

У Гора испуганной белкой запрыгало в груди сердце, когда он увидел, как Белогост один, без оружия пошагал навстречу дружинникам. Впереди него важно вышагивал Бойка. Удивительно, но пес, словно чуя напряженность момента, даже не пытался обнюхать окрестные кусты. Атаман дал команду родноверам обогнать волхва и занять позиции в елках на верхних точках склонов. И быть готовыми в любой момент открыть огонь из луков. Сигнал должен был подать сам Нарышка – подняться и свистнуть.

Парень бесцеремонно затолкал выглянувшую головенку рысенка поглубже за пазуху и, скрывшись за округлым хребтом, как будто наперегонки с мальчишками из Коломен, рванул, что было силы вперед. Краем глаза он отмечал бегущих рядом товарищей. Вавила, чертыхнувшись, полез через перегородивший путь навал из вывороченных бревен левее и немного отстал от него. Клёнка Смагин пыхтел почти в затылок. Говорили, что за последние дни он неплохо овладел стрельбой из лука, вспомнив все еще детские навыки. Ну, посмотрим. Парень только сейчас понял, что за последние несколько дней никто не сказал ему, что он еще мал и не дорос до серьезного дела. Наоборот, все обращались к нему в подчеркнуто уважительных тонах, как равные с равным. Вот и сейчас никто не оттолкнул его – посиди в сторонке, пока взрослые сражаются. «Как здорово быть взрослым», – подумал Гор. К действительности его вернул голос атамана:

– Не высовывайся, когда мы вниз побежим. Без тебя справимся.

Слезы обиды сами собой навернулась на глаза. Он украдкой вытер щеку и сердито оглянулся. Но Нарышка уже осторожно спускался вниз, укрываясь за узким камнем.

«А вот шиш вам, – парень заложил кукиш и другой рукой ухватился за меч. – Мне только ведун может приказывать. А он мне ничего не говорил».

Выглянув из-за камней, он увидел как Белогост, вытянутый как его посох, обвитый длинным серым волосом, который на крепком ветру и головотяжец не удерживал, неторопливо поднялся на пригорок и остановился, спокойным взглядом оглядывая выстроившееся перед ним войско. У ноги встал пес. Шерсть на его загривке вздыбилась. Но он пока не шевелился.

Дружинники переглядывались и чего-то ждали. От строя отделились двое: один с легкой улыбкой на лице в дорогом вотоле, под ним на груди выглядывала темная кольчужка. Его конь еле слышно позвякивал колокольцами на разукрашенной каменьями уздечке, второй – широкоплечий с грозно нахмуренными бровями, одетый по-походному – добротно и просто. Он закинул на плечо мощный топор с длинным топорищем и пристроился рядом. «Князь Владислав с воеводой Броником», – догадался Гор. Во время сборов он много раз слышал эти имена от родноверов.

Кони подъехали к ведуну и остановились напротив, беспокойно перешагивая. Бойка тихо зарычал и чуть присел на передние лапы. Воевода окинул тревожным взглядом окрестные скалы. Но, похоже, никого не увидел. Иначе бы не отвернулся успокоенный. Гор нашел местечко под широкой елкой еще и за булыжником в пол его роста прямо напротив них и слышал каждое слово. Князь оценивающе глянул на собаку, потом на ведуна:

– Кто ты такой? – он склонился вперед, придерживая горячего скакуна.

Ведун строго посмотрел ему в лицо:

– А здороваться со старшими тебя отец не учил в детстве?

Владислав смешался, но ненадолго:

– Здрав будь, человек. Извини, забыл. Ну, так кто ты такой, ответишь?

– Меня называют Белогостом, в селах кличут волхвом и ведуном, на капище Белбога Светлым. А как зову себя я сам – то вам знать не обязательно. Выбирай любое из имен.

Князь оскалился и выпрямился:

– Слышал про тебя. Смерти ты заслуживаешь. Как посмел явиться передо мной?

– Сметь или не сметь – то не для волхва. Мы Богам служим, что для нас княжеский гнев или смерть от руки неразумного дружинника, – он бросил взгляд на воеводу. – Так, суета. Плохо другое – ты, князь не ведаешь, что творишь. Память пращуров попрал, капища рубишь. Русичей за веру отцов и дедов в подвалах терзаешь. Забыл, что Сварог заповедовал не навязывать Веру людям насильно, что выбор Веры личное дело каждого свободного человека. В рабы нас записал… А русич с рождения вольный, кто тебе дал право воли народ лишать? Как ответ держать перед предками будешь? Что скажешь им? Что дурак был, простите? Так, не простят же, если не одумаешься.

– Нет, ну, ты наглец, – князь усмехнулся. – Видал я наглецов, но таких… Тебе до смерти осталось всего-то нечего, а ты, вместо того чтобы пощады просить, меня стыдить вздумал…

– А чего тебя стыдить? Стыдить можно тех, у кого совесть осталась, а ты свою, похоже, в чулан запер, и ключ от него потерял. Нет для твоей души спасения. А смертью меня не испугать. Я к ней всегда готов. А вот готов ли ты?

Воевода снова завертел головой, внимательно оглядывая склоны. В этот раз, он видно, что-то заподозрил: топор с плеча перекочевал на седло, а сам всадник чуть тронул коня и оказался поближе к волхву и перекрыл обзор Гору. Парень почувствовал, как нарастает напряжение в округе. Он вытащил рысенка и опустил его у ног на траву. На удивление зверек повел себя смирно: уселся, подобрав лапки, и свесив мордочку набок, стал разглядывать ползающих по мшистой поверхности камня муравьев и букашек. Парень поднял одну из разложенных перед ним стрел и наложил ее на тетиву. Волнение начинало сказываться – пальцы мелко подрагивали. Повертевшись, он устроился удобнее и приготовился выскочить по команде атамана.

Князь выкинул руку вперед. Гор не понял, что произошло. Ведун вдруг взмахнул посохом почти одновременно с Владиславом. Что-то блеснуло в воздухе, и князь почему-то начал заваливаться с седла. Воевода взмахнул топором и бросился на волхва. Одновременно с ним Бойка подпрыгнул и вцепился ему в ногу. Бронислав взвыл, и топор просвистел мимо намеченной цели. На второй у Броника не хватило времени – оперенный наконечник стрелы закачался в его туго согнутой спине. Гор понял – пора, и резко выскочил из-за елки.

Дружинники, споро вытягивали мечи из ножен и расчехляли топоры, родноверы, выстроившись по склонам ущелья, молча натягивали луки. Но пока не стреляли: атаман не свистел. Белогост рывком шагнул вперед и поднял перед собой посох:

– Остановитесь! – его громовой голос быстрокрылой стаей горлиц разлетелся по всему пространству.

Все головы, и дружинников, и родноверов одновременно обернулись к нему. Волхв широкими шагами сокращал расстояние между ним и дружинниками, подняв, как стяг, посох с ликом сокола-Белбога на нем, а впереди него оглядываясь, вышагивал Бойка.

– Не стреляйте, русичи! Не надо крови. Ее и так пролито слишком много, – он вплотную приблизился к княжескому отряду и остановился напротив закусившего губу бледного Алексея, который держал руку на половину выдернутом мече. – Любояр, я к тебе обращаюсь, не дай свершиться смертоубийству. Пусть твои люди сложат оружие, и никто больше не погибнет сегодня.

Княжич обернулся к дружинникам. Они молча придерживали лошадей, сжимая в руках оружие. Никто не стремился первым броситься на врага. Алексей верно почувствовал настроение. Если он сейчас прикажет им изрубить ведуна на кусочки, его могут и не послушать – стрелы разбойников-староверов лучше его слов диктовали им как поступать. Погибать за мертвого князя, который не был по их разумению чист совестью, дружинники явно не желали.

– Чего ты его слушаешь? – сиплый голос из-за спин воинов напомнил ему о существовании священника. – Убейте их всех!

Смешавшийся строй вздрогнул и качнулся. Кони стали медленно расступаться. На освободившееся пространство, прижимая окровавленную руку к животу, валился Никифор. Волхв шагнул к упавшему на живот телу и перевернул его ногой. Священник не дышал:

– Как жил, так и умер. Как собака, – он поднял голову. – Кидайте клинки, русичи, довольно крови.

Княжич первым вытянул меч и бросил его на земь. Мечи зазвенели, словно кузнецы в кузне застучали многими молотками. Дружинники подъезжали к куче оружия по двое-трое и, не торопясь, освобождались от оружия. Пес сидел перед растущей кучей мечей и топоров и, принюхивался, словно принимал дань у поверженного врага.

* * *

Гор облегченно выдохнул и отпустил тетиву. Кинув не потребовавшуюся стрелу в колчан, он быстро собрал остальные стрелы, подхватил уже привыкшего к такому обращению рысенка и вприпрыжку побежал вниз. По склонам ущелья со всех сторон спускались остальные родноверы. Ведун отвел в сторону спешившегося княжича и что-то ему говорил. Конь смирно стоял у него за спиной и лишь подрагивал кожей, отгоняя насекомых. Любояр слушал внимательно, опустив голову. Но вот что-то в словах Белогоста показалось ему интересным, и княжич вскинул глаза, тряхнув густым чубом. В его глазах плескалось недоверие, смешанное с желанием верить. Атаман подскочил к Белогосту и крепко хлопнул по плечу:

– Ну, ты даешь, Светлый. Дружинников словом обезоружил.

– Слово без кулака – пустой звук, – он кивнул на нарышкин меч, висевший на перевязи за спиной. – Вот что помогло слову.

К ним подбежал чуть запыхавшийся Гор и встал рядом, ожидая, когда на него обратят внимание. Белогост попросил его жестом подождать. Парень с готовностью замер рядом.

Из рядов дружинников выехал на коне Никита:

– Смагин! И ты здесь?!

Гор с удивлением оглянулся: Клёнка Смагин, закидывая лук на спину, и растекаясь в широкой улыбке, быстрым шагом приближался к дружиннику. Тот спешился, и они крепко обнялись, хлопая друг друга ладошками по спине.

Рядок, опустив меч, разглядывал напряженные лица дружинников. Похоже, он никак не мог принять решение – подойти или остаться в стороне.

– Здорово, Рядок, – кто-то крикнул ему. – Жив, значит, а мы тебя уже похоронили.

– Жив, как видишь, – улыбнулся тот и, разглядев в толпе Миколу Тихонова, направился к нему. – Хорошие люди помогли.

Пока Рядок добирался до десятника, несколько рук благодушно хлопнули его по плечу.

Родноверы тем временем, уволокли трупы за кусты и встали полукругом, спрятав луки. Кряж с сыновьями грузили оружие на телегу, которую привел парень с соседнего хутора. Им взялись помогать сыновья Ивана Горлова. Дело пошло веселей. Бойка, будто сдав дежурство, пересел поближе к волхву.

Гор, замечая краем глаза, все, что происходит вокруг, прислушался к разговору ведуна с княжичем.

– А мне отец говорил, что там никого из родичей не осталось, обманывал что ли?

– Все живы. Род Всенежи – большой. И деды и бабки в хорошем здравии. И прадеды живы. Только сильно переживают, что не могут с внуком своим видеться. Они тебя последний раз у себя привечали, лет, эдак, одиннадцать – двенадцать назад. Помнишь что-нибудь?

– Почти ничего. Так какие-то смутные воспоминания: ворота высокие во двор, во дворе собака, – он улыбнулся. – Имя помню – Мишкой зовут. Руки бабушки Малуши помню. Как с кем-то из братьев двоюродных на рыбалку ходили спозаранку помню, как снасти в иве запутал… Оказывается многое вспоминается, если захотеть…

– Вот видишь. Не враги мы тебе. Отец твой попал под влияние попа горацкого, и потому запретил родственникам с тобой встречаться.

– Потому что родноверы?

– Именно так. Мать твоя, была бы жива, этого бы не допустила.

– Отец любил ее…

– Ее все любили. Красоты необыкновенной была и ума. Жаль, болезнь ее сгубила. Попы меня к ней не допустили, хоть я и предлагал. Мог бы спасти. Но тот же Никифор уперся и… померла краса наша…

– Хватит про нее, ладно… – княжич положил руку на локоть ведуна.

Тот пожал его ладонь:

– Имя-то свое нареченное при рождении не забыл?

– Конечно, помню… Только отец говорил, что оно греховное…

– Ох, и крепко тебе голову заморочили. Но ничего, захочешь правду знать – узнаешь. А теперь, давай, командуй. Воины твои немного на хуторе поживут, пока мы в Коломнах гостим. В городе пусть в неведении остаются, что с отрядом приключилось. Когда назад пойдешь – мы их отпустим и оружие вернем. Вступишь в город во главе отряда, новым князем.

– А что отец?

Ведун нахмурился.

– Князь много бед русичам принес, по-хорошему бы его вместе с остальными бросить зверям на съедение.

– Ведун, ну, ради Бога, похороним его…

– Только ради тебя. Отряди четверых – могилу выкопать. По вашему обычаю, закопаем, так и быть в землю.

– И Бронислава. Хороший муж был.

К Брониславу у нас вопросов меньше всего. Не бросился бы на меня с топором – жив бы остался.

– Он не мог не броситься.

– Я понимаю. Тогда еще четверых отправь. Лопат у нас хватит – специально захватили побольше.

Любослав отошел давать распоряжения.

К волхву приблизился Смагин:

– Светлый, разреши просьбу.

– Валяй.

– Давай Никиту с собой возьмем. Он мне жизнь спас – дважды. Хоть и рисковал.

– Дубинина?

– Его.

– Взял бы с удовольствием. Хороший муж, знаю его. Но для его же пользы лучше остаться с товарищами. Они не поймут, если мы всех на хуторе запрем, а его обласкаем. Быть ему сотником новым, я княжичу объясню, на кого ему опираться можно. Но пока, сам понимаешь… ты ему что-нибудь уже сказал?

– Нет, решил сначала с тобой посоветоваться.

– Это правильно. Иди – попрощайся с ним и шепни на ушко, что помним его заслуги и будет вознагражден скоро.

Смагин быстро ушел.

– Ну, что, на хутор? – атаман удовлетворенно расправил рубаху. – У меня сарай там большой есть.

– Да, пойдем сейчас. Только подождем, пока княжич отца похоронит.

– Лады, я человека отправлю, чтобы готовились к встрече.

– Отправляй. И можешь, сразу несколько человек на охоту отрядить – едаков у тебя прибыло.

Сегодня можно обойтись – у них на телеге серна лежит. Приедем – пожарим. Всем хватит на сегодня.

– Ну, смотри сам. На тебе теперь большая ответственность – пленных сберечь, пока мы с княжичем не вернемся.

– Не беспокойся, Светлый, неужто, я не понимаю, что наше будущее сейчас решается. Встанет во главе княжества – Любояр – конец притеснениям и распрям. По-другому вся жизнь повернется. И мы из леса выйдем, деревню восстановим, заново жить начнем…

– Все верно понимаешь. Так что давай действуй, – ведун отвернулся от шагнувшего в сторону атамана. – Гор, подойди.

Парень, все это время терпеливо ожидавший своей очереди, быстро приблизился.

– Ну, как ты?

– Да, нормально все.

– Ну, и отлично. Тебе теперь будет отдельное задание – присмотришь за княжичем в селе. Ну, чтобы никто не обидел там.

– Ага, его обидишь, вон какой весь вооруженный.

– Ну, в общем, сам смотри. Сведем его с родственниками на первых порах, а там будет видно.

– Так у него там двоюродных одних – десятка три-четыре и парней, и девчат. Как они про Любояра узнают, меня к нему и не подпустят близко.

Белогост улыбнулся:

– Подпустят. Ты теперь потворник волхва, и воин знатный. На счету медведь и враг один. Так что ты там не тушуйся теперь.

– А я и не собираюсь.

– Ну, и добре. Сходи к княжичу. Если закончили, скажи – пора выдвигаться.

– Понял, – Гор подхватил меч, чтоб по ноге не стукал и убежал.

Впрочем, недалеко – Любояр с воинами уже медленно выворачивал из леска навстречу.

Ведун дождался, пока все встанут в строй, и скомандовал выход. И сам же первым тронул трофейную лошадь, принадлежащую одному из варягов. Ему предлагали коня Бронислава или даже князя на выбор, но ведун отказался. Остальные лошади погибших гораков и варягов разобрали родноверы. Немного позади ведуна двинулись Гор, оседлавший свободного жеребца бывшего воеводы, и Любояр. Смагину, который тоже ехал в строю дружинников по соседству с Никитой, достался конь священника. Жеребца князя, немного поотказывавшись для вида, забрал атаман Нарышка, сновавший теперь на нем вдоль строя то к голове, то к хвосту. Безоружные дружинники неторопливо потянулись за ведуном. С боков их сопровождали пешие и конные родноверы. Бойка по обыкновению умчался вперед.

Потихоньку опускался вечер. Слепящее солнце легло на вершины дальних деревьев. Огненный шар слепил, и Гор старался не смотреть вперед, все равно щурясь. Колонна двигалась неспешно, но ровно. К Любояру подтянулся Инок, даже среди светлых русичей выделявшийся почти белым волосом. Поглядывая недоверчиво на Гора, он осторожно поинтересовался:

– Что с нами теперь будет, знаешь, нет?

Гор из вежливости чуть придержал коня. Любояр оглянулся на него:

– Гор, ты куда? У меня от друзей секретов нет.

Парень, смущенно улыбнувшись, нагнал княжича:

– Мало ли что, может, ты стесняешься.

– Нисколько. Наоборот, я только теперь начинаю понимать, кто мои настоящие родственники и друзья, – он повернулся к другу. – Ведут нас на хутор, я так понял. Там переночуем. А утром я с ведуном навещу родственников – деда с бабкой в Коломнах. А вы пока поживете у хуторских.

– А откуда у тебя родственники в Коломнах? Ты никогда не говорил.

– Ты же слышал, что у меня мать с Коломен?

– Что-то слышал, – он наморщил лоб, припоминая.

– Так вот. Отец мне рассказывал, что у нее в деревне никого не осталось. А я верил и не пытался разузнать.

– Так что, он обманывал тебя что ли?

– Получается так. Гор, – он улыбнулся парню. – Сколько у меня родственников, сможешь посчитать?

Парень подобрал повод и придержал торопящегося коня:

– Если хочешь, всех перечислю.

– Хочу.

– Только прямых родичей буду вспоминать. Всякий двоюродных дедов не надо же?

– Ну, не всех сразу. Все равно не запомню. Хотя бы прямых, для начала.

– А ты и прямых не запомнишь.

– Это почему?

– А сейчас узнаешь. Значит, так. Наперво, прадед твой Глушата. Ему хоть и весен больше девяноста, а он сам, без помощников на кабана ходит с копьем. Потом бабка его, Томила, тоже еще шустрая, – он хмыкнул, вспомнив что-то. – Прошлым летом за грибами в лес ходила с внучкой, нашли гнездо диких пчел. Так она сама на дерево влезла и, хоть вся искусанная, но меда домой принесла, это помимо грибов. Еще одна прабабка жива – Рута, она сейчас у сына – твоего деда живет. Дальше пошли. Дед Евсей и бабка Малуша, это княжны, матери твоей, значит, родители. Рядом целая улица выстроилась дом к дому детей их, твои дядь и теть. Их, если не ошибаюсь, шесть или семь будет, нет, точно семь. И в каждой семье минимум по пяток своих деток. Это самое малое, а вот у дяди Ворошила, так их осьмнадцать душ. Так что, тебе только чтобы с ними со всеми познакомиться, неделя нужна и то, может, мало будет.