Текст книги "Волхв (СИ)"

Автор книги: Сергей Мильшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

И почти сразу отлегло.

Старик устало оттолкнулся спиной от валуна и поднялся. Пошатываясь, сделал пару шагов и склонился над первым врагом. Лицо молодое, только-только жидкая бородка отросла. Башмаки остроносые кожаные, с двойной подошвой – горожанин. Простая посконная* рубаха, небогатый, скорее всего из прислуги. На груди в распахнувшийся вырез рубахи вывалился крест с новым богом, распятым на нем. «Как же можно носить на теле образ страдающего человека? Он же из тебя силу пьет через свое мучение. Вот и выпил. Нет, никогда не видел, как и второго – здорового, матерого варяга в мягких узорчатых сапогах с перевязью. На боку короткий меч, хорошо, что не успел достать. Под вышитой золотой нитью дорогой рубахой кольчужка – иди он позади, а не тот из прислуги, – ножом бы ничего не сделал. Повезло. Воин. Из дружины князя, похоже. На шее только ладанка. Не идейный, значит. Так, деньгу заработать приехал в наши края. Варяг – он и есть варяг, без роду и племени. Где платят, там и родина. Оба не наши. Пришлые. Ну, видать, так на вашем роду написано».

Старик ухватил первого врага под мышки и приподнял. Попятился, вышел к крайним валунам и затащил тело за камень, чтобы воргу* кости не поганили. Хотя, здесь в глуши день-два – от них и костей не останется, все лесные жители погрызут, растащат. На это Несмеян и рассчитывал. «Если в городе и хватятся пропавших, то уже не найдут. Поди, и в какой стороне искать-то не ведают. Мы же никому не говорили, куда пойдем. Из села выехали, будто в город, а потом уж свернули. Как же они нас вычислили? Не иначе, направление знают и на тропе где-нибудь в кустах сидят. Плохо дело, надо старику сообщить». Дед затащил под камень второе тело, наклонился и снял с пояса меч: «Внуку трофей, пригодится». Распрямился, отирая пот со лба. Прислушался. Тихо. Обычные звуки наполняли лес. По дереву пронесся рывком поползень, остановился. Увидел человека, смешно повертел серой головкой, разглядывая его через черную полоску, забежавшую на глаз-пуговку. И побежал дальше по стволу, куда-то вверх по своим делам.

Старик подкинул в руке меч и провел по поверхности ножен пальцем. Кожа ощутила холод хорошо выделанной бычьей шкуры. Железные бляхи крепились лишь у основания и на самом конце. Он вытянул меч. Харалужский клинок! Голомня засеребрилась, заиграла в ровном свете подлеска волнистым узором – елочкой. «Вот это меч!», – восхитился дед. – Дорогой внуку подарок будет. Для верности он щелкнул ногтем по гибкой голомни*. Долгий ровный звон подтвердил его вывод. Старик довольно улыбнулся и кинул оружие обратно в ножны. Затем развязал пояс и пропустил его через кольцо ножен. Подвязав меч, он еще раз придирчиво оглядел место сражения и, оставшись удовлетворенным, зашагал по тропе, по пути с удовольствием замечая, что следов телеги почти не видно. А пройдет ночь их и вообще не останется.

Гор ожидал в тенечке, спрятавшись в густой еловой поросли. Увидев деда, он с улыбкой вышел из леса, ведя Труденя в поводу. Старик устало присел на телегу:

– Молодец, – нашел он силы похвалить внука. – Правильно сделал, что сховался. Шли за нами.

Внук скинул улыбку:

– Кто?

– Ведомо, кто, недруги наши. Варяги. Не дает им покоя капище Белбога. Все дорогу отыскать пытаются.

– А ты их..?

– Да, – старик опустил голову.

– И что мы им, православные, сделали, что они за нами, как за ворогами охотятся?

Старик хмыкнул:

– А ты слышал, что теперь они себя тоже православными называют.

– Как так? – не понял Горий. – Это ведь мы мир богов наших – Правь – славим, а не они?

– А христиане говорят, что, мол, они Христа своего правильно славят, оттого тоже православные.

– Ну, дают. Как же это можно нашу Правь переиначивать.

– Можно, внучок, можно. Тем у кого ни чести, ни рода нет, кто от своих богов и предков отказался, им все можно… Потому как темные потерянные души у них.

Гор возмущенно качнул головой и прижался щекой к морде послушно замершего коня:

– Но ведь наши боги им отомстят, правда, деда. И за моих папу и маму тоже.

Старик помрачнел:

– Отомстят, конечно, но только не сейчас. Темное время начинается на Руси. И, как говорят ведуны, много столетий продлится. Уснет Русь, забудет славу свою и имена предков, которые Боги наши. И будет спать, пока русичи снова о Макоши и Велесе не вспомнят. Не начнут Белбогу требы носить. А вот как вспомнят, тогда и возродится Светая Русь, новым светом озарится и поведет за собой все белые народы. Так в Ведах сказано. Но, правда эта никому не нужна.

– Что же нам делать, деда?

Старик спрыгнул с телеги:

– Пора идти дальше, к старику. Он, поди, заждался.

– Трудень с нами пойдет?

– Конечно, с нами. Не оставлять же его здесь, волкам на поживу.

Несмеян почесал жеребца, косившего глазом на травяную подстилку под копытами, за ухом и закинул раздутый сидор, в который упаковал и шкуру, на плечо:

– Пошли, а то скоро смеркаться начнет, а нам еще топать и топать.

– Деда, а можно твой меч посмотреть? – внук тоже накинул лямки своей котомки за спину и пристроился сбоку, разглядывая кожаные ножны.

– Почему, мой? Твой это меч. – И остановил уже потянувшегося с горящими глазами к оружию внука. – Придем – отдам. А пока пусть у меня побудет.

Горий тяжело вздохнул и, пропустив вперед деда, зашагал следом, придерживая одной рукой повод Трудня.

Глава 2

К вечеру вышли на хребет. На высоте дул холодный ветер, а в ямах на северных склонах еще лежал серый ноздреватый снег. Жара осталась позади, в долине. Старик устало опустился на остывший валун и развязал сидор. Порывшись, извлек из него два мятля – домотканых плаща из грубой ткани. Один протянул внуку, второй накинул на плечи. Укутавшись, обвел взглядом окоем:

– Красота какая!

– Да! – внук застегнул последние палочки мятля на груди и присел рядом.

Трудень опустил морду и, не найдя травы, прошелся мокрыми губами по камням: может, хоть лишайник какой попадется.

Внизу расстилалась тайга. Расползаясь по террасам и меняя оттенок на более яркий по мере снижения, она спускалась в долину и уходила за горизонт. Извилистая речушка – Илыч, прорезала тайгу по всему видимому пространству, деля на две половины: ближнюю и дальнюю. Осиновые, еловые и березовые вершины островками разнообразили почти сплошной сосновый ковер. По правую руку вставал величественный Горючий камень, его тупое наконечие светлело под низкими облаками в вечернем сумраке. Комары не беспокоили: здесь на вершине их и так мало, а к вечеру на крепком ветру они и вовсе пропали.

Дед Несмеян вздохнул, оперся о валун и, не торопясь, поднялся:

– Потерпи внучок, до распадка спустимся, там родник, у него заночуем. Ворги здесь уже нет, но я путь знаю, – он оглянулся, – ночи светлые, думаю, не заплутаем.

Горий кивнул и легко поднялся следом:

– Идем тогда уже…

– Торопишься… Поди, проголодался как волчонок…

– Ну, не то чтобы как волчонок… Если надо, потерплю.

– Ниче, придем, я кашу сварганю… Осторожней, здесь осыпи.

Спускались, как и шли: впереди старик, за ним Горий, ведущий в поводу тормозящего копытами коня. Вошли в лес. Сосны и лиственницы окружили со всех сторон. Но через десятка три саженей на каменистом голом плато деревья ненадолго расступились и Несмеян неожиданно замер с высоко поднятым лицом.

– Стой, – он поднял руку и принюхался. – Никак дымом пахнет.

Тянуло от распадка, где они собирались переночевать.

Горий тоже поднял голову и повел носом:

– Вроде пахнет.

– Не вроде, а точно пахнет. Кого это Боже нам на пути послал? Ты, вот что…, – он внимательно осмотрелся, – вон там вроде бы небольшой уступчик выглядывает, там, в елках. Дойдите туда и посидите тихо. А я разведаю пока.

– Деда, можно я с тобой…

Несмеян строго глянул на внука:

– А коня на кого оставишь? Не гоже его бросать.

Горий покраснел:

– Я не подумал, деда.

Он повернул Трудня в направлении ельника. Дед положил ладонь на оберег, рельефно выступающий под рубахой, и коротко прошептал славу Тарху Даждьбогу. В следующий момент он уже спускался по корням и камням в сторону распадка, обходя его по широкому кругу.

Определив направление ветра, он приблизился к подозрительному месту с подветренной стороны. Нагромождения камней замедлили продвижение. Приходилось пробираться осторожно, чтобы не дай Бог не зашуметь и не предупредить о себе неведомого странника. В густом лесу, наконец, появились прогалины, на одной из них он задержался, чтобы проверить меч и нож. Поразмыслив, он отдал предпочтение мечу: у родника было достаточно места, чтобы использовать это грозное в умелых руках оружие. А старик, несмотря на почтенный возраст, владел мечом исправно. Как собственно и почти любой русич, с детства приучаемый к воинским искусствам, из коих владение оружием считалось, чуть ли не азами.

Несмеян подкрался удачно: не покатил ни одного камушка, ни одна веточка не треснула под лаптем. Не раздвигая веток цветущего багульника, он медленно выглянул сквозь его узорчатую листву. На полянке он разглядел прямую широкую спину в белой рубахе у маленького костерка и… остолбенел от звука знакомого голоса.

– Ну, что ты там прячешься, выходи уже.

В следующий момент Несмеян избавился от короткого столбняка, встряхнулся и, смущенно улыбаясь, вывалился из кустов:

– Воинко, едрит тебя! Как ты меня напугал.

На него с легкой усмешкой в глазах смотрел серо-белый, как зола, высокий старик, с крепкими руками и подтянутой фигурой. Сидя на валежине перед костерком, он помешивал деревянной ложкой варево в подвешенном над ним котелке.

– Вот уж не знал, что ты такой пугливый.

– Я же тебя за ворога принял. Чуть не прибил даже.

– Ну, это ты заливаешь, прибить меня не так просто. А вот подкрался хорошо, я не услышал. Если бы не вел вас взором, врасплох бы застал.

Несмеян, довольно улыбаясь, подошел поближе:

– Умеем еще кое-что…

– Это хорошо, что умеете. Что так долго-то, я уже заждался. Решил – пойду навстречу, подсоблю, вот кашу приготовил. Надоть, голодные.

Несмеян склонился над котелком и втянул горячий аромат гречневой каши:

– Ах ты, вкуснотища-то кака. А у нас с утра маковой росинки во рту не было.

– А чего так?

– Торопились к тебе засветло поспеть. Да вот, что-то не успели.

– Ладно, потом обсудим, как шли и что видели. Шкуру несешь, смотрю?

– Как ты просил. Правда, одну только захватил. Больше не донести.

Старик кивнул, соглашаясь:

– Давай за внуком. Он там, поди, извелся, тебя ожидаючи.

– Ага, – легко согласился Несмеян, – побежал я. Приведу Гора.

Несмеян бесшумно скрылся за кустами.

Старик проводил его задумчивым взглядом и снова сосредоточился на внутреннем взоре. Нашел в небе парящего коршуна, метнулся к нему мыслью и слился с сущностью гордой птицы. Теперь его зоркими глазами Воинко осматривал окрестности. Увидел и спешащего товарища, и Гория с конем, спрятавшегося в ельнике. Закинул взгляд еще дальше на сколько мог увидеть коршун и… успокоился. Никого из людей в пределах десятка верст не было. Старик не сомневался в этом. От глаз коршуна еще можно спрятаться под деревьями, но от взгляда волхва никакие заросли не укроют.

Он вернулся к костру, поблагодарив птицу за помощь. Коршун махнул крылом и скрылся за скалой. Он потянулся ложкой и набрал в нее несколько крупинок гречки. Каша подошла. Старик поднялся и снял котелок с огня. Чтобы не остыла, завернул в свиту* и уселся, поджидая гостей.

На этот раз путники не скрывались, и их приближение Воинко услышал загодя. Захрустели камни под лаптями и ботами, зашуршали ветки кустов черемухи и багульника и на полянку вышли старик и его внук. Над плечом Гория покачивалась морда красивого жеребца. Трудень пытался ухватить губами складку плаща на спине парня. Тот нехотя отпихивал морду коня плечом.

– Здрав будь, Светлый.

– И ты здрав, Гор. Рад тебя видеть.

Парень отпустил коня и тот сразу уткнулся мордой в сочный травостой. Воинко приподнялся и протянул Горию берестяное ведерко:

– Пока каша не остыла, сбегай к ручью – он вот там, вниз по ворге.

Горий подхватил ведро и убежал тропинкой вниз.

Воинко подкинул сухие ветки в костерок и повернулся к Несмеяну:

– Значит, шли за вами…

Несмеян не удивился осведомленности волхва: они давно знали друг друга, Воинко не в первый раз демонстрировал перед ним необычные способности. Он кивнул и покосился на тропку, куда ушел внук:

– Шли.

– Думаешь, следили за вами из деревни?

– Нет, – дед почесал переносицу. – Скорей всего, сидели на ворге в засаде. Похоже, знают примерное направление на капище.

– Я так и думал. К нашему счастью, они считают, что светлое место находится на той стороне хребта. Там и ищут.

– Ну, и пусть ищут, чем дольше будут в неведении, тем лучше.

– Опасаюсь я князя. Злой, умный. Попы ему голову заморочили. После пропажи двух своих людей, как бы дружину сюда не перебросил. На наши села с огнем не пришел…

Несмеян повесил голову:

– Это он может. Мы, конечно, будем сопротивляться, но супротив его наемников не устоим.

– Уходить придется. На встречу солнцу, на восток. В Асгард Ирийский, на Иртыше который. Там наши одноверцы. Помогут на первых порах.

– Многие не пойдут. Не верят, что наш князь на своих же, русичей, войной пойдет.

– Надо убедить…

– Легко сказать… Может, ты сам по селам пройдешь, с людьми поговоришь. Тебя уважают, послушают.

– Может, и пройду. На Купало придем с отроком в Коломны, пусть попрыгает через костер очистительный, да и сыромять в город надо доставить. Кузьма ждет материала, говорит, не хватает. Что-то последнее время дружина княжеская упряжь только и заказывает. Не к добру это. – Он помолчал, обдумывая, и будто сбросил с плеч тягомотину. – Ну, ладно, то дела следующие.

– Добро, – отозвался Несмеян. – Заходи, родичи тебе рады будут. Волхва-то нашего нет теперь с нами.

По тропинке с полным ведром родниковой воды поднимался улыбающийся Горий. Мокрые пшеничного цвета космы облепили высокий лоб – парень уже умылся. Старики потянулись личными кружками к ведру. Зачерпнули, напились. Затем Горий полил на руки сначала ведуну, потом деду. Оставшуюся в ведре воду отставил для Трудня. Тот сразу же потянул морду к ведру. Гор легко оттолкнул его:

– Ну, тебя, не остыл еще.

Незаметно светлая ночь опустилась на уральскую землю. Размытые вечерние тени стали отчетливей, резче. Из низины следом за отроком прилетел гнус. Несменян выбрал полено посырей и кинул в огонь – дым немного отгонит ненасытную тварь. Ведун достал из небольшого мешка с перевязью на горле ржаной каравай:

– Ну, гости, пора и отужинать, чем Бог послал, – он отхватил от каравая три щедрых куска хлеба, раздал деду и внуку, затем кинул несколько ложек окутанной паром каши в первую тарелку, протянутую Гором. – Завтра на хуторе, я вас по-настоящему попотчую. У меня на льду и хариус лежит и пару тайменей. И десяток крохалей припасено – на озере в силки попались. Так что есть чем угостить. Но сначала баньку истоплю. – Старик выложил последнюю кашу в свою тарелку и сразу же замычал с набитым ртом. – Приятного ужина!

– И тебе того же, – закивали дед и внук.

После непродолжительной трапезы Воинко кинул в костер пару коротких сухих бревен, завернулся в плащ и улегся спиной к костру. Гор поднес коню воду. Тот сразу же запихал еле уместившуюся морду в узкое ведро и сипло потянул. Парень погладил коня по длинной гриве. Дед тоже уже укладывался. Гор подошел и опустился на траву за его спиной. Подтянул под голову котомку и накинул на голову плащ, чтоб комары не донимали. Через пару минут дед с внуком уже спали. Они так устали за длинный насыщенный событиями день, что как только почувствовали под головами мягкие дорожные сидоры, глаза закрылись сами собой.

Старики проснулись первыми, на заре. Низкое солнце еще не видное, но уже угадываемое по осветившимся вершинам деревьев, поднималось где-то на востоке. Шумел свежий ветерок, раскачивая ветки облетевшей черемухи. Зябко подергивая плечами, поднялись. Несмеян растолкал внука. Тот живо подскочил, потирая заспанные глаза. Втроем встали рядом. Как по команде подняли руки и, ощущая трепетное утреннее тепло, исходящее от далекого светила, разом прокричали приветствие русичей: «Ура! Ура! Ура!». Еще постояли, дыша глубоко и набирая в грудь свежести и бодрости солнечного заряда. Воинко повернулся к гостям:

– Ну что, русичи, двинули с божьей помощью? – и, не дожидаясь ответа, шагнул к погасшему костру.

Вышли вскоре, умывшись, подобрав остатки каравая и запив водой. Не забыли и тщательно убрать все следы пребывания на полянке.

Дорога на хутор Воинко заросла молодым березняком. А кое-где попадались и стройные пушистые кедры – спасибо запасливой кедровке, закапывающей в мох каждый год тысячи орешков – запасы на зиму – да забывая про многие из схронов. Но даже по частому молодняку идти было сподручней, нежели по заваленной буреломом окрестной преимущественно елово-пихтовой тайге. Шагали уже почти полдня. Как утверждал Несмеян, и Воинко молча с ним соглашался, оставалось совсем чуть-чуть. Версты две, не более.

– Хорошо, что забыли в городе про эту дорогу, – гудел неспешно ведун Воинко, пробираясь между тонких стволов. – Почитай, лет 20 здесь никто из чужих не ходит. Только наши. Как сожгли варяги хутор, так и забросили воргу. Некому стало ее торить. Капище-то я успел словом прикрыть, а вот людей не смог. Не по силам мне то. Три семьи, что жили у нас – все погибли. Знатный род прервался, – старик горько склонил голову. – Пытали у них путь на капище, словно врагов лютых, каленым железом жгли – не сказали. Правда, разбойники сами маху дали: народ из домов повыгоняли, начали поджигать, а крыши-то соломенные, враз вспыхнули. Ну, народ и не стерпел – все как один бросились на варягов. Те не ожидали. Сперва попятились. Но потом опомнились-таки и с яростью ответили, словно змеи лютые, на детей, баб, мужиков набросились – все с ними бились. А как опомнились, в живых-то уж никого и нет. Притащили к ним израненного Жданку, – он покосился на Несмеяна, – твоего возраста мужик. Да бабу из рода Воробьевых. Ну, баба та сразу померла – только пару раз стукнули, не жилец была. А над Жданкой они вдоволь поиздевались. Эх, – вздохнул ведун, – хороший род был, ярый. Сколько еще родов потеряем, сколько смертей да боли Русь примет, пока они своего Исуса* нам навязывать будут, одним богам известно.

Горий дождался паузы и встрял с вопросом:

– А правда, что в ведах будто сказано, что надолго эта беда пришла и не будет от нее скорого избавления русичам?

Воинко покряхтел неодобрительно:

– В ведах много чего сказано. И такие пророчества есть. Но еще там сказано, что примиренье двух вер будет еще на нашей памяти. Родится будто светлый человек, который станет великим при жизни и объяснит всем, что учение Христа, настоящее, не из евангелиев, что по заказу писались, по сути наше, ведическое, и нет в нем противоречий с родноверием. И будут века мира на земле русской и процветание.

– Что, и воевать на нас никто не пойдет?

Несмеян хмыкнул и обернулся к внуку:

– Да ты что, разве нас оставят когда в покое. Не бывало такого и не будет.

– Правду говорит Несмеян. Я и без вед могу сказать, что охочих людишек до наших богатств вокруг очень много. Но самое главное, чего они боятся и потому русичей уничтожить хотят, это наша светлая вера. Им, черным душонкам, нас понять не дано, вот и ярятся они, не знают, какую смерть нам выдумать. Да только не получится у них ничего. Выживет Русь, вопреки всем и вся.

В этот момент, почуяв жилье, всхрапнул позади Трудень и залаяла приветственно в далеке собака. И сразу же в расступившемся молодняке показались соломенные крыши приземистых строений хутора.

– Вот и прибыли, – Воинко окинул серьезным взглядом изрядно заросшее пространство впереди и незаметно для гостей нахмурился. – Проходите пока вон в ту избу. А я ненадолго отлучусь – проверю, что тут в мое отсутствие делалось…

Не дожидаясь ответа, волхв быстро повернулся и скрылся в густом ивняке, начинающемся сразу у околицы.

Несмеян уверенно отправился к указанной избе, сложенной из широких кедровых стволов. Тем более, что других жилых помещений поблизости не наблюдалось. Рядом, саженях в тридцати, рядком выстроились еще несколько хозяйственных помещений, таких же степенных и ладно скроенных, как и изба: два сарая, мастерская с широким навесом, перед которой на формах сохли выделанные и одна почти свежая шкура, две небольшие кладовые под одной крышей, наверное, для материала и продуктов, и на близкой окраине под вербами симпатичная банька с пристройкой. Судя по зарослям еще зеленой кислицы, там протекал ручей. У ивняка выглядывали среди метелок жестких дудок крыши-горбушки десятка колод – ульев. Но больше всего Гория поразили остовы печек, словно закоптелые корабли, плывущие по крапивным островам – остатки сожженных изб когда-то богатого хутора.

Увидев ставшее серьезным лицо внука, Несмеян прокряхтел:

– Да, вот что вороги наделали… И не подумаешь, что свои – русичи. Хуже, чем с хазарами обошлись.

У узорных перил крыльца парень обернул повод за балку коновязи и кинул в ясли охапку свежескошенной травы, копенка которой холмиком высилась в двух шагах. Трудень осторожно опустил морду, пробуя угощение. Трава пришлась по вкусу, и он неспешно захрумкал котовником и клевером. Путники кинули с натруженных плеч котомки и вдвоем присели в теньке на крылечке. Гуляли солнечные блики на потной шкуре жеребца, жужжали комары и пчелы. Дед Несмеян, поглядывал в сторону ивняка, куда скрылся Воинко. Горий с интересом осматривался кругом:

– Интересно, а он все время один живет?

Несмеян неохотно оторвал взгляд от ивняка:

– Один последние два десятка лет точно. А до этого людей здесь много было.

– Я не об этом. У него что, жены никогда не было?

– Почему не было. Волхвам никто жаниться не запрещает. Говорят, была и у старика семья, да все погибли еще в тех краях, откуда он пришел.

– А откуда он пришел?

Откуда-то с юга, с каз-сачих земель. Сожгли там капище. И село, у которого оно стояло, тоже порешили. Вот он сюда и перебрался много лет назад. Думал в эти края попы не доберутся… Куда он подевался? – старик не сумел скрыть беспокойство.

В это время крепкая фигура Белогоста показалась на окраине. Впереди него скакал в густой траве высокий черный кабель. Опередив старика, он подбежал к Горию и, вильнув хвостом, аккуратно понюхал подставленную ладошку. В чем-то удостоверившись, он уселся рядом, вывалив горячий язык.

– Признал, – Несмеян потрепал невозмутимую лайку по загривку, – значит, подружитесь.

Широкими шагами приблизился ведун.

– Михайло Иванович в гости заходил. Да Бойка, – он кивнул на собаку, – спугнул. Но тот далеко не ушел – вокруг ходил, пока нас не учуял. Следы совсем свежие, а кучу наложил прямо у колод, где кабель был привязан. Наверное, Бойка приснул ненадолго, а потом неожиданно перед косолапым выскочил, вот тот и наложил со страху.

Ну, ничего, я думал, кто посерьезней наведывался…

– А Мишка, что не серьезный? – поинтересовался Несмеян.

– Мишка свой, с ним мы договоримся как-нибудь, Бойка, если что поможет. А вот с гостями, что крестами да топорами обвешаны, посложнее будет. Что-то я заговорился, – ведун протянул руку. – Гостей на пороге держу, хорош хозяин. Прошу в дом, входите одноверцы, для вас у меня всегда двери открыты.

Прошли в дом. Хозяин зашел последним и прикрыл дверь. Внутри было светло – три слюдяных окна, в разделенной пополам перегородкой горнице, густо лили свет на некрашеные половицы. В красном углу, покрытом охрой, у подножия искусно вырезанного маленького, с куклу, деревянного кумира Белбога высилась горкой свежесрезанная трава. Ведун щелкнул кресалом и зажег слабый светильник-фитилек, вставленный в крынку с жиром, из которой сразу выглянул и закачался приветливо тоненький огонек. По стенам приткнулись пара скамеек, посередине комнаты величественно возвышался массивный, из кедра, стол, вокруг него ровно выстроились табуретки и лавки.

– Проходите, располагайтесь, – ведун указал на стол. – А я сейчас соберу поесть, да баньку затоплю. С дороги первое дело голод утолить, да попариться – пыль дорожную смыть.

– Да мы сильно есть не хотим, – попробовал поскромничать Несмеян, но волхв решительно поднял руку:

– Ничего не знаю. Пока не поедите, дел не будет, – и вышел из комнаты.

Несмеян кивнул внуку:

– Сходи – узнай, может, чего помочь надо.

Горий живо подскочил и выбежал вслед за волхвом. Бойка как будто поджидал парня – сразу увязался за ним, подпрыгивая и пытаясь лизнуть в лицо. Гор уворачивался и посмеивался.

Воинко не отказался от помощи парня. Наоборот, он одобрительно покачал головой, когда тот предложил ему помощь, и тут же передал Горию в руки объемную тарелку с заливным из нельмы. Сам ухватил в руки тройку готовых уток, другой зацепил кувшин сладкого сбитня.

– Пошли отнесем, да еще раз вернемся – зараз все не забрать.

Горий покосился на полный ледник птицы и рыбы, из которых большинство было уже очищено и приготовлено к жарке, и пошел вперед. Старик отправился за ним. Потом, пока ведун готовил печку, он напоил коня, натаскал в баню воды из ручья, куда тропка спускалась в окружении редковатых кустов кислицы и густых зарослей черемухи. Из любопытства он кинул в рот пару получерных ягод и поморщился: вяжущая и кислая – не поспела еще. Затем Горий уложил по подсказке Воинко березовый веник в корыто с разогревшейся водой размякать и побежал к дому. Несмеян, пока шли приготовления, успел даже задремать, сидя за столом и уронив голову на руки. При их появлении он вскинулся и затер ладошками глаза.

– Хватит спать, замерзнешь, – ведун кинул на стол последнюю тарелку с нарезанным хлебом.

Заставив стол всем, что было, и усадив гостей по разным сторонам от себя, Воинко поднялся и, опустив бороду, коротко проговорил:

– Будь сия страва чиста и здрава, от Богов да Земли даждена. Хлеб да соль!

– Жива хлеб ести! – хором проговорили все и дружно уселись вслед за хозяином.

Обед продолжался недолго. Горий наелся первым и убежал следить за баней. Старики подошли вскорости.

Вечером, напарившись до огненной кожи и невесомости в теле, все собрались в горнице. Старик к тому времени успел накормить Бойку и кинуть овса в ясли для Трудня. Полная тишина висела за окном, мерцал в углу у Белбога слабый огонек, раскидывая загадочные тени по бревенчатым стенам, неспешно лилась беседа.

– С этой бедой нам самим не справиться, – гудел низкий голос Воинко и вскидывалась на стене округлая тень его бороды. – Без помощи из Сибири от одноверцев не сдюжить, думаю. Пока они там присматриваются да думают, что делать, тут народ направо и налево губят. Если до осени власть не поменяется, придется или самим на восток уходить, или за помощью к ним обращаться. Страшно сказать, из всех земель наших, что Рода-прародителя славили, половина разве что осталась. Новгородцы пока крепко держатся, литовское княжество Исуса не признает, Полоцк стоит, аз-саки Дона обряды наши блюдут и попов к себе не пускают, они уже там натворили дел, показали себя. В моей земле по Донцу еще горят костры сопротивления, но надолго ли? Оглядел я недавно края наши на закат: где лежали деревни свободных русичей, ныне пожарища, по которым только крапива и лопухи поднимаются. Города опустели, в некоторых одни попы, да варяги сидят. Они говорят, что слово Божие несут диким славянам. Но что это за слово, которое книги наши, где мудрость предков и знания собраны, велит сжигать, а тех кто, их читать умеет и толковать людям – ведунов – от плеча до пояса рубить? Наша вера мирная, мы их не трогали, когда в силе были, а они что делают? Только власть над умами сильных людей взяли, так сразу же война и началась. Род на род идет, брат на брата… Эх, – он закусил губу, – горько мне это осознавать.

Несмеян покосился на внука:

– Вот слушай, что мудрый человек говорит, да на ус мотай. Будут и тебя, может, когда попы в свою веру тянуть, так не поддавайся.

– Не поддамся, – Горий серьезными глазами взглянул на деда и ведуна, – лучше умру, но предков своих не предам.

Воинко вздохнул:

– Вот так и гибнет люд – внуки богов наших – никто не хочет изменять вере дедов.

– Но не все же не хотят изменять… – Горий потянулся за чашкой со сбитнем, – христиане тоже ведь наши были когда-то.

– Были, – кивнул волхв, – и остаются нашими по образу и по обычаям и по душе. Заплутали только они, поддавшись поповскому краснобайству. Доверчивые, не поняли, что не наша эта вера, чужая, черными навязанная, чтобы сломить гордый дух русича и в безмозглого барана превратить. Настоящий Христос ведь никогда не говорил: «Рабы божии», это его, так сказать, ученики придумали.

– И «Блаженны нищие духом» не говорил? – Горий отхлебнул и поставил чашку.

– Не говорил. Почти все ему приписали. Он нашу, ведическую весть нес, да переврали все сыны Сима.

– Да, – протянул Несмеян и почесал в затылке, – куда ни кинь – всюду клин.

– Это еще не клин, – поправил его Воинко, – клин будет, когда последнее капище на нашей земле уничтожат, а этого, верю я, никогда не случится.

– Откуда ты это знаешь? – Несмеян выпрямился, разминая затекшие мышцы.

– Сон видел, – улыбнулся Воинко. – И еще там сказывали, что спать уже пора. А то засиделись. Тебе, Несмеян, завтра домой отправляться после обеда, а ты не отдохнул еще.

Ведун поднялся и пригласил гостей в другую комнату, где уже ждали их три широких лежанки, заправленные охапками душистого сена.

– Помолимся, други, да спать ляжем. Завтра дела ждут многие.

Горий хотел спросить, что за дела ждут, но сил на вопрос не хватило. Он широко зевнул и встал рядом со стариками на вечернюю славу. Привычные слова «Славься Пращур-Род, Род Небесный…» мячиком отскакивали от сознания и, проговорив почти бездумно за стариками молитву, он упал на сено и заснул тут же. Старики еще долго укладывались и в темноте о чем-то тихо шептались. Горий их уже не слышал.