Текст книги "Не спеши умирать в одиночку"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

2

Я немного не понял ее последнего замечания: кто это, интересно знать, мучается? Она про себя, что ли, сказала? А я что, не мучаюсь? Очень даже мучаюсь. Кровать была низкая, и я еле затиснул туда свое могучее тело. А когда затиснул, то выяснил, что там очень пыльно. Но было уже поздно, Тамара побежала открывать дверь. А я лежал и ждал, думая о том, в какую неприятность я сейчас вляпался. Кто мог заглянуть к Тамаре в воскресенье после обеда и не одобрить пребывания здесь же моей персоны? Да кто угодно. Тот же Гиви, тот же Макс, тот же Лисицын...

– ...неубрано, – раздался голос Тамары из коридора, – проснулась только что...

– Понимаю, – сказал голос с кавказским акцентом. – Смерть мужа – это большая потеря, нужно ее пережить. Разные люди переживают это по-разному. Кто-то много спит, кто-то много пьет... Твой способ не самый худший, Тома.

– Я устала, Шотик, – сказала Тамара. – Вся неделя ведь такая безумная была... Как в понедельник началось...

– Да, да, – согласился Шота. – Трудная была неделя. А я ведь проведать тебя зашел. Ну, помнишь, ты позвонила мне, я приехал, а здесь у тебя свалка...

– Помню, – нервно засмеялась Тамара. – Сцепились они тут... Но все кончилось, миром они разошлись, никто никого не убил. Только обои попортили.

– Раз никого не убили, то все в порядке, – согласился Шота. – А то, может быть, еще какие проблемы возникли, так ты скажи...

Я слушал слова Шоты и замечал, что голос становился то тише, то громче. Шота не стоял на месте, а передвигался по квартире.

– Я же говорю, неубрано, – запоздалым извинением прозвучали слова Тамары, и голос Шоты стал совсем близким. Из своего убежища я даже увидел кремовые туфли и белые носки.

– Менты тебя не очень достали? – спросил Шота, а я не мог избавиться от ощущения, что все эти вопросы – ерунда, ничего не значащий треп. Шота появился здесь с какой-то иной целью.

– Да нет, все нормально, – ответила Тамара, и я увидел ее ступни. Она вошла в спальню, но проходить дальше не стала. А Шота прохаживался взад-вперед по комнате, неторопливо, размеренно. А Тамарины пятки нетерпеливо били одна о другую. Много интересного можно увидеть из-под кровати. Последний раз со мной такое случилось в армии, когда двухметровый дембель-сержант крепко выпил и носился по казарме как бешеный трактор, сметая все на своем пути. Я тогда залег под кровать и выжидал, пока у трактора кончится бензин...

Но под той армейской кроватью было гораздо чище.

– Пчхи! – коротко выпалил я. Наверху воцарилась тишина. Потом Тамара испуганно вскрикнула:

– Ой!

Кремовые туфли отошли от кровати, а спокойный голос Шоты сказал:

– Вот какой-нибудь нервный придурок на моем месте изрешетил бы немедленно всю кровать. Но я так делать не буду. Наученный горьким опытом. У меня был один знакомый, он как-то пришел домой и тоже вот так слышит – «Апчхи!». Только не под кроватью, а в шкафу.

Большой такой шкаф, в мебельном салоне на Московском шоссе брал. У того парня ствол при себе был, он психанул и из ствола в этот шкаф – всю обойму. Попал, разумеется. А в шкафу сидел его лучший друг с большим тортом. День рождения был у того пацана. Представляешь, Тома?

– Ага, – сказала Тамара.

– Так что я стрелять не буду. Зачем мебель портить? Пусть товарищ сам вылезет, – предложил Шота.

– Выхожу, – сказал я и стал протискиваться наружу. Это заняло некоторое время, но в конце концов я все же выбрался из-под кровати.

– О, знакомое лицо, – обрадовался Шота, все еще вертя в руках пистолет. – Ты что же, так и живешь тут под кроватью после того, как тебе Макс морду разбил?

Я ничего не ответил, стряхивая пыль, приобретенную под кроватью. Тамара тоже молчала, поэтому говорил один Шота:

– Понятно, понятно, – он оглядел смятое одеяло на постели. – Я вас, ребята, понимаю. Правда, из уважения к Георгию можно было и подождать с месяц-другой. Но уж если невтерпеж...

– У нас ничего не было, – сказал я.

– Конечно, – иронически кивнул Шота, – совсем ничего.

– И ты не думай, я Джорджика не убивал, чтобы с Тамарой...

– Конечно, – улыбался Шота.

– И Гиви передай, что я про десять дней помню и что я постараюсь найти убийцу...

Тут выражение лица Шоты слегка изменилось. Если до этого его улыбка была притворной и насмешливой, то теперь растянутые почти до ушей губы Шоты выглядели чуть более натурально. Кажется, он и вправду хотел меня успокоить.

– А я-то думаю: что за десять дней? А ты про ЭТИ десять дней! Забудь, забудь, парень! – посоветовал Шота,

улыбаясь, словно на рекламном плакате зубной пасты. Только вот пистолет в его руках был лишним.

– Как это «забудь»? – недоумевал я. – Мне же Гиви Иванович дал тогда десять дней, чтобы найти убийцу Джорд... Георгия Эдуардовича. Это было в среду, сегодня воскресенье, так что время у меня еще есть, я стараюсь...

– Стараешься? – хохотнул Шота и наконец убрал пистолет. – Это ты молодец... Я видел, как ты в последний раз тут расстарался. Макс тут еще был, какой-то ментовский подполковник, другие ребята. И ты тогда хорошо расстарался. Томе, наверное, тоже понравился весь этот мордобой у нее в квартире.

– Это мелочи, – сказал я. – Это несчастный случай на производстве. Я ищу убийцу, и я его найду, мне только время нужно...

– Расслабься, – Шота похлопал меня по плечу. – Ты этого убийцу нашел? Нет? Ну и ладно, забудь и про него, и про десять дней.

– Это как?

– А так. Все уже нашлось.

Я растерянно присел на край постели. Тамара, подпиравшая до того стену, метнулась вперед, взволнованно заглядывая в радостное лицо Шоты:

– Погоди, Шотик, ты хочешь сказать, что нашли убийцу Джорджика?

– Ну-у... – лучился довольный Шота. – Можно сказать, что и так.

– Кто его нашел? И кто этот...

Мы с Тамарой смотрели Шоте в рот, ожидая ответа, за который нас уже несколько раз едва не отправили на тот свет. Шота мило улыбнулся и сказал совсем не то, что мы ждали:

– Вам сообщат, – сказал он. – Попозже.

– Ты не можешь нормально сказать? – Тамара от волнения даже схватила Шоту за рукав пиджака, но тот элегантным движением высвободился.

– Не могу. Что мог сказать, то сказал. Вот и все. Если я вам сейчас все расскажу, то у вас не будет в нужный момент удивления на лицах.

– В какой момент?

– В нужный. В тот самый момент, когда вам все скажут.

– Ты перестань загадками разговаривать! – не унималась Тамара. – Ты же все-таки с женой убитого разговариваешь! Я-то должна знать...

– А я помню, – Шота на миг перестал улыбаться, и мне вдруг стало жутковато от столь резкой смены масок. – Я помню, что у нас тут проживает вдова, – он кивнул на постель и попутно одарил меня не слишком любезным взглядом, от которого мне захотелось вновь забраться под кровать. Все это становилось слишком напряженным, и тогда я с идиотским энтузиазмом выкрикнул:

– Ну и слава богу! Слава богу, что все уже закончилось. А то заколебали всякие киллеры...

– Какие еще киллеры? – Темные зрачки Шоты буравили меня, и никаких улыбок тут уже не было.

– Да тут на днях возле подъезда перестрелка была, – вмешалась Тамара. – Какие-то ребята на джипе проезжали и двоих мужиков уложили. Мужики оказались из того охранного агентства, в котором Макс заправляет. А мы с Шурой оказались просто случайными свидетелями.

– Так вот чего тут Макс вокруг вас крутится, – кивнул Шота. – Все понятно.

– А Шура, – Тамара посмотрела на меня и вдруг истерически захохотала. – Шура думает, что это на нас с ним было покушение!

– Ха-ха, – сказал я. Эту женщину опять куда-то несло, а я не мог понять, куда. Оставалось только глупо хихикать. Это у меня хорошо получалось.

– И то верно, – медленно проговорил Шота. – Кому вы сдались, чтобы за вами на джипе приезжать? Нужно быть большим человеком, чтобы тебя приехали мочить на джипе. Джорджика, например, просто пехотинец завалил, без колес обошлось. Потому что не заслужил. Меня вот могут и с джипа завалить, потому что я человек известный. А тебе... – Шота снисходительно махнул рукой. – Тебе только мечтать можно о киллерах на джипе. Не собрали еще для тебя тот джип. Так что еще раз говорю – расслабься, забудь про десять дней, про киллеров...

– Интересно, – сказал я, внутренне подозревая, что мне не нужно это говорить, но все же произнося эти слова и трепеща от нехороших предчувствий, – если для тебя, Шота, положены киллеры на джипе, то Гиви Ивановича, если, не дай бог, конечно, кто-то покусится...

– Гиви Ивановичу положена эскадрилья «Б-52», – без тени улыбки сказал Шота. – И то это еще большой вопрос, сработает ли.

– Ага, – сказал я, – понятно. Спасибо, что объяснил... А это точно? Что убийцу Джорджика нашли?

– Сто процентов, – с прежним хмурым выражением лица ответил Шота. – Гарантийный талон могу выписать. Можешь не беспокоиться.

– Спасибо, – вежливо сказал я и вышел проводить Шоту в коридор. Тут я увидел на обоях давешнее пятно в том месте, куда приложил меня лицом Макс. Это зрелище усугубило мое и без того не слишком радостное после диалога с Шотой настроение.

Хотя странно – должен был радоваться после услышанного. Но нерадостно мне было, нерадостно.

Кстати, Тамара тоже выглядела не слишком счастливой. У нас появлялось все больше и больше общего.

3

– К черту, к черту, к черту! – торопливо бормотала сквозь зубы Тамара, запирая все замки сначала на одной, а потом на другой двери. – Больше я ни на какие звонки не реагирую, сижу тихо как мышка до понедельника...

– Может, выпустишь меня, прежде чем станешь мышкой? – предложил я, вспомнив про летающие подушки и прочие любезности, имевшие место до прихода Шоты.

– Ты будешь сидеть вместе со мной, – решительно заявила Тамара. – Раз уж вляпался...

– Я еще в прошлый понедельник вляпался, – напомнил я.

– Тем более... – Тамара окинула меня сумрачным взглядом. – Ты же вроде как охранять меня обещал. Правда, видок у тебя... Как будто пыльным мешком по голове стукнули.

– Пылесосить нужно под кроватью, – посоветовал я.

– Некогда, – сказала Тамара. – А на домработницу теперь денег нет. Впрочем, сойдешь и пыльный. Другого все равно нет.

– Другого – кого?

– На кого я могла бы положиться.

– А на меня разве можно? – недоверчиво спросил я. Меньше всего ожидал такого комплимента. Но оказалось, что это не совсем комплимент.

– У тебя такие глупые глаза, – сказала Тамара, – что тебе сразу веришь.

Я потер глаза, чтобы выглядеть поумнее, а пока я занимался этим, Тамара скрылась на кухне и принялась там греметь дверцами настенных шкафчиков. Уж не знаю, что она там надеялась найти, но нашла она только то, что там было, – несколько крекеров в вазочке. В холодильнике одиноко лежали остатки замороженного картофеля-фри. Еще Тамара нашла на донышке пакета несколько кофейных зернышек и ухитрилась сотворить из этого две чашки кофе. Так что все оказалось не так уж и плохо. Вообще, пока сидишь на кухне и пьешь кофе, все выглядит очень даже неплохо. Проблемы начинаются, когда кофе кончается и нужно вставать из-за стола. Об этом я и сказал Тамаре, глядя на последний крекер, что лежал на дне вазочки.

– Я не встану из-за стола до понедельника, – сказала Тамара и схватила крекер, прежде чем я успел пошевелить пальцем. – Хватит с меня всего этого. А в понедельник доберусь до твоего подполковника, и пусть он сам распутывает, откуда взялся киллер, как он попал в офис и кто ему нас заказал... И пока мне не гарантируют, что вся эта банда за решеткой, я из дома ни ногой! Вот так.

– Ну, во-первых, долго ты дома не продержишься, у тебя холодильник пустой, – заметил я. – А во-вторых, Шота же сказал тебе – все, уже нашли, можно расслабиться...

– А ты ему поверил? Ты Шоте поверил?! – Тамара недоуменно уставилась на меня, будто я только что ляпнул несусветную глупость. Впрочем, может, что и ляпнул. – Он же врал, Шура, врал как сивый мерин...

– Зачем? – Мне стало даже как-то неудобно: Шота, такой улыбчивый и располагающий к себе мужчина в белом костюме – и вдруг врет. И кому врет – мне, человеку, которому и киллеры на джипе не положены. Несолидно. – Зачем он мне врет?

– Откуда я знаю? Зачем вообще люди врут – чтобы ввести других людей в заблуждение, а потом этих заблудившихся поиметь.

– То есть, – уточнил я, – Шотик собирается поиметь тебя и меня? На фига ему это?

– А ты сам подумай. Тебе вообще полезно думать. Представь, что будет, если ты поверишь Шоте, если ты решишь, что убийцу Джорджика нашли...

– Я... Я обрадуюсь. И успокоюсь.

– Так, – одобрительно кивнула Тамара. – Мыслительный процесс пошел. Дальше.

– Я перестану дергаться, перестану бегать вместе с тобой по всяким стремным местам...

– Не перестанешь, потому что найти убийцу – это не значит найти деньги Джорджика, – уточнила Тамара. – А уговор у нас с тобой был именно про деньги.

– Я перестану думать об угрозе со стороны этого убийцы... Я решу, что я и ты теперь в безопасности...

– Вот! – Тамара хлопнула ладонью по столу, и я вздрогнул от неожиданности. – Это значит, что ты расслабишься, а как только ты расслабишься, тут тебя и поимеют!

Я перевел дух. Эта женщина кого угодно доведет до нервного срыва. Но я, кажется, буду в этом списке доведенных под номером один.

– Поимеют, – сказал я, стараясь дышать глубоко и ровно. – Допустим. Только вопрос-то остается – на фига? Зачем такие сложности, если он мог вот только что застрелить меня? Прямо через кровать. Он же меня не застрелил! Кажется...

– Ох, Шура, Шура, – Тамара сокрушенно покачала головой. – Какой же ты все-таки недалекий. Вот скажи, пожалуйста, зачем, по-твоему, приходил Шотик?

– Как зачем? Проведать тебя. Он же сам сказал...

– Здоровьем моим поинтересоваться, что ли? – фыркнула Тамара. – Проведать... Нет, Шура, дело в другом. Я все-таки Шотика получше знаю...

– Ну и что?

– Неровно он ко мне дышит, вот что, – не без гордости заявила Тамара. – Ты же под кроватью лежал, только ботинки его видел. А я глаза его видела. Там все было написано...

– Горячий грузинский парень, – пробормотал я и отвернулся, чтобы включить магнитолу. Или чтобы Тамара не видела выражения моего лица.

Приемник включился и сказал: «...А наш музыкальный час продолжает горячий летний хит группы „Внезапный оргазм“ „Не залетай, моя малышка“. Эту песню нас просили поставить вожатые из летнего лагеря „Улыбка“ для вожатой второго отряда...»

– Ну, тогда полный маразм, – перебил я приемник. – Шотик хочет тебя, я ему мешаю, но он все равно меня не убивает. Хотя мог бы.

– Он романтик в отличие от тебя, Шура, – пояснила Тамара, опасливо поглядывая на приемник. – Он не может убить человека на глазах женщины, а потом лезть к этой женщине с нежностями.

– Он убьет меня в более интимной обстановке, – понял я. – Что ж, теперь я от тебя никуда. Хоть на коврике, хоть под кроватью, но буду с тобой, чтобы твой романтический друг меня не ликвидировал... А твой романтический друг случайно не пришил в прошлый понедельник Джорджика, чтобы потом подкатить к тебе с нежностями?

– Я думала об этом, – сказала Тамара. – Я много о чем думала, и вот что я тебе скажу. Джорджика убили неделю назад. И что мы узнали за прошедшую неделю? Мы знаем наверняка только одно: Джорджика мог убить кто угодно. Есть куча людей, у которых на Джорджика был зуб. У Шотика был зуб, у меня, допустим, был зуб, у какой-нибудь секретарши Юли был зуб, потому что Джорджик так меня и не бросил... У Михи был зуб – может, он все-таки не вернул Джорджику долг и не собирался его возвращать? У тех типов, которым нужна дискета, тоже был здоровый зуб. Куча людей, и каждый из них мог замочить Джорджика. Вопрос в том, кто оказался самым шустрым и где теперь деньги Джорджика...

Приемник сыграл бодрый рекламный мотивчик, а потом сурово произнес: «А сейчас новости криминала. В седьмое отделение милиции явился с повинной гражданин К., 1916 года рождения. К. сознался в совершенной им в 1967 году краже. Тогда он похитил из магазина „Продукты“ пять бутылок пива и две буханки хлеба. К. отпущен под подписку о невыезде...»

– Надо посмотреть дискету, – упрямо повторил я в который уже раз. – Мы сидим и гадаем на кофейной гуще, а там, может быть, все объясняется, все разложено по полочкам...

– По полочкам разложено – это в морге, – сказала Тамара. – Отдай ты эту дискету ментам, пусть у них голова болит.

– А если там сказано, куда Джорджик перевел деньги?

– Тогда не отдавай.

Приемник разразился веселым перезвоном монет, после чего принялся объяснять положение дел в финансовой сфере: «Как выразился наш эксперт, курс доллара как поднялся на прошлой неделе, так с тех пор стоит и падать не собирается. Спрос на векселя областного правительства не изменился и по-прежнему равняется нулю. Не подтвердились слухи о приезде в наш город популярного французского актера Алена Делона для рекламы этих векселей. Вместо Делона векселя будет рекламировать московский актер Жевунов, которого вы все, дорогие радиослушатели, запомнили по роли маньяка-убийцы в сериале „Кранты“. Также в наш город прибыл глава концерна „Росвооружение“. Он побывал на ряде городских предприятий, производящих военную технику, и обсудил с руководством предприятий перспективы их дальнейшего развития. Глава „Росвооружения“ опроверг слухи о поставках новейших систем ПВО югославской армии...»

– Интересно, что имел в виду Шота, когда сказал: «Вы все узнаете». Откуда мы узнаем?

– Я же тебе объяснила, он все тебе наврал.

– А я тебе тоже сказал: для вранья это слишком сложно. На самом деле у Гиви возможностей найти убийцу побольше, чем у меня. Неудивительно, что он сработал быстрее.

– Вот увидишь – все это вранье...

– Может быть. Кстати, что это там была за фраза: «Хреновый из тебя любовник?» Если у нас ничего не было, тогда с чего такие замечания?

– Чтоб ты знал: хороший любовник – это тот, кто быстро раздевается и еще быстрее одевается. И еще он очень хорошо прячется, чтобы не скомпрометировать женщину. И он не чихает под кроватью.

– Ты сначала сказала, что я хреновый любовник, а потом уже я чихнул...

– Вот видишь! Я заранее все знала. Хреновый из тебя любовник, Шура.

«Ну а теперь, – проворковал приемник, – по просьбе учителя музыки Морозова мы повторно зачитаем список женских эрогенных зон, составленный американскими учеными. Под номером тридцать пять в этом списке точка в пяти сантиметрах под правой лопаткой. Под номером тридцать четыре...»

– Бред какой-то! – Тамара с размаху хлопнула рукой по кнопке, и динамики замолчали. – Откуда они взяли эти тридцать пять?!

Спал я после этого не то чтобы на коврике, но на собачьих условиях – с обязанностью гавкать, если хозяйке будет грозить опасность, но без права на что-либо большее. Короче говоря, меня поместили на кухне. Я долго не мог уснуть. Слушал приемник.

4

А в понедельник с утра мы потащились на поклон к Лисицыну. Причем проходило все это прежним образом – с паническим ожиданием опасности со всех сторон, с легкой дрожью в коленях и с холодным потом между лопаток, несмотря на летнюю жару. Мне очень хотелось перемещаться ползком, чтобы уж совсем стать незаметным, но я предположил, что снайпер может сидеть на крыше, и отказался от этой идеи.

И все-таки мы добрались. Лисицын посмотрел на наши бледные лица и недоумевающе спросил:

– Болеете, что ли? Выглядите вы как-то... Не очень.

– Болеем, – мрачно сказала Тамара. Она нацепила солнцезащитные очки и не сняла их в лисицынском кабинете, чтобы, как она выразилась, не выдать себя испуганными зрачками. Тем не менее право рассказывать дивную историю про забытую расческу и обнаруженный труп Тамара предоставила мне. То есть врать должен был я, глаза бегать должны были у меня, а в черных очках сидела Тамара. Очень логично.

– Лев Николаевич, – неуверенно начал я. – Вот мы пришли...

– Вижу, – сказал Лисицын, деловито перекладывая бумаги с места на место. В понедельник с утра ему еще не расхотелось работать. – Пришли, как я думаю, чтобы поинтересоваться ходом расследования убийства гражданина Джорджадзе Г.Э. Что ж, это ваше законное право. Надо сказать, что следствие не стоит на месте...

Тамара толкнула меня локтем в бок, намекая, что пора бы уже приступить к печальной повести о расческе. Но я как-то заслушался подполковника и все медлил с началом.

– ...следствие прорабатывает самые различные версии, связанные как с работой покойного, так и с его личной жизнью...

– Кхм, – вдруг громко произнесла Тамара, вероятно, устав ждать моего рассказа. – А я вот тут заезжала в офис мужа...

– В офисе фирмы «Талер Инкорпорейтед» еще в прошлый понедельник была произведена выемка документов, – невозмутимо продолжал Лисицын. – Очень интересные попадаются бумаги.

– Я забыла в офисе свою косметичку, – упрямо гнула свое Тамара, но Лисицын не менее упрямо двигался своим курсом:

– Именно после анализа этих бумаг стала вырисовываться наиболее перспективная версия...

– Я хотела забрать косметичку, – повысила голос Тамара. – Я вошла в офис, и тут...

– Погоди, – сказал я. Я-то слушал и Лисицына, и Тамару, а потому мог решить, чья история интереснее. – Послушай товарища подполковника. Тут что-то насчет перспективной версии.

Тамара многозначительно хмыкнула, не одобряя моего поведения, и отвернулась.

– Версия и вправду перспективная, – сказал Лисицын. – Поначалу мы думали, что убийство связано с бизнесом, но проверка показала, что дела фирмы находятся в безупречном состоянии. Никаких сомнительных операций, никаких криминальных связей...

Мы с Тамарой вспомнили Арнольда Ложкина и дружно ухмыльнулись так, чтобы Лисицын этого не заметил. Но подполковник на нас не смотрел, он рылся в бумагах, вытаскивая папки, откладывая их в сторону, потом водружая на них другие папки и создавая в итоге нечто вроде Вавилонской башни. Нужная папка, как водится, обнаружилась в самом низу.

– И тогда мое внимание привлекла одна записка, – многозначительно заявил Лисицын. – Это частный документ, адресованный Георгием Джорджадзе одному своему знакомому. Точнее, это черновик. Видимо, записка потом была переписана набело и отправлена адресату.

– А кто адресат? – вдруг подала голос Тамара.

– Я скажу попозже, – сказал хитро улыбающийся Лисицын. Самое сладкое он отложил на потом.

– Надеюсь, это не признание в любви Алле Пугачевой, – сказала Тамара. – Хотя для вас это была бы очень перспективная версия: ревнивый муж, любовный треугольник, убийство...

– Все гораздо интереснее, Тамара Олеговна, – заявил ей Лисицын. – Вы оцените, когда услышите.

То ли по тону Тамариных слов, то ли по тому, как она ерзала на стуле, но я вдруг понял, что Тамара занервничала. Лисицын заинтриговал ее этой запиской. А может, испугал. Ведь любовный треугольник мог быть и таким: Джорджик, Тамара, Шота. И Тамара могла быть в курсе всех событий, исправно прикидываясь дурочкой передо мной и перед следователем... Кое-что не вписывалось в это объяснение: хмырь с ножом, киллеры на джипе и субботний кошмар в офисе. Шоте весь этот балаган явно не был нужен. А стало быть, любовный треугольник ничего не объяснял. Все было сложнее.

– Я зачитаю записку, – сказал Лисицын и подмигнул мне, предвкушая некое событие, о котором он сам уже знал, а мы – нет. Одно слово – старый милицейский лис. Выучил мой батя такого на мою голову. – Записка, – торжественно объявил подполковник. – Читаю. Имя адресата отсутствует. Текст: «Я очень огорчен, что вчера все так получилось, что вы себя так повели. У нас, грузин, гостеприимство в крови, но у нас также в крови не прощать гостю, если он преступает черту порядочности и оскорбляет хозяина в его же доме. Когда я говорю оскорбляет, то имею в виду – берет то, что принадлежит по праву хозяину дома. Вы это вчера сделали. Уже неважно, произошло это вчера первый раз или случалось и раньше, главное, что вчера я стал этому свидетелем. Вы будете говорить мне о любви и о страсти, но я думаю, что имеет смысл говорить только об одном – о вашем неуважении. И даже о предательстве, потому что до вчерашнего дня я искренне считал вас своим другом. Теперь, разумеется, о дружбе не может быть и речи. Не может быть и речи о тех делах, которые мы с вами обсуждали на прошлой неделе. Все это перечеркнуто вашей вчерашней несдержанностью. Теперь мне нужно от вас лишь одно – принесите извинения и больше никогда не появляйтесь возле моего дома. А внутри своего дома я как-нибудь сам разберусь. Георгий Джорджадзе».

Лисицын положил бумажку на стол и посмотрел на нас, ожидая какой-то реакции. Ждал он явно чего-то иного, нежели то, что получил.

Я просто пожал плечами. Бред какой-то.

– Это что, Джорджик все написал? – недоверчиво спросила Тамара.

– Да, – сказал Лисицын. – Это его почерк. А вы сомневаетесь?

– Вообще-то... Вообще-то в жизни он разговаривал немного по-другому. Не так пафосно.

– Бог с ним, с пафосом, – сказал Лисицын, слегка озабоченный нашей вялой реакцией. Особенно внимательно он при этом посматривал на Тамару. Но Тамара лишь пожимала плечами:

– И что из всего этого следует? Какая перспективная версия отсюда вытекает?

– Объясняю, – сказал подполковник. – Эта записка написана после события, глубоко потрясшего Георгия Джорджадзе. Он стал свидетелем того, как человек, которого он считал гостем и другом, совершил нечто нехорошее...

– Что-то украл? – предположил я.

– В определенном смысле – да. «Берет то, что принадлежит по праву хозяину дома». Стиль и вправду пафосный, поэтому смысл расплывается...

– Муть какая-то, – более определенно высказалась Тамара.

– Но это не кража. Помните: «Случилось это в первый раз или бывало раньше...» И особенно это: «Вы будете мне говорить о любви и о страсти...»

– Изнасилование? – предположила Тамара.

– "Внутри своего дома я как-нибудь сам разберусь", – с печальным выражением лица процитировал Лисицын и наморщил лоб. – Это супружеская измена.

– Оп! – удивленно воскликнула Тамара и даже сняла очки. – Ну-ка, ну-ка... Я не поняла, это кто кому изменял?

– Это пишет Георгий Эдуардович, – сказал Лисицын, – стало быть...

– Вот эти все писульки – про меня, что ли? – Тамара привстала со стула и потянулась за злосчастной запиской, но Лисицын поспешно убрал ее в стол. – Я Джорджику изменяла? И он про это поэмы писал? Вы ничего не перепутали? Может, эта записка из другого дела?

– Все точно, – сказал Лисицын. – И таким образом мы получаем мотив. Получаем любовный треугольник: муж, жена и любовник. Муж узнает правду, у него кавказские представления о чести, он не хочет мириться с фактом измены... Жена и любовник боятся его, и поэтому...

– И поэтому я замочила Джорджика из «Калашникова», – довела мысль до конца Тамара. – Так, да? Милое дело!

– Лев Николаевич, – вмешался я. – Вы обещали, что назовете адресата. Кому Джорджадзе отправил эту записку?

– Действительно! – поддержала мое требование Тамара. – Вы хотя бы скажите, с кем это я трахалась?! А то лично я – без понятия!

Тут с Лисицыным стало твориться что-то странное. Он посмотрел на Тамару прищуренными добрыми глазами, ну точь-в-точь добрый дедушка на проказницу-внучку. А до меня вдруг дошло, что у Лисицына не было в мыслях предъявлять Тамаре обвинение, что вытекало из прочитанной записки. У него на уме было что-то другое.

– Тамара Олеговна, – вкрадчиво произнес Лисицын, – давайте начистоту, без этих ваших выкрутасов. Вы же знаете, кого я имею в виду.

– Я? Я не знаю, кого вы имеете! – почти завопила Тамара, но подполковник ей не поверил. Он излагал свои соображения.

– Дело деликатное, – сказал Лисицын, глядя на меня, и я на всякий случай кивнул. – Георгия Эдуардовича уже не вернуть, а мы с вами... Мы с вами живые люди, у каждого из нас могут быть свои человеческие слабости, правда?

– Какие еще слабости? – сердито отозвалась Тамара. – Не надо меня под статью подводить, ох, не надо!

– Этот адресат, – продолжал между тем Лисицын, – он же тоже не хочет лишнего шума. Да, Тамара Олеговна?

Тамара Олеговна замахала руками, отказываясь что-либо понимать.

– Так можно же договориться, – сказал Лисицын. —

При его возможностях-то... Нам бы пару компьютеров да новую машину в отдел... можно «УАЗ».

Вероятно, при этих словах Лисицына я изменился в лице, и подполковник поспешил объясниться:

– А что поделаешь, Саня, жизнь у нас такая. Будешь на руководящей работе, волей-неволей начнешь крутиться-вертеться, чтобы работа эта, будь она неладна, шла... Я прагматик, Саня, мне все равно, откуда возьмутся компьютеры и бензин для машины, лишь бы эти компьютеры стояли у меня в отделе, а машины ездили. Уговори Тамару Олеговну, будь другом! Свернем это дело ко всеобщему удовольствию. Спишем потом на какого-нибудь киллера. Если поймаем подходящего...

При слове «киллер» Тамара встрепенулась, вспомнив, с чего все это начиналось.

– Косметичку я забыла! – рявкнула она. – В офисе! Приехала туда, а там...

– А кто адресат-то? – перебил я. – Не обращайте на нее внимания, Лев Николаевич, скажите мне только – кому Джорджадзе писал? Что за любовник-то у этой девушки?

– Известный человек, Саня, – сказал Лисицын, неодобрительно косясь на отказывающуюся сотрудничать гражданку Джорджадзе-Локтеву. – Ты только не распространяйся об этом... Любовник-то у нас – депутат городской думы Веретенников Эмиль Петрович... Саня? Саня, ты что? Тамара Олеговна, что это с ним? Может, воды ему дать?

Тамара Олеговна не менее изумленно наблюдала, как я корчусь на стуле, едва не валясь на пол. На глазах у меня выступили слезы. Короче говоря, давно я так не смеялся.

– Я не пони... – начал было Лисицын, но тут дверь его кабинета приоткрылась, и внутрь заглянула круглая самодовольная физиономия. Я вспомнил этого парня – он мне в злосчастный понедельник вернул полупустой блок «Мальборо».

– Николаич, – сияя как начищенный чайник, сказал парень. – А с тебя пузырь.

– С какой стати? – отозвался озабоченный Лисицын. – И вообще, у меня тут...

– С такой стати, – сказал торжествующе парень. – Я дело Джорджадзе расколол. Только что. Убийца за стенкой сидит, чистосердечное признание пишет.

У Лисицына было такое лицо, что я все-таки рухнул со стула на пол.

– Придурок, – сказала мне Тамара с высоты своего положения.

– Я подполковник, – невпопад отреагировал Лисицын. Видимо, больше сказать ему было нечего.