Текст книги "Новый путь истории (СИ)"
Автор книги: Сергей Ежов
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Гроссмейстер ордена госпитальеров. Часть 3 Новый путь истории
Пролог
Люди много спорят о роли личности в истории, о закономерностях исторического развития и о других премудрых вещах, и во всех точках зрения на этот вопрос имеется хотя бы часть истины. Хотя бы половина, но чаще – больше. Представьте себе, зачастую сталкиваются две взаимоисключающие истины. Да, такое возможно, по той причине что мы имеем дело не с грубой физикой, не с прямолинейной арифметикой, а с миром тонких человеческих отношений, пусть эти отношения иногда выясняются при помощи дубины и яда.
Павел с Натальей и я с Лизой сидели у камина.
– Юрий, я начинаю опасаться твоего провидческого дара. – задумчиво говорит Павел Петрович – Ты предрёк революцию во Франции и гибель королевской семьи, так и случилось. Когда мне сообщили о ставшей знаменитой фразе: «Если у людей нет хлеба, пусть они кушают пирожные», то я вспомнил тебя. Ты уже говорил эти слова, и приписал их Марии-Антуанетте. Скажи откровенно, как так получилось?
На соседнем кресле тревожно шевельнулась Лиза. Она словно орлица всегда готова защищать своё гнездо и его обитателей, вот и сейчас бросилась на мою защиту:
– Фразу о хлебе и пирожных, правда, там фигурировали печенья, Юрий произнёс при мне, четыре года назад, во время разговора с французской королевой. Она тогда очередной раз посетила наш парижский развлекательный центр.
– И как же звучала фраза в оригинале? – Павел смотрит несколько напряженно.
– Бывают в жизни огорчения, когда вместо хлеба ешь печенья.
– Ах, это же одна из твоих шуток? – повернулся ко мне Павел.
– Она самая. Видимо покойная Мария-Антуанетта хотела шуткой снять напряжение, но крайне неудачно. Покойная часто забывала, что есть вещи, над которыми шутить нельзя, вот и поплатилась. Что до моих предсказаний, Павел Петрович, то они основаны на анализе ситуации, и я тебе не раз давал развёрнутые объяснения и раскрывал элементы и этапы анализа.
– Всё это верно, Юрий Сергеевич, но всё равно в твоём анализе есть нечто нездешнее. Я часто благодарю господа нашего за то, что ты оказался в России в трудный её час, и выступил на стороне России.
– Благодарю за высокую оценку, мой государь, но я не мог оказаться на другой стороне. – привстав я отвесил Павлу поклон.
Павел ответил на поклон и продолжил:
– И твой прогноз относительно англо-французской войны оказался весьма точен, что очень помогло моему правительству в сложной международной обстановке. А уж наша война с четверным союзом Швеции, Дании, Пруссии и Польши вышла просто на загляденье. По сему поводу у меня только один вопрос: почему ты не испрашиваешь себе наград и чинов? Ей-богу, это непривычно и даже несколько вызывающе против установившихся обычаев.
– А зачем, Павел Петрович? Я всё время у тебя на виду, и наградами ты меня не обходишь. Наградами я осыпан, словно рождественская ёлка, куда уж больше. Чины? Ещё в полковничьем чине я имел под рукой артиллерийскую дивизию и отдельный отряд едва ли не корпусного состава. В своём генерал-майорском чине я командовал и корпусами и армиями. И заметь, Павел Петрович, никто не оспаривал моего права командовать. Титул у меня тоже есть, и немалый, а предлагали ещё больший, но зачем?
* * *
Армиями за последние четыре года я покомандовал, и действительно, никто всерьёз не оспаривал моего права приказывать людям выше меня и по чину, и по возрасту, и по титулу. Мой послужной список говорит сам за себя – ни одного поражения, ни одного провала, ставшего достоянием общественности, и при всём этом минимальные потери в личном составе, технике и вооружении. К тому же, в моей голове тьма-тьмущая детально разобранных сражений, боёв, военных кампаний и прочих фактов военной истории. Как ни крутись, а в военном училище хорошо преподают военную историю. Вот воспоминание об одной такой военной кампании подвигло меня однажды на осуществление подобного.
Для начала я подвёл Павла Петровича к спору о том, смогу ли я разгромить Шведское королевство силами одного пехотного корпуса с кавалерийским и артиллерийским усилением. И провёл командно-штабную игру. Наиболее толковые офицеры Главного штаба на картах «воевали против» России за Швецию, а я, адмирал Грейг, генерал Кукорин и наш штаб, «воевали» против Швеции. Лёгкие силы нашего флота при помощи якорных мин заблокировали шведские корабли в гаванях, а наш корпус совершил десантирование с транспортных кораблей в районе Стокгольма. Полевое сражение не вполне отмобилизованной шведской армии прошло в три этапа, и как результат, шведский король остался без войск, собрать, вооружить и обучить новую армию он не смог бы и при всём желании.
В общем, КШУ прошли по моему сценарию, и умники из Главного Штаба ничего мне противопоставить не смогли, потому что действовали стандартными для этого времени методами, а я – наработками из будущего.
Надо сказать, из этих КШУ мы не делали никакого секрета, как не делали секрета из своих военных учений и другие европейские державы. А я потом поспособствовал распространяю слухов о своих планов разгрома нашего старинного неприятеля, и Европа восприняла их всерьёз. Сложилась коалиция из прибалтийских государств, решивших притормозить резвого меня. Павлу Петровичу прислали ультиматум с наглым требованием удалить от трона излишне ретивого завоевателя.
Да! В европейской прессе меня стали сравнивать с Македонским, Чингисханом и Аттилой, что без сомнения, весьма лестно, хотя и несколько чрезмерно. Разумеется, русский царь всех послал подальше, на что четыре страны объявили об официальном антирусском союзе, и пригрозили участием в войне против нас Англии и Франции. Всё уже шло к войне на крайне невыгодных для России условиях, вследствие чего опять в Петербурге зашевелились очередные заговорщики, ждущие только военного поражения своей страны. Заговорщиков не трогали, только отслеживали их телодвижения, ну да этим занимался молодой, но весьма многообещающий Сергей Савлуков.
А потом у наших неприятелей случился небольшой провал в их планах, а именно война Англии против Франции. Кто там был виноват, кто кого спровоцировал, кто сделал первый выстрел – уже совершенно неважно, потому что две ведущие державы современности, примерно равные по потенциалу, схлестнулись в схватке. Очень быстро пролилось такое количество крови, проявилась такая звериная жестокость, что примирение стало невозможным.
И четыре прибалтийские державы вдруг остались наедине с рассерженной и жаждущей наказать зарвавшуюся мелочь, Россией. Коалиция зашаталась. Пруссия с Польшей принялись отмобилизоваться, приводить свои армии в боевое состояние. Более того, поляки пошли на подчинение своих войск пруссакам. Датчане прислали тайную делегацию, чтобы урегулировать вопрос о более или менее безболезненном сепаратном выходе из предстоящей войны. Шведы что-то пронюхали о датских планах и принялись налаживать оборону своей столицы и вообще собственной территории. Все ждали только весны, чтобы начать боевые действия, а до той поры офицеры отправились в отпуска.
А вот Россия ждать весны не стала. Войну нам объявили? Объявили. Значит, мы в своём праве наносить удары там и тогда, где и когда сочтём нужным.
Из курса военной истории я помню русско-шведскую войну, накануне Отечественной войны 1812 года. Точных дат я, за давностью лет запамятовал, но центральную операцию войны помню отлично, и даже вытащил из глубокой армейской задницы двух офицеров, будущих главнокомандующих русской армии. Имена князя Петра Ивановича Багратиона и Михаила Богдановича Барклая де Толли говорят сами за себя, и людям с военным образованием – в сто раз больше.
Если не ошибаюсь, в тысяча восемьсот девятом году, русская армия перешла Ботнический залив, и вышла на шведский берег в районе Стокгольма. Тогда трусость и малодушие, на грани измены, командующего русскими войсками в Финляндии генерала Кнорринга не позволили достичь целей войны. По моему приказу отыскали этого офицера, ещё не генерала. Богдан Фёдорович оказался вполне дельным командиром, проверка не установила его контактов с вероятными и действующими противниками, и единственное, что можно сейчас вменить ему в вину – только тот будущий провал. Своей волей я передвинул Кнорринга со строевой службы на административную: перевёл в дорожно-строительные войска, где его осторожность не сможет принести вреда. Да и организатором Богдан Федорович оказался преизрядным.
А Барклая де Толли и Багратиона я, для начала, заставил за два года пройти университетский курс, а потом загрузил штабной работой, перемежаемой командировками в войска, причём в самые сложные, опасные и неприятные места. Тут ничего не поделаешь – кроме боя больше нет способа обучить офицера бою, а России нужны высокообразованные генералы.
Командовать корпусом Павел, по моему представлению, назначил свежеиспечённого генерал-майора по артиллерии Алексея Андреевича Аракчеева, ещё одну знаковую фигуру этой эпохи. Надо сказать, что генералы и полковники Екатерининского разлива, получившие чины за происхождение и близость к трону, после аттестации отправлялись в отставку десятками, зачастую без права ношения мундира, и нередко – разжалованные в рядовые. Спрашивается, зачем армии неграмотные генералы? А ведь таковые попадались.
Войска, введённые в Финляндию, занялись боевым слаживанием, и официально было объявлено, что когда сойдёт лёд, мы по морю двинемся к Шведскому берегу. Разумеется, шведы о таких разговорах знали – финны русских не любят больше чем шведов.
В январе, когда установился прочный лёд по всему Ботническому заливу, войска были подняты по тревоге, чему никто не удивился: тревоги объявлялись настолько часто, что уложенное на транспортные средства вооружение и имущество даже не разгружалось. Но на этот раз колонны двинулись не к местам погрузки на корабли, а прямиком на толстый лёд моря. Только во время первого привала, на удалении семи километров от берега солдатам и обер-офицерам было объявлено о цели похода. Штаб-офицеры от командира батальона и выше знали о действительных планах с вечернего совещания. Кстати, гусары, пущенные частой сетью вокруг лагеря, поймали трёх гонцов, которых отправил майор Ковальский, командир эскадрона улан.
Всех четверых вывели перед строем корпуса, и повесили на удачно росших в лесу маленького островка осинах, а трупы оставили висеть. Казнь не произвела на наших солдат и офицеров давящего впечатления, поскольку все понимали – собакам собачья смерть, а останься те в живых, то это обернулось бы для армии лишними потерями в сотни, а то и в тысячи человек, если бы вообще не привело к полному разгрому нашего корпуса.
Тут стоит сказать, что переход по морскому льду крайне тяжёл: чаще всего лёд неровный, из него торчат большие и малые торосы, следы прошедших штормов, взломавших лёд, и так заморозивших. В обилии встречались полыньи, покрытые тонким льдом, а сверху засыпанные снегом. Поэтому впереди полковых колонн войск шли разведчики и сапёры, разведывавшие путь, и при необходимости подрывавшие препятствия в виде торосов. Очень хорошо показали себя бульдозеры, расчищавшие дорогу, правда, водителям приходилось работать при открытой двери, так как имелся постоянный риск провала сквозь лёд. И кое-кому эта мера спасла жизнь, потому что за время перехода восемь тракторов ушло под лёд.
Дошли до Аландских островов, и принялись брать поселения под свой контроль. Сначала конные команды окружали деревни, потом подъезжали грузовики с солдатами, жителей выводили из домов, и офицер через переводчика объявлял, что отныне Аландские острова отходят под руку русского императора. Жителям давался день на выбор: оставаться на островах перейдя в русское подданство или уезжать в Швецию. С перевозкой вещей мы обязались помочь.
Шведский гарнизон островов был застигнут врасплох, и из всего семитысячного соединения, дать отпор попыталась только одна рота, но и та была походя уничтожена. Пытавшихся убежать в Швецию солдат и матросов перенимали конники и пехотинцы, высланные заблаговременно именно с такой целью.
Принятые меры позволили нам выйти на шведский берег незамеченными. Когда колонны наших войск шли через шведские города, прохожие удивлённо таращились на нас, не понимая, откуда идут русские войска под развёрнутыми знамёнами. А высланные вперёд разведывательно-штурмовые отряды брали под контроль шведские воинские части, или, по крайней мере, захватывали ворота и ключевые позиции, и дожидались подкрепления. Стокгольм мы взяли сходу: просто повязали сонную стражу на заставах, и решительным броском достигли королевского дворца и арсеналов – флотского и армейского.
Короля мы вытряхнули из постели, впрочем, со всем возможным уважением. Лично я при этом не присутствовал, дал возможность отличиться Аракчееву, а сам же двинулся к весьма важной цели – военной гавани, где частично вытащенные на берег для ремонта, в частью вмороженные в лёд, стояли корабли шведского флота. Немедленно на корабли поднялись наши люди, изъяли судовые роли, и по адресам отправились команды, брать под стражу офицеров шведского флота. Матросов заперли в береговых казармах, изъяв оттуда всё оружие.
И тут выяснилась чудесная вещь: южная часть Балтийского моря не замёрзла, она вообще не каждый год замерзает, и мы, совершив марш-бросок до Линчёпинга, погрузились там на все имеющиеся военные и гражданские корабли, и оттуда наперегонки рванули до крепости Ландскруна. Нам опять повезло. Пришли мы ночью, во время небольшого шторма, и нам разрешили войти в гавань. Ну а дальше дело техники: расслабленный гарнизон проснулся уже в плену, когда все ключевые посты крепости были заняты. Командовать крепостью я оставил генерала Прохорова, старого служаку предпенсионного возраста, которому в предыдущее царствование хода не было, зато при Павле он вырос из подполковников до генерал-майора. Весьма толковый офицер, я спокойно доверил ему весьма ответственную и сложную должность. Сам же погрузился на лучший линкор шведского флота и отправился в Данию с визитом. Взял бы и больше кораблей, но матросов и офицеров у меня было только на один экипаж – столько я взял с собой моряков из России. Каюсь, нужно было больше, но… что сделано, то сделано.
В гавань Копенгагена я вошел под белым флагом парламентёра, предъявил свои полномочия коменданту города и вызвал датского короля. Надо сказать, что король Кристиан недееспособен, по причине безумия, поэтому все дела можно вести с его сыном, одновременно регентом, Фредериком. Регент не стал корчить неприступность, а прислал генерал-адъютанта и пригласил к себе во дворец. Естественно, если по-хорошему приглашают, то я и поехал. Вернее, поехало нас пятеро: водитель автомобиля, лейтенант с белым флагом, два старших офицера штаба и ваш покорный слуга. Без малейших проволочек нас проводили в большой зал, наполненный в основном военными и дипломатами. И те и другие глядели на нашу микроскопическую делегацию без малейшей нежности во взоре. Регент, юноша не старше восемнадцати лет, вышел навстречу, я изобразил приличествующий случаю поклон, он величественно ответил.
– С чем пожаловали, граф Булгаков, коего в Европе уже именуют Новым Аттилой? – непрочным баритоном спросил Фредерик.
– Моё сердце исполнено кротостью и человеколюбием, Ваше высочество, а в моих руках бумага, несущая датскому королевству мир и процветание.
Бровь моего визави приподнялась, обозначая изумление.
– Мне доложили, что вы прибыли в мою столицу на шведском корабле. Отчего вы выбрали именно его? Предположу: потому что русские корабли пока не могут выйти в море из-за льда?
– Ваше высочество произошло довольно много событий, о которых вам ещё не доложили.
– Например?
– Например, то, что линкор «Элефант» является кораблём русского императорского флота, и не получил ещё русского имени вследствие досадной нерасторопности исполнителей. Взят же сей корабль в гавани русской крепости Ландскруна. А в Ландскруну я прибыл из русского города и военно-морской базы Стокгольм.
Юноша слегка ошалел от свалившихся на него новостей, но всё-таки хорошо школят наследников датской короны – внешне от своей растерянности не выдал, лишь округлившиеся глаза свидетельствовали удивление регента.
– Граф Булгаков, вы хотите сказать, что Швеция повержена?
– Я бы не стал утверждать столь безапелляционно, но флота у Швеции больше нет. Стокгольм и Ландскруна нами заняты. И, насколько я знаю, в окрестностях Стокгольма в это самое время принуждают к капитуляции шведскую группировку из пяти дивизий. Значительная часть офицеров отпущена на зимние вакации, так что сопротивление сих дивизий вряд ли продлится слишком долго.
Регент сделал мне приглашающий жест, и мы с ним пошли к столу, вокруг которого стояло несколько стульев. Мы расселись: с одной стороны я и мои офицеры, а другой стороны Фредерик, четыре его генерала, и двое мужчин в придворных платьях. Регент ещё раз пошевелил пальцами и все остальные присутствующие, не торопясь, но и не задерживаясь ни на секунду, потянулись к выходам из зала.
– А вы умеете ошеломить, граф Булгаков. – одними губами улыбнулся регент, глядя на меня волчьими глазами – Европейцы неправы. Вы не Аттила, а скорее второй Чингисхан.
– Не во гнев Вашему высочеству, я предпочёл бы остаться первым Булгаковым, чем вторым кем угодно.
– Гордый ответ. Но очевидно, что это ответ человека, знающего цену словам. Итак, граф, с чем же вы прибыли? Как будто речь шла о некой бумаге?
– Именно так, Ваше высочество. Вот у меня с собой проект мирного договора между Российской империей и королевством Дания. Благоволите освидетельствовать. И я выложил на стол два экземпляра договора с текстами на русском и датском языках.
Регент взял в руки один из экземпляров, и принялся внимательно читать. Второй экземпляр, взглядом испросив разрешения, взял мужчина с властным лицом. Одет он не в военную форму, надо полагать, кто-то из важнейших сановников.
– Я вижу, что сей договор, выгоден Дании. – дочитав заговорил регент – Кроме того, он уже завизирован императором Павлом и заверен должным образом. Надо ли полагать, что у Дании нет никакого выбора?
– Ваше высочество, вы только что признали, что договор вам выгоден. Чего же больше? Мы получаем от Швеции нужное нам, вы получаете остальную Швецию.
– Гм… Есть ли гарантии, что Россия не поступит с Данией так же, как со Швецией? – осторожно спрашивает мужчина в штатском.
Вспоминаю, что это глава датского правительства, и отвечаю ему:
– Тому порукой вся предыдущая история наших взаимоотношений. Мы никогда всерьёз не конфликтовали, и даже когда вы вступили в антирусскую коалицию, Россия поступает с вами как с союзником. Есть ли изъян в моей логике?
– Такового не отмечаю. – признал премьер.
– В таком случае не вижу препятствий для заключения взаимовыгодного договора.
– Позвольте, но у нас имеются совершенно конкретные обязательства перед нашими союзниками.
– Воля ваша, но просто посчитайте, сколько раз вы воевали с Пруссией а сколько с нами, и выбор окажется совершенно очевидным. – парирую я – Впрочем, я не собираюсь на вас давить, и с позволения Вашего высочества – поклон в сторону регента – удалюсь. Завтра в то же время прибуду для продолжения переговоров.
* * *
На корабле я заперся в своей каюте и рухнул в кровать – спать. Два месяца, пока готовилась эта безумная авантюра и до этого дня, я спал урывками, чаще всего по дороге от одного военного лагеря до другого. Да, спал я на кровати в автобусе, но, чёрт возьми, это совсем не то, что сон в нормальной кровати. Потом, когда я выехал на рекогносцировку пути по Ботническому заливу, то чуть не впал в панику при виде страшных ледяных торосов, иногда высотой до пятнадцати метров. Потом я не раз выезжал проверять процесс разметки трассы движения войск, и волосы на голове шевелились раз за разом – риск неимоверный, запредельный! Не приведи судьба, налетит шторм – и конец моему корпусу, да и мне тоже, потому что я не стану жить после такого позора. Снова и снова я восхищался храбростью и бесшабашностью Аракчеева, Багратиона и Барклая де Толли, настоящих авторов этого безумного похода. И, кстати, в душе своей простил и понял резоны Богдана Фёдоровича Кнорринга, боявшегося не за себя, а за вверенные ему войска. Не было в его душе измены, только тогда я понял это.
Наутро к трапу линкора подъехал роскошный экипаж под конвоем взвода датских кирасир, и давешний генерал-адъютант пригласил меня на аудиенцию.
На этот раз разговор оказался длиннее, впрочем, начался он с вручения мне подписанного и должным образом заверенного договора о разделе Швеции между Россией и Данией. А разговор был о том, как нам удалось мгновенно и практически без потерь уничтожить Шведское королевство.
Рядом с регентом сидела юная женщина, его супруга, Мария София Фредерика, не слишком, на мой взгляд, красивая женщина. Впрочем, женщина она оказалась умной, и вопросы задавала правильные, иногда весьма неожиданные. В любом случае было понятно, что образования, опыта и здравого смысла королеве не занимать.
Я, не жалея красок живописал трудности и опасности перехода зимнего моря по неверному льду, ужас от ожидания жуткой катастрофы, когда ветер неожиданно переменился и льды затрещали.
* * *
Однако вернусь в уютную гостиную, где мы с Павлом и нашими супругами сидим у приятно потрескивающего дровами камина, и говорим о текущей ситуации в мире.
Делаю глоток из бокала и говорю:
– Главное, что я хочу сказать, любезные мои друзья, это то, что будущее неопределённо, и каждый шаг вперёд мы должны тщательно продумывать.








