Текст книги "Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Следует отметить, что объективную информацию о происходящем в Иране американская администрация получала как из внутренних, так и из внешних источников. В том числе, по рассказу тогдашнего заведующего иранским бюро Госдепартамента Генри Пречта (ключевой фигуры Госдепа по иранской политике), летом 1978 г. чиновник израильского посольства сообщал ему: «Мы уже в постшахской эре»²⁰.

В докладе ЦРУ, представленном в августе 1978 г. (в Иране в это время нарастало количество антишахских демонстраций), однако, утверждалась очевидная ложь, что шах якобы держит Иран под контролем и что ситуация даже «не предреволюционная». На эту удивительную «неосведомленность» ЦРУ позже указывали многие, в том числе Картер и Пречт²¹.

Вернувшись из Тегерана, Генри Киссинджер обратился в Госдеп, сообщая, что шах исключает возможность прекрасной организации выступлений иранской оппозиции без внешней помощи и задается вопросом, почему ЦРУ встало на сторону его врагов²².

Крайне внятным признаком изменения иранской политики Вашингтона стало назначение в 1978 г. главой специально созданной при Белом Доме под эгидой СНБ комиссии по изучению иранской ситуации бывшего заместителя госсекретаря Джорджа Бол-ла, известного негативным отношением к шахскому режиму. Позже, уже в эмиграции, шах напишет: «Что я мог поделать с неожиданным решением администрации назначить бывшего заместителя госсекретаря Джорджа Болла советником по Ирану?… Болл был среди тех американцев, которые хотели, чтобы США отказались от меня.»²³ .

Один из очевидных американских центров оппозиции шахскому режиму возглавлялся на тот момент госсекретарем США Сайрусом Вэнсом и поддерживавшей его группой в Госдепе, порицавшей шаха с позиций «моралистов»-правозащитников. Эта группа включала в себя столь крупные фигуры, как тот же Пречт, Энтони Лейк, Лесли Гелб, а также вице-президент США Уолтер Мондейл.

В своих мемуарах Картер указывал на «очевидную неохоту» Государственного департамента выполнять президентские директивы в иранском вопросе «полностью и с энтузиазмом»²⁴. Иранские военные не хотели изгнания шаха и предлагали провести чистку в стране в период временного пребывания шаха на одном из островов Персидского залива. Вэнс выступил активно против данного плана. Предлагая отказаться от поддержки как шаха, так и военных, он настаивал на назначении премьер-министром Ирана Шапура Бахтияра, одного из лидеров оппозиционного Национального фронта²⁵.

Шах в своих воспоминаниях писал: «Теперь мне ясно, что американцы хотели, чтобы я ушел. Ясно, что именно этого хотели борцы за права человека в Государственном департаменте, и этого госсекретарь Вэнс очевидным образом добился»²⁶ .

Другим центром оппозиции режиму шаха было посольство США в Тегеране. Картер рассказывал о настойчивых предложениях, излагавшихся в докладах посла Уильяма Салливана, требовавшего, чтобы США поддержали Хомейни даже в ущерб Бахтияру и его коалиционному правительству. Как рассказывал Картер, Салливан исполнял его инструкции «неохотно, – когда вообще исполнял»²¹ . Посол утверждал, что правление Хомейни «приведет Иран к демократии»²⁸. Зафиксируем эту оригинальную трактовку исламизма как «демократии»!

В контексте оценки правления Хомейни как «ведущего к демократии» интересно и наблюдение бывшего представителя шаха в ООН Ферейдуна Ховейды, отмечавшего, что в тот период западные правительства осознанно решились принять благородную версию «умеренного» Хомейни. (Ховейда подчеркивал, что в дальнейшем американцы продолжат «парадоксальные поиски умеренных в среде фундаменталистов».)²⁹

По откровенному свидетельству Пречта, еще осенью 1978 г., по предложению политолога из Питтсбургского университета, «персоны нон-грата в Госдепе» Ричарда Коттама, он встретился со сподвижником Хомейни Ибрахимом Язди. Пречт рассказывал о том, как проявил своевременную активность и ранее американского посольства в Тегеране установил «нужные контакты с оппозицией». Было налажено два канала коммуникаций через Язди: при посредничестве политического советника посольства Уоррена Циммермана и прямой телефонный контакт, осуществлявшийся самим Пречтом³⁰. При этом вскоре у посольства возникли контакты и помимо Язди. В конце декабря был установлен контакт с аятоллой Бехести – как пишет Пречт, «наиболее крупным клерикалом, которого мы знали»³¹.

Отметим, что у шаха в США были и очевидные сторонники. К прошахски настроенной элитно-политической группе относились такие крупные фигуры, как Генри Киссинджер, Дэвид Рокфеллер, Джон Макклой, поддерживавшие вариант создания шахом военного правительства³². (В момент революции в Иране Киссинджер в интервью «Экономист» недвусмысленно осудит антишахскую политику США³³.)

Подспудным фоном иранских событий было соперничество в Вашингтоне между Вэнсом и весьма могущественным в тот период советником Картера по вопросам безопасности Збигневым Бжезинским. Бжезинский формально также являлся сторонником проведения шахом твердого курса. Имея в своих руках достаточно рычагов власти, Бжезинский, однако, почему-то не использовал их для сколько-нибудь эффективной помощи шаху.

Соперничество между Бжезинским и Вэнсом выливалось в совершенно противоречивые инструкции Тегерану. Салливан требовал от шаха либерализации, Бжезинский – силовой политики. В итоге, по рассказу Пречта, шах не знал, кого ему слушать: «Шах, бедный парень, был смущен противоречивыми советами»³⁴. Позже Салливан в своей книге «Миссия в Иран» обвинит в неэффективности работы тегеранского посольства Бжезинского³⁵. Сам шах «состоявшийся в итоге в начале ноября знаменитый звонок Бжезинского с выражением слов поддержки» оценил в своих мемуарах немногим выше, чем аналогичные заверения Салливана о «стопроцентной поддержке США» – ввиду «забавного» отсутствия подтверждения данных слов из Вашингтона³⁶.

Существующая версия о прошахской позиции Бжезинского входит в противоречие и с антишахской позицией его соратников в СНБ – в том числе его помощника Дэвида Аарона, Роберта Хантера, Джессики Тачмен³⁷. И не кто иной, как Бжезинский³⁸, просил уже упомянутого Болла, известного негативным отношением к режиму шаха, стать главой специальной комиссии СНБ по Ирану.

Изменение западной политики в отношении Ирана вызвало озабоченность советского руководства. В ноябре 1978 г. Генсек ЦК КПСС Л.И.Брежнев в газете «Правда» предостерег западные державы, и в особенности США, от вмешательства во внутренние дела Ирана³⁹.

Данное советское предостережение возымело нулевой эффект. В декабре 1978 г. «Вашингтон пост» сообщила, что в своем секретном докладе Джордж Болл требует отказа шаха от абсолютной власти, призывая к созданию гражданского коалиционного правительства, включающего оппозиционных лидеров. США предлагалось отвести роль арбитра между правительством и шахом и утвердить американское долгосрочное экономическое присутствие в Иране⁴⁰.

В конце декабря 1978 г. в Тегеран прибыл бывший глава британского МИДа Джордж Браун, передавший шаху настойчивое предложение назначить премьер-министром Бахтияра. Позже шах напишет, что «согласился назначить Бахтияра, которого всегда полагал англофилом и агентом Бритиш Петролеум, под иностранным давлением, после встречи с лордом Джорджем Брауном»⁴¹ . Таким образом, кресло премьер-министра Ирана занял крупный оппозиционный лидер.

Подчеркнем, что решение об уходе шаха было, безусловно, принято не только в Вашингтоне. Известна, в том числе, негативная роль в падении шахского режима британского посла Энтони Парсонса, с которым, по свидетельству шаха, Салливан постоянно в данный период появлялся вместе⁴².

Позиция Франции, в октябре 1978 г. разрешившей Хомейни пребывание на своей территории, также глубоко неоднозначна.

26-28 декабря 1978 г. по поручению Жискар д'Эстена в Тегеране с секретной миссией побывал бывший министр внутренних дел Франции Мишель Понятовски. Как сообщил этот эмиссар в секретной записке в Париж (опубликованной Жискар д'Эстеном в приложениях к его мемуарам), шах был в курсе планируемого предательства американцев. В том числе того, что Салливан уже вступил в «секретные переговоры с лидерами иранской оппозиции по вопросу формирования нового правительства»⁴³ .

В мемуарах тогдашнего главы французской Службы Внешней документации и контршпионажа (ныне СДСЕ) графа Александра де Маранша содержится утверждение о том, что его страна сделала шаху весьма экзотичное предложение – «организовать для Хомейни несчастный случай с летальным исходом». Однако шах отклонил вариант убийства, сказав, что это сделало бы Хомейни мучеником⁴⁴.

Как докладывал Понятовски в своей секретной записке, шах отмечал, что даже изгнание Хомейни из Франции могло бы послужить для иранской ситуации «последней искрой». Вместе с тем вариант высылки Хомейни в Алжир не отвергался шахом однозначно. Однако правитель Ирана не хотел официально подтверждать свое согласие на данную операцию и «полностью полагался на мудрость Франции»⁴⁵. Узнав об этом, французский министр внутренних дел, по воспоминаниям Жискар д'Эстена, «испытал облегчение»⁴⁶, ведь руководство страны вряд ли на самом деле собиралось высылать главного врага верного «друга Франции»⁴¹.

Окончательное решение о необходимости «скорейшего ухода шаха» было принято в декабре 1978 г. на американо-франко-германо-британском саммите в Гваделупе.

Картер утверждал в мемуарах о полном «единодушии» собравшихся лидеров четырех держав в данном вопросе⁴⁸.

По воспоминаниям же Жискар д'Эстена, он сам и канцлер ФРГ Гельмут Шмидт пытались выступить в защиту шаха. Однако, пишет Жискар д'Эстен, «наши аргументы не убеждают Джимми Картера. Мы предчувствуем, что он уже принял на сей счет решение: США не станут поддерживать Иран. Они убеждены, что проиграли здесь свою партию». По рассказу бывшего французского президента, Картер утверждал, что «руководство армии готово взять власть в свои руки» и что «его политические концепции довольно-таки близки нашим собственным»⁴⁹.

С января 1979 г., после «временного» отъезда шаха из страны, иранская оппозиция перешла к решительным действиям. В этот период американцы, по словам шахского посла при ООН, еще исполняли «шоу» на тему их помощи шаху⁵⁰. Неискренний характер данного шоу был, однако, уже всем очевиден. Бахтияр пытался взять на себя роль национального лидера, заключив союз с Хомейни (о посредничестве в данном вопросе он просил Саллива-на⁵¹). Но Хомейни вел собственную игру и не собирался сотрудничать со скомпрометировавшей себя в глазах оппозиции фигурой.

В первые дни 1979 г. Картер направил в Иран заместителя командующего вооруженными силами США в Европе генерала Роберта Хайзера. По рассказу шаха, о прибытии генерала он узнал лишь спустя несколько дней, что было странно, учитывая, что Хайзер, приезжавший ранее не раз эмиссаром в Тегеран, всегда заранее информировал о своих визитах⁵².

В номерах советской «Правды» от 30-31 января 1979 г. Хайзер последовательно обвинялся во взятии контроля над ситуацией в Иране в ущерб власти шаха (генерал характеризовался как «успешно заменяющий шаха наместник» и организатор «военного переворота»⁵³ ).

По высказанному шахом позже твердому убеждению, миссия Хайзера состояла в нейтрализации иранской армии. Шах был уверен в том, что американский генерал вошел в соглашение с главой иранского генштаба генералом Аббасом Карабаги, добившись установления контакта между ним и Мехди Базарганом, будущим премьер-министром Хомейни. Именно предательством Карабаги объяснял шах последующее отсутствие серьезного сопротивления военных приходу Хомейни. Наградой для Карабаги, по мнению шаха, стало спасение его жизни Базарганом после победы исла-мистов⁵⁴.

Убежденность шаха разделял и де Маранш. По его утверждению, администрация Картера, возымев «идиотское желание» сменить политическую систему в Иране, направила туда генерала Хайзера оповестить полностью зависимых от американских поставок вооружения иранских военных, что они не получат ни одного снаряда в случае выступления против Хомейни⁵⁵.

С момента приезда Хайзера в Иран наиболее удивительным является бездействие в Вашингтоне официального сторонника шаха – Бжезинского. Пречт писал о миссии Хайзера: «Если бы исполнялся план Бжезинского, он сказал бы генералам, чтобы они были готовы, когда потребуется, к совершению переворота. Хайзер оставался в Иране до момента угрозы его жизни и возникновения абсолютной ясности того, что игра близится к концу»⁵⁶ .

После того, как Хомейни назначил 4 февраля премьер-министром Базаргана, большая часть иранских военных не признала его. США, однако, так и не оказали им помощи.

Специалист по Ирану в СНБ, «ближайший человек к Бжезинскому»⁵¹ Гари Сик утверждал, что Бжезинский, узнав, что некоторые из иранских военных вступили в соглашение с Базарганом, принял – на основе мнений Хайзера и Салливана – решение не вмешиваться в ситуацию. При этом Салливан апеллировал к тому, что уже поздно что-либо предпринимать, Хайзер же указывал, что вмешательство потребует от США полноценной поддержки шаха⁵⁸. Данную поддержку решено было не оказывать.

Единственную попытку вмешаться Бжезинский предпринял лишь после того, как победа исламистов в Иране стала очевидной. По рассказу Пречта, Салливан весьма недоумевал по поводу выдвинутого Бжезинским требования связаться со сменившим Хайзера в Тегеране генералом ВВС США Филиппом Гастом, дабы он сообщил иранским лидерам, что настало время свергнуть Бахтияра и взять власть в свои руки. Салливан ответил, что это уже не реально: «на тот момент генерал Гаст не был в состоянии спасти даже собственную жизнь»⁵⁹. 11 февраля Хомейни пришел к власти.

Шах в мемуарах привел предсмертные слова, якобы сказанные казненным фундаменталистами командующим шахской авиацией генералом Амиром Хосейном Рабием: «Генерал Хайзер выбросил шаха из страны, как дохлую мышь»⁶⁰.

Никоим образом не желая брать на себя столь сомнительную историческую ответственность, генерал Хайзер в книге своих воспоминаний недоумевал, почему вопрос о возможности военного переворота ему задали в Вашингтоне столь поздно – 11 февраля 1979 г., «а не когда он был в Тегеране». Хайзер рассказывал о своем тогдашнем недоумении: «Какого же нового лидера США поддержат в Иране»⁶¹ ?

Кто займет место нового американского протеже в Иране, выяснилось довольно скоро.

Примечателен комментарий, сделанный 19 февраля 1979 г. в интервью французскому журналу «Пари-Матч» одним из вождей иранской революции аятоллой Хамидом Рухани: «Армия была в руках 40 тысяч американских советников. С момента, когда Америка дала зеленый свет – а я убежден, что Америка дала нам зеленый свет…»⁶².

Позже Картер не скрывал, что отнесся крайне положительно к установлению режима Хомейни: «Он и особенно члены его кабинета министров, имевшие западное образование, сотрудничали с нами. Они защитили наше посольство, обеспечили безопасный приезд заменившему Хайзера генералу Филиппу С.Гасту и послали нам серию дружественных посланий. Базарган публично объявил о своем желании установить хорошие отношения с США и сказал, что Иран скоро возобновит нормальные поставки нефти всем ее потребителям»⁶³ .

Еще более показательна характеристика, данная позже режиму мулл видным картеровским чиновником Госдепа Полом Нитце. Давая крайне негативную оценку тем властям Ирана, которые нарушали «обычаи и традиции, поддерживавшие единство иранского общества на протяжении тысячи лет», Нитце безапелляционно указывал: «Шиитские мусульмане аятоллы Хомейни были единственной группой, которая поддерживала его (общества. – И.К.) связь и по этой причине имели мало проблем в победе над большей частью коррумпированными и слабыми элементами, поддерживавшими шаха»⁶⁴. Тезис, заметим, по сути являющийся утверждением о принципиальной нежелательности модернизации иранского общества.

В 2004 г. Пречт недвусмысленно свидетельствовал в своей статье, что посредником в установлении американцами неформальных связей с пришедшим к власти режимом аятоллы вновь стал Ибрахим Язди⁶⁵.

Вполне ясна была и британская политическая линия в отношении постшахского Ирана. Находящийся в эмиграции шах был поражен, увидев по телевидению британского посла Парсонса, требовавшего в СБ ООН однозначной поддержки Хомейни. Ведь тот же Парсонс в конце 1978 г. уговаривал шаха провести свободные выборы, утверждая, что даже если шах проиграет их – и свой трон! – то останется в истории как демократический правитель⁶⁶.

Возмущение тем, что шаха предали, выразили представители так называемого «Сафари-клуба», созданного в 70-х гг. де Мараншем с целью поддержки национально ориентированных режимов в противовес социалистическим. Данный клуб включал, помимо Ирана, Саудовскую Аравию, Египет и Марокко (о клубе рассказывал, в том числе, посол Саудовской Аравии в США принц Турки аль-Фейсал⁶⁷). И Садат, и глава саудовской разведки Камаль Адхам, и король Марокко Хасан II выразили поддержку шаху.

Итак, на Западе существовала антиисламисткая элитная группа и группа, вставшая на сторону исламизма. Последняя включала в себя несколько вполне противоборствующих по многим другим вопросам составляющих – таких как группа Вэнса в Госдепе, ближайшие соратники Бжезинского в СНБ, американское посольство в Тегеране (рис. 1).

Рис. 1

Наиболее важный вопрос: только ли соображения экономической выгоды (нефтяная политика шаха), а также элементарного политического неудобства (стремление Реза Пехлеви к независимости) стали причинами прямого попустительства западных стран приходу к власти в Иране исламистов? Данный вопрос напрямую связан с двойственной ролью Бжезинского в истории иранской революции.

Сегодня уже достоверно известно из прямых исторических свидетельств о том, что США осознанно избрали исламизм в союзники в их борьбе против СССР.

В 1996 г. бывший при Картере директором ЦРУ Роберт Гейтс в своих мемуарах «Из тени» признал, что его ведомство начало оказывать тайную поддержку моджахедам еще в июле 1979 г., за полгода до ввода в Афганистан советских войск⁶⁸.

В 1997 г. Бжезинский поведал в интервью «Си-эн-эн» о разработке Госдепом и СНБ США сразу же после вступления советских войск в Афганистан мероприятий по противодействию СССР и о сотрудничестве в этом вопросе с саудовцами, египтянами, англичанами и китайцами. Бжезинский также подчеркнул факт принятия еще в начале 1978 г. подготовленной им закрытой программы «делегитимизации Советского Союза» – побуждения нерусских наций в СССР к независимости⁶⁹.

Год спустя Бжезинский в интервью французской «Нувель Обсерватер» подтвердил касающееся афганской войны признание Гейтса, рассказав, что был автором докладной записки, направленной Картеру за полгода до вступления СССР в Афганистан, в день подписания им секретной директивы о помощи моджахедам. В записке утверждалось, что «помощь побудит Советский Союз к военному вмешательству» или, как Бжезинский объяснил «Нувель Обверватер», «заманит русских в афганский капкан»¹⁰.

Борьба против СССР в Афганистане являлась лишь частью знаменитой стратегии «дуги напряженности», созданной Бжезинским и работавшим с 1977 г. в США бывшим офицером британских спецслужб и востоковедом Бернардом Льюисом. Согласно данной стратегии, создание «зеленой дуги напряженности» должно было дестабилизировать «исламское подбрюшье» СССР в Средней Азии, а также весь Ближний Восток и восток Китая.

Есть очевидные основания утверждать, что данная концепция была впервые применена на практике не в Афганистане, а именно во время революции в Иране. И что именно заявленная Бжезинским уже в тот момент концепция «дуги напряженности» стала решающей в судьбе шаха.

15 января 1979 г. журнал «Тайм» в статье «Полумесяц напряженности» цитировал слова Бжезинского: «Дуга напряженности протянулась вдоль берегов Индийского океана, в регионе с хрупкими социальной и политической структурами, являющимся для нас жизненно важным и находящимся под угрозой раздробления. Проистекающий из этой напряженности политический хаос может быть легко заполнен враждебными нашим ценностям и симпатизирующими нашим врагам элементами». Основным политическим лейтмотивом изложенного Бжезинским стал тезис об «очевидности фактического падения режима шаха Ирана»¹¹ .

Летом 1979 г. – то есть в период подписания тайной директивы о помощи моджахедам – журнал Совета по международным отношениям США «Форин афферс» вновь затронул тему «дуги напряженности», разъяснив, что стратегия США в ближневосточном регионе нацелена как на «сдерживание» Советского союза, так и на «доступ к местным ресурсам нефти»¹².

14 января 1980 г. Бжезинский в интервью все тому же «Тайм» сформулировал более подробно постулаты концепции «дуги напряженности» – уже применительно и к Ирану, и к Афганистану. В данном материале упоминалось, что «ровно год назад, когда шахский режим в Иране рушился, Збигнев Бжезинский начал предупреждать о нестабильности по всей дуге напряженности. к югу от Советского Союза». На этот раз, спустя год, Бжезинский делал акцент на угрозе, которую представлял ввод советских войск в Афганистан. Данное событие он называл угрожающим, в том числе для Ирана и Пакистана – «стран региона, являющихся для США жизненно важными». В статье уже тогда обсуждалось, сможет ли Афганистан стать для СССР своего рода «Вьетнамом» (иначе – в более позднем определении Бжезинского – «капканом»)¹³.

Добавим, что в разработке стратегии «дуги напряженности» по разжиганию исламского «подбрюшья» СССР Льюису помогал французский профессор с русскими корнями Александр Беннигсен. Об их совместной с ЦРУ работе с привлечением советских диссидентов поведала в 2001 г. в центральной российской печати М.Розанова, жена одного из наиболее крупных диссидентов Андрея Синявского¹⁴.

Таким образом, совершенно очевидно, что стратегия «зеленой дуги» впервые официально обсуждалась именно применительно к иранской революции. В контексте не скрываемого сегодня реального содержания стратегии сложно сделать иной вывод, чем тот, что свержение шаха Ирана представляло собой часть глобального политического проекта по разжиганию на Ближнем Востоке исламизма.

Прекращение при Картере ставки на национально-автократические режимы на Востоке оформилось в создании новой концепции взаимодействия США с исламским миром, предполагавшей «дерадикализацию» режимов в арабских странах. Начался активный поиск контактов с так называемым «умеренным исламом». Естественно, деление ислама на «умеренный» и «не умеренный» хорошо подверстывалось под конкретные политические задачи (вспомним описанное выше конструирование образа «умеренного Хомейни»).

В рамках поиска альянсов с «умеренными исламистами», в ходе противостояния с СССР в Афганистане, США вошли в тесный союз с военным диктатором Пакистана Мухаммедом Зия-уль-Хаком.

Роль США в ирано-иракской войне 1980 – 1988 гг. также неоднозначна. Ряд непосредственных свидетелей событий, в том числе тогдашний президент Ирана Аболхассан Бани Садр в своей книге «Моя очередь говорить», утверждают, что именно США, незадолго перед тем помогшие Хомейни прийти к власти, дали старт началу военных действий со стороны Саддама Хусейна.

Как утверждал Бани Садр, иранское руководство было осведомлено о встрече Бжезинского и Хусейна в начале июля 1980 г. Советский посол сообщал, что Хусейн готов «вступить в американский лагерь» и что СССР информировал Ирак о своей оппозиции атаке на Иран (сведения, подтверждавшиеся и алжирским послом). Хомейни, однако, упорно отказывался верить в американо-иракский сговор. Бывший президент Ирана задавался вопросом, почему получилось так, что и Хомейни был уверен, что никто не нападет на Иран, и Саддам Хусейн был уверен, что война будет легкой. «Кто вложил эти идеи им в голову?»¹⁵ – задавал риторический вопрос Бани Садр, намекая на стравливание США двух доверявших им держав.

При этом сам Бжезинский не скрывал своего путешествия в Амман в июле 1980 г. В изданных спустя три года мемуарах он откровенно рассказывал, что подготовил доклад для Картера, объяснявший, что ирано-иракский конфликт «согласовался с американской политикой в регионе»!¹⁶ То есть с той самой стратегией «зеленой дуги», постулирующей не последовательную помощь США каким-либо определенным исламистам, но именно моделирование конфликтов в регионе!

Еще одним сомнительным инцидентом в истории взаимодействия западных стран с умеренными режимами на Ближнем Востоке является убийство в 1981 г. Анвара Садата, превратившегося, после заключения договора с Израилем, в одиозную для исламских радикалов фигуру. По рассказу Жискар д'Эстена, в феврале 1977 г. в Париже Садат рассказал ему о своем намерении совершить в марте в Ливии переворот, убрав Кадаффи, и просил на это согласия Франции. Однако затем время планировавшегося переворота прошло, а от Садата не было никаких вестей. Наконец, в июле на новой личной встрече с Жискар д'Эстеном Садат рассказал, что «в дело вмешались американцы», которые «настойчиво просили его ничего не предпринимать». Жискар д'Эстен крайне сожалел о том, что египетский лидер не пояснил подробности – «особенно в контексте того, что планировавшаяся операция продлила бы жизнь Садату»⁷⁷. То есть бывший французский президент откровенно разделял ту точку зрении, что некие силы в США вели Садата «вслепую», мешая ему разбираться с радикальными исламскими соседями, что и стало причиной его смерти.

Добавим, что основания говорить о связях США с весьма специфическим режимом Каддафи имеются. Так, в ходе крупного скандала 2004 г. выяснилось, что основатель Американского мусульманского совета Абдурахман Аламуди, с конца 90-х гг. бывший главным признанным «связистом» между американскими мусульманами, Белым домом, Конгрессом и ФБР, читавший лекции для сотрудников Госдепа и готовивший мусульманских священнослужителей для Министерства обороны, имел близкие политические контакты с Каддафи. По признанию Аламуди, он дважды лично встречался с ливийским лидером, и результатом этих встреч была как неудачная попытка покушения на наследного принца Саудовской Аравии Абдуллу, так и вполне удачное налаживание канала перевода денег из Ливии в Саудовскую Аравию и оттуда в Соединенные Штаты⁷⁸. Добавим, что вряд ли Аламуди мог действовать на данном поприще без ведома тесно сотрудничавших с ним американских спецлужб.

Теория поддержки исламистов именно демократической партией США, часто пропагандируемая ее противниками (в частности, данную теорию развивает в затрагивающих иранскую проблематику книгах известный американский журналист Майкл Эванс⁷⁹), представляется малоубедительной в связи с рядом фактов.

Подозрение о наличии секретных договоренностей между американской республиканской партией США и исламистами возникло в день инаугурации в 1981 г. Р.Рейгана, когда произошел так называемый «октябрьский сюрприз» – неожиданное освобождение захваченных ливанскими экстремистами в Тегеране американских заложников. Доказательства намеренного захвата заложников с целью компрометации Картера подробно приводил, в том числе, все тот же бывший президент Ирана Бани Садр. Из его рассказа явствовало, что новые договоренности входили в противоречие с предшествующими международными элитными консенсусами. Как утверждал Бани Садр, в июле 1980 г. неофициальный представитель Жискар д'Эстена информировал его о том, что французский президент «очень хотел вмешаться» в иранскую ситуацию, «но американцы дали ему понять, что они готовы выступить с войной». «Если вы сделаете один шаг в сторону Ирана, – было сказано ему, – мы вам ноги поотрываем»⁸⁰ .

В ходе громкого скандала «Иран-контрас» стали известны соглашения рейгановской администрации по продаже оружия Ирану в обмен на освобождение американских заложников, захваченных мусульманскими активистами в Бейруте (деньги за оружие поступали никарагуанским «контрас»). Есть основания полагать, что «Иран-контрас» вскрыл связи между администрацией Рейгана и Ираном, налаженные еще в период подготовки «октябрьского сюрприза». На этом особенно настаивал Бани Садр, подчеркивая, что сообщниками соратников Рейгана в обоих случаях были «одни и те же» иранские фигуры – Акбар Хашеми Рафсанджани, Бехзад Набави и командующий «Стражей исламской революции» Мохсен Резаи⁸¹.

Известно, что все тот же республиканец Рейган усилил поддержку исламистов в Афганистане.

Наконец, поскольку одним из главных подозреваемых в деле «Иран-контрас» был Джордж Буш-ст., линия специфической политической преемственности внутри республиканской партии также налицо.

Итак, в альянсах с исламизмом оказались замешаны представители как демократической, так республиканской партий США (рис. 2):

Рис. 2

После вывода советских войск из Афганистана ситуация на Ближнем Востоке, безусловно, сильно изменилась.

С одной стороны, с уходом СССР из Афганистана паритет сил в регионе рухнул и моджахеды начали усиленными темпами экспортировать исламизм в разные страны мира. С другой же стороны, уход СССР, а спустя два года и его распад окончательно развязали США руки в их политике в регионе.

Приведем откровение заместителя министра обороны США по вопросам планирования профессора Алвина Бернштейна, сделанное им 23 марта 1999 г. в интервью радиостанции «Свобода»: «…Администрация Рейгана оказывала помощь одной из сторон в гражданской войне в Афганистане, Сальвадоре, Никарагуа, но мы никогда не посылали наши войска в эти страны. Мы давали оружие, делились разведданными, и только. Мы никогда не участвовали в наземных операциях по той простой причине, что всегда опасались реакции Советского Союза. Мы попросту не хотели эскалации региональных конфликтов до уровня глобального противостояния»⁸². Добавим, что после окончания «холодной войны» ситуация кардинальным образом изменилась.

В 90-х гг. НАТО открыто военными действиями поддержало исламистов в Югославии.

Продолжилась и полупубличная поддержка США радикальных исламистов в Египте, Тунисе, Алжире, Сирии и других ближневосточных государствах. Данных исламистов американцы не только, следуя давней традиции, называли «умеренными», но и активно навязывали оную трактовку в качестве официальной. К примеру, в начале 90-х гг. представители американского правительства предъявляли публичные претензии тунисским властям в связи с отсутствием легализации запрещенной исламистской организации «Ан-Нахда» («Возрождение»). Не случайно глава данной партии Рашид аль-Ганнуши соглашался с выдвинутым французским журналом «Экспресс» предположением о том, что «американцы более сговорчивы, нежели европейцы»⁸³.

После окончания «холодной войны» концепция взаимоотношений США с исламистскими режимами уточнялась и совершенствовалась. Так, в 1995 г. в докладе специалистов из Рэнд корпорейшн, бывшего представителя ЦРУ в Иране Грэхема Фуллера и Яна Лессера, постулировалась возможность сосуществования исламистов и западного мира. Авторы утверждали, что исламисты борются против авторитарных режимов, которые отказывают им в политическом признании⁸⁴.