Текст книги "Караул под "ёлочкой""

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Нет в сейфе тетрадей, Андрей Иванович, – не без сожаления сказал лейтенант. – Уж не знаю, что и делать...

– Значит, снова зачитали, паразиты, – огорченно вздохнул Полякин. – Ладно, это горе – не беда. Хорошие конспекты есть у Сережки Снеткевича.

– О, спасибо, – Антон сделал вид, что обрадовался. – Ладно, Андрей Иванович, не буду отрывать тебя от сельхозработ. А то еще твоя теща обидится!

– У меня, Антошка, мировая теща, – жизнерадостно хохотнул в трубку Полякин. – Я тебе такую же желаю! Слушай, а ты пока был в отпуске, случайно не женился?

– Нет, – поспешно ответил Макарьев, искоса мельком взглянул на стоявшую почти вплотную к нему Ульяну и почувствовал, что почему-то краснеет. – Привет жене и теще!

– Ну, пока. Олежке с Мишкой привет передавай.

– Обязательно передам, Иваныч! До свидания!

– До встречи, Антошка!

Макарьев повесил трубку и с облегчением констатировал:

– Уля, Полякина можно вычеркнуть из списка подозреваемых. У меня нет никаких сомнений, что он сейчас действительно находится у своей тещи в Рязани и, следовательно, никак не мог позавчера ночью тайком быть на космодроме.

– Да, капитан Полякин выбывает из списка подозреваемых, – Ульяна толкнула ладонью дверь и вышла из телефонной кабины. Антон шагнул следом за ней. – Если вы, Антон, полностью уверены, что разговаривали не с фальшивым капитаном...

– На все сто процентов, Уля! Я абсолютно уверен, что сейчас говорил именно с Андреем Ивановичем, – Макарьев энергично закивал. – Его голос, его интонации... Ну, и про конспекты в сейфе чужой человек не знал бы.

– Да, конспекты в сейфе – это, пожалуй, весомо, – согласилась Ульяна, поразмыслив. – А голос все-таки можно и подделать. Кто-то же говорил с вами голосом Бехтерева в ту ночь. И вы не сомневались, что это Бехтерев...

– Тогда был очень короткий разговор, – подумав, сказал Антон. – Говоривший приказал проверить периметр ограждения и сразу же положил трубку. Если бы он говорил дольше, я бы, наверное, все-таки догадался, что со мной говорит не наш майор. Ведь голос и интонации Бехтерева я тоже хорошо знаю.

– Поэтому звонивший вам лже-Бехтерев и был так краток, – сделала вывод Ульяна. – Антон, вы ни в коем случае не должны были обнаружить, что с вами говорит фальшивый майор.

Некоторое время они молча шагали по улице в сторону центральной части города. Дневная жара уже спала. Едва ощутимый ветерок примчался откуда-то из-за Сырдарьи и легко теребил листья деревьев на аллее. Антон незаметно взглянул на часы. Стрелки показывали половину десятого.

«Как все-таки быстро пронеслось время, – с горечью подумал Макарьев. – Ульяна сейчас, наверное, простится со мной и отправится домой. А мне этого так не хочется... Вот так бы гулять и гулять по улицам до самого утра!»

– Какие у вас планы на сегодняшний вечер, Уля? – Антону снова показалось, что его голос звучит отчужденно и неестественно.

– На сегодняшний вечер? – переспросила Ульяна, и ее тонкие черные брови удивленно взметнулись вверх. – Ну, первую часть вечера я уже провела в компании некоего лейтенанта Макарьева...

Она засмеялась и, скользнув по лицу Антона игривым взглядом, сообщила:

– И будем говорить откровенно, совсем неплохо провела. Мороженное было изумительно вкусным, детективная история – занятной. А почему вы спрашиваете, Антон?

– У меня есть предложение по второй части вечера, – осмелев, поспешно выпалил Антон. – Вы не будете против, если я предложу вам провести ее в компании все того же лейтенанта Макарьева?

Сердце замерло в груди… Согласится или не согласится?

– Пожалуй, я соглашусь, – веселые искры мелькнули в глазах Ульяны. Макарьев заметил, что щеки ее чуть порозовели. – И куда же мы теперь направимся?

– Можно сходить к реке, – с готовностью предложил Антон. – Или на какой-нибудь фильм в Доме офицеров.

– Кино сегодня исключается, – решительно заявила Ульяна. – В Доме офицеров идет «Лицензия на убийство». Джеймс Бонд, агент ноль-ноль-семь. Во всех ракурсах.

– Вы же говорили, что любите детективы?

– Вот именно. Детективы, – Ульяна многозначительно усмехнулась. – А «Лицензия на убийство» – обычный боевик. И потом я уже видела этот фильм. Смотреть его дважды – это слишком большая для меня жертва. Уж поверьте мне на слово, Антон.

– Верю, верю, – Макарьев рассмеялся.

– Поэтому, – продолжила Ульяна, кокетливо склонив черноволосую головку, – остановимся на вашем предложении погулять у реки.

– Тогда позвольте предложить вам свою руку.

– Очень своевременно, я немного устала, – Ульяна взяла Макарьева под локоть. – Кстати, возвращаясь к нашему расследованию... Антон, каким образом вы оказались позавчера ночью в карауле?

– Да как обычно, – Макарьев пожал плечами. Его немного удивил ее вопрос. – Накануне, на вечернем построении, капитан Лопатин объявил, что завтра мы с Олегом Нагорновым идем в наряд «под елочку»...

– Лопатин? Почему Лопатин? Вашей группой, если мне не изменяет память, командует подполковник Глуховцев...

– Глуховцев вместе с Бехтеревым были на совещании в штабе части, – пояснил Антон. – Поэтому построение проводил замкомандира по технике капитан Лопатин. Он же и наряды назначал. А какое это имеет значение, Уля?

– Я вот о чем подумала, Антон, – тонкие пальцы Ульяны сжали руку Макарьева. – Если бы вас не послали в караул к ракете, где бы вы были в ночь перед стартом?

– Где бы я был? – Макарьев на секунду задумался. – Скорее всего, в комнате нашего отделения. У нас так договорено: когда Мишка Зеленин и Олег Беланов работают на старте, я нахожусь в комнате нашего отделения. Мало ли что... Вдруг потребуется срочно подготовить какое-нибудь оборудование.

– Так, а комната вашего отделения находится, насколько мне известно, рядом с кабинетом майора Бехтерева?

– Да... Вы думаете... – у Макарьева перехватило дыхание от мелькнувшей в голове догадки.

– Вот именно, – Ульяна удовлетворенно кивнула. – Это значит, что вы вполне могли оказаться в ту ночь помехой для того, кто говорил голосом Бехтерева. Ненужным свидетелем.

– Да сто процентов, что оказался бы! – с жаром согласился Антон. – Бехтерев почти всегда заходил к нам попить чаю. Ну, и поговорить, если у него было свободное время...

– Вот-вот, – Ульяна остановилась и внимательно посмотрела Макарьеву в глаза. – Вы могли оказаться рядом с настоящим майором Бехтеревым и тогда бы он, может быть, остался в живых. Верно?

– Верно, – эхом отозвался Антон.

– Значит, чтобы Бехтерев оказался в своем кабинете, а не чаевничал у вас в отделении, вас, Антон, нужно было убрать из испытательного корпуса, – с абсолютной уверенностью в голосе констатировала Ульяна.

– Но Бехтерева в ту ночь вообще не было в кабинете! – возразил Макарьев. – Он был на смотровой площадке!

– Но потом он вернулся в свой кабинет. Здесь его и настиг убийца… Чтобы вы не стали случайным свидетелем убийства, вас очень своевременно отослали в наряд к ракете. И в нужный момент фактически подставили под пули душманов.

– Вы что, всерьез считаете, что Лопатин – шпион? – Макарьев, наконец, сообразил, к чему клонит Ульяна, и не сдержавшись, захохотал. – Наш капитан Лопатин?! Наш Александр Васильевич?!

– Я не говорила, что Лопатин – шпион, – сухо возразила Ульяна, обижено поджав губы. – А вот поинтересоваться как-нибудь невзначай у вашего капитана, как ему пришла в голову гениальная мысль послать вас в караул к ракете именно в ночь перед стартом, я думаю, стоит. Очень уж любопытное совпадение: тот, кто может помешать убийству майора или стать нежелательным свидетелем, сам оказывается под душманскими пулями.

– Не обижайтесь на меня, Уля, – миролюбиво сказал Антон, чутко уловив перемену в настроении собеседницы. – Знаете, мне уже порядком поднадоел за последние пару дней весь этот детектив с моим участием. Самое неприятное знаете что? То, что подозревать приходится людей, которых я хорошо знаю. Мерзко это все как-то...

– Наверное, вы правы, – Ульяна понимающе склонила голову. – Но ведь и в белых перчатках это дело не распутаешь...

– Да, в грязи нам с вами придется покопаться изрядно, – с брезгливой гримасой согласился Макарьев. – Но сегодня... Сегодня давайте просто отдыхать и говорить о чем-нибудь приятном. Уговор?

– Уговор, – глаза Ульяны снова весело блеснули. – Тогда о чем будем говорить?

– Расскажите мне о себе, – попросил Макарьев. – Я вот совершенно ничего о вас не знаю…

– А я – о вас, – Ульяна улыбнулась. – Что-то на меня совсем непохожее: гулять под руку по вечернему городу с абсолютно незнакомым молодым человеком.

– Так уж совсем и незнакомым? – не поверил Макарьев.

– Не скрою, – Ульяна подняла на него смеющиеся глаза, – смутные слухи о ваших подвигах, Антон, доходили до роты связи... Но это были, наверное, очень преувеличенные слухи?

– Поэтому мне ничего не остается, как рассказать о себе всю правду, – в тон ей закончил Макарьев.

И они отправились гулять. Антон рассказывал веселые истории из своей студенческой жизни. Ульяна смеялась и в ответ рассказывала свои смешные истории. Так, весело болтая, они сходили к Сырдарье, а потом долго бродили по улицам вечернего города, пока Ульяна твердой рукой не изменила их маршрут и они не оказались у дверей женского общежития.

Ущербная желто-голубая луна висела над городской телебашней, чем-то напоминающей металлический скелет огромной ракеты. Высокое небо было усеяно мириадами звезд, похожих на рассыпанный по черному бархату золотой песок. Прилетевший с севера прохладный ветерок мягко и нежно шелестел в листве невысоких деревьев.

Макарьев, исподтишка бросая короткие взгляды на Ульяну, любовался идущей рядом девушкой. Ульяна была не просто красива. Антон интуитивно чувствовал в ней что-то свое, родное, домашнее, но одновременно свободное и грациозное. Ее лицо было по-особенному нежным, чистым, лучилось добротой и очарованием. Даже сейчас, в сумерках, лейтенанту было тепло и солнечно от лучистых глаз девушки, от ее длинных черных ресниц, окаймляющих большие и озерно-чистые голубые глаза. Сердце сладко сжималось, подчиняя свой ритм нежному тембру ее голоса.

Ульяна отпустила локоть Антона и посмотрела на светившиеся окна второго этажа:

– Моя соседка уже вернулась домой. И, наверное, меня ждет. Мне пора идти, Антон.

– Может, еще погуляем? – Макарьеву никак не хотелось расставаться.

– Становится прохладно, – Ульяна зябко повела плечами. – Да и поздно... Который, кстати, час?

Антон поднес часы к лицу:

– Детское время – половина двенадцатого.

– Половина двенадцатого?! – испуганно охнула Ульяна. – Антон, как же вы будете добираться домой?

– Ерунда, – отмахнулся Макарьев. – Ровно в полночь до сто тринадцатой площадки идет попутный автобус. Я как раз успеваю.

Несколько секунд они стояли молча, глядя друг другу в глаза.

– Это был очень хороший вечер, Антон, – наконец, нарушила молчание Ульяна. – Спасибо.

Макарьев осторожно взял пальцы ее рук в свои ладони:

– Это был чудесный вечер, Уля. Наверное, самый замечательный в моей жизни.

Ульяна осторожно освободила пальцы из его рук и шагнула к двери:

– До свидания, Антон.

– Уля, – Макарьев сделал шаг следом.

Ульяна обернулась. Ее лицо оказалась рядом с лицом Макарьева.

– Уля, можно я завтра зайду к вам на командный пункт? – Антон задохнулся от жаркого волнения.

– Конечно, можно, Антон, – уголки губ девушки снова тронула озорная улыбка. – Приходите где-нибудь ближе к обеду. Нам ведь еще нужно найти вражеского шпиона, вы не забыли?

И они оба весело рассмеялись.

 

 

19.

2 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Монтажно-испытательный корпус 1А.

 

Следующее утро началось для Антона Макарьева с работы на грузовом космическом корабле «Прогресс». Проверки бортовых систем грузовика шли непрерывным потоком, и только ближе к полудню у Антона появилось время, чтобы немного отдохнуть. Макарьев внимательно оглядел монтажный зал и направился к соседнему стенду, на котором готовили к консервации запасной корабль «Союз ТМ». Среди работавших около космического корабля гражданских специалистов и офицеров лейтенант заметил худощавую фигуру капитана Лопатина.

Этой весной капитану Александру Лопатину исполнилось тридцать два года. Это был среднего роста крепко сбитый человек со скуластым и несколько удлиненным лицом. Крупный прямой нос и тонкие, бледные и почти незаметные губы с чуть загнутыми вниз кончиками придавали его лицу выражение вечной насупленности и недовольства окружающим миром. Лопатин славился в части своим спокойным и флегматичным характером. Его редко видели улыбающимся, но еще реже видели раздраженным или повышающим голос на кого-нибудь из подчиненных. Даже разносы провинившимся солдатам и младшим офицерам Лопатин умел устраивать ровным и бесстрастным тоном. Но этого расчетливого и беспощадно точного в оценках бесстрастия многие опасались гораздо больше, чем горячей эмоциональности подполковника Глуховцева.

Несмотря на внешнюю сухость, на деле Лопатин был очень дружелюбным человеком, близко принимавшем к сердцу и радости, и горести коллег по службе. Как-то само собой сложилось, что ближе всего он сошелся именно с офицерами отделения систем жизнеобеспечения. В небольшом кабинетике Лопатина на четвертом этаже испытательного корпуса, невзирая на продолжавшуюся полным ходом в стране антиалкогольную кампанию, изредка собирались выпить разбавленного водой спирта и офицеры полка, и офицеры из управления дивизией. Постепенно к этим посиделкам присоединились и гражданские спецы. Бывало, что «на огонек» к Лопатину заглядывали подполковник Глуховцев и майор Бехтерев.

Макарьев несколько минут постоял у решетки ограждения стенда, на котором проверяли «Союз», ожидая пока Лопатин закончит инструктаж отделения телеметрии старшего лейтенанта Блиновского. Наконец, капитан освободился и отошел к столику дежурного, на ходу что-то помечая карандашом в своем рабочем блокноте. Спустя пару секунд, около столика оказался и Макарьев.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – поздоровался Антон.

– Привет, товарищ лейтенант! – Лопатин оторвал взгляд от своих записей. – Что это ты сегодня такой официальный?

Макарьев отметил про себя, что капитан с утра пребывает в неплохом расположении духа, и решил с ходу подстроиться под его настроение:

– Так за мной же должок! Хочу только уточнить, чем и когда отдавать?

– Какой должок? – Лопатин непонимающе наморщил лоб.

– А кто меня в караул «под елочку» послал? На ратные подвиги? – усмехаясь, съязвил Антон. – Вы, Александр Васильевич, не отпирайтесь! И что мы имеем в результате? Мне за обнаружение диверсантов обещаны именные часы от командира дивизии. Вот я и хочу поинтересоваться: где и когда выставлять? Заодно и часики обмоем! Чтобы хорошо ходили.

– Ну, ты даешь, Антошка! – Лопатин расхохотался. – В соавторы своих подвигов меня, что ли записать хочешь?

– Без причины не было бы и следствия, – дипломатично развел руками Макарьев. – Не попади я в ту ночь в караул к ракете – часики бы тю-тю...

– Да, расположение звезд оказалась счастливым, – Лопатин задумчиво почесал затылок. – Жизнь – штука непредсказуемая...

– А все-таки, Александр Васильевич, – Макарьев хитро прищурился, – как появилась мысль послать в наряд именно меня? Если не секрет...

– Скажу – не поверишь... – Лопатин махнул рукой и ухмыльнулся. – Судьба, братец!

– Ну, все-таки, Александр Васильевич!

– Ладно, – фыркнул в ответ капитан и, поманив к себе пальцем Макарьева поближе, вполголоса продолжил:

– За пару дней до запуска «Союза», вечером двадцать седьмого августа, собрались мы, значит, у меня в каптерке... Ну, посидеть, как обычно... Тебя только не было, Зеленина и Симонова. Михаил наряд в автопарке сдавал, Артур по каким-то личным делам в Ленинск подался, а ты – ребята так сказали – был у кого-то на дне рождения.

– Точно, – подтвердил Макарьев. – Вадику Сысуеву двадцать пять стукнуло.

– Ну, посидели мы, выпили... Часиков так до восьми или около того. Ребята уже немного раскочегарились. Тут Витя Михайленко и предложил звякнуть Глуховцеву и Бехтереву – к нашему столу пригласить. «А то, говорит, совсем мужики перед стартом зашились. Пусть хоть немного расслабятся». Ты же знаешь Витю, они с Глуховцевым старые приятели, еще с военного училища... Витька уже к телефону потянулся, а я и говорю, что, мол, впустую звонить. Глуховцев и Бехтерев второй день у командира части на совещании. Какое-то высокое московское начальство приехало, и вторые сутки всему нашему командному составу мозги вправляет. Виктор был навеселе, выслушал меня и говорит: «Тогда, Васильич, ты сейчас выпьешь пару штрафных доз. Тебя же Глуховцев вместо себя и Бехтерева на командовании оставил? Вот и дуй теперь за троих!» Ну, все, конечно, засмеялись, а я и говорю, что куда мне еще чужие дозы на грудь брать, если от чужих обязанностей и так голова кругом. Вот, говорю, завтра караул «под елочку» ставить, а посылать некого: половина офицеров в летних отпусках, а вторая – на испытательных работах. А ты, говорит Витька Михайленко, кого-нибудь из наших орлов пошли. Вон, говорит, Антошка Макарьев из отпуска вернулся. Пусть в наряд сходит, на службу настроится. А то, говорит, совсем от рук отбился – сегодня с нашей вечеринки куда-то слинял без уважительной причины. Олег Беланов тебя защищать стал, мол, завтра ответственный день, работы на технике много. А Витька на своем стоит, хохочет, говорит, что работ как раз на два расчета – на стартовой позиции и на «Прогрессе», для Беланова и для Зеленина. А третий офицер получается лишним. Только под ногами будет путаться. Тут кто-то предложил тащить жребий. Сломанная спичка – значит, посылать в караул тебя, целая кого-нибудь из другого отделения. Ну, Олег Беланов и вытащил сломанную...

– Да, прямо таки иллюстрация к учебнику по теории вероятностей, – Макарьев усмехнулся.

– Я же говорю – звезды... Кому – везет, кому – наоборот.

– Звезды... Бехтереву вот не повезло, – с горечью заметил Макарьев, резко меняя тему разговора. – До смерти не повезло...

– Знаешь, а я не верю, что наш Трофимыч мог наложить на себя руки, – Лопатин покачал головой. – Чтобы там не говорило следствие – а я вот не верю! Не такой человек Бехтерев, чтобы добровольно уходить из жизни!

– Да и я тоже не верю, – скептически хмыкнул Антон. – Только наши с вами сомнения, Александр Васильевич, к делу не подошьешь... Когда похороны будут? Что командование решило?

– А ничего командование не решило! – в голосе капитана прорезались злые нотки. – Тело Трофимыча все еще на экспертизе. Черт его знает, что они ищут! Я вчера вместе с Глуховцевым ездил к жене Бехтерева... Елена опухла от слез, а сын... Ты можешь объяснить четырнадцатилетнему парню, почему его отец наложил на себя руки, а?

Он устало потер ладонями лицо:

– Умом понимаю, что Сережка Бехтерев в морге лежит, а сердце все равно не принимает. Антошка, мы же с Трофимычем уже лет пять, как вместе на рыбалку мотались! Неделю назад сидели у меня в каптерке!

Лопатин замолчал и несколько секунд потускневшим взглядом смотрел куда-то в пространство перед собой, потом повернулся к Макарьеву и с горечью сказал:

– Ладно, Антон, давай шагай... Не трави душу...

 

 

20.

2 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Монтажно-испытательный корпус 1А.

 

У выхода из монтажного зала Антона окликнул замполит второй испытательной группы капитан Василий Андрущаков:

– Привет, лейтенант! Как дела?

– Нормально, – пожал плечами Антон. – Проверку на «Прогрессе» только что закончил...

– Тут вот какое дело, Макарьев, – Андрущаков достал несколько крупных фотографий из папки, которую держал в руках. – За день до старта «Союза» почти вся наша рабочая смена фотографировалась с космонавтами. Вот эта пара фотографий – для старшего лейтенанта Беланова. Сможешь передать?

– Конечно, – Антон взял фотоснимки. – Мы с Олегом сейчас на пересмене увидимся.

– Ну, вот и замечательно, – Андрущаков кивнул. – Пока, Макарьев!

Но в комнатах отделения систем жизнеобеспечения Макарьев уже никого из сослуживцев не застал. После окончания уборки Олег Беланов отправил солдат в казарму для построения на обед, а сам ушел куда-то по своим делам.

Антон сходил по воду, включил электрический чайник в сеть и переоделся в военную форму. Удобно расположился на стуле около стола в комнате отдыха и достал из своей полевой сумки «Неву» с недочитанным романом.

Он уже было раскрыл журнал на странице с закладкой, но тут его взгляд случайно упал на фотографии, лежавшие на столе.

Еще со времен первых космических стартов традицией стало фотографирование рабочих смен с готовящимися лететь на орбиту космонавтами. Обычно за два-три дня до старта экипажи – и основной, и дублирующий, – приезжали в испытательный корпус, чтобы примерить скафандры и немного посидеть в отсеках своего будущего корабля. На жаргоне испытателей вся эта процедура так и называлась – «примерка».

Так было и перед стартом советско-афганского экипажа. В прошлую пятницу, двадцать шестого августа, экипаж Лахова, Полинова и Моуманда провел последние тренировки в космическом корабле и вышел для фотографирования с рабочей сменой. Космонавты в белоснежных полетных скафандрах расположились на ступенях лестницы испытательного стенда, на котором стоял корабль «Союз», а очередная рабочая смена собралась внизу, у подножия корабля.

Многих из тех, кто был запечатлен на фотографии, Макарьев знал лично. Управленцы из воинской части 44275 полукольцом окружили космонавта генерал-майора Владимира Джанибекина. Антон узнал заместителя командира дивизии по испытаниям полковника Паршинова, телеметриста подполковника Тимашевского, офицеров группы заправки двигателей. Отделение систем жизнеобеспечения было представлено одетым в белый халат и круглую щегольскую докторскую шапочку подполковником Доциновым и Олегом Белановым в скромном рабочем комбинезоне. Гражданские спецы «делегировали» на фотографирование мастера сборочного цеха Валеру Павлова, седоголового ветерана – испытателя Георгия Филимоновича Кузнецова из группы обслуживания головного обтекателя и стажера отделения термостатирования Кирилла Ушакова.

«Жаль, что я в тот день не был на испытательных работах, – с легкой завистью отметил про себя Антон. – Глядишь – и получил бы на память такую же фотографию».

Он раздосадовано вздохнул, отложил в сторону фотоснимки и снова раскрыл журнал. Но сосредоточиться на чтении не смог. Что-то такое было на фотографиях, что прошло мимо восприятия Макарьева, но оставило легкую отметину в подсознании. Что-то почти неуловимое. На грани ощущения.

«Наверное, сказываются напряжение и усталость двух последних суток. – Антон раздраженно тряхнул головой, стараясь отогнать тревожившие его мысли. – Поэтому и лезет в голову всякая дурь».

Он заставил себя читать и пару минут добросовестно водил глазами по строкам, пока не сообразил, что совершенно не воспринимает прочитанный текст. Перед его внутренним взором стояли запечатленные на фотографии люди. Космонавты и рабочая смена. Обычная фотография, но что-то на ней было такое, что отпечаталось в глубине подсознания и теперь напоминало о себе легким и почти незаметным беспокойством. Лица... Нет, только одно лицо. Чье-то лицо, с которым связано какое-то тревожащее душу воспоминание.

– Ерунда какая-то! – вслух произнес Макарьев, захлопнул журнал и вновь пододвинул к себе фотографии.

«Ну, что тут может быть особенного? Полинов, Моуманд, Лахов... Плюс космический генерал Джанибекин… Гм, космонавты как космонавты, лица как лица. Так, рабочая смена... У Паршинова усталое лицо и круги под глазами. Не удивительно – все испытания полковник провел фактически без смены, дневал и ночевал в испытательном зале. А вот подполковник Доцинов, напротив, доволен жизнью и улыбчив. Михаил Васильевич явно не перетрудился на подготовке нынешнего полета, но свою долю поощрений и благодарностей отхватил, как всегда, сполна. Валера Павлов, мастер с завода. Тоже лицо как лицо. Правда, немного хмурое. Моуманд при посадке в корабль зацепился за штырь радиоантенны и немного его погнул. Поэтому Валерку ждут внеплановые работы в ночь с заменой распроклятой антенны. Н-да, поулыбаешься тут... Зато стажер Кирилл Ушаков тоже доволен, как слон после кормежки. Стажировка удалась. Начальник цеха объявил ему благодарность и от барских щедрот даже выписал небольшую денежную премию. И поэтому у вчерашнего студента и бессменного капитана команды клуба веселых и находчивых авиационного института есть маленький повод, чтобы порадоваться жизни. Типичная улыбка в американском стиле: растянутые губы и тридцать два зуба напоказ. Чи-из, дамы и господа! Кавээнщиков, что ли, специально так учат улыбаться?»

«Стоп! – Макарьев звонко хлопнул себя ладонью по бедру. – Вот же оно! Кавээнщик»...

Он вспомнил! То, что мельком отметило подсознание, вырвалось, наконец, из тьмы полузабытья и сфокусировалось в ясное и точное воспоминание.

Почти три месяца назад, в июне, сразу после запуска космического корабля с советско-болгарским экипажем, в кабинете капитана Лопатина на традиционный «мальчишник» собралось отделение систем жизнеобеспечения – Доцинов, Петровин, Беланов, гражданские инженеры. Потом подошли Глуховцев и Бехтерев, а с ними и Кирилл Ушаков. Ушаков тогда был явно в творческом ударе и блистал своими талантами весь вечер. Он пел под гитару, хохмил и как из рога изобилия сыпал очень смешными анекдотами. Но вершиной веселья стала его достаточно злая политическая пародия, когда он поочередно вдруг заговорил голосами Брежнева, Черненко и Горбачева. Ну, а потом Кирилл стал копировать голоса Доцинова, Глуховцева, Бехтерева...

Антон вскочил со стула, на ходу выдернул из розетки шнур начавшего пускать пар чайника и выскочил в коридор.

 

 

21.

2 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

 

Командира отделения термостатирования капитана Тараса Якушина Макарьев нашел около испытательного стенда корабля «Союз». Якушин расстелил на рабочем столе похожую на грязно-розовую простынь схему испытаний одного из агрегатов и сосредоточенно водил пальцем по запутанным пересечениям линий и кривых.

– Добрый день, Тарас Алексеевич! – поздоровался Антон.

Якушин оторвался от изучения документации и поднял взгляд на Макарьева:

– Привет, Антон. Что нового в братском отделении систем жизнеобеспечения?

В голосе Якушина звучала обычная дружеская подначка.

– Все по-старому. Доцинов работает на стартовом комплексе, Петровин – на заправке, Беланов вообще куда-то смылся...

– Ага, а ты шатаешься по испытательному залу вместо того, чтобы заниматься общественно-полезным трудом, – шутливо съязвил Якушин.

– Я сегодня уже внес свой большой вклад в светлое дело освоения космического пространства, – весело парировал Макарьев и со значением добавил:

– В точном соответствии с инструкциями по эксплуатации и утвержденной программой испытаний, между прочим.

– Информацию принял, – капитан хитро улыбнулся уголком рта. Во второй испытательной группе капитан Якушин отвечал за соблюдение всеми расчетами правил техники безопасности. – Ну, а сейчас ты явился, чтобы подставить свое крепкое мужское плечо коллегам из отделения термостатирования, которые зашиваются от чрезмерного объема работы? Антоша, я всегда верил в пробуждение твоей совести!

– Хочу тебя огорчить, Тарас Алексеевич, – с язвинкой хохотнул в ответ Макарьев. – Моя непутевая совесть где-то по-прежнему беспробудно дрыхнет.

– Ты только не ори об этом так громко, – Якушин заговорщицки подмигнул Антону. – Услышит комсорг части – беды не оберешься! Завалит тебя общественными нагрузками до самого дембеля.

– Отобьюсь как-нибудь! – бесшабашно отмахнулся Антон. – Тарас Алексеевич, ты мне вот что скажи… Где можно найти вашего стажера Кирилла Ушакова?

– Ха, да ты никак соскучился? – Якушин криво усмехнулся. – Спроси что-нибудь полегче!

– В каком смысле? – не понял Антон.

– В том смысле, что загулял наш адмирал Ушаков, – засмеялся Якушин. – В воскресенье вечером сказал друзьям, что собирается съездить на денек-другой в Кзыл-Орду – и все, только мы его и видели!

– Что, так за три дня и не появился?

– Да пропал с концами, я тебе говорю! Как ушел двадцать восьмого вечером, так и нет до сих пор.

– Может, заболел? Лежит у себя в общежитии, температурит…

– Ага, заболел, как же! – Якушин покачал головой. – Парень, который с ним живет в одной комнате в общаге, говорит, что с понедельника нашего Кирилла как корова языком слизала! Поверь, загулял наш стажер, Антоша! Шерше ля фам, скорее всего!

– Гм, что-то раньше за ним такого не наблюдалось...

– Все когда-нибудь происходит впервые, – философски изрек Якушин, но потом его лицо сделалось серьезным:

– Шутки шутками, Антон, а Кирилла действительно нет больше трех суток. Мы с ребятами из нашего отделения уж не знаем, что и думать...

 

 

22.

2 сентября 1988 года.

Космодром Байконур,

Ленинск – вторая площадка.

 

Агент начал нервничать.

Все началось еще позавчера, когда он после окончания работ ехал домой в Ленинск.

Было жарко и душно. Он стоял у открытого окна вагона мотовоза и смотрел, как на нижнем плацу заместитель командира части подполковник Тихонравов проводит смотр очередной дежурной смены. Зрелище обещало быть веселым. Тихонравов славился на второй площадке своим неуемным стремлением всегда и везде строить жизнь строго по военному уставу. И следствия его жизненных принципов в полной мере сейчас ощущала на себе заступающая в суточные наряды дежурная смена, молодцевато мерявшая шагами размякший от жары асфальт плаца.