Текст книги "Караул под "ёлочкой""

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

«Значит, яд должен был попасть в организм Шестюка совершенно незаметно. Так, чтобы даже в случае смерти Шестюка на глазах очевидцев, умирающий агент не мог выдать резидента. Потому, что до своего последнего вздоха и предположить бы не мог, что его отравили. И еще потому, что даже в момент собственной смерти не воспринимал бы резидента как возможного отравителя. То есть Шестюк в принципе не должен был видеть в резиденте опасного человека, не должен был воспринимать его, как своего соратника по работе на вражескую разведку. Только при таких условиях резидент мог решиться на отравление своего агента медленно действующим ядом».

«Так что же получается, Шестюк не знал, что рядом с ним находится резидент? Выходит так… Резидент каким-то образом узнал, что Шестюк находится на грани провала, и нанес упреждающий удар, чтобы обезопасить себя от замаячившей на горизонте возможности провала».

«Но как резидент мог узнать о грозящем Шестюку разоблачении? Да только если он сам, своими ушами слышал выдуманную Макарьевым историю о разоблачении убийцы по оставленным им следам! Слышал и сопоставил эту историю с реальными событиями на космодроме в последние дни!»

«Тогда получается, что резидент тоже был на „посиделках“ в кабинете Лопатина? Был именно в тот момент, когда я рассказывал о найденном в цистерне теле Ушакова, угнанном „газике“ и следах на грунтовке. Выслушав историю, рассказанную мной, резидент понял, что Евгений Шестюк фактически уже разоблачен. Поэтому он решил, не мешкая, разделаться со своим коллегой, ставшим для него слишком опасным. Незаметно подсыпал в рюмку Шестюку яд и...»

«Занятная картинка вырисовывается... Ну, и кто же у нас претендует на роль очередного врага-отравителя? Стрельников, он же Симонов, отпадает. Полковник контрразведки, который охотится за вражеским агентом и при этом сам является агентом той же стороны, – это слишком уж круто. Кузин. Ловкач, талантливо играющий роль беззаботного и веселого человека. Исподтишка травит Шестюка и опрометью бежит сюда, ко мне, к тому, кто фактически разоблачил агента. Бежит, чтобы обеспечить свое алиби. Возможно такое? Теоретически, конечно, возможно».

«А что остальные, – все, кто был в этот вечер у Лопатина? Беланов, Глуховцев, Доцинов, Петровин, Михайленко и, конечно, сам Лопатин? Любой из них мог оказаться в роли отравителя».

«Так, подведем предварительные итоги. Имеем семь подозреваемых. То есть семь вероятных кандидатов в резиденты… Семь кандидатов – это замечательно. Кажется, кто-то тут радовался, что разоблачил вражеского агента? Ну-ну... Наша песня хороша, начинай с начала...»

«Хотя, если призадуматься... Зачем чужой разведке вообще нужен второй агент – тем более, резидент! – в испытательных расчетах отделения систем жизнеобеспечения, если там уже доблестно трудится их агент Евгений Шестюк? Что эти расчеты у нас стоят на самом острие технического прогресса? Нет. Вся техника времен, в лучшем случае, начала семидесятых годов. Или может быть, наши расчеты вдруг стали заниматься чем-то особо секретным и перспективным? Например, программой многоразового космического корабля „Буран“. Тоже нет. Иметь сразу двух агентов здесь – это уже явный перебор. Два агента рядом, в одном расчете или пусть даже в одной испытательной группе, почти локоть к локтю, – этот факт противоречит всякой логике. Явный и совершенный нонсенс».

«Поэтому, если и далее следовать логике, сам собой напрашивается вывод: второй агент, работающий рядом с первым, не нужен. Более того, даже опасен, поскольку рано или поздно агенты либо столкнутся лбами при выполнении задания своего разведывательного центра, либо – что еще хуже – сами того не желая, „засветят“ друг друга перед контрразведкой».

«А это значит, что всех, кто был сегодня в „каптерке“ у Лопатина, можно смело вынести за рамки подозрений. Если действительно следовать принципам логики и целесообразности, резидента среди них быть не должно. Если, конечно, разведслужбы исламской Антавии не решили пачками вербовать технических работников на космодроме Байконур. На перспективу, так сказать... Нет, будем все же пока полагать, что и зарубежные шпионские центры придерживаются элементарных логических принципов. По крайней мере, пока обратное не доказано».

«Что же, в конце концов, получается? Резидент не мог узнать о провале от Евгения Шестюка. Потому, что Шестюк и не подозревал о том, что резидент существует. Резидент не мог присутствовать на „посиделках“ у Лопатина. Потому, что не один находящийся в здравом уме руководитель разведки не станет сажать своих секретных агентов за один стол без острой на то необходимости».

«Но откуда-то ведь резидент узнал о нависшей над Шестюком угрозе! Если Шестюк никому ничего не говорил, и резидент не мог находиться во время рассказа Макарьева в комнате у капитана Лопатина, остается только одна возможность получения резидентом информации. С помощью банального подслушивания».

«Как можно было подслушать разговор в „каптерке“ Лопатина? Стать в коридоре и приложить ухо к поверхности входной двери, оббитой металлом? Гм, ну, во-первых, так мало что расслышишь – слишком толстая дверь в кабинете замкомандира группы по испытательным работам. И вдобавок хорошо подогнанная к дверному косяку. А во-вторых, это слишком рискованный способ получения информации. Любой проходящий мимо по коридору гражданский сотрудник или военнослужащий непременно обратит внимание на человека, который замер около двери, прижавшись ухом к ее поверхности. Есть еще и в-третьих. Если допустить, что информация о провале Шестюка была получена резидентом путем подслушивания, то коллега Шестюка по шпионажу – настоящий ясновидящий. Потому что еще до появления в коридоре около дверей комнаты Лопатина, резидент должен был знать, что Макарьев собирается провалить Шестюка. Иначе, зачем ему вообще появляться около „каптерки“ капитана? Послушать пьяные байки офицеров и гражданских спецов? Сомнительное хобби для законспирированного агента. А о готовящемся блефе с якобы обнаруженными следами агента знали только два человека – я и Уля».

«Еще можно нашпиговать рабочий кабинет Лопатина миниатюрными подслушивающими устройствами. Теоретически, конечно. Потому, что практически никакой агент ставить в „каптерке“ капитана „жучки“ не станет. Что секретного там можно услышать? Тосты на „посиделках“ два или три раза в месяц? Нет, „жучки“ отпадают».

Динамик системы оперативной связи на рабочем столе неожиданно ожил, оглушительно кашлянул и голосом полковника Паршинова сообщил:

– Работа закончена. Прошу все испытательные расчеты покинуть зал. Дежурной смене провести прием и опечатывание помещений.

Макарьев несколько секунд не отрывая взгляда смотрел на металлическую коробку системы оперативной связи. Той самой системы, которую они с Ульяной так умело сегодня использовали, чтобы записать шпионские откровения Евгения Шестюка. Система охватывала практически все помещения в испытательном корпусе. Небольшой микрофон внутренней связи позволял связаться с оператором на командном пункте. Нужно было только нажать кнопку на микрофоне и удерживать ее в нажатом состоянии.

«Гм, вот готовая и легальная прослушка, – усмехнулся Антон. – Стоит всего лишь добавить устройство, незаметно включающее микрофоны во всех помещениях испытательного корпуса. И посадить своего оператора для сортировки и записи на какой-нибудь миниатюрный магнитофон поступающей информации. Периодически переключаясь из одного помещения на другое и выискивая интересные разговоры, такой оператор сможет держать руку на пульсе практически всех работ. Да это же рай для настоящего агента! Просто таки шпионский Клондайк!»

«А чтобы не вызывать подозрений, лучше всего поместить оператора-слухача не где-нибудь в тайном закоулке, а прямо у всех на виду. Там, куда сходятся все каналы управления в испытательном корпусе. В командном пункте связи, например».

Макарьев стремительно поднялся из-за стола.

Если его догадка верна и в системе оперативной связи действительно обнаружится устройство для дистанционного включения микрофонов, станет ясно, как был подслушан разговор в кабинете Лопатина.

А если еще узнать, кто дежурил в командном пункте связи в этот момент...

– Тогда мы узнаем имя второго агента, – вслух произнес Макарьев. – Или даже резидента!

 

 

46.

6 сентября 1988 года.

Подмосковье, Калининград.

Центр управления полетом.

 

– Нам удалось установить причину аварии, – Виктор Благинов заскользил взглядом по лицам присутствующих.

В зале совещаний за длинным столом собралось человек тридцать. Руководители отделов, представители фирм – подрядчиков, начальники дежурных смен. Собрались члены кризисной группы по предстоящей посадке «Союза».

– Причина аварии кроется в нештатной работе системы ориентации корабля. Точнее, двух датчиков инфракрасного построения вертикали.

По залу волной покатился шум. Николай Грищенко, полный и не по годам грузный представитель фирмы – изготовителя датчиков, поднялся из кресла и протестующе замахал руками:

– Да что вы такое говорите, товарищ Благинов? Наши изделия...

– Николай Фомич, ты погоди с возражениями, – жестко осадил его Рюминов, сидевший за столом рядом с Благиновым. – Сначала дослушай до конца.

– Собственно говоря, к самим датчикам у нас никаких претензий нет, – Благинов успокаивающе кивнул в сторону присевшего на место Грищенко, – но в комплексе вся система ориентации сработала в нештатном режиме. При первой попытке посадки ориентация корабля строилась как раз на рубеже теневого и освещенного полушария Земли. То есть на границе света и тени. При таких условиях датчики инфракрасного построения вертикали – и основной, и резервный, – не смогли построить правильную ориентацию «Союза». Поэтому и пошла задержка программы спуска на семь минут. Потом, когда корабль уже вышел из переходной световой зоны и датчики заработали нормально, компьютер включил двигатель «Союза», но перелет за район предполагаемой посадки был уже почти тысяча километров. Поэтому Лахов и выключил всю систему.

– А что, вручную экипажу сориентироваться было нельзя? – с иронией в голосе осведомился представитель поисковой службы Леонид Васильченко. – Чтобы без автоматики?

– Можно, конечно, – бесстрастно пожал плечами Благинов. – Но для этого Лахов должен был четко представлять причину отказа...

– Это мы сегодня с утра поумнели, – с сарказмом заметил Рюминов. Он устал после бессонной ночи, проведенной в зале Центра управления полетом, и словесные выпады коллег слегка раздражали его. – А вчера, до анализа телеметрии, ничего еще толком не было ясно...

– Кое-что мы до сих пор так и не поняли, – подтвердил Благинов. – Особенно много у нас вопросов по второй попытке спуска. Через полтора часа после первого отказа, когда «Союз» сделал один оборот вокруг Земли, с корабля «Невель» была вторично дана команда загрузки программы посадки. И снова был зафиксирован сбой. По той же причине: нештатная работа инфракрасных датчиков. Тогда Лахов самостоятельно, без согласия Центра управления полетом, снова включил двигатель. И вот тут начинаются странности… Бортовой компьютер не стал выполнять программу спуска и начал работать по программе стыковки с орбитальной станцией. Продолжительность работы двигателя корабля вместо двухсот четырнадцати секунд составила всего шесть.

– Быть этого не может, товарищи, – не вставая из-за стола, возразил Геннадий Сидорчук, заместитель генерального конструктора из проектного бюро систем управления. – Бортовой компьютер не может сам переключаться на выполнение других программ. Это же не искусственный интеллект, в конце-то концов!

– Увы, Геннадий Лукич, – Рюминов развел руками. – Не может, но переключился...

– Чепуха ерундейшая! – повысив голос, твердо продолжал стоять на своем Сидорчук. – Это же вообще получается совершенно иная управленческая схема!

– Лукич, я тебе дам расшифровку телеметрии, сам убедишься, – Благинов передал по столу заранее припасенную папку с документацией. – Мы тоже долго не могли поверить, но факт есть факт. Если бы я верил в мистику, то сказал бы, что компьютером корабля стал управлять кто-то со стороны.

– Это действительно напоминало перехват управления, – подтверждая слова коллеги, закивал Рюминов. – Но никаких чужих входных сигналов, поступавших на «Союз», мы не зарегистрировали…

– Поэтому вы, Валерий Викторович, и решили, что наша техника свихнулась! – возмущенно вскинулся Сидорчук и, нацепив на нос очки в тонкой металлической оправе, углубился в чтение переданных Благиновым документов. – Бред!

– Я ничего не решил, – по-прежнему стараясь держаться спокойно, терпеливо возразил Рюминов. – Я просто анализирую ту информацию, которая есть в нашем распоряжении.

– Товарищи, давайте все-таки вести себя корректно, – пророкотал густым басом двигателист Заславский, поднимаясь с места за дальним концом стола. – Я понимаю, что многие здесь вторую ночь без сна, но есть же определенные правила приличия. Давайте сдерживать свои эмоции! И это, прежде всего, касается вас, уважаемый Геннадий Лукич.

– Извините, – буркнул Сидорчук, краснея. – Но и вы меня поймите, товарищи! Я могу голову дать на отсечение, что бортовой компьютер не может сам переключаться с одной программы на другую!

– Геннадий Лукич, давайте сначала посадим корабль на Землю, а потом уже в спокойной обстановке будем разбираться со всеми техническими проблемами, – примирительно произнес Рюминов. – И с внезапно проклюнувшимися возможностями вашего компьютера в частности.

– Ситуация на борту «Союза», – как ни в чем не бывало, продолжил Благинов после наступившей паузы, – осложнилась еще и тем, что компьютер самопроизвольно не просто стал работать по программе стыковки, но еще и параллельно запустил процесс разделения спускаемого аппарата и приборно-агрегатного отсека. Как вы понимаете, если бы приборно-агрегатный отсек с двигателями отделился от спускаемого аппарата, то наши космонавты были бы обречены на гибель. К счастью, Лахов среагировал очень быстро и вручную прервал процесс разделения отсеков. Мы решили на сутки отложить спуск с орбиты.

– Вот и поговорим о посадке подробнее, – Заславский повернулся к Рюминову. – Валерий Викторович, какие Центром управления полетом планируются действия, чтобы вернуть космонавтов на Землю? Нам уже сутки никто толком ничего сказать не может…

– Около восьми часов утра будем снова пытаться посадить «Союз», – сухо проинформировал присутствующих Рюминов. – Попробуем третий раз задействовать бортовой компьютер. Если снова будет программный сбой, через виток дадим Лахову разрешение вручную сориентировать корабль и произвести посадку.

– Я прошу вас, товарищи, после окончания совещания не расходиться, – сказал Благинов. – Возможно, что дежурной смене сейчас понадобятся ваши советы и консультации. Особенно это касается вас, Геннадий Лукич, и вас, Олег Петрович, – он кивнул в сторону Сидорчука и Заславского. – Вопросы могут возникнуть и по двигателю корабля, и по системе управления.

– Конечно, конечно, – поспешно согласился Сидорчук. Ему было неловко за свою излишнюю резкость несколько минут назад.

Рюминов уже собрался объявить об окончании совещания, когда входные двери широко распахнулись, и в зал заседаний стремительной походкой вошел руководитель дежурной смены Владимир Соловин:

– Валерий Викторович, вас к телефону. Правительственная связь.

– Извините, товарищи, – Рюминов поднялся из-за стола и следом за Соловиным по коридору прошел в свой кабинет.

– Рюминов слушает, – он снял трубку с красного телефонного аппарата с гербом СССР на диске.

– Валерий Викторович? С вами говорит полковник контрразведки Стрельников, – пророкотал голос на другом конце провода. – Помните такого?

– Как же, как же, Вадим Алексеевич, – Рюминов улыбнулся. Со Стрельниковым они были знакомы давно и довольно близко. – Сколько лет, сколько зим! Что-то ты совсем пропал с горизонта в последнее время...

– Дела, Валерий Викторович, дела, – в голосе Стрельникова слышалась усталость. – «Союз» завтра утром сажать собираетесь?

– Попробуем. Хватит Володьке Лахову болтаться на орбите.

– Ну, тогда слушай. С минуты на минуту ты получишь официальное распоряжение и от своего руководства, и от моей службы. А пока я тебя предварительно проинформирую. По-дружески.

– Случилось что-нибудь серьезное? – у Рюминова внутри все похолодело.

– Случилось, Валерий Викторович. В систему управления «Союза», того самого, в котором сейчас загорают на орбите Лахов с афганцем, еще до старта была установлена посторонняя микросхема. Отсюда и все сбои в работе корабля...

– Что?! – у Рюминова перехватило дыхание. – Вадим Алексеевич, ты соображаешь, что говоришь?!

– Я похож на шутника, Валера? – осведомился Стрельников ледяным тоном.

– Нет, но...

– Раз «нет», так слушай и не перебивай, – смягчился контрразведчик. – Немедленно останови любые операции с бортовым компьютером. Ты понял? Любые! Это первое. Теперь второе. Лахов хорошо знаком с устройством пульта управления «Союзом»?

– Конечно, он перед полетом сдавал специальные экзамены по конструкции корабля.

– Замечательно. Необходимо будет вскрыть кожух пульта и еще до включения двигателя извлечь из контура управления постороннюю микросхему. Если Лахов знаком с устройством пульта, то он ее должен увидеть сразу. Микросхему, разумеется, нужно будет доставить на Землю. Для детального, так сказать, изучения.

– Понятно, Вадим, – Рюминов ногой пододвинул к себе кресло и сел. – Это что, диверсия?

– Возможно, Валера, – после паузы отозвался Стрельников. – Мы сейчас работаем и по этой версии. Кстати, имей в виду, что после снятия микросхемы бортовой компьютер нужно будет протестировать и перезагрузить заново. Только потом можно начинать динамические операции с использованием автоматики.

– Это понятно, – подтвердил Рюминов. – Мы как раз подготовили новую программу после вчерашних неприятностей...

– Вот и замечательно, Валерий Викторович, – в голосе Стрельникова вновь прозвучали официальные нотки. – И вот что еще... Постарайся, чтобы об этой операции с извлечением микросхемы знало как можно меньше народу. В идеале – ты, Благинов, Соловин и еще пара-тройка человек.

– Ясно, Вадим Алексеевич. Сделаем все, как ты сказал.

– Ну, все. Я отключаюсь. Удачи.

– И тебе того же!

Рюминов положил трубку и несколько секунд сидел неподвижно, переваривая услышанное.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – пробормотал он едва слышно, рывком поднялся из кресла и шагнул к двери.

И в ту же секунду телефоны на его рабочем столе оглушительно затрезвонили. Три или четыре одновременно.

 

 

47.

6 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка – Ленинск.

 

– Вадим Алексеевич, у меня есть предложение, – робко кашлянув, нарушил тишину Макарьев.

Он сидел на заднем сидении мчавшейся по шоссе к Ленинску черной «Волги», зажатый между сонно посапывающим майором Казинцевым и необычно молчаливым сегодня капитаном Чекмаевым.

– Какое предложение, Антон? – Стрельников полуобернулся к лейтенанту. Он тоже подремывал, расположившись в машине на правом переднем сидении.

– Можно я пойду туда первым?

– Зачем? – полковник окинул его недоумевающим взглядом и иронично прищурился. – Что, снова погеройствовать захотелось, орел?

– При чем здесь геройство? – Макарьев обиженно вспыхнул и подался вперед. – Там могут оказаться случайные люди, Вадим Алексеевич. А наш противник, наверняка, вооружен и после отравления Шестюка держится настороже. Если первыми войдете вы или ваши сотрудники, у резидента могут сдать нервы и начнется самая настоящая пальба. И – упаси, конечно, Боже, – кто-нибудь из посторонних может пострадать. А меня резидент знает… Довольно близко знает, и мое появление не будет неожиданностью…

– В словах нашего лейтенанта есть определенная логика, Вадим Алексеевич, – дипломатично заметил майор Казинцев. – Предварительная разведка перед началом операции нам бы не помешала...

– Логика, говоришь, есть? – переспросил Стрельников и ухмыльнулся. – Логика, конечно, – логикой, а кто будет отвечать, если резидент вдруг залепит ему пулю в сердце, а?

Он повел подбородком в сторону Макарьева.

– Не залепит, – Антон энергично затряс головой. – Если в комнате действительно окажутся другие люди, я произнесу заранее оговоренную с вами кодовую фразу или слово и как можно скорее оттуда ретируюсь. Но так, чтобы, естественно, не вызвать никаких подозрений у резидента. Тогда в действие вступит другой вариант захвата. Если же никого, кроме резидента, в комнате нет, я произношу другую обусловленную фразу и опять же спокойно выхожу в коридор. А дальше пусть работает группа захвата.

– Теория, Антон, это все только теория, – Стрельников протяжно вздохнул. – Ну, а если резидент все-таки что-то заподозрит и использует тебя как живой щит? Или вообще приставит тебе пистолет к виску и захватит в заложники?

– И потребует самолет, чтобы вылететь в Антавию? – не сумев скрыть своей иронии, хохотнул Макарьев.

Стрельников смерил его строгим взглядом и насмешливо кивнул Казинцеву:

– Гляди, Павел Викторович, какие у нас пошли смышленые лейтенанты. Двух лет не успел прослужить в армии, а стратегическое мышление уже на уровне начальника Генерального штаба. Смело затыкает за пояс полковников из контрразведки.

– Извините, товарищ полковник, – Антон почувствовал, как его лицо заливает краска стыда.

– Да ладно, – Стрельников миролюбиво усмехнулся. – Я же не в упрек тебе. Так, для общей профилактики... Чтобы, значит, слишком не зазнавался. А в целом, предложение дельное. Надо обмозговать.

«Волга» лишь на секунду тормознула у поста на КПП и въехала в город.

– Едем к военной комендатуре, – Стрельников повернул голову к молчаливому казаху-водителю. – Там сейчас должен находиться руководитель оперативной группы. Да и до общежития оттуда всего пара сотен метров.

У ворот комендатуры их встретил невысокого роста стройный подполковник:

– Здравия желаю, Вадим Алексеевич!

– Привет, Николай Владимирович, – Стрельников по приятельски хлопнул встречающего по плечу. – Что твои гвардейцы?

– Полностью блокировали общежитие по периметру, – с готовностью сообщил подполковник. – Муха в шапке-невидимке – и та незамеченной оттуда не вылетит. Группа захвата готова.

– Так... А как там наш объект?

– Свет в его комнате горит. Такое впечатление, что объект кого-то ждет.

– Еще в комнате кто-нибудь есть?

– Пока это не удалось установить, товарищ полковник. Шторы на окне достаточно плотные и сквозь них ничего не видно. А внутрь здания я своих парней пока не пустил.

– Вот и хорошо, что не пустил. Резидент сейчас явно настороже и было бы очень некстати, если бы он до начала операции заметил твоих ребят, – Стрельников поискал глазами Макарьева:

– Что же, Антон, наверное, придется и в самом деле действовать по предложенной тобой схеме...

– Я готов, Вадим Алексеевич, – Макарьев сделал шаг вперед.

– Готов! – проворчал Стрельников. – Тоже мне пионер-герой! Ну-ка, пойдем, обсудим общий план твоих действий, юный ленинец!

Он неторопливо двинулся в сторону плаца комендатуры, увлекая за собой Антона.

– Значит, договоримся вот как, – контрразведчик скосил глаза в сторону Макарьева. – Ты стучишь в дверь и заходишь внутрь комнаты. Делаешь пару шагов вперед. Если резидент в комнате один, ты громко и отчетливо говоришь «Привет!». Если же там есть еще кто-нибудь, ты произносишь «Здравствуй!». Это и будет то самое кодовое слово, после которого группа захвата выберет тот или иной способ своих дальнейших действий.

– Понятно, – нетерпеливо тряхнул головой Антон. – А после этого...

– Макарьев, ну когда ты научишься не перебивать старших по званию? – недовольно поморщился полковник и продолжил:

– Если резидент в комнате один, ты, когда скажешь кодовую фразу, ни секунды не медля падаешь на пол и больше ни во что не вмешиваешься. Понял?

– Падаю на пол? А если просто выйти?

– Антон, – Стрельников остановился и внимательно посмотрел ему в глаза, – я не хочу тебя подставлять под пулю, понимаешь? Резидент далеко не простак. Расшифровать наш с тобой план для него может оказаться парой пустяков. Секундным делом. И если он вооружен, – а этого нельзя не допускать, – за то время, пока ты будешь поворачиваться и двигаться назад к двери, он вполне успеет всадить в твою спину парочку – троечку пуль. Поэтому давай договоримся: после того, как ты произнесешь кодовую фразу, ты сразу же валишься на пол. Быстро приседаешь и мягко заваливаешься на левый бок. Лицо закрываешь коленями. Понял?

– Так точно, Вадим Алексеевич!

– И запомни, орел: никакой самодеятельности!

 

 

48.

7 сентября 1988 года.

Околоземная орбита,

космический корабль «СоюзТМ – 5»

 

Время в корабле тянулось очень медленно. Секундная стрелка на часах в правом углу пульта управления лениво перепрыгивала с деления на деление, отсчитывая минуты до очередного сеанса связи.

– Поспать еще, что ли? – сказал вслух Лахов и зевнул.

– Я уже выспался, Володя, – откликнулся Абдул, на мгновение оторвавшись от созерцания земной поверхности, проплывавшей под кораблем за круглым окошком иллюминатора. – Ты поспи, если хочешь, командир. Если с Земли будет срочное сообщение, я тебя разбужу.

Лахов поерзал, устраиваясь поудобнее в кресле – ложементе, и закрыл глаза.

На глухих витках, когда не было прямой связи с Центром управления полетом в подмосковных Подлипках, они с Абдулом проспали больше семи часов. Лахов и не думал, что после всех тревог и волнений предыдущих суток так легко сможет заснуть. Но общая усталость, несмотря на строгий режим работы и отдыха все-таки накопившаяся за неделю космического полета, в конце концов, дала о себе знать, и уже часа через полтора-два после переноса посадки на следующие сутки и Лахов, и Моуманд расслабленно посапывали в своих креслах.

– Может, давай чего-нибудь перекусим? – предложил Лахов, не открывая глаз. – Достанем из аварийного запаса упаковку консервов и позавтракаем? Ты как насчет поесть, Абдул?

– Я бы, конечно, не отказался позавтракать, Володя, – Моуманд вздохнул и сглотнул слюну. – Но давай лучше потерпим. Неизвестно, сколько нам еще придется лететь по орбите.

«Экономь продукты или не экономь – разницы, по сути, никакой. Все равно система очистки воздуха вырубится через пару суток», – подумал про себя Лахов, а вслух бодрым голосом сказал:

– И то верно. Кстати, если садиться будем все-таки в нерасчетном районе, аварийный запас может ой как пригодиться!

– Угу, – поддакнул Моуманд. – А если не есть, то и туалетом, наверное, реже придется пользоваться. Туалетом, которого нет.

– Это ты тоже прав, – Лахов невесело рассмеялся.

Ему очень хотелось хоть как-то подбодрить афганца. И если афганский коллега считает, что для поддержания духа нужно немного поголодать, – что же, поголодаем за компанию.

– Значит, едой после посадки мы на первое время будем обеспечены? – спросил Абдул.

– Ну, да... На пару дней еды хватит, а потом, если поисковые группы еще не прибудут, можно будет поохотиться или рыбу половить...

– Кстати, о рыбе, – Моуманд приподнялся в кресле и протянул руку к мешку из плотного полиэтилена, приклеенному скотчем под светильником. – Надо бы проверить, как тут поживают наши подопечные?

Сегодня утром, как только они вошли в зону радиовидимости подмосковного Центра управления полетом, на связь вышли биологи и попросили достать из контейнера приготовленных к возвращению на Землю живых рыбок. Оказалось, что рыбки не могут долго существовать без света. Лахов и Моуманд вскрыли оранжевый посадочный контейнер, вытащили упакованных в полиэтилен вместе с водой рыбок и приторочили всю эту конструкцию прямо под светильник на потолке.

Моуманд осторожно постучал пальцем по заполненному жидкостью пакету. Рыбки обеспокоено задвигались, лениво пошевеливая плавниками.

– Живы, – с удовлетворением констатировал Абдул и снова опустился в кресло. – Интересно, как часто их нужно кормить. И чем.

– Тебе не кажется, что в корабле похолодало? – Лахов поежился. – У меня такое ощущение, что температура понизилась на несколько градусов. Ну-ка, посмотри, что там на термометре?

– Восемнадцать градусов по Цельсию, – Моуманд бросил короткий взгляд на шкалу термометра.

– О, вот видишь! А вечером было двадцать три. Я точно помню!

– Думаешь, что система терморегулирования забарахлила?

– Кто его знает, – неопределенно пожал плечами Лахов. – Может, и да. А может, и нет. Пока мы с тобой спали, Центр управления радиокомандой через «Невель» вполне мог изменить температурный режим в корабле. А нам сообщить забыли. Или просто будить не захотели.

– Зачем нужно было менять режим?

– Ну, например, чтобы влага в корабле не накапливалась. Или чтобы стекла наших гермошлемов не запотели. Вот сейчас войдем в зону радиосвязи и спросим.

Но когда – около двух часов ночи – они оказались в пределах прямой связи с Центром управления в Подмосковье, вопрос о небольшом понижении температуры в спускаемом аппарате отпал сам собой.

– Володя, – Лахов безошибочно узнал пробившийся сквозь легкое потрескивание помех голос Рюминова, – сейчас постарайтесь с Абдулом работать очень быстро и точно. Все вопросы переносим на потом. Понятно?

– Понял, Валера, – кивнул Лахов и приготовился внимательно слушать.

– Первое, что ты должен сейчас сделать, – продолжал скороговоркой Рюминов, как будто боялся не успеть сказать все, что хотел, – это отключить бортовой компьютер от сети электропитания.