Текст книги "Караул под "ёлочкой""

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Познакомься, Антон, – немного смутившись, сказала Ульяна. – Это Зина Кислицкая. Зин, это Антон Макарьев. Ну, я тебе говорила, помнишь? Мы решили чаю попить...

– Не оправдывайся, Соронина, – Зинаида, наконец, зашла в комнату и закрыла за собой дверь. – Чай да еще с бутербродами – это замечательно! Особенно после напряженного трудового дня.

Она взяла с тарелки бутерброд с сыром и откусила:

– Что я ценю в людях – так это здоровый практицизм! Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

Косметика и краска для волос сделали Зинаиду почти точной копией Ульяны. Если не вглядываться пристально в черты лица, их действительно можно было спутать. Различия становились заметны только тогда, когда Зинаида начинала двигаться и говорить. Ее движения были более резкими и порывистыми, а речь – более грубой и непосредственной.

– Представляешь, Улька, – Зинаида в два счета доела бутерброд и потянулась за следующим, – сегодня у капитана Клюева грандиозная вечеринка. Юбилей, между прочим! Вчера ему, оказывается, стукнуло тридцать, а он, паразит, молчит. Но мы с Анжелкой его разоблачили! Придется теперь нашему капитану сегодня накрывать стол! Слушайте, мальчики и девочки, а давайте вместе завалимся на огонек к Клюеву?

– Опять гуляешь? – Ульяна слегка нахмурилась. – Ох, Зина, не доведут до добра эти твои вечеринки. Каждый день столько пить – не многовато ли?

– Пустое, отобьемся! – Кислицкая отмахнулась и подмигнула Макарьеву:

– Это, лейтенант, в нашей Ульяне педагог проснулся. Она же у нас праведница! Почти что святая! Знаешь, как она иногда любит поучить уму разуму? Зануда страшная! Берет человека и пилит, и пилит...

– Зинка, стыда у тебя нет! – Ульяна возмущенно вспыхнула. – Это когда же я тебя пилила?

– Вот-вот, – Зинаида похлопала Макарьева по плечу и окинула подругу насмешливым взглядом. – Она еще и юмора не понимает! Находка, а не любимая женщина. Учти, лейтенант!

Зинаида налила себе в кружку чаю и уже серьезно сказала:

– А, правда, ребята, присоединяйтесь. Изысканного общества у Клюева я вам, конечно, не обещаю, но весело будет, это уж точно.

– Мы лучше пойдем погулять, – Ульяна покачала головой. – Правда, Антон?

– Пожалуй, действительно лучше куда-нибудь пройтись, – с готовностью поддержал ее Макарьев. Ему очень хотелось провести предстоящий вечер только с Ульяной, а вовсе не в очередной пьяной и развеселой компании.

– Ну, как хотите, – их отказ нисколько не расстроил Зинаиду. – А я сегодня расслабляюсь по полной программе.

Она повернулась к Макарьеву, и на лице ее снова появилось озорное выражение:

– Так, Макарьев! Чай пил? Бутерброды ел? Теперь хватай на руки свою принцессу – и марш из комнаты. Мне переодеваться пора!

– В общем, Зинка хорошая девчонка, – сказала Ульяна Макарьеву, когда они вышли на улицу. – Немного ветреная и выпить любит, но если что, всегда готова помочь.

Она взяла Антона под руку и заглянула ему в глаза:

– Куда мы сегодня пойдем гулять?

– Честно говоря, я даже и не знаю, – Антон растеряно улыбнулся в ответ. – Можно пойти в парк. Или снова в кафе.

– Да, Ленинск – это не Москва, – Ульяна огорченно вздохнула. – Здесь с развлечениями особо не разгонишься... Знаете что, Антон, а давайте пойдем сегодня в кино? В Доме офицеров, говорят, новый фильм. Фантастика.

– Отлично, – не раздумывая, с радостью согласился Макарьев. Ему было абсолютно все равно, куда идти, лишь бы только Ульяна была рядом. – Я, между прочим, обожаю фантастику. Особенно хорошую.

...К корпусу женского общежития они вернулись только к полуночи.

– Антон, вы из-за меня сегодня опять не выспитесь, – Ульяна виновато усмехнулась. – Мне очень стыдно, честное слово...

Антон взял ее руку, поднес к губам и поцеловал кончики пальцев:

– Вы замечательная девушка, Уля...

Он осторожно потянул Ульяну к себе.

– Вот этого делать не стоит, Антон, – она засмеялась и отрицательно тряхнула головой. – Прямо перед окнами, на глазах у всей общаги... Начнутся догадки и предположения...

– У меня есть желание пренебречь общественным мнением, – губы Макарьева сами собой растянулись в улыбке.

– Твердое желание? – искоса посмотрела на него Ульяна и в ее глазах блеснули шаловливые искорки. – Жалеть не будете?

– Никогда! – горячо выдохнул Антон.

Ульяна провела мягкой, теплой и узкой ладошкой по его щеке, приподнялась на цыпочки и поцеловала Макарьева в губы. Резко повернулась, почти бегом взбежала по ступенькам на крыльцо общежития и скрылась за дверью.

-...Макарьев, ты что заснул? – окрик майора Михайленко над самым ухом вернул Антона к реальности. – Стоит, смотрит на стену и улыбается!

– По второй площадке, – со смешком произнес подошедший к ним Виталий Кузин, – ходят упорные слухи, что нашего лейтенанта видели вчера в обществе очаровательной молоденькой дамы...

– Болтун – находка для шпиона, – краснея, отрезал Макарьев, и шутя ткнул Кузина кулаком в бедро.

– Так его, Антошка! – голова Женьки Шестюка высунулась со второго этажа стапеля:

– Бей трепача!

Кузин погрозил Шестюку пальцем, кашлянул и фальцетом запел:

– Выходите, девки, замуж

За Виталю Кузина –

У Витали Кузина

Большая кукурузина!

Все, кто находился в этот момент около испытательного стенда, прыснули со смеху.

Майор Михайленко, вытирая выступившие на глазах от смеха слезы, с наигранной строгостью рявкнул:

– Кончай бардак, инженеры! У нас испытания или концерт самодеятельности?

Антон, чутко уловив смену настроения майора, повернулся к Виктору Ивановичу и отчеканил:

– Товарищ майор, испытательная схема для проверки герметичности стыковочного узла собрана!

Михайленко удовлетворенно кивнул и поднес к губам микрофон переговорного устройства:

– Первый расчет! Вы готовы? Эй!

– Готовы, Виктор Иванович! – отозвался с четвертого этажа стенда Беланов, высунувшись над перилами ограждения. – Не насилуй микрофон, связь опять барахлит!

– Проклятье! – Михайленко гневно сжал губы и в сердцах швырнул микрофон на стул. – Мужики, ну когда же у нас будет хоть какой-то порядок? Надоело уже все это безобразие!

Виктор Иванович Михайленко обладал ярко выраженным холерическим темпераментом. Малейшая неувязка во время испытательных работ могла резко изменить его настроение и привести Виктора Ивановича в состояние едва ли не бешенства. Смуглое лицо майора наливалось кровью, глаза сужались, а крючковатый нос становился похожим на клюв готовящегося атаковать добычу орла. Требовалось хорошее знание психологии, чтобы вовремя утихомирить готового взорваться Виктора Ивановича. Поэтому подполковник Доцинов неспроста во время испытательных работ всегда сводил вместе Михайленко и Кузина. Только веселая безмятежность Виталика Кузина могла вовремя погасить воспламенявшегося темпераментного майора.

– Крепись, Иваныч! – Кузин вовремя вынырнул откуда-то из-за стенда и похлопал Михайленко по плечу. – Сам знаешь, техника в зале давным-давно выработала свой ресурс, а финансы как всегда поют романсы... Так что, давай, отрабатывай командирский голос!

– Антон, подключай питание! – остывая, распорядился Михайленко и, сложив руки рупором, гаркнул:

– Эй, наверху! Беланов! Включаюсь в сеть!

– Понял! – светловолосая голова Олега снова показалась над перилами ограждения на четвертом этаже. – Начинай!

Макарьев взял в руки тяжелую металлическую вилку и направился к распределительному щиту. Толстый, похожий на огромных размеров змею, электрический кабель постепенно разматывался из кольцевой бухты и волочился за ним.

– Внимание, включаюсь! – Антон остановился у электрощита. Он приподнял вилку на высоту груди и поднес к розетке. Очередной виток электрокабеля сполз с бухты. Упругая волна прошла по змеевидному телу, выворачивая запаянный в пластиковую изоляцию провод. Металлическая вилка на конце кабеля, словно живая, рванулась из рук Антона. Макарьев едва успел перехватить неожиданно высвободившийся электрокабель, левой рукой поймав его уже в воздухе за пластиковую оплетку почти у самой горловины металлической вилки. Может быть, именно это судорожное движение и спасло Макарьеву жизнь.

Вилка, всего лишь на доли секунды выскочившая из рук Макарьева, коснулась корпуса розетки. Мощный бело-голубой электрический разряд молнией полыхнул между металлическими корпусами вилки и розетки. Антон шарахнулся назад, зацепился ногой за размотавшийся по полу кабель и, уже в падении ударившись затылком об стальной угол гелиевого течеискателя, рухнул на спину. Он еще успел увидеть летящие над головой яркие желто-оранжевые искры, прежде чем весь мир вокруг него завертелся в беспорядочном танце и погрузился в вязкую пелену мрака.

 ...Он был без сознания всего пару минут. Макарьев открыл глаза и увидел в вышине над собой яркие размытые пятна, а чуть ниже – раскачивающиеся из стороны в сторону и непрестанно смешивающиеся друг с другом розовые и салатно-зеленые лоскуты. Звуки исчезли, уши словно заложило плотной ватой.

Макарьев зажмурился и снова открыл глаза. Зрение постепенно стало восстанавливаться, пятна и лоскуты приобретать четкие очертания, превращаясь в горящие под потолком неоновые лампы и склонившиеся над лейтенантом испуганные лица испытателей. Несколькими секундами позже вернулся слух. А потом пришла тупая боль в области затылка.

– Смотрите, он открыл глаза! Кажется, приходит в себя.

– Где врач? – рявкнул чей-то бас почти над самым ухом. – Врача сюда, черт возьми!

– Он дышит? – тряским испуганным голосом спросили слева вверху. – Может попробовать искусственное дыхание?

Макарьев замычал и покачал головой. Затылок отозвался тупой и ноющей болью. Антон оперся руками об пол и сделал попытку приподняться:

– Не надо врача. Я сейчас встану.

Губы стали чужими, невероятно пухлыми и бесчувственно – деревянными. Голос звучал хрипло и сдавлено.

– Лежи, Антон, лежи, – Макарьев узнал голос Петровина. Подполковник придержал лейтенанта за плечи. – Пусть врач тебя сначала посмотрит, тогда и встанешь...

– Гляди, какая ссадина у него на затылке, – громко зашептали сзади. – И крови много!

Антон скользнул взглядом по сгрудившимся над ним людям:

– Да все нормально, ребята... Голова только немного болит...

Кто-то с трудом пытался протиснуться сквозь собравшихся вокруг Макарьева испытателей.

– Врач? Нет? Ах, да... Пропустите...

Решительно раздвинув в стороны испытателей, Ульяна Соронина опустилась на колени рядом с Макарьевым:

– Антон, Антошка... Ты меня слышишь?

– Конечно, слышу. И даже вижу, – Макарьев сфокусировал взгляд на испуганном, мертвенно-бледном лице девушки и сделал попытку улыбнуться. Улыбка на одеревеневших губах получилась жалкой и едва заметной.

– Живой, – облегченно выдохнула Ульяна. Ее глаза наполнились влагой, и крупные капли слез медленно покатились по щекам. – Живой... Антошка...

 

 

25.

3 сентября 1988 года.

Околоземная орбита, космическая станция «Мир».

 

– Я, уважаемые коллеги, скоро утрачу все навыки практикующего врача, – Полинов скатал в трубку бумажные ленты кардиограмм и сунул их за поясок крепления на настенной панели. – Неужели нельзя хотя бы раз в месяц кому-нибудь из вас четверых схватить самый простой насморк, а? Нельзя же быть все время абсолютно здоровыми! Это подозрительно, в конце-то концов!

Муса Монарев легонько толкнул локтем в бок Владимира Тутова, мотнул головой в сторону Полинова и захохотал:

– Володя, слышишь? Оказывается, медицина не довольна нашим здоровьем!

– Вот я и думаю, Муса, – проверявший приборы ориентации Тутов принял шутливый тон разговора и озабоченно почесал затылок, – может мне и вправду заболеть чем-нибудь? А то ведь и в самом деле Валера лечить разучится. Градусники ставить, банки, клизмы там всякие...

– Клизма в невесомости? – Полинов ухмыльнулся и деловито потер руки. – А почему бы и нет? Такой экспериментик в космосе ни у нас, ни у американцев еще, кажется, никто не выполнял. Может, и впрямь попробуем? Ну-с, господа, кто из вас первым рискнет подвергнуться процедуре очищения кишечника в условиях невесомости? Смелее, смелее, ваше имя будет золотыми буквами вписано в историю мировой космонавтики...

– Шутники, – Лахов неуклюже выбрался из стыковочного отсека и с легкой укоризной покачал головой. – Честное слово, я вам завидую, ребята. Вы действительно свежо выглядите. Ну, прямо, как огурчики!

– Ну, да, такие же зеленые и пупырчатые, – сострил Монарев и оттолкнувшись от кожуха стационарной фотокамеры КАТЭ-140, уплыл под потолок станции. – И заметьте, милые друзья, все это несмотря на восемь месяцев интенсивного маринования в нашей металлической банке!

– А я бы с удовольствием сейчас с вами поменялся, – продолжал Лахов. – Семидневный полет – это все-таки очень мало. Не успеешь привыкнуть к невесомости, а уже пора возвращаться на Землю. Слушайте, мужики, а может, уговорим руководство, и я кого-нибудь из вас заменю? Муса, ты как?

– Вот уж дудки, – со смешком запротестовал Монарев из-под потолка. Он закреплял ремнями отцепившийся спальный мешок. – Восемь месяцев – это, Афанасьич, ни то, ни се. Мы с Володькой настроились летать ровно год. Вопреки всем случайностям и неожиданностям. Правильно, Вов?

– Ага, – Тутов наклонил голову в знак согласия и хитро усмехнулся:

– Знаешь, после трех подряд моих неудач, Владимир Афанасьевич, хочется хоть в этом полете оторваться на полную катушку. Чтоб уж налетаться всласть.

Последние лет пять Володя Тутов был в отряде космонавтов живым средоточием всех бед и несчастий, которые могут выпасть на долю человека, готовящегося к длительному орбитальному полету. В первом полете Тутова сорвалась стыковка космического корабля со станцией «Салют-7». Оказалось, что в требуемое положение не развернулась антенна системы сближения, которая контролировала расстояние между двумя летящими по орбите аппаратами. Почти двое суток Тутов пытался «на глазок» состыковать свой корабль со станцией, но все попытки оказались тщетными, и экипажу пришлось вернуться на Землю досрочно. Вторую попытку отправиться в длительный космический полет Тутов предпринял через полгода. Но из-за неисправности топливного клапана ракета взорвалась еще на старте. Тутов и его бортинженер Стрекалин остались в живых только благодаря системе аварийного спасения, которая отбросила корабль от горевшей на стартовой позиции ракеты. А полтора года назад экипаж Тутова сняли с полета всего за пару суток до объявленного старта. У медиков возникло подозрение, что бортинженер в экипаже Владимира болен гепатитом. Опасения врачей оказались напрасными. Последующие обследования не подтвердили диагноз. Но было уже поздно – в полет ушел дублирующий экипаж. И только в конце прошлого года мечта Тутова совершить длительный полет начала, наконец, сбываться. Вместе с Мусой Монаревым ему первому из землян предстояло прожить на космической станции ровно один год.

– Жаль, – разочарованно вздохнул Лахов. – А у меня этот полет уже третий. Вряд ли еще удастся слетать...

– Не горюй, – отозвался Полинов. Он повис вниз головой над тренажером «бегущая дорожка» и пытался уложить в кейс шаловливо расплывающиеся в невесомости провода медицинской аппаратуры. – Бери пример с Джанибекина. Орел! Пять раз в космос слетал. И еще рвется!

– Ну, ты нашел с кем сравнить! – скептически ухмыльнулся Лахов. – Володька Джанибекин – спец по коротким экспедициям. А мне бы еще раз на полгодика слетать...

– Размечтался ты, Владимир Афанасьевич, – Монарев неодобрительно покачал головой. – Знаешь, сколько пацанов в отряде сейчас ждут своего первого полета? А «Союзы» пока летают всего два – три раза в год.

– Не печалься, Афанасьич, ты еще обязательно слетаешь, – Тутов дружески похлопал Лахова по плечу. – Вот «Буран» этой осенью начнет летать. Сколько на нем человек может за один раз стартовать? Семь – восемь? Я так думаю, что и нам с тобой в этой птичке место найдется. Вот погоди, начнутся регулярные полеты...

– Дело не в технике, Володя, – тихо возразил Лахов. – Месяц назад мне исполнилось сорок семь лет. Для космонавта почти предельный возраст.

– Ну, это ты, братец, врешь, – Полинов, наконец, пристроил свой кейс с медоборудованием на креплениях около левого борта и повернулся лицом к собеседникам. – Какой, к черту, предельный возраст? Сколько лет было Слейтону, когда он участвовал в проекте «Союз» – «Аполлон», ты помнишь? Пятьдесят с хвостиком?

– Так это же американцы, – пожал плечами Лахов. – У них и медицинские критерии другие.

– Здоровье – оно и в Африке здоровье, – провозгласил Полинов, смешно кувыркнувшись около стойки с приборами. – Будет здоровье плюс удача – будешь летать. Это я тебе могу гарантировать. От имени всей советской космической медицины.

– Ну, да, – скептически хмыкнул Лахов, – это ты на орбите расслабился, Валерка. А на Земле твоя медицина может так прижать – только пищать будешь!

– Лично я возрастного барьера признавать не собираюсь, – Полинов твердо гнул свою линию. – Я на сколько лет тебя младше? Меньше, чем на год. Так вот, смею тебя заверить, что летать собираюсь еще многие годы. Что и тебе настоятельно рекомендую. А возрастные барьеры, Владимир Афанасьевич, мы с тобой как-нибудь преодолеем. Или обойдем.

– Что-то я проголодался, мужики, – Тутов взглянул на часы. – Э, ребята, до обеда-то осталось всего полчаса. Кто у нас сегодня дежурит по камбузу?

– Я дежурю, – Монарев прямо из-под потолка нырнул к правому борту станции и открыл откидную крышку стола. – По очереди будем обедать, или все вместе поместимся?

– Давайте все вместе, – предложил Тутов. – Кстати, ребята, а где Абдул?

– Батюшки светы, – Полинов хлопнул себя ладонью по лбу. – У нас же эксперимент еще идет! Абдул сейчас в орбитальном отсеке на «Союзе»!

Он оттолкнулся от кожуха фотокамеры и, перебирая руками по фиксаторам на стенах, поплыл в переднюю часть станции.

Абдул Ахад Моуманд действительно расположился на небольшом диванчике в орбитальном отсеке и сосредоточенно листал журнал с полетной документацией.

– Ну, ты тут как? – осведомился Полинов, показавшись в отверстии переходного люка. – Снял показания?

По условиям эксперимента «Лабиринт» они с Абдулом поочередно изучали координацию передвижений в условиях невесомости. Для этого на тело космонавта одевалось штук десять медицинских датчиков, и в пустом орбитальном отсеке корабля он должен был оценивать свое положение в пространстве.

– Показания снял, даже дважды, – радостно сообщил Моуманд. – И результаты записал. А вот с изменениями в методике следующего эксперимента что-то никак не разберусь...

– Давай этим после обеда займемся, – предложил Полинов, закрывая полетный журнал. – Мы с тобой и так сегодня идем с опережением программы.

Они закрыли люк в транспортный корабль и вернулись в базовый блок орбитальной станции.

К их появлению Монарев успел достать из холодильника на левом борту бытовой зоны пять комплектов пищевых концентратов для обеда, заправить пакетики с супом водой и установить их в электроподогреватели на столе.

– Пять минут – и все будет готово, – подмигнул он Полинову. – Медицина может снимать пробу.

– Медицина дает общее добро, – врач повелительно взмахнул рукой. – Мышей на вашей кухне, слава Богу, не водится, мух и тараканов тоже.

Когда пакеты с первым блюдом подогрелись, космонавты расположились вокруг обеденного стола.

– Что у нас по программе после обеда? – осведомился Тутов, вскрывая пакет с супом.

– Работы выше крыши, – Муса отправил в рот квадратный брикетик хлеба. – Мы с тобой, Вов, займемся фотометрией атмосферы.

– У нас с Абдулом продолжение «Лабиринта», – Полинов кивнул в сторону служебной зоны. – Будем по очереди крутиться, как белки в колесе.

– А я, пожалуй, займусь демонтажем ложементов в «Союзе», – позевывая, сообщил Лахов. – Вот время летит! Кажется, что только вчера прилетели, а послезавтра уже обратно, домой!

– Почту только с собой взять не забудьте, – напомнил Тутов. – У моего отца в следующую пятницу, девятого сентября, день рождения. Я поздравительную открыточку написал. Хочу, чтобы как раз к девятому числу и дошла.

– Обязательно дойдет, – заверил Лахов. – Авиапочта сколько дней идет? Трое суток? Ну, вот считай... Во вторник утром мы с Абдулом будем уже на Земле, и я сразу же передам твою открытку встречающей смене. К пятнице как раз и дойдет!

Лахов и предположить не мог, какой неприятнейший сюрприз ждет их с Моумандом утром во вторник во время посадки космического корабля…

 

 

26.

3 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, Ленинск.

Военный госпиталь воинской части 11284.

 

Макарьева привезли в госпиталь еще до полудня. В отделении травматологии Антону аккуратно выбрили волосы вокруг раны на левой части затылка и уложили на кушетку в перевязочной комнате.

Спустя несколько минут в перевязочную торопливо вошел одетый в белый халат плотный седовласый мужчина лет пятидесяти с крупным холеным лицом. Он властным голосом велел Макарьеву перевернуться на живот, внимательно осмотрел все еще сочившуюся кровью ссадину.

– Ну, хирургического вмешательства, к счастью, не потребуется. Полина, окликнул он возившуюся со шприцами медсестру, – будьте добры, сделайте молодому человеку перевязочку. Пожалуй, будет достаточно обыкновенного ватного тампона и пластыря.

Доктор, мурлыча под нос какой-то песенный мотивчик из репертуара Аллы Пугачевой, прошелся по комнате к окну и выглянул наружу. Оперся рукой о подоконник и повернулся к лежавшему на животе Макарьеву:

– А вы, товарищ лейтенант, можете перевернуться на спину. Или на бок – это уж как вам удобнее. Кстати, эта стройная черноволосая дама, сидящая сейчас на лавочке под окном, наверное, ваша подруга?

– Э... Да, – буркнул Макарьев, неловко поворачиваясь на бок. Он догадался, что речь идет об Ульяне.

– Бестия, – со смешком восхищенно произнес доктор и перевел взгляд на медсестру:

– Представляете, Полина, минут десять назад провожу я совещание отделения в своем кабинете. И вдруг распахивается дверь и в дверном проеме появляется... Нет, не девушка! Появляется черноволосая амазонка и прямо с порога голосом, не терпящим никаких возражений, требует, чтобы весь присутствующий на совещании личный состав нашего травматологического отделения немедленно спустился на первый этаж и оказал срочную медицинскую помощь некоему героическому лейтенанту, которого только что доставили в приемный покой! При этом голубые глаза этой девицы, Поля, – хотите – верьте, хотите – нет, – излучают нечто такое, что мои хирурги все как один покорно вскакивают со стульев с явным намерением бежать за этой маячащей в проеме двери барышней, чтобы спасти ее кавалера!

Медсестра Полина весело прыснула, прикрывая ладонью рот, и выглянула в окно, видимо, желая лично убедиться в существовании амазонки.

– Мало того, – продолжал доктор, едва сдерживаясь, чтобы самому не рассмеяться, – я сам, как шестнадцатилетний мальчишка, чуть ли не вприпрыжку выбегаю из-за стола и, перескакивая по лестнице через две ступеньки, бегу сюда к вам!

Он больше не мог сдерживаться и захохотал. Полина тоже засмеялась, смешно морща курносый носик. Макарьев почувствовал, что его лицо заливает краска.

– А вы знаете, молодой человек, – доктор достал из кармана халата носовой платок и промокнул выступившие на глазах слезы, – что сейчас все травматологическое отделение, образно говоря, стоит на ушах? Для вас в срочном порядке готовят специальную реанимационную камеру... Которых, между прочим, у нас в стране всего три... А в операционной приводят в готовность оборудование для трепанации черепа и операции на мозге!

Макарьев лежал на кушетке красный, как рак, и не знал, что ответить.

– Ох, – доктор рукой взялся за грудь. – Давно я так не смеялся... Да, молодой человек, вам можно только позавидовать. Если у вас такая подружка... Ох, бестия! Валькирия!

Он затряс головой и стремительным шагом вышел из перевязочной.

– Это ваш главный врач? – шепотом спросил Антон, повернув лицо к медсестре.

– Заведующий отделением, – поправила Полина. Она отошла от окна, открыла дверцы стеклянного медицинского шкафа и взяла с полки коробку с пластырем и ватой. – Между прочим, светило мировой науки, профессор и лауреат Ленинской премии.

– Елки-палки, – смущенно пробормотал Антон. – Неудобно-то как получилось...

– Ложитесь-ка снова на живот, товарищ лейтенант, – деловито распорядилась медсестра. – Сейчас я вам сделаю перевязку.

После перевязки Макарьева отвели в отдельную палату на втором этаже. Дежурный врач, высокий худой капитан с крупными залысинами на голове, выписал на Антона больничную карту и сообщил:

– Полежишь у нас до вечера, лейтенант. Травма у тебя пустяковая, только кожу немного на затылке содрал и голову ушиб. Вечером – шагом марш домой, отдыхать. А в понедельник с утра – можно уже и на службу. Голова, кстати, сейчас не кружится?

– Нет, побаливает только немного.

– Это ничего, – успокоил доктор. – При ушибах так, обычно, и бывает. Ладно, отдыхай.

Он положил больничную карту на тумбочку около кровати и вышел из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Антон какое-то время лежал, уставившись взглядом в молочно-белый потолок. События последних пяти дней и тревоги сегодняшнего утра совершенно измотали его. Макарьев осторожно, чтобы не задеть пластырь на затылке, повернулся на бок, закрыл глаза и почти сразу заснул.

...Когда Антон снова открыл глаза, за распахнутым в госпитальный сад окном по-прежнему ярко светило солнце. Но по чуть удлинившимся теням на полу палаты Макарьев понял, что время уже давно перевалило за полдень.

«Наверное, я проспал два или три часа», – подумал Антон и слегка скосил глаза в сторону. На табурете рядом с кроватью сидела Ульяна в белоснежном халатике и увлеченно читала какую-то толстую книгу в потрепанной серой обложке. Она еще не заметила, что Макарьев проснулся.

– Эй, девушка, приветик! – тихо позвал Антон и засмеялся. – Можно несчастному больному познакомиться с самой красивой медсестричкой?

– В виде исключения – можно, – Ульяна отложила книгу в сторону. В глазах ее блеснули веселые искры. – Хотя несчастный больной не заслуживает, чтобы с ним общались...

– В чем же его вина? – Макарьев придал лицу виноватое выражение. – Чем он провинился перед прекрасной принцессой?

– Говорят, что он не соблюдал правила техники безопасности, – лицо Ульяны стало серьезным. – Поэтому сегодня утром его едва не убило электрическим током.

– Это кто же такую чепуху городит? – оставив шутливый тон, Антон опустил ноги на пол и сел на кровати.

– Так утверждает майор из отделения охраны труда, с которым я приехала в госпиталь. Пока ты спал, я успела с ним поговорить...

– Ничего он не знает, этот твой майор, – раздраженно проворчал Макарьев. – Я все делал точно по инструкции... А что случилось с розеткой – до сих пор не пойму...

– Да Бог с ней, с этой розеткой, – Ульяна успокаивающе коснулась пальцами руки Макарьева. – Главное, что ты остался жив.

– Мы перешли на «ты», ты заметила? – Антон взял ее руку в свои ладони. Пальцы Ульяны были теплыми и почти невесомыми.

– Заметила, – подтвердила Ульяна и вздохнула. – Пожалуй, это единственный положительный результат всей сегодняшней эпопеи...

– Слушай, Уль, а как ты оказалась в испытательном зале? Ну, после того, как шарахнул разряд и я упал...

– Сыщик ты, сыщик, – Ульяна усмехнулась и осторожно коснулась ладонью его лба. – Шерлок по фамилии Холмс... Во время испытаний рабочая связь работает постоянно. Сначала все шло, как обычно. А потом кто-то закричал, что около стенда офицера током ударило. И фамилию твою сказали... Я когда прибежала в зал и увидела тебя лежащим на полу, в крови, думала с ума сойду...

– Да стукнуло меня хорошо, – невесело согласился Антон и легонько тронул пальцем пластырь на затылке. – Но могло быть и хуже… Если бы я рукой держался не за оплетку кабеля, а за металл... Н-да... В общем, можно считать сегодняшний день днем моего второго рождения.

– Я твою одежду привезла, – сообщила Ульяна. – Брюки, рубашку и туфли.

– Молодчина, – похвалил Макарьев. – Врач пообещал меня вечером домой отпустить, а одеть мне нечего. Слушай, а мой рабочий комбинезон, наверное, был весь в крови?

– Ну, не весь, но левое плечо и верхняя часть спины были немного испачканы. Да ты не волнуйся. Я твою куртку постираю. И следа крови не останется.

– «А молодого коногона несут с пробитой головой», – басом пропел Антон и с горечью заметил:

– Все случилось совсем, как в песне...

– Ты сейчас, кстати, как себя чувствуешь? – снова забеспокоилась, Ульяна. – Голова не болит?

– Немного побаливает… Где-то чуть повыше затылка, сударыня, – Антон шутливо тряхнул головой. – Но поскольку ваш покорный слуга чувствует себя абсолютно здоровым, есть предложение сменить больничную пижаму на военную форму и прогуляться куда-нибудь к реке. Ты как?

– Это совершенно исключено, – строго сказала Ульяна и погрозила ему пальцем. – Тебе прописан постельный режим – вот и лежи. До вечера. А я – так уж и быть – посижу у кровати больного.

– Ах, больного! – Макарьев взял ее за руку и властно потянул к себе. – Вот мы как заговорили!

– Антошка, ты сумасшедший! – Ульяна засмеялась и уперлась ладонями ему в грудь. – Дверь же открыта, сейчас кто-нибудь войдет...