Текст книги "Караул под "ёлочкой""

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Виктор вернулся только к вечеру. Штаб воинской части 11284 оказался в буквальном смысле едва ли не на расстоянии протянутой руки: на противоположной стороне центральной городской площади пряталось за деревьями трехэтажное светло-зеленое здание. Молодого лейтенанта помариновали в приемных, погоняли из кабинета в кабинет, отобрали старое предписание и немедленно выдали новое, из которого явствовало, что лейтенант Ильенко направляется для прохождения службы в воинскую часть 25741 на площадку номер два. Словоохотливый прапорщик, выписывавший Виктору новое предписание в штабной канцелярии, пояснил, что воинская часть 11284 – это «в целом весь полигон». А за конкретными пусковыми площадками закреплены специальные воинские части со своими номерами.

– Ну, и что же пускают с этих самых пусковых площадок? – поинтересовался молодой лейтенант. Он до сих пор толком не представлял, в каком роду войск ему придется служить и чем заниматься.

– Ракеты... Со спутниками и космическими кораблями, – прапорщик за канцелярской конторкой оторвал взгляд от бумаг и удивленно вытаращил глаза на стоявшего перед ним офицера:

– Так вы что, товарищ лейтенант, еще не в курсе? Наш полигон – это же космодром. Космодром Байконур.

Так лейтенант Виктор Ильенко, а полчаса спустя и его супруга Ульяна, впервые узнали, куда судьбе было угодно их забросить.

Почти месяц Ульяна и Виктор прожили в гостинице. А потом командование части выделило молодой семье двухкомнатную служебную квартиру в новом девятиэтажном доме.

А еще через полгода лейтенант Ильенко принял решение круто изменить свою судьбу...

На Байконуре выпускник высшего командного училища Виктор Ильенко был сразу назначен на перспективную должность – заместителем командира роты охраны. Казалось, все складывалось блестяще для молодого лейтенанта: на службе – хорошая возможность карьерного роста, дома – красавица-жена.

Но лейтенанту Ильенко хотелось иного. Уже через полгода ему опротивела служба: все эти бесконечные учебные тревоги и инспекторские проверки, муштра на плацу и наряды по выходным и праздникам, борьба с дедовщиной и высосанные из пальца темы для очередной идеологической накачки личного состава. Слишком грязной, слишком приземленной оказалась военная служба. Она не была похожа на тот идеал, который рисовал в своем воображении курсант Виктор Ильенко. Эх, если бы ему во время учебы в училище удалось жениться на дочке какого-нибудь генерала и зацепиться в Москве! Жил бы себе сейчас в ус не дуя! Служил бы где-нибудь при московском штабе, сидел бы в чистеньком прохладном кабинетике, а не изнывал от жары и глотал пыль в самом сердце казахстанской степи. Нет, конечно, можно с годами дослужиться и до прохладного кабинета в московском штабе. Но это же годы – годы! – службы, годы унижений со стороны начальников, многие из которых, по мнению Виктора, и в подметки ему не годились по своему интеллектуальному уровню. Нет, терпеливо ждать и шаг за шагом строить свою карьеру он не будет. Ему, Виктору Ильенко, нужен быстрый успех, резкий взлет к вершинам. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на карабканье по карьерным склонам.

А страна тем временем постепенно начала меняться. У власти укрепился Горбачев. Стало развиваться и расти кооперативное движение. Из писем родных Виктор Ильенко узнавал, какие бешеные деньги заколачивают его бывшие друзья и одноклассники, с головой ушедшие в торговлю всем, что только можно было продать. Молодому лейтенанту больше не хотелось служить. Теперь ему хотелось больших денег, быстрого успеха и много развлечений.

Ульяна в качестве жены за эти полгода, прошедшие после свадьбы, тоже как-то померкла. Приелась, что ли? Ну, красивая. Ну, характер не склочный. Готовит хорошо. Но... Что вот так всю жизнь теперь и виться вокруг одной и той же юбки, когда вокруг столько симпатичных и доступных женщин?

Обида Виктора на судьбу крепла с каждым днем. Постепенно свое раздражение он стал переносить на сослуживцев, а затем и на жену. Немного помогала расслабиться водка. По вечерам молодой лейтенант стал все чаще прикладываться к бутылке. Потом стал попивать и на службе. Конечно, ничем хорошим это закончиться не могло.

В прошлом году, в новогодние праздники, находившийся в наряде по части лейтенант Ильенко принял на грудь весьма солидную дозу, вытолкал сержанта водителя из кабины командирского «газика», и сев за руль, выехал на шоссе. «Газик» начертил на трассе достаточно сложную плоскую кривую и въехал в четвертый по счету от здания штаба части бетонный столб. Лейтенант Ильенко был крайне возмущен препятствием, возникшим на пути движения его машины. Поэтому он достал из кобуры табельное оружие – пистолет Макарова – и прямо через ветровое стекло четырьмя выстрелами расстрелял ненавистный бетонный столб. Пули, к счастью, отрикошетили в землю, не причинив никому вреда.

История второй площадки космодрома знала случаи пьянства и солдат, и офицеров. Но никогда еще офицер в подпитии не угонял машину и не открывал стрельбы. Может быть, командование части и попыталось бы как-то замять неприятный инцидент. Но на беду одним из первых к упершейся в столб машине с уснувшим, уронив голову на руль, бравым лейтенантом подъехал заместитель командира дивизии по политической части полковник Орловский...

Скандал получился грандиозный. Шел конец 1987 года. Развернувшаяся два с половиной года назад всесоюзная борьба с «зеленым змием» начала выдыхаться, но была еще весьма далека от своего бесславного конца. Стараниями старших товарищей от приговора военного трибунала лейтенанта Ильенко все же удалось спасти, но увольнение из армии было уже неминуемым.

...В тот вечер Ульяна немного задержалась в гостях у подружки, которая жила в доме по соседству. Пили чай с вареньем, болтали о жизни и общих знакомых. Виктор был на службе, и вернуться должен быть не раньше восьми вечера. Честно говоря, в последнее время Ульяне не хотелось оставаться наедине с мужем. После новогоднего происшествия Ильенко пил уже не скрываясь, и часто возвращался с площадки в подпитии. Свое раздражение всем и всеми он нередко выплескивал на подвернувшуюся под руку супругу. Нет, до открытых ссор дело не доходило. Но что хорошего в постоянных укорах о загубленной жизни, в мелких постоянных придирках и в недовольном ворчании? Ульяна старалась изо всех сил угодить мужу, надеясь, что их семейная жизнь еще как-то образуется, но Виктор с каждым днем становился все более и более груб, своеволен и неуправляем.

Ульяна поднялась на третий этаж, достала из кармана шубы ключи и открыла дверь. Из квартиры пахнуло табачным дымом и винным перегаром.

«Значит, Виктор уже успел вернуться со службы, – отметила про себя Ульяна. – Что-то рановато он сегодня»...

Из гостиной доносилось негромкое мурлыканье магнитофона и какое-то невнятное, приглушенное бормотание. Ульяна тихонько прикрыла входную дверь, сняла сапоги, и, не снимая шубы, заглянула в комнату. То, что она увидела, заставило замереть ее прямо на пороге.

На журнальном столике в беспорядке были выставлены пустые и полупустые бутылки из-под водки и пива, пара граненых стаканов, неопрятными горками лежали на тарелках грубо нарезанные хлеб, сыр и колбаса, стояли две или три открытые жестяные банки с рыбными консервами. Столик был почти вплотную придвинут к дивану. А на самом диване...

Несколько показавшихся ей бесконечно долгими секунд Ульяна не могла взять в толк, что же она видит. Просто отказывалась верить своим глазам.

Из-под наполовину сползшего на пол ватного одеяла был виден бритый затылок и голая спина Виктора. Приподнявшись на локте, лейтенант Ильенко, пьяно похрюкивая от возбуждения, самозабвенно целовал шею и большую бесформенную грудь лежавшей под ним женщины. Женщине на вид было уже далеко за сорок. Ее белокурые крашеные волосы неряшливо разметались по мокрой от пота и сбившейся подушке. Сквозь густой слой пудры на щеках розовыми беспорядочными пятнами прорезался румянец.

– Ох, Вите-ек! – хриплым голосом сладострастно застонала женщина. Ее глаза на секунду открылись, бессмысленным взглядом скользнули по комнате и остановились на застывшей в дверях Ульяне. В течение почти неуловимого мгновения выражение сладострастья на лице женщины сменилось сначала безмерным удивлением, а потом откровенным испугом. Она сдавленно взвизгнула, оттолкнула от себя Виктора и резко потянула одеяло к себе.

Ильенко не удержался на краю дивана и рухнул на пол, едва не опрокинув ногой столик с водкой и закусками. Лейтенант был совершенно гол.

– Ну, Оль, чего ты брыкаешься? – Виктор пьяно заворочался на полу, пытаясь подняться на ноги. Он с трудом встал на четвереньки, вскинул голову и встретился взглядом с Ульяной. Горло лейтенанта исторгло похожий на икоту звук.

– А, Уля, – Ильенко все-таки удалось принять вертикальное положение. – Ты как всегда вовремя...

– По какому случаю праздник? – холодно поинтересовалась Ульяна. Ей показалось, что она не узнала собственного голоса.

– А повод есть... Есть! – Виктор потянулся к небрежно брошенному на кресло кителю, вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги и помахал им перед лицом Ульяны. – Они меня уволили, понимаешь? Все! Теперь – свобода!

– Так, а это кто? – Ульяна кивнула в сторону окаменевшей на диване женщины. – Символ свободы или боевая подруга?

– Это Оля, – Виктор пьяно замотал головой. – Технический спес... Специалист из Москвы.

– Вижу, что специалист, – Ульяна повернулась и через плечо бросила:

– Я буду на кухне. Чтобы через пять минут вашего духу здесь не было, ясно?

Она прошла по коридору и закрыла за собой дверь на кухню. Сбросила шубу на табурет, долила в чайник воды и, чиркнув спичкой, поставила его на газ. Присела на краешек стола и замерла, устремив невидящий взгляд в молочно-белую снежную пелену за окном.

Из комнаты доносились сдавленный шепот и короткое переругивание. Возмущенно звякнули бутылки на задетом кем-то журнальном столике. Потом гулко хлопнула входная дверь. Еще через минуту дверь на кухню приоткрылась и в проеме появилась помятая физиономия Виктора Ильенко.

– Уль, ты не обижайся, – нетвердо ступая по полу босыми ногами, лейтенант шагнул в кухню. Он уже успел натянуть трусы и накинуть китель прямо на голое тело. – Ну, расслабился чуток... Ну, с кем не бывает...

Он обхватил Ульяну за плечи и с силой потянул к себе. Ульяна выставила вперед локти и уперлась ему в грудь.

– Что же ты даму свою не пошел провожать? – она едва не задохнулась от нахлынувшего на нее отвращения к стоявшему рядом мужу. – Попользовался и бросил?

– Ой, ну какая она дама? – Виктор дыхнул густым перегаром. На лице его появилась брезгливая гримаса. – Обыкновенная командировочная шлюха. Таких тут знаешь сколько? Тысяча на две копейки!

– Она, может быть, и шлюха, – Ульяна резко оттолкнула от себя Ильенко, – а ты, Витюша, – просто дрянь! Пошел вон!

Виктор икнул и испуганно отшатнулся от нее. Какое-то время он мутными пьяными глазами смотрел на жену.

– А ты сама стерва, – наконец выдавил он из себя и хрипло рыкнул, смелея:

– Ты думаешь, ты мне нужна?

Ильенко криво ухмыльнулся, свернул пальцы в кукиш и поднес к лицу Ульяны:

– Вот, видела? Я теперь свободный человек, поняла?

Он пьяно качнулся, уперся спиной о косяк двери, и, брызгая слюной, зло зашипел:

– На кой ты мне теперь нужна, женушка дорогая! Ту-ту завтра Витя Ильенко с вашего раздолбанного Байконура! Ясно? Прямо в Москву! Ту-ту!

Он нетвердо шагнул вперед и грохнул кулаком по кухонному столу:

– Я теперь по-новому жить начну! По настоящему жить, слышишь? И ты в моей жизни – пройденный этап, дорогая моя Улечка!

Ильенко гулко загоготал, выпятив нижнюю челюсть.

– Пусть так и будет, – покорно согласилась Ульяна бесцветным голосом и поспешно опустила взгляд, чтобы стоявший почти вплотную муж не заметил предательски навернувшихся на ее глаза слез:

– Значит, и ты тоже – пройденный этап.

– О, согласие это хорошо! – Виктор поднял указательный палец вверх. – Слушай, Уль, пойдем, выпьем, а? Отметим увольнение! И напоследок с тобой парочку раз...

Ульяна отстранилась и бессильно опустилась на табурет. Разом навалились апатия и усталость.

Ильенко громко рыгнул, сполз на пол, прислонившись спиной к стене, и сидя на корточках, фальцетом запел:

– А ночка темная была...

Его язык стал заплетаться, речь сделалась бессвязной. Пьяно клюнув носом, Ильенко вдруг мягко завалился набок, подтянул под себя ноги и захрапел.

Так завершилась семейная жизнь Ульяны Сорониной. На следующий день уволенный из армии лейтенант Ильенко собрал свои вещи и даже не простившись с супругой, поспешно отбыл в Москву на первом же проходящем через Тюра-Там поезде.

Ульяна осталась в квартире одна. Почти неделю она просидела в четырех стенах, тупо и бессмысленно глядя в пространство перед собой. Потом в двери позвонили, и на пороге квартиры появился безукоризненно вежливый прапорщик из жилищно-эксплуатационного отделения полигона, который сообщил, что в связи с увольнением лейтенанта Ильенко служебную жилплощадь Ульяне следует освободить в десятидневный срок.

Денег на обратную дорогу домой у Ульяны не было. Да и куда, спрашивается, ей возвращаться? В Острожск, к маме? Приехать и поплакаться в жилетку? Ах, я такая несчастная и разнесчастная, меня муж бросил!

«Нет, – твердо сказала себе Ульяна. – Это не выход».

Она долго сидела, уперев невидящий взгляд в стену комнаты, и думала. Приняла решение, прошла в спальную и легла в кровать. Закрыла глаза, расслабилась и почти сразу же уснула.

Утром Ульяна Соронина проснулась другим человеком.

В женском зале парикмахерской Дома офицеров длинные русые Улькины волосы были беспощадно острижены до плеч и выкрашены в цвет вороньего крыла. Темно-каштановые ресницы и брови тоже приобрели более темный оттенок, еще больше подчеркнув глубину и голубизну Ульяниных глаз.

Незадолго до полудня в здание военкомата города Ленинска вошла хрупкая черноволосая девушка в подобранном под цвет волос строгом деловом костюмчике и с маленькой сумкой через плечо. Через несколько минут она, легонько постучав длинными тонкими пальчиками по поверхности двери, переступила порог кабинета первого заместителя коменданта полигона майора Половинкина.

Майору Половинкину было давно за пятьдесят. Оттрубив два десятка лет на одной из стартовых площадок космодрома и честно заработав пару медалей и язву желудка, майор Половинкин по состоянию здоровья был списан в запас. Но уезжать на «большую землю» он не захотел и после нескольких месяцев ожесточенной борьбы с местной военной бюрократией, зацепился за неплохой пост в городской комендатуре.

– Здравствуйте, – девушка вошла в кабинет и остановилась напротив письменного стола замвоенкома. – Я хотела бы поступить на военную службу.

– Набор женщин на все должности в этом году закончен, – не поднимая глаз от бумаг, холодно буркнул в ответ Половинкин. Он готовил срочный отчет для военкома и не собирался терять ни минуты своего драгоценного времени на какую-то пигалицу, которой взбрело в голову поесть солдатской каши.

– Мне очень нужно, – твердо сказала девушка.

– Я же сказал вам русским языком: набор уже закончен, – едва сдерживая раздражение, произнес майор, по-прежнему устремив взгляд в таблицы отчета. – Вакансий нет.

– Но мне очень нужно, – спокойно, но настойчиво повторила девушка.

Половинкин резким движением руки отодвинул свои бумаги в сторону и, наконец, поднял голову, собираясь самым решительным образом поставить наглую девицу на подобающее ей место.

Но все колкие и обидные слова, которые он приготовил, вдруг застряли в горле. У незнакомки были ясные голубые глаза, безукоризненный овал лица, обрамленный аккуратной копной коротко стриженных темных волос, розовые чуть припухшие губы…

– Я хочу поступить на военную службу, – повторила девушка и мило улыбнулась.

– Пожалуй, одна вакансия у нас все-таки найдется, – пролепетал майор и принялся лихорадочно рыться в рабочих бумагах. – Вот… Вас устроит работа телефонисткой на второй площадке? Но жить придется в общежитии...

– Мне это вполне подходит, – девушка легонько кивнула черноволосой головкой.

Почти перестав дышать, майор открыл ящик письменного стола и на ощупь стал искать среди папок бланки направления на учебу.

Через десять минут Ульяна Соронина вышла из здания военкомата слушательницей ускоренных курсов подготовки операторов-телефонистов. А еще через две недели в телефонный узел на второй площадке космодрома впорхнуло стройное голубоглазое существо в хорошо подогнанной военной форме и с нашивками ефрейтора на погонах.

На телефонном узле второй площадки служили несколько вольнонаемных женщин. В первое же свое дежурство Ульяне выпало работать вместе с Зиной Кислицкой.

– Гм, – перед началом дежурства начальник узла связи капитан Беклемишев придирчиво осмотрел девушек, – вы, девчонки, прямо как близнецы: и фигуры похожи, и глаза у обоих голубые. Вот только волосы у тебя, Зинаида, немного светлее...

– А вы бы, товарищ капитан, поменьше заглядывались на фигуры подчиненных, – кокетливо отрезала острая на язык Зинаида. – А то, не ровен час, ваша жена узнает...

– Ну, это я просто так, – капитан смущенно кашлянул в кулак. – В виде отстраненной экспертной оценки, так сказать...

– Знаем мы вашу отстраненную оценку, – с иронией хмыкнула Зинаида и лукаво подмигнула Ульяне.

Выяснилось, что Зина Кислицкая живет в том же женском общежитии в Ленинске, что и Ульяна. Со временем девушки сблизились и подружились. Разменяться им оказалось совсем не сложно и вскоре подруги не только заступали вместе на дежурство, но и жили в одной комнате. А однажды утром капитан Беклемишев вошел в помещение узла связи и удивленно замер: за рабочим пультом сидели две абсолютно одинаковые Ульяны Соронины. Обе черноволосые и голубоглазые, обе в одинаковых зеленых рабочих костюмчиках.

– Проходите, товарищ капитан, проходите, – сказала одна из Ульян голосом Зинаиды. – Нечего в дверях стоять. Сквозняк.

– Ага, – догадался, наконец, капитан, – наша Зина сменила камуфляж.

– Вообще-то сейчас это принято называть «имидж», – с милой улыбкой на губах поправила начальника настоящая Ульяна Соронина.

– Ну, и как же, скажите на милость, я теперь буду вас различать? – Беклемишев озадаченно почесал затылок.

– По голосам, товарищ капитан, – шаловливо рассмеялась в ответ Ульяна. – Исключительно по голосам!

 

 

15.

1 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Монтажно-испытательный корпус 1А.

 

Агент заметил Макарьева, когда тот вышел на асфальтовую дорожку, соединявшую здание командного пункта и территорию монтажно-испытательного корпуса.

Агент сидел в деревянной беседке напротив старой компрессорной и курил. После позавчерашнего успешного старта советско-афганского экипажа запасной корабль «Союз» стали готовить к консервации. Полным ходом испытательные работы шли только на грузовом корабле «Прогресс». Сегодня в этих испытаниях ни отделение систем жизнеобеспечения, ни управленцы, ни гражданские специалисты задействованы не были. Поэтому Агент мог позволить себе отвлечься от дел и немного расслабиться в беседке, покурить на свежем воздухе.

С некоторых пор он стал замечать, что общество людей тяготит его. Если раньше, всего год назад, еще до того, как он стал работать на зарубежный разведывательный центр, ему нравилось посидеть в теплой компании, перекинуться в картишки с коллегами по работе, обсудить последние новости или очередные сплетни, то в последние несколько месяцев дружеские посиделки и застолья стали вызывать растущее день ото дня отвращение. Агент часто ловил себя на мысли, что, общаясь с коллегами по работе даже в самой неформальной обстановке, перестал воспринимать это общение как отдых. Раньше он был одним из них. Мог весело проводить время в любой компании. Мог до икоты хохотать над сальным анекдотом, рассказанным кем-то из друзей-испытателей. Или напиться вдрызг, до потери памяти, так, чтобы на следующее утро с трудом вспоминать, с кем и по какому поводу пил.

Теперь же он стал чужим. Чужаком, который в любом самом простом и обыденном разговоре пытается нащупать полезную для своих зарубежных хозяев информацию, способную принести ему все новые и новые деньги. Чужаком, который боится любой двусмысленной ситуации и испуганно шарахается от любой полутени. Чужаком, над которым дамокловым мечом постоянно висит смертельная угроза разоблачения. Невидимая и непреодолимая стена навсегда отделила его от бывших друзей, сослуживцев и знакомых.

Часто ночью он просыпался и потом долго не мог заставить себя уснуть. Страх разоблачения, страх за свою жизнь гнал сон прочь, холодными клещами стискивал горло. Только ближе к утру, измучившись и обессилев от напряжения, Агент проваливался в тревожную короткую дрему, в которой почти не было сновидений, но все так же незримо присутствовал леденящий душу ужас и скользили на грани сознания темные страшные тени.

С одной стороны ему нравился риск, нравилось играть и выигрывать в незримой схватке с советской контрразведкой. Он почти постоянно чувствовал свою избранность, свое психологическое превосходство над окружающими его людьми, над теми, кого он с презрением именовал про себя быдлом.

А с другой стороны он боялся. Боялся всегда, каждый день и час, каждую секунду. Страх жил в нем постоянно, то засыпая на некоторое время, то внезапно пробуждаясь и заставляя гулко стучать сердце.

Вот и сейчас Агент хотел окликнуть Макарьева, но где-то в глубине души вновь шевельнулся липкий противный ужас и медленно пополз вверх, сковывая тело ледяной стужей. Может быть, это было пресловутое шестое чувство, а может просто интуиция, но он вдруг почувствовал опасность. Страшную опасность. Смертельную опасность. И исходила эта опасность от лейтенанта Антона Макарьева, который только что прошествовал мимо по асфальтовой дорожке и скрылся за поворотом к зданию старого испытательного корпуса, так и не заметив сидевшего в беседке Агента.

Агент раздраженно отшвырнул недокуренную сигарету и шепотом выругался.

«Я скоро так совсем изведусь, – он сглотнул образовавшийся в горле ком. – Стоит ли так нервничать? Все же идет по плану. Осталось сделать всего-то пару шагов. А потом будет избавление навсегда от этого кошмара. Будут свобода и деньги. Деньги и свобода».

«Нужно успокоиться, – он сделал глубокий вдох и попытался взять себя в руки. – Что, собственно, произошло? Да ведь ничего!»

Его взгляд скользнул обратно к зданию командного пункта.

«Ну, шлялся по чьим-то кабинетам наш лейтенантик, – он заставил себя усмехнуться. – Мало ли что ему там было нужно»...

Агент закрыл глаза и несколько секунд сидел, зажмурившись и запрокинув голову. Это несложное упражнение иногда помогало ему привести свои мысли в порядок.

Когда он открыл глаза, то увидел на асфальтовой дорожке молодого человека среднего роста и абсолютно неприметной наружности. Молодой человек внимательно и как-то по-особому цепко смотрел вдоль стены испытательного корпуса, в ту сторону, куда только что направился Антон Макарьев. А потом молодой человек приподнял правую руку и сжал ладонь в кулак. И тотчас двери старой компрессорной, расположенной напротив беседки, в которой сидел Агент, распахнулись, и на пороге появился еще один молодой человек.

Если бы Агента спросили, чем второй незнакомец отличается от первого, он вряд ли сумел бы ответить. Нет, одеты они были по-разному, но сосредоточенное выражение лиц, цепкий и напряженный взгляд делали их очень похожими друг на друга. Похожими, как близнецы.

Второй молодой человек коротко взглянул на первого, едва заметно качнул головой и двинулся в ту же сторону, что и Макарьев. Первый проводил вышедшего из компрессорной молодого человека взглядом, повернулся и зашагал по дорожке обратно к зданию командного пункта.

«Пост сдал, пост принял, – мысленно констатировал Агент. – А ведь это „хвост“... Настоящий „хвостик“, который кто-то пустил за нашим лейтенантом. Гм, а почему „кто-то“? Называй вещи своими именами. Слежку за Макарьевым могла устроить только контрразведка».

Агент вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и зажигалку, поднес колеблющийся язычок пламени к сигарете и жадно затянулся.

«Значит, они водят нашего Антошу... А зачем его водить-то? Чем вообще может быть интересен контрразведке наш лейтенантик? Герой ночных сражений... И не более того. А если его все-таки водят – значит, контрразведка не поверила в самоубийство раскаявшегося в своих грехах майора Бехтерева. Значит, где-то в моих построениях есть прокол. Что-то я упустил из виду».

«Ну-ка, попробуем поставить себя на их место... Первое, что должна сделать контрразведка в нашем случае, – заподозрить самого Макарьева. Слишком уж точно караул вышел на диверсантов. И первое, что приходит в голову – караул навели. Если не Бехтерев, так сам Макарьев. Вот это уже теплее... Отсюда и слежка за лейтенантом. Хорошо, предположим, что где-то неделю они потратят на отработку этой версии. Проверят его биографию, проследят контакты и связи. Потом, конечно, окажется, что Макарьев абсолютно чист. Ну, и что дальше?»

«А дальше, – ответил он сам себе, – дальше они начнут искать того, кто действительно устранил Бехтерева. Кто действительно причастен к неизбежной уже аварии на летящем сейчас вокруг Земли космическом корабле. То есть они начнут искать меня».

«Что-что, а искать они умеют, этого у них не отнимешь. Особенно, когда точно знают, кого искать и где... Значит, у меня есть всего лишь неделя. Есть только семь дней, чтобы что-то изменить и снова пустить их по ложному следу. А потом тихо и незаметно исчезнуть»...

Есть только семь дней.

 

 

16.

1 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Монтажно-испытательный корпус 1А.

 

– Разрешите войти, товарищ полковник? – капитан Чекмаев приоткрыл дверь и робко заглянул в кабинет.

– Костя, – Контрразведчик снял с кончика носа очки и отложил в сторону свежий номер газеты «Известия», – ты, как я понимаю, хочешь полностью рассекретить меня и провалить всю нашу операцию? Мы как договаривались? Никаких званий, обращаться только по имени-отчеству. Скоро весь полигон будет знать, что на второй площадке в монтажно-испытательном корпусе в кабинете на третьем этаже сидит полковник контрразведки из Москвы…

– Извините, Вадим Алексеевич, – капитан густо покраснел. – Забылся...

– Забылся, потому что расслабился, – недовольно проворчал Контрразведчик. – Проходи, присаживайся. Какие новости?

– Наши ребята продолжают наблюдать за Макарьевым. Пока ничего интересного, – Чекмаев присел на краешек стула, стоявшего около письменного стола. Быстрым взглядом окинул комнату. Высокие шкафы с книгами и технической документацией вдоль стен, плотные шторы на окнах, старенький диванчик в углу – все просто, без шика, по-спартански, но добротно и основательно. «Это как раз тот случай, когда кабинет точно отражает характер работающего в нем человека», – подумал капитан. Он кашлянул и сообщил:

– Вадим Алексеевич, пришел ответ из Москвы…

Чекмаев положил перед Контрразведчиком тонкую коричневую папку – скоросшиватель:

– По вашему заданию я запрашивал подробную информацию о лейтенанте Макарьеве. Полчаса назад ее доставили.

– Интересно, интересно, – Вадим Алексеевич быстро пролистал папку и отложил на край стола. – Ладно, подробно я вечером почитаю, а ты сейчас мне вкратце изложи основные моменты...

Он окинул собеседника цепким оценивающим взглядом.

В подразделении контрразведки капитан Константин Чекмаев считался человеком сообразительным, исполнительным, но несколько высокомерным и гордым. Но Контрразведчик за несколько месяцев их совместной работы уже успел разобраться в характере коллеги: порой прорывавшаяся в общении с товарищами излишнее высокомерие Чекмаева было напускным и являлось лишь следствием его природной застенчивости. То, что некоторые считали высокомерием Константина, на самом деле было психологической защитой, начинавшей проявляться лишь тогда, когда Чекмаев оказывался в неловких ситуациях. Константин действительно старался держать себя на расстоянии от людей, которые незаслуженно пытались ставить себя по опыту и заслугам выше его. Вот это умение держаться на расстоянии от различного рода хвастунов и лезших с ненужными советами «опытных наставников» и воспринималось многими, как гордость и высокомерие.

– В студенческие годы, – начал Чекмаев, – Макарьев возглавлял специальный оперативный отряд дружинников...

– Что, борьба с пьянством и вахтенный режим в общежитиях? – Контрразведчик быстро взглянул исподлобья на капитана.

– Никак нет, спецотряд занимался профилактикой наркомании и оперативным реагированием на случаи мелкого воровства.

– Вот даже как? – брови Контрразведчика удивленно взлетели вверх. – Получается, Костя, что у нашего лейтенанта есть некоторые навыки следственной работы?

– С помощью Макарьева местным отделением милиции было раскрыто несколько преступлений. И некоторые – очень серьезные. Городское управление милиции Москвы даже наградило Макарьева именными часами.

– Ого! – полковник в изумлении присвистнул. – Еще интереснее... Твое мнение, Костя, как поведет себя лейтенант Макарьев в сложившейся ситуации? Он ведь оказался в самом центре истории с диверсантами. Плюс еще самоубийство Бехтерева, который тоже может быть связан с попыткой диверсии…

– Макарьев парень не глупый, – капитан задумчиво потер указательным пальцем переносицу. – Я думаю, Вадим Алексеевич, что он попытается сам во всем разобраться. Может быть, даже начнет свое собственное расследование. И рано или поздно со своими соображениями и выводами непременно выйдет на кого-нибудь из сотрудников нашей службы.