Текст книги "Караул под "ёлочкой""

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Которые, конечно, и выведут прямо на шпиона? – Кузин отодвинул в сторону пустой стакан. – Что же, версия у тебя получается занятная, Антон. Если только ты не ошибся в трактовке фактов и все, что ты сейчас говорил – это правда.

– К сожалению, он не ошибся и все это правда, – раздался приглушенный голос от двери.

 

 

40.

6 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Монтажно-испытательный корпус 1А.

 

Контрразведчик вернулся к себе в кабинет, и устало опустился на стул за рабочим столом.

День выдался суматошным. С утра накатила лавина звонков из Москвы. Все столичное руководство, начиная с первого зама начальника Управления генерал-лейтенанта Вересова и кончая коллегами из соседних отделов, хотело знать, что за труп обнаружен вчера на второй площадке? Связан ли этот труп с попыткой диверсии в ночь перед стартом советско-афганского экипажа? И что предпринимает Контрразведчик и подчиненные ему структуры для поиска убийцы и скорейшего завершения дела?

Контрразведчику пришлось четыре часа к ряду давать подробные объяснения, старательно выслушивать наставления и поучения из высоких кабинетов, молодцевато рапортовать по телефону о проделанной работе и доверительно сообщать о наиближайших планах розыскной группы.

К концу четвертого часа телефонного общения с вышестоящим начальством голова у Контрразведчика гудела как растревоженный пчелиный улей. Он уже, наверное, в десятый раз пожалел, что не привез с собой из Москвы портативный магнитофон, на который следовало бы записать все его ответы на дотошные вопросы руководства и время от времени вставляемые в разговор реплики типа «Так точно», «Слушаюсь» и «Будет сделано».

Ближе к полудню на космодроме стало известно о неприятностях на орбите и переносе посадки космического корабля «Союз» ровно на сутки. И снова накатила лавина звонков. Теперь Москва хотела знать, был ли обеспечен надлежащий контроль подготовки к старту находившегося сейчас в аварийном положении космического корабля. Пришлось срочно поднимать архивы и готовить соответствующие справки о том, кто и как три с половиной месяца назад, еще в мае, обеспечивал и осуществлял охрану «Союза» в испытательном корпусе и на стартовой позиции. Московское начальство получило справку с космодрома, бегло просмотрело ее и отложило в сторону. Если завтра космонавтов не удастся вернуть на Землю и ЦК партии в срочном порядке начнет искать «стрелочников», справка надежно прикроет руководящие зады. Если же советско-афганский экипаж благополучно вернется из космоса, справка будет скомкана и отправлена в мусорную корзину.

Потом было оперативное совещание в Ленинске, где обсуждались итоги работы контрразведывательной службы за прошедшую неделю. Попытка прорыва к стартовому комплексу с перестрелкой и в итоге пять трупов – Бехтерева, Ушакова и трех афганцев – это не шутка. Это уже похоже на начало боевых действий. А точнее, как выразился один очень умный подполковник из московского штаба, имел место факт переноса афганскими моджахедами боевых действий на территорию СССР накануне начала вывода советских войск из Афганистана. Что ставит под сомнение правильность решения о политическом урегулировании афганской проблемы. Вот так-то. Не больше и не меньше.

Немного расслабиться Контрразведчику удалось только в «каптерке» у Лопатина. Но только до того момента, как Макарьев начал рассказывать свою поучительную историю о трупе, найденном в цистерне.

«Опять что-то задумал шельмец, – Контрразведчик ухмыльнулся и устало потер ладонью лоб. – Неспроста же, ох неспроста лейтенант завел речь о трупе Ушакова. Правда, Макарьев не называл фамилий, но сразу же ясно, о ком и о чем шла речь».

«Минуточку, – тут же остановил он себя. – А кому и что ясно? Макарьеву, потому что он был на опознании трупа. Мне, потому что я полковник контрразведки и веду всю эту операцию. А еще кому? Остальные шестеро или семеро – это как раз те фигуранты в деле, среди которых, скорее всего, и может находиться вражеский агент. Макарьев, очевидно, тоже пришел к такому же выводу. И уж конечно, эту историю о трупе в цистерне Макарьев рассказывал ни мне, и ни себе. И даже не тем ребятам – сослуживцам, которые не имеют никакого отношения к попытке диверсии. Рассказ был адресован только одному человеку – агенту. Персонально, так сказать, и лично. Вот только зачем?»

«Гм, ясно зачем! Чтобы агент занервничал! Занервничал и стал действовать. Вышел из тени, в которой он затаился, и как-то обнаружил себя. Вот Макарьев и решил рассказать о трупе в цистерне тем своим сослуживцам, среди которых, скорее всего, и находится искомый вражеский агент».

«Ну, и что же должен предпринять агент в этой ситуации? Поставим себя на его место... Труп Ушакова официально пока не найден. Но о трупе откуда-то знает лейтенант Макарьев. Тот самый лейтенант, который уже неделю путается у агента под ногами. Тот самый лейтенант, которого агент уже пытался нейтрализовать, имитировав несчастный случай с поражением электрическим током. Если тогда агент почему-то испугался Макарьева, то сейчас, когда лейтенант – публично, при свидетелях! – однозначно дал понять, что знает о трупе Ушакова в цистерне, угроза разоблачения со стороны Макарьева выросла десятикратно. Ну, и что же будет делать агент? Ха, это же ясно, как день: попробует убрать Макарьева. Причем убрать немедленно, чтобы лейтенант не успел рассказать о трупе еще кому-нибудь. Или чтобы не пошел со своим сообщением прямо в контрразведку. Значит, мы сейчас должны глаз не спускать с Макарьева! Агент со стопроцентной вероятностью вот-вот нарисуется рядом с ним!»

«Кстати, о каком это порезе на колесе машины говорил Макарьев? И что это за штуковина с отпечатками пальцев, которую нашли в „газике“?

Контрразведчик снял телефонную трубку и набрал номер:

– Константин? Слушай, я что-то не припомню, в протоколе осмотра машины по делу Ушакова было что-нибудь о дефекте на левом колесе? Глубокий порез, который оставляет след на грунтовке?

– Нет, – чуть помедлив, ответил Чекмаев. – Ничего подобного не было, Вадим Алексеевич.

– Вот значит как... А в самом «газике» ничего не находили? Брелок какой-нибудь или расческу?

– Нет, Вадим Алексеевич, – в голосе капитана слышалось удивление. – А в чем дело?

– Так... Костя, а где сейчас стоит этот «газик»?

– В гараже экспедиции. На площадке за корпусом 2Б.

– Немедленно пошли туда пару-тройку наших ребят. Пусть задерживают всех, кто попытается подойти к машине. И имей в виду – тот, кто придет осматривать левое колесо, может быть вооружен.

– Ясно, Вадим Алексеевич. А мне...

– А ты отправишь ребят гараж – и сразу же ко мне. Немедленно.

Контрразведчик положил телефонную трубку и снова погрузился в раздумья.

«Макарьев сегодня провоцировал убийцу на действие. И если вражеский агент и вправду засветится, есть шанс взять его за хвост».

Он прошелся по кабинету, размышляя, остановился у полки с книгами.

«И вот что еще интересно… Сегодня в „каптерке“ у Лопатина все собрались выпить в том же составе, как и тогда, за два дня до старта... Вот только Макарьева в тот вечер, на прошлых „посиделках“, как раз и не было… Помнится, жребий еще ребята тянули, отправлять лейтенанта в наряд или нет. Вот ведь судьба – злодейка! Если бы тогда вытянули целую спичку, прошел бы Макарьев в стороне от всех этих событий. И сейчас в центре расследования был бы какой-нибудь Рома Семеновский или Сережа Бороздин…»

«Ну, да ладно... Жребий – он и есть жребий. Слепое орудие рока. Как судьба распорядится, так и будет. Фатум, как говорится, не обманешь... Хотя, конечно, с другой стороны... Были же попытки перехитрить судьбу? И вроде бы даже совсем небезуспешные. Вот хотя бы посредством все того же жребия. Н-да, жребия... Погоди-ка... – он замер у рабочего стола. – Елки-палки, как же я сразу не сообразил!»

Контрразведчик коленом отшвырнул в сторону не кстати подвернувшийся под ноги стул и почти выбежал в коридор. Перескакивая через две ступеньки лестницы, он буквально взлетел на четвертый этаж.

Лопатин еще не ушел, возился с какими-то документами около стоявшего в углу его кабинета огромного сейфа.

– Александр Васильевич, – Контрразведчик остановился на пороге комнаты, кашлянул, прочищая горло, – ты помнишь, как на прошлых наших «посиделках» здесь у тебя жребий тянули? Посылать Макарьева в караул под «елочку» или нет?

– Помню, – Лопатин воззрился на него, удивленно округлив глаза. – А что случилось?

– Саша, дорогой, – Контрразведчик сделал глубокий вдох, пытаясь унять бешено колотившееся сердце, – вспомни, пожалуйста, кто держал спички в руках, когда тянули жребий?

Ответ Лопатина обескуражил его. Он наскоро простился с капитаном, вернулся к себе в кабинет и некоторое время задумчиво мерил шагами комнату. Потом набрал номер телефона подполковника Доцинова:

– Добрый вечер, Михаил Васильевич! У меня к тебе маленький вопросик. В тот день, когда Макарьева чуть током не убило, кто составлял расписание наших групп для проверки? Как получилось, что Макарьев оказался внизу, около электрощита, а не в составе группы, которая работала на стенде со стыковочным узлом «Союза»?

– Обычно состав групп определяю я сам, – с готовностью пояснил Доцинов. – Но в тот раз получилось иначе…

Контрразведчик выслушал ответ, поблагодарил подполковника и положил трубку. Тяжело опустился на стул и долго смотрел, как секундная стрелка рывками прыгает по делениям на циферблате.

Просил поставить группу с Макарьевым около электрощита и держал спички во время шутливой жеребьевки в кабинете Лопатина один и тот же человек.

Контрразведчик взял со стола чистый лист бумаги и карандаш. Нарисовал несколько кружков, вписал в них фамилии и стал соединять стрелками. Все стрелки – так или иначе, раньше или позже – упирались в кружок с одной и той же фамилией.

Контрразведчик еще раз прошелся внимательным взглядом по схеме на листе бумаги, критически оценивая все прорисовавшиеся связи и свои логические выводы. И принял решение.

Его рука снова потянулась к телефонному аппарату, но телефон, словно угадав его мысли, зазвонил сам. Контрразведчик снял трубку:

– Я слушаю.

– Вадим Алексеевич, – в голосе капитана Чекмаева звучала тревога. – У меня срочные новости по Макарьеву...

 

 

41.

6 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Комнаты отделения систем жизнеобеспечения.

 

На пороге комнаты с пистолетом в руках стоял Евгений Шестюк. Дуло пистолета было направлено в сторону Макарьева.

– Да, к сожалению, все, что ты сейчас рассказал – это правда, – Шестюк криво ухмыльнулся и шагнул в комнату. – Хотя есть и кое-какие неточности.

– Можешь познакомиться, Виталя, – Макарьев снова повернулся к замершему на стуле с открытым от удивления ртом Кузину и кивнул в сторону Шестюка. – Это и есть тот самый шпион и убийца. Евгений Николаевич Шестюк. Как говорится, во всей своей красе.

– Ну, мужики, вы даете! – Кузин перевел взгляд с Макарьева на Шестюка, округлил глаза и захохотал:

– Так это вы на пару меня разыграть решили, да?

Он оперся рукой о столешницу и приподнялся на стуле, собираясь встать.

– Сидеть! – сквозь зубы зло процедил Шестюк и угрожающе повел пистолетом в сторону инженера. – Шевельнешься – пристрелю!

– Женька, ты с ума сошел? – рыжие тонкие брови Кузина возмущенно изогнулись дугами. – Перестань в меня тыкать этой дурой! А если она и вправду выстрелит?

– Сиди тихо, придурок! – Шестюк хищно оскалился. На его коротком, похожем на бульдожий, носу блеснули мелкие капельки пота.

– Сядь на место, Виталя, – Макарьев постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более спокойно и убедительно. – Наш общий знакомый, к сожалению, не шутит.

– Ничего не понимаю... – пролепетал Кузин, не сводя глаз с направленного на него пистолета, и снова медленно опустился на стул.

– Вот так-то лучше, – на побелевшем от напряжения лице Шестюка снова мелькнула кривая ухмылка. Он перевел взгляд на Макарьева:

– А тебе, лейтенант, сейчас придется ответить на несколько моих вопросов. И очень подробно ответить.

– С удовольствием, – лицо Антона оставалось непроницаемым и внешне совершенно спокойным. – В свою очередь у меня тоже будут к тебе кое-какие вопросы.

– А ты наглец, – проворчал Шестюк. Взгляд его круглых, как у совы, глаз оценивающе скользнул по Макарьеву. – Мне нравится, как ты держишься. В отличие от нашего друга Виталика, который едва не наложил в штаны.

– Просто для Виталия твое появление здесь – полная неожиданность, усмехнувшись, пояснил Макарьев. – А я знал, что ты придешь.

 – Знал? – Шестюк насторожился. – И откуда же ты это знал?

– Разве после рассказанной мной истории на сегодняшних «посиделках» у тебя не возникло острого желания встретиться со мной где-нибудь в очень укромном уголочке и при минимуме свидетелей? – Антон рассмеялся. – На этом твоем желании, Женя, и строились все мои расчеты. Как видишь, я не ошибся. К тому же, я просто слышал, как ты вошел во входную дверь.

Он пару раз стукнул каблуком сапога по металлической плите под ногами. Металл отозвался легким дребезжанием.

– Слышишь? Если кто-то появляется около порога, здесь раздается примерно такой же звук. Так что плитки в нашей комнате работают почти как сигнализация. Жаль, конечно, что ты об этом не знал, правда?

– Вот, значит, как... – изрек Шестюк и на его лице появилось выражение почти детской обиды. – Ты с самого начала знал, что я стою в прихожей и слушаю...

– Конечно, – губы Антона сложились в озорную улыбку. – И говорил я сейчас больше для тебя, чем для Виталика.

– Сигнальчик, значит, придумал, – Шестюк зло зыркнул на Макарьева и недобро ухмыльнулся. – А ты ловкач, лейтенант!

– Мне есть с кого брать пример. Ты тоже парень не промах…

– Да, головка у тебя работает! А знаешь, вдвойне приятно побеждать умного соперника!

Агент пригладил левой рукой торчащие ежиком волосы на голове. Словно сам себя погладил.

– Умного всегда одолеть приятно, – согласился Макарьев и заинтересованно спросил:

 – Кстати, это у тебя в руках случайно не мой пистолет?

– Твой, – подтвердил Шестюк и весело хохотнул. – Вот говоришь, что ждал меня, а оружие оставляешь в соседней комнате. Не хорошо… Пришлось позаимствовать. Временно, конечно.

– Что ж, и на старуху бывает проруха, – пожал плечами Макарьев. – Ладно, давай перейдем ближе к делу. Ты вот сказал, что в моей версии на твой счет есть какие-то неточности. Интересно, какие?

– Нет, ну ты мне определенно нравишься! – Шестюк снова захохотал. – Это же надо! Стоит под дулом пистолета и задает вопросы!

– Спрос, как известно, не бьет в нос, – без тени волнения парировал лейтенант. – А умеренное любопытство никогда не было пороком.

– Умеренное, говоришь? А впрочем, ты прав. Любопытство твое очень умеренное. И во времени, и в пространстве. Ты, надеюсь, понимаешь, что отсюда живым уже не выйдешь? Еще пять – от силы десять минут и тю-тю, Макарьев... Конец!

– Ну, вопрос продолжительности моего существования мы еще с тобой, надеюсь, обсудим. А теперь все-таки вернемся к вопросу о неточностях.

– Гм... Ну, да черт с тобой! Мне сказать не жалко. Ты же скоро будешь очень надежным хранилищем для любых секретов. Прямо, как могила, – Шестюк довольно оскалился, задумался на секунду и произнес:

– Знаешь, иногда очень хочется, чтобы мои действия кто-то оценил со стороны. Согласись, очень приятно, когда тебя считают профессионалом. Особенно, если это говорит поверженный тобой противник.

– Да, в известной степени, это способствует самоутверждению. Хотя бы в собственных глазах, – Макарьев холодно улыбнулся.

– Иногда и этого достаточно. Ты правильно угадал, что я для звонка на КПП использовал Ушакова. Уговорил его, дурака, подшутить над тобой. Он, правда, потом порывался еще раз тебе позвонить. Чтобы извиниться и сказать, что пошутил. Но телефон, как ты уже, наверное, догадался, именно в этот момент вдруг перестал работать. А перезвонить с другого аппарата он, бедняга, не успел. Потому что внезапно заболел и умер, – Шестюк снова осклабился. – Пацан он был зеленый, твой Ушаков. Простой и доверчивый… А когда его трупик остывал в цистерне с жидким азотом, я с Виталиком и Белановым уже доблестно трудился на «Прогрессе». Правда, Виталя?

– Правда, – буркнул в ответ Кузин. Он сидел на стуле бледный и поникший. – Трудился…

– Чудесное получилось алиби! Красиво было придумано, Макарьев, верно? – агент самодовольно ощерил желтоватые прокуренные зубы. – Вывести тебя на диверсантов и одновременно обеспечить себе самое настоящее алиби. Железное алиби.

– Задумано действительно хорошо, – подтвердил Антон.

Лейтенант замолчал, нервно покусывая губы и пристально рассматривая лицо человека, которого совсем недавно считал если не другом, то, по крайней мере, близким товарищем. Он всегда думал, что хорошо знает Женю Шестюка – крепкого, надежного парня, умеющего постоять за себя, всегда уверенного в своих словах и действиях. Но сейчас тот Женька, с которым они плечом к плечу работали на «Союзах» и «Прогрессах», куда-то вдруг подевался. Напротив Макарьева с пистолетом в руке стоял маленький и злобный человечек, похожий на хорька с приплюснутым и вздернутым носиком, с кривой нечеловеческой гримаской на устах, обнажавшей его мелкие и острые с желтизной зубки. Зверек скалился и торжествовал, злобно посверкивая из-под бровей недобрыми темными глазками. Он уже был абсолютно уверен в своей победе. Антон гневно сжал кулаки и спросил:

 – А смерть Бехтерева? Она зачем тебе понадобилась?

– Бехтерева я достал под утро. Предложил ему выпить по сто грамм хорошего армянского коньячку – для бодрости, после беспокойной и бессонной ночи. А в стаканчик кое-что незаметно подсыпал… – тонкие и почти бесцветные губы Шестюка расплылись в довольной ухмылке. Агент нервно смахнул тыльной стороной ладони пот с лоснящегося лба. – Я уже точно знал, что после перестрелки с диверсантами ты остался в живых. Сам понимаешь, говорящий майор Бехтерев в такой ситуации мне был совсем ни к чему. Чтобы он через час или два на вопросы контрразведки ответил, что не звонил тебе? Меня это никак не устраивало. Ну, и пришлось попросить майора помолчать. Да ты не расстраивайся, Макарьев. Он хорошо умер, быстро.

– Получается, что ты закрылся со всех сторон, – бесстрастным голосом констатировал Антон. Он едва сдерживал свою ненависть к стоявшему напротив и скалившему зубы в довольной ухмылке человеку. – Даже и не подступишься. Признайся честно, наверное, уже решил, что оставил всех нас с носом? Ну, а тут вдруг такая неожиданность: я вылез со своим рассказиком на «посиделках». Вот ты и заволновался. Так ведь?

– А ты бы на моем месте не заволновался? – глаза Шестюка снова недобро блеснули. – А вообще, конечно, ты молодец. Трупик Ушакова нашел вполне профессионально.

– Спасибо за комплимент, – одними губами усмехнулся Макарьев и с едва заметной иронией добавил:

– Мне исключительно приятно услышать такую высокую оценку именно от тебя.

– Даже жаль такой талант губить, а придется, – с наигранной озабоченностью вздохнул Шестюк и поиграл пистолетом. – Но только сначала, Антоша, ты мне тоже кое-что расскажешь. Меня очень интересует, кто все-таки видел меня около «газика»? И какую потерянную мной вещь ты нашел в самой машине?

– Отвечу на все твои вопросы с величайшим удовольствием, – Макарьев уже совершенно искренне широко улыбнулся. – Тебя никто около «газика» не видел и ничего я в автомобиле не находил.

Агент несколько бесконечно долгих секунд сверлил лейтенанта недобрым взглядом.

– Нехорошо, Макарьев, – голос Шестюка едва заметно напрягся, и он укоризненно покачал головой. – Я тебе исповедовался со всей, понимаешь ли, откровенностью, с открытой душой… А ты? В героя решил поиграть, лейтенант? В Мальчиша – Кибальчиша?

– Не веришь? Жаль... – Антон сокрушенно вздохнул. – А я говорю правду. Все, что ты слышал сегодня в кабинете у Лопатина – это всего лишь моя выдумка. И порез на левом колесе «газика», и штуковина, которую якобы я нашел в машине. Я же просто хотел спровоцировать тебя на эту нашу встречу. Лицом к лицу. И вот видишь, получилось.

– Сука ты, лейтенант, – зло прошипел Шестюк. Лицо его побелело от гнева, а глаза хищно прищурились. – Все равно моя взяла, слышишь? Ты сейчас подохнешь! Неужели ты этого не понимаешь? Я же сейчас кончу и тебя, и этого придурка!

Он кивнул подбородком в сторону оцепеневшего от страха Кузина и ловким движением выхватил из кармана десантный нож. Щелкнуло, раскрываясь, лезвие.

– Да, экипировался ты солидно, – уважительно заметил Макарьев.

– Виталика я пристрелю из твоего пистолета, – сообщил Шестюк, делая короткий шажок вперед. – А тебя немного порежу вот этим маленьким ножичком. Пистолетик положу в твою руку, а на ноже оставлю отпечатки пальцев нашего Виталика. Вот и получится, что Виталик напал на тебя. Зарезал он тебя, гад. А ты, значит, теряя сознание, успел пальнуть в него из табельного оружия. И все, Антоша, концы в водичке.

Ни один мускул не дрогнул на окаменевшем лице Макарьева. Чуть прищурив глаза, Антон внимательно следил за каждым движением агента.

– Кстати, Виталику я положу в карман свой старый шифроблокнот, – продолжал витийствовать Шестюк. – Пусть следствие разбирается, кто из вас настоящий вражеский агент!

Кузин испуганно шмыгнул носом, заерзал на стуле.

Макарьев хранил молчание. Рот его сжался в жесткую линию.

– Хотя, можешь поверить, долго они разбираться не будут! – противно захихикал агент. – Когда завтра космонавты на орбите закопытятся окончательно, здесь начнется такая суета и полетят такие большие головы, что вычислять, кто из вас настоящий шпион, а кто – невинная жертва вражеских спецслужб, будет некогда и некому. А я, милые мои ребятишки, буду уже очень далеко. И что главное, – при очень больших деньгах.

– Вот как получается, – с трудом сдерживая себя, выдавил сквозь зубы Антон. – Значит, неприятности с системой управления на «Союзе» – это и в самом деле твоя работа? Я не ошибся?

– Разумеется, – Шестюк снова ухмыльнулся. Его буквально распирало от гордости. – С этого-то все и началось, Антоша. Еще в мае. Вот это ты и проглядел, частный детектив Макарьев.

Он довольно рассмеялся.

– Но не расстраивайся, не ты один оказался незрячим. Ваша контрразведка тоже проморгала всю мою операцию. Простофили, млин…

– Ты, кстати, тоже далеко не все предусмотрел, – Макарьев сложил руки перед собой на столе, стараясь привести нервы в порядок.

– Например? – лицо Шестюка настороженно закаменело. – Объясни, что это я не предусмотрел?

«А ведь он боится, – с интересом отметил про себя Антон. – Панически трусит, несмотря на всю свою браваду! Впрочем, так и должно быть… Что же, пожалуй, пришла пора взять нашего бычка за рожки!»

– Хорошо, я тебе скажу, – Макарьев пожал плечами. Тон лейтенанта изменился, стал тверже. – Только сначала прекрати вертеть у меня под носом моим же пистолетом. Кстати, хочу тебя огорчить. Этот пистолет не будет стрелять.

– Это еще почему? – лицо Шестюка вытянулось, он скосил глаза на оружие в своих руках. – Заряжен, снят с предохранителя...

– Я открою тебе маленький секрет: на этом пистолете стоит спиленный боек, – подсказал Макарьев и пояснил:

– Я получил оружие в дежурной части, зашел в учебную комнату и вытащил из демонстрационного пистолета ударник со спиленным бойком. Настоящий ударник из моего пистолета лежит сейчас в сейфе в комнате дежурного по монтажному корпусу. А у тебя, Женя, в руках пистолет с учебным ударником.

– Врешь, – сдавленным голосом выдохнул Шестюк. Его глаза остекленели от страха. Он резко выкинул руку с оружием в сторону Кузина и нажал спусковой крючок. Пистолет звонко щелкнул, но выстрела не последовало. Кузин запоздало шарахнулся в сторону и едва не свалился со стула.

– Вот видишь, – весело подытожил Макарьев. Напряжение оставило его. Он почувствовал прилив сил и совершенно успокоился. Пока все шло строго по плану. – А ты мне не верил. Только Виталика зря напугал...

– Ах, ты сволочь! – Шестюк нервно сглотнул и яростно зашипел. – Решил в цацки со мной поиграть, гаденыш?!

Он сунул ставший бесполезным пистолет в карман брюк и ловко перебросил нож из левой руки в правую.

– Что же, план немного меняется, – агент хищно оскалил зубы и волком посмотрел на Макарьева. – Придется резать вас обоих. И тебя, и этого кретина, – он мотнул головой в сторону вжавшегося в спинку стула Кузина.

– А вот это не получится по двум причинам, – Антон по-прежнему оставался абсолютно спокойным. – Видишь, на столе, слева от меня, микрофон внутренней связи? Обрати внимание, кнопочка связи нажата и заблокирована изоляционной лентой. Поэтому все, о чем мы с тобой сейчас говорим, записывается на магнитофон в командном пункте связи...

– Снова блефуешь, лейтенант? – лицо Шестюка испуганно вытянулось. – Время тянешь? Не поможет!

– …Параллельно идет прямая трансляция нашей беседы во все рабочие помещения монтажно-испытательного корпуса, – невозмутимо продолжал Макарьев. – Начиная с того момента, когда как ты переступил порог этой комнаты. Помнишь, я в самом начале нашей с тобой милой беседы сказал Виталику: «Вот шпион и убийца, во всей красе»? «Во всей красе» – это и есть кодовая фраза, Шестюк. Услышав ее, оператор на командном пункте связи нажал пару кнопок – и сразу начались и запись, и трансляция.

– Эта твоя девка! – прохрипел Шестюк. – С-сука!

– А второй мой аргумент – вот он, – Антон взял со стола похожий на старинный пистолет клапан высокого давления и направил его выходным отверстием в сторону Шестюка. – Здесь давление пятнадцать атмосфер. Узкой струей. Ты все еще желаешь подойти поближе со своим перочинным ножичком, Женя?

– Гнида! – Агент заскрипел зубами и сделал полшага вперед. – Я же тебя голыми руками сейчас порву, гад!

– Виталя, ну-ка стань за моей спиной, – приказал Макарьев Кузину, поднимаясь со стула, – Господин Шестюк, кажется, думает, что мы с ним шутим, и собирается дать нам свой последний и решительный бой.

Кузин, как будто только и ждал этих слов, мгновенно вскочил, оттолкнул в сторону стул и оказался рядом с Макарьевым.

– Вот так-то лучше, – с облегченьем произнес Антон. – По крайней мере, Виталя, теперь он не сможет использовать тебя как живой щит, чтобы подобраться ко мне. А тебе, Шестюк, я предлагаю положить ножичек на пол. И сдаться. Может быть, твои записанные на магнитофон признания сойдут в контрразведке за явку с повинной. Иного разумного выхода у тебя просто нет.

Макарьев стоял, выпрямившись и расправив плечи. В его глазах, в его позе было столько непоколебимого превосходства и несгибаемого достоинства, что агент отшатнулся, заколебался, затянул паузу.

– Говоришь, нет выхода? – Шестюк шумно сглотнул образовавшийся в горле ком. По его округлому с залысинами лбу медленно ползли крупные капли пота. – Терять мне уже, получается, нечего, да? Может быть, и так! Только тебя-то я все равно достану, лейтенант!

По глазам агента было видно, что он мечется, лихорадочно думает, пытаясь найти хоть какой-то выход из ситуации. Черные зрачки Шестюка заледенели в смертельном страхе.

Наконец, переборов самого себя, он растянул губы в ухмылке и медленно стал отводить правую руку с зажатым в пальцах ножом назад:

– Нож ведь можно и метать, Макарьев. А у меня, знаешь ли, это всегда получалось неплохо!

– А ты когда-нибудь метал нож против легкого ветерка с давлением в пятнадцать атмосфер? – Антон иронически улыбнулся и снова направил воздушный клапан точно на Шестюка. – Хочешь попробовать?

– Пожалуй, сейчас можно обойтись и без демонстрации всех этих талантов, – раздался насмешливый голос из темноты коридора.

В комнату с пистолетом в руке шагнул Артур Семенович Симонов.

Макарьев почувствовал, что сердце у него остановилось. Еще одного гостя он не ждал.

 

 

42.

6 сентября 1988 года. Околоземная орбита,

Космический корабль «СоюзТМ-5».

 

–         Нет бога, кроме Аллаха. Аллах велик, милостив, милосерден…

Абдул говорил едва слышным шепотом, но в тишине крошечного пространства спускаемого аппарата его слова звучали ударами колокола.

Лахов, закрыв глаза, расслабленно откинулся в кресле-ложементе и попытался уснуть. Но сон не шел, а все мысли вертелись вокруг сегодняшней аварии.

«Если завтра не сядем – все… Кранты… Трое, ну, от силы четверо суток продержимся, не больше…

Умирать-то как не хочется…

Помолиться, что ли, вместе с Абдулом? Но по-нашему, по-христиански, за здравие и счастливое возвращение. Надежда – только на Бога…

А может, я преувеличиваю? На Земле что-нибудь придумают и нас спасут…

Что можно сделать?

Первое, что приходит на ум, – организовать спасательную экспедицию с Земли. В монтажно-испытательном корпусе стоит запасной корабль «Союз». Если его пристыковать к ракете и вывести на орбиту, то у нас появляется шанс на спасение.

Нет, ничего не получится… Сколько суток нужно, чтобы расконсервировать «Союз»? Даже если работать аврально, круглосуточно, – дня два. Заправить топливом – это еще сутки. Потом состыковать корабль с ракетой и вывезти на стартовую площадку, проверить и заправить ракету топливом – плюс пара суток. На запуск и сближение с наши «Союзом» тоже отведем сутки. Итого получается… Шесть суток. Это по самой оптимистической прикидке. Много… Столько мы не продержимся…