Текст книги "Тролльхеттен"

Автор книги: Сергей Болотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

– Тихо, Стрый, – Дивер встряхнул Малахова за плечо, – не время месть кровную устраивать. Отомстишь, если дело выгорит.

Стрый только головой качнул и сунул часы во внутренний карман, поближе к сердцу.

А через пять минут стало понятно, отчего так воняет догорающее чучело Кобольда. Просто среди ветхой ткани горел еще пластиковый пакетик с димедролом – капсулы шипели и плавились, распространяя вокруг евший глаза смрад.

– Вот что у тебя самое дорогое, – мрачно сказал Стрый, – вот что у тебя было за душой, Кобольд. Горстка таблеток – единственное, что ты любил. Шакал! – внезапно свистяще выговорил он и сильно пнул чадящее чучело. То поднялось в воздух и глухо ударило о противоположную стену. Пакет с димедролом выпал и остался дотлевать на бетоне.

– Вот так бывает, – сказал Владислав. – Аж сердце захолонуло. Как их увидел. Всегда мертвяков, да духов боялся. Вы ж гляньте, им тут самое место.

– Успокойся, Владик, – произнес Дивер, – это наверное капкан был. Тот, про который Никита рассказывал.

Ножи тоже были настоящими – каждое мертвое чучело имело при себе давешнее лезвие, все покрытое рунами.

– Могли убить? – спросил Дивер у замершего в дверях Никиты.

Трифонов медленно кивнул:

– Дальше будет страшнее.

– А нам не привыкать, – бодро сказал Дивер, шок его уже оставил, в отличие от остальных, – дальше идем.

– А этот где? – спросил Владислав, – сектант.

– Рамена? – Стрый еще раз легонько пнул подделку под Кобольда. – Его, как видишь, нет.

– Ну ты жив, Стрый, ты с нами. А он-то…

Дивер стоял у противоположной двери, ведущей в катакомбы, махал рукой. Победа здорово подняла его настроение – Севрюк так и рвался в бой.

– Все равно мы никогда не узнаем, – мрачно сказал Евгений Малахов и зашагал к Диверу.

Влад остался, глядя на разбросанные, издырявленные куклы. Такого ведь не бывает, не так ли? Чучела набрасываются на людей только в низкобюджетных ужастиках?

– Столько загадок… – прошептал Влад и пошел к дверям.

– Они был здесь, – четко сказал Хоноров, стоило Сергееву подойти, – ты почувствовал?

– Да, Евлампий, почувствовал. Они меня чуть не убили.

– Плохо быть мясом, – продолжила жертва своего страха, – все стараются тебя… съесть.

Влад сжал зубы и потащил Хонорова за собой в темноту подземелья. Впереди шел Дивер и Никита – луч их фонаря дико плясал, пытаясь охватить светом все помещение.

Широкий коридор уходил куда-то во тьму. Вытертый до полного обесцвечивания линолеум на полу. Лампы в жестяных абажурах через каждые пять метров. Стальные двери по обеим сторонам. Здесь было теплее, чем на поверхности – стены плакали прозрачной холодной влагой, и она прокладывала дорожки в бугристом бетоне.

– Пыточные, – выдохнул Стрый, – здесь держали Евлампия.

Дивер обернулся на Хонорова, но тот не реагировал. Не чувствовал, полностью уйдя в свои полные черноты грезы. Справа дверь была наполовину открыта, видно было ее толщину, отнюдь не малую. Севрюк подошел, посветил внутрь. В луч света попал порядком поржавевший хирургический стол, какие-то инструменты вокруг, пыль. Видимо этой зловещей механикой давно не пользовались. Луч фонаря скользил дальше, по угрюмым бетонным стенам, крытому все тем же линолеумом полу. У дальней стены обнаружился скелет, старый, снежной белизны остов, который, однако, и сейчас выглядел странно – у костяка были ненормально длинные ноги с чудовищно деформировавшимися ступнями и короткие обрубки ручек с детскими пальчиками. В пустых глазницах собиралась влага с потолка, так что когда свет попал на череп, они сразу зажглись желтыми мерцающими огоньками.

– Он любил играть… – сказал вдруг Никита Трифонов, и ощутимо вздрогнувший Дивер поспешил закрыть камеру, так и не спросив, кому выпала незавидная судьба встретить там смерть.

Быстро миновали катакомбы – пустые, темные, и множащие звуки шагов негромким эхом, словно где-то далеко-далеко резвится стая птиц.

Ход в пещеры был неприметен и выглядел как еще одна дверь. Не будь с ними Никиты, они без сомнения прошли бы мимо этой неприметной, покрытой лишаем ржавчины створки. Но Трифонов уверенно сказал:

– Здесь.

Севрюк подергал ручку – заперта. С отвращением вытер руку от налепившейся пушистой, как кроличья шерсть, плесени. Спросил:

– Дальше что?

Стрый вынул ключи Босха, увесистую связку, и выбрав наиболее массивный и покрытый ржой, вставил в замочную скважину. Провернул, глухо щелкнуло, и дверь слегка отошла от косяка. Посыпалась ржа.

– Запасливый был Босх, пусть ему вертел кой-куда воткнут там, где он сейчас оказался. – Произнес Степан.

– Все для людей делал, – сказал с усмешкой Стрый, толкнул дверь, и она растворилась в узкую штольню с выложенными известняком стенами. Потолок был низок.

Через штольни шли долго, узкие однообразные коридоры, столь похожие друг на друга, что даже Степан, признанный знаток этих мест, зачастую путался и уступал место проводника Никите, который шел уверенно, руководствуясь своим непонятным чутьем, и ни разу не ошибся. Они не попали ни в тупики, ни в природные ловушки-давилки, появляющиеся, когда потолок штольни уже достаточно обветшал и при малейшем шуме и шорохе готов обвалиться на голову неосторожным. В штольнях было тихо и прохладно, и только где-то в глубине породы нет-нет, да и скрипело что-то, сдвигались пласты земли. А однажды на полу нашли пустую ржавую склянку – шахтерский прообраз керосинок, древний, как Нижний город.

И с каждым новым шагом в глубь земную, становилось теплее.

– Ты знаешь, – сказал Владислав Диверу, – эта история с похищенным теплом… Получается, как в сказке про проглоченное солнце.

Дивер усмехнулся, спросил:

– Думаешь, тепло еще будет?

– Будет жарко… если доберемся.

– Тише… – прошептал Никита, – там впереди кто-то…

Сбавили шаг, напряженно вслушивались, но звуки их марша все равно заглушали все остальные. Хромающий Мельников и физически не могущий ступать тихо Евлампий – топот их так называемой разведки разносился далеко и, наверняка, служил для всех обитающих в штольнях отличной вестью, что в их берлогу вторглись посторонние.

Прошли еще два десятка метров, и впереди замаячил перекресток – четыре хода, под острыми углами соединялись друг с другом. На полу валялся технический мусор, пришедший откуда-то из древних времен, когда пытались разрабатывать эти штольни.

На перекрестке замерли серые звери, глаза их в свете фонаря припадочно горели зеленым. С белоснежных клыков капала слюна.

Низкий горловой рык разнесся по штольням, стал многократно дробиться и искажаться, словно в подземелье собрались два десятка маленьких чудовищ.

Дивер прицелился, но теперь уже Мартиков хлопнул по оружию ладонью, отводя ствол:

– Ты что? Это те волки… вон как скалятся, значит, одичали совсем.

Звери сверили их зелеными глазами, а потом из глубин шахты появился еще один – полупрозрачный и источающий бледно голубой свет. Тоже оскалил клыки, глядя Мартикову прямо в глаза, мол, может мы больше не вместе, но не подходи, а то, не ровен час, вернусь.

– Все равно здесь нельзя стрелять, – сказал Степан Приходских. – Крепь дряхлая, в позапрошлом веке делалась. Пальнешь – на голову рухнет.

– Ножики те зря не взяли, – произнес Дивер.

– Вот бы сам и взял, а я к этой погани больше не притронусь, – заметил Стрый, глядя, как волки медленно отходят назад, во тьму. Звери были холеные, откормленные.

Дождавшись, пока звери исчезнут в соседнем туннеле, Никита Трифонов уверенно вышел на перекресток, как обычно не сомневаясь, выбрал центральную штольню, там, где на полу просматривались ржавые остатки рельсов.

– Здесь они! – сказал вдруг Хоноров.

– Кто?

– Они залезли сюда уже давно. Долго скитались, хотели есть, но выхода так и не нашли. Их же никто не вел.

– Да кто это? – спросил Степан.

– Наверное, те двое детей, из-за которых закрыли штольни.

– Они здесь, – сказал Евлампий и был прав.

За следующим поворотом обнаружились два людских костяка. Кости побелели от старости, а одежда истлела в прах, но размер говорил за себя, это были детские скелеты.

Уже много лет эти безмолвные стражи охраняли входы в пещеры. Дети были на верном пути и уже почти смогли выйти из пещер. Благоволи им судьба, они бы смогли пройти лабиринты штолен и выйти на территорию завода, тогда еще работающего, и не промышляющего о крахе. Но не благоволила, сила оставила ребятишек как раз на этой границе между пещерами природными и пещерами рукотворными – вечное предупреждение отважившимся зайти сюда сталкерам. Подле одного из скелетов блеклой горсткой угадывались остатки цветов.

– Традиция есть, – пояснил Степан, – это как веха, что ли…

И группа оставила скелеты позади. Стены разошлись в стороны, потолок поднялся, пещеры были высоки и обширны, но пройти по ним далеко не удалось.

Никита Трифонов, неслышно шедший впереди, споткнулся на ровном месте и упал бы, если бы Севрюк не подхватил его за шиворот. Лицо ребенка было искажено, глаза закрыты. Душой он был не здесь.

– Мясо… мясо… – заволновался позади Хоноров.

– Да что происходит? – вскрикнул Влад.

– Они чуят… – мертвенным голосом произнес Трифонов, губы его едва шевелились, как у опытного чревовещателя. – Почуяли нас… скоро будут здесь.

– Да кто, Никита? – крикнул Влад, – чумные, псы, тролли?

– Все… и не только.

Дивер окинул быстрым взглядом группу, глаза его были дикие, Никита болтался в руке бывшего солдата, как неудачно сделанная кукла марионетка.

– Нет! – крикнул Влад, – не успеем!

– Не успеем, говоришь?! – заорал Севрюк, отбрасывая всякую маскировку, – а ну ПОШЛИИ!!!

– Куда, псих?! – крикнул Мартиков, но их вояка уже бежал вперед, волоча за собой Трифонова. – Мальца-то, куда потащил.

– Нет, мясо, мясо, нет… – буйно завыл Хоноров.

Влад уже бежал следом за впавшим в неистовство от крушения собственных планов Дивером. Да, это был человек идеи, который, поставив цель, идет до последнего – выполняет или гибнет. И странно, на Владислава Сергеева, тихого книжника, тоже стало находить какое-то безумное воодушевление, воинствующий пофигизм, когда наплевать на все, даже на собственную смерть. Да что там, в такие минуты кажешься себе бессмертным. Дивер заражал своим настроением, и вот уже Влад бежит следом за ним, чтобы успеть, добежать и перехватить взрывчатку, пока те, подземные не успели дотянуть свои изуродованные изменением руко-лапы. И на бегу Сергеев завопил, сдергивая с плеча оружие.

– Бежать, так бежать!!!

11

Если бы летучая мышь, тварь мерзкая и бессловесная, равно как и без зачатка разума залетела бы сейчас в гнездовье, страну синих холмов и звенящих рек, покинув родные пещеры, она бы увидела странное зрелище, которое, может быть, напугало бы кожистую тварь, обладай она хоть каким-то страхом.

Если бы червь безмозглый выполз бы на поверхность и узрел это, он бы забился в судорогах, да и уполз поскорее во глубь земную, спасая свою никчемную жизнь.

Если бы пещерная мокрица, обитатель мутных тинистых водоемов вынырнула бы на поверхность, и сие предстало бы перед ее глазами, она бы постаралась тут же занырнуть поглубже, туда, куда никогда не доходит свет.

Если бы рядовой «чумной», житель деревеньки у подножия холма, обратил бы свой непритязательный взор на эту картину, то с криком бы бежал, спасая свою жизнь, а может, если бы был поумнее, то забрался б на самый верх самой высокой скалы. Да и прыгнул бы с нее в пахучий эфир, ненадолго чувствуя себя вольной птицей.

Но они не видели. Просто потому, что ни мышь, ни червь с многоногой мокрицей не имеют зрения, проводя дни в вечной тьме, а человек, бывший горожанин, «чумной», жертва Исхода, поселянин сейчас шагал по своей новой земле, и взгляд его был стеклянист и мутен, а шаги напоминали дергающуюся походку сломанной куклы.

И из каждой деревеньки, из маленьких поселений и одиноких хуторов в лесах, из пещер отшельников и черных замков, из густых буреломов выходили они, разные обличьем, с разным прошлым, а некоторые вовсе без оного, но роднящиеся одним: они все были воинами собирающейся сейчас Армии Исхода. Над быстро полнящимися полками, что неосознанно начинали идти в ногу, как единый многосоставной организм, витал клич, выражение воли кучки хозяев, властителей и повелителей этого подземного мира – Враги близко!!! Совсем рядом и пытаются совершить непоправимое!!! Скорей, скорей! У кого есть ноги, крылья или лапы!!! Догнать, перехватить, не допустить!!!

И если кто-то и шагал в этом воинстве не по своей воле, так это были его собственные проблемы.

Могучие псы в шипастых ошейниках, продукт черного колдовства над трупами расстрелянных памятной ночью собак, мчались впереди растущего войска. Город был здесь. Настоящий город, не тот, что наверху. Город троллей.

12

В военных тактиках есть так называемый «прорыв на опережение», немудреный прием для самых отчаянных. И если это было не то, что сейчас проделывал отряд Дивера, то тогда и вовсе не было этому способу названия. Разве что атака камикадзе.

Дивер несся впереди как ураган, что-то вопил, Никиту тащил на руках. Владислав едва поспевал, зараженный тем же диким азартом и буйством. Он уже не боялся схватки, теперь он ее жаждал, разом разломав все запреты, презрев страх плоти перед ранением.

Мельников отстал, с раненой ногой он не мог развить нужной скорости, Евлампий остался возле него, выкрикивая про мясо и кровавые жертвы. Остальные бежали сзади, подбадривая себя криками. Влада догнал Белоспицын – бледный, волосы всклокочены, глаза горят совсем как тогда, когда он, науськанный троллями пытался убить Сергеева в подъезде его собственного дома.

На полном ходу вылетели они в обширную пещеру с высоким, куполообразным сводом, как две капли воды похожим на уменьшенную копию Парфенона, только вместо округлого проема свисал длинный, корявый сталактит, по которому капельками спускалась вода. Пол был ровный, словно отшлифованный, а в дальнем конце зала струился тот самый черный поток, вернее уже не поток, целая антрацитовая река, жирные воды вяло текли, скользили по полу, и в результате долгой их деятельности в камне образовалось некое подобие пляжа, выложенного нанесенным за многие годы сероватым песком. На этом-то сумрачном пляже и обреталась потерянная взрывчатка – десятки ящиков, разбросанных тут и там, смотрелись подле черной реки более чем дико.

Они почти успели, не хватило секунд десять, не больше. Диверу еще удалось крикнуть что-то воодушевляющее, но совершенно неразборчивое, успели мол, как из противоположного туннеля появились первые ряды воинства троллей. Арьергард, шли они так плотно, что крайние задевали плечами за стены туннеля. Все до единого воины были не людьми – зеленокожими, чешуйчатыми тварями с плоскими, ничего не выражающими глазами. Вооружены они были кто чем – топоры, рогатины, какие-то примитивные копья, при ближнем взгляде на которые оказалось, что это просто ржавые арматурины с заточенными концами. Врагов было много, а шли они таким плотным потоком, что казалось, словно и вправду зеленая буйная вода стремится прорваться в пещеру и в яростной схватке слиться с черной рекой. Позади чешуйчатых виднелись и вовсе невообразимые твари, и все это бесновалось, орало, курлыкало и посылало проклятья, в зависимости от уровня интеллекта.

Как никогда более похожий на буйного вождя каких-то средневековых викингов, Дивер, открыл рот и закричал приличествующее случаю:

– Мочи их!!!! МОЧИ!!!

И Влад, умный тихий Влад, с радостью откликнулся на призыв, открыв огонь в сторону чешуйчатых. Дивер тоже стрелял – длинной очередью, без перерыва, он знал, только так можно остановить идущих плотным потоком врагов. Позади раскатисто загрохотали автоматы Степана, Мартикова и Стрыя.

Бегущие твари, споткнулись, добрый десяток следующих в авангарде повалился на пол в корчах, идущие позади запнулись о них, а там, в туннеле все шли и шли вперед, не в силах остановиться, движимые злым чародейством. Кровь брызнула на пол, две секунды спустя уже текла ручьями, твари валились одна на другую, руки-лапы дергались, челюсти бессильно щелкали, боевые выкрики сменились стонами раненых и умирающих. На выходе из туннеля образовалась дергающаяся и трепыхающаяся свалка, казалось, это огромный многолапый зеленый спрут лежит там с десятками глаз и пастей – неродившийся кошмар клиента психбольницы.

– Так их, так! – орал Дивер, надрывая глотку.

Это была не битва – избиение, бойня, мясорубка. Кровь забрызгала стены, по полу лились уже не ручьи – реки, стекали по наклонной, стремясь достигнуть черных вод. Крики и стоны оглушали, сливались в однородный пульсирующий вопль, как будто здесь, в этом узком ограниченном пространстве пещеры резвится целая стая мелких птиц. Никита пал на колени и зажал уши руками. По лицу его текли слезы.

В воздухе пахло дымом, паленой плотью, кровью и содержимым внутренностей умирающих чудовищ.

С визгом выскочили вперед и тут же пали трое псов, пули выбивали целые клочья из их вороной шкуры и подбрасывали в воздух. Взлетел, кувыркаясь в облачке слюны, белоснежный заостренный клык. Капли крови розовым туманом реяли за ним. Смешивались со слюной, а пес, бывший их обладатель, медленно издыхал на груде своих собратьев.

От стен туннеля отскакивала каменная крошка, твари шли в облаке мелкой пыли, она ела им глаза, чешуйчатые руки бессильно терли веки, но остановиться бывшие горожане уже не могли – сзади все напирали и напирали новые полки.

Хозяева были бездарными полководцами и потому свято следовали главному правилу всех бездарных полководцев: не получается тактикой – возьмем силой.

И они брали. Потому что стреляли лишь пятеро, а на приступ шли тысячи. Гибли, их разрывало на части плотным огнем, отрывало им лапы, они падали, но сзади шли все новые и новые полки, и не было им конца. Шли бывшие горожане, которые еще два месяца назад были обычными людьми – друзьями, родственниками, любящими мужьями и женами, отцами и детьми со своими мелкими проблемами, мелкими радостями и горестями, что все вместе зачастую и составляет то пресловутое неуловимое некоторыми счастье.

А теперь они шли и гибли под пулями, не рассуждая, не противясь приказу.

Патроны в оружии Дивера закончились, но вместо того, чтобы спешно его перезарядить, бывший солдат, крикнул:

– Прикрывайте меня! – и, пригнувшись, чтобы не попасть под огонь своих же, рванулся к взрывчатке.

Никита лежал на полу ничком. В двух метрах от него застыл в уродливой позе один из прорвавшихся слишком близко псов.

Патронов было мало, нападающих, напротив, много, и не надо было обладать даром предвидения, чтобы понять – что армия троллей была куда многочисленнее, чем оставшиеся у общины Влада патроны. Тут наверное не помогла бы и вся ныне сгинувшая армада Босха с ее пулеметами, гранатометами и зениткой в ретивых руках бойцов.

Сергеев понял это, и бегущий прямо к реке Дивер понял тоже, а остальные не замечали, опьяненные бесшабашной стрельбой. Улыбки на лицах, замолчал автомат, не беда, запасной магазин из кармана и оружие снова поливает ненавистных тварей свинцом.

Чешуйчатые кончились – уродливыми трупами все до единого распростерлись они на холодном гранитном полу, не меньше двух сотен сложило здесь голову, образовав перед выходом в подземный мир почти полутораметровый вал изуродованных тел. Кровь лилась потоками, скапливалась в углублениях багровыми лужицами. Алые ручейки несли ошметки чужой плоти – куски кожи, оторванный палец с изогнутым агатовым когтем, белесый рыбий глаз, с тупым удивлением уставившийся в потолок пещеры.

Люди, теперь уже просто люди, еще не превратившиеся, но с пустыми оболваненными лицами карабкались теперь на вал, и, попав под огонь, падали, не меняя удивленно растерянной гримасы.

Дивер достиг взрывчатки и вскрыл один из ящиков. Руки его действовали стремительно и с завидным автоматизмом. Вставил детонатор, активировал, вскрыл другой ящик, поставив взрыватель, вскрыл третий…

Кровь дотекла до Черной реки и смешалась, пустила алую, очень яркую струю.

С трубным ревом на вал вскарабкался массивный, покрытый жестким черным мехом монстр – не то кабан исполинских размеров, не то ставший вдруг хищником лось. Черные глаза грозно сверкали. Своей тушей копытное чудовище на долгих три минуты загородило проход, и держало то драгоценное время, пока Дивер устанавливал детонаторы, а потом пало с громом, разрушив вал и пустив вперед свежие силы подземных.

Не вовремя – у общины кончились патроны, слишком быстро, но иначе и не могло быть, слишком длинные были очереди, слишком рьяно стреляли, словно в запасе у них вся амуниция Босха.

Бойцы Дивера застыли, удивленно глядя на замолчавшее вдруг оружие. Они увлеклись, они забыли, что патроны имеют свойство кончаться.

Монстры и люди прорвались сквозь трупы своих сородичей и теперь уверенно бежали навстречу. Влад опомнился, бросил автомат и побежал прочь.

На выходе он чуть не столкнулся с Мельниковым, тот отчаянно спешил, но раненая нога никак не хотела бежать. По бледному лицу Сергеева Васек понял, что дело пахнет жареным, и, выйдя в пещеру, поспешил открыть стрельбу. Вовремя. Волна наступающих захлебнулась. Полтора десятка упало на пол и покатилось по нему, обильно пятная камень собственной кровью. Дивер оставил взрывчатку, и швырнул автомат в стройные ряды накатывающихся монстров – тут снова пошли чешуйчатые, знакомые полуволки – жертвы проклятья, какие-то студенистые бледные твари, все порождения подземелья были здесь.

Севрюк подхватил уродливую секиру из рук подохшего под пулями студенистого и стал отмахиваться от наседающей толпы. Получалось плохо, его оттеснили назад и чуть не свалили на пол, и несдобровать Михаилу Севрюку, если бы свинцовый град из автомата Мельникова не дошел до его оппонентов и не сразил большую их часть.

Дивер побежал.

Мартиков кинулся вперед, под самый нос тварей и успел выхватить пребывающего в стране светлых грез Никиту – малец лежал неподвижно, а чужая кровь натекла вокруг него, словно Никита стал жертвой кровавого и брутального убийства.

Выбегая последним, Дивер обернулся, взгляд его навсегда запечатлел общую картину, которая вполне могла стать наглядной иллюстрацией к девятому кругу Дантова ада – низкие, увенчанные сталактитами своды, кровавая река на полу, и еще одна, словно вся состоящая из расплавленного вара. И толпы орущих и беснующихся монстров, сплетающихся в один сплошной, источающий вопли ярости девятый вал. Босх, давно умерший живописец, ты не просто так писал свои гравюры, ты наверняка видел что-то подобное.

А потом вслед за своим воинством стали появляться они – тролли, и их массивные силуэты – было последнее, что увидел Михаил Севрюк, прежде чем пещера скрылась из виду.

– Севрюк!!! – заорал Владислав на бегу, – взрыватель где?!!

Тот улыбнулся усмешкой безумца, вздернул левую руку, в которой была зажата пластиковая коробочка взрывателя.

– Пошли, пошли, пошли!!! – орал где-то впереди Мартиков, – Хонорова не забудьте. Оставите – сожрут!!!

Влад бежал, и теперь его вместо боевой ярости переполняло чувство гордости, чувство выполненного долга. Они сделали, они смогли, несмотря на все препоны и ловушки! Они провернули колесо судьбы в свою сторону. О, это был миг абсолютного счастья, гордости собой и теми, кто рядом!

Хоноров беспомощно кричал посередине туннеля. Его подхватили, поволокли за собой – скорости не снижать.

Но их догнали. Твари были быстрее, а их маленький отряд из-за хромающего Мельникова не мог бежать с прежней скоростью. Дивера настигли, и он вынужден был обернуться, начать отбиваться свой секирой, снова бежать. Счастье в том, что идущие плотной волной монстры не могли встать в коридоре больше чем трое в ряд. Они мешали друг другу, некоторые падали, и их тут же затаптывали.

– Ааа!! – заорал вдруг Дивер, пробравшаяся низами четвероногая тварь впилась ему в ногу, пытаясь перекусить кость. Севрюк выл, как оглашенный.

Влад приотстал, ударил ногой пса по голове, целя каблуком по глазам. Псина на миг разжала челюсти, и Дивер вырвался, тут же перерубив ей спинной хребет своим страшным оружием.

Иногда от победы до поражения один шаг, и никогда не следует полностью отдаваться ложному чувству всемогущества.

Дивер махал секирой, сталь звенела и сыпала искрами, в воздух взлетали кровавые капли и оседали на необработанных стенах пещер. Озверелый чешуйчатый вырвался из толпы и в изящном прыжке достиг Севрюка и впился ему в руку. Тот замешкался, и еще двое так же вцепились в него, оглушающе вереща. Дивер кричал, кричал в панике. Влад заорал, привлекая внимание к Севрюку. Тот шатался, на него наседали, а взмахи секиры становились все реже. В воплях военного вдруг прорезалась агония.

Влад и Степан подскочили к Диверу, стали охаживать тянущиеся лапы прикладами автоматов, Сергеев рванул на себя дико орущего бывшего колдуна и выдернул из толпы обезумевших тварей. Все лицо Михаила Севрюка было в крови, кровь сочилась из рваных ран по всему телу, одежда изодрана. Дивер что-то кричал, но Приходских и Влад потащили его прочь, отбиваясь от наседающих подземных.

– Что?! – крикнул Приходских.

– Взрыватель!!! – орал Дивер. – Там выронил!!!

Влад оглянулся – сплошное орущее месиво гадов, чешуйчатые руки, руки белесые с тонкой кожей, человеческие грубые с мозолями, косы, топоры. Не пробраться. Сергеева словно окатило ледяной волной, как будто взяли декалитр снега с поверхности, да и опустили на него, разгоряченного битвой. Он падал, падал сейчас с воображаемого пьедестала. Надежды рухнули, жизнь осталась, и Влад, движимый сейчас исключительно чувством самосохранения побежал прочь. Дивер, похоже, плакал и все порывался вернуться. Остальные бежали впереди, окрыленные своей уже не существующей победой.

Их гнали долго – семерых измученных человек. Они бежали по коридорам, а на пятки наседала галдящая, орущая и немилосердно воняющая толпа. В них летели палки, камни и грубые подобия копий. Дивер бежал на подгибающихся ногах, дышал с хрипом, Мельников до боли стискивал зубы – рана на ноге разошлась и стала ронять на холодный пол темно-красные капли, Хонорова тащили чуть ли не на себе, утомился и Мартиков, волочащий весьма тяжелое тело пятилетнего медиума.

Жалкое зрелище – воинство инвалидов. Они бросили оружие, потому что тяжелое, выкинули прочь отвоеванную секиру – мешала бежать.

В штольнях стало полегче, узкие стены не позволяли толпе как следует развернуться, от силы трое в ряд, кто-то из нападавших падал, и его безжалостно затаптывали, а по содрогающемуся телу шли новые и новые лапы, так что в конце оставалось лишь густо перемазанное кровью месиво, в котором не определить уже было – человек тут упал, тварь чешуйчатая или еще кто. Крупные монстры в штольню не пошли – мешали размеры.

Бежали наугад. Никиты, верного проводника теперь не было, и Мартиков опасался, как бы тот теперь не искал путь в страну мертвых – лицо Трифонова побледнело, а в сочетании с чужой кровью это давало страшный эффект недавно умершего насильственной смертью.

Как они не попали в ловушку или тупик, осталось загадкой, может быть вел кто-то, а может, проявилось в экстремальной ситуации пресловутое шестое чувство, но через полчаса такого бега они ненадолго оторвались от погони. А впереди замаячила дверь в бункер. Следующий впереди всех Белоспицын проскочил в дверь, приостановился, пропуская остальных, мельком вгляделся в лица – перекошены, глаза широко открыты, но ничего не замечают. Стрыя схватил за плечо, толкнул на дверь:

– Запирай!!!

Стрый тупо смотрел на дверь, потом в глазах мелькнуло понимание, и он кивнул. Задвинул железную створку и с клацаньем провернул замок ключами Босха. Их он так и оставил висеть в замке – на случай, если попытаются открыть изнутри.

Но преследователи не пытались – слишком разгорячены и нерассуждающи они были. Уже когда беглецы поднимались через бункер к выходу, на запертую дверь обрушился таранный удар, который наполовину сорвал ее с петель, изогнув, словно смятый бумажный лист. Второй удар вынес ее всю и отшвырнул в коридор. Подземные хлынули потоком.

Погоня не отстала и на поверхности. Преследуемая вопящей ордой людей и нелюдей кучка горожан, отважившаяся бросить вызов самим троллям, ведомая теперь обретшим второе дыхание Дивером, бежала сквозь заснеженные улицы. Но не обратно в город, опять к Арене, Центральной, Школьной, к мосту и Мелочевке, к Степиной набережной с опустевшей лодочной станцией. Бежала на север. Вниз по Покаянной, а потом вверх, на один из холмов, внизу которого проходило одно из двух, связывающих город с цивилизацией, шоссе.

– «Бежать?! – подумал Влад. – Но ведь…»

А потом взглянул в лицо хромающего рядом Дивера и понял, что желания того уже давно не диктуемы логикой. Кровь сочилась из десятка жутко выглядевших укусов, лицо Севрюка побледнело, рот безвольно открылся. Бежал только на силе воли.

Твари бесновались позади, вздымали снег костистыми лапами, но чем дальше они отдалялись от выхода из подземелья, тем меньше было у них гонору. Воздух поверхности плохо действовал на них, взращенных под скрытыми туманом сводами. Они начинали сбавлять темп, агрессивность слетала с них, словно мертвый лист в листопад, и все чаще безумные преследователи останавливались и терли глаза. Кто-то упал в снег, да так и остался лежать. Люди, бывшие горожане один за другим замирали на месте, испуганно оглядываясь, словно все как один заполучили тяжелую форму агорафобии. Город страшил их. И воинство, встав, тоскливо глядело вслед удаляющимся беглецам, глухо выло угрозы и неразличимые проклятия. Снег сыпал сверху – такой нежный, пушистый, и когда он падал на чешуйчатые плечи подземных, они содрогались и начинали трястись мелкой дрожью. Белесые глаза мутнели, морщинистые веки щурились.

Злобно повыв и потряся оружием, подземное воинство повернуло назад. В конце концов, свою функцию они выполнили – оборонили родное Гнездовье от наглых пришельцев. А те, замерев, испуганно глядели, как удаляются их многочисленные преследователи. Уходящие нелюдские силуэты на заснеженных улицах казались эпизодом полуночного кошмара. Луна прорывалась сквозь тучи и серебрила чешуйки.

Дивер качнул головой и потащился вверх – на холм. Идти здесь было трудно, толстый слой снега связывал ноги, то и дело грозил уронить, и тогда покатишься вниз в облаке мелких слипшихся снежинок, и будешь катиться, пока не достигнешь подножия.

Тем не менее, они забрались. Замерли на вершине, продуваемой всеми ветрами. Впереди лежал город – темный и почти полностью скрытый снежной пеленой. И нельзя было сказать, что за этим кружащимся пологом скрываются километры улиц, высокие панельные дома, замерзшая речка, перекрестки, тупички, фонарные столбы, лавочки у подъездов и замерзшие палисадники под окнами, игровые площадки и вмерзшие в лед карусели, засыпанные по крышу гаражи, почти все со своими четырехколесными постояльцами, бензоколонки, вокзал, больница и газетные редакции, котельные, Дворец культуры, кладбище и дачные участки. Все, что было построено сгинувшими людьми за века существования города. Бездна труда и бездна энтузиазма строителей, полагавших, что они – первопоселенцы, и даже тот факт, что для основания города пришлось изгнать финно-угров, не смущал этих сильных и жаждущих экспансии людей.