Текст книги "Тайна Спящей Охотницы (СИ)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

У Кита чуть сердце не разорвалось от такой поддержки.

– Мне никто здесь не нужен! – не сдержавшись, буркнул он, имея в виду, конечно же, «никто, кроме…»

Князь грустно вздохнул.

– Ну чё, пошли? – ввязался Дум, заметив обрыв в их разговоре и подойдя.

Князь первым поднялся с дивана.

– Позволю одолжить у вас еще несколько минут, – снова без всякого высокомерия сказал он. – Я обещал Марии следующий танец. Затем я буду в вашем полном распоряжении.

Дум многозначительно переглянулся с Китом.

– Ну, это – за отдельную плату… – высокомерно, по-хозяйски ухмыльнулся он.

Князь как будто не обиделся.

– Автомобиль Рено одна тысяча девятьсот тринадцатого года выпуска за пять минут танца, – с самым серьезным видом предложил он. – По рукам?

Дум разинул рот.

– Постараюсь законсервировать, надежно спрятать и послать вам весточку в ваш век, где искать, – объяснил способ оплаты князь. – Полной гарантии сохранности отправления дать не могу. Сами знаете, Гоша, между нами форс мажор как минимум в две мировых войны… Идёт?

«Ну вот. Как крепостных покупают за машинки!», – коротко обозлился Кит на этих богатеев.

– Идёт – ошеломленно, по-бычьи промычал Дум и подал руку.

Они с князем обменялись крепкими рукопожатиями, и, пока князь отдавал долг сразу сомлевшей Мохито, Дум сбегал еще куда-то и принес два больших пластиковых пакета с ручками.

– Лето сейчас… – намекнул он, кивнув на шинели, разбросанные по дивану. – Витёк не поймет. Как бы не почуял чего-нибудь.

Сложив и убрав шинель, князь стянул кобуру с шинельного ремня и стал было перевешивать ее на себя, на ремень гимнастерки.

– Не! Волыну в шинель засунуть бы, – подсказал сообразительный в таких делах Дум. – Вдруг гаишник по дороге тормознет… А ствол-то настоящий, ага! Это, типа, у нас незаконное хранение оружия… Не помню, какая статья, но дадут по самые помидоры.

Князь пожал плечами и, покорно засунув кобуру с наганом в складки шинели, примял ее кадетской шинелью Кита.

Просторный подземный гараж папаши Дума поражал воображение. В нем стояло четыре роскошных автомобиля, из них три олдтаймера – два каких-то длиннющих американских авто конца пятидесятых годов двадцатого века, голубенькое и красненькое, с крылышками позади, и одно черное, видом проще и поновее. Четвертым был современный внедорожник размером со старинный броневик – Кадиллак Эскалэйд. На нем, видно, и приехала на вечеринку банда зомби.

Мрачноватый, как и полагается охраннику, Витя-Витёк стоял в сторонке и ждал. Он только мельком глянул на юнкеров-кадетов, чуть острее пригляделся к князю Георгию, прихрамывавшему и опиравшемуся на плечо Кита, усмехнулся и снова оцепенел монументальной скульптурой.

– Мой батя собирает олдтаймеры. У нас еще в московском гараже их полно, – гордо похвалился Дум, глядя на князя. – Если он получит твой Рено, считай, у нас, в нашем времени, ты «крышу» получишь навсегда. Бесплатно!

– Благодарю, Дум, – грустно сказал князь. – У меня ее как раз не хватает над головой…

Дум встал между внедорожником и черным лимузинчиком и положил руки на обоих. Он классно смотрелся там в своих бомжовых, опаленных лохмотьях-денимах.

– Ну, сегодня, значит, не ты, а я тебя прокачу на крутой тачке, – сказал он, весь так и светясь гордостью. – Империал и Де Вилль не предлагаю, – кивнул он через плечо назад. – Они слишком заметны. Давай, выбирай их этих. Кадиллак или Бентли? Внедорожник новый, а Бентли – тоже олдтаймер… но сойдет.

– Вячеслав Михалыч этот не даст, – прогудел со стороны голос Вити-охранника.

…А князь на Бентли и не смотрел, ему уже явно приглянулся здоровенный черный гроб-внедорожник, сиявший никелированными деталями.

– Я предпочел бы что-нибудь поновее, – ясно намекнул он.

На том и порешили.

Дум с князем обменялись совсем уж дружескими рукопожатиями, и Дум взял с кадетов-юнкеров слово, что они обязательно возьмут его и всю армию зомби в серьезные дела, если такие в нашем времени начнутся снова, как осенью прошлого года в Царицыно.

– Непременно, – пообещал князь.

Кит не выдержал, когда выехали на шоссе, проговорился.

– Слушай, Жорж! Девчонки сказали, что тут Веледниково неподалеку, – тихо шепнул он князю.

– Где?! Где Веледниково?! – вскинулся тот, как ужаленный.

– Через пятьсот метров справа, – словно голосовое сообщение навигатора, донесся спереди басок водителя-охранника Вити.

– Не трудно ли будет вам приостановиться там хотя бы на минутку? – тихо и вежливо спросил князь, зажав все ностальгические эмоции в кулак.

– На минутку… – хмыкнуло басовитое эхо.

По сторонам шоссе тянулись глухие ограды: слева – кирпичная, справа – металлическая. Обе высоченные!

Но вот на повороте появился знак:

ВЕЛЕДНИКОВО 0,2 км

Охранник затормозил. Слева почти сплошным потоком неслись автомобили, и, чтобы выпустить князя, Кит, сидевший справа, вылез сам.

Всей деревни не было видно – она уходила от поворота, прямо под уклон, мимо густого старого леса.

Князь постоял меньше полминуты, повздыхал:

– «…и не обрела душа места своего», как в псалме царя Давида сказано… Все изменилось. Этого храма не было, – указал он на построенную у въезда в деревню новую церковь, на купола которой, он, выйдя из машины, первым делом перекрестился. – Все дома тоже другие. Только лес вечен и молчалив… А вот за ним, несомненно, была наша усадьба… Была да сплыла. Вернее улетела… А тут теперь шумно. Пахнет дурно, будто в грязном фабричном цеху, а не в деревне. Едем отсюда.

В машине он еще несколько минут не проронил ни слова.

– Заборы, заборы… Остроги… – наконец, тихо пробормотал он. – Верно Софи говорила: преисподняя с удобствами – вот и всё ваше будущее. Лучше в нем не жить… Мы-то росли в открытых горизонтах. На просторе. Дышать было чем…

И снова замолк.

А Кит подумал про восемнадцатый год: там тоже лучше никогда не жить… Может, и прав Председатель насчет чистки прошлого… хотя бы небольшой. И Кит не утерпел – спросил князя напрямую, в молчании дороги уже начиная опасаться, что сам князь ни за что и никогда не расколется, не расскажет, не раскроет жгучую тайну, разделившую брата и сестру:

– А как вы там, в Москве, догадались обо всем?

Он не сказал о чем, язык не поворачивался, и жуть накатывала… Наплывала на глаза та черная полынья в реке, стоило отпустить память с короткого поводка.

Князь сразу понял, о чем речь, сверкнул глазами.

– Я-то что… – шепотом ответил он. – Это полковника чутье не подвело. Он как глянул тогда Глотову в глаза, так и смекнул… Потом – все просто: попросился до ветру, мне подмигнул. Этот Глотов к нам конвой приставил – поручика. Так его полковник живо оглушил наверху – рука у него еще не ослабела с тех пор, когда сам допросы всяких бомбистов-террористов вел. Ну, а дальше, что было, сам знаешь… Полковник на каждом шагу себя проклинал, что как-то в феврале прошлого года… то есть семнадцатого… когда смута только началась, он на связи Глотова положился чрезмерно и однажды за мадерой сдуру прихвастнул ему о своих тайных сношениях с будущим… Вроде как захотел своим могуществом поразить Глотова и заставить его надеяться в случае чего на сверхъестественную помощь. Показал ему волшебные картины в подвале… да вот и о тебе сбрехнул. Мол, есть такой талант, который любое оружие соберет… Глотов у него что-то еще выведал про будущее, это – несомненно. И заодно узнал про твою неуязвимость… по крайней мере для пуль… Возможно, и тех солдатиков успел тряхнуть, которые тебя на нашей явочной даче не дострелили. Умом-то этот Глотов подальше полковника оказался. Как уразумел, что нашим «Лебедем» большевиков не испугаешь, а ты чудо-оружия не изобретешь, так и решил на всякий случай того… ну, ты понимаешь… раз нашим помочь не сможешь, так, главное, чтобы к большевикам в руки не попал как орудие укрепления их власти и восстановления техники.

– Да я… – встрял было героически Кит.

А князь только здоровой рукой махнул:

– «Так не доставайся же ты никому!» – как в пьесе Островского. Помнишь «Бесприданницу»?

Кит не помнил… Эту пьесу он в школе не проходил.

– Коротко говоря, как все в России перевернулось, так полковника стали сомнения терзать, – продолжал князь. – Он Апокалипсис чуть не наизусть выучил. «Двойным агентом» себя называл, когда с нами тайно связался. Он так и сказал мне, когда мы автомобиль уже захватили: «Не знаю, чья правда вернее будет. Но только одно знаю наверняка: Бог мне грехи простит, если это чудо живым и невредимым сберегу»… Чудо – это ведь ты, между прочим.

– Ну, спасибо… – растерянно пробормотал Кит.

– Да ты не меня, ты полковника благодари, – грустно усмехнулся князь. – И за спасение… и за то, что тебя он сам же под монастырь и подвел… Пока по переулкам кружили, он все сокрушался, что заставила нелегкая и со своими воевать. «Царство, разделившееся в себе, погибнет», – так и твердил, как заклинание… Он, наверно, там костьми и лег, на мосту… И, знаешь, Никита, чует мое сердце, еще немало народу костьми ляжет, чтобы уберечь тебя и от своих, и от чужих.

Вот эту беду Кит, похоже, осознал сполна. «Красные» хотели его расстрелять, «белые» – утопить. Так теперь и будет веки вечные! Сначала попытаются привлечь на свою сторону, в свою правду и те, и другие, а потом на всякий случай будут стараться уничтожить, чтобы не достался никому. И свои теперь – вовсе не «красные» или «белые», а только… кто? Мама с папой да князь со своей командой. Получалось, против всего мира. Против прошлого и будущего! Это даже не триста спартанцев против огромной армии персидского царя!..

Вот какая она была бы – судьба и всех этих Бэтменов, Супременов и прочих супергероев, родись они в настоящей реальности. Их бы точно достали в конце концов и чужие, и свои. Навалились бы всем муравейником и разодрали бы в клочки все их красно-синие трико – на сувенирчики!

– Да ты не робей! – Князь ткнул Кита в бок. – Ты же уникум! Тебя, может, даже не гвардейского небесного полка Ангел-хранитель от беды прикрывает, а сам главнокомандующий и небесный генералиссимус – архангел Михаил… Тебе б еще покреститься для полного счастья!

Ну вот, еще и «религиозная пропаганда», как сказала бы мама.

– Может, и так сойдет? – буркнул Кит.

– Уж не знаю – не знаю, – хмыкнул князь. – Вот Элиз так не считает. Так и говорит, что, мол, Никите Демидову давно креститься надо, чтоб о нем молиться можно было бы по-человечески.

Ну, для Элиз Кит бы сделал все, что угодно!

– А что это за видения, о которых ты говорил? – осторожно спросил он, даже порадовавшись, что вовремя назрел повод разобраться хоть немного, кто из княжат прав… или хотя бы немного правее другого.

Ведь и «царство Веледницких» тоже успело само в себе расколоться, пока он на уроках да на каникулах в двадцать первом веке прохлаждался.

Князь помолчал, без всякого интереса поглядел в окошко на темневшее будущее, на тянувшиеся вдоль дороги высокие глухие ограды.

– Лучше ты сам спроси ее при случае, – сказал он, наконец, резко повернув голову и снова хищно сверкнув глазами. – Она сама путается. То ли во сне видение. То ли явь. Будто пришел к ней из будущего чуть ли не сам Илья-пророк… Ерунда какая-то! Почему из будущего?! Какой еще пророк в водолазном костюме?!

– В водолазном?! – обомлел Кит. – Как это?!

– Будто я знаю! – прямо-таки огрызнулся князь. – Да она и сама не знает! Только возник перед ней этот таинственный незнакомец в одежде, похожей на водолазную, и вроде как с нимбом… вот таким как у святых на иконах. Видел?

– Видел, – кивнул Кит.

И волосы у него на голове зашевелились… Неужели?! Ведь никак не выглядела княжна… какой?.. какой-какой! Шизанувшейся – вот какой!

– Может, это какой-нибудь космонавт был? – ошалело предположил Кит. – Инопланетянин…

– Не вижу особой разницы, – поморщился князь Георгий. – Вот он ей будто и сказал, этот святой водолаз, что Спящую Охотницу нужно обязательно сберечь и починить, то есть вылечить от беспамятства. Будто бы она, это железное существо, в последний день перед концом света понадобится для связи мира дольнего и мира горнего, то бишь небесного. Понял?

– Нет, – совершенно потерянно откликнулся Кит.

– И я – нет, – как бы удовлетворенно кивнул князь, словно уже видя в Ките верного союзника и собрата по непониманию всяких нервических глупостей, случившихся у юной аристократки на почве разрушения страны и привычного уклада богатой и вольной барской жизни. – И, между прочим, ко мне никакие святые водолазы со своими предложениями ни разу не подъезжали… Хотя вроде как я капитан «Лебедя». Поэтому я твердо стою на своем: как бы ни выглядела эта девочка-ведьмочка из будущего, пусть хоть самой невинной, беспамятной овечкой, а нужно её во что бы то ни стало извести. Слишком она опасна для тебя. И для всех нас.

Князь пригляделся к Никите и убедился, что безоговорочно верить в это тот все еще не склонен.

А Никита как раз подумал: «А может, она – такая же как я… И ее тоже теперь хотят уничтожить и чужие, и свои…»

– Ну, если мне не можешь поверить, то рекомендую не верить и моей сестре. Это будет самой разумной тактикой, – сказал князь. – Для меня Спящая Охотница – несомненное порождение Зла, страшная и пока не уязвимая кукла. Мне точно известно, что ею Председатель управляет… или управлял, пока она не сломалась и из-под контроля не вышла.

– Но Лиза утверждает, что она – живой человек, – робко заметил Кит.

– Живой человек, способный плескаться в раскаленной подземной магме и порхать в безвоздушном пространстве! Уволь! – отрезал князь. – Да хоть бы и так, наконец… Что из того? Ее сам дьявол, окопавшийся в будущем, послал в прошлое что-то сделать себе в угоду и погубить, может, миллион, а может, и миллиард живших душ. Это же война, Никита! Идет большая война. Во время войны, вообще, тысячи живых людей гибнут… И если она невинная жертва, живая беспамятная душа, заточенная, как говорится, в темницу смертоносной плоти, тогда тем более – уж давай освободим ее из этой темницы, пока она страшных бед не успела натворить и не отяготила себя ужасными грехами. У нас время такое, военное, а в военное время, хочешь – не хочешь, приходится применять принцип Инквизиции: уничтожай на всякий случай всех, кто на грешной земле может оказаться смертельно опасным, а уж там, на небесах, – князь ткнул пальцем в невысокое «небо» роскошного внедорожника, – Бог своих разберет…

Князь замолк и посмотрел на Кита, ожидая, что тот скажет в ответ. Но Кит не знал не только, что сказать, но что и подумать. Хотя эти безжалостные рассуждения князя голубых кровей ему явно были не по душе. Уже не в первый раз перед ним вставал какой-то страшный, не детский выбор, и он вновь не был готов к нему. В прошлый раз папа на помощь пришел… А сегодня – кто придет? Архангел Михаил, что ли, сойдет с небес?

Кит уже сам был готов треснуть и расколоться надвое, как царство, которому суждено погибнуть, когда князь решил нанести самый мощный удар:

– Вот и апостол Павел, между прочим, предупреждал когда-то, что дьявол может явиться в образе светлого ангела и вконец заморочить человеку голову, стремясь погубить его… Вот и разбери, что там такое приснилось Лизе… Если только это не простой медицинский случай легкого, временного помешательства, как несомненно определит любой доктор, находящийся в здравом уме и не верящий ни в Бога, ни в черта… По поводу такого, более реалистичного диагноза, я, как брат Элиз, могу только сожалеть еще больше, чем об опасной прелести загадочного явления, если таковое имело место. Понимаешь?

Умел витиевато, на одном дыхании выражаться князь, этого у него было не отнять!.. И тут Кит, в духовных писаниях не просвещенный, понял одно: со всей этой историей надо разобраться самому, ни на какую пропаганду не ведясь. Ни на религиозную, ни на атеистическую. Ни на какую!

Он так и сказал:

– Разберемся…

Князь даже немного отстранился, прижавшись затылком к тонированному стеклу, чтобы рассмотреть Кита в некотором критическом отдалении.

– Остается надеяться, что нам хватит времени, чтобы разобраться, – вздохнул он. – По крайней мере, ты-то должен успеть. Обязан!

Услышав такой намек, Кит вспомнил и о мрачных пророчествах полковника относительно семейства Веледницких. Князь тоже был о них как-то осведомлен, раз уж так ими бравировал.

– А что, нельзя тебе… ну, в общем, как-то не подставляться под пули в эту, Гражданскую войну? – осторожно, но решительно спросил он.

Князь улыбнулся прохладной, закатной улыбкой:

– Ну, а что ты мне можешь предложить? В кустах отсидеться? А потом где-нибудь в кафешантанах Парижа пить горькую и в «русскую рулетку» с тоски играть? Нет, Никита, наше время кончается. Мы должны свое дело сделать и уйти достойно в Царство Небесное… Может, оно всё-таки есть и святые не ошибались… В общем, как в песне «Слушай, товарищ!» будут петь: «…Спасли честь и веру юнкера и кадеты»… А уж вы там сами потом разберетесь.

Кит же твердо решил, что он жизнь положит на то, чтобы Лизу миновала та грустная судьба, которую предрек ей полковник! Только князю он ничего сейчас не скажет!

– Это тебе полковник про нас с Элиз напророчествовал? – прозорливо спросил князь.

Он искоса, но очень зорко наблюдал за Никитой.

Кит только кивнул, поджав губы.

– Так эти досье, собранные на нас Председателем, полковник тоже в глаза не видал, уж поверь мне, – сказал князь, будто желая подбодрить не столько себя – ему-то его скорая героическая гибель на поле брани представлялась в самых ярких красках, уже сделалась прикипевшей к душе мечтою, – сколько Никиту, чья тоска ему была видна насквозь, до самого сердечного дна. – К тому же мы – особая статья. Мы ведь сразу по двум дорогам в будущее несемся, в отличие от прочих смертных. По двум разным расписаниям. Одна дорога – прямая, как судьба, а другая извилистая, как мечты и сомнения о ней, о судьбе… А потому всякие задержки и отсрочки можем себе в пути порой позволить. И за один день целый год, а то и век прожить… Век я, конечно, кружить не стану – рука ослабнет оружие держать, глаз меткость потеряет, когда неминуемый час должен настать… Да ты ведь гораздо лучше нас знаешь, как это происходит, ты уж успел набегаться между временами, проживая за час по неделе…

И правда ведь! Кит вздохнул с облегчением. Еще не вечер!.. Хотя по дороге в Москву вечер уже въезжал в не темную июньскую ночь.

В отличие от немки Софи, будущей Екатерины Великой, которая в машине Никитиного папы вертелась во все стороны и поглощала глазами будущую Москву, будто любимое мороженое ела, князь Георгий казался ленивым и совершенно нелюбопытным, подтверждая, в общем-то, несправедливое мнение Пушкина о своих соотечественниках.

Кстати, о Пушкине. На въезде в Москву князь вдруг оживился и попросил подъехать к памятнику Пушкину: опять «…хотя бы на полминуты». Он умел выражать свои просьбы на таком чудовищно неотразимом языке старинной вежливости и аристократической властности, что суровый водитель-охранник снова только хмыкнул и привычно откликнулся мрачноватым эхом: «…на полминуты». Похоже, он печенкой чуял, что папа этого пассажира… а может и сам он, несмотря на юный вид, куда выше и круче его хозяина, бати Дума.

Когда доехали, князь Георгий, однако, даже не вышел из машины, чтобы оглядеться и изумиться сокрушительным переменам.

Лишь сказал коротко и сухо, словно заметив только одно из тысячи перемен-отличий:

– Пушкина переставили на другое место… А ведь я в прошлом году около него первое свидание назначил… Хотя какой там «прошлый»!

И облизнув высохшие губы, скомандовал вновь:

– Поехали отсюда! Чужой мир…

Кое-какую отраду князь таки обнаружил в этом «чужом мире». Когда проезжали здание московской мэрии, большой красный особняк на Тверской улице, князь, сидевший теперь в машине справа от Кита, вдруг снова попросил остановиться, сказав, что хочет «поздороваться с генерал-губернатором»… Оказывается, давным-давно это здание было главным домом усадьбы московского градоначальника, имевшего столь внушительный чин.

Кит решил не выходить, но, заметив, что водитель с любопытством посматривает в зеркало заднего обзора, тоже вывернулся назад и стал глядеть, что там делает князь, как здоровается с губернатором.

Князь стоял навытяжку, по-офицерски, с фуражкой на голове, смотрел куда-то вверх… и отдавал правой, раненой рукой честь стемневшему небу и, видно, самому губернатору, стоявшему на крыше привидением, которое способен был видеть только гость из прошлого, когда-то видевший этого губернатора живым.

Вид князя Георгия посреди Тверской улицы был таким экзотическим, что даже суровый водитель-охранник не выдержал.

– Реконструктор он, что ли, твой дружбан? – спросил он Кита, имея в виду фанатов копирования давних исторических событий.

– Ага, – подтвердил Кит, подумав, что определение «реконструктор» подходит куда больше ему самому вместо слишком уж примитивного «сборщика».

Князь вернулся в машину сияющим и вдохновленным, будто раздумал погибать в Гражданскую войну… Но оказалось, все как раз наоборот.

– Родному триколору честь отдал! – горячо шепнул он Киту, имея в виду флаг над мэрией, который никто в Москве давно не замечает. – Теперь совсем не страшно любое пророчество. Наши жертвы были не напрасны!

«Кто бы сомневался», – с печальной ухмылкой подумал Кит.

И больше до самого дома, что стоит в двадцать первом веке на улице Космонавтов, князь не проронил ни слова и в окошко не глядел… До Кита все эти юнкерские вдохновения не доходили, он пока не за флаги воевал. Так ему, по крайней мере, казалось.

…Когда вошли в подъезд заветного дома на улице Космонавтов, Кит, сам не понимая почему, вдруг жутко заволновался. Вроде родные, самые безопасные места, а страху накатило едва ли не больше, чем на том роковом спуске к Москве-реке в восемнадцатом году, причем – осознанного страха.

– Слушай, Жорж, а она не может вломиться сюда прямо сейчас? – спросил он князя, глянув походя сквозь решетку подвальной лестницы, которую он так боялся в детстве – детстве таком далеком, будто оно прошло раньше, чем родился на земле сам Александр Македонский.

– Крайне сомнительно, – коротко, но серьезно подумав на эту тему, ответил веско князь.

Лифт вдруг клацнул где-то там, наверху, и с нарастающим шумом бездушной машины, похожем на долгий тяжкий выдох, двинулся вниз…

И Кит невольно вообразил, что прямо с небес самым доступным способом – просто на лифте – спускается она, Спящая Охотница… Вот как раз теперь, когда до папы, который может дать самый лучший совет и помочь так, как никто другой не поможет, остается всего ничего… двенадцать лестничных пролетов… меньше минуты. Она – то ли человек-киллер, то ли просто машина-убийца – встряла между Китом и спасительным папой, как в страшном сне, и от нее уже никуда не деться, только проснуться… Где угодно, только не здесь, только не у себя дома!

– Пошли так! – тихо крикнул от ужаса Кит и рванулся в обход, вверх, на лестницу, таща пухлую сумку, в которую были набиты шинели, а в их гуще в качестве изюминки в булке был засунут револьвер Наган князя Георгия, совершенно бесполезный при встрече со Спящей Охотницей.

Кит уже взлетел на один пролет, когда заметил, что князь как стоял внизу, дожидаясь лифта, так и стоит столбом… Может, он просто оцепенел от страха-предчувствия… или хочет встретить смерть лицом к лицу, не отводя глаз… А лифт все опускался, как в страшном сне или в каком-нибудь японском ужастике… Вот уже почти совсем опустился. И Кит тоже оцепенел и затаил дыхание.

Лифт внизу, перед князем, пшикнул и клацнул какими-то посадочными узлами. Двери, раздвигаясь, шваркнули, как ржавые ножи друг об друга…

– Князь Георгий, если не ошибаюсь, – раздался голос…

Глава шестая

_{с детскими ночными кошмарами, самыми главными вопросами о душе и с граммофонной иглой, летящей, как пуля}

Сердце у Кита пшикнуло, как бракованный китайский фейерверк.

– Так точно, – по-военному гордо, но смиренно ответил внизу князь. – Портупей-юнкер Веледницкий волею Проведения прибыл в расположение временного укрытия.

– Отрадно видеть вас, князь, – с удовольствием ответил папа Кита на старинном языке. – А где же…

– Па, здесь я! – не по уставу крикнул-доложился Кит, в два прыжка слетев вниз.

Папа поморгал, как бы прикидывая, какой Кит настоящий – этот или тот, который сейчас барахтается далеко, в вечерних водах Адриатического моря… И, видно, решил, что родные оба. Мама на папином месте, наверно, подумала бы на эту тему, потом подумала бы еще немного и упала бы в обморок.

Папа снова нажал кнопку, двери лифта раздвинулись, они вошли.

– Поехали, – сказал папа просто, но получилось мощно, по-гагарински.

Он тут только, по пути наверх, представился князю папой Кита, Андреем Николаевичем, и когда они в узком пространстве лифта пожимали друг другу руки, обратил внимание на болезненную гримасу князя, которую тот старательно гримировал терпением, а также на темный потек на рукаве юнкерской гимнастерки.

– Что это? – напористо и строго спросил папа.

Не отпуская руки князя, он поднял ее повыше, чтобы виднее было.

Потёк на рукаве мундира вызывающе бурел.

– Чепуха. Царапина, – также напористо и строго ответил князь.

– Как я понимаю, пулевое? – легко догадался папа.

– Вскользь… – уточнил князь.

Папа пригляделся.

– Выдадим за бытовое, – пробормотал он, хмурясь.

Тут лифт остановился. Вышли на площадку родного этажа. Киту снова, как при давешним неофициальном визите принцессы Софии Ангальт-Цербстской, стало неловко за скромность своей квартирки. Но теперь, в новых обстоятельствах эта скромная квартирка казалась многих дворцов подороже…

– Ты что-то сильно повзрослел с тех пор, как я тебя последний раз видел, – заметил папа, звеня и орудуя ключами. – В этот раз долго в прошлом кувыркался, да?

Кит с князем многозначительно переглянулись.

– Не, па… Один день. Просто там, в восемнадцатом году, очень холодно было… – аккуратно ответил Кит, спрятав поглубже в душу, как револьвер-наган в складки шинели, и свою маму, на долгий-долгий миг оставленную в авиалайнере, что с грехом пополам полетит в Москву через неделю, и свой неудавшийся расстрел пополам с едва не удавшимся утоплением.

Повзрослеешь тут! Как бы вдобавок не поседеть раньше срока!

– В восемнадцатом?! – весомо отметил папа, пропуская сына и гостя в прихожую. – Один день в восемнадцатом году за семьдесят лет можно засчитать!

– Без всякого сомнения! – поддержал папу Жорж.

– Никитос, тебе – задание! – умело выдерживая командирский тон, сказал папа. – Приготовь ужин, пока мы с князем в травмпункт слетаем?

– Куда, простите?! – вздрогнул князь Георгий.

– Князь! – звонко, как командующий парадом, обратился папа к юному Веледницкому… и видно было, как ему нравится называть князя «князем». – Ваша царапина отнюдь не шуточная. Ее необходимо обработать и зашить в нашем времени. У нас медицина тут получше, чем там, у вас, тем более в восемнадцатом. Не исключаю, что именно для этого вы направлены Провидением в наше расположение… Иначе, опасаюсь, неминуемо заражение крови.

– Времени как раз нет для того, чтобы заниматься ерундою, – стал не слишком уверенно сопротивляться князь. – Да и вряд ли срастется плоть на шве – здесь же другое время.

Кит заметил, что уют и тихая безопасность тесной прихожей подействовали на князя расслабляюще… Можно было хоть ненадолго забыть о проблемах восемнадцатого года.

– По праву хозяина и аборигена эпохи, командовать парадом буду я, – внес ясность папа, пропустив мимо уха странную для него фразу про шов. – Сейчас мы поедем в травматический пункт нашей поликлиники. Ее главврач – мой школьный однокашник. Я ему сейчас позвоню. Посему, князь, можно не беспокоиться, что там чего-то заподозрят и позвонят в полицию. Сейчас всё устроим в самом лучшем виде.

Жорж умоляюще посмотрел на Кита.

– Это недолго… – схитрил Кит и отвел взгляд. – Я пока чай поставлю.

И вместе с большим пакетом, полным шинелей и оружия, устремился на кухню.

Через пять минут князь Георгий Веледницкий вышел с папой Кита на кухню сам не свой. Да и вправду узнать было его нелегко – он был в каких-то допотопных потертых джинсах, еще более допотопной клетчатой рубашке… и в огромных домашних тапочках.

Кит рот разинул.

– Рот не разевай! – приказал папа. – Скидывай кроссовки!

Тут только Кит заметил, что так и не разулся в прихожей. Такого с ним еще не случалось!

Папа был воодушевлен. А когда он бывал воодушевлен, с ним лучше было не спорить.

– Ты представляешь, Никитос, князю тик в тик подошли мои джинсы. Я их купил на свой первый доход почти двадцать пять лет назад, когда мы с князем почти ровесниками были! Ну то есть… – Он прикинул и… и плюнул на все эти сложности пересчета эпох. – Это же антикварная Монтана! Я ее, как память, берёг! – ловил папа кайф, вспоминая юность. – Продал тогда за день пять… нет шесть картонок. На Измайловском вернисаже!.. Так давно это было. Почти в восемнадцатом году! Тебе не понять!

– Ага! «Не понять»! – хмыкнул Кит, пока с трудом справлялся со шнурками на кроссовках, гнусно отсыревшими зимой восемнадцатого года.

Китовы белые кроссовки тоже подошли князю, даже немного велики оказались его аристократическим ступням. Хоть какая-то вышла польза от этих «барских черевичек», чуть не погубивших Кита почти сто лет назад!

Перед тем, как папе с князем отбыть в травмпункт, задержались еще на пару минут на чай и три бутерброда с бужениной, на скорую руку приготовленных Китом.

Князь принялся на бутерброд неторопливо, но с видом аристократа, уже познавшего, что такое голод.

– Вкусно, благодарю! – сказал он. – Как будто сто лет такую роскошь не ел.

Теперь многозначительно переглянулись папа с Китом: да, не до жиру стало этим аристократикам тогда, в восемнадцатом.

Внезапно подал голос папанин мобильный, оставленный в прихожей, и папа побежал отвечать.

– …А Светик! Привет! Что-то ты сегодня поздно… Как вы там? – донесся из прихожей его прямо-таки сахарный голос.

– Привет передавай! – машинально, не подумав, крикнул Кит.

– Себе, значит, родному привет передаешь? – ухмыльнулся князь, проглотив кусок бутерброда.

У Кита волосы на голове зашевелились, и озноб пробрал. А если бы мобильный запел в прихожей, когда они еще там все втроем тусовались! Вот мама бы услышала его голос – тогда всё! Конец света… Причем, неровен час, в самом буквальном смысле слова.

Кит посидел за столом слегка оглушенный, со звоном в ушах, не слыша разговора в прихожей, а за это время князь успел резко подняться из-за стола, куда-то сбегать и скоро вернуться.

– Вот возьми… – сказал он и положил на стол перед Китом тот самый портрет-голограмму Спящей Красавицы. – Полковник просил передать.

Красивая коротко стриженая девочка-блондиночка смотрела на Кита вишневые глазками-огоньками и… что? То ли улыбалась, то ли не улыбалась. Очень загадочно так смотрела и вроде бы улыбалась как… как кто? Ну, в общем, как Мона Лиза и Джоконда вместе взятые… Хотя это, типа, одно лицо… Да уж, она была явно не из тех блондинок, за которыми бродят тучи анекдотов. Знала Спящая Охотница толк в маскировке!