Текст книги "Тайна Спящей Охотницы (СИ)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Но ты ж оттуда, я же сам видел… точно оттуда… а там одни юнкерсы и хенкели сейчас были… – Парнишка бормотал, страшно при этом морщась, будто с большим трудом вспоминал вслух, как всё было и могло ли вообще быть. – Ты-то откуда тогда?.. Если не немец…

Что нужно сделать, чтобы войти в доверие к туземцу, так напуганному появлением пришельца из неведомого мира, что готовому откусить ему щипцами голову?.. Правильно: сначала надо прижать руку к сердцу и назвать свое имя. Когда пришелец при встрече первым делом называет свое имя, это означает, что он не собирается лезть в драку первым. Между прочим, один из главных законов Вселенной.

Кит так и сделал.

– Меня зовут Никита. Никита Демидов. А тебя как?

– Демидов… – эхом выдохнул паренек.

И вдруг весь обмяк и руки с клещами совсем опустил.

– Демидов, – подтвердил Кит.

– Это я Демидов, – пробормотал туземец. – Коля. И ты тоже?

Сердце у Кита ёкнуло: предок, точно! Это ж прадед, который до его, Кита, рождения всего полгода не дожил!

Он так и впился глазами в ровесника. Знакомых черт не приметил, на папу тот не был похож. Белобрысый был этот паренек, стриженый совсем коротко и со смешной челкой.

– Ну, нормально! – с нарочито доверительным облегчением ответил Кит. – Значит, к своим попал.

– А это чё? – вдруг непонятно спросил юный предок и кивнул на ноги Кита.

– Чего? – не понял Кит…

– Штиблеты у тебя какие-то не наши, – пояснил предок.

Его сознание, еще не способное переварить чудо в целом, похоже, решило раскусить его и разжевать по частям.

И тут Кита осенило. Кроссовки! Теперь они – не опасная обуза, а наоборот, пропуск в новый мир. Такой зримый пароль!

– Ну, у нас там, в будущем, такие носят, уж извини, брат, – сказал Кит. – Сейчас какой у тебя тут год?

– Сорок второй, – сказал предок и с трудом сглотнул, словно у него во рту жутко пересохло.

– Во! Такие только через семьдесят лет будут носить, – оправдался Кит, почему-то решив скрыть точную дату своего отлета в прошлое… – Я, наверно, твой прямой потомок. Типа, правнук… Такие дела, Колян, никуда не денешься.

Коля Демидов смешно причесал пятернёй свою чёлку. И что-то сильно задумчивым сделался.

– Ты чего? – на всякий случай решил растормошить его Кит, всё еще опасаясь за рассудок предка.

– А я думал – всё. Хана… – пробормотал тот, подняв глаза в небо. – Думал, зажигалка такая огромная падает… или, вообще, фугаска. Щас весь дом – в пыль. И меня, и батю.

«Папа дома!», – обрадовался Кит, будто это его собственный папа ждал к ужину. Он сразу сынтуичил, что здесь старший Демидов – как раз тот, к кому он и послан.

– Петром батю звать? – уточнил он, еще больше порадовавшись тому, что его собственная память не подвела, помнил он рассказы папы о том предке.

– Петр Андреевич, – подтвердил Коля Демидов.

– Точно, – кивнул Кит. – Все сходится. Он мне, типа, прапрадедом приходится. Я как раз к нему… Извини, что заранее не предупредил. Был вне доступа.

Коля тряхнул головой, вперился в Кита.

– А я кто? Прадедом, что ли, тебе буду?! – начал всерьез соображать он и изобразил слегка дебильную улыбку.

– Кто бы сомневался! – хмыкнул Кит и решил, что теперь уже можно двигаться без оглядки на щипцы, которые уже успели мирно заснуть на крыше… и еще подумал, что пора… все кругом свои: – Мне бы это… поссать бы сначала. Не с крыши же…

Коля Демидов замер, разинув рот… И вдруг чуть не изо всех сил стукнул себя кулаком по лбу.

– Вот глаз даю – никогда бате не верил! – от души признался он.

– Я бы тоже не поверил, Колян, пока ты мне так же вот на голову не упал бы, – согласился Кит и стал осторожно подниматься на затекших ногах: крыша была не широкая, край – всего в полутора шагах.

Падать было, конечно, не так высоко, как с небес, – всего-то второй этаж небольшого дома, которых вокруг было полно: крыши, крыши, первые этажи вроде каменные, вторые бревенчатые, дворики маленькие, а с другой стороны дома, через крышу, Кит заметил и вовсе деревенские такие избы… Такая была во многих местах Москва в те времена и не то, чтобы совсем на окраинах.

– Ну, зЭконые у тебя штиблеты! – снова вернулся Коля к простым человеческим вещам.

– Это «хорошие», что ли? – полюбопытствовал Кит, сообразив, что «законные» у него кроссовки.

– Ну…

– У нас в будущем говорят «прикольные»… или «классные».

– Смешно. Классные… внеклассные… – проговорил Коля Демидов, приглядываясь к небу и к чему-то прислушиваясь. – Улетели. Можно спуститься.

Канонада и вправду стихла давно. В небе больше не выли немецкие бомбардировщики. Голуби тоже исчезли куда-то.

– Слушай, а ты не видел, куда она девалась? – тоже глядя в небо, невольно проговорил Кит… и прикусил язык!

– Кто?! – удивился Коля.

И так-то многое было слишком трудно объяснить юному прадеду, а уж про Спящую Охотницу лучше, вообще, было пока не начинать – это точно!

– Ну, капсулу мою… в которой сквозь время пролетают, – сказал Кит, не глядя предку в глаза.

– Что-то полыхнуло туда, вверх… обратно, – неуверенно вспомнил тот. – Как яйцо вроде. Здоровое такое, яркое.

– А, значит, цела, – кивнул Кит, по-своему не соврав.

Предок указал на небольшое чердачное окно на крыше:

– Туда. Только осторожнее, не свались… Я первый пойду, руку подам.

И ловко забравшись в небольшое чердачное окно, подал руку потомку. Так они первый раз поздоровались.

– Ты прямо за меня держись, за куртку, – шепотом сказал Коля Демидов, когда они очутились в кромешной тьме чердака. – Мы тут, правда, все разгребли еще осенью. Свет зажигать нельзя никакой. Сам видишь, что у нас тут. Бомбят… А у вас что?

– У нас нормально все. Не бомбят, – ответил Кит и вспомнил про разные теракты. – Только извини, мне про будущее нельзя вам рассказывать. Закон такой.

– Ну да, понятно… – вздохнул Коля, ведя потомка, как слепого. – Но ведь победим, да? Раз ты прилетел, а не немец какой…

– Кто бы сомневался, – слегка погрешил против «закона времени» Кит. – Мы всех победим… хоть и не сразу.

– А больше и знать ничего не надо! – вдохновенно прошептал Коля и на радостях так заторопился, потянул так живо, что Кит запнулся и чуть не упал.

По дому и ниже пробирались тихо, как воры. Это тоже понятно было: лишние глаза Демидовым были не нужны, тем более в это опасное военное время. Удобства были на улице. Прадед проводил Кита до самого сортира-сараюхи.

– Не сбежишь через «очко» в свое будущее? – нашелся он пошутить.

– Ага, считай, это я сюда к вам, через «очко» в земном шаре и сбежал, – признался Кит и закрылся в полной тьме.

Уже не первый раз такое было с Китом, а все равно он не переставал изумляться: вот надо же, как ни в чем не бывало торчит он в туалете эдак больше, чем за полвека до собственного рождения, и когда? Прямо в разгар войны! Сам себе когда-нибудь не поверишь.

А еще Киту стало очень интересно, где жили его предки в войну. И, когда вышел, узнал: совсем недалеко от него самого – на Староалексеевской улице! Заодно Кит узнал, что дом больше, чем на половину пуст, три семьи подались в эвакуацию и теперь у них большие трудности с возвращением…

– А ты где живешь? – спросил, в свою очередь, юный прадед, когда возвращались, и поправился: – Ну, будешь это…

– Да недалеко тут, – махнул рукой Кит, но про улицу Космонавтов не заикнулся, уже учен был. – Считай, около выставки.

– Земляк, значит, – со смаком оценил предок.

По дороге Кит успел обозреть дом, увидел бумажные, косые кресты на окнах.

«Точно. Война», – подумал он, словно приняв самое неопровержимое доказательство того, что он попал в 1942 год и бабахало и выло в ночных небесах неспроста.

Перед дверью – Демидовы занимали две небольшие комнаты на втором этаже дома – Коля ощупью остановил Кита.

– Ты это… не бойся. Батя у меня сметливый, – едва слышно предупредил он.

– Да мы все Демидовы такие, – гордо прошептал в ответ Никита.

– Сейчас мы его удивим, – с заговорщическим запалом горячо пообещал Коля…

…Но сразу в комнату не вошел, а только приоткрыл дверь, просунул внутрь голову и на пределе шепота позвал отца:

– Батя! Не спишь?

– Куда сгинул-то? – послышался вроде как издалека хрипловатый взрослый голос.

– Бать, опять голуби дядь Жорины все в щели ушли со страху, – издалека начал Коля. – Мотыляли мошкарой!

– Сколько раз говорил ему – сдай их, как почтовых, или слопай, – почти равнодушно, а значит, привычно пробурчал батя прадеда. – А он всё – «не почтовые у меня, ядреныть… красоту не едят, ядрёныть»…

– Батя. Я не один, – смелым голосом предупредил Коля, будто всё еще не решаясь зайти и боясь, что за привод «дружбана» в такой неурочный час получит крутой нагоняй. – Я это… считай, правнука привел.

– Кого?! – прямо-таки грозно-хищно прорычал из дальней тьмы Петр Андреевич.

Но именно этот грозно-недоуменный батин рык Коля, похоже, воспринял как нужный сигнал.

– За мной! – скомандовал он и открыл дверь шире.

Они вошли. Из тьмы – в такую же тьму.

Навстречу что-то громко топало и стукало… топало и стукало в пол… И Киту стало не по себе.

– Дверь закрой! – еще более грозно, хоть и совсем негромко велел батя, приблизившись.

Коля подался назад и оставил Кита лицом к лицу с невидимым хозяином.

Что-то щелкнуло, брызнули перед носом Кита крохотные кремневые искорки – и зажегся огонек зажигалки, зажатой в мощном кулаке.

Кит поднял глаза – и увидел совсем не старое мужественное лицо человека явно рабочей, заводской профессии. Предок – Петр Андреевич Демидов – выглядел немногим старше папы Кита и тоже совсем не был на него похож. Его лицо было более продолговатым, с глубокими морщинами, и огонек подсвечивал почти такую же светло-русую челку, как и у сына Петра Андреевича, только чуть более длинную и скошенную набок. Прапрадед остро смотрел на Кита. И Кит понимал, что смотреть нужно прямо в глаза и не трусить.

– Ты кто? – строго, но спокойно спросил прапрадед.

И Кит решил доложиться по полной программе:

– Никита Андреевич Демидов… – Он было сразу перешел к году рождения, но почему-то вдруг посчитал это секретной информацией будущего и пролетел дальше. – Сын Андрея Николаевича Демидова. А он вам – правнук.

– Ух ты! – ожил сзади юный Николай Петрович Демидов. – Это, значит, я своего сына, как себя, Коляном назову. А что, зЭканое имя!

«Блин, опять парадокс замутил!» – похолодел Кит.

– Помолчи там, тебя не спрашивают, – прорычал Петр Андреевич и еще полминуты испытующе смотрел на Кита.

Тот выдержал взгляд предка, проверявший правду.

– Не врёшь? – наконец, для порядку спросил прапрадед.

– Бать, ты посмотри, как он одет… на его штиблеты ты это, позырь, – не выдержав, кинулся на помощь потомку храбрый прадедушка.

– Молчи, говорю, тебя не спрашивают, – всё так же грозно, хотя уже не столь угрожающе прорычал прапрадед, но руку с зажигалкой немного опустил и действительно стал разглядывать гиперсуперультрапресловутые белые кроссовки Никиты Андреевича Демидова.

А Кит подумал, что, если предок не поверит, он точно достанет коммуникатор… заряда наверняка чуток осталось… Со своим батей, Андреем, отсюда никак не связаться, но какую-нибудь игру он предкам для доказательства покажет.

И сказал просто:

– Не вру.

И тут только увидал, что одной ноги у прапрадеда нет, а вместо нее из широченной штанины упирается в пол вроде бы конец стариковской палки с резиновой нахлобучкой. А рядом с этой нахлобучкой упирается в пол другая – от деревянного костыля, который тянется вверх, до подмышки прапрадеда.

Вся картина сложилась: стало понятно, почему прапрадед не на фронте.

Они с прапрадедом переглянулись, и у Кита сразу растопилось внутри. Потеплело в груди. И глаза у прапрадеда вдруг разом потеплели и заискрили по-доброму. Душевно они друг на друга глянули, уж точно не нейронно.

И они вдруг оба, хором вздохнули.

– Ну вот и началось… – по-родственному мягко и обреченно проговорил прапрадед и при свете зажигалки посмотрел кругом так, будто и сам тут впервые очутился.

– Ух, как давно вся эта жесть началась! – не сдержавшись, выдал военную тайну Кит.

– Просто дедом зови меня, – просто так вот, строго и сухо, как на войне, сказал Петр Андреевич Демидов и тут же отдал новые команды, теперь уже – сыну: – Коляй, сегодня праздник у нас. Доставай одну банку. Хлеб давай. Свечу ставь на сундук… Да живо окна проверь. – И снова обратился к Киту: – Первым делом заправишься, как говорится, чем Бог послал. А то у тебя впереди еще долгая дорожка. Уж прости, у нас тут разносолов нет, как у вас там, в вашем светлом будущем… но спасибо еще скажешь.

Киту стало жутко неловко.

– Да ничего. Я сыт, – стал отнекиваться он… хотя, конечно, с дорожки был бы уже совсем не против перекусить всем, чем Бог пошлет.

– Молчи, знай, – не сердито заткнул его прапрадед, словно Кит мешал ему напряженно думать.

– Эх, жалко мамки сегодня нет! – по ходу, суетясь, пожалел Коля Демидов и пояснил: – Она сегодня в ночную в больнице. Медсестрой она…

– Давай к столу, – указал зажигалкой прапрадед и, не без труда развернувшись, двинулся к круглому столу, стоявшего не в центре комнаты, а у окна. – Я-то как раз опасался, что Лида, Лидия Ивановна наша окажется дома, когда ты объявишься.

– У меня… у нас там мама тоже ничего не знает, – поддержал предка Кит.

– Да?! – на мгновение замер Петр Андреевич. – Ну, так оно и должно быть до поры, до времени. Эх, наши жены-мироносицы…

– Кто?! – не понял Кит.

– Ну, ты когда вернешься, у себя там где-нибудь почитай про таких, – как-то осторожно отмахнулся Петр Андреевич. – Поищи в книжках… в той самой, главной книжке.

Пока Коля суетился, проверял, хорошо ли плотные шторы закрывают окна, пока ставил свечку на сундук в углу, Никита и Петр Андреевич сели за стол.

– Вот и началось… – снова повторил прапрадед и снова вздохнул, на этот раз тяжело и задумчиво. – Значит, говоришь, давно с будущим воюете?

– Год уже. Даже больше, – ответил Кит.

– Приходили к тебе оттуда? – непонятно спросил Петр Андреевич и указал в потолок.

– Ну… из прошлого, типа, за мной заезжают, – неуверенно ответил Кит, чувствуя, что вопрос не о том, а о какой-то грозной тайне, о которой он еще и не знает.

И вдруг молнией мысль сверкнула: а может, предок его о том самом «святом водолазе» спрашивает…

– Значит, всё только начинается, – очень-очень задумчиво проговорил прапрадед, намеком подтвердив неясную догадку Кита. – Завидую я тебе, пацан! Такое увидишь…

– Что?! – спросил Кит, почувствовав мелкий бег мурашек между лопаток.

– Сам не знаю… – так же неясно усмехнулся прапрадед. – Это как тебе нельзя рассказывать нам про твое будущее, так и мне про то, кто когда-нибудь придет к тебе. Только ничему не удивляйся.

– А я и так уже ничему не удивляюсь, – обиженно ответил Кит, ясно поняв и этот намек предка – на то, что про всяких «святых водолазов» лучше не спрашивать.

Тем временем, свечка зажглась, а на столе появились банка тушенки, большой темный чайник, три вилки, три стакана и три кусочка хлеба.

По ходу, Кит успел окинуть взглядом комнатку военных времен. Здесь были сундук, украшенный металлическим плетением, одна решетчатая кровать – видно, Колина, – коврик с оленем над нею, небольшой сервантик, небольшой письменный стол, полочка с книжками над нею и еще фанерная этажерка, тоже до предела загруженная книжками… Была печка-буржуйка с трубой в окно, очень похожая на ту, что Кит видел на барской дачке в 1918-ом… Да, и еще большие часы-ходики на стене тикали, качая маятником. С потолка свисал широкий абажур без лампочки. От этого бесполезного абажура и был отодвинут к окну обеденный стол со скромной скатёрткой.

– Эту убери. – Петр Андреевич отдал свою вилку сыну. – Сейчас наш путешественник должен наестся… А ты подберешь. – И осторожно спросил Кита, осматривавшего комнату: – Вы там, небось, уж повольготнее живете? Отец-то кто у тебя?

– Художник… – почувствовав неловкость, ответил Кит.

– Вон оно как! В интеллигенцию Демидовы подались! – без осуждения хрипло хохотнул прапрадед. – Знаменитый?

– Не очень… – почему-то с облегчением ответил Кит.

– Ну, ничего. Ты-то точно прославишься в будущих веках, – подбодрил его прапрадед. – Налегай, давай, рубай! Ешь, сколько влезет. Надо впрок… А мы свое после победы наверстаем. Точно, сын?

– Ага… – кивнул Коля и гулко сглотнул слюну.

– Извиняй, чай холодный у нас, сейчас не разогреешь, – сказал прапрадед.

Надо прямо и без всякого преувеличения признать: этот скромный ужин военного времени при свечке на сундуке показался Киту куда роскошнее того званого праздничного обеда в помещичьей усадьбе Веледниково – обеда, с которого и началось его, Кита, знакомство с прошлым, так сказать, натурализация в нём! И тушенка с куском жесткого ржаного хлеба показалась Киту куда вкуснее какого-то консоме и последовавшего за ним фаршированного перепела…

Кит честь знал: умял половину и решительно отодвинул банку:

– Всё! Это Коляну… ему витамины нужны.

– Ну?! – вскинул брови Петр Андреевич.

– Ну да… чтобы потомки крепче были.

– С тобой, праправнук, не поспоришь, – оценил прапрадед точный расчет потомка. – Слышь, сын, налетай. А мы с Никитой Андреичем пока делом займемся.

Он тяжело поднялся из-за стола и пошел в другую комнату, жестом предупредив Кита, чтобы за ним не ходил.

Там он возился минут пять, словно что-то на ощупь разыскивал или доставал из каких-то тайников, потому как там тяжело двигалось, а потом постукивало и захлопывалось… Тем временем, Кит запивал холодным чаем изжогу и старался не смотреть, как его прадед по-собачьи смачно уплетает тушенку, скребя вилкой по стенкам консервной банки.

Петр Андреевич вернулся, остановился на пару мгновений, взглянул коротко и строго на обоих своих потомков – ближнего и дальнего – и пошел к сундуку. Он передвинул свечу на середину, грозно сел и поманил к себе Кита.

– Садись, – сказал он Киту, когда тот подошел.

Кит аккуратно сел по другую сторону огня.

– Ну… доставай, – почти торжественно сказал прапрадед.

– Что?! – не понял Кит.

Предок посмотрел на Кита совсем строго. И Кит тут же уразумел: прапрадед знает, что за штуку волей или неволей привез с собой праправнук. Но откуда он это знает?!

Вопрос застрял в горле, и Кит молча достал из внутреннего кармана джинсовой куртки обе половины таинственного браслета, по семейной легенде созданного тем самым предком Кита, который теперь так вот просто сидел рядом с ним, по ту сторону огонька свечи…

– Он самый! Сходится! – явно подавляя волнение, проговорил Петр Андреевич.

– Бать! Мне можно посмотреть? – чуть не захныкал Коля Демидов.

– Оттуда смотри! – отрезал его батя. – А то еще башку оторвет… и не будет у тебя никаких потомков.

И хитро подмигнул Киту.

– А вы как же? – смекнул Коля.

Петр Андреевич ответил сыну так, что тот только рот разинул и оцепенел:

– А нам уже не страшно. Мы тут как в танке…

И тут же велел Киту:

– Надевай… Знаешь как?

– Знаю, – кивнул Кит и произвел с браслетом соответствующую манипуляцию – так, чтобы все-таки Коляну видно было.

– Не сильно работает, да? – по-деловому спросил Петр Андреевич.

– На мне, вообще, никак… – честно признался Кит и как бы в доказательство повертел рукой. – А у папани очень даже не слабо.

– Значит, у папани твоего, художника, работает, – вздохнув взволнованно, проговорил Петр Андреевич и прищурился. – Но у него тоже не в полную силу. Так, побаловаться только, да?

– Ну, как сказать…

Вообще-то, Киту стало обидно за папу: тот ведь уже раз так «побаловался», что весь мир спас, отогнав прочь подземный флот маркшейдера Вольфа… того самого, великого и ужасного Максимилиана Вольфа, который, кстати, должен был приходиться и самому Петру Андреевичу чуть ли не дедом… если, вообще, не отцом! До Кита это только сейчас дошло – и он забыл про всякие обиды. Ведь получалось, что Демидовы – это какая-то «левая» фамилия… и Петр Андреевич должен скрывать жгучую тайну своего происхождения, ведь тот самый маркшейдер Вольф маячит у него прямо за плечами… И это значит… А вдруг Петр Андреевич на самом деле на стороне Вольфа. И Кит оцепенел, не зная, что и подумать!

– Так и скажи, – весомо проговорил Петр Андреевич и…

…и достал из внутреннего кармана пиджака… что?! Точно такие же половины браслета.

Киту совсем жутко стало.

– Это ведь тот же… – выдавил он из себя. – То есть вот этот же, да?

– Точно! – кивнул Петр Андреевич. – Я свою работу за версту узнаю. Другого я не делал.

– Так ведь так нельзя! – простонал Кит, ужасаясь даже не представимым последствиям того, что в одной точке пространства-времени один предмет встретится с собой же, привезенным из будущего.

Петр Андреевич снова вздохнул глубоко и задержал дыхание… а потом шумно выдохнул и покачал головой.

– Когда нельзя, но очень нужно, то можно, – вывел грандиозный вселенский закон Петр Андреевич Демидов. – У нас сейчас исключительное чрезвычайное положение. Меня предупредили, что от этого конец света не случится. Потом-то, в свое время, он, конечно, случится. Но не сейчас. Так что ты не трусь, знай. Считай, это нарочно в разных временах такое предостережение распространяли про то, что нельзя…

– Это те, которые за вами приходили? – рискнул нажать Кит.

– Не за мной, а ко мне, – подняв указательный палец, строго и веско уточнил Петр Андреевич и сверкнул глазами. – Ты особой разницы не видишь, а для нас она есть. И очень большая… Давай руку.

Кит протянул через огонек свечи левую пуку, на запястье которой красовался вроде бы ни чем не примечательный браслетик свинцового оттенка.

Петр Андреевич примерился: одну половинку своего – вроде как «первого» – браслета он поднял над рукой Кита, а другую стал подводить снизу, будто хотел сличить эти половинки с теми, что уже были соединены на руке Никиты.

– Закрой-ка гляделки на всякий случай, – хрипло велел прапрадед и бросил сыну, так и сидевшему у стола: – Тебя тоже касается. Закрой глаза!

Кит повиновался… Несколько мгновений он пробыл в полной тьме и неизвестности.

И вдруг как полыхнет! Как обдаст лицо жаром… И тут же словно раскаленными щипцами схватило запястье! Кит так сразу и вспомнил те жуткие щипцы, что остались на крыше. Он вскрикнул и отдернул руку.

– Село! – услышал он радостный и взволнованный, опять же, с прокуренной хрипотцою, шепот прапрадеда. – Теперь гляди.

Кит открыл глаза. Запястье еще пощипывало, но боль от ожога быстро затихала…

Она, боль, словно проникала в глубину запястья, остывая и щекоча саму кость. А никакого браслета на руке не осталось! На его месте виднелся только красноватый ободок. И он щипал.

– А где… – недоуменно пробормотал Кит.

Вид Петра Андреевича – лицо его и не только – поразили Кита. Лицо прапрадеда краснело так же, как и обод ожога на руке Кита, лоб весь был усеян крупными каплями пота. Одна капля, собирая по пути другие, уже катилась к переносице, а еще одна, поблескивая, – по виску. И весь Петр Андреевич как бы подрагивал вместе с пламенем свечи.

– Ловкость рук и никакого мошенничества! – отчаянно весело, как сапер на минном поле, смахивающий с мины остатки земли и пошучивающий сам с собою, проговорил Петр Андреевич, показал и потер руки.

Руки его тоже подрагивали.

– Он теперь внутри… в тебе… в руке твоей. Я в институтах не учился, я ученых объяснений этих чудес в решете не знаю. Мне говорили… про какую-то «чёрную дыру». Вот это и есть вроде того: при соединении одного и того же предмета из разных времен… да не простой болванки, а вот такого, какой сделал я… всё его вещество устремляется к центру, в точку… и там преображается, что ли… Я-то что, я ведь простым пролетарием на фабрике патефонных игл честно тружусь… Еще до революции пацаном начинал. И вон как с Гражданской без важной части тела вернулся, так туда же…

– Патефонных игл?! – изумился Кит.

– А что… Тоже важный труд, – гордо ухмыльнулся Петр Андреевич. – Без него, без иголок моих народу и не потанцевать. А вот когда победим, тогда-то уж потанцуем, попляшем в волю! Все патефоны запустим!

Грандиозная… но еще более таинственная и необъяснимая картина мира стала складываться в голове у Кита, в его нейронах-крокозябрях… И оседала волнением в его невидимой и недоказуемой душе.

Как в той сказке: иголка в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке… Так и с «граммофонами времени». Выходило, что дело не столько в особом преобразователе звуковых волн, который придумал великий изобретатель князь Януарий Веледницкий. Выходило другое: что и тут ничего бы не срослось без таинственного таланта клана-рода Демидовых воздействовать на вещество. Знал ли князь Януарий, что граммофонные и патефонные иглы, необходимые для путешествий во времени, проходили через руки простого… да совсем не простого пролетария Петра Демидова?!

– Бать, посмотреть-то можно теперь?! – прямо взвыл Коля Демидов.

– Ну, подходи. Хоть и не поймешь, – пренебрежительно позвал сына Петр Андреевич.

Коля подбежал со стулом. Кит показал ему ожог-браслет на запястье.

– ЗЭкано! – восхитился прадед.

– Ты теперь осторожней, левой-то рукой, – опасливо покосившись, предупредил Петр Андреевич… и снова повертел грозными рабочими ручищами. – Мои-то, вон, только вилки да ложки без трудов и усилий гнули… А ты теперь одной левой можешь больших бед натворить, коли с силой не совладаешь. Береги для дела… когда скажут.

– Ложки гнули? Как Ури Геллер? – Догадки Кита складывались одна за другой.

– Фокусник, что ли? – нахмурившись, спросил Петр Андреевич. – Имя какое-то цирковое…

– Типа того, – кивнул Кит.

– Только у меня без всяких фокусов получалось, – словно оправдываясь, ответил Петр Андреевич. – Так и знай. Я за деньги не выступал никогда. Совсем таился. Я еще до революции к одному батюшке… попу то есть ходил, он меня отчитывал, думал, что бес во мне есть, он и гнёт гвозди да вилки. А потом сказал, что это просто дар особый с рождения. Не от беса, как пить дать. Для особой надобности. А пока иглы свои точи – и довольно. Тогда простится. Мы такого рода… что ж теперь поделаешь. Поп-то мне так и сказал тогда: полезешь на люди, в цирк, на целковые разменяешь небезопасный дар свой, тогда точно – бес в тебе, и это он тобой водит.

– Ты, бать, в Бога, что ли, веришь? – с удивлением спросил Коля, похоже, впервые узнавая об отце много всего, ночь чудес и откровений у них с батей случилась.

– Так это было еще до того, как партия большевиков порядок в нашенской части света навела и Бога отменила. Я тогда еще не старше тебя был, – почему-то охрип Петр Андреевич еще сильнее, хотя говорил все тише и тише, и вдруг прикрикнул на отпрыска: – На ус наматывай, а рот на замок.

– Не сомневайся, батя, – выгнул грудь колесом Коля Демидов. – Как в могиле, бать!

– «Не сомневайся», – хмыкнул Петр Андреевич. – Я-то не сомневаюсь, пока ты просто по крышам скачешь… А теперь выйди-ка. Постой на шухере. А в могилу рано, запомни. Тебе еще вот деда Никитиного родить надо.

Про то, что рано в могилу, – завет отца Коля Демидов выполнит.

Конечно, прадед был рад постоять для своих в темноте на шухере, но он медлил. Видно было: опасается, что еще что-нибудь интересное пропустит, чудо какое-нибудь.

– Иди-иди, на фокус-покус позовем, – сомнительно пообещал батя. – Нам не столько глаза, сколько чужие уши ни к чему. Глазам теперь-то мало кто верит.

– Так, может, в ту комнату вам… – догадливо посоветовал Коля.

Отец только сверкнул на сына глазами – и тот сразу выскочил из комнаты в коридор.

Петр Андреевич пододвинулся ближе к потомку и стал мощными своими пальцами, вернее жесткими ногтями выбивать дробь на крышке сундука… а сам заговорил.

– Я ведь только по-настоящему и поверил, что это – ты, когда браслетка села… а не рванула тут так, как фугаска… Хотя оно понятно, что рвануть не могло, раз ты из будущего прибыл, такая ведь у времени хитрая арифметика, да? – горячо зашептал прапрадед прямо Киту в лицо, давя табачным перегаром.

Кит догадался: покраснел и вспотел прапрадед, и потряхивало его по одной причине – от волнения и даже пережитого ужаса – а вдруг все-таки аннигилирует, иным словом, рванёт на всю Солнечную систему! – а вовсе не от прошлой выпивки, не было ее… Это – во-первых. А во-вторых, барабанил он звонко по сундуку для того, чтобы создавать звуковые помехи. Значит, перестал бояться одного, а начал страшиться другого. Но желание узнать что-то важное было сильнее страха.

– Типа того, – кивнул Кит.

– У тебя-то еще впереди большие дела. Может, и не увидимся больше, – теперь от напряжения и волнения лишь подрагивая веками и покашливая, шептал прапрадед. – О будущем тебя не спрашиваю. Главное про него – и так понятно, слава Богу. Но о прошлом, может, скажешь пару слов, чтоб мне, инвалиду, не томиться? Может, знаешь что-нибудь… Но коли и тебе сказали, что – военный секрет, то так и скажи. Как-нибудь перетерплю до смерти. Мы-то, как умрем, так и всё узнаем там, а?

– Я и сам мало знаю, – ответил Кит, покусав губы, когда предок напирал на него, допытываясь…

Ему самому страшно хотелось допытаться, кто же всё-таки приходил к предку, из какой реальности.

– Но откуда мы родом, откуда мы такие взялись, тебе уже известно? – прямиком спросил Петр Андреевич.

Такая тяжесть легла на сердце Киту! Не говорить же прямо сейчас, весной сорок второго года, предку – простому москвичу, рабочему человеку с редким даром, – что по отцовской линии… то есть чуть ли отец его родной – не кто иной как, быть может, самый злодейский на свете немец… ну, после Гитлера и прочих страшных гадов в мундирах с черепами и молниями.

– Ну, вроде бы мы от какого-то… типа, великого изобретателя, – неуверенно проговорил Кит. – Только он скрывался от всех. У него самый большой… ну это, талант был, и он боялся, что его заставят создавать оружие. Какое-нибудь самое страшное.

– Так это мне знакомо, – с облегчением заметил дед и даже немного отстранился от Кита, как будто был очень доволен его ответом. – Только скрыться некуда, далеко не убежишь…

Он подумал немного… и стал стучать по сундуку пальцами другой руки, правая устала.

– Чует мое сердце, что я и есть его родной сын, – вдруг с воодушевлением и чуть ли не в полный голос проговорил Петр Андреевич.

Гулко и пугливо бухнуло сердце у Кита, и мурашки пробежали по спине: вот он, что ли, еще один момент истины…

– Я ведь подкидышем рос, – признался Петр Андреевич. – Меня ведь подкинули, вообрази, прямо на паровоз под парами… да, отцу моему новому Андрею Никифорычу. Машинистом он был… С запиской какой-то загадочной… и, подумай, с пачкой ассигнаций, тех еще. Это ж в самом конце еще прошлого века случилось, в последний год… вот считай когда. И от Москвы далече. Под Ревелем. Это уж мне отец на смертном одре признался. А только, что в той записке было, и почему он меня в приют не отдал, так и не открыл… Правда, они до меня с матерью бездетными были. И деньги потом из разных мест долгое время приходили… я уж вырос на них. Видать, от того изобретателя, как разумеешь?