Текст книги "Кассандра"

Автор книги: Сергей Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

32

– Да, это те двадцать девять картин, которые я получил у Эльвиры Самойленко, – подтвердил Леонид в кабинете следователя, Василия Васильевича.

Кроме них, там находилась дочь Эльвиры, восемнадцатилетняя Кристина – коротко стриженная темноволосая девушка, очень бледная, с постоянно серьезным выражением серых глаз, смотрящих на мир через толстые стекла очков, – настоящая «серая мышка», абсолютно не похожая на свою роскошную маму. В кабинете следователя везде были расставлены картины Смертолюбова, своими яркими красками они оживляли казенную обстановку, но так могло показаться, если не вглядываться в их сюжеты, оставляющие гнетущее впечатление.

– Вы продолжаете настаивать на том, чтобы эпизод вымогательства картин исключить из обвинения? – спросил Василий Васильевич у Леонида.

Тот посмотрел на девушку, она утвердительно кивнула.

– Да, исключайте – у вас и без того на них достаточно материала, чтобы засадить за решетку, – подтвердил Леонид.

– Заявление вы оставили, – сомневающимся тоном произнес Василий Васильевич и обратился к Кристине: – Вот здесь распишитесь, что приняли от меня картины согласно прилагающегося перечня. На всякий случай предупреждаю: не имеете права ничего с ними делать, пока не вступите в права наследства, а это произойдет не раньше, чем через полгода после смерти Эльвиры Самойленко. Возможно, у следствия возникнет необходимость представить эти картины в качестве вещдоков, а также на следственных экспериментах, хотя вы в свое заявление не включили эпизод вымогательства, но все может быть. – Он почесал лысеющую макушку. – Может, все-таки передумаете? Картины у нас полежат до конца следствия – никуда не денутся.

– Нет, им здесь не место, – твердо заявила Кристина.

– Ну, раз вы так считаете, – немного обиженным тоном произнес следователь, – забирайте. Вот разрешение на вынос картин.

Леонид вместе с Кристиной вынес картины и погрузил их в свой автомобиль. Все это время его мысли вращались вокруг одного и того же, но он никак не мог начать разговор, и лишь оказавшись за рулем автомобиля, решился:

– Понимаю: тебе будет сейчас очень тяжело, особенно материально…

– Я привыкла – давно сама. Единственное изменение в жизни – буду жить в квартире, а не в общежитии.

– Ты жила здесь в общежитии? Неужели в квартире матери не нашлось места для тебя? – поразился Леонид.

– У меня была несовместимость со Смертолюбовым. А мама… у нее была своя жизнь, и взрослая дочь ей только мешала. Она меня родила, когда ей не было еще и пятнадцати лет.

– Сочувствую, – вздохнул Леонид. – Я так понимаю, что тебя надо отвезти домой. – Он завел двигатель. – Что думаешь делать с картинами, когда официально вступишь в права наследства? Будешь продавать? – И он выжидающе затих. – Я бы мог заняться их продажей.

– Нет. Эти картины подлежат немедленному уничтожению, – так же твердо, как в кабинете следователя, заявила девушка. – Я не собираюсь ждать этого момента полгода… Если можете, отвезите меня в лес: я хочу их немедленно сжечь.

– Не горячись – тебя и следователь предупредил…

– У мамы кроме меня наследников быть не может, а следователь не понимает, что эти картины – зло, которое только ждет подходящего момента, чтобы вырваться на волю. – Девушка разгорячилась, и ее бледное лицо даже слегка порозовело. – С вами или без вас, я уничтожу их! Везите меня куда хотите, но еще до того, как наступит ночь, их на этом свете уже не будет.

– Они стоят денег, пусть небольших, но и они будут тебе подспорьем, – попробовал убедить ее Леонид.

– Я уже все решила – мне деньги за эти картины не нужны, – отрезала девушка. – Если вы заняты, то я могу сейчас взять такси и отвезти картины.

– Раз так решила – твое дело, но ты совершаешь ошибку… Куда бы нам поехать? Нет желания ехать очень далеко. – Леонид задумался. – Хотя… знаю я одно подходящее безлюдное местечко на берегу Десенки. Кроме рыбаков там никого нет.

Двигаясь по набережной, они вскоре выехали на изящный Московский мост, у которого основная нагрузка приходилась на ванты – толстые стальные канаты, держащие длинные пролеты на весу. Доехав до середины, свернули под мост, к Черторою, где находилась еще не так давно одна из лысых гор, срытая при строительстве моста. Проехав мимо бывшего пансионата, а ныне развлекательного комплекса, углубились в заросли кустарников и невысоких деревьев. Это было излюбленное место отдыха жителей Троещины и Оболони в жаркие летние дни. Здесь Десенка распадалась на множество проливчиков, рукавов, создавая полуострова и острова, давая возможность желающим уединения здесь потеряться. Минут через пятнадцать неспешной езды по песку, то и дело наезжая на узловатые корни деревьев, слушая, как ветки кустарников, скользя, ощупывают бока автомобиля, Леонид нашел подходящее местечко почти у самой воды и вместе с девушкой перенес туда картины, после чего они обложили их сухими сучьями и высохшей травой. При всей нелюбви к этим картинам, которые принесли ему достаточно неприятных минут и чуть не лишили жизни, у него сердце обливалось кровью от предстоящего аутодафе.

– Еще не поздно – давай отложим это на несколько дней, – сделал он последнюю попытку уговорить Кристину, но та извлекла из сумки зажигалку, наклонилась и подожгла пучок сухой травы, мгновенно ярко вспыхнувший. Огонь побежал дальше, заглатывая сухие сучья и медленно подбираясь к картинам. Леонид отвернулся, чтобы не смотреть на это варварство. За его спиной огонь набирал силу, потрескивая и гудя, перебивая своим жаром зной уходящего дня.

Когда Леонид обернулся, картин уже не было видно во вздымающихся вихрях огня, клонящегося под ветром в разные стороны, словно он мечтал добраться до новой пищи, чтобы растечься огненным безумием, от которого нет спасения. Леонид принял меры предосторожности, отсекая огню дорогу, и тот, утихомирившись, начал быстро хиреть, кружась и играя на почерневших головешках, которые еще недавно вызывали массу эмоций и даже страх, а теперь превратились в ничто.

– Спасибо вам, что помогли мне это сделать, – произнесла девушка и внезапно поцеловала его в щеку.

Леонид покраснел, растерялся, не зная, что сказать. Вскоре огонь затих, и он забросал дымящиеся угли песком.

На обратном пути, когда подъехали к дому Эльвиры, где теперь была хозяйкой Кристина, Леонид сказал:

– Твоя мама дала мне статуэтку на продажу – ее вчера купили. С меня триста долларов. – Он достал портмоне и протянул ей деньги.

– Какая статуэтка? – растерялась девушка.

– Очень яркая, красочная – женщина, танцующая самбу, – вдохновенно врал Леонид.

– Я не помню эту статуэтку. Вы шутите? – По девушке было видно, что ей хочется взять деньги, но она сомневается – правильно ли это будет?

– Извини, но мне пора. А по поводу денег я не люблю шутить, – как можно серьезнее ответил Леонид и насильно сунул девушке купюры. Когда он отъезжал, она еще стояла в растерянности, держа деньги в руке.

33

Леонид подъехал к недавно построенной тридцатиэтажной жилой башне, зашел в просторный холл, кивнул-поздоровался, как старым знакомым, охраннику и консьержке, поднялся на лифте на последний этаж. Там он по привычке посмотрел из окна на вертолетную площадку, похожую на блин, подумав, что неплохо бы ее взять в аренду под дискотеку – отсюда открывался чудесный вид на город. Позвонил в дверь, ему открыла Мари в цветастом шелковом халате и сразу подставила щечку для поцелуя.

– Привет, дорогой! – весело сказала она, пропуская его в просторный квадратный холл. – Тебе после посещения следователя надо было выпить коньячку, но я знаю, что ты, как всегда, раб своего руля. А может, оставишь автомобиль? Здесь круглосуточная охрана – никуда он не денется, а мы с тобой побалуемся «Хеннесси».

Предложение было сверхзаманчивое, и Леонида охватили сомнения: поддаться соблазну или все же еще поработать сегодня?

Они прошли в светлую гостиную на два окна, из которой через арку можно было попасть в просторную кухню-столовую. Мари одна занимала большую квартиру в двух уровнях общей площадью более двухсот тридцати метров. Это вызывало невольную зависть у Леонида, решившего, как только ему позволят финансы, купить себе подобное жилье. Пока она осилила ремонт только первого уровня и частично второго, но была полна оптимизма – собиралась Новый год встретить в полностью готовой квартире.

– Как прошла передача коллекции наследнице? Следователь не затормозил процесс? – поинтересовалась Мари.

– Пытался уговорить, но потом смирился.

– Наверное, она коллекцию сразу засунула в кладовку. Ты сказал ей, что хочешь приобрести для себя картину? – Мари напряглась в ожидании ответа.

– Она уничтожила коллекцию – сожгла на берегу Десенки, – Леонид горестно вздохнул. – Я ее пытался остановить, но она словно обезумела… Так же безумна, как и ее покойная мать.

Он вспомнил Эльвиру, ее роскошное тело и умелость в любовных наслаждениях. Мари красотой и сложением не уступала Эльвире, но использовала другую тактику: заставляла его терять голову, держа на расстоянии. Она легко разжигала страсть, демонстрируя податливость, даря жаркие поцелуи, позволяя касаться своего идеального тела, но в самый последний момент ускользала из объятий и отправляла его домой. От этой любовной игры он терял голову, готов был на любые безумства, но она так же быстро его охлаждала, как и распаляла.

Такая любовная игра продолжалась уже месяц, а все началось, когда он в первый раз оказался в ее квартире, за ужином при свечах, и рассказал о событиях, в которые был вовлечен. Мари очень заинтересовалась картинами Смертолюбова, желая приобрести хотя бы одну из них, не слушая возражений Леонида, что ни одна из них не будет вписываться в светлый, радостный интерьер ее квартиры. Она заявила, что для картины подойдет второй уровень ее жилища, где она создаст комнату-музей человеческих эмоций. Загоревшись этой идеей, дала заказ Леониду на изготовление копий фресок Врубеля из Кирилловской церкви – «плач и скрежет зубовный».

Узнав, что дочь Эльвиры хочет получить из милиции картины и для этого попросила Леонида забрать свое заявление из прокуратуры о похищении картин, горячо поддержала ее просьбу, лишь настояла на том, чтобы он уговорил ее продать одну из тех трех картин, с которых начались злоключения Леонида. Сегодня Мари ожидала его с результатом переговоров по продаже картины, за которую она была готова отдать тысячу долларов. А теперь, узнав о гибели всей коллекции по прихоти глупой девчонки, она не проронила ни слова упрека, не сетовала на то, что он не смог исполнить ее желание. Отблески внутренних переживаний лишь слегка проявились на ее лице, да невольная слезинка показалась в уголке глаза. Леонид решил, что жестоко оставлять ее в неведении.

– Коллекция погибла не вся, – негромко сообщил он.

– Что ты сказал?! – недоуменно воскликнула она, видно, еще находясь в плену своих горестных раздумий.

– Сохранилась одна картина, и она у меня, – Леонид ободряюще улыбнулся.

– Ты же только что рассказал о гибели всей коллекции картин!

– Да, коллекция уничтожена, за исключением одной картины. Когда грузили картины в автомобиль, я ухитрился спрятать ее под покрывалом в багажнике, а Кристина не стала их пересчитывать, когда сваливали в костер.

– Ты картину… украл?!

– Нет. Я дал ей триста долларов, думаю, ей безразлично, за что именно она их получила. Так что эта картина не краденая, а купленная, правда, не без хитрости. Мой тебе подарок.

– Где она? Почему ты ее сюда не принес? – сразу оживилась, заулыбалась Мари.

– Она в автомобиле. Извини, я хотел, чтобы ты прочувствовала, как было непросто мне ее достать, и только то, что я тебя… – Мари приложила палец к его губам, не дав закончить фразу.

– Я это поняла. – Она прижалась к нему, и они слились в долгом поцелуе. – Я это ценю, – произнесла она, чуть задыхаясь, на мгновение оторвавшись от его уст. – Тебя ожидает награда. Ты сможешь провести со мной эту ночь?

Леонид от восторга чуть до неба не подпрыгнул:

– Конечно! Все это время я только об этом и мечтаю.

– Это будет романтический ужин с огромным количеством свечей. Мы откажемся от электричества, только естественный свет огня. Мы поедем в деревянный домик моей подруги: запах свежеструганных досок будет пьянить нас – это запах из моего детства. Жаль, что там нет сеновала, – было бы здорово провести ночь, зарывшись в душистое колючее сено. – Глаза Мари мечтательно затуманились, а Леонид, чувствуя приятное головокружение, уносящее его вдаль, распахнул халат и покрывал ее тело поцелуями.

Заиграла мелодия мобильного, и он, находясь в сладком тумане, механически полез за ним, даже не глянув, кто звонит.

– Говорите! – тяжело дыша, хрипло выкрикнул он, в мыслях продолжая обцеловывать тело Мари.

– Ты не забыл, что сегодня приезжают наши дети и ты должен их встретить? – услышал он голос Богданы.

«Как я мог забыть?! Совсем потерял голову от Мари… А ведь еще намечена вечером важная встреча с Ксаной – она наконец согласилась предоставить мне возможность пройти через Перекресток времен!» – спохватился Леонид, понемногу остывая от вспыхнувшей в нем страсти.

– Помню и встречу. Возможно, мне придется ночью выехать во Львов на несколько дней, – есть интересные предложения, – на ходу сориентировался Леонид.

– Судя по твоему прерывистому дыханию, можно подумать, что ты уже в Львове, – едко заметила Богдана. – Приезжай – поговорим на эту тему. Да, не забудь принять душ, а то в последнее время от тебя постоянно воняет дорогими женскими духами!

Леонид понял, что вечером его ожидает грандиозный скандал, который приезд детей, Валечки и Юрика, вряд ли предотвратит. «Ну и пусть! Будет повод хлопнуть дверью и уйти. Она уже совсем забыла, как наставляла мне рога со Стасом».

– К сожалению, мне надо сейчас уйти, но поздно вечером я обязательно приеду и отправлюсь с тобой в домик твоей подружки, – сказал он виновато, отстраняясь.

Мари запахнула халат, под которым было лишь обнаженное тело.

– Это звонила твоя жена? Дала задание купить картошку и селедку к ужину? – насмешливо, даже с издевкой спросила она. – Смотри, если ты сегодня не можешь, то придется перенести это на будущее, которое не всегда наступает.

– Я обязательно сегодня приеду, не вижу причины, которая может этому помешать. Я очень хочу провести ночь с тобой! – воскликнул Леонид.

– Смерть, – с улыбкой произнесла Мари, – смерть, бывает, перечеркивает наши планы, какими бы они ни были. Поэтому будь внимателен и осторожен. Автомобиль оставь на стоянке и приезжай на такси. – Внезапно спохватилась: – Ах, картина! Как я о ней забыла? Подними ее сейчас ко мне – я хочу до твоего прихода вдоволь ею налюбоваться. Какое название у этой картины?

– «Жук, терзающий девушку». Постараюсь не задерживаться. – И Леонид поспешил выйти из квартиры.

Спустившись к автомобилю, он собрался было открыть багажник, чтобы достать картину, как вновь заиграла мелодия мобильного. Это оказалась Ксана.

– Хорошо, что ты позвонила, – обрадовался Леонид. – Мы могли бы перенести наш поход на другой день? А то сегодня…

– Ты передумал? Хорошо, я только поддерживаю твое решение.

– Нет. Я не передумал, но только сегодня очень много дел. Детей я должен встретить – гостили у родителей жены.

– Как хочешь, но следующий раз будет не скоро.

– Почему?

– Для этого надо выбрать подходящий день, а какой – я пока не знаю. Вот сегодня – как раз в точку!

– Чем же подходит этот день?

– Посмотри на календарь, сегодня – Всемирный день предотвращения самоубийств [12]12
  10 сентября.


[Закрыть].

Леонид еле сдержался, чтобы не расхохотаться.

– Думаешь, сегодняшний день свободен от суицида из-за того, что какие-то умники решили его так назвать? Никто в этот день не лезет в петлю, не травится, не топится?

– Как хочешь, – отстраненно бросила Ксана. – Сегодня или не знаю когда. Выбирай.

– Сегодня, как договаривались, – мрачно согласился Леонид.

Закончив разговор, он нервно сел в автомобиль и проехал бóльшую часть пути до вокзала, но вдруг позвонила Мари:

– Я тебя ожидаю, а ты все не идешь – уже начала волноваться. Так хочется посмотреть на картину, с которой связано столько печальных событий! – зазвучали в ее голосе капризные нотки.

– Мари, прости подлеца, но – забыл! Я уже слишком далеко, чтобы возвращаться. Вечером принесу картину, не волнуйся.

– А я так ждала… Ты прав: ничего не изменится, если ты принесешь картину вечером – просто в мелочах познается отношение человека к тебе. Внимание к человеку как любовь: оно есть или его нет. – Послышались гудки, созвучные ударам сердца Леонида.

Мари посмотрела на мужчину, сидевшего напротив, изучающего ее сквозь бокал с коньяком. В этом человеке, несмотря на темный парик и такие же усы, Леонид смог бы узнать бывшего администратора крематория, а ныне беглеца, скрывающегося от милиции.

– Он уже уехал, Фил, – виновато произнесла Мари. – С картиной «Жук, терзающий девушку». Но, думаю, он сейчас вернется.

– Было бы хорошо – порой случайность губит первоклассные планы. Жаль утратить эту последнюю картину из коллекции Смертолюбова – она уже готова проявить свои возможности. На ком – выбор за тобой.

Вскоре раздался звонок в дверь, и запыхавшийся Леонид на пороге отдал картину Мари, на ходу сорвав благодарный поцелуй.

Полное имя Мари было Марина, но оно ей ужасно не нравилось, так как напоминало о безрадостном прошлом. Родившись в глухом селе, где главным занятием мужчин было беспробудное пьянство, а женщины как каторжные трудились на поле и дома, преждевременно старея, зарабатывая болезни спины и ног, она зачитывалась сентиментальными романами со счастливым концом, мечтала о своем суженном, который явится за ней пусть не под алыми парусами, пусть на четырехколесном чуде с мощным мотором и откидным верхом, но умчит ее в сказочные края. Она фантазировала, как это будет, – четырехколесное чудо вдруг забарахлит, а владелец за чем-то отправится в село, находящееся в двух километрах от трассы. Там он встретит ее и, пораженный стрелой Амура прямо в сердце, будет просить ее руки у родителей.

Она представляла эту сцену: молодой симпатичный юноша заходит во двор, открывает скрипучую покосившуюся калитку, осторожно переступая через куриный помет, чтобы не испачкать обязательно белые туфли из мягкой кожи (видела на картинке, и они поразили ее воображение), поднимается по гнилым ступенькам на веранду, проходит мимо ведра с помоями и входит в комнату, где обстановка не менялась на протяжении четырех десятилетий, с тех пор как ее отец был гораздо младше, чем она теперь, и видит ее пьяного отца, лежащего на диване. Тот принимает вертикальное положение, вначале материт юношу почем зря, а затем, наконец поняв суть дела, гонит дочку за самогоном к бабе Дусе. Узнав, что юноша не пьет, от удивления выпивает сам всю бутылку самогонки и посылает дочь за второй, поставив себе цель напоить любой ценой гостя, сватающегося к его дочери.

Заменив в воображении отца на мать, получила тоже неприглядную картину. Мать, вечно всего боящаяся: отца, соседей, председателя, участкового, а особенно «что люди скажут», будет всплескивать руками и бояться гостя (как бы чего не вышло), говорить невпопад и все равно позовет пьяного отца.

Обе ситуации ей не понравились, и она придумала другую: она стоит возле трассы (разве четырехколесное современное чудо техники может поломаться?), останавливается ее принц, предлагает руку и сердце, увозит в сказочные края. С тех пор она часто выходила на трассу и с завистью смотрела, как мимо проносятся чудесные автомобили. Иногда они останавливались, что-то у нее спрашивали, но это были не принцы из ее фантазий, а обычные люди среднего возраста и старше. Она их не понимала, отвечала невпопад, они, засмеявшись, ехали дальше. Пока однажды…

В остановившемся автомобиле стекла поплыли вниз, и она увидела на пассажирском сиденье молодого красивого парня, хорошо одетого и пахнувшего так приятно, что у нее сразу закружилась голова.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он, внимательно разглядывая ее, одетую в простенькое платьице.

Растерявшись, она сказала правду:

– Жду принца своей мечты.

Парень чуть грустно улыбнулся и спросил:

– А я на него не похож?

– Похож, – застенчиво ответила она и опустила глаза.

Она не помнила, как оказалась в автомобиле, в памяти остались только шум мотора, громкая музыка и запах духов ее принца, глядя на которого, она почти теряла сознание. На водителя она даже не посмотрела, не сводила глаз со своего принца. Автомобиль свернул в лес по проселочной дороге, проехал немного и остановился. Впереди о чем-то спорили ее принц и водитель, пока не пришли к какому-то решению. Водитель вышел из автомобиля, достал из багажника одеяло, расстелил на траве и, открыв заднюю дверцу, скомандовал:

– Вылезай.

Она послушно выбралась из автомобиля и подошла с ним к одеялу.

– Чего стоишь столбом – раздевайся! – приказал он.

Она непонимающе уставилась на него, а он нетерпеливо опрокинул ее на спину и задрал платье… И вновь сознание отключило эмоции, и ей казалось, что это было не ее тело. Вторым на нее лег принц, а ей было так плохо, что она только плакала и уже не пыталась сопротивляться.

– Вот стерва – всего измазала в крови! – злился водитель, рассматривая свои брюки. – Недаром народная мудрость говорит: снимай штаны, когда ешь мороженое!

– Похоже, мы вляпались – она не …, – сказал принц. – И ты был у нее первый.

– Не маленькая же девочка – чего ж она столько тянула! Только грязь развела! – осуждающе буркнул водитель.

– Надо дать ей денег, чтобы молчала. – Принц сунул ей несколько бумажек в руку. – Кто знает, сколько ей лет.

– Нам пора, – заявил водитель, они сели в автомобиль и уехали, оставив ее одну, а она все ощущала запах духов принца.

Затем она вышла на трассу в измятом, с пятнами крови платьице. Возле нее остановился большегрузный автомобиль, толстомордый водитель выглянул в окошко.

– Мне в Девочки, – назвала она свое село.

Тот рассмеялся, обдав ее запахом чеснока, и скомандовал:

– Залезай!

Водитель всю дорогу что-то рассказывал, смеялся, и запах чеснока был нестерпимым, перебивал запах духов принца, заставляя его понемногу исчезнуть. Он не остановился на повороте в ее село, лишь бросил:

– Потом вернешься – мы недалеко.

Проехав чуть дальше, он остановился и стал расстегивать брюки, а она попыталась открыть дверцу кабины, но толстомордый оказался проворнее. И вновь, когда он устроился на ней, она перестала чувствовать себя, свое тело.

Возвращаться оказалось в самом деле недалеко, было лишь стыдно идти по улице. Всезнающие взгляды всех встреченных односельчан пронзали ее насквозь.

Дома она все рассказала матери – та подняла крик, плач, набежали соседки, и она поделилась с ними своим горем. Совместно решили, что сделать ничего нельзя – она не помнила ни марок автомобилей, ни номеров, ни внешности самих насильников (она утаила, что принца хорошо запомнила). Соседки разошлись, и вскоре все село знало, что Маринка зарабатывает на трассе проституцией. На следующий вечер ее на лесной поляне изнасиловала группа деревенских ребят:

– Городским за деньги можно, а нам на халяву – нельзя?!

В конце зачинщик Васька пригрозил всевозможными ужасами, если она расскажет об этом родителям, и потребовал, чтобы она каждую пятницу приходила на эту поляну. Васька был сыном всесильного председателя акционерного товарищества, пришедшего на смену совхозу.

Под утро, после долгих раздумий, она, взяв метрику и аттестат об окончании восьми классов, ушла из дому. Два года она проработала «плечевой» на трассе, научившись имитировать при сексе, что ей хорошо, хотя ничего при этом не чувствовала. Потом ее приютил один пожилой мужчина, имевший собственный дом в пригороде столицы. Он помог ей окончить школу, потом заочно педагогический институт. Она отрабатывала, выращивая цветы у него в парниках, а ночами грела ему постель, громко охала, кричала, симулируя оргазм. Научилась говорить и делать не то, что хотелось, а что хотели от нее. Когда мужчина умер от сердечного приступа, приехавшие сыновья выставили ее на улицу, потому что она была никто, и начали делить наследство.

Вновь несколько лет ужасной жизни проститутки, пока она не встретила Филиппа Рудника, дипломированного психолога, и не «прикипела» к нему. Она стала его дополнением, его второй половинкой, поэтому мало сказать, что она была ближайшей помощницей, любовницей, женой, другом, «палочкой-выручалочкой». Он генерировал идеи, как заработать большие деньги, они вместе их зарабатывали и тратили, и вскоре она привыкла к роскошной жизни. Только ей он позволял называть себя Филом, и это была их общая маленькая тайна. Теперь никто не смог бы узнать в ней ту «плечевую», которая за гроши делала все, что только хотелось клиенту. Однако это не значило, что она перестала отдаваться за деньги, что несведущие люди называют проституцией. «Проституция» на латыни означает «выставлять на позор, позорить, осквернять», но она не чувствовала позора, давая многократно пользоваться свои телом, а наоборот, в душе насмехалась над клиентами, когда они за ее фальшивые ахи-охи платили реальные деньги или делали ценные подарки. Это был ее бизнес. Теперь она отдавалась только за большие деньги и в шикарной обстановке. Филипп знал об этом ее занятии и даже поощрял его:

– Я знаю, что от секса ты не имеешь никакого удовольствия, слово «оргазм» тебе ничего не говорит. Свое удовольствие ты получаешь только от денег, больших денег, так почему не позволять тебе доставлять себе маленькие радости? Я со временем научу тебя более тонкому и изощренному удовольствию – власти над людьми.

И он ее учил, а она оказалась благодарной ученицей, быстро схватывала все, так как прошла суровую школу жизни.

Филипп создавал небольшие секты разнообразной направленности, и ему при его энциклопедических знаниях было безразлично, какую веру проповедовать: во Христа, в Перуна, Будду или Яхве. Сам он верил только Мамоне – деньги были для него богом. Он находил способы привлекать в секты людей, при помощи психотехник порабощал их волю, изменял сознание, желания, завладевал их деньгами, имуществом, оставаясь в тени, прячась за подставной фигурой руководителя. А через небольшой промежуток времени он исчезал, при необходимости меняя имя, биографию, место жительства. Всегда рядом с ним находилась его «тень» – Мари, но свои близкие отношения они не афишировали, соблюдая конспирацию. Вскоре они уже вместе разрабатывали методики влияния на конкретных людей, которые он затем использовал. Мари вела легальную жизнь, оставаясь его «палочкой-выручалочкой», когда у него возникала потребность лечь на дно. Тогда он проводил дни и ночи в ее квартире.

Когда Леонид в первый раз появился в крематории и начал расспрашивать о Бахе, упомянув имя художника Баки Смертолюбова, Филипп интуитивно почувствовал, что возможны неприятности, и подключил Мари, чтобы она «прощупала» любопытного клиента. Для этого Мари появилась на похоронах Стаса Новицкого, сделав все, чтобы своей внешностью, поведением привлечь внимание «мачо» Леонида. Стремительно развивающиеся события не позволили ей вступить с ним в контакт до развала секты, реальным главой которой был Филипп, но она ненавязчиво добилась этого уже потом. Она приложила все усилия, чтобы заполучить картины кисти Смертолюбова – настоящего агхори, владеющего тайными техниками этой таинственной и ужасной секты. Филипп за время общения со Смертолюбовым многому у него научился и даже уверовал в силу его картин, «замешанных» на крови людей. Первой жертвой в попытке проверить это стал сам Смертолюбов и его картина «Агхори». Но вдова художника попыталась за спиной Филиппа тайно продать картины и передала их Леониду, вызвав этим все дальнейшие события.