Текст книги "Охота на Мясника"

Автор книги: Сергей Алов

Соавторы: Константин Алов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Не завидую я моему другу Жеке Шабанову из "убойного". Они с этим Мясником еще дерьма нахлебаются. А Лешку жалко. Толковый был парень. Ему бы опыта поднабраться – настоящим сыщиком мог стать.

– Странный он был, – вставил Птенчик. – Он мне поначалу шизанутым показался. Сколько раз так было – ему помочь хочешь, а он дергается будто его по яйцам ударили. Какие-то детские приколы.

Крюков потянулся до хруста костей.

– Наверно он книжек детективных начитался. Из серии: "Один умный а все остальные – дураки". А когда видел, что и он не умный, и другие не дураки, страшно из-за этого обижался. Поэтому все сам хотел сделать. А у нас работа как на ЗИЛе – коллективная. Давай еще по одной что ли? И бабу лешкину помянем. Так в дурдоме и сгинула. Зря он ее с собой тогда потащил.

– Нет базара.

Птенчик согласно кивнул и налил. Они снова стукнулись кулаками и опрокинули стаканы.

– А сам ты что думаешь? – не отставал Птенчик. – Кто его убил? Не может же это быть тот наш Мясник? Туфта это все – зомби, вурдалаки.

Нету их в природе. И быть не может! А тогда кто?

Крюков пожал плечами:

– Да кто угодно. Группа товарищей-единомышленников косит под маньяка-одиночку. Комиссары в пыльных шлемах, из которых одного убьют а на его место двое становятся. Зачем им это надо? А хрен их знает.

Мало ли на свете уродов? Сатанисты, сумасшедшие, просто идиоты по жизни, наконец. Сам видишь, народ совсем сдурел. Конец света им подавай.

В Бога верить не умеют, в себя не хотят. Один Нострадамус у них и остался. Помнишь, как летом с затмением солнца носились? Не сработало теперь Нового года ждут. Если опять сорвется, многие этого просто не переживут. И все-таки я уверен, что Мясник завязан на наркоту. И еще что-то такое его толкает, чего я пока не знаю и не понимаю. Какой-то серьезный мотив. Мания или болезнь. Если мы эту причину правильно определим, то и Мясника получим на блюдечке с голубой каемочкой. Даже если там целое гнездо маньяков. Ты спать собираешься?

– Расхотелось что-то, – буркнул Птенчик.

– Ну как хочешь. Сиди, кукуй. А я пойду маленько покемарю. Через час надо выдвигаться.

* * *

На парк Боженово и соседствующий с ним гарнизон тихо ложился первый снег. Высокие ели и островерхие крыши военного городка неузнаваемо преобразились. Ни дать ни взять – Рождественская сказка.

Мясник не мог не отметить волшебной красоты окружающей картины.

Секунду-другую он следил за полетом снежинок в ярком луче прожектора потом подозвал часового-контрактника, стоявшего на страже склада артвооружения.

– Держи, – он протянул часовому маленький пакетик со шприцами. Тут две дозы. Уколешься, когда сменят, не раньше. Смотри, узнаю, что на посту стоите наширявшись – холява кончится.

– Да ни в жизнь! Что я, не понимаю, что ли! – выпучив глаза забожился солдат.

Но Мясник знал, что тот врет. Стоит ему отойти подальше, как тот зайдет за угол и вколет дозу. Но это его не беспокоило. Он остался доволен результатами обследования. По его прикидкам на складе хранилась по меньшей мере несколько тонн снарядного гексогена. Опасный груз долго возили по железным дорогам, отфутболивая от одной станции к другой потом он торчал на запасных путях и наконец его привезли сюда, в забытую Богом и министерством обороны воинскую часть, именуемую гарнизоном Боженово, и свалили на склад до лучших времен.

В конец спившийся, погрязший в сделках и склоках с арендаторами командир части видел проблему в особом свете – гексоген пришлось разместить на складе, который он собирался сдать наркоторговцам, и уже успел получить с них аванс.

Но Мясник не собирался решать для него эту проблему. Столько гексогена ему было не нужно. Для фейерверка хватило бы и пары сотен килограммов. Чтобы фейерверк удался, кроме гексогена требовались и другие материалы, но и с этим проблем не было. Мелкодисперсный порошковый аллюминий был закуплен, его оставалось только вывезти. А аммиачную селитру он мог в любой момент и в любом количестве достать на любом заводе удобрений.

Мясник не был профессиональным взрывником и знакомился со взрывным делом по энциклопедиям и военно-патриотическим пособиям. Поэтому ему очень важно было правильно составить пропорции – от процента селитры в смеси зависело очень многое. Ведь если делаешь бомбу, чтобы взорвать с ее помощью царя или гауляйтера, селитры не нужно вовсе, а когда требуется поднять на воздух церковь или школу, в которой расположился немецкий штаб, ее должно быть много. Как говорил Сережка Тюленин: "Чем больше школа, тем больше селитры". И Олег Кошевой это признавал.

Следовало подумать о другом. Для того, чтобы готовить взрывчатую смесь и хранить аммонал, требовалось помещение. Сырой подвал для этого не подходил. Мясник знал, что готовый аммонал достаточно удароустойчив, но боится воды. От влаги он мог сдетонировать в ответ на механическое или тепловое воздействие. Кроме того аммонал терял силу от длительного хранения, но этого Мясник не боялся. Он собирался использовать взрывчатку в самое ближайшее время.

Мясник растер по лицу влажные снежинки и криво усмехнулся. Наутро его ждало много работы и его это радовало.

* * *

Утро следующего дня выдалось на редкость солнечным. Центр столицы сверкал остатками снега. Он был полон народа и выглядел, по обыкновению, празднично. Экономические кризисы, импичменты и прочие политические баталии казались отсюда реалиями другой жизни. Если бы не кучка бомжеватых люмпенов с гармонью, красными флагами, портретом Сталина и плакатом «Призедент казёл!» – ни дать ни взять – центральный дурдом на прогулке – можно было бы подумать, что находишься в приличной цивилизованной стране.

Маньяк вошел в двери ГУМа. Народ здесь не переводился никогда.

Правда, подтверждая исконно русский примат духовного над материальным покупали далеко не все. Многие посетители только смотрели и облизывались. Советская разновидность дегустации – есть глазами.

Магазин празднично сверкал, возвещая о неслыханных распродажах в связи с наступлением нового века. Правда о том, что новый век наступит лишь через год, в две тысячи первом, нигде не упоминалось. Магия круглой даты овладела людскими массами. Казалось, народ рванул по магазинам только затем, чтобы иметь потом возможность сказать: "Эта вещь была куплена в прошлом тысячелетии".

Небольшое столпотворение – это было как раз то, что и требовалось. Маньяк нащупал в кармане шприц-тюбик и наощупь сдернул с иглы предохранительный колпачок.

Шприц-тюбик представлял собой разовое устройство для уколов, состоящее из иглы и плоской пластмассовой груши, заполненной тем или иным препаратом. Чаще всего это мог быть антидот на отравляющие вещества противоядие или сыворотка. Пользовались шприц-тюбиком в военно-полевых условиях, когда пострадавшему требовалась экстренная медицинская помощь и речь шла о спасении жизни.

Но шприц-тюбик маньяка был заряжен не жизнью, а смертью. Он был наполнен кровью. Его собственной кровью. Кровью человека, больного СПИДом. Таким способом маньяк мстил окружающим, он делал им прививки вируса иммунодефицита. И хотя в своей беде виноват был только он сам но винил весь мир. На него он и обрушил свой праведный гнев.

В толчее сделать укол было проще простого. Жертвы даже не понимали, что с ними произошло. Что ж, они поймут это позже. И почувствуют на своей собственной шкуре – каково жить обреченным. Если СПИД – это Божья кара, то сам маньяк считал, что вполне подходит на роль карающего меча в Божьей деснице. А Бог не разбирает правого и виноватого, на то он и Бог. Наверняка в городе Содоме жили не одни педерасты, тем не менее наказание настигло всех, имеющих содомскую прописку и их гостей кроме Лота и его семьи (жена Лота, которую потянуло на солененькое, не в счет). Но содомская кара была впереди. А пока – легкая разминка.

Маньяк долго, предвкушая удовольствие, выбирал жертву. Наконец он высмотрел молодую женщину в дубленке. Ее лицо показалось маньяку знакомым. Он пригляделся и вспомнил. Ее звали Марией. Она была из тех людей, кто поставил ему непоправимый диагноз. Сейчас он вернет ей долг.

Он осторожно, стараясь не попасть на глаза, двинулся за Марией выбирая подходящий момент, чтобы воткнуть иглу и впрыснуть свой яд. Он ждал, чтобы жертва хоть на пару секунд оказалась в куче людей, она же сторонилась окружающих, словно пришла на экскурсию в лепрозорий.

Наконец подходящий момент настал. Маньяк изготовился к атаке, но тут же заметил, как проходивший мимо невзрачный мужичонка "давит косяка" – кинул в его сторону рентгеновски-пронзительный взгляд. Тревога отдалась ознобом в позвоночнике. Хомут – менты.

Его засекли. Маньяк это сразу почувствовал. Нет, не следовало ему идти в ГУМ, битком набитый легавыми-"мелкачами" – мастерами по отлову карманников. Они тут шныряли пачками и у каждого глаз – ватерпас и детектор лжи в одной упаковке. Срисовали, суки, засуетились, забегали. В кольцо берут. А он не Солнце, чтобы вокруг него всякая хренотень вращалась. И чем он им не понравился? Теперь поздно выяснять, надо обрываться.

Маньяк знал, что сразу его брать не будут. Не за что пока. Сначала потаскают. Если легавые приняли его за щипача, то будут ждать, когда он сделает заход на "покупку", то есть на кражу, чтобы взять с поличным. Здесь ему бояться нечего. Но если менты решат, что он слишком долго тянет, могут просто "проколоть" – задержать для проверки личности. А этого ему совсем не хотелось. Сейчас он даже не мог незаметно скинуть шприц-тюбик и нож, а сделать это было необходимо, причем как можно быстрее.

Маньяк ходил и присматривался – делал вид, будто выбирает новую жертву. На самом деле он искал совсем другое. Наконец нашел. На галерее второго этажа мелькнул мужик в похожей на его собственную синей куртке. В остальном – росте и цвете волос – тоже наблюдалось некоторое отдаленное сходство. Издалека и со спины их вполне можно было спутать.

По крайней мере на несколько секунд, а больше ему и не требовалось.

Маньяк завернул в арку и бегом рванул по лестнице наверх. Он правильно рассчитал. Мужик в синей куртке только что прошел мимо и удалялся по галерее дальше.

Маньяк же поднялся выше, на третий этаж, заскочил в туалет для персонала и закрылся в кабинке. Здесь он выжал в унитаз содержимое шприц-тюбика, а саму машинку бросил в урну – мало ли наркоманов сюда заглядывает, чтобы наширяться? Туда же бросил и завернутый в газету нож – авось не разберутся. Затем он снял куртку и вывернул наизнанку.

Вместо подкладки его куртка имела вторую лицевую сторону. Под курткой у маньяка была надета только майка с короткими рукавами. Левый рукав задрался, и на его плече мелькнула татуировка – череп с крылышками и надпись: "ОШБОН-КУРГАЙ". Маньяк быстро надел куртку другой стороной теперь она стала бежевой.

Он осторожно выглянул из туалета. Преследователей не было видно если они и поняли свою ошибку, то среагируют не сразу. Он быстро спустился по противоположной лестнице вниз до самого подвала и открыл дверь со строгой надписью "Посторонним вход воспрещен". Отсюда он спустился еще ниже – в подземный город, где разгружались машины с товаром. Человек с пустыми руками, торопливо идущий с деловым видом, не привлек внимания охраны и маньяк беспрепятственно вышел на улицу.

* * *

8

Крюков и Птенчик, разумеется, через час никуда не выдвинулись.

Крюков выспался, послушал могучий храп Птенчика, доносившийся из кухни и решил, что теперь самое время размяться.

Проблема поддержания спортивной формы стояла перед Крюковым очень остро. Перерыв между тренировками в пять дней грозил утратой формы, а в пятнадцать и больше – серьезными потерями. Поэтому он старался выкроить в своем кошмарном распорядке дня хотя-бы час-полтора для разминки и легкой тренировки.

Он сотню раз отжался на кулаках и попрыгал на них, изображая склолпендру, поприседал раз по тридцать "пистолетиком" на каждой ноге по очереди и столько же раз перепрыгнул через спинку стула.

Вместо люстры в центре комнаты висел сорокакилограммовый боксерский мешок. Крюков натянул на руки снарядные перчатки-"блинчики", взял в каждую руку по килограммовой гантельке и принялся обрабатывать мешок сериями ударов и пинков.

Сначала удары были несильными, рассчитанными скорее на скорость чем на силу. Но постепенно их мощь возросла. Наконец небольшой каскад пушечных залпов разбудил Птенчика. Тот так же оглушительно зевнул и произнес:

– Ты че, командир, опять дурью маешься? Сколько раз тебе повторять, что в тренировке самое главное – правильное питание. У тебя там в холодильнике размяться нечем?

Птенчик от природы был наделен внушительными размерами и богатырской силой и по этой причине физическими нагрузками обременять себя не любил.

Они позавтракали в ближайшей пивной, а когда, наконец, они добрались до своей засады, то были приятно удивлены, обнаружив под охраняемой дверью Греку. Тот важно вышагивал как аист по болоту и так же широко зевал во весь клюв.

– Твоя красотка выставила тебя погулять? – поинтересовался Крюков. – Неужели ты не сумел ее удовлетворить как подобает истинному джентльмену? Или она узнала твою фамилию и решилась лучше умереть, чем стать госпожой Папасраки?

– Папастраки! – невозмутимо поправил начальника Грека. – Но дело не в этом. Моей замечательной фамилии она так и не узнала и удовлетворил я ее как подобает истинному джентльмену – по самые гланды. А сейчас она просто ушла на работу.

– И выставила тебя за порог как паршивую собаку? – усмехнулся Крюков. – О женщины, вам имя – вероломство!

– Это точно, – сокрушенно вздохнул Грека. – Все бабы стервы, потому у них и сиськи растут! А вы как? Обошлись теплой мужской компанией?

Сочувствую и почти завидую.

– Ты за телефоном следил, извращенец? – строго спросил его Птенчик.

– Глаз не спускал! – заверил его Грека с такой искренностью, что даже старый хитрый Крюков ему поверил. И напрасно.

– Ты, гвоздика, не п…зди-ка! – процедил Птенчик сквозь зубы.

Он проверил память определителя и выдал на-гора свежий результат:

– Ночью был звонок. Командир, запиши номер. Надо его проколоть.

– Бу-сделано, господин хороший! – отрапортовал Крюков. – Ты пока узнай по номеру адрес, позвони в местную контору, участковому, поспрошай его. А я потом сгоняю и прокручу оперативную установочку по месту жительства. А сейчас крепко всех целую! Гр-р-руппа! Слушай приказ: по табуреткам сидеть! Так держать, с якоря не сниматься! Ждите изо всех сил. Может сегодня кто-нибудь вылупится?

– А ты куда?

– На кудыкину гору воровать помидору. У меня плановая встреча с агентом. Всем привет! – он посмотрел на часы. – У-ю-юй! Опаздываю!

И исчез. Птенчик с Грекой понимающе переглянулись.

– П…здит? – задал риторический вопрос Птенчик.

– Как Троцкий, – кивнул Грека. – Он при мне вчера в "Иллюзион" звонил. Спрашивал сеансы на сегодня.

– Опять, что ли, "Гений дзю-до" смотреть помчался? В который раз?

– Наверно сотый, юбилейный. Старческие причуды, – пожал плечами Бугаев. – Налицо ураганно прогрессирующий маразм и необратимое впадение в детство.

Оба покивали головами с сочувствием к преклонному возрасту начальника. Крюков был лет на пять старше Птенчика и на все десять сопляка Греки. Обоим он казался ветхозаветным старцем.

* * *

– Назовись! – голосом российского артиста Балашова потребовал японский артист Тосиро Мифуне, прихватив своего противника Момму на болевой прием.

– Убей! Убей меня! – в бессильной ярости хрипел подлый Момма, наставник школы джиу-джитсу "Разящие наповал".

Крюков и Сугата Сансиро затаили дыхание. Сансиро возле моста, на экране. Крюков – в зрительном зале кинотеатра "Иллюзион".

– Не убью и руку не сломаю! – обнадежил Момму Тосиро Мифуне, он же наставник школы дзю-до Яно Сигоро. И вновь потребовал:

– Назовись!

Крюков непроизвольно вжался в спинку кресла. Он смотрел "Гения дзю-до" в пятьдесят четвертый раз. Дома у него имелись три видеокассеты с этим фильмом: одна дублированная, одна с переводчиком и одна вообще без перевода на русский (текст он и без того знал, практически наизусть). Но полное впечатление он мог получить только здесь – в почти пустом, пропахшем пылью зале кинотеатра "Иллюзион".

Крюков хорошо помнил, что творилось здесь во время показа "Гения"

в семьдесят девятом году, в пору буйного расцвета каратэ. К кассам невозможно было подойти, очередь занимала все пространство перед кинотеатром, а дальние подходы были буквально забиты отчаявшимися соискателями лишних билетов. Подобный ажиотаж ему приходилось видеть разве что у гостиницы "Россия" перед концертом группы "Бони-М".

С тех пор Крюков пересмотрел несчетное множество "колотушечных"

фильмов, но среди них не было ни одного, который мог бы сравниться с этим антикварным шедевром. А посещения "Иллюзиона" остались для него священным ритуалом. И все, о чем он мечтал в жизни – это посмотреть когда-нибудь ранние варианты "Гения" – "Сугату Сансиро" и, если очень повезет, сам первоисточник – "Легенду о дзю-до" самого Куросавы, которую тот снял сразу после войны. А там и помирать можно. Но до этого ни-ни!

Тем временем события в фильме приближались к концу.

– Ты сейчас почувствуешь, что такое каратэ! – многозначительно пообещал Сугате Сансиро один из братьев-физкультурников Хигаки под аккомпанемент дебильных выкриков другого.

Но на этот раз Крюкову не было суждено насладиться тонкостями настоящего японского каратэ. К леденящим кровь завываниям Хигаки Гинзабуро присоединился зуммер мобильника в кармане Крюкова. Как всегда не вовремя. Крюкову скрежеща зубами от злости пришлось в потемках покидать зрительный зал, хотя до конца рабочего дня оставалось еще несколько часов.

– Чаво надо? – неласково поинтересовался он в трубку. – Ах, это вы Сан Саныч?

Подлинное имя и отчество начальника отдела оперативной разработки Управления спецслужбы майора Галкина, прямого и непосредственного начальника Крюкова, было Александр Абрамович, но звали его по привычке застойных времен Сан Санычем.

– Я, – ответил начальник. – А это вы, Пал Палыч?

– Я, – отозвался Крюков, хотя звали его совсем не Павлом.

– Вы сейчас где? – поинтересовался начальник.

– В засаде! – бодро отрапортовал Крюков.

– И как дела?

– Будем брать… – Крюков едва подавил зевок.

– Ничего не берите, – распорядился шеф. – Двигайтесь в отдел срочно.

Я вместо вас группу Панченко пришлю.

– Ну что вы, Сан Саныч, – заныл Крюков. – Вы же знаете, сколько моя колымага бензину жрет. Может не надо в отдел?

– Надо. Кстати, можете для разнообразия прокатиться на метро.

– Два рубля тратить? – испугался Крюков.

– Какие два рубля? Уже давно четыре! Тьфу, от общения с вами Крюков, маразм прогрессирует. Для милиции проезд бесплатный!

– Разве? Нет, вы это точно знаете или только так думаете?

– Я вам когда-нибудь врал? – обиделся начальник.

– Сейчас вспомню. Вроде нет, но ведь я мог что-то и забыть.

– Вы нахал, Крюков, я вам отпуск перенесу!

– Спасибо, гражданин начальник! Поскольку на прошлой неделе вы мне его уже перенесли на следующую зиму, значит теперь перекидываете обратно на лето?

На том конце трубки что-то громко упало. Спустя несколько секунд начальник смог возобновить диалог:

– Все! Не приезжайте! С меня довольно! Слушайте внимательно: проводится общегородское мероприятие. Объявлен розыск СПИД-террориста.

Спуститесь в ближайшее метро и возьмите в комнате милиции его фоторобот. С утра в дежурной части телефоны раскалились. Ходит, подлец, по центру города и шприцом со СПИДовой кровью людей колет. Его в ГУМе сыщики из спецотделения случайно выпасли, думали – карманник, но упустили. В туалете в урне нашли шприц-тюбик с остатками крови и нож вроде того, что изъяли у Мясника. Фоторобот и приметы маньяка по всем отделениям и комнатам милиции разослали, даже в вытрезвители. Вы проедете по лабораториям, где работают с кровью. Особенно по тем, где делают анонимный экспресс-анализ на СПИД. Покажите фоторобот персоналу, может быть кто-то его опознает. Пишите адреса лабораторий, я продиктую.

Поспрашивайте там как следует. Персонал в основном женский, вы это любите. К тому же маньяки – ваше хобби.

– Значит все-таки проявился СПИДовый террорист? Вот здорово! – искренне обрадовался Крюков. – Диктуйте ваши адреса!

– Да? – обиделся начальник. – И чему же вы, Крюков, радуетесь? И что же здорово? С нас за этого террориста семь шкур спустят! А у нас между прочим, своя линия работы имеется! Борьба с распространением наркотиков. И план горит!

– Учитесь радоваться предстоящим трудностям, так йоги советуют.

Нам хлеба не надо – работу давай! Я вам завтра уши этого террориста подам на блюдечке с голубой каемочкой. А еще лучше – натолкаю ему полные карманы маковой соломки. Тогда он и нам, убогим, в план пойдет.

Хотите? Или вы мне не верите? Почему это вы так тяжело вздыхаете? Вам плохо? Ответьте!

– Ох, Крюков, я вам верю. Потому и вздыхаю. Я все никак не решу что же опаснее для общества? Иметь такую преступность, или такого борца с преступностью как вы? Ладно, диктую адреса лабораторий. Пишите. И не забудьте взять компьютерный фоторобот преступника.

Крюков достал ручку с блокнотом и скептически усмехнулся. Техника составления фотороботов за последнее время значительно продвинулась вперед, чего нельзя было сказать о наблюдательности свидетелей. Ее недостаток зачастую компенсировался буйной фантазией. Поэтому, как правило, фотороботы выходили на одно лицо, причем кавказской национальности. Лучше бы свидетели, да и опера, кстати, конкретные приметы запоминали, чем портреты по памяти сочинять.

* * *

В комнате милиции станции метро «Площадь Ногина» (новых названий Крюков до сих пор не знал) кроме дежурного околачивался младший лейтенант Иванашко. С Крюковым его объединяло большое взаимное чувство они друг друга на дух не переносили. Иванашко работал в одном из центральных отделений милиции и за приличную мзду прикрывал банду пенсионеров, которые пополняли свой стариковский бюджет за счет распространения наркотиков в розницу, как другие торгуют сигаретами.

Крюков такую старость не уважал и искоренял наркоторговлю без скидки на почтенный возраст диллеров, которые, прожив жизнь, не нажили ни ума, ни совести. Иванашко платил ему тем, что в отместку старательно отлавливал среди мелких нарушителей порядка крюковских стукачей и накручивал им административные санкции на полную катушку. Его постоянно мучила совесть, оттого что он не может впаять им какую-нибудь статью уголовного кодекса.

– Чего приперся? – ласково встретил Крюкова старый недруг. – Я твоего жиденка-стукачонка, который с табличкой "Куплю золото" крутится вчера на десять суток оформил. За "поссал в общественном месте". Я же тебе говорил – здесь моя земля. Хочет покупать рыжье в моем переходе пусть мне отстегивает. Ваши отношения меня не кантуют. Понял, легаш?

Иванашко был не одинок в своем стремлении досадить коллеге. Особым шиком в работе милиции и основной формой взаимодействия работавших бок о бок отделов и управлений было соцсоревнование – посадить как можно больше осведомителей и доверенных лиц своих коллег-конкурентов.

– Заткни помойку, ****ашка, не до тебя сейчас, – отмахнулся от него Крюков и обратился к дежурному. – Где тут у тебя фотоморда спидоносца?

Тот протянул ему стопку фотороботов. Как Крюков и предполагал это был плод коллективной фантазии, помноженной на компьютерную графику под названием "Портрет неизвестного мужчины". Лицо, лишенное какой бы то ни было определенности. Особые приметы – усов и бороды нет, очков не носит. Крюков посмотрел на фоторобот, потом на себя в зеркало и обнаружил с разыскиваемым поразительное сходство. Потом пристально взглянул на дежурного. Тот тоже оказался похож. Крюков сличил фоторобот с личностью недруга-микромайора. Маньяк был вылитый Иванашко, ну просто как две капли воды.

– Слушай, ****ашка, а спидоносец-то на тебя смахивает! – обрадовал его Крюков. – Дашь пять долларов, тогда никому не скажу!

– А рублями не возьмешь? – нахально поинтересовался друг стариков.

– Рублями теперь даже твои старые наркопердуны не берут, – осадил его Крюков. – Значит не дашь? Ну и хрен с тобой! Мне эта морда еще пару-тройку знакомых напоминает. Пойду их потрясу, может раскошелятся.

Не все же такое говно как ты!

И гордо покинул комнату милиции.

– Сам ты говно! – Иванашко не сразу нашел что ответить, поэтому ему пришлось орать через весь вестибюль к неописуемому восторгу публики.

Еще бы! Когда менты ругаются между собой, для народа это – праздник души. А уж когда дерутся!… Но такое, увы, случается крайне редко.

* * *

Крюков остановил машину у очередного белого здания с красным крестом. В отличие от обследованных им ранее, бюджетных и убогих, это можно было считать утопающим в богатстве. Дорожки не растрескались облицовка не выщерблена, фонари горят. Чем не роскошь по нынешним временам?

На табличке у двери значилось: "Центр исследований крови. Фонд Вагнера". Собственно, Центр исследований крови занимал небольшую боковое крыло основного, действительно роскошного здания медицинского вагнеровского комплекса.

На вахте Крюкова остановил охранник в камуфляже. На его нарукавном шевроне значилось: "РИФ-секьюрити".

– Странно, – заметил Крюков, помахав перед носом охранника своей ксивой. – Ведь вашу контору, вроде, разогнали.

– Это там проблемы, – страж неопределенно покрутил над головой пальцем, – наверху, в главном офисе. Мы к их паклям отношения не имеем.

Наше дело порядок поддерживать, а главным образом – наркоманов гонять.

– Смотри-ка, одно дело делаем, – удивился Крюков и представился. Крюков из спецухи.

Он протянул охраннику руку. Тот пожал ее и представился в ответ:

– Драгун.

– Это погоняло или еврейская фамилия? – поинтересовался Крюков.

– Прозвище, – ответил охранник. – По фамилии меня последний раз старшина в карантине называл, когда я в бригаду служить пришел. Я от фамилии отвык давно.

– А почему Драгун? Ты кавалерист, что ли?

– Нет, снайпер. Из СВДшки, винтовки Драгунова, когда-то неплохо бил. И спать, и срать с ней ходил. Вот и прозвали.

Крюков на всякий случай продемонстрировал охраннику универсальный фоторобот. Но тот лишь отрицательно покачал головой.

– По такому документу и себя не узнаешь! У персонала поспрашивай.

Только когда внутрь пойдешь, клевый прикид не забудь надеть.

И выдал Крюкову обязательный для прохода в помещение комплект:

безразмерный белый халат и белый же поварской (на докторский он мало походил) колпак, который сразу съехал Крюкову на уши. На ноги пришлось намотать похожие на тряпичные валенки бахилы.

Приобретя столь молодцеватый вид, Крюков вяло поплелся по коридору. Он чувствовал себя пугалом и полным идиотом. Ходить по Центру и приставать с вопросами к женскому персоналу как-то сразу расхотелось.

Но альтернативы не было. Крюков вздохнул и открыл первую дверь в надежде, что наткнется на мужика. А если на женщину, то на некрасивую и немолодую. Ему повезло. За дверью снова оказался охранник в камуфляже.

– Сюда нельзя, – предупредил он. – Здесь отделение тяжелобольных.

В подтверждение его слов из-за стеклянно-матовых дверей отделения раздался стон, больше похожий на звериное рычание. Крюков недоуменно покрутил головой:

– У вас там что, медведь болеет?

– Ага, бурый, – непонятно чему ухмыльнулся охранник и закрыл перед носом Крюкова дверь.

Крюков пошел дальше. За следующей дверью ему повезло гораздо меньше. Хозяйкой кабинета была женщина молодая и красивая. За неимением шпор Крюков звякнул завязками бахил. Не получилось. При этом он особенно четко ощутил как колпак съезжает ему на уши.

– Здрасте, доктор, – как можно веселее сказал он. – Я ищу брата пропавшего в годы войны в блокадном Ташкенте. Не поможете? Вот его портрет, взгляните. Видите, как мы похожи? А что вы делаете сегодня вечером? В смысле как вас зовут?

– Вечером, как видите, я работаю, делаю анализы крови. А зовут меня Мария.

– Правда? А "Кровавую Мэри" – это не в честь вас назвали?

Хе-хе… Или наоборот?

Почему-то когда ощущаешь себя идиотом, то и шутки выходят идиотские.

– А почему вы ищете своего брата у нас? – судя по тому, что Мария просто улыбнулась, а не расхохоталась, бравый вид Крюкова не произвел на нее должного впечатления. Наверно привыкла.

– Он страдает вампиризмом, – страшным шепотом сообщил Крюков. – Куда же ему еще податься, как не к вам? Кушать-то хочется. А у вас тут крови, поди, залейся – как на Лубянке или в гестапо. Я неправ?

Дверь открылась и в нее осторожно вошел ребенок. Крюков посмотрел на него и чуть не подавился очередной плоской остротой. Мальчику было лет шесть, и он напоминал фильмы о заключенных немецких концлагерей или о голоде в Поволжье.

Это был обтянутый кожей скелетик на тонких ножках. В глубине огромных глаз таилось недетское выражение, какая-то стариковская мудрость. Может быть это было предчувствие смерти? Ребенок был обвешан резиновыми трубками как собака работы Павлова.

Он подошел к Крюкову и попросил:

– Дяденька, нагнитесь. Я что скажу…

Донельзя расстроганный – впору слезу пустить – Крюков наклонился к нему. Мудрый старичок ловко ухватил маленькими пальчиками за края крюковского головного убора и натянул колпак ему на глаза, чуть ли не по самый подбородок.

– А за свет надо денежки платить! – счастливо пропищал он.

Когда Крюков стянул докторско-поварской колпак с головы, малолетнего хулигана уже и след простыл.

Мария светилась так, будто ребенок был ее собственным и только что наизусть отбарабанил стихотворение Пушкина "Ленин и печник" вкупе с таблицей умножения.

– Это не вы его научили таким изящным приколам? – поинтересовался Крюков. – Исключительно тонкий галльский юмор.

– Нет, но я рада, когда он так шутит, – призналась Мария. – У него это единственная радость в жизни. И, боюсь, последняя.

Крюков вдруг почувствовал себя совсем погано и тоскливо передернул плечами:

– Хорошо, хоть, что он сам этого не понимает.

– Почему? Понимает, – вздохнула Мария. – У него здесь в стационаре были друзья – мальчик и две девочки. Они все умерли.

Крюкову стало совсем не по себе.

– А что с ним?

– СПИД. Заразили в роддоме.

– И у него нет никаких шансов?

– Его шанс – это деньги, – Мария в ярости так сжала карандаш, что тот сломался в ее руке. – А еще говорят – здоровья не купишь! Конечно где же нам взять для этого денег? Вот если нужно войну начать, на Луну слетать или золотой храм до неба построить, на это деньги находятся сразу! На это у нас всегда есть деньги. И детям готовы помогать любым и где угодно – в Ираке, в Сербии, в Африке, в Антарктиде, лишь бы не своим и не у себя дома!

– Не любите политиков? – догадался Крюков.

– Да хоть бы они все подохли, дармоеды! Особенно те, кто громче всех орут… Извините, я просто сильно устала.