Текст книги "Каменный Пояс, 1982"

Автор книги: Сергей Баруздин

ЛИДИЯ ПРЕОБРАЖЕНСКАЯ
Чувство дружеской теплоты

Новеллы

О Павле Петровиче Бажове

Всю свою жизнь не могу мимо книжного магазина пройти, чтобы не заглянуть, не узнать, какие новинки поступили.

Так было и зимним вечером 1939 года. С работы домой спешила, а в магазин все-таки завернула. На витрине новая книга. Вид у нее какой-то особенный. И название необычное: «Малахитовая шкатулка». Взяла я ее в руки. Переплетом залюбовалась. Весь он как будто из золота вылеплен. Медальон на обложке, а в нем фигурки старика и ребят вытиснены. Сидит старичок и что-то ребятам рассказывает. А внутри книги черными силуэтами медальончики рисунков разбросаны по страницам.

«Уральские сказы». Пробежала начало одного, другого. Что за чудо? Будто не было этих двадцати лет, что прожила я вдали от Кунгура. Словно снова заговорил со мной кто-то родным уральским говорком.

«Басенька девонька уродилась»… «понятливой парнишечко, ласковой»… «в голбец спустилась»… «старенькую гуньку на себя набросила»… «завидки берут»… «заделье закинула»… Вот они, милые сердцу, знакомые с детства словечки, обороты. Радостно стало мне. Вроде дух захватило от радости.

Могла ли я тогда уйти домой без этой книги? Так и живет у меня с того года «дедушко Слышко». Нет-нет да и заговорит со мной уральским говорком, хитровато прищурив глаз. Так я узнала и полюбила сказы Павла Петровича Бажова.

А в 1945 году была у нас в Челябинске конференция. Со всей области съехались на нее писатели. Надо было поговорить о многом, о своей настоящей и будущей работе… И вдруг в зал вошел человек, поразивший меня своим видом. Простая светлая блуза, кожаный ремешок, мягкие сапожки. Белая борода вольно разметалась на его груди. В руке зажата трубка… Но больше всего запомнились глаза, умные, с лукавинкой.

«Натянуть бы на этого старичка простую войлочную шляпу да на плечи старенький армячишко накинуть – чем не дедушко Слышко?» – подумала я. А зал в это время взорвался аплодисментами.

– К нам приехал Павел Петрович Бажов, чтобы принять участие в нашей конференции, – объявила Людмила Константиновна Татьяничева.

И зал снова загремел аплодисментами.

Так вот оно что! И впрямь «дедушко Слышко» к нам на конференцию пожаловал!..

О Василии Николаевиче Кузнецове

Василия Николаевича Кузнецова я узнала задолго до приезда в Челябинск, до личного знакомства с ним. Просто по его сказке «Базар». Эта веселая, озорная сказка привлекла мое внимание еще тогда, когда я прочла ее в журнале «Детская литература». А жила я тогда в Сибири.

Помню, очень понравился мне «Базар». И как же я была рада встрече, знакомству с автором. Случилось это в 1939 году. Работала я в то время в редакции газеты «Ленинские искры» и постаралась привлечь Василия Николаевича к участию в нашей газете.

Позднее, в дни Великой Отечественной войны, мы подружились с ним. Писателей тогда в Челябинске было мало, а детских и совсем не было, кроме нас. Трудно работать, если не с кем посоветоваться о новой задумке, о том, что написалось. Вот и шли мы друг к другу с каждым новым стихотворением. Читали, спорили, иногда даже сердито спорили.

Василий Николаевич был веселым, жизнерадостным человеком. Любил и посмеяться, и пошутить. Мог и пародию или эпиграмму написать на товарища по перу. И на мои стихи написал пародию. Были у меня такие стихи: «Храбрецы», «Мама-герой» и еще какое-то стихотворение о споре весны с зимой. Там были строчки:

 
Тень-те-лень! Тень-те-лень!
Ах, какой хороший день!..
 

И еще что-то об угрозах зимы:

 
Захочу – придет мороз,
В воротник упрячешь нос!..
 

В «Храбрецах» же говорилось о хвастливых мальчишках, которые испугались козла и убежали от него прочь, и о храброй девочке, прогнавшей козла, защитившей младшего брата.

А в стихотворении «Мама-герой» сын мамы-героини признается в том, что он думал, будто героями могут быть только папы.

Зная все мои стихи, Василий Николаевич и написал небольшую пародию «Вот какая я храбрец!»:

 
Заявил однажды лихо
Мне поэт-мужчина, Тихон:
– Женщине, – сказал он прямо, —
Не поэтом быть, а мамой.
То, что пишут – все не впрок,
Им к стихам-де нет дорог…
От такой сердитой речи
Я пошла ему навстречу
И сказала: «Ты, упрямый,
Поубавь мужскую прыть!
Знай, поэтами и мамы,
Как и папы, могут быть.
Я из этих матерей,
Всех отважней и храбрей.
Не конфузь меня, прошу…,
Вот как я стихи пишу:
– Тень-те-лень! Тень-те-лень!
Солнце светит целый день.
Захочу – придет мороз,
В воротник упрячешь нос!..»
Тихон, пятясь, как козел,
Глазом в ужасе повел.
И пустился без оглядки,
Засверкали только пятки.
Вот какая я храбрец!
Вот какая удалец!
 

Я не обиделась на Василия Николаевича за пародию. Очень мне понравилось, как он сумел использовать строчки моих стихов. Даже Тихона он взял из «Храбрецов». Это имя я дала одному из мальчишек из-за рифмы, а в нашей писательской организации был поэт по имени Тихон. Правда, он не высказывал мысли, что женщина не может быть поэтом. Но мне кажется, что Василий Николаевич удачно ввел его в стихотворение.

Часто мы с Василием Николаевичем бывали в школах, в пионерских лагерях. Читал он хорошо, и юным слушателям очень нравились его веселые, задорные, звонкие стихи. Нравились им и разговоры с поэтом, его шутки. Многие, вероятно, на всю жизнь запомнили этого веселого невысокого человека в тюбетейке, его скуластое смуглое лицо монгольского типа и больше всего, конечно, его стихи.

В 1953 году, когда Василий Николаевич заболел, я навещала его в больнице. Он с грустью спрашивал:

– Бываете в лагерях, Лидия Александровна? Хорошо там?

Сам он уже не мог бывать нигде. Только слушал мои рассказы. Тяжелая болезнь накрепко приковала его к постели. Помню, когда я была у него последний раз, он уже и слушать даже не мог, извинился и повернулся лицом к стене. Видимо, утомился, плохо чувствовал себя. Через неделю его не стало.

И вот уже тридцать лет прошло, как его нет, но живут его стихи и сказки, как и раньше, радуют малышей.

О Владимире Павловиче Бирюкове

Я спешила на работу. Мороз студил руки, обжигал лицо, забирался под платок.

«Градусов 35, а то и все 40», – подумала я, поглубже засовывая руки в рукава заячьей полудошки. И тут взгляд мой упал на противоположную сторону улицы. От неожиданности я даже остановилась. Там шел человек… без шапки. Да, да, без шапки, но зато в больших меховых рукавицах.

Заиндевевшие усики. Парок над упрямым хохолком. За спиной – рюкзак.

Вид этого человека удивлял не только меня. Многие прохожие оглядывались на него: кто с одобрительной улыбкой, а кто и сердито: «Вот, мол, чудит товарищ!» А ребятишки, вытирая носы, кажется, готовы были, несмотря на мороз, бежать за ним, чтобы получше разглядеть удивительного дяденьку.

– Какого интересного человека я видела сейчас. Представьте себе, такой холод, а он без шапки, – сообщила я сотрудникам нашей маленькой детской газеты «Ленинские искры».

– Так это наверняка Бирюков, краевед и фольклорист. Конечно, он, кто еще ходит в мороз без шапки? – оживилась Маша Жукова, ответственный секретарь редакции. – Значит, он приехал в Челябинск. Надо ловить момент, а то уедет в свой Шадринск, потом трудно будет заполучить его.

К концу дня Маша нашла Бирюкова. И вот он уже в редакции. Простой и веселый, готовый к выполнению любой просьбы.

А на следующий день на столе редактора лежала его статья-обращение к школьникам Челябинской области, в которой он призывал ребят искать и записывать песни, сказки, пословицы, частушки – все виды народного творчества.

Так состоялось мое первое знакомство с краеведом и замечательным человеком Владимиром Павловичем Бирюковым. Это было в 1940 году.

Владимир Павлович был тогда частым гостем Челябинского педагогического института. Лекции о народном творчестве Урала, составление сборников, собственная работа по сбору фольклора, далекие походы за сказками и песнями не мешали ученому бывать в гостях у школьников. Я не однажды была свидетельницей его встреч в школах, в библиотеках, в пионерских лагерях.

В годы Великой Отечественной войны, когда прекратили свое существование «Ленинские искры», живая связь детей с Бирюковым была особенно необходима. И время от времени он появлялся на улицах Челябинска, такой же подтянутый, всегда доброжелательно улыбающийся, с неизменным рюкзаком за плечами, где лежала маленькая походная печатная машинка, стопка чистой бумаги и новые статьи для газет, журналов и сборников.

О детях Владимир Павлович не забывал и тогда, когда планировал новые сборники, книги. Записывая сказки, песни, он думал и о том, что можно из этого богатства выделить для юных читателей. У меня до сих пор хранится сборник «Уральские сказки», изданный в 1940 году, составителем которого был Бирюков. Я думаю, ребятишки и сейчас с удовольствием прочли бы эти сказки.

Много раз я встречалась с Владимиром Павловичем, а однажды даже побывала у него дома. Тогда он жил в Шадринске, на тихой зеленой Пионерской улице.

Старый дом с резными наличниками и ставнями прятался за высоким забором, где позванивала цепью собака. Он казался таким необычным, почти сказочным.

Во дворе, среди полыни и лопухов, бежала тропинка к длинному глухому лабазу, где, видимо, когда-то хранилось хлебное золото какого-нибудь шадринского купца, а теперь он бережно охранял иное богатство, накопленное трудом этого удивительного человека.

И чего только там не было! Старые журналы и газеты, афиши дореволюционных театров, революционные листовки и плакаты, переписка с интересными людьми наших дней, – все то, что было историей Уральского края.

Здесь можно было провести много часов и не заскучать, слушая живые рассказы Владимира Павловича о его походах за народной мудростью, за певучим народным словом.

Бирюкова нет. Но все, что он кропотливо собирал, он оставил нам. И мы благодарны ему за добрый труд.

ЛИДИЯ ГАЛЬЦЕВА
«Память о нем будет дорогой и священной»

Очерк жизни и творчества Виктора Федоровича Губарева

Вот уже шестнадцать лет прошло с тех пор, как газета «Литературная Россия» опубликовала первую посмертную подборку стихов Виктора Губарева (1914–1938), подготовленную матерью поэта, Еленой Васильевной. Публикацию сопровождала статья школьного товарища Виктора – А. Эпштейна. Она заканчивалась словами: «В ряде мест находятся стихи и письма, принадлежащие Виктору Губареву. Еще не потеряна надежда отыскать его поэму «Лесная сказка»… Собрать бы все это да издать! Это было бы достойным памятником Виктору Губареву – Человеку, поэту».[1]1
  Литературная Россия, 1966, 1 июля.


[Закрыть]

После настойчивых поисков архивных материалов, изучения уральской периодики 30-х годов, при непосредственном участии поэтов Бориса Ручьева и Марка Гроссмана, мною была подготовлена и в 1968 году увидела свет книга стихов Виктора Губарева «Предчувствие весны», которая вобрала и новые материалы.

Стихи Губарева по праву заняли свое, место и в антологии «Поэты Урала» (Средне-Уральское кн. изд-во, 1976).

За последние годы архив поэта пополнился ценными документами, воспоминаниями его родных и друзей, неизвестными автографами и фотоматериалами. А совсем недавно сестра поэта – Т. Ф. Губарева, ныне проживающая в городе Жиздре Калужской области, передала в мое распоряжение весь сохранившийся в семье архив Виктора Губарева. Он содержит в себе уникальнейшие материалы: детские рукописные журналы, «издававшиеся» Виктором в начале 20-х годов; юношеский дневник и тетрадь стихотворений, относящиеся к 1928–1930 годам; черновые варианты ранее не известных прозаических произведений; первые публикации в альманахах и сборниках; обширную переписку Е. В. Губаревой с друзьями сына, известными советскими писателями: Б. А. Ручьевым, М. Л. Нагнибедой, Н. А. Упеником, К. И. Поздняевым, А. И. Былиновым, А. В. Ионовым, А. Л. Маневичем, М. С. Гроссманом и другими.

Все это позволяет по-новому представить творческий облик Виктора Губарева. Каким он был поэтом и человеком? Какое место занимал в уральском литературном движении 30-х годов? В чем своеобразие его поэтического слова? Вот далеко не полный перечень вопросов, которые волновали нас при написании этой статьи.

* * *

Виктор Федорович Губарев родился 1 февраля 1914 года в небольшом городке Новозыбкове на Брянщине. Отец будущего поэта, Федор Георгиевич, был в молодые годы, как стало известно совсем недавно,[2]2
  Говоров А. История книжной торговли. М.: Книга, 1966, с. 38.


[Закрыть] связным ленинской «Искры», выполнял, задания агентов ЦК РСДРП и лично Н. К. Крупской. После Октября работал в органах народного образования. Виктора еще до поступления в школу отец приобщил к чтению и научил письму.

Мать поэта, Елена Васильевна Губарева, по словам близко знавших ее людей, была человеком большой внутренней культуры, обаятельной и задушевной. Она целиком посвятила себя воспитанию детей. Виктор был не только внешне похож на мать, но и унаследовал такие черты ее характера, как добросердечность, отзывчивость, доверие и любовь к людям.

Рос он общительным, веселым, любознательным ребенком. С ранних лет полюбил книги. Читал и перечитывал Пушкина, Гоголя, Некрасова. Стихи поэтов-классиков во множестве знал наизусть. Любил петь, как и все в семье, И с юных лет знал много народных песен.

Будучи учеником новозыбковской начальной школы имени Калинина, Виктор впервые пробует писать стихи и песенки, рассказы, сказки, загадки. Мать поэта сохранила детские рукописные журналы, которые он «выпускал» вместе со старшей сестрой Татьяной. Самый ранний из этих журналов – «Листок старины» – датирован 1921–1923 годами. В нем старательным детским почерком Виктор записал свои первые рассказы: «Прогулка в Карховку», «Поездка в Перевоз», «Прилет птиц», «Конец весны», «На выставке» и другие. В них – живые непосредственные впечатления от поездок к няне в деревню, веселых и шумных пикников, посещений музеев, выставок и концертов.

В другом рукописном журнале «Луч зари» (1923), оформленном незатейливыми акварельными рисунками, впервые встречаются стихи: «Весна», «Поле летом», «Осень», «Под сенью деревьев кленовых», «Вечер», «Закат солнца». Конечно, в них и рифма «хромает», и сравнения наивны и прямолинейны, и жизненные впечатления ограничены кругом детских наблюдений над природой, но ведь «поэту» всего девять лет!

По окончании начальной школы Виктор Губарев в 1929 году поступил учиться в новозыбковскую школу II ступени имени Карла Либкнехта с кооперативным уклоном. Кроме общеобразовательных предметов, здесь изучались основы кооперации, счетоводство, товароведение, кооперативная статистика. Виктор блестяще учился по всем предметам и считался одним из одаренных учеников.

В ту пору в школе господствовал бригадный метод обучения. Виктор возглавил бригаду старшеклассников и увлеченно изучал с ними литературу. Был он душой коллектива, заводилой многих интересных дел. Сколотив агитбригаду, зимой на лыжах Отправлялся в подшефную деревню Крутоберезку учить грамоте крестьян, выступал с докладами в рабочих общежитиях, организовывал художественную самодеятельность, устраивал шахматные турниры, редактировал стенгазету и школьный рукописный альманах, в которых часто появлялись его собственные стихи и рассказы. Вот одно из стихотворений, которое Виктор переписал в дневник:

 
Вечер тихий на землю спустился,
Солнце скрылось за дальней горой,
И дрожал, разноцветно искрился
Луч последний над грустной рекой.
 
 
На деревьях листва золотая
Тихо-тихо шепталась порой.
Низко ветви свои наклоняя,
Целовалася ива с водой…
 

Ученикам девятых классов необходимо было проходить производственную практику по товароведению или счетоводству – Виктор же убедил учителей направить его в газету «Ударник». В ней он приобретал навыки журналистского дела: о другой работе в будущем он и не помышлял. Так в 1930 году в новозыбковской районной газете появились первые публикации Виктора Губарева: небольшие заметки, очерки, репортажи. Позднее газета будет публиковать и его стихи.

В эти годы Виктор много пишет. Большой интерес представляют его дневник и тетрадь стихов, относящиеся к 1928–1930 годам. Юноша полон размышлений о смысле жизни, о внутренних мотивах поведения человека и проявлениях его характера. Он осуждает эгоизм, трусость, лицемерие, тщеславие. «Величайшим преступлением считаю жизнь только для себя», – записал Виктор в своем дневнике 25 октября 1928 года. Он дает себе клятву «всю жизнь стараться на пользу человечества» (1 января 1928 года).

Записи дневника перемежаются стихами. Это, в основном, пейзажные зарисовки. Природа в них одухотворена и прекрасна: ветер, подпевая песню, «задумчиво качает тополя», «ухмыляется луна, принакрывшись тучей», «весна белым цветом убирает косы» и т. д. В этом плане интересны стихотворения «Я раз тропинкой шел…», «Морозное утро» – 1928 г.; «Буря», «Желание», «Вечер», «Ржаная любовь» – 1929 г.

Для героя ранних стихотворений Виктора Губарева характерно безусловное приятие мира, он мечтает слиться с природой и жить по ее законам. «Я – дитя природы лучезарной», – радостно провозглашает молодой поэт в стихотворении «Другу».

Виктора Губарева начинают волновать и социальные проблемы. Важнейшим событием этих лет была проводимая партией коллективизация сельского хозяйства. Часто выезжая из города, он имел возможность близко наблюдать происходящие в деревне преобразования. В стихотворениях «Вокруг бурлят и строятся колхозы…», «Акулина Васильевна», «В раздумье куря папиросу…» он рассказывает о том, как «трясину деревни разворачивает новый плуг», как «Мирошка, батрак из Хохловки, активистом-колхозником стал», а неграмотная в прошлом пожилая крестьянка Акулина старательно выводит буквы и читает по слогам рассказ про Ленина.

В стихотворениях «Думы», «Товарищу», «Счастлив тот…» Виктор Губарев воздает должное индустриальному городу. В духе поэтики Пролеткульта и «Кузницы» он поет «железную песню» заводу, славит труд рабочего, тех, «у кого на сердце – раскаленный горн», кто «слился с кующим молотом» и «стальным кипеньем новой жизни полн». Молодой поэт восхищен небывалым размахом строительства и рекордными темпами ударных бригад. Стихотворение «Товарищу» заканчивается энергичным призывом: «К социализму – бе-гом!»

Многие из ранних стихов Виктора Губарева художественно несовершенны и подражательны. Некоторое время он находится под влиянием С. Надсона, о чем свидетельствует запись, сделанная в дневнике 1 января 1928 года: «Я сегодня прочел Надсона. Какие звучные, затрагивающие сердце стихи! О если бы мне удалось когда-нибудь писать что-либо подобное!.. Посмотрел отрывки из его дневника: в них меня поражает глубокий ум и замечательная откровенность. Я решил подражать ему».

Под влиянием Надсона написаны стихи «Порыв», «Шествие юношей», «Давно померкнуло сиянье…», «Вихри осенние», «Две песни» (1928–1929 годы). Но эта увлеченность была кратковременной. Не пройдет и года, как юноша запишет в своем дневнике: «Теперь я не стремлюсь стать Надсоном, нет! Мой идеал – человек, свободно и смело смотрящий вперед… Из-под моего пера не польются больше звуки тоски и уныния, нет! Но будут звуки, зовущие к труду и борьбе».

Новый жизненный и творческий идеал Виктор Губарев находит в поэзии Н. А. Некрасова. Его глубоко волнуют гражданские и гуманистические мотивы в творчестве великого поэта-демократа, непревзойденного певца крестьянской жизни. И это увлечение не замедлило сказаться на стихах Виктора. Стихотворение «Путь героев», например, и своим ритмическим рисунком, и содержанием перекликается с поэмой Н. А. Некрасова «Мороз, Красный нос»:

 
Не волны шумят на просторе,
Не ветер могучий гудит —
Царям и тиранам на горе,
Как валы на пенистом море,
Волна возмущенья шумит.
 

Как и его великий предшественник, молодой поэт пытается ответить на традиционный вопрос: в чем назначение поэта в современном обществе? Этому посвящено стихотворение «Разговор между молодым поэтом и редактором стенгазеты», написанное под влиянием стихотворения Н. А. Некрасова «Поэт и гражданин».

Из поэтов-современников более всего был близок Губареву С. А. Есенин. Ему посвящены стихи «Сергею Есенину», «Песня», «Стал я рано душою тревожен», «Что-то ухнуло, где-то откликнулось», а также ряд черновых набросков, один из которых начинался размышлением: «Я один, предо мною лежит малый томик Сергея Есенина…»

В ранней поэзии Губарева часто встречаются созвучные Есенину строки:

 
Стал я рано душою тревожен,
Затуманилась глаз моих синь…
Эх вы, дни, голубым ураганом
Пронеслись над моей головой…
 

Чисто по-есенински строит Губарев поэтический образ, буквально одомашнивая природу, сближая ее со знакомым деревенским бытом: «Тучки резвы, как стадо телят», «белый месяц, печальный странник, голубое пролил молоко», «солнце, слабо светившее из-за туч, было щенком, рыжим, бесхвостым… Вот вот заскулит» и т. д.

Но пора ученичества завершается, и Виктор Губарев без сожаления прощается со своими бывшими кумирами:

 
Ах, зачем мне Жаров?
Для чего Есенин?
Раз в душе пожары
И разлив весенний?!
 

В начале 30-х годов он пробует свои силы в прозе. До нас дошли в основном завершенная повесть «Опанас»; отдельные главы и черновые варианты повестей «Бывшие и настоящие», «Аноха», «О трех потухших спичках», рассказы «Товарищ», «Пятнадцать дней» и «Оскорбление».

Виктора Губарева интересуют сложные пути интеллигенции в революцию, преодоление крестьянином-середняком мелкособственнических устремлений, он показывает рождение новой личности в процессе коллективного социалистического труда. Его герои обладают сложными, противоречивыми характерами, живут напряженной внутренней жизнью. Изображаемые общественные события круто меняют их судьбы.

Приходит в столкновение с отцом, враждебно относящимся к советской власти, герой рассказа «Бывшие и настоящие» (1929) Николай Горев. В тяжелые минуты ему помогает кузнец Антон. Человека будущего, хозяина страны, одержавшей победу над старым миром, Антон представляет так: «Эх, брат, иногда закрою глаза, так и мерещится: ремни кругом, гудки, дым из труб, колеса вертятся, гул птицей многокрылой бьется, молоты ухают, горны полыхают. А там, на вышке, человек стоит – рабочий. Руки мускулами перевились. Смотрит напряженно. Губы сжаты. Повернет человек рычаг, еще колеса, много их, завертелись, загрохотали. А гудки ревут, захлебываются в крике. И знаешь, светлеет все… И лицо того большого, что на вышке, посветлело, радостно засветилось. Взмахнул он молотом, и крик могучий рванулся из его груди: «Победа!»

Более глубокой по замыслу и наиболее совершенной в художественном отношении является повесть «Опанас». В центре ее – крестьянин. Он «жил от людей в стороне… И как революция была, Опанас парнем уж на сходку не пошел… Так покатилась его жизнь комом сорвавшимся, в сторону от телеги… Работал… потел, лишнюю буренку завел…» По вечерам с наслаждением думал о своем «добре»: «Горбом, мозолями добыто…» Но вот полыхнуло по селу страшное слово – пожар. Сгорели изба Опанаса, амбар, заветная кринка в запечном углу с шелестящими бумажками.

Опанас поступает на работу в совхоз, работает равнодушно, «сторожко следит, как люди в не понятном ему ударном труде создают зачем-то чужое хозяйство». А по ночам все еще снился ему «крепкий кряжистый особняк».

Медленно и с трудом расстается Опанас со своими убеждениями. Шаг за шагом рисует автор изменения в психологии своего героя, крестьянина-середняка, пришедшего к выводу, что настоящее мужицкое счастье – в коллективном труде со своими односельчанами.

Сохранились черновые наброски и других прозаических произведений, свидетельствующих о серьезных замыслах писателя, так и оставшихся неосуществленными.

Виктора Губарева не покидает мечта быть на переднем крае борьбы и труда, внести свой посильный вклад в дело строительства социализма. 26 сентября 1930 года он записал в дневнике: «Когда я чувствую, что каждый мой нерв, каждая мыслишка живо трепещет, откликаясь на требования дня, я счастлив».

Стремление служить своим творчеством «требованию дня» окончательно утвердило желание юноши посвятить себя литературному делу.

По окончании школы в 1931 году Виктор Губарев работает литературным сотрудником новозыбковской газеты «Ударник» и вскоре после известного призыва ударников в литературу, объявленного РАПП и ВЦСПС, организует при газете литературный кружок «Волна». В него вошли А. Маневич, И. Коровин, М. Чуйко, В. Давидович и другие начинающие писатели. Через год в кружке занималось уже около 60 человек, и он был преобразован в Новозыбковскую Ассоциацию пролетарских писателей – НАПП.

Молодые писатели и рабкоры, пришедшие в Ассоциацию с заводов и фабрик, выступали перед рабочей аудиторией, устраивали литературные вечера, выпускали литстраницу в газете «Ударник». «Первые литстраницы были в основном посвящены борьбе с прорывом на фабрике (имеется в виду спичечная фабрика «Малютка». – Л. Г.), отличаясь конкретностью, остротой тематики, злободневностью, все же в большей мере страдали схематизмом, низким художественным качеством, иногда излишней крикливостью», – писали Виктор Губарев и Артем Маневич в послесловии к вышедшему в 1932 году в Смоленске коллективному сборнику НАПП «Ответ».

Не избежал художественных просчетов и сам Виктор Губарев в своей первой поэме «Слово о кимовцах», которая вошла в сборник.

В ней рассказывается о хозрасчетной бригаде имени КИМ на спичечной фабрике, о ее борьбе за перевыполнение плана. Герой поэмы, Ленька Давыдов, решает со своей бригадой вопрос «Как техники икс победить?..»

Своеобразный отпечаток на «Слово о кимовцах» наложила поэтика Пролеткульта. «Автомат, дышащий полной автоматной грудью», «машина, от горя косматая», рычаги и винтики, цифры, балансы, формулы загромоздили поэму, оттеснив людей на задний план, отчего герои оказались бесцветными и схематичными.

Рапповская критика мало способствовала творческому росту начинающих писателей. Она настойчиво склоняла их к решению хозяйственных и технических проблем, уводя от главного – художественно достоверного и психологически убедительного изображения рабочего человека. Вот как рассматривал один из критиков поэму «Слово о кимовцах», которая казалась ему чрезвычайно интересной по своему замыслу, но не лишенной недостатков: «В показе самой бригады чувствуется недостаточно глубокое понимание автором того, как осуществляется хозрасчет, с какими трудностями сталкиваются хозрасчетные бригады, как проводится и может проводиться техническая учеба, в частности, как она увязывается с практикой, хотя необходимость последнего отлично сформулирована в следующих строках:

 
Нам нужно крепить производственный
опыт
Опытом мудрых технических книг.
Нам нужно в борьбе, в трудовом
напряженье
Техники икс победить…»[3]3
  Гандкин Я. Вместо послесловия. – В кн.: Ответ. Лит. – худ. сб. НАПП. Смоленск, Западное обл. изд-во, 1932, с. 70–71.


[Закрыть]
 

К счастью, молодой поэт хорошо понимал собственные художественные просчеты и неудачи и продолжал настойчивые поиски новых форм отражения в слове живой современной действительности. Романтик по природе, Виктор Губарев рвется туда, где в напряженном труде создавались первенцы советской индустрии. По окончании заочных литературных курсов в Смоленске он в 1933 году уезжает на Урал.

Поэт восхищен небывалым размахом строительства, развернувшегося там в годы первых пятилеток. Уже в первом письме к отцу, Федору Георгиевичу, Виктор сообщает: «Дорогой папа! Ты извини, что так долго не писал. Все дело в том, что только сейчас определилось мое положение… Я добился перевода в Златоуст. Он – крупный промышленный город. Здесь два крупных завода всесоюзного значения. Есть две домны, прокатные станы, мартены, установлен третий советский блюминг. Все это до чрезвычайности интересно. Работаю очень много. По ночам пишу. Сплю не более пяти часов в сутки».

В этом письме весь Виктор Губарев – патриот своей страны, трудолюбивый человек, активно вторгающийся в жизнь, готовый внести в общее дело и свою лепту. Он действительно очень много работает: днем – в редакции златоустовской газеты «Пролетарская мысль», ночью – над рукописями новых стихов и поэм.

При газете уже несколько лет действовало старейшее на Урале литературное объединение «Мартен», возглавляемое поэтом Николаем Куштумом (Санниковым). Выпускали «мартеновцы» свои литстраницы и ставили задачу «из литературного сырья плавить хорошую писательскую смену». Виктор Губарев вошел в «Мартен» и очень скоро, как сообщала газета «Пролетарская мысль» 17 августа 1934 года, стал «во главе литературного молодняка». «Это молодой быстро растущий поэт, – писалось в статье «Златоустовская литорганизация перед съездом», – единственный из златоустовцев, заслуживающий почетного звания члена Союза советских писателей. Лирика Западного,[4]4
  Западный – литературный псевдоним Виктора Губарева.


[Закрыть] выдержанная в эпических тонах, характерна своим радостным отношением к действительности».

Виктор близко сошелся с Николаем Куштумом, Павлом Зарубажевым, Андреем Штормом, Павлом Петуниным, Виктором Савиным, Петром Барановым, братьями Александром и Семеном Ревзиными и другими «мартеновцами». Позднее его ближайшими друзьями стали Михаил Львов – член литкружка ЧТЗ и Борис Ручьев – член магнитогорской литбригады имени А. М. Горького. На Урале расцвел талант Виктора Губарева. Критика 30-х годов называла его в числе ведущих писателей нашего края наряду с Борисом Ручьевым, Николаем Куштумом, Константином Реутом. Сам же поэт, скромно и трезво оценивая свое творчество, высоко ценил яркий и самобытный талант Бориса Ручьева.

Поэт Михаил Львов вспоминает такой эпизод: «…Однажды к нам (на ЧТЗ. – Л. Г.) приехали Борис Ручьев, Виктор Губарев, Николай Куштум, провели целый вечер с нами – это было богатство! – слушали нас, читали свои стихи. Мы смотрели на них во все глаза. Мне даже помнится одна деталь: когда кто-то из кружковцев попросил Виктора Губарева первым читать свои стихи, он отказался: – Как я могу читать первым, когда здесь Ручьев!

Они все, его друзья по поколению, по поэзии, восторженно отдавали ему первое место. Это честное и чистое отношение к другу запомнилось нам как образец».

В августе 1934 года в числе двенадцати уральских писателей Виктор Губарев и Борис Ручьев представляли наш край на I Всесоюзном съезде советских писателей. Слово об уральской поэзии на съезде произнес Николай Куштум, давший достойную оценку творчеству своих товарищей-земляков.

Виктор Губарев, Борис Ручьев, Николай Куштум, Василий Макаров, Михаил Люгарин были приняты в организованный на съезде Союз писателей СССР и получили членские билеты, подписанные А. М. Горьким.

А в декабре 1934 – феврале 1935 годов Губарев, Ручьев и Люгарин стали слушателями первых Всесоюзных курсов комсомольских писателей, созванных Союзом писателей СССР и ЦК ВЛКСМ. Руководил курсами известный советский литературовед, профессор Л. И. Тимофеев. Секретами мастерства с молодыми писателями делились А. Фадеев, В. Ставский, И. Сельвинский, А. Сурков, Б. Пастернак.