Текст книги "На поверхности (ЛП)"
Автор книги: Серена Акероид
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
– О чем? – нахмурился он.
Об этом поцелуе. Черт, и о том, что я почувствовала себя так, будто этих двух лет между нами не было.
– Я только что узнала кое-что о своей семье, – вздохнув, сказала я, снова потерев висок. Это была полуправда, и мне было стыдно, что я позволила себе соблазниться Адамом после того, что узнала.
Мужчины… Казалось, они были ядом для женщин моей семьи, но я забыла об этом в ту же секунду, как связь между нами снова ожила.
Адам, немедленно отойдя от двери, направился ко мне, его беспокойство было очевидным.
– Что узнала? Я не знал, что ты отсюда.
Нет, и разве это не странно? Мы так много знали друг о друге, но эту подробность я ему не сказала.
– Я пыталась оставить это в прошлом, – все, что могла сказать я.
– Так зачем переносить это в настоящее, если ты посещала их? – Он нахмурился. – Я думал что, у тебя не осталось семьи.
– Я тоже так думала, – ответилая, стиснув зубы. – Не хочу об этом говорить. Я просто… перерабатываю, наверное. Итак, ты привел меня сюда, и я хочу знать по какой причине.
– Мария снова беременна.
Эти слова были словно кинжал для моего гребаного сердца.
– Пошел ты, – выдохнула я.
Прежде чем я успела отшатнуться от него, Адам удержал меня, схватив за плечи.
– Ребенок не от меня.
– Да она все время вешается тебе на шею, – покачала я головой, задумавшись на секунду над его словами.
– Только когда ты рядом, – сказал он, сжав челюсть. – Мы не… Я не…
– «Ты не» что?
– Мы не спим вместе, – произнес он с холодным безразличием.
– Нет? У меня не создается такого впечатления, когда я вижу вас вместе.
– Она сука, – выплюнул он. – И это все было подстроено Каином.
– О чем ты говоришь? – Я замерла.
– Когда она сказала ему, что беременна его ребенком…
– Они не должны были тогда встречаться. Это против правил!
Он фыркнул.
– Мне нравится твоя невинность. Я не хотел разрушать твои шансы на успех, не тогда, когда это было так важно, поэтому старался, чтобы все эти правила не отражались на нас слишком тяжело. Но Мария и Каин – ужасные люди. Им было плевать на все, и они полагали, что наши семьи заставят тренера сделать им поблажку, если тот узнает об их отношениях. – Адам сдавил переносицу. – Поскольку Каин – кусок дерьма, то, как ты понимаешь, он не был в восторге от того, что станет отцом. – Он сжал челюсть. – Думаю, именно поэтому он так поступил с тобой. Каин не только хотел причинить мне боль через тебя, мне кажется, он просто пытался наказать хоть кого-то, потому что злился на то, что попал в ловушку. Он знал, что отец Марии и наша мать заставят его жениться на этой суке.
Я смотрела на Адама, переваривая сказанное, чувствуя, что слышу его сквозь стену воды. Я знала, что Адам дошел до своего предела, но когда он поделился правдой со мной, мне захотелось…
Черт, мне захотелось сделать Марии больно больше, чем когда-либо прежде. А Каину? Проклятие.
– После, ну, после того, что случилось, мы довольно быстро узнали, что его собираются судить как взрослого. Мария рассказала своему отцу, что беременна, призналась, кто является отцом ребенка, и тот, придя в бешенство, подключил нашу мать, сказав, что Каин якобы изнасиловал Марию. Это еще большая чушь, чем все остальное, – сказал Адам, запустив руку в волосы. – Ее гребаный отец сказал моим родителям, что если те не найдут способ исправить положение, – то есть принесут меня в жертву – он пойдет в полицию и скажет им, что Каин изнасиловал Марию. Каин был несовершеннолетним, которого судили как взрослого. Мы все знали, что за то, что он сделал с тобой, его посадят в тюрьму. А что там могут сделать с насильником?
– Почему ты не рассказал мне все это раньше?
– Я не мог. – Адам поморщился. – Я ненавижу этого ублюдка. Я ненавижу его со всей гребаной энергией, на которую способен, ненавижу его за то, что он сделал, но мама? Она не ненавидит его.
Нет, Анна не ненавидела Каина. Даже сейчас, несмотря на то, что это плохо сказывалось на ее имидже и могло повлиять на ее переизбрание, она навещала его, по крайней мере, раз в месяц.
В течение нескольких дней после посещения она всегда была в депрессии, и я знала, что Дженис в это время месяца всегда была очень деликатна с ней, зная, что хозяйка находится в изменчивом настроении.
Мне показалось странным то, что Анна приняла меня в свою семью, даже была добра ко мне, но одновременно была способна заставить своего сына страдать от безумия своего брата. Было ли это всего лишь фасадом? Делала ли она все это для меня только из благотворительности, которую использовала как средство для достижения цели, – компенсируя свои визиты к Каину приютом бедной сироты, – воплощающей собой американскую мечту – выйти из самых низов и иметь весь мира у своих ног?
Обо мне уже начали писать небольшие истории в прессе. Моя победная серия привлекла внимание людей, которые следили за этими вещами в преддверии Олимпийских игр. Анна обладала многими способностями, и проницательность была одной из них.
– Это несправедливо, – прошептала я, закусив нижнюю губу.
Плечи Адама опустились. Я не знала, что он ожидал от меня услышать, но не могла сказать, означает ли это облегчение или разочарование от моей реакции на его слова.
– Да, несправедливо. – Адам посмотрел на меня таким взглядом, какой бывает у ребенка, который смотрит в окно магазина игрушек и мечтает о подарках, которые никогда не получит.
Эта аналогия напомнила мне меня в детстве и я, закусив губу, подошла к кровати.
– Мама не умерла, – прошептала я, не зная, что еще сказать.
Адам застыл, и я опустила голову, мои плечи безвольно упали.
– Она покончила с собой, – заявил он уверенным тоном, хотя я и видела внезапное сомнение на его лице.
– Нет. Я ездила в этот городок… – Потирая висок, в котором накопившаяся боль ощущалась словно свинцовая гиря, я прошептала: – Я выросла там. Ну, там жила моя бабушка. Мы много переезжали.
– Почему ты вернулась туда, любимая?
Любимая.
Так болезненно и нежно на фоне того, что он мне только что рассказал.
Я не была идиоткой. Я знала, что была причина, почему Адам поступал так. Почему он отрезал себя от меня так, будто я стала вдруг смертельно заразной. Обидно было то, что он не поделился этой причиной со мной, что уклонялся и избегал меня месяцами, но в его защиту могу сказать, что это ничего не меняло, ведь так?
Конечно, это подтверждало, что наша с ним связь была реальной и правильной, как никогда раньше.
Но он все еще был женат.
На неверном осьминоге.
Если Мария снова забеременела, а Адам сказал, что они не спят вместе… Я должна была предположить, что она залетела на стороне. Но, боже мой, как она могла изменить ему? Адам был таким красивым и хорошим человеком. Я возненавидела ее еще больше, хотя до сегодняшнего дня это казалось невозможным.
– Мне повезло. Я встретила Лавинию, которая была подругой моей бабушки, – прошептала я, глядя на свои кроссовки. – Она умирает, и это единственная причина, по которой она открыла мне правду. Отец бил маму. То есть, я знала это, потому что смутно помню, но мама убила его, защищая меня и себя. Она сидит в тюрьме, Адам.
Адам уставился на меня, а затем, пошатываясь, подошел к кровати, которая прогнулась под его весом, когда он сел рядом со мной. Его рука приглашающе приподнялась, как и раньше, и я устроилась на своем месте, уткнувшись лицом в его горло и обняв за талию, прижимая его к себе.
Я слышала стук его сердца, чувствовала его тепло, и впервые за многие годы ощущала себя лучше.
Этого не могла сделать даже вода.
– Я люблю тебя, – прошептала я печально, зная, что была глупой, произнося эти слова, сказав ему это, но не могла удержаться.
– Боже, Тея, я тоже тебя люблю. – Приподняв пальцем мой подбородок и глядя мне в глаза, Адам прошептал: – Я так сильно тебя люблю.
И в его взгляде не было ни лжи, ни фальши. Одна суровая правда.
Холодный факт.
Но во взгляде, который мы разделяли, не было ничего холодного.
Ничего.
Я вздрогнула, когда он прижался своими губами к моим губам, вначале нежно, все как я помнила. Это было прекрасно. Боже мой! Словно все это время я была под водой, а сейчас поднималась на поверхность, чтобы сделать вдох.
Но ничто не могло остаться прежним, когда все изменилось.
Как показало произошедшее на улице, его поцелуй тоже изменился. Потеряв свою целомудренность, он стал нуждающимся.
Адам нуждался во мне.
А я нуждалась в нем.
Его жизнь пошла под откос еще до того, как ему исполнилось восемнадцать, и ему навязали женщину, которая ему изменяла.
Я не могла понять, почему Анна поступила так, если только не ради спасения своей репутации. Я не могла представить, чтобы Роберт заставил Адама пройти через все это, ревностным ли он был католиком или нет, но меня наполнила жалость.
Адам был хорошим человеком.
Он был моим хорошим человеком.
Я вздрогнула, почувствовав его язык у себя во рту, который стал ласкать в таком настойчивом ритме, что мое сердце забилось сильнее. Его рука обхватила мою грудь, и это ощущалось так хорошо, что на секунду я потеряла способность чувствовать что либо, кроме этого прикосновения. Там.
Адам сжал мою грудь, и этот момент прошел.
– Тея? – простонал он.
Вздох сорвался с моих губ, когда, двинувшись вниз, Адам стал покрывать неистовыми поцелуями мою щеку, челюсть, горло.
– Что? – прошептала я.
– Я люблю тебя. – Он снова произнес эти слова, но на этот раз с вызовом, который я поняла.
– Я тоже тебя люблю, – повторила я, желая, чтобы он это знал.
Внезапно я занервничала, потому что несмотря на то, что была готова к этому моменту, как я и сказала Винни, я никогда не делала этого раньше. Я не сомневалась, что Адам не был девственником. Он практически признался мне в этом, когда мы болтали с ним в «Хоквейле» обо всем на свете.
От мысли о том, что он спит с Марией, меня тошнило, но я старалась не думать об этом, старалась не думать о нем с ней…
– Ты ни разу с ней…
На секунду я задумалась, не произнесла ли я эти слова вслух, но он прижался ко мне лбом.
– Я… я хотел сделать это, – признался он. – Не потому, что хочу ее, а потому, что она навязывает себя мне, и что, черт возьми, я еще могу получить из этой дерьмовой ситуации кроме секса? – Он сглотнул. – Но потом, когда доходит до этого, я ненавижу ее так сильно, так яростно, что мне противно даже прикасаться к ней. – Адам стиснул зубы до такой степени, что его следующие слова было трудно понять. – Я не знал, что способен на такую ненависть, Тея. И из-за того, что я так сильно ненавижу ее, я могу… – Поколебавшись, он хрипло закончил, закрыв глаза – Я могу навредить ей.
– Ты не можешь ей навредить, – сказала я укоризненно, обхватив его лицо руками. – Ты забываешь о том, что я знаю тебя, Адам. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты хороший человек.
– Не с ней. У меня бегут мурашки по коже, зная, что мне придется растить еще одного ее ублюдка, как своего собственного. – Его передернуло. – Я люблю Фредди, но…
– Ты должен оставаться с ней?
– Она пойдет к копам.
Я нахмурилась.
– А что насчет закона о давности срока уголовного преследования? (Прим. перев.: срок исковой давности – период, со дня совершения преступления и до дня вступления приговора в законную силу, по истечению которого лицо освобождается от уголовной ответственности.)
– Пятнадцать лет. Или если Каин получит условно-досрочное освобождение, но лишь одному богу известно, когда это произойдет – я не знаю, как он будет себя там вести. – Адам издал горький смешок, от которого у меня заболело сердце. – Поверь мне, я все разузнал, желая точно знать, когда смогу стать свободным. – Он закрыл глаза. – Я не хочу сейчас об этом говорить.
Я знала, чего он хочет, и, если честно, тоже этого хотела.
Я знала, что стою на распутье, переживая момент в моей жизни, который поведет меня в том или ином направлении, который определит меня в дальнейшем.
Но все, о чем я могла думать – это Адам. И он любил меня. Он хотел меня.
В течение многих лет, когда меня терзало его отсутствие, он мучился тоже. Не знаю, почему это заставило меня почувствовать себя лучше, наверное, я была сукой, но мне действительно было хорошо.
Как может наша любовь быть ошибкой?
И это было тем оправданием, которое я использовала, когда прижалась к его губам и решила нашу судьбу.
Глава 21
Адам
Тогда
В ту секунду, когда язык Теи скользнул мне в рот, танцуя против моего, мне захотелось застонать от облегчения.
Годы без Теодозии были агонией. Не только потому, что я хотел ее, – с каждым гребаным моментом, когда она становилась все красивее и красивее, я хотел ее с болью, которая глодала мои кости, – а потому, что скучал по ней.
Она была моим другом.
Моим лучшим другом.
Моей гребаной второй половинкой.
Мне было все равно, что ее происхождение дало мне эту подсказку. Я знал это с самого начала, как ничто другое.
Быть привязанным к другой женщине было тем мучением, о котором я только и мечтал для Каина.
Потому что это была его вина.
Все это было его рук дело.
Словно это было самым выдающимся достижением его жизни.
Брат стремился к этому все годы, когда сваливал на меня свою вину, заставляя всех меня ненавидеть.
Вот только я не мог поверить, что он хотел оказаться в тюрьме.
Во всяком случае, это было единственное, что делало все происходящее сносным.
Я был свободен от Каина как минимум на три года. Возможно, и дольше, если он будет плохо вести себя в тюрьме, а так, как все-таки он был Каином, я мог еще долго его не увидеть. Его злобная сторона была тем, из-за чего я страдал большую часть своей жизни. Без его любимого «мальчика для битья» под рукой только один хрен знал, в какое дерьмо он может вляпаться.
Тея прикусила мою нижнюю губу, и я дернулся, мой член заболел от этого движения сильнее, чем губа.
– Ты не сосредоточен, – пробормотала она, успокаивая боль языком.
– Теперь да. Ты уверена, что хочешь этого? – прошептал я.
На ее губах заиграла улыбка, заставившая меня почувствовать себя так, будто впервые за много лет меня коснулось солнце.
Вместо ответа, потому что Тея была права – ее улыбка говорила, что спрашивать было безумием, – я заставил ее лечь на кровать и не останавливался до тех пор, пока не оказался на ней сверху, а ее ноги не прижались к моим бедрам.
Мой член был прямо там, между ее ног, и мне хотелось застонать от того, насколько я оказался неподготовленным.
У меня не было презерватива.
С чего бы?
Это не было запланировано. Ничего из этого не было преднамеренным.
Черт, единственная причина, по которой я находился здесь, заключалась в том, что я видел, какой потерянной Теодозия выглядела в такси, и это, бл*дь, убило меня. Уничтожило меня больше, чем все несчастья моего брака.
Все решения, которые я принимал, должны были сделать Тею счастливой. Обезопасить. В тот момент на улице она не выглядела такой.
– У меня нет презерватива.
– Ты можешь в конце вытащить, – моргнув, сказала она.
– Католики всего мира знают, что такое не срабатывает, – поморщился я.
Теодозия наморщила нос
– Таблетка на следующее утро?
– Ты не против?
Она покачала головой.
– Я попрошу Дженис помочь мне.
Хотя я нахмурился при мысли о том, что она попросит нашу экономку о помощи с контрацепцией, я не собирался смотреть дареному коню в зубы.
Вместо этого я приподнялся над Теей и расстегнул ее толстовку. Как только молния разошлась, я уставился на тонкую футболку. Это была футболка сборной по плаванию, украшенная логотипами спонсоров. Ничего особенного, но для меня это зрелище было жарче, чем если бы на Тее был бюстгальтер Victoria’s Secret.
Она по-прежнему была хрупкой, ее миниатюрной груди на самом деле не нужен был бюстгальтер, и перспектива того, что под этой футболкой ничего нет, заставила мой член пульсировать.
Наклонившись, я прикусил ее сосок.
Наблюдая за Теодозией во время плавания, я знал, что ее соски почти всегда стояли, и от ее вкуса через ткань футболки мой рот наполнился слюной. В тот момент, когда я прикусил сосок, спина Теи выгнулась и, зная, что подо мной была Тея, я почувствовал себя победителем, возвратившимся из гребаного сражения. Триумф бушевал во мне, с ревом проносясь по моим венам и сжигая меня на костре желания, вспыхнувшего между нами.
Я сильнее прижался своим членом к ней, втягивая сосок в свой рот. Тея ногтями царапала кожу моей головы, пока прижимала меня к себе, и я, отстранившись, взглянул на мокрое пятно вокруг соска, украшающее ее футболку.
Зрелище выглядело неполным, поэтому я повторил те же действия с ее вторым соском.
– Ты ждала меня? – спросил я, пока она извивалась подо мной.
Это был дерьмовый вопрос. Дерьмовый, дерьмовый вопрос, и как только я его задал, то понял, что совершил ошибку.
Ее подбородок приподнялся, а взгляд очистился от похоти. Ее дух, неукротимый как пламя костра, осветил меня, когда Тея сердито на меня посмотрела.
– Чего я должна была ждать? – выплюнула она.
– Ты моя, – выкрикнул я, усугубляя свой идиотизм. – Ты знаешь это. Я знаю это. Я не трахал никого почти три года, Тея. Я не мог.
– Ты сказал, что хотел это сделать.
– Трахнуть ее, – прорычал я, наполняя это местоимение ядом, который испытывал к своей суке-жене, – было бы наказанием для нас обоих. Это? То, что у нас с тобой есть, никогда не будет наказанием.
Затем, прежде чем Тея смогла отстраниться, я задрал ее футболку и, опустив голову вниз, приник к острому соску, позволяя обнаженной коже соединиться с обнаженной кожей.
Тея дернулась, но несмотря на то, что на этот раз хватка ее рук в моих волосах была посильнее, – она тянула долбанные корни так, что кожа моей головы горела, – она не оттолкнула и не выскользнула из-под меня.
По ее открытому неповиновению я понимал, что она девственница, и это заставило меня сдержать все то, что я хотел с ней сделать.
Я хотел заклеймить Теодозию как свою, даже если это было несправедливо по отношению к ней, но она была моей, она принадлежала мне, как и я ей.
Я позволил своим губам пуститься в путешествие по ее коже, скользя вдоль живота до пояса спортивных штанов, касаясь иногда кончиком языка то тут, то там, рисуя им редкие линии, пока Тея не застонала и ее ноги не раздвинулись сами собой.
Потянув вниз резинку, я начал исследовать ее своим ртом чуть более интимно, и когда она рявкнула: «Черт возьми, Адам, перестань дразнить меня», улыбнулся.
Моя Тея. Всегда такая искренняя. Всегда такая честная.
На ее теле практически не было жира, но я нашел немного и прикусил, заставив ее рассмеяться, и ее пальцы – смягчили хватку на моей голове.
Взглянув на Тею, я увидел, что она улыбается, уверен, что буду помнить этот момент вплоть до того дня, когда нахрен умру.
Если бы мне было позволено насладиться только этим, я бы подарил нам обоим рай.
Встав с кровати и смотря на Тею, я стряхнул с себя толстовку. Я тоже не стал переодеваться после возвращения из бассейна, и моя футболка полетела на пол следующей. Когда Тея облизнула губы, блуждая взглядом по моей груди, я сглотнул, чувствуя, как мой член, пульсируя, твердеет еще больше и, опустив руку, расстегнул молнию.
Облегченно вздохнув, я спустил джинсы вниз, освобождаясь от их тисков. Стоя перед Тея обнаженным, я чувствовал, как гордость наполняет меня, пока она смотрела на меня так, будто забыла, как дышать. Будто не верила своим глазам и боялась моргнуть на тот случай, что если откроет глаза, меня здесь не будет.
Опустив руку, я обхватил член и ритмично провел рукой вверх-вниз пару раз. Для меня не было сюрпризом, когда Тея приподнялась на постели и потянулась рукой к моему члену.
Тея была на удивление робкой и застенчивой в общении с людьми, но я же был не просто кем-то, не так ли?
Даже несмотря на годы и расстояние, я был ее.
Почему бы ей не проявить свою менее осторожную, более авантюрную сторону?
Чувствуя себя до невозможности счастливым, я позволил себе запрокинуть голову, пока Теодозия изучала меня. Ее прикосновение было застенчивым, но стало более смелым, когда я застонал в ответ на то, что ее рука обхватила мой член. Подумав, что Тея не знает, что делать, я накрыл ее кулак своим и начал управлять им, показывая, как ко мне прикасаться.
Кончик языка выглянул наружу, когда Теодозия облизнула губы, и мне захотелось почувствовать его на моем члене, но не в этот раз.
Не сейчас.
– Я знаю, что все девственницы говорят «он не поместится», но я реально думаю, что он не влезет, – пробормотала она, но когда посмотрела на меня, в глазах был смех. – Разве тебе не повезло, что мне нравятся вызовы?
– Мне очень повезло, – прохрипел я более серьезным тоном, чем ее.
И так и было. То, что она позволила мне прикоснуться к ней, то, что она прикасалась ко мне вот так, было гребаным чудом.
Дрожа, когда Тея поцеловала головку, мне захотелось закричать одновременно от радости и от ярости.
Я не заслуживал этого нежного поцелуя, нежного исследования губ, пока Тея пробовала меня так, будто я был тем, чем можно наслаждаться.
В то же время перспектива того, что она сделает это с другим парнем, вызывала во мне ярость собственника.
Она была моей.
Так же, как я был ее, черт подери.
Протянув руку, я запустил пальцы в ее волосы, заставляя Тею посмотреть на меня. Такой блеск в глазах я не видел слишком долго, и это заставило мои эмоции переместиться из одной части спектра в другую. Я хотел, чтобы Тея была такой всегда, но спустя некоторое время я вернусь к этой суке, моя жизнь снова будет отравлена братом, который ненавидит меня, и женой, которая не понимает, почему не может манипулировать мной.
Я отбросил эти мысли в сторону, потому что им здесь было не место. Это было моей реальностью, но Тея была для меня всем.
Она значила для меня больше, чем они, и годы самосохранения заставили меня игнорировать и избегать ее, уходя с ее пути, потому что я знал, что, если не буду этого делать, то сломаюсь.
Я всегда думал, что я эгоист, всегда считал, что слишком похож на Каина в том, что касается моего собственного блага, но я держался подальше от Теи, желая, чтобы она достигла всех своих целей, чтобы преуспела, чтобы ее талант помог ей сиять, как она того заслуживает.
Я знал, что если приближусь к ней, то это случится. Я разрушу ее.
И я был прав, потому что в ту секунду, когда она оказалась в пределах досягаемости, в ту секунду, когда оказалась на расстоянии вытянутой руки, посмотрите, где мы очутились.
Я испортил ее, запятнал.
Я знал, что для нее чистота очень много значит. Нет, она жила не по-цыгански, но по-прежнему придерживалась некоторых принципов.
Я делал нас махриме.
Нечистыми.
Я испачкал ее.
Меня охватила дрожь, когда я осознал, насколько это неправильно, и когда Тея посмотрела на меня, я понял, что она видела то, о чем я думал, что чувствовал. Покачав головой, она вскочила на ноги, а через несколько секунд была обнажена, полностью, совершенно, сногсшибательно обнажена, и я никогда в жизни не был так счастлив и напуган.
– Ты не обязана это делать, – прохрипел я, пожирая голодным взглядом каждую ее часть.
– Да, – торжественно произнесла Тея, – обязана.
Тогда мне не разрешалось думать, мне было позволено только чувствовать. Тея, обвив руками мои плечи, скользнула ими вверх, по моей шее и, наконец, зарылась пальцами в волосы. Ее прикосновение было похоже на песню сирены, и я погрузился в нее, снова вздрогнув, когда она заставила меня посмотреть в ее глаза, а затем соединила наши рты в поцелуе.
Я знал, что больше никогда не буду прежним.
Когда я осторожно подтолкнул ее назад, на кровать, мне понравилось, как Тея раздвинула ноги, позволяя мне сразу же расположиться напротив ее сердцевины.
Она ощущалась как огонь, и я горел в ее жаре, горел в пламени, которое делало ее моей. Которое делало меня ее.
Скользнув своим языком ей в рот, толкаясь им напротив ее, уговаривая ответить, зная, что Тея новичок в этом виде поцелуев, я прижался своим членом к ней, позволяя ощутить меня, позволяя своей твердости тереться о ее мягкость.
Тея была мокрая, и мне хотелось за это крикнуть небу осанну. Я хотел исследовать ее, пробовать на вкус, дразнить, но не был уверен, смогу ли.
В моих руках было все, чего я желал годами, и я понимал, что мне повезет, если удастся заставить Тею кончить раньше, чем выйти из нее.
Вздохнув, я отстранился, наслаждаясь прозвучавшим разочарованным стоном, когда перестал ее целовать. Но я знал, что должен потрудиться.
Она была девственницей, и я хотел, чтобы она думала об этом моменте с радостью. Не боялась и не испытывала дискомфорт. Если я продолжу давить, то не знаю, что Тея почувствует в конечном итоге – скорее всего, разочарование. Поэтому я начал двигаться вниз, целуя ее горло, посасывая шею сбоку, облизывая мочку уха, чем заставлял ее вздрагивать.
Проведя губами по кончикам ее сосков, я был поражен их чувствительностью. Ее грудь была небольшой, но эти холмики? Гребаный боже, они были такими нежными.
Тея выгибалась каждый раз, когда я сильно сосал их, и думаю, что если дать ей достаточно времени, то она может кончить только от такой ласки.
Закусив губу от этой мысли, я сосредоточился на других вещах. Проведя языком по мышцам ее живота – она была близка к шести кубикам – я прижался поцелуем к ее лобку.
Меня не удивило, что на этой части ее тела не было волос, но меня чертовски возбудило видеть ее такой. Она была пловчихой, мы все были побриты, включая мужчин, но это зрелище восхитило меня.
Я больше не мог удержать себя от погружения в нее и пиршества, словно обезумевший, как не мог не наброситься на углеводы сразу после соревнований.
Вот почему я находился возле отеля – я собирался предаться одной своей гребаной слабости.
Вместо этого я был здесь.
Поговорим о феноменальной способности правильно выбирать время.
Тея пахла как мыло. Это было мое первое впечатление. Словно обычное мыло без резкого запаха. Аромат непорочности, догадался я. С небольшим намеком, возможно, на розы? Я не знал, но этого незатейливого аромата было достаточно, чтобы мое сердце забилось сильнее.
Ее женская сущность была такой же, как и все остальное – простой, сдержанной, элегантной.
Закусив губу, я прижался лицом к твердым мышцам ее живота. Тея вновь зарылась руками в моих волосы, слабо царапая кожу головы ногтями.
– Адам? – прошептала она.
Я слышал волнение в ее голосе.
– Я люблю тебя, Тея, – прошептал я в ответ, не в силах удержать себя от того, чтобы сказать правду. – Я так сильно тебя люблю. Мое сердце принадлежит тебе.
Она издала неуверенный вздох.
– Я знаю. Я всегда это знала, но иногда я просто сомневалась, понимаешь? Иногда я забываю об этом, потому что…
– Ты не должна, – прошептал я, чувствуя грусть, хотя был так чертовски счастлив, что мог взорваться. Я прижался губами к основанию ее живота, прямо над пахом, и пробормотал: – Я хочу попробовать тебя.
– Я не остановлю тебя.
Я издал смешок, удивленный таким ответом. Посмотрев на нее, я улыбнулся и увидел, что она улыбается мне в ответ.
– С каких это пор ты стала такой нескромной? – поддразнил я ее со счастливым вздохом.
– С тех пор, как научилась брать то, что я могу взять, не теряя времени, и делать это своим.
Я сделал ее такой, научил ее быть такой.
Но я не собирался грустить. Больше нет.
Вместо этого я дал Тее то, чего она заслуживала.
Опустив голову вниз, я прижался поцелуем к ее лобку, а затем, скользнув языком по ее складочкам, добрался до клитора и легонько пососал его.
В тот момент Тея застонала, и я поднял глаза, наслаждаясь тем, как она запрокинула голову, выгибаясь, почти танцуя от удовольствия, которое я ей доставлял.
Тея раскачивалась в ритме, очаровывающем меня, и ее вкус был лучше, чем я мог себе даже представить.
Она принадлежала моему языку.
Я давал ей то, что ей было нужно, то, что она заслужила. Пробовал и смаковал, облизывал и сосал, и делал это снова и снова до тех пор, пока она не закричала, а ее оргазм не закружился в ней, как фейерверк на Четвертого июля. Она выгнулась подо мной, паря на вершинах удовольствия, и я понимал, что должен двигаться.
Пока Тея наслаждалась, ее спина выгибалась, а горло было обнажено для меня, я передвинулся вверх, обхватил свой член и расположил головку напротив ее входа.
Когда я толкнулся, пытаясь быть осторожным, надеясь, что не делаю это неправильно, Тея мгновенно замерла, и я покружил пальцем вокруг ее клитора, осторожно пытаясь проникнуть глубже, не причинив вреда.
Тихий стон вырвался из нее, когда я коснулся клитора. Тея выгибалась и извивалась, будто пытаясь уклониться от моего прикосновения, но избежать этого было невозможно.
Я не собирался ей этого позволять.
Почувствовав девственную плеву, я осторожно толкнулся вперед, прорывая ее, и когда Тея напряглась, я знал, что это было связано с удовольствием, а не с болью, потому что когда ее глаза распахнулись, я увидел в них пустой взгляд, от которого мое сердце заколотилось – Тея была потеряна в экстазе, и я никогда в жизни не видел более красивого зрелища.
В тот момент, когда погрузился в нее до конца, я позволил своему весу накрыть Теодозию, окутывая им, как одеялом. Уперевшись руками по обе стороны от ее головы, я, наклонившись, поцеловал ее, позволив Тее почувствовать жар моего дыхания на своих губах, одновременно начиная толкаться в нее, раздувая наше пламя еще больше. Тея дрожала, ее ресницы трепетали, словно она хотела посмотреть на меня, но не знала, как это сделать, когда ее тело испытывало так много ощущений.
Я хотел, чтобы она всегда была такой – потрясенной и безмерно счастливой.
Прикусив ее нижнюю губу, я начал ускоряться, нуждаясь в большем, нуждаясь во всем, желая разделить с ней радость и тот экстаз, который соединит нас подобно тому, как были соединены наши тела.
К тому времени, когда я достиг своей кульминации, я находился словно в бреду. Как будто умираю, одновременно как никогда чувствуя себя живым. Это поразило мои нервные окончания, превратив меня в жидкое желе. Я погружался в Тею, ощущая, как она напрягается вокруг меня, вытягивая из моего тела каждую каплю удовольствия.
Когда я рухнул на Теодозию, она обвилась вокруг меня руками и ногами, но мне было мало ее крепких объятий даже тогда, когда я зарылся лицом в ее горло.
В этот момент я почувствовал себя слабаком. Не достойным ее. Семейный долг превратил меня в какого-то закабаленного сукиного сына, и я ненавидел себя, потому что здесь было то место, где я должен был находиться.
Здесь было мое законное место.
– Прекрати, – тихо пробормотала Тея, ее глаза были все еще закрыты – я знал это по тому, что ее ресницы не порхали по моему виску.
– Не могу.
– Да, ты можешь. Думай о настоящем. Об этом моменте. Вот что важно.
Нет, это было не так.
Я хотел ее, только ее.
Вздохнув, Тея провела руками по моим волосам, побуждая меня взглянуть на нее еще раз.








