Текст книги "На поверхности (ЛП)"

Автор книги: Серена Акероид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 29

Адам

Сейчас

Было время, когда я бы сказал, что судьба – чушь собачья. Что человек сам создает свою судьбу.

Это было до того, как я встретил Теодозию Кинкейд.

Она изменила мою жизнь, и в некоторые дни я был уверен, что это не к лучшему. К худшему, на самом деле.

Знать, что она существует в этом мире одна, без меня рядом, было больно.

Каждый гребаный день мне было больно.

Так что я сделал то, что у меня получалось лучше всего.

Я заработал деньги.

Много денег.

Я сделал это, получив траст деда. Я понял, благодаря руке судьбы, которую часто проклинал, что действительно хотел делать со своей жизнью.

И это было не плавание.

И не университет.

Я хотел вести свою собственную стаю, идти своим путем, писать свои правила, ковать свое собственное будущее.

Я ведь не просил многого, не так ли?

Тот день, когда я получил доступ к четверти миллиона, лежащих на моем банковском счете, стал днем, когда я начал жить.

По иронии судьбы, это был день, когда Теодозия уехала.

Это произошло на следующий день после выпускного.

В один момент она была на другом конце телефонного провода.

В следующий ее уже там не было.

Ее телефон был отключен, и она сменила номер. Я знал, что она даже моему отцу не дала новый номер, потому что тот всегда звонил ей по Скайпу.

Я знал – с этого момента она делала то, что я и не думал, что она сделает.

Она отрезала себя от меня.

И хотя это больно, я двинулся дальше, потому что у меня был ребенок, и ради него мне необходимо оставаться в здравом уме, нужно думать о его будущем.

Я изо всех сил сосредоточился на том, чтобы доказать, что мой отец ошибается, чтобы сделать что-то из себя без его подписи, финансирующей это, издалека наблюдая за тем, как Тея добивается успеха, и начав копить на будущее.

Будущее, в котором мы будем вместе.

Будущее, которое только-только начало превращаться в настоящее.

«Ты не можешь получить развод. Ты католик», – ее слова с треском вернули меня на землю. Сказав это, Тея начала уходить от меня, но все равно не могла разорвать связи между нами.

Было странно думать, что все годы стремлений привели к этому моменту.

В центре Токио у гребаной кофейни, полной кошек, пока женщина, ради которой я был готов пожертвовать своей жизнью, колебалась, стоя напротив меня на тротуаре.

Да, это то, что она делала.

Колебалась.

И я ненавидел это.

Тея была кем угодно, но только не слабаком, но с тех пор… черт, я даже не знал, что послужило катализатором. Я просто знал, что в одну минуту она была здесь, мы тренировались вместе, а в следующую ее уже не было.

Конечно, последние несколько месяцев перед выпускным пролетели незаметно. Были даже трудности, особенно для Теи. Я знал, как близка она была с Линденами, нашим семейным водителем и его женой, нашей домработницей, которые погибли в автокатастрофе через несколько недель после того, как я получил письмо от деда.

После их смерти Тея полностью погрузилась в тренировки и учебу, но ее расписание изменилось. Внезапно я понял, что она избегает меня, и что бы я ни делал, я не мог это изменить.

Часть меня была уверена, что так правильно.

Что мне нужно пространство, ей тоже. Она собиралась учиться в университете и готовиться к Олимпиаде, а я? Я собирался узнать чертовски много о реформировании недвижимости.

У меня был ребенок.

У меня было много проблем, которые нужно решать, и я, желая для Теи самого лучшего, отпустил ее.

Но только видя впереди окончательную дату нашей разлуки – когда Каин выйдет из тюрьмы, а Тея заработает себе славу на Олимпийских играх.

Для меня было важно, чтобы я пошел к ней, чтобы изменил обе наши судьбы, как только она достигнет своей цели. Я никак не мог поставить под угрозу ее планы освободить свою маму, поэтому отступил. Я завис в роли наблюдателя, живя неполной жизнью.

Наблюдая.

Ожидая.

К сожалению для меня, коронавирус сдвинул временные рамки. За хорошее поведение Каина выпустили в прошлом году, и мне пришлось ждать до этого момента, до сих пор, чтобы забрать свою женщину.

Конечно, включая ее согласие, но я больше не был ребенком. Я знал, чего хочу. Знал, чего она стоит. И я бы боролся за нее так, как никто никогда не боролся за нее раньше.

– Я не католик. – Заявление так себе, но это все, что в данный момент я мог придумать.

– Я знаю, что ты не католик, – усмехнуласьТея. – По крайней мере, не ревностный. Но Мария – да. Она никогда с тобой не разведется.

– Разведется. У нее нет выбора. Это называется развод по уведомлению. Отсылаются три повестки и все – процесс запущен. В любом случае, я не видел ее восемь месяцев. – проворчал я.

– Что насчет Фредди? – нахмурившись, спросила она.

– Я вижусь с ним. Мама забирает его для меня, но мы много общаемся по видеосвязи. Особенно тогда, когда я был в Лондоне.

Тея нахмурила брови.

– Но она сказала… – В замешательстве она не договорила.

– Она сказала что? – спросил я, удивленно приподняв бровь. А кто такая она? Моя мать? Что, черт возьми, эта сука наговорила?

– Ты скучаешь по нему? – проигнорировав мой вопрос, спросила Тая прежде, чем я успел рассердиться.

– Каждой клеточкой своего тела, – признал я без малейшего стыда. – Но Мария мне не подходит. А то, что не подходит мне, не подходит и Фредди. Ссоры, горечь, это начало все портить. Это вредно для него.

Ее глаза сузились, а рука сжала ремешок рюкзака.

– Ты будешь бороться за опеку?

– Станет ли это для тебя проблемой?

Она наклонила голова.

– Если я скажу «да», ты не станешь бороться?

– Нет. – Я прерывисто вздохнул, потому что мне никогда не приходило в голову, что Тея спросит об этом. – Он мой сын, Тея. Я должен за него бороться.

– Правильный ответ, – ответила она, улыбнувшись.

Я моргнул, а затем меня охватило раздражение. Как Теодозия могла так поступать со мной? Каждый гребаный раз. Что-то в ней делало меня уязвимым, и я чертовски ненавидел это.

Я не был святым с тех пор, как она уехала в Стэнфорд, и у меня была другая жизнь. Так же, как и у нее.

Но эта жизнь ждала этого поворотного момента.

– Это было честно? – спросил я, стиснув на секунду зубы.

– Что? Спросить тебя? Я почти не знаю тебя, Адам. Человек, которого я знала раньше, никогда бы не бросил своего сына. Ты только что подтвердил, что не сильно изменился.

Несмотря на пояснение, я был раздражен.

– И с каких это пор ты судишь человека хороший он или нет?

– Ты мой человек, не так ли? Кто еще может судить тебя? Кто еще может судить меня, кроме тебя?

Я сжал челюсть, потому что она была права. Тем не менее…

– Нечестно, Тея.

– Кто сказал, что я играю честно? – ответила она, поправив рюкзак на плече. – Кто сказал, что все в этой жизни было честным?

– Я чертовски уверен, что нет, – отрезал я, и думая, что она снова попытается уйти, избегая меня до последнего, схватил ее за запястье. – Куда ты идешь?

– Возвращаюсь в гостиницу. Мне нужно упаковать свои вещи.

– Я пойду с тобой.

Это был приказ, который я произнес, не зная, согласится ли она с ним, но когда она пробормотала: «Да, полагаю, тыдолжен», мое сердце забилось сильнее.

Хотя я почувствовал облегчение, ее согласие удивило меня. Я ожидал, что она будет спорить, но когда этого не произошло, я просто замер, уставившись на нее.

– Язык проглотил? – огрызнулась она, сверкнув глазами.

– Определенно, – парировал я, и с вызовом, который заставил меня почувствовать себя задницей, отпустил запястье Теи, вместо этого схватив за руку.

Она не сопротивлялась связи, не избегала моего прикосновения. Просто посмотрела на меня своими глазами, которые, казалось, заглядывали в мою гребаную душу.

– Это плохая идея, – пробормотала она.

– Думаю, это лучшая идея, которая у нас когда-либо возникала.

– Ты не знаешь, почему я…

– Почему ты годами избегала меня? Да, ты права. Я, черт подери, не знаю этого. – Я ненавидел, что повышал на нее голос и критиковал, когда, по сути, наконец-то добился своего. Я был идиотом, придурком, но еще мне было больно. Я никогда не мог понять, почему она это делала. Даже когда уступала и впускала меня всебя, она никогда не давала мне ни малейшей подсказки, почему разлучила нас. – Но ты же собираешься мне все объяснить, не так ли? Пока мы едем туда, куда бы мы ни ехали.

– Ты не знаешь, куда я еду. – Уголки ее губ немного приподнялись вверх, и мое сердце забилось от этой маленькой улыбки. – Но все равно хочешь со мной? Что, если я собираюсь посетить Внешнюю Монголию?

– Тогда мне нужно время, чтобы подготовиться к поездке. Я взял с собой только шорты и футболки.

Подергивание губ превратилось в полноценную открытую ухмылку.

– Будет прохладно, но не настолько. Я хочу поехать на Золотой Берег.

– Австралия? – Я нахмурил брови и подумал, когда в последний раз ездил туда по делам. – Моя виза должна еще действовать.

– Ты уже был там?

Надутый вид Теи так очаровал меня, что я, протянув руку, коснулся большим пальцем ее нижней губы.

– В начале прошлого года. Я ездил в Аделаиду чтобы встретиться с Джастином Уивом.

– Художником? – спросила она, удивленно приподняв брови.

– Да, – кивнул я.

– Что ты хотел нарисовать?

Пришла моя очередь улыбаться.

– Когда приедешь ко мне в Лондон, сама увидишь.

Я попросил Джастина написать портрет Теи, когда она три года назад принимала участие в чемпионате мира в Китае. Тот момент, когда она, сняв свою плавательную шапочку, погрузила голову в воду, а затем взмыла над поверхностью, торжество отражалось на ее лице, по которому стекали прозрачные капли воды.

Но ей не нужно было пока этого знать.

Ее брови приподнялись, словно она думала, что я был самоуверен и торопил события. Затем в глубине глаз я увидел именно то, что мне нужно было увидеть.

Желание.

Глубокое, всепроникающее.

Достаточное, чтобы я вздохнул с облегчением.

Достаточное, чтобы я возблагодарил Бога за то, что в ее чувствах ничего не изменилось.

Как бы я ни хотел быть частью ее жизни, она хотела быть частью моей.

Она дернула наши сцепленные руки.

– Это будет нелегко, – пробормотала Тея.

– Знаю. Я хочу объяснений, Тея. Мы не закончим этот отпуск до тех пор, пока ты не расскажешь мне, что случилось, что заставило тебя бежать – если не телом, то духом.

Теодозия сглотнула, и весь ее вид говорил о том, что ей определенно не нравились ее воспоминания.

– Ты не должен мне напоминать, – прошептала она. – Если ты это сделаешь, я могу взять себя в руки.

– Полагаю, на прошлой неделе мы доказали, что ни один из нас не может взять себя в руки, если это касается нас.

Она упрямо вздёрнула подбородок.

– Возможно, и нет, но ради твоей безопасности я бы попыталась.

– О чем ты говоришь? – прищурился я от этой необычной фразы.

– Я проклята, Адам.

На секунду мне показалось, что она шутит. Я хотел засмеяться, даже начал это делать, но она была такой серьезной, такой серьезной, что я вовремя остановился.

Меньше всего я хотел разозлить ее настолько, чтобы она захотела уйти, и хотя Тея могла выглядеть невинной как монахиня, на самом деле это было не так.

Она была огнем, а не льдом.

Я потер свободной рукой губы, пытаясь понять, о чем она, черт подери, говорила.

Зная, что она верила в силу своего происхождения, я не хотел насмехаться над ее культурой. Подобные вещи… это было просто выдумкой. Не так ли? И все же это заставило ее изменить свой жизненный путь. Черт, это заставило ее изменить нашу жизнь.

– Почему ты думаешь, что проклята? – осторожно спросил я, стараясь не звучать скептически.

– Потому что я навещала свою маму в тюрьме…

– Навещала? Когда? – потребовал я ответа, чувствуя боль из-за того, что она не сказала мне, что собирается увидеть мать.

– За несколько месяцев до выпускного, – пробормотала Тея, глядя вниз. Она поковыряла тротуар носком кроссовка. – Все прошло не очень хорошо. Она попросила меня больше не навещать ее.

Все во мне напряглось от возмущения замою девочку.

– Ты издеваешься надо мной?

– Нет. Она сказала, что это ради меня.

Так ли было в действительности? Я пытался понять это. Пытался представить, как сказал бы Фредди не приходить ко мне, если я когда-нибудь окажусь в таком же ужасном положении.

Но я не мог.

Потому что я бы не стал этого делать.

Как могла ее мать убить, защищая Тею от ее отца, а затем так повернуться к ней спиной?

Как будто она хотела быть стертой из жизни Теи.

На секунду я потерял дар речи, не зная, что сказать, чтобы исправить ситуацию, когда на самом деле ничем не мог помочь.

Я всегда думал, что когда для Теи придет время встретиться со своей мамой, это будет грандиозное воссоединение. Как то, что показывают в мыльных операх. Я никогда не мог представить, что мать Теи не будет рада воссоединению со своей дочерью.

– Это отстой, – прохрипел я и, хотя это не было особенно поэтично, это была правда.

Тея поморщилась.

– У меня такое ощущение, что она сделала это ради меня.

– Интересно, смотрела ли она Олимпийские игры, – размышлял я, и скептицизм, который я чувствовал ранее, начал проскальзывать в мои слова.

– Она не из тех, кто просит денег, если ты об этом. – Тея бросила на меня взгляд. – Во всяком случае, я уже давно сказала тебе, что вытащу ее. Даже если это будет стоить мне миллионов.

– Которые ты должна потратить сейчас, – заметил я, хорошо зная из того, что сообщил отец, что при надлежащем управлении Тея может заработать десятки миллионов долларов в течение следующих нескольких лет. – Когда ты привлечешь к этому делу адвокатов?

– Как только заработаю достаточно, чтобы нанять одного. Контракты все еще обсуждаются.

– Мой отец играет жестко, – заметил я, радуясь тому, что он делает это ради Теи, потому что она, черт возьми, не стала бы этого делать. Тея не жаждала денег. Я не совсем понимал, для чего они… свобода?

Возможно.

Это соответствовало отсутствию у нее рьяной потребности в материальных вещах.

– Да, и я получу больше денег, чтобы вытащить ее из этого места.

– Что, если… – я закусил губу.

– Я уже думала об этом, – пробормотала Тея, словно могла читать мои мысли. Она расправила плечи, словно готовилась к будущим ударам, и этот жест наполнил меня гневом. – Независимо от того, хочет она общаться со мной или нет, я вытащу ее. Она не заслуживает находиться там. Яне могу этого вынести, – призналась она. – Я засыпаю, думая о маме в этом месте. Это ужасно.

Дрожь сотрясла ее маленькое тело, и я больше не мог сопротивляться своей потребности обнять ее за плечи и прижать к себе.

– Тебе не нужно ждать. У меня есть деньги, чтобы заплатить адвокату.

Тея посмотрела на меня.

– Ты много трудился, чтобы заработать эти деньги.

– И что? Ты тоже много трудилась.

Она поморщилась.

– Не знаю. Я не думаю, что заработала миллионы. Я имею в виду, что заслуживаю хорошей зарплаты, но миллионы? Это кажется чрезмерным.

– Ты собираешься отказаться от денег? – фыркнул я. – Не думаю, чтобы отец позволил это тебе.

– Нет, я тоже так не думаю, – сказала она иронично, усмехнувшись, – и я раздам немного. Зачем мне столько денег?

– Просто чтобы они были? На черный день? Когда ты станешь старой и седой?

– При аккуратных инвестициях я могу быть уверена, что буду обеспечена до конца жизни, но после этого… это не значит, что я не могу найти работу.

Я смотрел на нее секунду, и хотя был воспитан мамой, которая вытащила себя из сточной канавы, которая была политиком до мозга костей и работала больше времени, чем следовало бы, я не привык к такому типу женщин.

Моя мама была единственной в своем роде. По своему опыту я знал, что матери были похожи на богатых домохозяек из сериала. Они абсолютно ничем не занимались, за исключением того, что тратили деньги своих мужей и обедали в ресторанах, чтобы облегчить скуку.

А Мария и ее мать? Они были самыми худшими. Хосе работал почти все время, а они только придумывали способы потратить заработанные им деньги. Даже мое состояние не могло сравниться с состоянием Хосе, поэтому, как ни странно, принимая во внимание ее содержание, алименты, вероятно, буду получать я, а не она.

Тем не менее, мышление Теи, ее взгляды были словно глоток свежего воздуха в грязном мире.

Я впитал это в себя, впитал ее искреннее замешательство по поводу моего вопроса, упиваясь ее ответом и, крепче прижав ее к себе, поцеловал в висок.

– Тея?

– Да? – пробормотала она низким хриплым голосом.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – ответила она, зарывшись в меня лицом.

– Мы можем справиться с чем угодно – даже с проклятием.

– Как? – прохрипела она. – Это проклятие. И более способные женщины в моей семье не нашли способ остановить его.

Я не собирался спорить. Не здесь, возле кофейни в центре Токио. И не собирался убеждать ее, когда не знал, с чем имею дело, поэтому я просто еще раз поцеловал ее в висок.

– Мы поговорим об этом позже, – пробормотал я.

– Я… я просто хочу в отпуск, – вздохнула она.

Я все понял.

Я сделаю это.

Но если она думает, что этого отпуска – ее награды за годы тренировок, тяжелой работы и самоотверженности – будет достаточно, тогда она сошла с ума.

Нам с Теодозией Кинкейд было бы мало даже одной жизни. Я знал это, как знал то, что она моя, а я ее.

Теперь я просто должен был ей это доказать.

Глава 30

Тея

Сейчас

Я смотрела на Адама, пока он спал.

В салоне царил полумрак благодаря тому, что пилот контролировал освещение, и благодаря этому Адам проспал несколько часов полета, в отличии от меня.

Я не могла.

Но я собиралась снова стать слабой. Я собиралась взять отведенное время и владеть им, использовать его по максимуму и побаловать себя так, словно Адам был лакомством, которое было для меня под запретом.

Он был сахаром, а я – диабетиком.

Нездоровая пища для моего больного сердца.

Он был моей смертью, но каждый раз, когда мы были вместе, он был моей жизнью.

Мучением.

Сладко-горьким.

Вот почему я наблюдала за ним.

Находясь в салоне бизнес-класса, я села боком, так свернувшись клубочком в кресле, чтобы наблюдать за тем, как он отдыхает, поглощая каждую его частичку, словно верблюд, запасающийся водой на случай будущей засухи.

Адам был красив.

Даже больше, чем в юности, и просто наблюдение за ним, нахождение рядом с ним заставляло мое сердце бешено колотиться.

Но я контролировала это, как делала это последние несколько часов.

Видеть его таким уязвимым во сне было поразительно, так как он был сильным человеком. Таким значимым сам по себе. Сейчас, добившийся успеха своими силами, наработавший связи своим именем, а не именем отца, он был не таким, как я ожидала.

Ребята, учившиеся в моем классе, до сих пор оставались большими детьми. Все еще валяли дурака, делая безумные вещи ради прикола.

Адам был не таким.

Он был мужчиной. На нем лежала ответственность, и я буквально видела ее на его плечах, словно она была гирями. Видимое бремя.

Задаваясь вопросом, почему он не выбрал легкий путь, почему не пошел учиться дальше, когда ему давали стипендию в Йельском университете, почему не стал дожидаться своего двадцатипятилетия, чтобы получить доступ к внушительному трастовому фонду, я признавала, что еще более уважала его.

Он не выбрал легкий путь, и я тоже.

– Я чувствую, как ты смотришь на меня.

Я не покраснела. Я не почувствовала стыда за то, что делала.

Я только вздохнула с признательностью и смотрела как Адам потянулся, от чего его футболка задралась, обнажив твердый живот, который я хотела облизать.

Был только один мужчина, который мог заставить меня почувствовать это только лишь потянувшись, и он лежал рядом со мной.

– Тебе не стыдно, Теодозия Кинкейд.

Я улыбнулась от его поддразнивания.

– Ты слишком часто произносишь мое полное имя.

– Это подходит к данному моменту.

– Серьезно? – спросила я, приподняв брови.

– Ага. – Зевнув, он просмотрел меню и нажал на кнопку вызова стюарда, чтобы сделать заказ. – Ты хочешь чего-нибудь?

– Чай. – Затем, подумав о том, что следующие две недели мне не нужно будет тренироваться, я откашлялась и пробормотала: – И стопку блинчиков.

Адам хихикнул, но в его глазах я увидела проблеск понимания – он знал, что значит подготовка к соревнованиям. А Олимпиада была именно соревнованием, только еще более масштабным.

Я уже несколько месяцев не ела ничего, доставляющего удовольствие. Лишь яичные белки, коричневый рис и вареную куриную грудку.

Вкуснятина.

Нет.

Прибывший стюард подарил мне очередной горячий взгляд, которые я игнорировала с тех пор, как села в самолет. Адам, пробурчавший что-то, впился в мужчину испепеляющим взглядом, и я улыбнулась, потому что это позабавило меня.

Как только парень исчез и Адам, сверкающий на него глазами, взял себя в руки, я засмеялась.

– Почему ты ревнуешь? – спросила я с мягкой улыбкой. – Ты должен знать, что в этом нет необходимости.

– Точно так же, как тебе не было необходимости ревновать к Марии, но ты ревновала.

Моя улыбка не дрогнула.

– Я никогда не лгала о своих чувствах к тебе. Никогда не пыталась убедить тебя в обратном. Я всегда оставалась верной тебе.

Он закрыл глаза и, хотя эти слова, вероятно, должны были сделать его счастливым, я была рада, что они причинили ему боль.

Да, я знала, что не была святой, но все же приняла это давным-давно. Так же, как смирилась с тем, что не могла удержать Адама и быть неотъемлемой частью его жизни.

– Ты знаешь, что со мной делают твои слова?

– Заставляют испытывать чувство вины? – незамедлительно ответила я. – Заставляют задуматься, почему не остался верным мне, когда я оставалась верной тебе? – я хмыкнула. – Могу себе представить.

– Да, держу пари, можешь. – Адам сжал губы. – Ты игнорировала меня.

– Для твоего же собственного блага. – Увидев, что он злится, и поскольку мне было всего лишь любопытно, я решила сменить тему. Не потому, что я не сбрасывала его гнев со счетов, потому, что он мог разозлиться – я предпочла бы это вежливым банальностям, которыми мы обычно говорили друг другу в присутствии его родителей. – Твои родители знают, что ты со мной?

– Нет. Конечно, нет.

Его зубоскальство заставило меня фыркнуть.

– Думаю, Роберт не возражал бы… – все же сказала я.

– Папа не стал бы, а вот мама как раз наоборот. Она знает о разводе.

Хм. Так чем же был тот визит Анны? Разведкой? Она хотела знать, была ли я причиной развода?

И кто, черт подери, был отцом ребенка Марии, если последние восемь месяцев Адам почти постоянно жил в Лондоне, а когда он приезжал домой, именно Анна привозила к нему Фредди на свидания?

Ничего из этого я не произнесла вслух. Анна была неважна. Никогда не была.

– Я использовал семейную фирму, что было заведомо глупо, – сжав челюсти, пробормотал Адам.

– Разве не является нарушением адвокатской тайны то, что твой адвокат сообщил ей? – спросила я, читая между строк.

– Да, является. Я больше не буду пользоваться его услугами, и ему еще повезло, что я не пожаловался коллегии адвокатов.

– Почему ты этого не сделал?

Адам пожал плечами.

– Она узнала бы в любом случае, а я хотел знать, кто мне предан.

Я обдумала это.

– Итак, теперь, когда ты знаешь, что ему нельзя доверять, ты хочешь обратиться к услугам другого адвоката?

– Точно. Он показал мне на раннем этапе, еще до того, как я успел доверить ему что-либо деликатное, что его преданность моим родителям была больше, чем мне.

В этом был смысл, даже если это удивило меня. Но сам Адам был удивительным.

Он был из тех, кто берет на себя ответственность. Доминант. Но я полагала, что он стал таким благодаря времени, проведенному с Каином, именно это изменило его и закалило.

Без своего брата он, вероятно, вырос бы неисправимым засранцем.

Вместо этого он знал, каково это – не быть услышанным. Быть проигнорированным. Он знал, что значит быть никчемным и когда начинать драку.

Так же, как и я.

Два совершенно разных воспитания: он рос в богатстве, я – в бедности, у него была семья, у меня – приемные родители, и все же мы оба извлекли одни и те же уроки.

Со стороны Анна и Роберт казались идеальными родителями, но на самом деле они были живым доказательством того, как родители могут обделять своей любовью второго ребенка, имея любимчика.

Дерьмово, но это правда, и это заставило меня задуматься, а если бы у меня был ребенок или дети, я могла бы быть такой же. Я хотела пообещать себе, своему будущему ребенку или детям, что не буду такой.

Но, возможно, я бы стала.

Я могла только попытаться быть другой.

– Зная маму, она сообщила Марии время моего рейса, чтобы та смогла атаковать меня, как только я приземлюсь…

– Анна все еще думает, что сразу после Токио ты полетишь в США? – перебила я, удивленная этим.

– Я позволил ей думать так, – пожал он плечами.

– Почему?

– Потому что она на стороне Марии. Она хочет, чтобы я отменил развод, но я не сделаю этого. Развод в процессе реализации.

– Но как? Мария католичка, более того, зачем ей бросать тебя?

– Назло мне. Она не совсем набожная, – процедил он. – Ее родители возможно, но она нет. И я не такая уж хорошая партия, Тея. Для нее я заноза в заднице, и был таким много лет. Но, в конце концов, с ее доходом я получу от нее алименты, если выиграю Фредди в битве за опеку. Она не захочет этого – делится своими драгоценными деньгами.

– Как ты думаешь, она будет бороться за Фредди?

Мария никогда не казалась заинтересованной в своем сыне. Насколько я могла судить, перестав быть малышом, Фредди наскучил ей, потому что она больше не могла одевать его как куклу. Не могла выставлять его напоказ перед своими друзьями, заставляя их умиляться над тем, какой он хорошенький.

– У нее не будет выбора, потому что Хосе и Адела не позволят ей не бороться за него. Они любят его, в отличии от Марии.

Боже, запутанная паутина, которой являлась жизнь Адама, заставила меня покачать головой.

– Да, я знаю, – сухо сказал он. – Назревает кошмар…

– Неудивительно, что ты хочешь провести со мной отпуск, – ответила я со слабым смешком. – Черт возьми, любой бы на твоем месте хотел этого.

Глядя мне в глаза, Адам покачал головой.

– Я хочу провести с тобой отпуск потому, что сейчас наше время, Тея.

– Проклятие… – я закусила губу. – Моя мама заставила меня пообещать вычеркнуть тебя из моей жизни ради нас обоих, Адам.

– Она не имела права делать это, – воскликнул он, и когда пассажир напротив нас шикнул, прося тишины, понизил голос и выплюнул: – Она не имела права влезать в нашу жизнь.

– Она спасала тебя от себя, а меня от меня, – пояснила я.

– Зачем?

– Потому что она сказала, что это единственное, что она может сделать для меня как мать, и что, как мать, она просила от меня. Тебя не было там, Адам. Ты не видел ее. Она была сдержанной, немного расстроенной. Очень сильно подавленной. Как будто каждый день выжимал из нее жизнь. Она казалась заинтересованной мной, но мне кажется, она хотела увидеть…

– Что? Что она хотела увидеть? – спросил Адам, когда я замолчала.

Его голос стал мягче, но я видела искру гнева в его глазах. Большие экраны перед нами – мой, показывающий траекторию полета, и Адама, по которому шел «Южный парк», – освещали наши лица, но я не хотела, чтобы он видел отчаяние на моем.

Я хотела, чтобы он был здесь, больше, чем могла справиться. Я хотела, чтобы он был рядом со мной в этом отпуске, я хотела получить это лакомство, как хотела получить стопку блинов через минуту.

Просто вкус.

Просто украденный момент, награда, которая поможет пережить следующий раз, когда мне придется снова вырвать его из своей души.

И в следующий раз тоже. Я знала это. Мы были магнитами, настроенными друг на друга, предназначенными для того, чтобы быть вместе, но сама жизнь разлучила нас.

Я это видела.

Знала это с тех пор, как моя мать заставила меня пообещать избегать Адама. И даже тогда я видела недоверие в ее глазах. Она знала, что я впаду в искушение, знала и приняла это, потому что понимала.

Если кто и понимал, то это была Женевьева, и она по-своему пыталась защитить меня.

От себя самой.

И от любви.

– Думаю, она хотела знать, почему бабушка перестала выходить на связь.

– Ей не приходило в голову, что она могла умереть? – мягко спросил он.

– Нет. Не забывай, бабушка была молодой. В этом году ей исполнилось бы только пятьдесят три.

– Чёрт возьми, она родила твою маму будучи довольно юной, не так ли?

– Называй это культурной традицией, – ответила я, теребя в руках провод от наушников.

– Полагаю, ты должна рассказать мне, что это за проклятие.

– Женевьева заставила меня пообещать держаться от тебя подальше. Она сказала, что Кинкейды наделены дарами, которые делают нас уникальными, но каждый дар – это палка о двух концах.

Адам нахмурился.

– Обратная сторона исцеления – то, что после ты превращаешься в лед.

– Точно, – кивнула я. – Вот откуда я знаю, что она права во всем, что сказала, Адам. Что-то одной рукой дается, а другой забирается. Баланс.

– Почему твоей семье был дан дар знать, с кем ты должен быть, если ты не можешь быть с ним?

Вспомнив слова мамы, я твердо знала, что Адам не поверит ни единому ее слову.

Зачем ему это делать?

Он был рациональным.

Он был логичным.

Он не был цыганом.

А я? Я была, даже если совсем немного. Я знала, что мы могли сделать в нашей семье. Знала, даже больше, – боялась этого.

Тем не менее, Адам тоже должен был это знать. Более того, должен понять, почему я считаю, что моя мама права.

– Она сказала, что когда-то давным-давно одна из Кинкейд была настолько точна в своих предсказаниях, что судьба решила наказать ее за то, что она слишком много знала.

– Ты же не серьезно, – сказал он, нахмурившись.

Не вопрос. Заявление.

Закрыв глаза, я откинула голову на спинку сиденья.

– Я знала, что ты не поймешь. Вот почему я не стала тебе ничего объяснять, а просто сбежала из Бостона так быстро, как только смогла.

– Вот почему ты бросила меня? – прошептал он, уставившись на меня и сжав кулаки.

– Нечего было бросать, Адам, – ответила я. – Ты жил с Марией, вместе с ней воспитывал ребенка. У нас была та ночь, но я знала, что это все, что я смогу получить от тебя…

– До тех пор, пока не выпустят Каина. Ты должна была знать, что это дерьмовое шоу будет продолжаться только лишь до тех пор…

– Я никогда не думала, что ты разведешься, – ответила я, пожав плечами. И это было правдой. Я думала, Анна позаботится о том, чтобы они с Марией были связаны навсегда – в конце концов, Хосе был спонсором ее избирательного фонда.

– Ты ошибалась. Я пожертвовал достаточным количеством лет ради этого ублюдка. Ни за что, черт подери, я не вступил бы в этот брак, думая, что это будет навсегда.

– Ты никогда мне этого не говорил.

– Я-я просто думал, что ты знаешь, – сбивчиво сказал он, потирая лицо рукой. – Я думал, что это очевидно.

Услышав дрожь в его голосе, я была удивлена этому, несмотря на то что приняла правду того, что он говорил – он действительно думал, что я понимаю.

– Ты сказал, что срок давности…

– Да, но как только Каин выйдет, об этом не стоит беспокоиться, не так ли? Мне просто нужно было сохранить мир до тех пор, и я это сделал.