Текст книги "Английские письма или история кавалера Грандисона"
Автор книги: Сэмюэл Ричардсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 69 страниц)
Колико сожалѣлъ я тогда видя себя изторгнутаго изъ природнаго моего убѣжища, изъ нѣдръ отечества и изъ объятій родителя! я былъ угрожаемъ въ столь нѣжное время всѣми нещастіями, могущими быть удѣломъ изгнаннику, такимъ образомъ почиталъ я себя часто таковымъ и тѣмъ болѣе оплакивалъ свое состояніе, что не токмо не имѣлъ причины укорять себя, что сдѣлался недостойнымъ любви моего родителя, но напротивъ того тѣ знаки, кои я безпрестанно получалъ отъ его родительской милости, заставляли меня гораздо больше желать возблагодаритъ ему за оныя у ногъ его.
При семъ должна ли я была воспрепятствовать глазамъ моимъ, любезная Люція, изъявить чувствительность, къ толь пылкимъ выражениямъ сыновней горячности? Естьли мнѣ должно было то сдѣлать, то весьма сожалѣю что не имѣла надъ собою болѣе власти. Но разсуди, любезная моя, сколь трогательны были его слова.
Онъ продолжалъ: сія вспыльчивая госпожа приводила меня съ тѣхъ поръ въ различныя замѣшательства; и даже до сего времени… Но я оставляю Доктору повѣствованіе сей части моей исторіи. Я желаю только въ короткихъ словахъ изьяснитъ вамъ о томъ случаѣ, которой возбуждаетъ любопытство въ Шарлоттѣ.
Я коснусь до того предмета, отъ коего произходятъ самыя чувствительнѣйшія мои безпокойствія, и которой возбуждая все мое сожалѣніе, хотя честь моя нимало въ томъ не причастна, терзаетъ дѣйствительно мою душу.
Въ сіе время я вдругъ почувствовала нѣкую боль, любезная моя Люція. Я едва не упала въ обморокъ. Страхъ, чтобъ онъ не почелъ сію перемѣну иначе нежели бы я того желала, ибо я не думаю чтобъ оная отъ того произходила, послужилъ токмо ко умноженію оной. Хотя бы я и одна была, но ето конечно также бы со мною случилось. По крайней мѣрѣ я увѣрена, что оно не произошло отъ того. Но сіе случилось весьма не во время, скажешь ты мнѣ, моя дарагая.
Онъ взялъ меня за руку со всѣмъ впечатлѣніемъ нѣжнѣйшаго участія. Онъ позвонилъ въ колокольчикъ. Миссъ Емилія прибѣжала. Любезная Миссъ, сказала я ей наклонясь къ ней… Извините, Г. мой,…, и вставши пошла къ дверямъ. Едва вышла я на чистой воздухъ, какъ почувствуя возвращеніе моихъ силъ, я оборотилась къ нему, а онъ во все сіе время слѣдовалъ за мною. Мнѣ теперь гораздо стало лучше, Г. мой, сказала я ему; и тотчасъ возвращусь къ вамъ для выслушанія слѣдствія важнаго вашего повѣствованія. Въ самомъ дѣлѣ я была уже здорова въ самое то время, какъ вышла изъ библіотеки. Жаръ былъ тамъ чрезвычайной или можетъ быть я была весьма близко къ оному. Сіе точно такъ было, не сумневайся о томъ, Люція; и я ето же самое сказала по возвращеніи, выпивъ стаканъ свѣжей воды.
Сколько нѣжности усматривала я во всѣхъ его о мнѣ попеченіяхъ! Онъ нимало не унизилъ меня, приписывая мой припадокъ своей повѣсти, или предлагая мнѣ прервать оную и отложить до другаго времени. Клянусь тебѣ, Люція, ето такъ было. Я легко могла бы то различить. Но напротивъ того, поелику не всегда случается быть столь пораженною печальными случаями дабы в настоящее время разсмотреть ихъ, сообразить ихъ с моими размышленіями и узнать оныхъ слѣдствія, то я почувствовала великую твердость въ моемъ сердце. Нѣтъ ничего столь прискорбнаго, сказала я, какъ неизвѣстность. И такъ я теперь буду имѣть случай испытать твердость моего сложенія и надѣюсь выдержать столь же бодрственно какъ и онъ, то прискорбіе, кое я почитаю неизлѣчимымъ, по крайней мѣрѣ таковое разположеніе я чувствовала въ моемъ сердцѣ по моемъ возвращеніи. И такъ, любезная мая, ты можешь быть увѣрена, что моя перемѣна произошла дѣйствительно отъ чрезвычайнаго жару.
Такимъ образомъ вооружась всею своею бодростію я его просила опять начать свою исторію; но я облокотилась о мои креслы, дабы утвердиться противъ тѣхъ трепетаній, кои могутъ умножиться. Я еще не совсѣмъ освободилась отъ прежняго моего припадка, и ты легко можешь себѣ представить, Люція, что я не весьма бы желала, чтобъ онъ приписалъ оный тому впечатлѣнію, какое можетъ надо мною произвесть его повѣствованіе. Онъ началъ продолжатть оное въ слѣдующихъ выраженіяхъ.
Болонія и близъ оной лежащей Урбинъ заключаютъ въ себѣ два поколѣнія весьма благороднаго дому, подъ названіями Маркиза и Графа делла Порретта, произходящіе отъ Князей Римскихъ, изъ коихъ многіе были Кардиналами при Папскомъ Престолѣ. Маркизъ делла Порретта, имѣющей свое пребываніе въ Болоніи есть первый изъ знатнѣйшихъ особъ сего города. Супруга его не менѣе знатной породы и присоединяетъ къ благородной крови кротость и милость и отличное благоразуміе. Они имѣютъ четырехъ дѣтей, трехъ сыновей и одну дочь.
(Ахъ! сія-то дочь! сказала я про себя.)
Старшій братъ служитъ у Короля обѣихъ Сицилій Генераломъ. Его почитаютъ честнымъ и храбрымъ человѣкомъ; но вспыльчивымъ, надмѣннымъ, наполненнымъ самимъ собою и своимъ произхожденіемъ. Другой братъ посвятилъ себя въ священный чинъ, и въ скоромъ времени получилъ Епископство. Ни мало не сумнѣваются, чтобъ знатность его фамиліи и собственныя его заслуги не возвели его со временемъ на Кардинальское достоинство. Третій же, которой носитъ титло Барона делла Порретта и коего по большей части называютъ Господиномъ Іеронимомъ, служитъ у Сардинскаго Короля Полковникомъ. Сестра ихъ составляетъ кумиръ сей изящной фамиліи. Со всѣми пріятностями вида она одарена кротчайшимъ нравомъ Она имѣетъ высокія по справедливости мнѣнія о благородствѣ своего дома, честности своего пола, и о всемъ соотвѣтствующемъ ея характеру. Она превосходныхъ качествъ и снисходительнѣйшаго нрава. Всѣ ея братья, кажется любятъ ее болѣе самихъ себя. Ея родитель называетъ ее честію ея вѣка. Ея родительница для нее только и живетъ и находитъ все свое благополучіе въ любезной своей Клементинѣ.
[Клементина!] Ахъ! Люція, какое любезное имя.
Въ бытность мою въ Римѣ я свелъ весьма тѣсную дружбу съ Г. Іеронимомъ, а по прошествіи десяти мѣсяцевъ имѣлъ щастіе познакомится и со всею его фамиліею, по крайней мѣрѣ по другому случаю а не по засвидѣтельствованію моего друга, которой превозносилъ меня своими похвалами до чрезвычайности. Онъ одаренъ многими хорошими качествами; но къ нещастію вступилъ въ сообщество молодыхъ своевольцовъ, столь же знатныхъ, какъ и самъ, къ чему принуждалъ и меня. Я въ угожденіе ему былъ иногда въ ихъ собраніяхъ не для того чтобъ не зналъ развращенія ихъ нравовъ, но надѣясь открыть ему глаза и отвратить его нечувствительнымъ образомъ отъ столь опаснаго сообщества. Склонности его къ веселостямъ превозмогли мои совѣты и изящныя его качества. Такимъ образомъ дружба наша рушалась по причинѣ сего различія склонностей и мы разлучились прервавъ совершенно наше сообщеніе отдаленіемъ; но нечаянно мы соединились опятъ въ Падуѣ. Іеронимъ, которому пагубные случаи показали его заблужденія, признался мнѣ что онъ перемѣнилъ свои поступки и дружба наша искренно была возобновлена.
Однако она не долго продолжалась. Нѣкоторая женщина знатнаго достоинства, извѣстная болѣе по своей красотѣ нежели по добродѣтели, взяла надъ нимъ такую власть, противъ коей мои совѣты и его обѣщанія не могли его защитить. Я сталъ его за то укорять. Я напоминалъ ему о данномъ мнѣ его словѣ. Онъ разгнѣвался за вольность простительную дружбѣ и столько ослѣпился своею страстію, что вышелъ изъ границъ природнаго своего свойства и озлобился до такой степени что началъ весьма обидно поноситъ своего друга. Дражайшей Іеронимъ! съ какимъ великодушіемъ позналъ онъ въ другое время тотъ поступокъ, которой тогда я къ его добру употреблялъ! Мы и въ другой разъ разстались и съ такимъ уже намѣреніемъ, чтобъ никогда не видаться.
Онъ слѣдовалъ за тою любовницею, которая была причиною нашей разлуки и препроводилъ уже нѣсколько мѣсяцовъ въ таковомъ самаго себя забытіи. Тогда другой любовникъ сей госпожи, возревновавши столь продолжительнымъ предпочтеніемъ, вознамѣрился отдѣлаться отъ своего соперника такимъ образомъ, которой въ Италіи очень обыченъ. узнавши о времени его отъѣзда, когда надлежало ему по своимъ дѣламъ отправиться въ путь подговорилъ онъ нѣкоторыхъ разбойниковъ изъ Бресціи дабы его убить. Сіе злодѣяніе было, исполняемо не далеко отъ Кремоны. Они дожидались его въ небольшой рощѣ не далеко отъ большой дороги. Одно обстоятельство, которое назвать можно слѣпымъ щастіемъ, но которое гораздо лучше знающими именуется Провидѣніемъ, принудило меня ѣхать въ самое то время по сей дорогѣ съ двумя служителями ѣхавшими впереди моей коляски. Я увидѣлъ устрашенную лошадь, перебѣгающую черезъ дорогу, у коей узда была изорвана а сѣдло окровавлено. А какъ сіе зрѣлище ясно показывало опасность сидѣвшаго на ней, то я поворотилъ въ рощу; я тамъ увидѣлъ человѣка лежащаго на земли и защищающагося всѣми своими силами противъ двухъ убійц, изъ коихъ одинъ старался зажать ему ротъ а другой кололъ его кинжаломъ. Я въ тужъ минуту выскочилъ изъ коляски, и побѣжалъ къ нимъ обнаживъ мою шпагу, крича чтобъ мои люди поспѣшали за мною, равнымъ образомъ притворясь кликалъ я ихъ такъ какъ будто бы оныхъ было со мною великое множество. Смертоубійцы обратились тотчасъ въ бѣгство, и говорили другъ другу, убѣжимъ, убѣжимъ, онъ убитъ до смерти. Таковое злодѣйство привело меня въ великую ярость и пустившись за ними въ слѣдъ, догналъ одного, которой остановясь началъ направлять противъ меня нѣкоего роду Пищаль; (*) но я весьма удачно отвернулъ ее одною рукою, а другою схватя убійцу повергнулъ его къ своимъ ногамъ. Я надѣялся было его удержать. Но увидя издалека, что товарищъ его возвращался къ нему на помощь, да и другіе два разбойника появились на лошадяхъ, вознамѣрился я отступить. А какъ скоро люди мои прибѣжали ко мнѣ на помощь будучи весьма хорошо вооружены да и самъ почталіонъ оставя мою повозку бѣжалъ за ними; тогда храбрецы, кои по крайней мѣрѣ сочли что опасность для нихъ стала равна, пустились въ бѣгство будучи столько же тѣмъ довольны, сколько и я, увидя таковое ихъ намѣреніе. Послѣ сего я съ торопливостію прибѣжалъ къ тому нещастному путешественнику, которой лежалъ на травѣ безъ чувствъ и весь въ крови. Сколько я изумился узнавъ въ немъ Барона Делла Порретту!
(*) Старинное ружье, имѣющее при себѣ для прицѣливанія сошку.
Онъ оказывалъ еще некія знаки жизни. Я тотчасъ послалъ моего человѣка за лѣкаремъ въ Кремону, между тѣмъ употреблялъ всѣ старанія къ перевязанію его ранъ, коихъ было три, на плечѣ. на груди и на правой лядвеѣ, изъ коихъ послѣдняя была самая большая. А какъ къ сей послѣдней не доставало уже у меня искуства, то я принужденъ былъ завязать оную своимъ платомъ дабы только удержатъ сильное теченіе крови. Оставшіеся со мною люди помогли мнѣ перенести его въ мою коляску, гдѣ я продолжалъ о немъ мое попеченіе, тогда увѣдомили меня что не въ дальнемъ разстояніи, въ той же рощѣ, нашли они его человѣка всего израненаго и привязаннаго къ дереву, а подлѣ его лежала убитая его лошади. Я приказалъ его привести и видя что онъ не въ состояніи былъ владѣть собою, уступилъ ему свое мѣсто подлѣ его господина. Послѣ сего отправились мы въ путь къ Кремонѣ, дабы скорѣе встрѣтиться съ лѣкаремъ, а я шелъ подлѣ коляски.
Іеронимъ находился еще и тогда безъ чувствъ; но по прибытіи лѣкаря, которой тотчасъ употребилъ всѣ способы своего искуства къ его вспомоществованію, открылъ онъ глаза; онъ смотрѣлъ на меня съ удивленіемъ и вскорѣ меня узналъ. Лѣкарь увѣдомилъ его, что онъ обязанъ мнѣ своею жизнію. Тогда вскричалъ онъ, о Грандиссонъ! для чего не послѣдовалъ я вашимъ совѣтамъ! для чего не сдержалъ я своихъ обѣщаній! и осмѣлился еще съ подлостію поноситъ васъ: проститъ ли мнѣ ето избавитель мой? Вы будете разполагать моею жизнію, вы будете ей путеводителемъ, естьли Небо сохранитъ мнѣ оную.
Хотя его раны и несмертельны, но онъ никогда уже не возвратитъ прежняго своего здоровья; либо отъ того что не получилъ въ скорости себѣ помощи, или отъ своей нетерпѣливости; наипаче смотря по той ранѣ, которая на лядвеѣ и отъ которой онъ еще и теперь не выздоровѣлъ. Простите мнѣ сію подробность, Сударыня, поелику необходимо должно было о ней упомянуть; Іеронимъ находится въ такомъ состояніи, которое заслуживаетъ все ваше сожалѣніе.
Я препроводилъ его въ Кремону, гдѣ онъ по своей слабости принужденъ былъ остановиться. Тамъ посѣщенъ онъ былъ всею своею фамиліею, которая съ великою торопливостію прибыла къ Нему изъ Болоніи. Никогда не видано было такой нѣжности между особами, происходящими отъ одной крови. Нещастіе одного составляетъ тоже самое и для другаго. Іеронимъ былъ до чрезвычайности любимъ отцемъ, матерью и сестрою, а кроткія его поведенія, ласковое его свойство, веселость и живость его разума заставляли всякаго человѣка искать его дружества. Вы легко судитъ можеше, Сударыня, сколь высоко цѣнили они ту услугу, кою я имѣлъ щастіе ему оказать. Они осыпали меня ласками и похвалами а паче когда узнали, что я былъ тотъ самой, коего Іеронимъ неоднократно хвалилъ своей сестрѣ и братьямъ во время тѣсной нашей дружбы. Онъ разсказалъ имъ о случаѣ произведшемъ между нами холодность, въ выраженіяхъ столькоже для меня похвальныхъ, сколько для себя унизительныхъ. Отчаянное состояніе, въ кое видѣлъ онъ себя поверженнымъ, принудило его почитать сіи признанія за необходимый поступокъ своего раскаянія. Во время же прилагаемыхъ мною о немъ попеченій онъ часто просилъ меня повторять ему тѣ совѣты и наставленія, въ коихъ онъ укорялъ себя, что ихъ презрѣлъ. Онъ неоднократно просилъ у меня прощенія за прежней свой со мною поступокъ, и когда о томъ говорилъ своей фімиліи, то съ преданностію ее просилъ сочитать меня, не токмо какъ спасителя его жизни; но какъ возстановителя его разума и нравовъ. Онъ до такой степени простиралъ великодушныя свои сожалѣнія, что показалъ то письмо, кое я къ нему писалъ прежде нашей разлуки, и кое содержало въ себѣ все что токмо дружба могла изобразить наитрогательнѣйшаго противъ пылкихъ склонностей къ распутству. Всѣ таковыя обстоятельства подали весьма высокое мнѣніе о моихъ правилахъ. И такъ благодарность не можетъ ли простираться еще далѣе въ столь чувствительной фамиліи? Такимъ образомъ родитель опечаливался тѣмъ, что не зналъ, чѣмъ засвидѣтельствовать свою благодарность такому человѣку, коего знатная порода и богатство превосходили все то, чѣмъ бы онъ могъ оказать оную. Родительница, съ толь любвидостойною вольностію, какую рѣдко можно найти въ Италіанскихъ госпожахъ, приказала своей дочери почитать меня за четвертаго брата, которой спасъ ей третьяго. Баронъ объявилъ что онъ во всю свою жизнь будетъ почитать себя нещастнымъ и что здравіе его никогда не можетъ возстановиться, естьли онъ не удовлетворитъ чувствованій своего сердца какимъ ниесть знаменитымъ дѣяніемъ, въ коемъ бы я самъ находилъ для себя честь и удовольствіе.
Какъ скоро пришелъ онъ въ состояніе ѣхать въ Болонію, то вся фамилія изъискивала всякихъ предлоговъ, дабы склонитъ меня за нимъ слѣдовать и удержать въ семъ городѣ. Генералъ склонилъ меня обѣщать ему, чтобъ какъ скоро братъ его согласится отпуститъ меня, съѣздить съ нимъ въ Неаполь. Епископъ, которой препровождаетъ въ Болоніи все то время, въ которое бываетъ свободенъ отъ своихъ должностей и которой весьма свѣдущъ въ наукахъ, просилъ меня показать ему первыя правила Англинскаго языка. Тогда слава нашего Мильтона начала распространяться въ Италіи. Мильтонъ сдѣлался главнымъ нашимъ Авторомъ. Мы обыкновенно читывали въ покоѣ больнаго, для доставленія ему увеселенія. Онъ также желалъ быть моимъ ученикомъ. Его отецъ и мать часто бывали съ нами, и Клементина съ удовольствіемъ съ ними приходила. Она также называла меня своимъ учителемъ; и хотя не такъ часто присудствовала при моихъ урокахъ какъ ея братья, но гораздо болѣе въ томъ успѣла, нежели они.
[Суинѣваешься ли ты о томъ, Люція!]
Хотя я и жилъ въ Италія противъ моей склонности и желанія, но не сожалѣю о употребленіи моего времени въ столь любезномъ сообществѣ. Я былъ особливою почтенъ довѣренностію отъ Маркизы, которая открыла мнѣ всѣ сердечныя свои чувствованія и ничего не предпринимала безъ моихъ совѣтовъ. Маркизъ, коего я не могу довольно восхвалить учтивости, никогда столько не чувствовалъ удовольствія какъ тогда, когда меня видѣлъ по среди своея фамиліи; и въ то время, когда мы не занималися чтеніемъ, любезная Клементина приписывала себѣ право приходить къ намъ съ своею матерью. Въ сіе самое время увѣдомили насъ, что Графъ де Бельведере возвратился въ Парму, дабы поселиться на мѣстѣ своего рожденія. Его родитель, которой былъ въ великой милости у Пармской Принцессы и которой послѣдовалъ за нею къ Испанскому Двору, скончался въ семъ Королевствѣ. Съ самаго того времени, сей молодой господинъ ничего столько не желалъ какъ возвратится въ свое отечество съ безчисленными своими богатствами. Въ путешествіи своемъ черезъ Болонію онъ видѣлъ Клементину и пріѣхавши изъ Испаніи съ свободнымъ сердцемъ чрезвычайно въ нее влюбился. Графъ де Бельведере весьма любвидостойной человѣкъ. Его богатство и природныя его качества весьма были достаточны къ доставленію ему сего союза. Маркизъ одобрилъ оный. Маркиза сдѣлала мнѣ честь говоря о томъ со мною нѣсколько разъ. Она можетъ быть почитала себя обязанною узнать о томъ мои чувствованія, поелику Іеронимъ объявилъ безъ моего на то согласія что онъ не знаетъ другаго средства къ возблагодаренію меня за тѣ услуги, кои я оказалъ фамиліи, какъ соединиться со мною родствомъ. Докторъ Барлетъ дѣйствительно увѣритъ васъ, Сударыня, какъ изъ чтенія моихъ писемъ, такъ и по тѣмъ подробностямъ, коими я теперь васъ обезпокоивать не намѣренъ, что въ Италіи, равно какъ и въ прочихъ земляхъ, есть довольно честности, снисхожденія и великодушія, и что обрѣтаются тамъ свойства совершенно господствующія надъ притворствомъ, мщеніемъ и ревностію,словомъ надъ тѣми презрѣнія достойными страстьми, кои обыкновенно приписываютъ всему народу.
Чтожъ касается до меня, коего почитали съ великою отличностію въ такой фамиліи, коей я совершенно зналъ знатность и добродѣтель; которой имѣлъ всегда случай удивляться молодой особѣ преисполненной изящными качествами которой сохранялъ даже до того времени вольность своего сердца; то совершенно было не возможно, чтобъ мое тщеславіе не было иногда возбуждаемо, и чтобъ между моими желаніями не находилось хотя ни единаго къ такому сокровищу, кое было всегда передъ моими глазами. Но я всячески старался утушать сколь скоро познавалъ оное. Я поставлялъ за подлую невѣрность къ такой фамиліи, которая полагалась на мое свойство, оказывать хотя малѣйшее вниманіе тайными попеченіями или взорами. Гордость столь отличнаго дома, чрезвычайныя ея богатства, по крайней мѣрѣ для той земли, коей составляла она украшеніе, мое качество, какъ чужестранца, достоинство такой дѣвицы, за которую весьма иного сваталось, еще до прибытія Графъ де Бельведере, молодыхъ особъ высокой породы, изъ коихъ никто не получилъ ея сердца, ниже одобреній отъ ея фамиліи; но наипаче, различіе закона, столь ясная привязанность Климентины къ своему, что весьма бы было трудно истребитъ въ ней и единую мысль перемѣнить оный, и что нѣкогда, такъ я говорилъ о главныхъ правилахъ моего закона, она сказала съ нѣкоею досадою, что весьма сожалѣетъ о томъ, что Порретта обязанъ жизнію храбрости раскольника; всѣ сіи размышленія весьма превозмогали ту надежду, какую бы могло столь чувствительное сердце, какъ мое, сохранятъ отъ оказываемыхъ безпрестанно мнѣ милостей.
Все сіе происходило въ самое то время когда послѣднія возмущенія случились въ Шотландіи. Тогда ни о чемъ болѣе не говорили въ Италіи какъ о сей новости. Я долженъ былъ сносятъ радость и торжество отъ всѣхъ знатныхъ особъ принимавшихъ участіе въ пользѣ молодаго домогателя. Каждое извѣстіе, приходившее со стороны возмутителей, возвѣщало возстановленіе Римскаго закона; и Клементина весьма восхищалась тою надеждою, которую льстилась вскорѣ видѣть своего раскольника принимающаго ихъ законъ. Я претерпѣвалъ каждый день таковыя поздравленія, коими она чувствовала великое удовольствіе мучить меня на томъ языкѣ, коему я ее обучилъ, и на коемъ она весьма изрядно говорить начинала. Ревность моя къ природному моему закону принудила меня рѣшиться оставить на нѣкоторое время Италію, и отправиться въ Венецію, или къ которому нибудь изъ Нѣмецкихъ Дворовъ, кои менѣе принимали участія въ успѣхѣ сего дѣла. Я наиболѣе утвердился въ семъ намѣреніи изъ писемъ полученныхъ мною изъ Флоренціи, кои увѣдомляли меня о томъ, чего долженъ я опасаться отъ Оливіи. Ея гнѣвъ, которой я почиталъ утушеннымъ съ того времени какъ оставилъ сей городъ еще болѣе воспламенился отъ тѣхъ извѣстій, кои она получала о моемъ пребываніи въ Болоніи. Г. Жервинсъ, которой меня о семъ увѣдомилъ, присовокупилъ что гораздо съ меньшею скромностію, нежели какая прилична была гордому ея свойству, говорила она явно о своемъ мщеніи. Маркиза, коей я первѣе всѣхъ сообщилъ о моемъ отъѣздѣ, весьма тѣмъ опечалилась; и будучи тогда занята симъ чувствованіемъ усильно меня просила пожить у нихъ еще нѣсколько недѣль; но вскорѣ дала мнѣ знать съ такимъ чистосердечіемъ, какимъ обязаны была моей откровенности, о томъ страхѣ, какой имѣли они съ своимъ супругомъ, чтобъ не влюбился я въ ихъ Клементину. Я увѣрилъ ее, что честь моя служила мнѣ защитою: а она съ своей стороны совершенно убѣдила въ томъ Маркиза. И такъ равнодушіе, кое они усмотрѣли въ своей дочери къ предложеніямъ Графа де Бельведере, принудило ихъ удостоить меня своею довѣренностію даже до того, что просили меня поговоритъ ей въ его пользу. Я оказалъ имъ сію услугу и имѣлъ съ нею переговоръ, о чемъ Г. Барлетъ сообщитъ вамъ письменное извѣстіе, естьли вы примите на себя трудъ прочесть оное. Хотя ея отецъ и мать не сказали мнѣ, что будутъ слушать нашъ разговоръ въ кабинетѣ находящемся подлѣ той горницы, въ коей я разговаривалъ съ ихъ дочерью; но сіе любопытство нималаго не принесло имъ неудовольствія.
Время моего отъѣзда уже приближалось, а Клементина упорно настояла въ отказѣ Графу де Бельведре. Іеронимъ никогда не увѣдомляя меня, а почитая себя увѣреннымъ что я съ радостію приму ту честь, кою онъ помышлялъ мнѣ доставить, явно говорилъ въ мою пользу. Ему изъяснили тѣ препятствія, кои сами собою представлялись, то есть тѣ, кои относились къ моей землѣ и закону. Онъ требовалъ позволенія изъясниться со мною въ сихъ двухъ предметахъ и узнать тѣ причины, кои принуждали его сестру отказывать Графу де Бельведере. Ему позволено было меня испытать; но Маркиза приняла на себя трудъ переговоритъ съ своею дочерью и спроситъ ее о тѣхъ причинахъ, кои какъ кажется, подаютъ ей отвращеніе ко всѣмъ домогателямъ.
И такъ въ тотъ же денъ призвала она ее въ свой кабинетъ. Она ничего не могла отъ нее получитъ кромѣ слезъ.
Молчаніе, коему никто не зналъ причины, ясно показало по прошествіи нѣсколькихъ дней, что сердце ея весьма стѣснено. Она чрезвычайно сердилась, когда ея задумчивость приписывали любви. Впрочемъ ея матъ сказала мнѣ, что она подозрѣваетъ ее въ сей страсти, хотя и сама того не знаетъ. Она дала мнѣ выразумѣть, что не видно уже въ ней болѣе веселости, какъ тогда какъ учить уроки такого языка, которой по справедливости, присовокупила сія госпожа, не долженъ бы былъ никогда ее веселить.
(Присовокупила сія госпожа… Охъ Люція!)
Задумчивость ея ежедневно умножалась. Они просили учителя сдѣлать нѣкія покушенія, дабы открыть причину ея страданій. Онъ сдѣлалъ имъ сіе угожденіе, хотя и усматривалъ въ томъ великія затрудненія. Оно не имѣло никакого успѣха. Всѣ примѣчали, что Клементина гораздо бывала веселѣе, когда съ нимъ находилась; но говорила мало. Однако казалось, что она съ великимъ удовольствіемъ его слушаетъ; и хотя онъ обыкновенно ей говорилъ на Италіанскомъ или Французскомъ языкѣ, но короткіе отвѣты получаемые имъ отъ ней были всегда на новомъ языкѣ, которой она учила. А какъ скоро онъ ее оставитъ, то она перемѣняетъ видъ и устремляетъ всѣ свои мысли къ изысканію случая уйти изъ компаніи.
(Что думаете вы о моей бодрости, любезная Люція? Но любопытство меня подкрѣпляетъ. Когда будетъ время размышлять, сказала я про себя, тогда я все приведу себѣ на мысль.)
Родители ея находились въ глубочайшей печали. Они спрашивали о сей болѣзни у лѣкарей, кои единственно сказали, что болѣзнь ея есть любовь. Тогда сдѣлано ей подобное объявленіе, обѣщая притомъ всю снисходительность, какуюбъ ея сердце могло пожелать для избранія предмета: но она не могла еще сносить сего обвиненія. Нѣкогда сказала ей горнишная ея женщина, что она влюблена, тогда отвѣчала она: развѣ вы желаете, чтобъ я сама себя ненавидѣла? Ея мать говорила ей о любви въ самыхъ благосклоннѣйшихъ выраженіяхъ, и какъ будто бы о страсти на законѣ основанной. Она слушала ее со вниманіемъ, но ничего не отвѣчала.
На канунѣ моего отъѣзда въ Германію данъ былъ въ сей любвидостойной фамиліи великолѣпной балъ въ честь такому человѣку, на котораго, изливали всѣ свои милости. Наконецъ согласились его отпустить, болѣе для того что желали испытать, какое произведетъ впечатлѣніе его отсудствіе надъ Клементиною. Ея мать отдала ей на волю быть и не быть при семъ торжествѣ. Она пожелала сдѣлать намъ честь своимъ присудствіемъ. Всѣ чрезвычайно были ради примѣтя въ ней такую веселость, каковой давно уже не видали. Она разговаривала съ живостію и здравымъ смысломъ ей свойственнымъ и жалѣла что я давно не уѣхалъ. Впрочемъ мнѣ весьма показалось странно, что оказывая всегда удовольствіе меня видѣть, даже и въ самой перемѣнѣ своего нрава, она изъявляла радость о такомъ отъѣздѣ, о коемъ всѣ по своему снизхожденію сожалѣли и которое должно было по видимому способствовать ея выздоровленію. Впрочемъ не примѣчено нималѣйшаго притворства ни въ обхожденііяхъ ея ни во взорахъ. Когда благодарили меня за то удовольствіе, которое доставлялъ я всей фамиліи, то она равномѣрно присовокупила къ тому и свою благодарность. Когда желали мнѣ здравія и благополучія, она говорила тоже самое, когда усильно просили меня пріѣхать еще въ Болонію прежде возвращенія моего въ Англію, то и она тоже мнѣ предлагала. сердце мое весьма было тѣмъ облегчено. Я великое чувствовалъ удовольствіе о столь щастливомъ выздоровленіи. Наконецъ, когда я въ послѣдній разъ прощался, она приняла мои засвидѣтельствованія съ спокойнымъ видомъ. Я хотѣлъ поцѣловать ея руку: она сказала мнѣ, что избавитель ея брата долженствуетъ обходиться съ нею гораздо благосклоннѣе и наклонясь ко мнѣ представила мнѣ свою щоку. Да сохранитъ Боже, присовокупила она, моего учителя! (И да обратитъ васъ къ правовѣрію, Кавалеръ,) примолвила она мнѣ по Англински и чтобъ вы всегда имѣли такого любезнаго друга, каковы были вы для насъ!
Г. Іеронимъ не въ состояніи еще былъ выходишь. изъ своей горницы. Я пришелъ къ нему проститься. О любезный Грандиссонъ! вскричалъ онъ прижимая меня въ своихъ объятіяхъ; и такъ ето правда, что вы насъ оставляете! да низпошлетъ на васъ Небо вся благая! Но что будетъ съ братомъ и сестрою, кои васъ лишаются! вы меня очень обрадуете, сказалъ я ему, естьли меня удостоите своимъ письмомъ черезъ моего человѣка, котораго я оставляю здѣсь на нѣсколько дней, и котораго буду дожидаться въ Инсбрукѣ. Увѣдомьте меня о всей любезной вашей фамиліи и о здравіи вашей сестрицы. Она будетъ и должна быть вашею супругою, возразилъ онъ, по крайней мѣрѣ естьли всѣ усильныя мои старанія возъимѣютъ какую либо власть. Для чегожъ вы насъ оставляете?
Я весьма удивился такому извѣстію, о коемъ онъ мнѣ никогда столь ясно не говорилъ. Тщетная ето надежда, сказалъ я ему, есть множество препятствій… Я ласкаюсь преодолѣть оныя, перервалъ онъ рѣчь мою, естьли только ваше сердце не осталось во Флоренціи? А поелику они всѣ знали, по нескромности Оливіи, тѣ предложенія, о коихъ сія госпожа приказала меня извѣститъ и то намѣреніе, кое я принялъ отвергнуть оныя, то я и увѣрилъ его что мое сердце свободно. И такъ условившись въ перепискѣ, простился я съ наиблагодарнѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ.
Но съ какимъ прискорбіемъ узналъ я изъ перваго его письма, что радость его фамиліи продолжалась не болѣе одного дня. Клементина паки впала въ болѣзнь еще опаснѣйшую. Позволите ли мнѣ изьяснить вамъ, въ короткихъ словахъ, Сударыня, обстоятельства пагубнаго сего припадка?
Она заперлась въ своей горницѣ, не зная или ни мало не примѣчая, что горнишная ея женщина была съ нею. Она ничего не отвѣчала на нѣсколько вопросовъ сей женщины, но сидя, обернувшись къ ней спиною а лицемъ къ кабинету находящемуся подлѣ той горницы она пребывала нѣсколько минутъ въ глубокомъ молчаніи. Потомъ протянувши голову, какъ будто бы старалась выслушивать лучше то, что ей говорятъ изъ кабинета, она сказала тихимъ голосомъ: "Онъ уѣхалъ; увѣряете вы меня? уѣхалъ на всегда! О! нѣтъ, нѣтъ!,,
Кто ето, Сударыня? Спросила ее горнишная ея женщина. Съ кѣмъ вы говорите?
Она все продолжала:,,Мы конечно чрезвычайно ему одолжены. Спасти съ толикимъ великодушіемъ моего брата; гнаться за убіицами, и какъ мой братецъ говоритъ, положитъ его въ свою коляску, а самому идти пѣшкомъ… Разбойники, какъ вы говорите, могли бы его самаго убить. Ихъ лошади разтопали бы его своими ногами.,,
Она казалось всячески старалась прислушиваться, какъ будто бы ей кто говорилъ изъ далека. Горнишная женщина зашедши впередъ отворила дверь кабинета и оставила ее разтворенною, дабы обратитъ на себя ея вниманіе прервавъ ея мысли; но она не преминула паки наклониться, какъ будто бы старалась не упустить ни единаго слова изъ того, что ей говорятъ и отвѣчать спокойно на все ею слышанное. Потомъ засмѣясь принужденно:,,Любовь! Ахъ! забавное мнѣніе! впрочемъ не обманываются, естьли желаютъ сказать, что я обожаю всѣхъ и болѣе нежели саму себя."
Таковое безпокойствіе принудило ея мать войти въ ту минуту въ ея горницу. Она поднявшись съ торопливостію затворила у кабинета дверь, какъ будто бы желая тамъ кого нибудь укрыть и бросясь къ ногамъ Маркизы съ униженіемъ просила ее оказать ей: милость полезную ея благополучію, то есть, позволенія вступить въ монастырь.
Съ самаго того времени стало извѣстно, по нѣкоимъ признаніямъ доносящимся къ Англинскому учителю, что духовной ея отецъ, обезпокоясь не во время о своемъ законѣ, наполнилъ сію нѣжную душу такими страхами, кои затмили ея разумъ. Мнѣ кажется я уже вамъ сказалъ, Сударыня, что она одарена примѣрнымъ благочестіемъ и кротостію; но я уже весьма много занимаюсь симъ печальнымъ повѣствованіемъ. Оно производитъ великое впечатлѣніе, какъ я вижу, надъ нѣжнымъ сердцемъ Миссъ Биронъ.
Въ самомъ дѣлѣ, любезная Люція, думаешь ли ты чтобъ я могла удержаться отъ слезъ? Нѣтъ, нѣтъ. Нещастная Клементина! Но я почувствовала въ сію минуту великое удовольствіе къ печальнымъ предметамъ и просила Сира Карла продолжать свое повѣствованіе. Я прошу васъ изъ милости, Г. мой, продолжайте, сказала я ему. Какое сердце не восчувствовало бы сожалѣнія отъ столь плачевнаго приключенія!
