Текст книги "Английские письма или история кавалера Грандисона"

Автор книги: Сэмюэл Ричардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 69 страниц)

Г. Ревсъ уже тебѣ описалъ безподобную его сестру. О дражайшая моя Люція! ето сущіе Ангелы.

Не жалуйся, что я тебѣ не довольно подробно описала о моихъ нещастіяхъ и моемъ освобожденіи. Въ другомъ письмѣ я тебѣ обѣщаюсь изъяснить изящныя качества сего брата и его сестры, когда мои силы нѣсколько укрѣпятся. Но чтожъ должна я тебѣ сказать о моей благодарности? Я толико во внутренности моего сердца тѣмъ пронзена, что предъ ними не иначе могу оную изражать какъ молчаніемъ. Однако на моихъ взорахъ начертаны бываютъ помышленія моего сердца. Почтеніе присоединяется къ благодарности. Впрочемъ есть нѣчто весьма пріятнаго и веселаго въ поступкахъ одного и другой? О дражайшая Люція! естьлибъ я не чувствовала, что искренное мое почтеніе равномѣрно клонится какъ къ сестрѣ такъ и къ брату; естьлибъ я не ощущала, послѣ всѣхъ моихъ размышленій, что сія любви достойная сестра толико мнѣ стала любезна по нежнымъ своимъ о мнѣ стараніямъ, колико ея братъ по щастливымъ дѣйствіемъ своей храбрости, какъ ты легко о томъ судить можешь вмѣсто всякаго страха внушаетъ къ себѣ почтеніе, словомъ, естьлибъ я не чувствовала въ себѣ, что люблю сестру и уважаю брата; то признаюсь, что ужасалась бы моей благодарности.

Мое письмо продолжительно и я чувствую изнеможеніе моихъ силъ писавши столь долгое время. О дражайшіе мои друзья! дражайшіе мои родственники! благополучное мое избавленіе отношу я къ усерднымъ вашимъ о мнѣ молитвамъ и неизреченной вашей ко мнѣ любви. Можетъ быть я того была недостойна, отважившись по неразумію идти на самое смѣха достойное изъ всѣхъ зрѣлищъ, одѣвшись какъ безумная, и добровольно подвергая себя всѣмъ слѣдствіямъ слѣпаго моего неблагоразумія! Коликократно, въ теченіе моего нещастія, и послѣ щастливаго окончанія онаго, ни обращала на себя глазъ своихъ, но всегда отводила оные со стыдомъ и отвращеніемъ, которыя были не легчайшею частію моего наказанія? И для того, любезная моя, я заклялась во всю мою жизнь не ходить въ маскерады.

Мнѣ кажется, что не должно бы никому сообщать сего печальнаго приключенія, безъ необходимости; а особливо не увѣдомлять о томъ Г. Гревиля и Г. Фенвича, поелику весьма вѣроятно, что они всячески будутъ стараться сыскатъ Сира Гарграфа, наипаче Г. Гревиль, хотябъ онъ и сдѣлалъ что нибудь, но сіе былобъ единственно для того дабы обнаружить тѣ требованія, которыя онъ надо мною имѣетъ… Я почла бы себѣ за величайшее нещастіе бытъ предметомъ какой ни есть новой распри, тѣмъ болѣе что до сего времени я весьма увѣрена, что столь трогательное приключеніе довольно еще щастливо окончилось. Да пребудетъ ненавистный тотъ человѣкъ доволенъ и спокоенъ, естьли того самъ пожелаетъ. Единое утѣшеніе, коего я желаю, состоитъ въ томъ, дабы не видать мнѣ его во вѣки.

Г. Ревсъ отошлетъ тебѣ въ моемъ конвертѣ письмо моего избавителя, которое содержитъ въ себѣ его изъясненія. Прощай, любезнѣйшая моя Люція.

ПИСЬМО XX.

Сиръ Карлъ, къ Г. Ревсу.

Изъ Канторбери, 22 февраля.

Я получилъ въ сію минуту, Г. мой, весьма продолжительное письмо отъ вашего подлаго Вильсона, которое приписываетъ онъ болѣе мнѣ, какъ самъ говоритъ, нежели вамъ, поелику опасается, что вы никогда ему того не простите, на противъ того онъ отъ меня надѣется, ради своего раскаянія, которое ему кажется весьма оправданнымъ по произвольному и чистосердечному его признанію, что я употреблю всевозможное стараніе склонить васъ, дабы не подвергать его правосудію. Я не могу судитъ о его чистосердечіи; однако его признаніе кажется искренно, ибо онъ ни за что бы въ свѣтѣ не согласился объяснить оное письменно. Но, поелику я думаю, что вы не намѣрены приводить въ разгласку явными розысками такое преступленіе, которое осталось безъ всякаго дѣйствія; то вы по милости своей увѣдомя сестру сего мерзавца, что ея братъ внѣ опасности, можете способствовать хорошимъ его намѣреніямъ, естьли письмо его чистосердечно; и онъ можетъ быть совершенно оставитъ ту жизнь, которая не токмо приведетъ его самого къ пагубному концу, но учиняется вредною многимъ честнымъ людямъ, по слѣдствію его отчаянія.

Изъ одного его письма усмотрѣтъ можно, когда бы и никакихъ другихъ о томъ доказательствъ мы не имѣли, что онъ въ состояніи сдѣлать много зла. Онъ признается, что съ самаго своего младенчества, къ величайшему его нещастію, попалъ въ весьма худыя руки; безъ чего, естественныя его качества учинили бы его полезнымъ обществу. Онъ повѣствуетъ о разныхъ господахъ, коимъ онъ служилъ, и о мерзкихъ предпріятіяхъ, въ кои онъ вмѣшивался изъ угожденія имъ. Но нѣтъ ничего подобнаго съ тѣмъ описаніемъ, которое онъ учинилъ о нѣкоемъ Багенгалѣ живущемъ въ Ридингѣ; и о Лондонскомъ Жидѣ, называемомъ Мерцеда, двухъ примѣрныхъ злодѣяхъ, естьли въ томъ ему вѣрить, которые употребляли его въ различные безпорядки долгое время, совѣтовали Сиру Гарграфу принять его къ таковымъ же услугамъ. Онъ разсказываетъ подробно о злобномъ предпріятіи, въ коемъ онъ былъ главнымъ разпорядителемъ. Сверьхъ милости новаго своего господина онъ надѣялся сочетаться бракомъ съ молодою дѣвицею изъ Падингтона, коей мать склонилъ онъ употребить свой домъ и помощь въ пользу Сира Гарграфа, обѣщая знатную сумму денегъ, которая послужила бы приданымъ ея дочери. Но онъ присовокупляетъ, что все сіе происходило съ честными намѣреніями, и что госпожа Оберри, коей онъ надѣялся быть зятемъ, совершенно не такого свойства, чтобъ могла стерпѣть хотя малѣйшую неблагопристойность. Отъ страху ли, или отъ угрызенія совѣсти онъ говоритъ съ ужасомъ о заблужденіяхъ своей жизни. Онъ клянется, что уже ни о чемъ болѣе не помышляетъ какъ о томъ единственно, чтобъ жить честнымъ образомъ; что онъ лучше согласится умереть съ голоду, нежели вступить въ службу къ выше означеннымъ господамъ; и дабы изтребить во мнѣ всякое сумнѣніе о его чувствованіяхъ, онъ меня увѣряетъ, что при встрѣчѣ въ Гонсловѣ, онъ воспрепятствовалъ двумъ своимъ сотоварищамъ въ меня стрелять. Однако, моя жизнь, говоритъ онъ, и теперь еще находится въ великой опасности.

Я избавляю его отъ того безпокойствія, которое онъ имѣетъ о моей безопасности: но я разсуждаю, что онъ еще молодъ, и въ состояніи обратиться на путь истинный; что его исправленіе уменшитъ число развратниковъ пріумножа оное честныхъ людей: и кто знаетъ, не можетъ ли его примѣръ произвести вліянія надъ подобными ему людьми, къ добру или ко злу? естьли онъ совокупится съ тою молодою дѣвицею, моей домогается, и которой нравы весьма похваляютъ, то ваше снисхожденіе, Г. мой, не можетъли вообще всю фамилію привести къ добродѣтели?

Предполагаемое въ немъ преступленіе, оставшееся безъ успѣха нельзя почесть уголовнымъ преступленіемъ, и сверьхъ пользы, которую бы можно было получить изъ его признанія, естьлибъ поступишь по законамъ кажется мнѣ, что надлежитъ отъ того надѣяться другой выгоды; когда же сей презлой господинъ не можетъ исполнить злыхъ своихъ намѣреній безъ помощи подобнаго себѣ слуги; то какое гнѣздо лютыхъ змій не можно бы было вдругъ раззорить, или но крайней мѣрѣ привесть въ безсиліе, лишая трехъ выше означенныхъ мною человѣковъ помощи такого дѣлопроизводца? Когда люди должны были многаго лишаться, то иногда обращались охотнѣе къ честности нежели предавались людямъ столь сумнительной вѣрности.

Пожалуйте, Г. мой, засвидѣтельствуйте мое почтеніе госпожѣ Ревсъ и любезной вашей питомицѣ. Вы видите что я такія же имѣю какъ и вы требованія къ чести столь славнаго союза. Я думаю что сія любезная дѣвица находится въ совершенной безопасности. Вѣрьте мнѣ въ томъ, Г. мой, впрочемъ пребываю навсегда вашъ и прочая.

Сиръ Карлъ.

ПИСЬМО XXI.

Генріетта Биронъ, къ Люціи Сельби.

Въ Пятницу, февраля.

Господинъ Ревсъ немедлѣнно написалъ письмо къ сестрѣ сего Вильсона, что ея братъ можетъ привыкать къ честнымъ поступкамъ, не опасаясь нималѣйшаго отъ насъ препятствія. Въ семъ случаѣ рѣшились поступать по совѣтамъ моего избавителя. Какое ужасное письмо Вильсона! ибо Сиръ Карлъ присовокупилъ къ своему самой подлинникъ. Боже мой, какихъ людей на свѣтѣ не находится! хотя мы въ книгахъ и находили примѣры онымъ, но я нимало себя не почитала тѣмъ угрожаемою, не имѣвши никогда съ ними сообщенія.

Мы гораздо болѣе безпокоимся, нежели самъ Сиръ Карлъ, о извѣстіи касающемся, до его жизни. Г. Ревсъ узналъ отъ разныхъ людей, что Сиръ Гарграфъ не останется спокойнымъ и что изыскиваетъ великое множество средствъ къ отмщенію. Для чегожъ я возвратилась въ Лондонъ?

Въ сію минуту принесли мнѣ пакетъ писемъ въ коихъ познала я начертаніе моихъ родителей, моихъ ближнихъ, и всего того что ни есть для меня на свѣтѣ любезнѣйшаго. Съ какимъ удовольствіемъ и восторгомъ принимала я отъ нихъ поздравленія! Сколь пріятны тѣ минуты, кои я препроводила въ семъ утѣшительномъ чтеніи! но ты, дражайшая моя, которая обыкновенно пишешь за всю мою фамилію, такъ какъ я всегда надписываю на твое имя, съ какою нѣжностію и какимъ искуствомъ изображаешь ты всѣ чувствованія, описанныя въ пяти или шести письмахъ! гдѣжъ могу я обрѣти таковыя изрѣченія, коими бы могла изразить всѣ мои чувствованія?

И такъ ты желаешь, чтобъ я тебѣ подробно описала свойство и видъ Сира Карла Грандиссона и его любви достойной сестры. Какая необходимость понудила тебя предложить мнѣ такой вопросъ? и какъ могла ты себѣ представитъ, чтобъ я употребивши мое перо для начертания толикаго множества людей, заслуживающихъ токмо обыкновенное достоинство смертныхъ, способна была не упомянуть въ томъ о двухъ такихъ особахъ, кои составляютъ украшеніе своего вѣка, и честь всего человѣческаго рода? Ты не сумнѣваешься, говоришь ты, что естьли я начну превозносить ихъ похвалами, что пылкость моей признательности не простерлась до высочайшей степени; и совѣтуешь, что надлежитъ привести въ настоящіе предѣлы всѣ тѣ изящныя вещи, къ коимъ уже Г. Ревсъ тебя приготовилъ. Можетъ бытъ ты не обманываешься въ семъ ожиданіи; ибо уже нѣсколько времени тому назадъ, какъ меня укоряютъ въ нѣкоемъ восторгѣ по причинѣ моей признательности. Однако, естьли въ самомъ дѣлѣ ты усмотришь, что а буду выходитъ изъ предѣловъ, то припиши мои излишества слѣдующей причинѣ.

Кого же прежде должна я описать брата, или сестру? Ты угрожаешь меня своимъ проницаніемъ; ахъ! дражайшая Люція, вѣрь что я тебя разумѣю, но будь увѣрена, что я не ощущаю инныхъ чувствованій кромѣ тѣхъ, кои происходятъ отъ признательности.

Однако ты приводишь меня въ великое замѣшательство; ибо я увѣрена, что естьли начну съ брата; то ты присоединишься къ моему дядѣ, крича изъ удивленія, и качая головою: Ахъ! любезная Генріетта! естьли же я начну съ сестры, то не скажешь ли ты, что оставляю драгоцѣнной мой предметъ для обстоятельнаго о немъ описанія? Въ семъ случаѣ весьма трудно избѣжать сужденія, между такими судьями, которые желаютъ принять на себя дѣйствительное качество судителей. Но будь столько проницательна сколько тебѣ угодно, дражайшая моя Люція; я тебѣ ручаюсь, что таковая опасность ни малѣйшей не произведетъ въ моемъ сердцѣ скрытности, и что мое перо будетъ ему свидѣтелемъ. Чегожъ должна я страшиться, находясь въ такой довѣренности и будучи увѣрена, что совѣты друзей моихъ могутъ быть мнѣ полезны и утѣшительны?

Миссъ Грандиссонъ, ибо мое перо соотвѣтствующее моему чувствованію само собою начинаетъ описывать сестру, съ какою бы тонкостію любезная моя Люція, ни старалась въ оное проникнуть. Миссъ Грандиссонъ имѣетъ отъ роду двадцать четвертой годъ. Станъ ея весьма благороденъ и совершенно строенъ. У ней важная походка, черные величественные и весьма проницательные глаза, коими она все оживотворяетъ, и которые первое привлекаютъ вниманіе въ ея физіономіи. Ея волосы подобнаго же онымъ цвѣту, чрезвычайной красоты, и съ природы кудреваты. Лице ея хотя бѣлизною снѣгу не уподобляется; но чрезвычайно чисто и нѣжно. Черты ея вообще правильны, а ея носъ, которой нѣсколько продолговатъ, придаетъ имъ нѣкое величество. Зубы ея до чрезвычайности бѣлы и ровны. Я никогда такого пріятнаго рта не видѣла. Кроткій и постоянной видъ, сопровождающей прелѣстнѣйшею улыбкою, вдругъ внушаетъ къ ней и любовь и почтеніе. Когда она начинаетъ говорить, то вся исполнена бываетъ пріятностями.

Она сама сказала, что до возвращенія ея брата, почитали ее гордою, надмѣнною и злобною; но я съ трудомъ могу тому вѣрить: мнѣ кажется совершенно невозможно, чтобъ въ теченіе одного года, то есть, съ того времени какъ Сиръ Карлъ возвратился въ Англію, можно было совершенно истребить худую привычку, не оставя ни малѣйшей къ тому примѣты.

Въ ней усматривается пленительная живость. Голосъ ея весьма нѣженъ и строенъ, судя по пѣснямъ, кои она съ утра почти до вечера распѣваетъ Она учтива до чрезвычайности; но при всемъ томъ, естьли кто не знаетъ ее совершенно, то насмѣшливая привычка, которая ей будто свойственна, можетъ привести въ безпокойство тѣхъ, которые живутъ съ нею. Но я увѣрена, что она чистосердечна откровенна и чрезвычайно ласкова; искуство съ коимъ она обращаетъ все достоинство приписываемое ею въ честь своего брата, заставляетъ судить, что она столько же покорна, сколько кротка. Съ недавняго времени, естьли ей вѣрить, возъимѣла она охоту къ чтенію; но я рѣшилась недовѣряться всему тому, что она про себя ни говоритъ. Она думаетъ о себѣ, что была столь легкомысленна и весела что никакъ не могла забавляться уединенными забавами. Однако признается, хотя наименѣе всего о томъ думаетъ, что она весьма свѣдуща въ Исторіи и Географіи. Она также довольно знающа въ музыкѣ. Горнишная ея женщина, которая съ удовольствіемъ во время прилагаемыхъ ею о мнѣ попеченіяхъ выхваляя свою госпожу, сказала мнѣ, что она совершенно знаетъ Французской и Италіянской языки; что она пишетъ со всевозможною пріятностію, и въ великомъ уваженіи по причинѣ своего разума, кротости и ласковыхъ своихъ обхожденій. Она приписываетъ ей другое достоинство, коимъ я восхищалась, къ чести Миссъ Клемеръ и всѣхъ молодыхъ особъ любящихъ чтеніе; она прилагаетъ всевозможные старанія ко всему тому, что касается до домашняго обиходу.

Женни, горнишная ея женщина умна и весьма хорошо воспитана, по своему состоянію, сказала мнѣ изъ довѣренности, что ея госпожа имѣетъ двухъ обожателей. А я весьма удивляюсь, что она не имѣетъ ихъ двухъ дюжинъ. Первой есть Кавалеръ Ваткинсъ, человѣкъ чрезвычайно богатой; а второй, Милордъ Ж…… сынъ Графа Ц… Но непримѣтно даже до сего времени, чтобъ она къ которому ни есть изъ нихъ имѣла склонность.

Таковыя сутъ качества, украшающія Миссъ Шарлоту Грандиссонъ одну изъ прелѣстнѣйшихъ въ свѣтѣ особъ. Я почту себя чрезвычайно щастливою, естьли когда мы гораздо короче познакомимся я буду казаться хотя въ половину столь любви достойною въ глазахъ ея, сколько она въ моихъ. Не ревнуй тому, дражайшая моя Люція; я имѣю толь пространное сердце, что могу помѣстить въ оное пять или шесть нѣжныхъ пріятельницъ моего пола; такъ, любезная моя, когда бы ты предполагала тому любовь другаго роду, на примѣръ, которую я долженствую оказывать супругу при моемъ выборѣ, естьли на конецъ рѣшусь выдти за мужъ, то и та любовь никогда дружбѣ не воспрепятствуетъ.

Возвратимся къ брату, къ великодушному моему избавителю. Ты предупредила меня, любезная Люція, чего я должна опасаться отъ твоего проницанія. Я увѣрена, что ты съ нетерпѣливостію желаешь наслаждаться смущеніемъ моего сердца въ такомъ описаніи, которое я хочу начертать о человѣкѣ, которому до чрезвычайности обязана. Что ты скажешь, естьли наше ожиданіе будетъ тщетно, и естьли я, не взирая на то, не отдамъ справедливости такимъ совершенствамъ, коимъ я никогда и ничего подобнаго не знала? Что ты скажешь, естьли въ томъ человѣкѣ, котораго достоинству удивляюсь, усмотрю я такіе недостатки, коихъ не примѣтила въ сестрѣ его? Надмѣнная Генріеттта! я воображаю себѣ, что ты говоришь: продолжай свое повѣствованіе, и оставь на наше попеченіе тебя проникнуть; остерегайся также, чтобъ недостатки, которые ты стараешься усмотрѣть, не были бы тебѣ предметомъ къ измѣненію твоихъ чувствованій. Я чистосердечно тебя благодарю за таковую предосторожность, дражайшая моя; но я ни какой въ ней не обходимости не усматриваю. Перо мое послужитъ къ начертанію чувствованій моего сердца; и естьли онъ покажется для меня толико же честенъ, сколько осмѣливаюся я сказать, кажется онъ честенъ всякому человѣку; то я ничего не опасаюсь, ни твоего проницанія, ниже дяди моего Сель6и, которой для меня гораздо еще страшнѣе.

Естьли ты хочешь знать Кавалера Грандиссона относительно къ его виду; то онъ настоящій красавецъ. Его талія нѣсколько выше посредственной, и совершенной препорціи. Лице его нѣсколько продолговато, и изъявляетъ цвѣтущее здоровье, подкрѣпляемое трудами. Цвѣтъ лица его былъ бы излишне нѣженъ для мущины, естьлибъ не примѣтила, что онъ мало берегъ его и переносилъ болѣе жаровъ, нежели холоду. И по тому не удовольствовавшисъ, объѣхать всю Европу былъ онъ въ нѣкоторыхъ частяхъ Асіи, Африки, а особливо препроводилъ весьма долгое время въ Египтѣ.

Я не знаю, какаябъ необходимость была для мущины имѣть столь прекрасные зубы и ротъ, какими Кавалеръ Грандиссонъ могъ бы хвалиться, естьлибъ токмо былъ способенъ къ таковому тщеславію.

Онъ въ видѣ своемъ имѣетъ нѣчто великаго и благороднаго, возвѣщающаго въ немъ человѣка отличнаго достоинства. Естьлибъ пленительный видъ былъ предметомъ престола, то Сиръ Карлъ мало бы имѣлъ себѣ соперниковъ. Въ блестящихъ глазахъ его… по истиннѣ, любезная моя Люція, изьявляется гораздо болѣе благородства и возвышеннаго разума нежели въ глазахъ сестры его. Пожалуйте не дѣлайте никакого заключенія, дражайшей мои дядюшка, вы знаете всѣ, что я за что почитаю красоту мущины. Впрочемъ его видъ такой величественный и соединенъ съ толикимъ чистосердечіемъ и ласковостію, что не менѣе привлекаетъ къ себѣ любли какъ и почтенія, Ето такой безподобной человѣкъ, сестра его сказала, что онъ прежде всего избѣгаетъ недовѣрчивости и скрытности, которыя обыкновенно имѣютъ особы вновь знакомящіеся. Сіе для него весьма легко; ибо во всемъ томъ, что онъ ни говоритъ и ни дѣлаетъ, онъ увѣренъ что понравится. Я ничего лишняго не прибавляю, любезная моя Люція, качай головою, сколько тебѣ угодно. Словомъ, его видъ такой свободной и учтивой, что ему совершенно естественъ, и не токмо въ его рѣчахъ и во всѣхъ его дѣяніяхъ; но и во всякомъ его поступкѣ оказывается всегда хорошій вкусъ и безпритворность, которая заставляетъ его почитать за самаго любезнѣйшаго человѣка въ свѣтѣ, хотя бы онъ не могъ отличиться многими другими преимуществами.

Сиръ Карлъ не потерялъ напрасно своего времени въ путешествіяхъ. Сестра его сказала Г. Ревсу, что онъ женившись сдѣлаетъ великое множество женщинъ нещастными, и дѣйствительно, любезная моя, онъ столько имѣетъ личныхъ качествъ, что приведетъ въ безпокойство такую женщину, которая особенныя склонности къ нему возчувствовала. Слабость почти вообще нашего пола, изьявляется къ тѣмъ мущинамъ, кои пленительнаго вида; тогда разсудокъ женщинъ управляется глазами. Я знаю что въ семъ случаѣ ты будешь мнѣ совѣтовать не увеличить число таковыхъ неблагоразумныхъ особъ. Твой совѣтъ, любезная моя Люція, не будетъ упущенъ.

Сиръ Карлъ нимало не подверженъ своенравію или премѣнчивости. Онъ всегда избѣгаетъ такихъ споровъ, которые предметомъ своимъ имѣютъ однѣ бездѣлицы; но еще болѣе удаляется онъ отъ ласкательствъ, которыя бы могли вредить его совѣсти или честности. Миссъ Грандиссонъ нѣкогда мнѣ сказала, говоря о своемъ братѣ: ни хорошій его видъ, ни порода, ни богатство, дѣлаютъ его любезнымъ тѣмъ людямъ, кои его знаютъ; но самое совершенное совокупленіе всѣхъ тѣхъ качествъ, кои существенно означаютъ честнаго человѣка. Она нѣкогда сказала мнѣ еще, что правило его жизни напечатлено въ его сердцѣ; и что, не взирая на то великое щастіе, по коему онъ нравится каждому человѣку, онъ не иначе поставляетъ разсужденіе, или одобреніе другаго, какъ во второмъ степени. Словомъ, мой братъ, присовокупила она, и сіе названіе изъявило въ ней нѣкую гордость, не можетъ ослѣпиться должною славою, ниже охлодѣвать отъ ложнаго стыда. Онъ называетъ два сіи заблужденія, величайшими сѣтьми для своей добродѣтели. Какой человѣкъ! любезная Люція, какая изящность души! и сколь совершенна женщина, могущая различать всѣ сіи дарованія между величайшими качествами своего брата! Но что значу я, въ сравненіи съ однимъ или съ другою? Однако и у меня есть обожатели. Самое бѣдное созданіе можетъ быть имѣетъ своихъ между низшими людьми. Нѣсколько здраваго разсудка можетъ намъ показать полезныя сіи сравненія; и не довольноли бы было, возвысить наши очи превыше самихъ себя и получить милость за наше уничиженіе?

Однако, мнѣ кажется, любезная моя, что Сиръ Карлъ не столько избѣгаетъ мнѣнія другихъ, сколько его сестра себѣ воображаетъ, когда она увѣряетъ, что правило его жизни напечатлено во внутренности его сердца. Во первыхъ онъ подражаетъ модамъ; онъ имъ слѣдуетъ, хотя по истиннѣ безъ всякаго пристрастія; но онъ одевается всегда богато, и благородная его физіономія получаетъ отъ того новый блескъ. Живость изъявляющаяся въ глазахъ его, сообщается всѣму его виду. Женни сказала мнѣ по довѣренности, что онъ весьма бываетъ чувствителенъ къ пригожимъ женщинамъ. Его екипажи отличнаго вкусу, а сіе происходитъ не столько отъ любви къ пышности, сколько отъ ревности, которую онъ желаетъ внушить въ другихъ, или которою онъ исполненъ самъ до такой степени, что ни кому ни въ чемъ не хочетъ уступить. Онъ обыкновенно ѣздитъ съ многочисленною свитою; а что можетъ показаться нѣсколько особеннымъ въ екипажѣ сего человѣка, то у его лошадей никогда не бываютъ хвосты обрезаны. Они завязываются просто, когда онъ куда ниестъ ѣдетъ, такъ какъ я то примѣтила возвращаясь въ Лондонъ. Ты видишь, любезная моя, что я нахожу въ немъ слабость, по крайней мѣрѣ въ наружности его, и сіе для того чтобъ казаться тебѣ безпристрастною, не взирая на благодарность и почтеніе, коими я ему обязана. Но естьли онъ судитъ, что природа одарила благородныхъ сихъ животныхъ хвостами не для при умноженія ихъ красоты, но дабы они могли защищаться онъ безпокоющихъ ихъ насѣкомыхъ; и естьли онъ не имѣетъ другаго намѣренія какъ токмо ихъ облегчить, такъ какъ и сами его люди сказали о томъ Г. Ревсу; то думаешь ли ты, любезная моя, чтобъ сія причина была хулы достойна, и чтобъ человѣколюбіе, показываемое въ такомъ, примѣрѣ, не изьявляло ясно, чего можно надѣяться отъ столь сострадательнаго сердца въ величайшихъ случаяхъ?

Съ толико живымъ и пленительнымъ видомъ, и со всѣмъ тѣмъ блескомъ, которой я тебѣ представила въ Сирѣ Карлѣ, ты легко судить можешь, что, безъ всякаго смертельнаго ужасу, не опасалась я жестокаго поступка, коимъ была угрожаема; а естьлибъ не имѣла нималѣйшей надежды въ другомъ покровительствѣ, то тогда бы не улѣтела птичка гонимая ястребомъ слѣдуя сравненію Сира Карла, которое Г. Ревсъ мнѣ часто повторялъ, и которой съ толикою нѣжностію изображалъ мнѣ мое состояніе, что привелъ меня въ нѣкое смущеніе, когда я воспомнила о тѣхъ пагубныхъ обстоятельствахъ. По истиннѣ, любезная моя, я стыжусь даже и стѣнъ воспоминая о томъ странномъ видѣ, которой представляла я въ маскерадномъ платье, обнявшись съ молодымъ человѣкомъ…… Находишь ли ты, что ни есть ужаснѣе сей мысли? Впрочемъ не почитаютъ ли можетъ быть меня и здѣсь способною къ учиненію столь страмнаго стыда, изъ чего Сиръ Карлъ хотя изключается?

Но я нахожу нѣчто хулы достойнаго въ свойствѣ такого человѣка, коего сестра почитаетъ почти безъ недостатковъ. Сіе-то усмотрѣла я изъ ея собственныхъ словъ. Въ нѣкоторое время, когда она хвалилась что имѣетъ откровенное сердце, она мнѣ сказала, что не взирая на то, весьма сожалѣетъ, что не въ состояніи была разсмотрѣть себя яснѣе въ такомъ случаѣ, въ которомъ ея братъ принималъ ея откровенности хладнокровно. Она присовокупила, что не показывая никакого вида къ любопытсву, онъ имѣлъ природное дарованіе извлекать изъ сердца другаго человѣка то, чего со всѣмъ даже и не помышляютъ ему сообщать, и что она сама не чувствительно обольщаема бываетъ благопривѣтливымъ видомъ и ласковою улыбкою, съ коими онъ принималъ великое удовольствіе ее слушать: и что приведена будучи въ нѣкое замѣшательство посреди того повѣствованія, которое начала разсказывать не имѣвши къ тому нималѣйшаго намѣренія, она пожелала употребить все свое искуство, дабы склонить его изьясниться о нѣкоторыхъ обстоятельствахъ, кои, казалось ей, онъ отъ нее скрываетъ; но при всемъ своемъ искуствѣ, она отчаялась въ томъ успѣть.

Боже милостивый! Вскричала я, взирая на Миссъ Грандиссонъ, гдѣ я? Я тотчасъ остановилась, приводя себѣ на память, не сказала ли я чего неблагопристойнаго ея брату.

Дѣйствительно, любезная моя, сія скрытность къ такой сестрѣ, какъ Миссъ Грандиссонъ, и въ столь важныхъ обстоятельствахъ, которыя она желала съ нетерпѣливостію знать, весьма не простительна Сиру Карлу. Пріятельница! Сестра! Для чегожъ сохранятъ тайну съ дной стороны, когда оная не сохраняется съ другой? По видимому Сиръ Карлъ не болѣе будетъ имѣть довѣренности и къ супругѣ своей. Впрочемъ бракъ не составляетъ ли высочайшую степень человѣческой дружбы? Можешь ли ты вообразить себѣ, любезная моя, чтобъ тайна могла сохраняться между друзьями? Сестра его, не познавая въ немъ никакихъ недостатковъ, старается его извинить, и думаетъ, что онъ, познавши всю ея внутренность не имѣетъ другаго намѣренія, какъ токмо быть еще болѣе ей полезнымъ. Но ты по крайней мѣрѣ можешь заключить изъ моего наблюденія, что до какой бы степени ни была я обязана Сиру Карлу моею благодарностію, однако сужу о немъ безъ всякаго пристрастія. Мнѣ совершенно невозможно почесть его извинительнымъ, естьли онъ имѣетъ къ великодушной своей сестрѣ такую недовѣрчивость и скрытность, коихъ она къ нему не имѣетъ. Въ обращеніи, которое я ласкаюсь продолжать далѣе съ достойными моей привязанности друзьями, по крайней мѣрѣ естьли ихъ милость не охладѣетъ къ тѣмъ, коихъ они осыпаютъ всякими благодѣяніями, буду тщательно присматривать надъ всѣмъ поведеніемъ сего чрезвычайнаго человѣка; надѣясь однако найти его толико же совершеннымъ какъ о немъ и говорятъ, въ томъ единственно намѣреніи, дабы смѣло его хвалить, такъ какъ превосходная его сестра будетъ за всегда составлять предметъ моего удивленія. Естьли я усмотрю въ Сирѣ Карлѣ хотя нѣкія непростительныя погрѣшности; то не сумнѣвайся, чтобъ моя благодарность не учинилась равнодушною. И тотъ, коего я наименовала, одинъ будетъ въ силахъ защитить мое сердце, естьли я когда ни есть почувствую, что моя благодарность ввергаетъ оное въ опасность.

Теперь, дражайшей мой дядюшка, не имѣю ли я права просить у васъ нѣкоей справедливости для вашей племянницы! я увѣрена, и весьма увѣрена, что нималой не имѣю причины недовѣряться моему сердцу. естьли я примѣчу, что оно мнѣ измѣняетъ, то откровенно и съ великимъ удовольствіемъ увѣдомлю о томъ любезную Люцію. И такъ, дражайшей мой дядюшка не укоряйте меня едиными мечтательными и неосновательными догадками.

Я и половины еще не сказала изъ всего того, что желала сказать о такомъ человѣкѣ, котораго я не престану называть удивительнымъ человѣкомъ: но нѣжная дружба ощущаемая мною къ любвидостойной его сестрѣ, вспомоществовала мнѣ открыть въ немъ нѣкоторые недостатки, и мое безпристрастіе завело меня столь далеко, что я съ трудомъ могла возвратиться къ первому содержанію. Здѣсь я остановлюсь; ибо сіе письмо такъ уже продолжительно, что я намѣрилась остальное изъяснишь въ другихъ извѣщеніяхъ, коими я не перестану тебя отягощать.