Текст книги "Английские письма или история кавалера Грандисона"
Автор книги: Сэмюэл Ричардсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 69 страниц)
Увы! любезная Люція, сіе происходило не отъ гнѣва; ето изьявляло отчужденіе ума, и заблужденіе разсудка; однако къ величайшему моему щастію я находилась въ такомъ состояніи, которое избавило меня отъ лишенія чувствъ, поелику мерзавецъ клялся, что лишеніе чувствъ спасти меня не можетъ! Продолжайте, продолжайте, возразилъ онъ повторительно, и священникъ началъ опять читать молитву. Я прервала его укоряя въ жестокомъ злоупотребленіи, имени Божія, и святости своего долга. Потомъ я обратилась къ двумъ молодымъ дѣвицамъ, прося отъ нихъ сожалѣнія, я имъ представила чѣмъ онѣ обязаны своему полу. Я требовала отъ нихътакого вспомоществованія, которое бы онѣ пожелали и для самихъ себя, естьлибъ съ ними потупили съ подобнымъ сему варварствомъ. Выраженія моей скорби были столь трогательны, что извлекли изъ очей ихъ слезы, да и сама мать казалась тѣмъ тронута. Но неимѣющей жалости Гарграфъ приказывалъ только продолжать, и я не имѣла уже другой помощи какъ только прерывать чтеніе священника каждый разъ какъ онъ начиналъ читать, я весьма удивляюсь что имѣла силу стоять на ногахъ, я вся была воспламенена. Рука моя, которая почти во все сіе время держима была руками жестокаго, и сжимаема съ чрезвычайнымъ насиліемъ стола онемѣла, что я уже болѣе ее и не чувствовала. Другую подняла я къ Небу, призывая его во свидѣтельство толь безпримѣрнаго варварства, умоляя его о смерти, и повторяя что я предпочла бы оную тысячекратно несносному моему мученію. Помощникъ, пребывавшей до того въ молчаніи, предложилъ, чтобъ мнѣ зажали ротъ, дабы я не въ состояніи была приносить моихъ жалобъ, и я не знаю, что бы могъ произвесть сей ужасной совѣтъ. Но старая госпожа опровергнувъ таковое намѣреніе съ довольною твердостію, просила Сира Гарграфа; оставить меня на нѣсколько минутъ съ нею и ея дочерьми. Такъ, такъ, сказалъ священникъ, должно оставить всѣхъ госпожъ вмѣстѣ. Нѣсколько разсужденій приводитъ иногда человѣка въ разумъ.
Сиръ Гарграфъ оставилъ мою руку; а госпожа Оберри тотчасъ взявъ ее повела меня въ ближній кабинетъ. Ея двѣ дочери слѣдовали за нами. Пришедши въ оной я совершенно лишилась чувствъ. Соль и оленій рогъ опять употреблены тутъ были къ моему облегченію. Какъ скоро женщины примѣтили что я въ состояніи была ихъ слушать; то представляли мнѣ богатство Сира Гарграфа. Я отвѣчала имъ, что оное презираю. Онѣ уважили честность его чувствованій; а я, не преодолимое къ нему свое отвращеніе. Онѣ восхваляли пріятности его вида: а я имъ сказала, что онъ глазамъ моимъ представляется самымъ безобразнѣйшимъ и ненавистнѣйшимъ изъ всѣхъ человѣковъ. Наконецъ онѣ говорили мнѣ о опасности, коей я подвержена, и о великомъ затрудненіи, которое онѣ должны имѣть защищая меня еще отъ гораздо жесточайшаго поступка. Затрудненіе! вскричала я. Какъ, сударыня! развѣ сей домъ не принадлежитъ вамъ? Развѣ не имѣете вы сосѣдей и не можете просить у нихъ помощи? Я обязуюсь прислать вамъ тысячу гвиней въ сію же недѣлю тысячу гвиней, дражайшія мои госпожи! Я клянусь вамъ въ томъ моею честностію, если вы меня спасете отъ такого насилія, которому честныя женщины никогда не могутъ способствовать.
Гонители мои, которые не далеко отъ насъ находились, безъ сумнѣнія слышали нѣкоторую часть сего разговора. Въ самую ту минуту Сиръ Гарграфъ появился, изьявляя на воспламененномъ лицѣ своемъ гнѣвъ, или злость. Онъ укорялъ себя передъ тремя женщинами, за то, что столь долгое время ихъ обеспокоивалъ; что онѣ могутъ удалиться, и оставить его съ особою ему принадлежащею. Госпожа Оберри отвѣчала ему, что она не можетъ отъ меня отойти. Я увѣренъ, возразилъ онъ, что вы и ваши дочери окажете для меня сіе снисхожденіе; и взявъ меня за руку, Миссъ Биронъ, сказалъ онъ мнѣ рѣшительнымъ голосомъ, вѣрьте что вы принадлежать будете мнѣ. Ваши Гревили, сударыня, Фенвичи и Ормы, когда узнаютъ, какихъ мнѣ стоило затрудненій и издержекъ овладѣть вами, почтутъ меня превосходящимъ ихъ… Въ жестокости, Г. мой, не могла я воздержаться, чтобъ не прервать рѣчь его симъ отвѣтомъ, и самый лютый тигръ не можетъ съ вами въ томъ сравниться. Въ жестокости! сказалъ онъ мнѣ надмѣннымъ голосомъ. Не ужели Миссъ Биронъ говоритъ о жестокости! Вы, сударыня, начавъ говоришь съ наглостію: торжествуя съ пренебреженіемъ надъ великимъ множествомъ презренныхъ вами любовниковъ, вспомните только какимъ, образомъ вы со мною поступали, когда я стоялъ на колѣнахъ, унижаясъ предъ вами какъ самый подлый человѣкъ, я на колѣняхъ просилъ вашего сожаленія! Тронула ли моя преданность нечувствительное ваше сердце? Неблагодарная и гордая красавица! однако я васъ не уничижаю: берегитесь! Я нимало не помышляю васъ уничижитъ. Мое намѣреніе, сударыня, состоитъ въ томъ, дабы васъ возвыситъ, обогатить, и возвести на высочайшую степень благополучія… Но естьли вы будете сопротивляться и отвергать ту руку, которую я вамъ предлагаю… Онъ хотѣлъ поцѣловать мою руку; но я отдернула оную съ негодованіемъ. Онъ старался ухватишь у меня другую; но я обѣ отдернувъ держала за спиною. Онъ тотчасъ протянулъ шею, чтобъ похитить у меня поцѣлуй, но я тотчасъ оттолкнула отъ себя ненавистную его харю. Прелестная дѣвица! вскричалъ онъ съ страстнымъ голосомъ, и вдругъ называя меня жестокою, гордою и не благодарною онъ клялся Небомъ, что естьли я теперь не приму руки его; то онъ рѣшится меня уничижить.
Выдте, сказалъ онъ тремъ женщинамъ; сдѣлайте милость, выдте. Она будетъ госпожей Поллексфенъ; или всѣмъ тѣмъ чѣмъ пожелаетъ: оставте меня на единѣ съ нею.
Сей злодѣй взявъ за руку мать и двухъ дочерей повелъ ихъ къ дверямъ кабинета. Я обнявъ ту женщину, которая ближе всѣхъ отъ меня находилась, вскричала съ изумленіемъ: вы не должны меня оставлять. Развѣ сей домъ не принадлежитъ вамъ? Освободите меня изъ жестокихъ рукъ его, я клянусь всѣмъ тѣмъ что ни есть священнѣйшаго раздѣлить мое имѣніе съ вашею семьею. Онъ насильно отдернулъ меня отъ той женщины, которая находилась въ моихъ объятіяхъ. Онѣ всѣ трое вышли, будучи принуждаемы такимъ насильствіемъ, съ коимъ онъ ихъ понуждалъ; но можетъ быть и изъ снисхожденія къ нему. Находясь въ смятеніи, я ухватилась опять за ту женщину, которая шла позади. Я ее просила, заклинала ее, присовокупя къ тому усильнѣйшія прозьбы, не оставлять меня; я видя ее выходящую, я хотѣла уйти съ нею. Но варваръ, поспѣшивъ затворить двери, когда уже я переступила черезъ порогъ, такъ сильно ударилъ меня оными по головѣ, что въ туже минуту потекла у меня изъ носа ручьями кровъ. Я испустила томнымъ голосомъ крикъ: онъ ужаснувшись вострепеталъ. Чтожъ касалось до меня: то я столь мало приведена была тѣмъ въ страхъ, что оборотясь къ нему, я его спросила, доволенъ ли онъ тѣмъ? и поздравила его съ тѣмъ щастіемъ, что лишилъ меня жизни. По истиннѣ, глаза мои помрачились; я чувствовала въ головѣ боль, а руки мои были какъ бы переломаны. Однако, дабы все клонилось къ его ненависти, я должна признаться, что онъ не хотѣлъ мнѣ вредить. Скорьбь моя столь была чувствительна, что съ нѣсколько минутъ, находясь въ безчувствіи, я бросилась на ближайшей стулъ. И такъ, вы меня убили повторила я, очень хорошо, вы меня убили собственною своею рукою. Теперь уже вы удовлетворили свое желаніе: и видя, что онъ колебался исполненъ будучи нѣжностію и страхомъ: такъ, присовокупила я, вы должны теперь стенать о жребіи злощастной дѣвицы, которой смерти вы причиною. По истиннѣ, я почитала себя смертельно раненою. Я вамъ прощаю, сказала я ему, призовите токмо госпожъ. Удалитесь, Т. мой, удалитесь. Я хочу здѣсь токмо видѣть особъ моего пола. При семъ голова моя закружилась; глаза мои ничего уже болѣе не различали, и совершенно лишилась чувствъ.
Послѣ сего увѣдомили меня, что онъ находился въ ужаснѣйшемъ уныніи. Онъ заперъ изъ внутри двери; и съ нѣсколько минутъ не имѣлъ смѣлости ихъ отворять. Между тѣмъ женщины, услышавшія печальныя восклицанія, и прибѣгши съ великимъ безпокойствіемъ, застучали въ двери. Тогда онъ поспѣшилъ оныя отворить, проклиная самъ себя. Онъ заклиналъ ихъ подать мнѣ вспомоществованіе, когда еще не поздо. Онѣ мнѣ сказали, что смертная блѣдность разпростерлась на лицѣ моемъ, и что первыя ихъ движенія состояли токмо въ единыхъ вопляхъ. Кровь во мнѣ остановилась. Но извергъ и посреди своихъ ужасовъ не позабылъ о своей безопасности; онъ взялъ окровавленной мой платокъ, опасаясь чтобъ оный не послужилъ противъ него доказательствомъ, естьли по нещастію я умру, и вышедши въ другую горницу, онъ бросилъ его въ огонь. Священникъ и его помощникъ были тогда у камелька, и пили горячее вино. Ахъ! государи мои, сказалъ имъ мерзавецъ, въ сію ночь не льзя ничего сдѣлать. Дѣвица совершенно въ не состояніи… Возмите ети деньги. Онъ просилъ ихъ удалиться, заплатя имъ весьма щедро за ихъ труды.
Молодая дѣвица, отъ которой я освѣдомилась о всѣхъ сихъ обстоятельствахъ, присовокупила, что выходя изъ покоевъ, они предложили, что желаютъ до завтра остаться, лишь бы только былъ разскладенъ хорошій огонь, и чтобъ не было недостатку въ водкѣ; но она имъ отвѣтствовала, что молодая особа уже скончалась, и что ихъ услуги были безполезны: отъ чего будучи приведены въ великой ужасъ, они сказали, что уже время имъ ѣхать, и что они надѣются,поелику они не виноваты въ разсужденіи моей смерти, и не имѣли другаго намѣренія какъ токмо услужить Сиру Гарграфу, что ихъ имена не будутъ помѣщены въ тяжбахъ, могущихъ посему дѣлу случиться.
Пришедши въ чувство, я усмотрѣла себя среди трехъ женщинъ, но покрыта вся хладнымъ потомъ, и въ толь сильномъ трепетаніи, коему не могла противиться. Въ кабинетѣ тогда не было свѣчи. Онѣ повели меня къ тому камельку, отъ котораго отошли священники. Онѣ посадили меня въ большія кресла; ибо я еще въ не состояніи была стоять. Помощь, которую онѣ мнѣ подавали, состояла въ томъ, что терли мнѣ виски крѣпкими спиртами. Какъ ты думаешь, дражайшая моя Люція, о свойствѣ такихъ людей, кои въ состояніи столь жестоко играть здоровьемъ и благополучіемъ злощастныхъ дѣвицъ, къ которымъ они почитають себя исполненными любовію? Я страшусь, что можетъ быть никогда не приду въ прежнее мое состояніе. Я еще не совсѣмъ избавилась отъ беспамятствъ и не большихъ судорожныхъ припадковъ, кои еще причиняютъ мнѣ боль.
Мать и старшая ея дочь вскорѣ меня оставили, и пошли къ Сиру Гарграфу. Я не иначе могу судить о ихъ обьявленіяхъ, какъ по тѣмъ дѣйствіямъ, которыя они произвели. Но младшая сестра, оставшись со мною, отвѣчала на всѣ мои вопросы съ великимъ, по видимому, чистосердечіемъ и жалостію. Сказавши мнѣ, что она весьма удивляется моему отказу столь богатому человѣку, и толико хорошаго вида какъ Сиръ Гарграфъ; она присовокупила, что я нахожусь въ такомъ домѣ, въ коемъ чрезвычайно стараются сохранить доброе имя; что ея мать ни за какія въ свѣтѣ богатства не согласится учинить худаго дѣла; и что у ней есть братъ служащей при таможнѣ, котораго почитаютъ честнѣйшимъ офицеромъ по своей должности. Она призналась, что знаетъ того новаго человѣка, котораго я приняла къ себѣ въ службу, и весьма выхваляла его вѣрность, которую онъ оказывалъ всѣмъ тѣмъ господамъ, у коихъ служилъ прежде нежели нанялся у меня, какъ будто бы вся заслуга служителя состояла въ слѣпомъ повиновеніи. Г. Вильсонъ, сказала она мнѣ, человѣкъ весьма пріятнаго вида и со временемъ можетъ сыскать себѣ щастіе и учиниться нѣкогда хорошимъ мужемъ. Я тотчасъ примѣтила, что сія молодая и невинная дѣвушка влюблена была въ сего безчестнаго лицемѣра. Она съ великою горячностію его защищала. Она меня увѣряла, что онъ человѣкъ честной, и что естьли онъ когда ни есть дѣлалъ худо, то конечно по приказанію тѣхъ, кои щедро ему платили за его къ нимъ повиновеніе. Они за то ручаются, присовокупила она; вы ето знаете, сударыня.
Наши разговоры были прерваны тогда, когда я надѣялась получитъ новыя отъ нее освѣдомленія; ибо я узнала, что сей Вильсонъ былъ въ семъ дѣлѣ главнымъ начиньщикомъ. Но старшая дочь вошедши къ намъ позвала свою сестру, а Сиръ Гарграфъ тотъ же часъ появился.
Онъ взялъ стулъ, на которой сѣлъ подлѣ меня, сложа ноги на крестъ, облокотясь на колѣно, и наклоня свою голову столь низко, что поддерживалъ оную рукою; онъ не говорилъ ни слова, но токмо кусалъ свои губы; онъ посмотрѣвши на меня не много обратилъ свои глаза на другую сторону; онъ обращалъ ихъ опять на меня, и сія его игра продолжалась разъ пять или шесть, какъ будто бы помышлялъ онъ о какомъ ниесть зломъ намѣреніи. Презрительной человѣкъ! подумала я въ себѣ трепеща отъ сего страннаго молчанія, и ожидая какого ни есть новаго дѣйствія. Наконецъ я рѣшилась ему говорить съ толикою кротостію, сколько мнѣ было можно, опасаясь на себя навлечь новыя оскорбленія.
И такъ, Г. мой, неужели вы были въ состояніи столь далеко простирать свое насиліе противъ такой дѣвицы, которая не причинила, да и не помышляла никогда причинить вамъ зло? Я остановилась. Онъ ничего не отвѣчалъ.
Не ввергнули ли вы въ величайшія мученія господина и госпожу Ревсъ? Сердце мое обливается за нихъ кровію. Я опять остановилась. Онъ пребывалъ въ молчаніи.
Я ласкаюсь, Г. мой, что вы сожалѣете о нанесенныхъ вами мнѣ и моимъ друзьямъ нещастіяхъ. Я ласкаюсь Г. мой…
Онъ прервалъ рѣчь мою ужасными заклинаніями. Я замолчала, думая что онъ будетъ продолжать далѣе; но онъ ничего къ тому не присовокупилъ, перемѣня токмо свое положеніе, и вскорѣ опять принявъ первое.
Женщины сего дома, Г. мой, кажутся весьма честными людьми. Я ласкаюсь, что вы намѣрены были токмо меня устрашить. Привесть въ честное мѣсто, есть справедливое доказательство, что ничего худаго не заключалось въ вашихъ намѣреніяхъ.
Онъ еще прервалъ мою рѣчь тяжкимъ вздохомъ. Я думала что онъ хочетъ мнѣ отвѣтствовать… но онъ кривлялся пошатавъ головою, и опять облокотился на руку.
Я вамъ прощаю, Г. мой, все то, что я отъ васъ ни претерпѣла. Друзья мои гораздо чувствительнѣе меня трогаютъ… Я думаю что скоро будетъ свѣтъ, и попрошу госпожъ дашь о семъ знать Г. Ревсу.…
При семъ онъ вскочилъ; Миссъ Биронъ, сказалъ онъ мнѣ, вы женщина, настоящая женщина. Онъ остановясь ударилъ кулакомъ себя по лбу, я не знала, чего должна была ожидать. Миссъ Биронъ, возразилъ онъ, вы представляете самую хитрую камедіанку, какой я еще во всю мою жизнь не видалъ. Однако я очень знаю, что прелестнѣйшая особа изъ вашего пола впадаетъ въ обмороки, и лишается чувствъ, когда ей заблагоразсудится.
Отъ сей жестокой насмѣшки я вострепетала. Онъ продолжалъ; какъ я глупъ, безуменъ и смѣха достоинъ; я сущей дуракъ! я достоинъ смерти за глупую мою легковѣрность! но я вамъ обьявляю, Миссъ Биронъ.… Онъ посмотрѣлъ на меня заблужденнымъ взоромъ, и какъ бы позабылъ что хотѣлъ сказать; онъ прошелся раза три по горницѣ. Лежать при смерти съ полчаса, сказалъ онъ про себя, и вдругъ говоритъ мнѣ столь язвительныя слова!
Я хранила глубочайшее молчаніе. Онъ возразилъ: я проклинаю свою глупость, что отослалъ священника! Я почиталъ себя болѣе свѣдущимъ о женскихъ лукавствахъ. Однако повѣрьте, сударыня, что всѣ ваши хитрости будутъ безполезны. Все то чего нельзя будетъ здѣсь сдѣлать, будетъ совершено въ другомъ мѣстѣ. Я клянусь въ томъ всевышнимъ Создателемъ.
Слезы полились изъ глазъ моихъ, и я не имѣла силы произнести ни единаго слова. Начинайте лишаться чувствъ, сказалъ мнѣ варваръ, и впадайте въ обмороки, ето для васъ ничего не стоитъ? Видъ его соотвѣтствовалъ недостойнымъ его укоризнамъ. Милосердный Боже, вскричала я, яви мнѣ свое покровительство! При семъ онъ сказалъ мнѣ токмо три слова, жребій вашъ рѣшенъ, сударыня; онъ кликнулъ служанку, которая тотъ часъ пришла держа въ рукѣ капоръ. Она шепнула ему на ухо нѣсколько словъ, чемъ онъ весьма былъ доволенъ. Какъ скоро она вышла, то онъ подошелъ ко мнѣ съ капоромъ. Я задрожала, и чувствуя изнеможеніе силъ ухватилась за стулъ, дабы удержаться. Вашъ жребій рѣшенъ, повторилъ онъ твердымъ голосомъ. Наденьте сей уборъ, наденьте его и лишайтесь чувствъ, когда почтете то необходимымъ.
Ради Бога, Сиръ Гарграфъ.
Ради Бога, Миссъ Биронъ. Я знаю гораздо безопаснѣйшіи мѣста нежели сіе, гдѣ можетъ быть я буду имѣть нѣсколько болѣе надъ вами власти; еще повторяю я вамъ, наденьте сей уборъ. Еще не поздо; ваше снисхожденіе можетъ обратиться въ вашу пользу.
Я начала кликать женщинъ. Онъ мнѣ отвѣчалъ, что ихъ уже нѣтъ; и въ ту же минуту кликнулъ двухъ своихъ лакѣевъ, которые тотчасъ прибѣжали. Сіе явленіе умножило мои ужасъ, я опять закричала столь громко, сколько слабость мнѣ тогда позволяла; но не могши вспомнить о именахъ женщинъ, я только произносила; сударыня…… Миссъ.… но столь тихо, что не можно было далеко разслышать голоса. Наконецъ на мои крики пришла старшая дочь. О! дражайшая Миссъ, сказала я ей запыхиваясь, сколь я благополучна что васъ опять вижу! И для меня равномѣрно, сказалъ извергъ. Онъ просилъ сію молодую дѣвицу надѣть на меня капоръ. За чемъ? вскричала я. Что хотятъ со мною дѣлать? Я его не надѣну; но чудовище, обнявши меня обѣими руками столь сильно сжалъ меня оными, и въ томъ еще мѣстѣ, въ коемъ я чувствовала величайшую боль; что не могла удержаться отъ крику, а молодая Миссъ пользуясь таковою удобностію надѣла на мою голову капоръ.
Теперь, Миссъ Биронъ, сказалъ мнѣ мои тиранъ, будьте спокойны, приходите въ ярость, или имѣйте прибѣжище къ своимъ обморокамъ, для меня все равно; а обмороки болѣе еще могутъ споспѣшествовать моимъ намѣреніямъ. Сударыня, сказалъ онъ молодой дѣвушкѣ, прикажите быть всѣмъ въ готовности. Она вышла со свѣчею. За время ея отсудствія онъ кликнулъ одного лакѣя, которой и пришелъ держа епанчу. Варваръ взявъ у него епанчу, выслалъ всѣхъ людей вонъ, назнача каждому свое мѣсто. Дражайшая моя, сказалъ онъ мнѣ тогда съ насмѣшкою, въ которой я усмотрѣла наглой его видъ, вы сами можете рѣшить свой жребій, естьли ни въ чемъ затрудненія не имѣете. Онъ обернулъ меня епанчею. Я начала плакать и приносить жалостныя прозьбы. Я бросилась къ ногамъ его, но тигръ, какъ Г. Гревиль по справедливости его называетъ, нималѣйшаго не оказывалъ ко мнѣ вниманія. Онъ всячески старался обертывать меня епанчею, и таща за руку принудилъ меня за собою слѣдовать даже до воротъ. Здѣсь ожидала меня карета заложенная шестернею, а старшая дочь стояла у воротъ со свѣчею. Я заклинала ее помочь мнѣ и удержать въ своемъ домѣ. Я кричала изъ всей силы призывая на помощь ея мать и сестру. Я съ преданностію просила, дабы мнѣ было позволено сказать хотя четыре слова ея матери; но мнѣ никто не внималъ, и не взирая на всѣ мои просьбы, мои усилія, и на все мое сопротивленіе, меня привлекли къ каретѣ.
Я увидѣла около кареты нѣсколько верьховыхъ людей, между коими примѣтила безчестнаго моего Вильсона, и слѣдствіе доказало, что я въ томъ не обманулась. Сиръ Гарграфъ ему сказалъ, входя ко мнѣ въ карету: ты знаешь, что долженъ отвѣтствовать, естьли повстрѣчаются какіе ни есть наглецы.
Я опять начала кричать, видя себя звѣрски ухваченною поперекъ спины, и брошенную съ таковою же жестокостію въ карету. Но крики мои еще болѣе увеличились, когда я увидѣла моего хищника сидящаго подлѣ меня. Жестокой мнѣ сказалъ: кричите, кричите, естьли вамъ угодно, сударыня. Онъ былъ такъ подлъ, что передразнивалъ меня, блея какъ баранъ. Не задушила ли бы ты его своими руками, дражайшая моя Люція? Послѣ такого ругательства, онъ присовокупилъ какъ бы торжественнымъ голосомъ: и такъ я теперь учинился совершеннымъ властелиномъ надъ Миссъ Биронъ! Но, видя что я неперестаю кричатъ, онъ зажалъ мнѣ ротъ своею рукою съ такою силою, что я принужденна была нѣсколько разъ кусать у себя губы. Кучеръ, которой безъ сумнѣнія получилъ уже отъ него наставленія, не ожидалъ другаго приказу и ударилъ по лошадямъ; и такъ твоя Генріетта отправилась въ путь.
Но какъ намъ должно было далеко ѣхать улицею; то я разсматривая въ темнотѣ домы прокричала раза съ два или три призывая къ себѣ на помощь. Но подъ тѣмъ видомъ дабы меня не простудить, Сиръ Гарграфъ повязалъ мнѣ на шею платокъ, и закрылъ мнѣ онымъ все лице, лобъ и ротъ. Потомъ закрывалъ меня епанчею гораздо тщательнѣе прежняго, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ во время сего упражненія, сжать мои руки изъ всей силы, такъ, чтобъ я оными не могла дѣйствовать; и когда онъ связалъ меня почти всю по своему желанію, то взялъ лѣвою своею рукою, обѣ мои руки, а правою обхвативши поперекъ, держалъ меня на скамейкѣ. И такъ, изключая небольшаго отверстія, которое я иногда дѣлала себѣ движеніемъ своей головы, совершенно была я закрыта.
Въѣжжая въ другую деревню, услышала я шумъ и громко закричала, стараясь всячески выдернуть свои руки; тамъ карета остановилась, и я ясно слышать могла около себя много голосовъ. Какую ощутила я надежду! Но, увы! оно недолго продолжалось. Одинъ изъ его людей, коего я почла за Вильсона, отвѣчалъ за всѣхъ прочихъ, что это былъ ихъ господинъ, везущей свою жену изъ Лондона, откуда онъ съ великимъ затрудненіемъ могъ ее удалитъ отъ непристойностей. Его господинъ самый добродѣтельнѣйшей изъ всѣхъ мужей, присовокупилъ къ тому подлый лицемѣръ, на противъ того, естьли признаться чистосердечно, наша госпожа самая безчестнѣйшая из всѣхъ женщинъ. Я опять закричала. Такъ, такъ, сказалъ одинъ изъ незнакомыхъ, кричи сколько хочешь,естьли ты столь безчестна. О бѣдномъ твоемъ мужѣ должно жалѣть. И въ сію же минуту карета тронулась съ мѣста. При семъ случаѣ жестокой мой стражъ громко захохоталъ, прижавъ меня къ себѣ. Слышите ли о комъ говорятъ? сказалъ онъ мнѣ: ето объ васъ, любезная моя: вы безчестная женщина. Онъ началъ смѣятся; выхваляя себя въ своихъ изобрѣтеніяхъ; онъ презиралъ и нимало не боялся Гревиля, Орма, Фенвича,и всѣхъ таковыхъ ревнивцевъ. Не забавная ли ето будетъ исторія, присовокупилъ онъ, любезная моя Биронъ, когда вы выдите изъ всѣхъ своихъ опасеній?
Я многократно лишалась чувствъ. Я изъ милости просила снять съ лица моего платокъ. Когда же мы проѣхали деревню, и почти удалены были отъ всего свѣта; то онъ согласился спустить платокъ покрывавшей глаза мои: однако не переставалъ держать оный у моего рта, такъ что изключая нѣсколькихъ минутъ, въ кои я усиливалась, шатая головою, нѣсколько высунуть свой ротъ, не могла я явственно выговорить ни единаго слова. Я и теперь еще чувствую отъ того ужасную боль у обѣихъ сторонъ шеи.
Занавѣски у оконъ каретныхъ почти во все время были опущены; и я догадалась что мы подъѣжжаемъ къ какому ни есть селенію, по тѣмъ попеченіямъ, съ коими онъ скоро возобновилъ жестокія свои предосторожности, закрывая мои глаза, дабы я ничего не видѣла, и лишая меня голоса. За нѣсколько времени передъ встрѣчею съ моимъ избавителемъ, я узнала по мостовому стуку что мы приѣхали въ городъ, и съ великою проворностію выдернула одну мою руку, дабы содвинуть платокъ, коимъ я была обвязана и закричала изъ всей моей силы. Но онъ толико исполненъ былъ варварствомъ, что въ ту же минуту зажалъ мнѣ ротъ своимъ платкомъ столь сильно, что я едва было отъ того не задохлась; еще и теперь чувствую отъ сего насилія, такъ какъ и отъ многихъ другихъ его жестокостей великую боль.
По истиннѣ, онъ иногда мнѣ извинялся въ той жестокости, къ которой онъ былъ принуждаемъ чрезвычайнымъ моимъ упорствомъ. Великое нещастіе для меня, сказалъ онъ, когда я учинюсь женою такого человѣка, какъ онъ, Вамъ должно на сіе рѣшиться, повторялъ онъ нѣсколько разъ, или на что ни есть еще худшее. Все ваше сопротивленіе тщетно; я клянусь Небомъ, что отомщу вамъ за нанесенное вами мнѣ смущеніе! Вы не сохраняете въ разсужденіи меня умѣренности, Миссъ Биронъ: будь я проклятъ, естьли сохраню оныя и съ вами! Я ни мало о его звѣрствѣ не сумнѣвалась. Ею любовь не имѣла никакой нѣжности. Какъ же могла бы я согласиться, по оказаніи мнѣ столъ малаго угожденія, на такія варварскія поступки, и со стороны столь ненавистнаго человѣка? Колико была бы я подла, естьлибъ могла учинить сугубое преступленіе, то есть: предать забвенію то, чѣмъ я самой себѣ обязана?
Проѣжжая далѣе, я легко могла догадаться, по движенію кареты, что мы ѣдемъ по шероховатой и неровной дорогѣ; онъ освободилъ мои руки, желая со мной помириться, и позволишь мнѣ свободно смотрѣть во всю остальную дорогу, естьли я перестану токмо кричать. Но я ему обьявила, что не соглашусь дать такое одобреніе его насильствіямъ. Карета тогда остановилась. Одинъ изъ его людей подошедши къ дверцамъ подалъ своему господину не большую коробочку, въ коей находились нѣкія закуски. Онъ меня просилъ, скушать что ни есть такое, которое былобъ по моему вкусу; но я столько же не имѣла позыву къ пищѣ сколько и смѣлости. Я отвѣчала, что кушанье, коего я наѣлась вчерась, конечно было послѣднѣе въ моей жизни. Чтожъ касается до него, то онъ ѣлъ съ великою жадностію, продолжая оскорблять меня насмѣшками. А какъ онъ позволилъ мнѣ свободно смотрѣть на свѣтъ, то я ясно могла видѣть, что нахожусь въ весьма просгоранномъ полѣ, и въ отдаленіи отъ большой дороги. Я не навѣдывалась уже, гдѣ кончится мое путешествіе. Естьлибъ мнѣ оставалась хотя малѣйшая надежда къ избѣжанію, то конечно произошло бы сіе при переѣздѣ черезъ городъ; но, я мало могла тѣмъ ласкаться. Я весьма была увѣрена что въ какоебъ мѣсто они меня ни привезли, то конечно употребятъ въ ономъ новыя гоненія. Я рѣшилась лучше умереть, нежели согласиться принять его руку. Но при всемъ томъ, я чрезвычайно страшилась дабы паки не лишиться чувствъ; и всячески старалась, сколь было можно, менѣе отвѣтствовать на его варварскія оскорбленія, дабы чрезъ то сохранить остальныя свои силы. Прежде нежели тронулись съ мѣста, онъ мнѣ сказалъ, что мое упорство заставляетъ его прибѣгнуть къ принужденію; и взявши платокъ дабы завязать мнѣ глаза, онъ осмѣлился раза три меня поцѣловать. Я оттолкнула его съ негодованіемъ. Жестокой мучитель! вскричала я въ горести моихъ чувствованій. Судьба моя опредѣлила мнѣ, къ нещастію моему, быть въ вашей власти. Такой злой поступокъ будетъ стоить вамъ дорого, прибавила я наклоня голову въ платокъ: вы сдѣлали жизнь мнѣ несносною; я съ великимъ удовольствіемъ готова претерпѣть все то, что можетъ споспѣшествовать къ окончанію оной. Источники слезъ полились изъ глазъ моихъ. Я дѣйствительно почувствовала слабость силъ моихъ. Жестокой варваръ не имѣющей никакого сожалѣнія покрылъ мою голову и глаза платкомъ. Онъ закрылъ меня плащемъ съ величайшими предосторожностями. Онъ держалъ обѣ мои руки въ своихъ, и я переносила все сіе безъ малѣйшаго сопротивленія.
Мы не болѣе четверти часа проѣхали, какъ карета наша остановилась по причинѣ спору между кучеромъ Сира Гарграфа и кучеромъ другой кареты заложенной шестернею. Въ тогдашнемъ моемъ состояніи, я не могла вдругъ отгодать, отъ чего происходитъ сей шумъ; но какъ Сиръ Гарграфъ высунулъ въ то время голову въ окошко, то я вырвала отъ него одну мою руку. Я услышала голосъ человѣка, которой приказывалъ своему кучеру кричать, чтобъ дали дорогу. Какъ скоро одна рука стала у меня свободна; то я приподняла платокъ отъ моего рта выше глазъ, и закричала изъ всея силы: помогите, помогите! Тотъ же голосъ, которой по щастію моему былъ голосъ моего избавителя, приказалъ кучеру Сира Гарграфа остановиться; а Сиръ Гарграфъ напротивъ того приказывалъ ему съ угрозами и ужасными проклятіями продолжать путь несмотря ни на какія сопротивленія. Проѣзжающей говорилъ тогда съ моимъ хищникомъ, называя его по имени и укоряя его въ зломъ предпріятіи. Но сей мерзавецъ отвѣчалъ, что я была его жена, которую онъ заблагоразсудилъ захватить, поймавши ее въ преступленіи. О ужасной вымыселъ! и которая хотѣла уже бѣжатъ изъ маскерада съ своимъ обожателемъ. Онъ снялъ покрывавшую меня епанчу, дабы показать ему въ утвержденіе мое платье. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! прокричала я разъ съ пять или шесть: мое смущеніе лишило меня дыханія продолжать мой крикъ. Я простерла мои руки прося покровительства и сожалѣнія. Извергъ человѣческаго рода всячески старался зажать мнѣ ротъ платкомъ, которой я опустила подъ мой подбородокъ, и звѣрски мнѣ наговорилъ нѣсколько жестокихъ ругательствъ. Но проѣзжающей не удовольствовавшись тѣмъ изъясненіемъ, пожелалъ знать сіе отъ самой меня, не взирая на ярость Сира Гарграфа, которой съ презрительнымъ видомъ и угрозами спрашивалъ его, какой онъ человѣкъ? Онъ меня спросилъ, справедливо ли то, что я его жена? О! нѣтъ! нѣтъ; я болѣе не въ состояніи была отвѣтствовать. Я признаюсь, что 6удучи ободрена физіономіею моего избавителя нимало не колебалась и въ ту же минуту бросилась я въ его руки,хотя въ другомъ случаѣ я бы весьма опасалась учинить сіе, смотря по его лѣтамъ. Колико была бы я нещастна, когдабъ избавившись изъ рукъ одного изверга, впала въ руки другаго, и естьлибъ вторый Гарграфъ употребилъ во зло священное названіе покровителя, присоединя къ тому преступленіе, измѣнить моей довѣренности. Но могла ли я страшиться какого ни есть новаго злощастія, когда единая настоящая погибель занимала всѣ мои мысли?
Ты лучше понять можешь, что я не въ силахъ выразитъ того ужасу, въ коемъ я находилась, когда Сиръ Гарграфъ, выхвативъ шпагу, съ великою жестокостію нанесъ ударъ на моего защитника, произнося такія слова, по которымъ я думала что ударъ его свершился, ибо я ничего не могла съ той стороны видѣть. Но, когда я увидѣла, что онъ ухватилъ моего тирана побѣдительною своею рукою и выдернулъ его изъ кареты съ толикою силою, что карета отъ того затреслась; то едва было не лишилась чувствъ отъ радости, равно какъ и отъ ужасу. Я бросила съ себя плащь и развезала платокъ. Сиръ Карлъ Грандиссонъ обхвативъ меня руками понесъ въ свою карету; я тогда находилась не въ состояніи переступить ни единаго шага. Единыя ругательства, проклятія и угрозы Сира Гарграфа были тогда слышны. Не опасайтесь его болѣе, сказалъ мнѣ Сиръ Карлъ, не смотрите на нею, сударыня. Онъ приказалъ кучеру поберечь своего господина, которой лежалъ запутавшись ногою въ заднемъ колесѣ; и посадя меня въ свою карету тотчасъ за мною затворилъ дверцы. Онъ нѣсколько минутъ занимался осматривая вокругъ себя различныя мѣста. Потомъ приказалъ своему человѣку увѣдомить Сира Гарграфа, кто онъ таковъ, и возвратился ко мнѣ.
Онъ нашелъ меня на днѣ кареты лежащую, куда я безъ чувства упала, будучи столько же слаба сколько и устрашена. Онъ меня поднялъ. Онъ чрезвычайно старался меня успокоить съ братскою нѣжностію, и сѣвши подлѣ меня приказалъ своему кучеру возвратиться въ Кольнеброкъ. Любопытство ни малаго не произвело въ немъ желанія, чтобъ спросишь меня о моемъ приключеніи; но, дабы возстановить мои чувствія, онъ мнѣ сказалъ самымъ пріятнѣйшимъ голосомъ, что онъ хочетъ препоручить меня попеченіямъ одной изъ своихъ сестеръ, коей выхвалялъ онъ мнѣ благоразуміе и добродѣтель; а по томъ продолжалъ свой путь въ Лондонъ. Какую пріятность ощущала я во время моего пути, когда онъ поддерживалъ меня своею рукою, въ сравненіи съ руками вѣроломнаго Гарграфа?
