Текст книги "Английские письма или история кавалера Грандисона"

Автор книги: Сэмюэл Ричардсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 69 страниц)

ПИСЬМО III.

Генріетта Биронъ, къ Люціи Сельби.

Въ замокъ Сельби 16 Генваря

Я отсылаю къ тебѣ въ семъ пакетѣ, моя дорогая Люція, странное письмо Г. Гревиля; а какъ ты у него оное просила, то онъ и не сомнѣвается, чтобъ не сообщила онаго и мнѣ. Я изъ того заключаю, что если онъ о томъ узнаетъ, тю тебѣ лучше всего ему въ томъ признаться. Но тогда онъ захочетъ знать, что я о томъ думала; ибо знаетъ, что я ничего отъ тебя не скрываю.

И такъ скажи ему, если за благо разсудишь, что я больше не довольна его стремительностію, нежели чувствительна къ его ласкательствамъ. Скажи ему, что весьма для меня жестоко, когда мои ближайшіе родственники оставляютъ мнѣ вольность; а другой какой-то человѣкъ, коему я никогда не подавала причины отказывать мнѣ въ иномъ почтеніи, коимъ онъ моему полу обязанъ, беретъ право мнѣ угрожать и судить о моихъ поступкахъ. Спроси его, съ какимъ намѣреніемъ хочетъ онъ слѣдовать за мною въ Лондонъ, или во какое другое мѣсто? Если я не лишила его учтивостей, сосѣдямъ приличныхъ; то теперь подаетъ онъ мнѣ къ тому весьма побудительныя причины. Любовникъ, которой способенъ угрожать, не можетъ быть иннымъ мужемъ, какъ тираномъ. Не такъ ли и ты о томъ думаешь, моя дорогая Люція? но не говори ему о предложеніяхъ любви и брака; люди такого свойства, какъ онъ, толкуютъ все въ свою пользу, и тѣнь принимаютъ за самую вещественность.

Женщина видя, что приносятъ ей такія Хвалы, коихъ она не заслуживаетъ, не должна ли по причинѣ опасаться, чтобъ сдѣлавшися женою ласкателя не лишится о себѣ хорошаго его мнѣнія, когда подастъ ему власть поступать съ собою, такъ какъ она заслуживаетъ, хотя бы то онъ столько ослѣпленъ былъ страстію, что отъ чистаго бы сердца ее хвалилъ. По истиннѣ я презираю и опасаюсь льстецовъ; презираю ихъ за лживость, когда они сами не вѣрятъ тому, что во безстыдству своему говорятъ, или за тщеславіе, когда они во всемъ ими говоримомъ увѣрены. Опасаюсь же ихъ по справедливой недовѣрчивости къ самой себѣ, отъ коей страшусь, чтобъ ихъ рѣчи, такъ какъ они должны себѣ оное обѣщать по первому изъ двухъ моихъ предложеній, не внушили во мнѣ тщеславія, которое бъ весьма уничижило меня предъ ними, и которое подало бы имъ поводъ возторжествовать надъ моимъ безразсудствомъ даже въ такое время, когда я буду наиболѣе гордиться своимъ благоразуміемъ; словомъ, великая вѣжливость всегда меня безпокоитъ, и тотчасъ меня понуждаитъ входить въ самую себя. Кому не можетъ; быть опасно самолюбіе свое? Я никакъ не сомнѣваюсь, чтобъ Г. Гревиль не желалъ, дабы я видѣла его письмо, а такая мысль внушаетъ мнѣ нѣкое противъ самой себя негодованіе. Мнѣ кажется, что сей человѣкъ открылъ въ моихъ поступкахъ какія-то погрѣшности, коибъ я себѣ не простила, еслибъ о нихъ знала, и кои подали ему надежду получитъ успѣхъ въ своихъ намѣреніяхъ тѣмъ, что будетъ со мною поступать, какъ съ безразсудною.

Я надѣюсь, что онъ и другіе не поѣдутъ за мною въ городъ, хотя, какъ кажется, и угрожаютъ мнѣ онымъ; а если они сіе сдѣлаютъ; то конечно я ихъ не увижу никогда, развѣ никакъ не можно мнѣ будетъ ихъ избѣгнуть. Однако если изъявлю имъ о семъ свое безпокойство, или буду просить, чтобъ не предпринимали такой поѣздки; то симъ сдѣлаюсь имъ обязанною за ихъ благоугожденіе къ моей волѣ. Мнѣ неприлично предписывать имъ въ такомъ случаѣ законы; ибо они свою покорность поставили въ чрезвычайно въ высокую цѣну, или былибъ можетъ быть удобны вмѣнять себѣ за нѣкое достоинство свою страсть, дабы мнѣ отказать въ своемъ повиновеніи.

Однако я не могу сносить, чтобъ они столь упорно слѣдовали повсюду за моими стопами. Сіи люди, моя дорогая, а малѣйшую выгоду, которуюбъ мы имъ надъ собою подали, оказывалибъ болѣе жестокости надъ нашею волею, нежели самые строгіе родители, хотя и не имѣютъ другой существенной причины, кромѣ собственнаго своего удовлетворенія, вмѣсто того, что наши самовластнѣйшіе родители имѣютъ въ своемъ видѣ единое наше благо, хотя ихъ безразсудныя дочери и не всегда въ томъ увѣряются. Но коль многія изъ нихъ весьма удаляются отъ родительскихъ намѣреній или по крайней мѣрѣ отъ своей должности, посредствомъ сихъ мнимыхъ любовниковъ, между тѣмъ какъ супротивленіе ихъ родительскимъ повелѣніямъ бываетъ непреодолимо? О моя любезная! сколь бы я для себя желала; щастливо провесть слѣдующія восемь или десять лѣтъ, по крайней мѣрѣ если не найду въ сіе время такого человѣка, которой бы могъ обратитъ къ себѣ всѣ чувствованія моего сердца? О! еслибъ они столь же благополучно протекли, какъ и последнія четыре года, кои не менѣе были важны! Видѣть себя въ состояніи взирать на предмѣты съ возвышенности тридцатилѣтняго возраста, утвердиться неколебимо въ своихъ правилахъ, не имѣть причины укорятъ себя ни за какое дѣйствительное безразсудство; все сіе какое благополучіе!

День къ отъѣзду моей двоюродной сестры Ревсъ назначенъ. Дражайшіе мои родственники не престаютъ мнѣ оказывать своего снисхожденія; и я все еще остаюсь при томъ же намѣреніи, но я не поѣду, не увидясь прежде съ моею милою Нанси. Какъ? чтобъ я склонилась веселишь себя утѣхами, и перенесла печаль отъ той мысли, что оставила въ страданіяхъ и болѣзни дорогую свою пріятельницу, подая справедливыя причины думать, будто я по сему опасалась принять на себя нѣсколько труда, между тѣмъ когда я увѣрена, что могу облегчить по крайней мѣрѣ ея сердце утѣшеніями нѣжнаго дружества! нѣтъ, моя Люція, вѣрь мнѣ, хотябъ я не имѣла столько великодушія, но столько однако имѣю самолюбія, что не подвергну себя столь сильнымъ угрызеніямъ совѣсти.И такъ будь увѣрена, что вскорѣ увидишь твою

ГЕНРІЕТТУ БИРОНЪ.

ПИСЬМО ІV.

Генріетта Биронъ къ Люціи Сельби.

Лондонъ, 24 Генваря.

Мы пріѣхали въ городъ; ничто не недоставало къ удовольствію нашему въ сей поѣздкѣ. Ты легко вообразить себѣ можешь, что Г. Гревиль и Г. Фенвичъ при первой нашей остановкѣ намъ представились. Они постарались для насъ изготовить обѣдъ; но они сами отдадутъ тебѣ отчетъ въ своихъ намѣреніяхъ.

Оба они возобновили свои угрозы, что будутъ слѣдовать за мною въ Лондонъ, если я тамъ проживу долѣе мѣсяца; но я съ лишкомъ далеко уже простираю свою благосклонность. Ты видишь, что ихъ двѣ недѣли вдвое увеличены.

Г. Фенвичъ сыскавъ случай поговорить со мною на единѣ нѣсколько минутъ, заклиналъ меня, чтобъ я его любила. Г. Гревиль съ столь же усильными прозьбами понуждалъ меня объявить ему, что я его ненавижу; такое объявленіе, говоритъ онъ, составляетъ все, чего онъ теперь ни желаетъ. Весьма странно, присовокупилъ онъ, что не можетъ отъ меня получить ни любви, ни ненависти; ето чудное дѣло. Я съ обыкновенною своею вольностію обратила его жалобы въ шутку, и отвѣчала ему, что еслибъ я и могла кого ненавидѣть; но онъ такой человѣкъ у коего бы менѣе недоумѣвалась я въ семъ случаѣ обязать. Онъ весьма меня за то благодарилъ.

Сія два господчика хотятъ, кажется, провожать насъ далѣе, но какъ они никогда пути своего не оставляютъ, то захотѣлибъ ѣхать и до самаго Лондона, а тамъ мало по малу приставалибъ они къ намъ и во все время, которое я тамъ прожить намѣрена. Входя въ коляску я весьма важнымъ видомъ просила ихъ насъ оставить. Фенвичъ … другъ мой… сказалъ Гревиль, надобно воротиться назадъ. Миссъ Биронъ показываетъ свой важной видъ, важность на ея лицѣ довольно ясно выражаетъ намъ ея волю. Они весьма почтительно со мною простились, однако я ихъ благодарила за учтивость, что они на проѣздѣ нашемъ намъ представили свои услуги, а особливо за ту милость, что насъ оставили. А особливо, повторилъ Гревиль: ахъ сударыня, чегобъ вамъ стоило пощадить насъ отъ сей жестокости, пойдемъ, Фенвичъ, сказалъ онъ другому, удалимся; соединимся еще на нѣкое время, дабы нѣсколько насладиться теперешнимъ удовольствіемъ, а потомъ повѣсимся.

Должно было проѣхать намъ, какъ тебѣ не безъизвѣстно, мимо воротъ парка Г. Орма, онъ и самъ тамъ стоялъ у большой дороги; я не прежде его примѣтила, какъ весьма уже близко къ нему подъѣхали; онъ поклонился намъ даже до земли съ такимъ печальнымъ видомъ, что меня тронулъ. Бѣдной Г. Ормъ! я желалабъ хотя одно слово сказать ему мимоѣздомъ, но лошади весьма скоро бѣжали! за чемъ онѣ такъ скоро бѣжали? однако я подняла свою руку и высунула сколько могла голову изъ коляски, чтобъ съ нимъ поздороваться. О Миссъ Биронъ, вскричала при семъ Гжа. Ревсъ! Г. Ормъ? конечно есть тотъ щастливой смертный… Я отвѣчала, что еслибъ ея догадка была справедлива, то не оказалабъ я того усердія, кое она примѣтила; но мнѣ кажется, что я весьма была бы рада, когдабъ однажды могла сказать, простите Г. Ормъ; ибо Г. Ормъ весьма хорошій человѣкъ. Сердце мое чувствовало еще нѣжность при прощаніи съ дражайшею нашею фамиліею меня обнимавшуію; а ты знаешь, моя дорогая, что и слабое впечатлѣніе въ такомъ состояніи весьма легко дѣйствуетъ.

Домъ Г. и гжи. Ревсъ соотвѣтствуетъ ихъ имѣнію, т. е. онъ очень хорошъ и съ лучшимъ вкусомъ убранъ. Гжа. Ревсъ, зная что я страстно люблю писать, и что много писемъ отъ меня ожидаютъ, велѣла мнѣ наготовитъ довольно бумаги, перьевъ и чернилъ; она мнѣ охотно позволила немедлѣнно занять свои покои, дабы повиноваться моимъ друзьямъ, кои, какъ ты знаешь, приказали мнѣ увѣдомлять ихъ о себѣ съ самаго нашего сюда пріѣзда и къ тебѣ обыкновенно надписывать мои письма. Но что могу я тебѣ въ столь короткое время написать? Мои покои чрезвычайно хороши; не большое собраніе самыхъ отборныхъ книгъ, составляетъ въ немъ самое лучшее для меня украшеніе, выключая однако мои перья и чернила, коимъ я ничего предпочесть не должна, потому что помощію ихъ надлежитъ мнѣ приноситъ нѣкое увеселеніе въ замокъ Сельби своими разсказами, кои въ ономъ привыкли сносить съ толикимъ снизхожденіемъ.

Я прошу у васъ благословенія, моя дражайшая и почтенная бабушка, также и у васъ моя любезная тетушка Сельби и мой дражайшій и почтенный дядюшка, коего мое отсудствиіе лишитъ можетъ быть удовольствія пріятнымъ образомъ утомлять свою Генріетту, но я не думаю чтобъ въ отдаленіи своемъ вовсе отдѣлалась отъ сихъ нападковъ.

А ты, дорогая Люция, люби меня столько, сколько я стараться буду заслуживать твоей нѣжности, и не оставляй меня въ неизвѣстности о состояніи дорогой нашей Нанси. Сердце мое о ней кровію обливается; я бы почла себя вовсе неизвинительною, еслибъ пріѣхавъ въ городъ на три мѣсяца, не повторила ей изустно увѣренія моего дружества и того нѣжнаго участія, кое я въ здравіи ея пріемлю. Какое новое достоинство пріобрѣтаетъ она изъ моего терпѣнія! Коль драгою становится она мнѣ по своимъ страданіямъ! Если я когда либо впаду въ скорбь; то подай мнѣ Боже толь же сладостное и добродѣтельное на тебя въ самыхъ тяжкихъ искушеніяхъ упованіе!

Пребываю дражайшая моя сестрица,

искренняя твоя.

Генріетта Биронъ

ПИСЬМО V.

Генріетта Биронъ, къ Люціи Сельби.

25 Генваря.

Ты много меня обрадовала, моя дорогая, извѣстя, что новые ваши врачи подаютъ надежду къ выздоровленію нашей любезной Нанси; да услышаны 6удутъ молитвы наши!

Мнѣ три дѣла наказывали при моемъ отъѣздѣ, первое, чтобъ писала часто, очень часто, повторено было мнѣ. Такой приказъ не былъ нуженъ; сердце мое тебѣ предано, и щастливыя извѣстія, кои ты мнѣ подаешь о всемъ томъ что ниесть дражайшаго для меня въ свѣтѣ, приносятъ мнѣ сладостную утѣху; второе, чтобъ наименовать тебѣ тѣхъ особъ, съ коими опредѣлено мнѣ жить въ семъ великомъ городѣ, и описать ихъ свойства; третіе, чтобъ извѣщать тебя съ самаго начала о всѣхъ попеченіяхъ, всѣхъ ласкательствахъ даже и о самыхъ нѣмыхъ засвидѣтельствованіяхъ отличія, вотъ настоящія выраженія моей тетушки, кои могутъ отнестись къ той молодой особѣ, которую мы толь нѣжнымъ дружествомъ удостоиваемъ. Помнишь ли ты, какъ отвѣчалъ мой дядя на послѣднюю изъ сихъ страстей? я повторю его слова, дабы ему показать, что его добрые совѣты не будутъ забыты.

Суетность пола, говорилъ онъ въ собраніи, не допуститъ, чтобъ отъ нашей Генріетты что нибудь такое выдти могло. Женщины, продолжалъ онъ, съ такою вольностію во всѣхъ частяхъ города въ публику показываются, что тамъ больше стараются видѣть новыя лица, нежели съ удовольствіемъ смотрѣть на пригожія, коимъ по привычкѣ менѣе уже удивляются. Генріетта на щекахъ своихъ при нѣжной младости являетъ честную простоту, могущую привлечь на нее вниманіе, какое обыкновенно къ новоприбывшей особѣ имѣютъ. Но для чего вперять въ нее мысли о побѣдахъ и любовныхъ дѣлахъ? Женщины, прибавилъ мой дядя, показываются въ публичныхъ собраніяхъ по рядамъ и по порядку, словно какъ на рынкѣ. А изъ того, что трое или четверо сумозбродокъ нашего уѣзда кажется имѣютъ о ней какіе-то замыслы, такъ какъ купцы, кои другъ предъ другомъ превышаютъ цѣну въ продажахъ; вы заключить можете, что въ Лондонѣ не будетъ она выѣзжать изъ воротъ, не видя пріумноженія числа своихъ почитателей.

И такъ мой дядюшка не полагался на мои мысли, и не думалъ, чтобъ я могла пребыть въ томъ родѣ жизни, которой по снизсхожденію прочихъ моихъ друзей я провождала. Правда, моя дорогая Люція, что нашъ полъ чрезвычайно склоненъ считать себя ласкаемымъ по усматриваему удивленію отъ другого; но я всегда старалась преодолѣвать сію безразсудную гордость слѣдующими разсужденіями: Ласкательство есть общій порокъ мущинъ. Они не для иннаго чего ищутъ насъ возвышать, какъ для того, чтобъ низринуть насъ въ уничиженіе, и самимъ возвыситься на развалинахъ той гордости, кою въ насъ находятъ, и кою имѣютъ искуство намъ внушать. А какъ смиреніе паче всего въ инныхъ положеніяхъ похвально бываетъ; то и приноситъ самую большую честь тѣмъ женщинамъ, кои наиболѣе ласкательству были подвержены. Та, которая надымается похвалами мущинъ, касательно личныхъ выгодъ, кои они въ ней по видимому предполагаютъ, споспѣшествуетъ ихъ намѣреніямъ, и кажется познаетъ, что главнѣйшею своею славою обязана ихъ удивленію; а симъ столько себя унижаетъ, сколько ихъ возноситъ. Не одарены ли женщины душею способною пріобрѣтать вышшія совершенства! Для чего же болѣе стараются онѣ украшать телѣсныя свои дарованія? Нѣжная младость не долговременна; для чегобъ не стремиться намъ къ тѣмъ благамъ, коихъ обладаніе приносилобъ достоинство нашей старости? Мы всѣ былибъ столь же благоразумны и почтенны, какъ моя бабушка. Она будетъ намъ примѣромъ, моя дорогая. Какую женщину столько любятъ и уважаютъ молодые и старые, какъ мою бабушку Шерлей?

Чтобъ приступить къ исполненію другой моей должности; то должна я тебѣ описать нѣкіихъ молодыхъ особъ обоего пола, кои приходили поздравлять гжу. Ревсъ съ ея возвращеніемъ. Миссъ Аллистрисъ, дочь Кавалера сего имени, пришла прежде всѣхъ. Видъ ея показался мнѣ весьма пригожимъ и свободнымъ, а свойство откровеннымъ, и я думаю что ее полюблю. Миссъ Брамберъ была другоюнашею посѣтительницею. Она не такъ пригожа, какъ Миссъ Аллистрисъ, но въ видѣ ея и поступкахъ не недостаетъ пріятностей. Одинъ проступокъ, которой я въ ней нашла, есть тотъ, что она любитъ много говорить. Даже и въ самомъ ея молчаніи, кажется, что она хочетъ что-то сказать, хотя и совершенно проговорила двѣ или три матеріи. Я тѣмъ съ большею вольностію порочу ее за такую гибкость языка, что гжа. Ревсъ оной не примѣтила, что конечнобъ они сдѣлали, естьлибъ къ ней не привыкли. Однако статься можетъ, что радость видѣть паки своихъ друзей, отверзла ея уста. Естьли моя догадка справедлива; то прости мнѣ Миссъ Брамберъ! Салли, меньшая ея сестра, весьма любезна, и скромна, но нѣсколько принужденна, можетъ быть, отъ живости старшей своей сестры. Онѣ въ лѣтахъ другъ отъ друга различаются шестью или семью годами, а Миссъ Брамберъ, казалось считала свою сестру почти такою, какою она была года за два или за три; ибо Салли, не болѣе семьнадсяти лѣтъ. Въ сей мысли утверждаетъ меня то, что младшая была гораздо менѣе скрытна въ то время, какъ ея сестра удалялась, и что при ея возвращеніи она опять начинала сжимать свой ротокъ, которой по правдѣ очень пригожъ, не считая того, что другая всегда ее называла не инначе какъ мое дитя съ видомъ показывающимъ право старшинства, и что другая скромно ей говорила: моя сестрица, такимъ голосомъ, которой показывалъ почти самое уваженіе.

Двое довольно молодыхъ мущинъ, кои брали подъ руки двухъ сестръ, были Г. Барнель, племянникъ гжи. Алластрисъ; и Г. Соммеръ. Сей недавно еще женился. Я въ его поступкахъ усмотрѣла много притворства, а видъ его показываетъ, что онъ надутъ своими совершенствами. По его уходѣ я сказала гжѣ Ревсъ, что считаю его весьма влюбленнымъ въ самаго себя. Она въ томъ была согласна. Однакожъ такое самолюбіе очень неосновательно. Онъ человѣкъ весьма обыкновенной, хотя искуство и чрезвычайно видно въ его нарядахъ. Его супруга была весьма богатая вдова; прежде нежели она привела его у самаго себя въ уваженіе, влюбясь въ него, былъ онъ довольно скроменъ и не болѣе открывалъ въ самомъ себѣ достоинствъ, какъ сколько другіе въ немъ оныхъ усматривали, а по сему и можно извинить ту склонность, которую его супруга къ нему почувствовала. Но съ своего брака онъ сталъ говорливъ, дерзокъ, рѣшителенъ; онъ имѣетъ худое мнѣніе о всемъ нашемъ полѣ; а что всего хуже, онъ не лучше того думаетъ и о своей супругѣ, за то предпочтеніе, которое она ему дала предъ другими.

Онъ оказывалъ мнѣ великое уваженіе; но такъ что я могла подумать, будто должна почесть себя удостоенною по милости ободренія столь хорошаго судіи.

Г. Барнель человѣкъ молодой, да и всегда будетъ молодымъ, если я не обманываюсь. Съ начала я его сочла не инначе какъ за дурака. Онъ принужденно началъ говорить о нѣкоторыхъ предмѣтахъ, однако съ довольнымъ разсудкомъ, хотя и весьма обычайнымъ. Щастливая память, подающая способъ пріобрѣтать себѣ честь отъ разума другихъ людей, составляетъ для него нѣкое достоинство. Но когда хотѣлъ онъ показать собственной свой умокъ, то насказалъ иного такого, чего разсудительной человѣкъ никогда не скажетъ. И потому я смѣло могу о немъ судить. Однако, судя по наружности, онъ можетъ, почесться за одного изъ нашихъ молодыхъ щеголей. Онъ одѣвается весьма хорошо, и если имѣетъ къ чему вкусъ, то конечно къ нарядамъ: но онъ довольно въ нихъ свѣдущъ, ибо выхвалялъ намъ многія части своихъ уборовъ, и когда находилъ случай, то всегда начиналъ говорить о томъ же. Наконецъ прибавлю къ описанію его то, что какъ часто ни обращался разговоръ на важные предмѣты; то онъ вставъ со стула напѣвалъ Италійскую арію; и хотя очень худо сей языкъ знаетъ, но казалось съ удовольствіемъ, слушалъ собственной свой голосъ. Сей чудакъ привелъ себѣ на память какъ то пышныя учтивыя слова, коими меня удостоилъ, ожидая, какъ казалось, чтобъ я чрезъ то лучшее мнѣніе о самой себѣ возъимѣла. Я не дивлюсь, что мущины такъ худо думаютъ о женщинахъ, если воображаютъ, что мы съ удовольствіемъ слушаемъ толь многія дурачества, прикрываемые названіемъ вѣжливости.

Сего дня послѣ обѣда была у насъМиссъ Стефенсъ, дочь Полковника сего имени. Она чувствуетъ заслугисвоего отца, который считается между первыми людьми. Я никогда не видала столь привлекательной физіономіи при меньшей принужденности. Сестрица моя Ревсъ сказала, что она много занимается чтеніемъ, но не видно, чтобъ она тѣмъ тщеславилась.Она у насъ была съ Миссъ д'Арлингтонъ, своею родственницею, которая имѣетъ дарованіе къ стихотворству. По прозьбѣ Гжи. Ревсъ, Миссъ д'Арлингтонъ прочла намъ три піесы изъ своихъ сочиненій. А какъ она не прежде на то согласилась, какъ по нѣкоемъ супротивленіи; то и не знаю, дозволено ли мнѣ будетъ о томъ говорить. Одна піеса сочинена была на разлуку двухъ любовниковъ столь нѣжно и трогательно, что по видимому любезной музѣ не чужды были тѣ печали, кои невиннымъ образомъ при семъ случаѣ чувствовать можно. Другія, содержащая въ себѣ описаніе Авроры и восхожденія солнца, по крайней мѣрѣ показываетъ, что она рано вставать любитъ. Я просила у нее списка съ оной, дабы и самой въ такой привычкѣ утвердиться; но она мнѣ въ томъ весьма скромно отказала. Третію писала она на смерть своей милой Малиновки, но по моему мнѣнію излишне уже для матеріи умильно; ибо еслибъ Миссъ д'Арлингтонъ по нещастію лишилась лучшей изъ своихъ пріятельницъ; то мнѣ кажется, что въ сей піесѣ, которая невольно долга, матерія вся истощена, и она принужденабъ была употребить изъ оной нѣкія изображенія. Я вижу, что трудно молодымъ особамъ, рожденнымъ съ нѣкіимъ дарованіемъ, установить твердо свое воображеніе. Обильность ихъ мыслей отводитъ ихъ часто отъ матеріи; а чтобъ сказать все, то они не говорятъ того, что прилично. Но какъ бы то ни было, а ея піеса хороша мнѣ показалась.