Текст книги "Кровавый апельсин (сборник)"
Автор книги: Сэм Льювеллин
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 51 страниц)
Я вылил теплые остатки чая в кружку и набрал домашний номер Кристофера. Мягкий, воркующий женский голос произнес:
– Слушаю вас. – Голос явно предназначался избирателям, но я все-таки понял, что у телефона Рут. – А, Билл, в чем дело? – Голос сразу стал холодным и равнодушным. Я представил себе, как вытянулось ее лицо, а чувственные губки неприязненно сжались.
– Кристофер дома?
– Он уехал в Лондон. Важная встреча. Позвони ему завтра. – Ее тон явно давал понять всю нежелательность моего звонка.
– Понятно. – Из трубки долетали приглушенные звуки музыки. Неужели "Кармен"? Дом Рут был средоточением последних модных новинок, рекламируемых журналами: яркие ситцевые занавески, картины на стенах – все дорогое и бездушное, как она сама. Странно, с чего бы это ее с утра потянуло на классику? – Не могла бы ты передать Кристоферу, когда он позвонит из Лондона, что я его ищу?
– Боюсь, он будет занят. – В голосе слышался металл, как тогда, в Лидьятсе. – У него сейчас много дел.
– Мне надо срочно поговорить с ним.
– Сочувствую, но ничем не могу помочь. – Она ехидно хихикнула. Я повесил трубку, и тут же знакомый голос с палубы окликнул меня:
– Эй, Тиррелл, ты снова собираешься заняться журналистикой? – Клодия в жакете горохового цвета и короткой юбке, очень уместной при ее красивых ногах, спустилась ко мне. – Птички на крылышках принесли известия, что у тебя намечаются перемены.
– Перемены?
– Продаешь яхту?
Я посмотрел ей прямо в глаза. Она ответила спокойным взглядом больших невинных глаз, окаймленных длинными пушистыми ресницами. Волосы, как всегда, безукоризненно уложены, губы тщательно подкрашены. Работа в преуспевающей фирме приучила Клодию всегда быть в форме.
Я поинтересовался:
– Тебя послал Кристофер?
– Он просто сказал, что вы с ним надумали продать яхту, – ответила она. – Естественно, я помогу вам. Я обещала ему, что загляну к тебе.
– Ко мне? – переспросил я.
– По делу, – ответила она. – Не будь идиотом.
– Я корабль не продаю, – отчеканил я.
Она опустила глаза и стала разглядывать свои изящные туфельки, вполне подходящие для посещения объекта, интересующего фирму.
– Ясно, – резюмировала она, явно не веря ни единому моему слову. – Угостишь чем-нибудь?
Мы спустились на набережную и пошли в "Дыру". Кирк любезно раскланялся с нами. Я заказал шампанское для Клодии и виски для себя. Мы уселись за столик на улице, лицом к бухте, где покачивался на волнах длинный белый корпус "Лисицы" с огромным клювом бушприта и стремительным изгибом кормы.
– Потрясающий корабль, – сказала Клодия. Ее глаза были слегка прикрыты – так бывало, когда мы занимались любовью. Секс, деньги и корабли были для Клодии неразрывно связаны между собой.
– Ты говорила с оценщиком? – спросил я.
– Ничего не могу тебе сказать, – ответила она.
– Почему не можешь?
– Хотя бы потому, что ты для меня не просто клиент. Я не могу рисковать своей репутацией. Можно делать клиентов друзьями, но не друзей – клиентами.
– Значит, не разговаривала?
Ее уверенная рука сильно толкнула мое колено.
– Я должна возвращаться в Саутгемптон, – быстро произнесла она. – Я скажу тебе одну вещь: если ты рассчитываешь, что "Лисица" стоит недорого, тебя ждет разочарование.
– Меня не волнует, сколько стоит корабль. Он не продается, – снова жестко сказал я.
Клодия была хороша в компании. Она острила, смешила, поднимала настроение. Но когда Клодия чуяла сделку, она становилась исключительно серьезной. Я однажды видел, как она вылила бокал шампанского на лысину безобидного энтузиаста, который передумал продавать реставрированный паровичок XIX века.
Нижняя губа Клодии слегка скривилась.
– Кристофер уже начал поиски покупателя.
– Он изменит свои намерения.
Она иронически хмыкнула:
– И кто же его заставит?
Я резко ответил:
– Извини, но у меня много дел.
Ее губы задрожали от гнева и обиды.
– Ну что ж... Я хотела тебе помочь.
Клодия встала из-за стола и быстро пошла прочь. Я проводил ее взглядом. Красный "альфа-ромео" неторопливо проехал по шоссе, удаляясь в те благословенные места, где люди строили планы и занимались делом. Здесь, в Бейсине, я был как бы вырван из жизни. Я болтался между небом и землей, на границе двух разных миров, не принадлежа ни одному из них.
Впервые я испытал подобное чувство, возвращаясь на самолете из Центральной Америки. Свист пуль и автоматные очереди еще звучали в моих ушах, а брюки были заляпаны грязью того кювета, в котором мы отлеживались, пережидая перестрелку.
В Бейсине мне больше всего нравился покой.
Но сейчас я испытывал чувство, подобное тому, какое испытывает босой, слепой, беззащитный человек в комнате, кишащей скорпионами.
Я убрал телефон, вынул из шкафа кожаную куртку и мотоциклетный шлем и, закрыв на корабле все замки, направился к автостоянке.
Когда-то я начинал с "бэнтама". Сейчас у меня был 750-цилиндровый "нортон-командо", мощный красавец, закованный в стальные латы, выпуска 1971 года. Я купил его у владельца кафе и потратил два года на ремонт. Многие тогда удивлялись, зачем мне этот старомодный, тяжелый, не очень-то скоростной мотоцикл. Впрочем, многие не понимают и того, почему я так держусь за "Лисицу".
К моему удивлению, "Нортон" завелся сразу. Я выехал со стоянки. Меня беспокоил акселератор, но на шоссе я сразу же прибавил скорость. С главной дороги я свернул налево и, обгоняя вереницы машин, медленно тащившихся к морю на уик-энд, устремился к Нейлор-Хиллу. С холма открылся знакомый вид на Пултни. Нагромождение серых шиферных крыш, черные камни причала, бриллиантовая голубизна моря.
Я подъехал к бензоколонке, чтобы заправить мой порядком истощенный "Нортон". Полная женщина с короткими толстыми ногами и кислым лицом вяло управлялась со шлангом, изнемогая от жары. Уйма народу толпилась вокруг продавцов мороженого и автоматов с водой.
Брокерскую фирму по продаже яхт я нашел по зазывной рекламе, предлагающей самые лучшие и самые дешевые парусники. Я оставил мотоцикл у тротуара и вошел в офис. Секретарша в серебристой блузке с глубоким декольте, обнажавшим высокую загорелую грудь, в туго облегающей юбке встретила меня усталым, осоловевшим от духоты взглядом. Я спросил мистера Пинсли.
С трудом шевеля ярко накрашенными губами, она ответила:
– Он ушел час назад.
– Когда он должен появиться?
– К сожалению, не знаю.
– Он будет сегодня?
– О, сегодня – нет. Он уехал в Джерси.
Я поблагодарил ее весьма учтиво и вышел на улицу. Через несколько минут я стоял перед большим зданием, облицованным гранитом. Скромная табличка на двери гласила: "Чарльз Эгаттер, проектировщик яхт". Чарли сидел за столом в просторной светлой комнате. Магнитофон наигрывал какую-то песню. Перед Чарльзом стоял компьютер и лежали какие-то бумаги.
– Ты знаешь оценщика по имени Пинсли? – спросил я.
– А говорили, ты бросил журналистику, – усмехнулся Чарльз.
– Да, я бросил журналистику. Так кто он такой?
Чарльз помолчал.
– Он инспектор по оценке яхт. Здесь недавно.
– Что ты о нем слышал? – нетерпеливо настаивал я.
Прошлые контакты с журналистами сделали Чарли весьма недоверчивым к людям этой профессии.
– Ладно, скажу... Но не для публикации.
Я кивнул.
– У него есть некоторые дурные привычки. Ох, до чего хочется пить! Любит дорогие автомобили. Путается со своей секретаршей, по крайней мере, так говорит его жена. Постоянно находит способы увеличивать свои доходы...
– Какие способы? Не тяни!
Чарли явно не нравилась моя настойчивость.
– Все зависит от того, продаешь ты или покупаешь. Если покупаешь, сунь ему пару сотен фунтов, и Пинсли найдет какие-нибудь изъяны, чтобы сбить цену. Если продаешь, – пара сотен – и Пинсли не увидит никаких недостатков.
– Правда?
– Друг Скотта покупал через него яхту. Пинсли дал ей самую высокую оценку. В первом же плавании начались поломки...
– Понятно. – Я немного помялся. – Будет ли для тебя неожиданностью, что Пинсли только что два часа провел на "Лисице" и облазил мой парусник вдоль и поперек?
– Я бы не удивился, если бы он за два часа продал твой корабль, – произнес Чарли философски. – Осмотр, оценка... Сотня фунтов стерлингов – и у тебя, я думаю, не будет никаких проблем. – Чарли помолчал, разглядывая кнопки своего компьютера. – А что он искал?
– В том-то и вопрос, – ответил я.
Чарли задумчиво кивнул.
– Только я тебе ничего о нем не говорил, ладно? – Чарли – отличный парень, он действительно мог бы ничего не говорить. – Хочешь выпить?
Я отрицательно покачал головой.
– Почему тебе не послать все к черту и не вернуться к гонкам? – оживился Чарли. – Яхта для тебя есть.
– Может быть, когда-нибудь потом, – ответил я. – Не теперь.
Я попрощался с Чарли, сел на "нортон" и выехал на шоссе, ведущее в Лондон.
* * *
Отель «Адельфи» находился на Стрэнде, но не в том конце, где отель «Савой», а в противоположном. Я довольно быстро отыскал старый обшарпанный дом с остатками вывески на фасаде: "Отель «Адельфи». Дом был высокий, темный, полуразрушенный, по-видимому, давно заброшенный. Кружа вокруг него на мотоцикле, я никак не мог отыскать вход. Все двери заколочены и завалены грудами мусора и разбитых ящиков. На стенах – слой афиш и объявлений в дюйм толщиной, – и все это размыто дождем и разорвано ветром.
Наконец я поставил мотоцикл напротив отеля и направился в пеший обход, надеясь при ближайшем рассмотрении все-таки обнаружить открытые двери. Отсветы вечернего заходящего солнца освещали верхние этажи заброшенного здания. Воздух был горячий и влажный, обещающий грозу. Возле стены я увидел пожилого человека, сидящего на ящике. На нем были надеты три пальто, одно поверх другого, а на ногах красовались рваные бейсбольные ботинки без шнурков.
– Чего ищешь, длинный? – обратилось ко мне странное существо хриплым, пропитым голосом.
– Вход, – ответил я.
– Тебе повезло, что ты встретился со мной, – сказал старик. – Зови меня Альфред, я тут швейцар. Обойди дом вокруг – вход с той стороны. Надо отодвинуть деревянный щит, припертый трубой. Там увидишь.
Я сунул ему пятерку, он взял ее с достоинством лорда рукой, затянутой в грязную перчатку.
Я обошел отель вокруг. Изредка мимо меня в вечерней полутьме шмыгали какие-то подозрительные люди. Все они почему-то были одеты не по сезону тепло, и пахло от них так, будто они никогда не мылись.
Наконец я нашел трубу и щит, закрывавшие вход, который был дополнительно забаррикадирован гофрированным железом. Разобрав все эти конструкции, я проник в совершенно темный холл. К счастью, я захватил с собой фонарь. Теперь можно было увидеть заваленный мусором пол. Из двери справа тянуло таким запахом, что и без осмотра можно было понять, где тут находится туалет. Пройдя дальше в глубину холла, я увидел лестницу и направился по ней вверх. По пути мне встретились два или три человека. Откуда-то слышалось протяжное, грустное пение. Воздух в здании был затхлый и вонючий, оно не проветривалось годами.
Первый и второй этажи оказались безлюдными. На третьем, у открытого окна сидел тот самый певец, которого я слышал, поднимаясь по лестнице. В коридоре на стенах и на дверях красовались самые разнообразные надписи. На одной из дверей я прочел: "Логово Дена". И открыл ее.
В полупустой комнате на рваных матрасах вокруг фонаря сидели трое парней, грязные как черти.
Я спросил:
– Где Дин?
– Не знаем никакого Дина, – ответил один из них.
– Высокий парень. Черные волосы. Кожаная куртка.
– А, – сказал другой. – Он из пауков?
– Каких пауков?
– Топай выше, – посоветовал третий, – на седьмой этаж.
После пятого этажа ступеньки лестницы оказались разбитыми, и, возможно, с умыслом. В коридоре сидел парнишка лет четырнадцати и курил сигару.
– Как попасть на седьмой этаж? – спросил я.
– Валяй в окно, – указал парнишка сигарой.
Окно, на которое он указал, было большое и наполовину без стекол. Я прочитал рядом на стене полустертую надпись, сделанную красными буквами: "Пожарная лестница". Выглянул в окно и обнаружил железную лестницу, по которой, видимо, и поднимались к себе обитатели верхних этажей. Мне не оставалось ничего другого, как последовать их примеру. Под моим весом лестница угрожающе гнулась и дрожала. Внизу, на расстоянии семидесяти футов, едва различался в темноте квадратик земли.
Подъем оказался долгим. Ступеньки подо мной прогибались, лестница шаталась из стороны в сторону, потому что крепившие ее к стене болты обломились или вылетели из своих гнезд. Я миновал окно шестого этажа. Теперь мне стало понятно, почему обитатели седьмого назывались пауками. Только паук мог чувствовать себя уверенно на этой непрочной, раскачивающейся под ногами конструкции. Добравшись до седьмого этажа, я влез в окно и остановился, чтобы перевести дух. Воздух здесь был свежее. На стенах тоже встречались надписи, но гораздо реже. В конце коридора кто-то играл на гитаре. Красивая испанская мелодия. И играли классно. Если закрыть глаза и заткнуть нос, вполне можно вообразить, что находишься в приличном отеле.
Я постучал в ближайшую дверь. Откликнулся женский голос:
– Входите.
В грязной комнате сидела на полу девушка маленького роста с нервно бегающими глазами. Губы ее были намалеваны очень темной, почти черной помадой.
– Ты знаешь Дина?
– Нет! – Мой вопрос ее испугал.
– Я с корабля, на котором он плавал.
– Как вас зовут?
Я назвал себя. Она поколебалась и сказала:
– Ладно, пойдемте.
Мы прошли по длинному коридору до самого конца. Возле последней двери красовалась надпись: "Пожарный выход". Я открыл дверь.
– Ой! – взвизгнула девушка, словно наступила на змею.
Комната была пуста. Но не просто пуста. Здесь царил полный разгром. Матрас выпотрошен, вата разбросана по всему полу, кресло разломано в щепки, несколько досок пола выворочено. Здесь явно что-то искали. При Дине или в его отсутствие? Я поднял с пола фотографию. Это была фотография "Лисицы".
– Похоже, его здесь не было. – Девушке хотелось меня успокоить.
– Ты не знаешь, где он может быть?
Она отрицательно покачала головой и сказала:
– Пойдемте отсюда.
Я выглянул в окно. Кругом отвесные стены без единого выступа. Только ужас мог бы заставить человека спасаться таким путем, даже если этим человеком был Дин.
Когда мы с моей провожатой шли обратно, одна из дверей приоткрылась и выглянуло круглое девичье лицо.
– Тиррелл? – окликнула меня девушка.
– Да.
– Дин сказал: "Барбара Энн, Пауни, на Медузе".
– Что это значит? – не удержался я.
– Не знаю. Он велел мне сказать вам это. И больше ничего! – Дверь закрылась.
Мы дошли до окна. Я дал девушке пятерку, и она смущенно поблагодарила меня. Потом я пополз вниз, забрался в окно пятого этажа, спустился по лестнице и наконец вышел из этого странного дома. Я был крайне взволнован: кому понадобилось обыскивать комнату Дина и мой корабль в течение последних суток?
Ехать в Пауни мне не хотелось. Пауни – свалка старых, негодных кораблей. Как-то я искал там якорь для "Лисицы". Тихое место. Там редко что-нибудь случается. Пауни мог и подождать.
Я нашел телефон-автомат и набрал номер Кристофера. Кто-то вроде дворецкого ответил мне, что Кристофер на званом ужине. Я оседлал свой мотоцикл и покатил в квартал Бэл-Лэнд.
Кристофер жил в собственном доме неподалеку от Вестминстера, прежде принадлежавшем архиепископу, что мой братец никогда не забывал подчеркнуть.
Я позвонил в колокольчик. Еще не было случая, чтобы Кристофер сам открыл мне дверь. Он был во фраке, стройный и подтянутый. Он всегда гордился своей стройностью. Увидев меня, братец изумился.
– Боже мой! – воскликнул он.
– Можно войти?
– Дело в том, что...
– Ты спешишь на ужин, да? Я не задержу тебя долго.
– Ну хорошо, – произнес он с явной досадой и впустил меня в дом.
Дом был обставлен в старом английском стиле. Запах дорогих сигар мешался с запахом цветов в больших бело-голубых вазах. В голове не укладывалось, что вся эта роскошь существует на той же планете, что и отель "Адельфи".
Брат повел меня в свой кабинет. Как и подобает почтенному дому, по стенам кабинета тянулись сплошные полки с книгами, которые, конечно, здесь никто не читал.
– К сожалению, у меня нет времени даже на то, чтобы выкурить с тобой сигару, – притворно печальным голосом произнес Кристофер.
Я смотрел в его бледно-желтое лицо, в его невинные, как небеса, глаза.
– Приходил твой оценщик.
– Обычное дело, – спокойно сказал Кристофер.
– Он сообщил тебе что-нибудь?
– Нет, я еще с ним не разговаривал. Надеюсь, корабль в хорошем состоянии?
– Речь идет вовсе не о состоянии корабля. Я хочу знать, что он искал на "Лисице".
– Искал?
– Он обыскал корабль вдоль и поперек. Что он искал?
Кристофер откинулся в кресле, плотно сжал губы и забарабанил пальцами по столу.
– Значит, ты считаешь, что я подослал кого-то, чтобы найти на "Лисице" нечто, интересующее меня? Я правильно тебя понял?
– Правильно.
– И что же, по-твоему, мне могло потребоваться?
– Вот это я и хочу знать.
– Послушай, – сказал он, – я занятой человек, я даже ни разу не разговаривал с этим оценщиком. Я поручил нанять кого-нибудь моей секретарше.
– И где же она его отыскала?
– Она позвонила в фирму, торгующую парусниками. "Времена парусников", кажется.
– Так ты полагаешь, что обыск на "Лисице" организовала фирма "Времена парусников"?
– Думай, как тебе угодно.
Я терял выдержку.
– Кто-то хочет раздуть из мухи слона, копаясь в истории с русским моряком. Через несколько недель все уляжется. Так зачем же ты именно сейчас настаиваешь на продаже "Лисицы"?
Взгляд Кристофера встревоженно устремился по направлению к двери.
– Ты что, не понимаешь, что это международный инцидент?
– Ну и пусть.
Он нервно поправил галстук.
– У меня больше нет ни минуты. Но знай, я ни за что не откажусь от продажи корабля. Мой адвокат уже в курсе.
Я взорвался:
– Итак, ты мне не скажешь, в чем же дело?
– Если ты сам не понимаешь, я не стану тебе ничего объяснять. А если понимаешь – не стану тем более. – Его руки дрожали. Он побелел как снег, в глазах появилась неподдельная тревога.
И этот человек – мой брат!.. Он всегда ненавидел меня. Если бы он мог убить меня сейчас, он бы, не задумываясь, сделал это.
"Наверняка в истории с эстонцем есть что-то, чего мы не знаем", – примерно так сказал мне Мартин Карр.
Я встал и, не прощаясь, вышел из этого чужого мне дома в душную лондонскую ночь.
Глава 7Я промчался через юго-западные районы Лондона со скоростью более шестидесяти миль в час. Автострада М2 открылась передо мной вереницей сияющих огней. Теперь скорость достигала ста миль в час. Я гнал «Нортон» в сторону Пауни.
В Пауни я промчался по окраинным улицам, нарушая все Правила. Черное, тяжелое небо сливалось с землей. Последние посетители покидали бары. Половина двенадцатого вечера. Разбитая дорога привела меня к воротам с надписью: "Территория охраняется. Время закрытия – 24.00". За воротами высоко торчали краны. Грузовики выстроились к ним в ожидании, когда их нагрузят ржавым корабельным хламом, чтобы отвезти его неподалеку на свалку. У пристани стояли баржи и несколько кораблей, пронзающих мачтами черноту ночного неба. Я выехал на пристань, заглушил мотор и старательно посадил мотоцикл на цепь, прищелкнув ее замком к кольцу причала.
Внезапно мне в лицо ударил свет фонаря.
– Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросил кто-то голосом, вовсе не обещающим помощь.
Я снял шлем и сощурился. Когда мои глаза привыкли к свету, я увидел перед собой человека, одетого в форму с блестящими металлическими пуговицами.
– Я ищу Барбару Энн.
– Это там. – Человек в форме указал фонарем в глубь пристани. Фонарь осветил грязные камни и чернильную воду. – А что вы там ищете? – полюбопытствовал он.
Я успел разглядеть его длинные, давно не стриженные волосы. Не похоже на охранника.
– Мне нужна она.
Человек в форме на миг задумался, потом предупредил:
– Ворота закрываются через тридцать минут.
– Вы позволите мне пройти?
– Да, сэр. Осторожно на пристани. Очень скользко. – Он развернулся и зашагал прочь, освещая себе дорогу фонарем.
Я пошел по пристани. Ноги разъезжались в грязи, пахло сыростью и гнилью.
Впереди показались силуэты старых полуразвалившихся кораблей. Какая-то ночная птица с резким, пронзительным криком взлетела прямо передо мной из-за груды железного лома.
Я подошел к небольшой, видимо давно списанной, барже, возле которой раскачивался на столбе тусклый фонарь. С большим трудом мне удалось разобрать плохо сохранившуюся надпись на борту: "Барбара Энн".
– Эй! – крикнул я. – Кто здесь?
– А кто нужен? – отозвался женский голос. Акцент был мягкий, ливерпульский. Акцент, с которым говорила Мэри. Последний раз, когда я виделся с ней, ее голос был такой жалобный, всхлипывающий! Сейчас он был напряженным, к чему-то готовым. Мне показалось, что я слышу ее тревожное дыхание.
– Ты! Ты мне нужна!
Меня вполне можно было разглядеть, несмотря на тусклый свет.
– Лезьте сюда, на борт.
Я поднялся на баржу по деревянной приставной лестнице. Перила казались на ощупь мягкими.
– Туг все сгнило, – сказал я Мэри.
– Сгнило, – согласилась она.
Мы двинулись по прогнившей палубе.
– Ступайте осторожно, – предупредила Мэри.
Она привела меня в кубрик. В нем было так же грязно и неуютно, как в отеле "Адельфи". Плитка, на которой стряпали, полка для посуды и большой диван с торчащими из него пружинами. Вот и вся обстановка. При свете парафиновой лампы я разглядел, что стены здесь тоже покрыты рисунками и надписями.
– Здесь, конечно, все не так, как на "Лисице", – сказала Мэри. Убогость обстановки, кажется, совсем не смущала ее. – Джонни собирается починить баржу.
Какой Джонни? Я молчал. Починить "Барбару Энн" было труднее, чем потушить лесной пожар.
– Выпьем, – предложила Мэри. Она достала с полки бутылку виски, два пластмассовых стаканчика и наполнила их. Потом подала мне мою долю выпивки и села на диван. Волосы рассыпались по плечам, лицо при свете лампы казалось серо-желтым. Она отхлебнула виски и спросила:
– Как вы меня нашли?
– Дин помог. Ты его видела? – Я сел рядом с ней.
– Последний раз – два дня назад. – Ее испуг прошел, появилась неловкость. Не обо всем она захочет со мной разговаривать.
– Как ты здесь оказалась?
– Джонни привел. Он, конечно, никогда не починит свою баржу. Но здесь спокойно. – Ее глаза тревожно метались. Они явно что-то скрывали, эти ирландские голубые глаза.
Я спросил:
– Тот эстонец... Дин сказал, что ты его знала.
– Леннарт. Его звали Леннарт Ребейн.
– Вы дружили?
Мэри тонкими пальцами убрала волосы за уши.
– Он хороший парень. Был хорошим парнем. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь по душам. Мне тоже. В Амстердаме мы с ним ходили в кафе, в картинную галерею. Вот и все.
– Я не спрашиваю о ваших отношениях, – сказал я. – Ты знаешь, зачем он хотел видеть меня?
– Он был такой сумасшедший! Когда мы стояли в Амстердаме, он переплыл канал туда и обратно, чтобы достать мне цветы.
– Так что же было той ночью, когда он погиб?
– Он сказал, что хочет меня видеть. Хочет, чтобы мы вечером встретились.
– Понятно. А со мной он в тот вечер собирался поговорить?
– Он видел вас по телеку. Вы сделали фильм о Польше, да? Он хотел, чтобы все знали правду о России и Эстонии. Он говорил, что ему понравился ваш фильм. Он хотел рассказать вам об Эстонии, попросить, чтобы вы туда поехали. Так он говорил...
Я потер лоб рукой, пытаясь сосредоточиться.
– Почему ты убежала?
Теперь она смотрела на меня в упор. В ее глазах зажглись злые огоньки.
– Если бы вы отсидели шесть месяцев в тюрьме, вы бы тоже не торчали на "Лисице" и не ждали, когда придут полицейские.
Я подумал о Дине, сбежавшем от людей службы безопасности, о его развороченной комнате в "Адельфи". Я подумал о Пинсли, обыскавшем "Лисицу". Я подумал обо всех, кто искал Мэри.
– Враки! – отрезал я.
Мэри подскочила на диване так, будто я ее ударил.
– Что вы имеете в виду?
– Дина избили какие-то люди. Они что-то у него искали. Они искали и тебя. Что они хотят найти?
– Не знаю.
Я подвинулся ближе к ней.
– Послушай, есть важные люди, занимающие высокие посты. Они не будут играть в игрушки. Ты не можешь оставаться здесь вечно, пока эта развалина не сгниет.
Мэри посмотрела на меня сердито, что-то обдумывая.
Она видела перед собой человека, который был старше ее на пятнадцать лет. Человека, которого, надеюсь, уважала. Но она и сама пользовалась авторитетом на "Лисице". Она видела перед собой своего шкипера, которому доверяла, который не раз выручал ее из неприятных ситуаций и мог помочь снова.
– Он дал мне коробочку, – сказала она.
– Кто?
– Леннарт. Леннарт Ребейн.
Я напрягся. Во мне просыпался старый Билл Тиррелл с его журналистским инстинктом.
– Что в ней было?
– Я ее не открывала.
– Расскажи все сначала.
– Это было в Амстердаме. Он попросил, чтобы я помогла ему провезти в Англию эту коробочку. Он сказал, что, если она будет при нем, это грозит ему опасностью.
– И ты взяла?
Она кивнула.
– Где она?
– Я боялась оставлять ее у себя. Я сказала Дину, и он обещал надежно спрятать.
Люди из службы безопасности приходили к Дину, чтобы узнать, где скрывается Мэри. Они дотошно обыскали его берлогу.
– Кто-нибудь с тех пор приходил к тебе за ней?
Она отрицательно покачала головой.
– Никто не знает, где я.
– Кроме Дина?
– Кроме Дина.
– Значит, Леннарт Ребейн хотел в тот вечер поговорить со мной?
И взять эту коробочку? И встретиться с тобой?
Она кивала: да, да, да...
– А он не говорил тебе о том, что в ней? Хотя бы намеком?
– Он сказал – что-то очень важное. Вот и все.
– Наркотики?
Мэри отрицательно покачала головой:
– Нет. – Мэри была большим специалистом по наркотикам. – Она была небольшая. Меньше пачки сигарет, – продолжала она, – легкая. И потом, я ему сразу заявила, что не хочу связываться с наркотиками. Нет-нет, я уверена.
В голубых глазах накапливались слезы.
– Это какой-то кошмар. Дин сказал, что мне грозит страшная опасность. Я боюсь. Но я ничего не знаю. Совсем ничего.
– Пойдем в полицию, – предложил я.
Слезы полились ручьем.
– Они не сделают тебе ничего плохого.
– Ну да! Уж я-то их знаю!
– Я вскоре иду на "Лисице" в Финляндию. Пойдешь со мной?
Ее лицо осветилось улыбкой.
– Но сначала в полицию, – жестко сказал я. – Надо им все рассказать, как было. А потом на поезд – ив Бейсин.
– Хорошо, – согласилась она, опустив голову.
– Завтра утром. – Я протянул ей десять фунтов. – Возьмешь такси. Встретимся на вокзале.
Мэри встала и поцеловала меня в щеку.
– Спасибо, Билл.
Попрощавшись с Мэри, я вышел на полутемную грязную палубу, спустился с баржи и направился к пристани.
Кругом была кромешная тьма. Начался прилив, и вода плескалась вровень с пристанью. Я оглянулся назад. Небо расчистилось, и на нем засверкал тонкий серп месяца, по воде побежала мерцающая дорожка. Лампа в иллюминаторе "Барбары Энн" погасла. Должно быть, Мэри уже улеглась на свою неудобную постель, размышляя о погибшем эстонце и завтрашнем разговоре в полиции.
И о коробочке. Мне очень не нравилась вся эта история с коробочкой, полученной Мэри в Амстердаме от малознакомого эстонца. Ветер усиливался. Я почувствовал, что начинаю мерзнуть, и, застегнув куртку, поспешил туда, где оставил свой "Нортон".
Мотоцикла на месте не оказалось.
Я закрыл глаза и снова открыл. "Нортона" нет. Лунный свет поблескивал на стальном кольце и на оборванной цепи.
Тринадцать лет "нортон" служил мне верой и правдой. Я исходил десятки магазинов, отыскивая нужные запчасти, провел сотни часов, проверяя винтик за винтиком.
И какому-то идиоту в этой вонючей дыре стукнуло в голову угнать мой старый мотоцикл.
Ворота были открыты, возле них виднелась будка охранника. Я направился к ней, надеясь узнать что-нибудь о мотоцикле. Но будка оказалась пустой. Тогда я вернулся на пристань и пошел вдоль причала, всматриваясь в темные силуэты стоящих на приколе судов. Должны же тут быть какие-то люди! Кругом царила мертвая тишина. Лишь волны с шумом разбивались о камни причала и о корпуса кораблей.
Я крикнул. Подождал минуту. Никакого ответа. Мне пришло в голову, что охранники время от времени обходят территорию. Человек в форме мог вернуться в будку, пока я бродил по пристани. Мне все еще верилось, что пропажа "Нортона" – какое-то нелепое недоразумение. Я снова пошел к воротам. Прошло уже минут десять с тех пор, как я обнаружил пропажу мотоцикла. И за все это время ни единый звук не нарушил ночной тишины.
И вдруг я услышал треск мотоциклетного мотора. На фоне старых кораблей замелькал свет одинокой фары. Он приближался, становясь все ярче и ярче. И вдруг исчез. Очевидно, мотоцикл свернул куда-то в сторону. Но вот он вынырнул из-за какой-то постройки и помчался ко мне. Это был мой "Нортон". Я успел подумать, что мотоцикл обнаружила полиция и полицейский гонял по всей пристани в поисках его владельца. Но "Нортон" мчался прямо на меня, не сбавляя скорости. Гравий разлетался из-под колес, мотор оглушительно ревел.
Я вовремя отпрыгнул в сторону, но нога моя подвернулась, и я упал, больно ударившись о камень.
"Пьяная скотина! – мелькнуло у меня в голове. – Неумелый идиот!"
Мотоцикл опять летел на меня. Слепящий свет мешал мне сориентироваться. Что он, с ума сошел? И тут меня словно окатило холодной водой: тот, кто правил "Нортоном", вовсе не сошел с ума.
Я закричал и, увернувшись от мотоцикла еще раз, бросился бежать. Вернее, поковылял вприпрыжку, петляя между грудами старого железа. И все же мне удалось скрыться от преследователя.
Сердце бешено колотилось в моей груди, в ушах стучало, я никак не мог перевести дыхание. А вокруг по-прежнему не было ни души, снова стояла полная тишина.
Краем глаза я заметил какой-то желто-оранжевый свет, лившийся с другого конца пристани. Я сразу понял, что случилось.
Пожар.
Огонь полыхал там, где стояла "Барбара Энн".
Я кричал и кричал, будто мой крик мог что-нибудь изменить. Но он не мог даже долететь до "Барбары Энн". Я был слишком далеко.
В этот момент мне на голову обрушился удар такой силы, что в глазах поплыли оранжевые пятна. И почему-то меня неудержимо понесло к воде. Я ковылял, зная, что там камни и что я непременно расшибусь о них, но ничего не мог с собой поделать. Наконец я упал плашмя, со всего размаха. Сзади послышалось тяжелое дыхание, грубый голос что-то проворчал. Затем последовал новый удар. Боль пронзила меня от шеи до ступней, лишив способности двигаться и сопротивляться. Я почувствовал, как чьи-то руки шарят в моих карманах, потом эти руки рванули меня вверх. Я стоял оглушенный, ослепший и ничего не видел, только чувствовал запах кожи, исходящий от этих рук. Потом меня куда-то повели, но я не понимал куда. Снова послышалось ворчанье, эти руки отпустили меня. Я упал. Что-то тяжелое сдавило мне голову. Шлем, мой мотоциклетный шлем! Кто-то напялил его мне и с силой вдавил мою голову в грязь. В отверстие шлема потекла грязная жижа, набиваясь в рот и нос, лишая меня возможности дышать. Я пытался повернуть голову, вздохнуть, но руки продолжали вдавливать мое лицо в грязь. Я чувствовал, что начинаю захлебываться. Остатки сознания приказывали мне бороться, сопротивляться, вырваться. "Дыши!" – кричало мне сознание. Но вместо воздуха в рот и нос набивалось все больше вонючей жижи, она попадала в горло и глубже... Вдруг что-то взорвалось в моей груди. Перед глазами на мгновение вспыхнул яркий красный свет.
