Текст книги "Убийства никого не красят"

Филдинга я углядела за квартал, он как раз входил в кафетерий. Его трудно не узнать даже со спины: коренастый и крепко сбитый, он похож на огнетушитель; волосы цвета соль с перцем коротко стрижены. И походка у Тима тоже редкостная. Впрочем, «походка» – не то слово: передвигается Тим, как бульдозер.

– Я думал, ты завязала с убийствами, – с вызовом бросил он, когда мы сели за столик.

– Совершенно правильно думал. У меня иная цель. Давай поедим сначала, потом объясню.

– Лучше начинай сразу, сделаем заказ и начинай. Мне через час возвращаться на службу.

Попросив официанта принести сандвичи, я рассказала Филдингу о Питере и Аштабуле, особо подчёркивая, что моя задача – помочь клиенту установить, жива его невеста или мертва.

– И больше тебя ничего не интересует, да?

– Ей-богу, Тим, только для этого меня и наняли, ничем иным я заниматься не стану. Ты мне веришь?

– Верю, что ты и в самом деле так думаешь. А точнее, хотела бы так думать. Но ты даже глупее, чем кажешься, если полагаешь, что расследование вот так запросто можно поделить на две части. (Потрясающе, все словно сговорились твердить мне одно и то же!) Но хватит дискутировать, – продолжил Тим. – Так чего ты от меня хочешь? Узнать, как всё произошло, правильно?

– Правильно.

– Ладно. – Тим поскрёб подбородок и сморщил лоб, добросовестно припоминая мельчайшие подробности. – Одна из сестёр, Мэри Энн, – позже расскажу, как мы узнали, что это она, – была обнаружена на полу в гостиной, приблизительно в метре от дивана. Никаких признаков борьбы, дверные замки тоже в полном порядке. Следовательно, мы вправе предположить, что она была знакома с преступником. Что касается другой сестры… как её звали?

– Мередит.

– Да, Мередит. Её подстрелили в конце длинного коридора, прямо у поворота в гостиную. Привратник уверен, что в тот вечер первая сестра – вероятно, Мэри Энн – вернулась домой около половины восьмого или чуть раньше. Он говорит, что она вошла одновременно с другим жильцом. Привратник запомнил их, потому что эти двое оживлённо беседовали и смеялись. Мы поговорили с этим жильцом – неким мистером Милано, – и он подтвердил слова привратника. Сказал, что вошёл в свою квартиру ровно в семь тридцать. Он отлично помнит время, потому что страшно расстроился, увидев, что его любимая «Опасность!» уже закончилась.

– Милано уверен, что он разговаривал с Мэри Энн?

– Нет. Они всего-то перебросились парой шуточек. Но не переживай, мы точно знаем, что это была она.

– А Мередит? Когда она пришла домой?

– Вот это точно вычислить не удалось. Привратник полагает, что вторая сестра появилась приблизительно на час позже, но утверждать наверняка не может. Других свидетелей нет. Но вряд ли Мередит пришла домой раньше восьми. Такой вывод мы сделали, исходя из имеющихся фактов.

– И каковы же они?

– Придержи лошадей, ладно? Будут тебе факты. Картину преступления мы представляем себе так: убийца и Мэри Энн сидели в гостиной и беседовали. Возможно, поджидали Мередит.

– Выходит, ты считаешь, что убийца охотился за Мередит?

– Вполне вероятно. Тебе известно, что Мэри Энн собиралась сразу после работы отправиться в ресторан?

– Да, от Питера. – Тут принесли наши сандвичи. Стоило официанту удалиться, как я затараторила: – Но ведь всё могло случиться ровно наоборот. Неизвестно, знал ли убийца о планах Мэри Энн на тот вечер. Возможно, он хотел убрать именно её. А Мередит просто под руку подвернулась, вошла сразу после выстрелов.

– Правильно мыслишь, – согласился Филдинг. – Но проблема в том, что по крайней мере без десяти восемь преступник уже находился в квартире. – Я открыла рот, но Тим опередил меня: – Не спрашивай, откуда мы знаем. По…

– «Позже всё объясню, придержи лошадей», – передразнила я следователя.

Он приставил ладонь ребром ко лбу в насмешливом салюте:

– Дело в том, что если Мэри Энн была целью преступника, то почему он, выстреляв, тут же не смотался? Почему отирался в квартире, пока не пришла Мередит? Не иначе как именно она и была намеченной жертвой, или же он с самого начала задумал дуплет. Верно я рассуждаю?

Он не ожидал ответа и не получил его. Я перешла к другому вопросу:

– А что ты?..

– Слушай, уймись на минутку и ешь. Твой сандвич остывает.

– Он с тунцом, Тим, – напомнила я, принимаясь тем не менее за еду.

– Тогда позволь мне поесть, – и он откусил изрядный кусок от сандвича с поджаренной ветчиной. – И между прочим, – сообщил Филдинг минуту спустя, – им выстрелили не только в лицо, первые пули попали в тело. Одна девушка ранена в торакс… то есть в грудную клетку…

– Я знаю, что такое торакс, – заявила я с набитым ртом.

– …а другая в живот, – продолжил Филдинг, игнорируя моё замечание. – Да только мы не знаем, у кого какое ранение, потому что медики всё перепутали. Это дело, Дез, – проворчал мой приятель, – отличнейший пример закона Мэрфи: «Всё плохое, что может случиться, обязательно случится». Я точно процитировал? – Прожевав второй кусок сандвича, Тим добавил: – Но винить во всем медиков у меня язык не поворачивается. (Весьма характерное для него замечание. Я же говорила – добрейший малый!) Обе девушки на тот момент были едва живы, и ребята со «скорой» страшно торопились. Посему возникшая путаница вполне объяснима. Но, черт возьми, всем было бы много легче, если бы мы знали, кто сейчас лежит в больнице Св. Екатерины!

– Так что же всё-таки произошло?

– Медики обнаружили телесные ранения, только когда девушек привезли в отделение, – вот что произошло.

Признаюсь, по крайней мере несколько секунд я никак не могла сообразить, куда клонит Филдинг. Тупое недоумение, очевидно, отразилось на моей физиономии, потому что Тим любезно растолковал:

– Мы уверены, что Мэри Энн ранили в гостиной, а Мередит нарвалась на пулю в коридоре. Если бы ребята со «скорой» могли сказать, где лежала девушка, раненная в грудь, – она в результате выжила, – мы бы знали, Мередит это или Мэри Энн.

Ну конечно! И как я раньше не сообразила!

– Не расстраивайся, – утешил Филдинг, заметив моё смущение. – Такого расследования врагу не пожелаешь, я уже все ногти искусал и за локти принялся. Если так и дальше будет продолжаться, скоро сам с собой начну разговаривать.

– Полагаю, вы беседовала с жильцами. – Мне не терпелось узнать, что полиция уже успела сделать.

– Нет, – отозвался Филдинг подозрительно сладким тоном. – Я для того и согласился встретиться с тобой: вдруг, думаю, подскажешь, как надо расследовать убийство.

– Извини. Конечно, вы их проверили. Просто иногда мои мозги не поспевают за языком.

– Иногда ничто и никто не поспевает за твоим языком, – буркнул Тим, но я заметила, что он пытается подавить улыбку. – К твоему сведению, мы начали опрашивать жильцов во вторник утром и до сих пор не закончили – а вдруг наткнёмся на кого-нибудь, кто хоть что-то видел. В одном мы уверены: никто ничего не слышал. Жертвы обитали в новом элитном доме, и стены там действительно звуконепроницаемые. Очень кстати, правда?

– А что сказал привратник? Я имею в виду, насчёт гостей? – осведомилась я.

– В этом деле всё идёт наперекосяк, так что нетрудно угадать, что он сказал. Утверждает, что к сёстрам в тот вечер никто не приходил, по крайней мере пока он был на дежурстве. Мол, мимо него и мышь не проскочит.

– Кстати, откуда вам известно, что выстрел в лицо был вторым?

– Баллистическая экспертиза, слыхала о такой? Преступник стоял над жертвами, когда стрелял им в лицо, а обе девушки лежали, распростершись на спине.

Я поёжилась и понадеялась, что Филдинг – закалённый всякими ужасами следователь – не заметит. Но он заметил:

– Если тебе даже слушать об этом неприятно, хорошо, что не видела.

– Каким оружием пользовался преступник?

– Револьвером тридцать восьмого калибра, и мы всё ещё его ищем.

– Поразительно, что одна из сестёр до сих пор жива.

– Более чем! Врач, с которым я говорил вчера утром, считает это чудом. Пуля прошла от сердца вот на столечко. – Тим сложил большой и указательный пальцы так, что между ними почти не осталось просвета. – А вторая пуля, направленная в лицо, срикошетила от челюсти и угодила в мозг. Ну и здоровье у этой малышки! Наверное, живучесть у них в генах заложена, потому что вторая сестра умудрилась дотянуть до операции, что, учитывая её ранения, является не меньшим чудом, как считают доктора. Но послушай, ты должна мне кое-что обещать.

– Что?

– О том, что выжившая девушка ранена в грудь, прессе трепаться не надо. У меня будут крупные неприятности, если выяснится, что я проболтался. Мы не хотим, чтобы преступник знал, которая из жертв до сих пор держится на плаву. Больничному персоналу строго-настрого приказано не обсуждать её состояние с посторонними, а в её палате выставлена круглосуточная охрана.

– Не скажу ни одной живой душе, честное слово.

– И клиенту в том числе. Мы даже заставили персонал обрядить её в хламиду, чтобы скрыть рану.

– От меня Питер не узнает… Уж не думаешь ли ты?..

– Не думаю, иначе не позволил бы ему дневать и ночевать в палате даже в присутствии охранника. Хотя, если честно, не нравится мне, что рядом с ней кто-то находится.

– Но ведь ты ему не запретишь её навещать?

– Врачи говорят, что кома или не кома, но если пациентка – Мэри Энн, присутствие Уинтерса ей необычайно полезно. Мередит оно тоже не повредит. При условии, конечно, что твои Уинтерс не убийца, которого мы ищем. – Я собралась было возразить, но Филдинг улыбнулся: – Ладно, если бы я всерьёз его подозревал, то не подпустил бы этого малого к ней и на сотню метров.

Видимо, я нахмурилась, сама того не сознавая, потому что Филдинг полюбопытствовал:

– Ты чего?

– Им обеим выстрелили в лицо. Как ты полагаешь, зачем?

– Хотел бы я знать! Могу лишь догадываться, что в этом поступке есть что-то личное. Очень личное.

– Согласна.

– Хотя бы по этой причине я отметаю версию ограбления. Но надо признать, вещички в этой квартирке не дешёвенькие. Жаль, ты не видела.

– И мне жаль, – с нажимом произнесла я.

Филдинг проигнорировал мои слова, заметив лишь, что после смерти родителей близнецы, должно быть, получили шикарное наследство.

– Я бы с удовольствием взглянула на их квартиру, – сделала я второй заход.

– Рассмотрю этот вопрос… когда закончим расследование. И чего тебе неймётся? Я же тебе всё рассказываю!

Ладно, оставим эту тему – на время.

– Кто их нашёл?

– Сосед. Зовут Чарльз Спрингер. Он позвонил в дверь примерно без десяти восемь. Когда ему не открыли, сильно удивился. Всего десятью минутами ранее он беседовал с Мэри Энн по телефону и предупредил, что скоро зайдёт.

Ну наконец-то мы добрались до самого интересного! Вот почему Филдинг так уверен, что в гостиной была Мэри Энн.

– Ага, теперь понятно, – пробормотала я себе под нос.

– Разве я не говорил: потерпи, и я всё объясню? – ухмыльнулся Тим. – Итак, из показаний Спрингера нам известно, что в половине восьмого домой вернулась Мэри Энн. Она даже сказала Спрингеру по телефону, что сестры ещё нет. Между прочим, Мередит ушла из театра до семи; выходила она с одной из актрис, которой поведала, что собирается заехать в «Мейси», чтобы вернуть блузку. Посему она никак не могла появиться дома раньше восьми. Ей пришлось бы развить бешеную скорость… Словом, в начале девятого Мередит открыла дверь своей квартиры, повесила пальто в стенной шкаф и двинулась по направлению к гостиной. До которой так и не дошла, – просто и печально закончил Филдинг, и у меня вдруг сжалось сердце, а потом ухнуло куда-то в пятки. Я представила себе Мередит, лежащую на полу, в нескольких метрах от неё Мэри Энн, обе залиты кровью, а их прекрасные лица уничтожены…

– Что с тобой, Дез? – обеспокоился Тим. – Вид у тебя какой-то странный.

– Ничего, всё в порядке. Расскажи о Спрингере.

– Ага. Через некоторое время он ещё раз позвонил Мэри Энн по телефону. Ответа не было. Тогда, уже около девяти часов, он зачем-то снова отправился к сёстрам. Дверь была слегка приоткрыта. Он вошёл и увидел Мередит в конце коридора. Бросился в свою квартиру и набрал 911.

– Выходит, Мэри Энн могли застрелить в любое время между половиной восьмого и девятью, – подытожила я сказанное Филдингом. – А на Мередит напали после восьми.

– Соображаешь.

– И когда Спрингер без десяти восемь звонил в дверь, – размышляла я вслух, – Мэри Энн либо уже была ранена, либо её держали под прицелом.

– Точно, – подтвердил Филдинг и вдруг заторопился: – Ладно, теперь ты знаешь всё, что известно мне, а вон на тех часах, что позади тебя, уже двадцать минут второго. Посему давай-ка расплатимся и двинем отсюда к чёртовой матери.

Я решила, в благодарность за откровенность, поделиться с Тимом сведениями, которые получила от Питера.

– Задержись на несколько минут. Хочу дать тебе кое-какие зацепки, – произнесла я тоном доброй волшебницы. Ты знаешь, что одна из актрис завидовала Мередит? Вроде бы роль, обещанная ей, досталась Мередит.

– Ту актрису зовут Люсиль Коллинз, – ответил Филдинг не без самодовольства.

– А тебе известно, что Мередит и её брат не ладили? – сделала я вторую попытку облагодетельствовать Тима.

– А то! Фостер объявился у нас на следующий день после убийства. Во вторник они с Мэри Энн собирались вместе пообедать, и она должна была связаться с ним утром, чтобы окончательно договориться. Не дождавшись от неё вестей, он позвонил в магазин, но там трубку не взяли. В конце концов он отправился обедать один и, выходя из ресторана, остановился у газетного киоска. И наткнулся на снимки сестёр на первой полосе «Пост». Ума не приложу, как они раздобыли эти фотографии.

– И он отправился в полицию?

– Сразу, как увидел газету. По крайней мере, так он утверждает.

– Ты спрашивал его о вражде с Мередит?

– Парень сам всё рассказал. Они с сестрой не разговаривали много лет, якобы из-за того, что он пытался помешать её замужеству. Мередит обручилась с наркоманом, в конце концов она всё равно вышла за него. Но он, Фостер, страшно переживал и долго не мог успокоиться.

– Ты разрешил ему взглянуть на сестру?

– Только один раз. Когда мы его допросили, он принялся умолять пустить его в палату. Мы с Уолтом глаз с него не спускали.

– Ясно, что опознать её он не смог.

– Ну ты даёшь, Дез. У девушки всё лицо – точнее, то, что от него осталось, – забинтовано!

– Да я не о том. Но он мог выдать какую-нибудь информацию, известную только членам семьи, о родинках, например, или о чем-нибудь в этом духе. – И тут я припомнила, чего мне стоило задать этот вопрос Питеру, и смутилась.

– Мы его спрашивали, но он без понятия… Да что с тобой опять? Красная как рак!

Я не соизволила объяснить.

– Фостера не придётся силой удерживать в Нью-Йорке?

– Нет, он добровольно сдал паспорт. Говорит, что не намерен уезжать домой, пока не закончится расследование. – Судя по направлению его взгляда, Филдинг опять смотрел на часы. – Черт, уже полвторого! – объявил он, подтверждая мою догадку. – Кое-кому пора на работу. Конечно, богатеньким частным детективам можно сколько угодно штаны просиживать.

Пока он безуспешно пытался привлечь внимание официанта, я выложила последнюю заначку:

– Наверное, тебе известно, что Мэри Энн уже была однажды помолвлена и что помолвка окончилась скандалом.

– Нет, вот этого я не знал. – Я поделилась с ним скупыми сведениями, полученными от клиента, и, когда закончила, Филдинг ухмыльнулся: – Похоже, у нас появился ещё один подозреваемый, а? То бишь появится, если мы сумеем узнать фамилию этого парня.

С Тимом я рассталась довольная собой. За обедом я только и делала, что внимала моему приятелю, но под конец мне всё же удалось кое-что ему подсказать. Пустячок, конечно, но я давно уразумела, как важно не только черпать из кассы взаимопомощи, но и вносить свою лепту.

Глава 5

Выйдя из кафетерия, я взяла такси и отправилась в Гринвич-Виллидж. Поиски театра «Беркли» вылились в целое приключение. Не знаю, доводилось ли вам бывать в том районе, но он похож на лабиринт. Улица там запросто может оборваться на перекрёстке, чтобы потом снова возникнуть через несколько кварталов к северу или к югу, – как уж ей заблагорассудится. Трудности усугублялись тем, что вёз меня молодой водитель, то ли индиец, то ли пакистанец, а может, выходец с Ближнего Востока, который почти не говорил по-английски. Удивительно, как мы вообще добрались до Виллиджа.

Мы кружили по одним и тем же кварталам минут пятнадцать, при этом я, не закрывая рта, уговаривала Ахмеда (такое имя значилось на его удостоверении) остановиться и спросить дорогу, на что он неизменно отвечал: «Конечно, мадам», проворно оборачиваясь и ослепляя меня белозубой улыбкой, и продолжал без толку колесить по этим чёртовым улицам. Я уже решила вылезти из машины и двинуться на поиски театра пешком, когда мы остановились у светофора рядом с другим такси.

Что ж, попытка не пытка. Высунувшись из окна машины так далеко, что почти повисла на раме, я заорала:

– Не подскажете, где театр «Беркли»?

На светофоре зажёгся жёлтый. Редкий свободный таксист в Нью-Йорке станет тратить время, дабы помочь ближнему.

– Два квартала бла-бла-бла, – крикнул водитель, прежде чем исчезнуть в облаке выхлопных газов.

Последнее слово я не разобрала: может, «вверх», может, «вниз». «Направо» и «налево» тоже не исключалось. Но небрежным взмахом руки, сопровождавшим невразумительный ответ, он, похоже, указывал налево.

– Слышали? – обратилась я к Ахмеду.

– Конечно, мадам, – улыбнулся тот и свернул направо.

Я велела ему развернуться. Он снова одарил меня сверкающей улыбкой, пробормотал: «Конечно, мадам», опять повернул, и – о чудо! – мы оказались прямо перед театром.

От сердца отрывая каждый цент (Питер, разумеется, оплатит накладные расходы, но дело в принципе!) я расплатилась по счётчику, на котором набежало нечто астрономическое. И даже добавила чаевые – весьма щедрые, учитывая обстоятельства. Когда же я выходила из машины, лицо мистера Улыбки просияло напоследок и он произнёс на безупречном английском:

– Вы замечательная пассажирка, мадам. Желаю вам приятно провести время.

*