Текст книги "В завоеваниях рожденные"

Автор книги: Селия Фридман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Ниар, отнюдь не мужество наложило печать на мои уста. Ничего не понимая в политических страстях, обуревавших этих людей, я ясно видела, что между ними нет согласия. Секхавей был неутомим, его раздражали советы Уайрила. Стоило мне заговорить, и меня отдали бы этому палачу. Это было бы страшнее всякой боли.

Не помню, когда меня вышвырнули на улицу, там, где они нашли меня, в районе Сулоса... Три охранника, приставленные наблюдать за мной, изнасиловали меня, а потом быстро исчезли из виду, пока мое тело еще билось от боли.

Они будут ждать, ждать Затара, сына Винира и Касивы, ждать его возвращения к этой грязной проститутке, с которой ему было так хорошо. Они убьют нас обоих тогда – так предлагал Уайрил. Но вопреки всякой логике я знала, что этот план обречен на провал. Зачем же он предложил его?

В течение двух лет, сестра, за мной следили эти трое. А ты! Тебе казалось, что я пользуюсь успехом. Мало же ты знала... Ночью подарок Затара – золотые монеты – были рядом со мной. Перстень покоился на груди. Но больше я не осмеливалась носить его днем. Часто, без всякого предупреждения, рука одного из трех хватала меня, и в первом попавшемся месте они обладали мною, грубо смеясь над своими хозяевами, предпочитающими более укромные уголки.

Когда боль становилась невыносимой, я брала перстень Затара и шла к мерцающим водам Туэли. Я плакала. Бракси не позволяют себе этого, но будут благословенны слезы! Момент слабости, и со всем можно было бы покончить. Но я не хотела, не могла предать человека, единственного мужчину, который пренебрег позорным клеймом на лбу и увидел во мне страдающую женщину.

И когда однажды ночью я почувствовала, как его руки поднимают меня, когда я поцеловала его, я уже знала, что его лицо чисто выбрито, а волосы белы как снег.

– Как неразумно, – прошептала я дрожащим от счастья голосом. – Первый встречный убьет тебя.

– Они уже пытались, малышка. Трое самых главных из Центра Охраны – весь штат в их распоряжении. А против них – Затар со своим Цхаором. Силы не равны.

Я смеялась и плакала, обнимая его.

– Они причинили тебе много боли, – тихо сказал он.

– Нет. Я не помню ничего дурного. Я помню только то, что связано с тобой – счастье.

Он засмеялся, в его голосе нарастали чувственные нотки:

– У меня не было женщины два года. Ты не боишься меня?

Я улыбнулась:

– Нет, мой Господин.

Его не убили; его объятия стерли все то, о чем мне хотелось забыть. Он жаждал меня, я ощущала это каждой клеточкой тела. Он требовал утолить его голод. Чего еще я могла желать рядом с ним?

– Я боюсь, мой господин.

– Боишься меня?

Я прижалась к нему:

– Нет.

– Моего отца? Клана Кеймири?

– Рядом с тобой – нет.

– Темницы?

Вместо ответа меня передернуло от жутких воспоминаний.

– Тогда мы разрушим все темницы, малышка, и уничтожим их создателей.

Автомобиль уже довез нас до его неприметного особняка. Он помог мне выйти из машины, обнял и повел к двери.

– Дай руку. Мой Дом знает, чего я хочу.

Послушно я положила руку на дощечку, прибитую к двери. Секунда – дверь отворилась. За ней удивленный охранник воскликнул:

– Господин Затар!

– Отец на совете сейчас, не так ли?

– Да, но... Господин?

Затар не обращал внимание на его смятение и быстро повел меня в дом. Величие здания трудно было описать – какова же должна быть власть человека, который им владеет! Рука Затара сжимала мою, я чувствовала, как нарастает его напряжение, как он устремился туда, где ему предстоит встреча с отцом. Он тщательно выбрал этот момент, заранее предвидя, как распахнет двери в зал заседаний, мощным ударом кулака раздробив механизм, сдерживающий тяжелые деревянные створки. И как он войдет вместе со мной в прокуренную комнату под возмущенный шум.

Сказать, что они были удивлены, – значило ничего не сказать. Их было пятеро, все из рода Кеймири. Троих я уже знала... Еще секунду назад их Цхаоры лежали на специальном столе, но стоило только лязгнуть двери, как с легкостью, типичной для браксана, они схватились за мечи. Но увидев вошедшего, опустили острие.

Лицо Винира залил гнев:

– Итак, ты вернулся...

Затар поклонился, само высокомерие.

– Мой отец, великий Кеймири! Я вернулся к тебе на крыльях славы.

В его голосе звучали ненависть и сарказм. Я старалась не привлекать внимания, взгляды моих мучителей красноречиво свидетельствовали об их чувствах. Я задрожала и почувствовала, как рука Затара все крепче сжимает мою.

Уайрил первым овладел собой. С легким смешком он подвинул свой стул и сел.

– Хорошо, Затар. Ты хочешь внести нечто новое в традиции Межзвездного Центра?

Волосам Затара был возвращен первоначальный черный цвет, но они еще не отросли. Золотистый оттенок его кожи удалось вывести.

Как счастлив он был, изображая ациа!

Глаза Затара сверкнули, он решил не отвечать.

– Садись, Кеймири!

– Чего ты хочешь от нас? – Винир сглотнул слюну. Он один остался стоять, когда остальные, не выпуская мечей, заняли свои места.

– Я принес новости – добрые новости. Следователь Ации Дармел ли Тукон мертв. Отравлен. Мною.

Все замолчали. Винир сел, пораженный, стараясь не выдать своих чувств.

– Тогда это объясняет... – начал один из Кеймири.

– Тише, – приказал Уайрил. Он посмотрел на Затара, лицо было непроницаемо. – Империя старалась скрыть это. Слухи доходили, конечно, но... Если так, – он улыбнулся уголками губ, – мы рады видеть тебя.

Затар усмехнулся:

– Благодарю.

– Очень впечатляет, – Секхавей передвинул свой стул, со стуком положив меч на стол. – И что теперь?

Затар сделал шаг вперед, увлекая меня за собой.

– Мое имущество, отец.

Ненависть, которую Винир испытывал к сыну, явно смешивалась с долей уважения.

– Хорошо. Решено, ты заслужил – у тебя будет свой Дом, деньги, положение в обществе. Все самое лучшее.

А я? Слуга, почти раба...

Лицо Винира потемнело, он указал на меня:

– А эта шлюха? Она будет Хозяйкой всего?

– Выбирай слова, отец. Но в общем ты не ошибся.

Я? Хозяйка в Доме Высокородного? Нет, Затар, нет! У меня клеймо изменницы, это вечный позор.

Тон Винира не позволял возражений:

– Этого не будет!

– Ты не можешь запретить. Я судом добьюсь своего.

– Ты еще ничего не получил.

Они смотрели друг на друга, словно это было испытание на прочность и выдержку. Тишина воцарилась в комнате. То, что сделал Затар, не позволяло больше Виниру подчинить сына себе. Но если он вручает наследнику долю имущества, тот вправе решать все сам. В конце концов Винир медленно произнес:

– Она никогда больше не появится среди бракси.

– Ты дашь мне поместье на Зене?

– Ты будешь доволен этим?

Темные глаза Затара сверкнули:

– Вполне.

– Согласись на эти условия, и я передам тебе часть имущества. Кеймири, вы – свидетели, пошлите информацию в Главный Отсек. А сейчас, может быть, ты оставишь нас? У нас есть дела. И это больше не твой дом.

– Но и у меня есть дело.

Винир выглядел не столько рассерженным, сколько усталым.

– Что еще?

Затар тщательно подбирал слова:

– Кто из вас, самых уважаемых из рода Кеймири, представит мое имя в Цитадели?

Винир взорвался:

– Не слыхано!

Гнев читался на лицах остальных. Только Уайрил не протестовал. Он может быть союзником, говорил Затар, если ситуация того стоит.

Довольно долго Уайрил изучал моего господина, и, невзирая на возмущение остальных, что-то в Затаре удовлетворило его. Он кивнул:

– Я, Уайрил Денири, сын Кереста и Сиенны, – все замолчали, услышав ритуальные слова. – Я, браксана, Кеймири Межзвездного Центра, под большим солнцем бракси и алдоузсцев, представляю Затара Царвати, сына Винира и Касивы, представляю его Кеймири, дабы он мог быть введен в сей благородный род.

Кривая улыбка Уайрила словно вопрошала: этого достаточно? Он посмотрел на остальных, особенно отметив взглядом Секхавея, который усмотрел нечто такое в лице Уайрила, что заставило его согласно кивнуть.

– Я принимаю твой выбор, – тихо сказал он.

Это был удар для Винира – двое из Кеймири уже пришли к единодушию и все остальные знали это. Представление Затара явилось концом их политического союза. На лице Винира боролись противоречивые чувства, но среди них ясно читалось уважение:

– Это все, я надеюсь?

– Да, Кеймири.

Он больше не называл его отцом. Поклонившись, Затар отправился к двери, увлекая меня за собой.

– Господин Затар!

Он обернулся.

– У тебя один день и одна ночь, чтобы забрать все свое, эту женщину, и убраться самому из моего Дома. Ты слышишь?

Затар послушно склонил голову. Прошло несколько минут, все изменилось: теперь он только человек, вторгшийся в чужой дом.

– И еще, Затар.

Тот поднял бровь в ожидании.

– Я пришлю в твой Дом счет за сломанную дверь. – Немного помолчав, Винир неохотно добавил: – Прекрасно. А теперь убирайся.

– Они будут ненавидеть тебя, – сказал он, – ты не должна уезжать.

– Я хотела бы.

– На Зене живут одни браксана. Только Высокородные пользуются этой планетой, мало кто живет там всегда. Ты будешь чужой.

Я поцеловала его так, как он учил меня – долго не отрываясь от его губ. Как хорошо знать, что я могу приносить ему радость.

– Я люблю тебя, Кеймири Затар.

Мне пришлось использовать алдоузский диалект, в языке бракси было трудно найти нужные слова. И прежде, чем он исправил меня (вначале я назвала его род, а только потом – имя), я спросила:

– Как оно было – на Ации?

– Я долго жил среди врагов здесь...

– Они умеют быть счастливыми?

– Да, счастливыми... Они страдают от этого. Когда Тукон умер, его жена покончила с собой. Как глупо!

Он достал из ящика блокнот и карандаш.

– Любовь – это слабость. Ациа разрушают себя этим чувством. Тебе стыдно за меня, малышка? Не стоит. Вот, напиши сестре.

И я написала, Ниар. Его дыхание путается в моих волосах, его руки засыпают на моем теле...

Береги себя, дорогая, и пожелай мне удачи.

Я принадлежу ему. А он только начинает свой путь...

3

Витон: Все эти нежные чувства – какой в них прок?

Любовь, привязанность, дружба – каковы цели? Я считаю, все

они – социально больные понятия, препятствия на пути к

эмоциональному совершенству. Нет более плодотворного

чувства, чем ненависть.

Фериан дель Канар едва ли мог почувствовать себя на вершине блаженства, вступая на территорию Пятой базы Охраны, расположенной на одном из спутников. Но он был браксана – по крайней мере, старался им быть, и его чувства остались неизвестными для окружающих.

– Что-нибудь не так? – осведомился ацийский пилот.

– К черту! Все отлично.

Блестящая поверхность двери отразила его: поза, движение, выражение лица – все нормально. Сейчас ему предстояло войти в одно из самых хорошо охраняемых учреждений Империи. Что с того, что он браксана лишь наполовину? По внешности догадаться об этом невозможно. Он – Фериан дель Канар, один из немногих имперских инспекторов, а если кто-нибудь и не способен отличить инспектора от слона, то все же ясно: оба способны произвести впечатление.

Фериан поправил красно-золотую кокарду – символ своего ранга и, кивнув сопровождающему его экипажу, протянул свои документы дежурному по орбитальной станции.

Брайтви было единственным местом, где офицеры Звездного контроля могли расслабиться. Лучшие умы Империи трудились над обеспечением безопасности станции.

Здесь жил Дармел ли Тукон в краткие периоды отдыха от своих исследований. Сюда после работы приходила его жена, сбрасывая с себя маску почтительности, и ложилась рядом с мужем. Сам дом, казалось, охранял их покой. Здесь они оба умерли, отравленные браксианским ядом.

– Фериан дель Канар, – пробормотал дежурный.

Имя инспектора было необычным. Фериан выбрал его умышленно: "дель" говорило о его принадлежности к ациа, и этого было вполне достаточно для посторонних.

– Временный пропуск? – дежурный явно был чересчур подозрителен. Нахмурившись, он опустил идентификационную карточку в компьютер. На экране проявилось: "Документ действителен и надежен".

Все еще хмурясь, дежурный кивнул:

– Все правильно. Ли Натлл проводит вас.

Про себя он добавил: "А Хаша поможет, если что-нибудь будет не так".

– Тринадцать – двадцать три. Обыщите его.

Фериан позволил себе улыбнуться. Со своими розово-черными волосами и неестественно белой кожей он выглядел весьма подозрительно.

– О'кей, – сказал ли Натлл после того, как обследовал одежду Фериана ручным сканером. Было ясно – он получил мало удовольствия от этого поручения. – Пойдем со мной.

Уровень тринадцать, сектор двадцать три. Коридоры напоминали огромный лабиринт, где чуть ли не за каждым утлом была установлена панель для идентификации документов. Фериана это раздражало: сплошная показуха и ничего больше. В конце концов, когда дошло до дела, система оказалась ненадежной. Дармел ли Тукон и Суан лир Асерин были мертвы – и никакие сканеры мира уже не могли ничего изменить.

– Здесь, – сказал провожатый. С неприязненным чувством он коснулся панели, открывающей последнюю дверь. Та распахнулась почти бесшумно, и Набу ли Пацуа, директор Института Психогенетических Исследований, поднялся им навстречу.

– Фериан! Наконец-то.

Он был далеко не молод, пережив уже двенадцатую декаду, и внешностью обладал весьма впечатляющей. Человек неординарных психических возможностей, он занимал достойное место в обществе, что подтверждали красный телепатический знак на лбу ли Пацуа и строгий, военный костюм.

– Спасибо, – поблагодарил он провожатого и, закрыв за ним дверь, проводил Фериана вглубь комнаты.

– Ты добрался без проблем?

– Проблемы все-таки были.

Он рассказал директору об обыске на станции, постоянной сверке идентификационной карты.

– Но я все же здесь, – завершил он. – А где ребенок?

– Сюда, – ответил ему Набу ли Пацуа.

Комнаты, которые занимал Дармел ли Тукон, были богато обставлены: мягкая мебель, растущая, казалось, прямо из пола; на стенах – изящные декоративные панели. Это не был ацийский стиль – культура Ации тяготела к четким формам, ярким краскам. Здесь же стены были бледно-зеленого цвета с голубыми ветками сирени, составляющими причудливый узор. "Странный выбор для офицера Охраны", – подумал Фериан.

– Сюда, будь осторожен, – сказал ли Пацуа.

– Я всегда осторожен, – солгал Фериан.

Он шагнул в затемненную комнату, подошел к кровати, на которой без движения лежала одинокая фигура, и замер.

– Скажи, что ты видишь, – потребовал ли Пацуа.

Это была девочка, не похожая на всех тех, которых ему когда-либо довелось видеть: бледная, изящная, хрупкая, казалось, она вряд ли могла существовать в этом мире. Бесцветная кожа, почти красные, сверкающие волосы, раскинувшиеся по плечам...

– Их ребенок? – прошептал Фериан, не веря своим глазам. – Она не Ациа.

– Вымершая расовая разновидность. Подойди ближе.

Фериан попытался проникнуть в мысли ребенка с помощью своего телепатического дара, но... Теперь он понял, почему директор привел его сюда. В этом хрупком теле не было разума. Ни одной мысли. Ни остаточного сознания, ни примитивных воспоминаний, ни одного намека на то, что в этом теле обитала душа. Пораженный, он обследовал мозг ребенка с той тщательностью, на которую способен только инспектор его ранга. Ни одного намека на сознание.

Что это может значить? Хаша!

– Фериан?

Он почувствовал, что дрожит:

– Сколько ей лет?

– Шесть стандартных. Четыре с немногим по Лугастинскому календарю.

– Она еще не достигла половой зрелости?

– Конечно. Так что, Фериан?

– Это телепатия, – он взял стул и сел, с трудом сдерживая волнение.

– Значит, ты уверен?

– Да, – он вновь коснулся мысленно ее мозга: нет, ни одного ощущения. Ее мозг заблокирован.

Он общался с опытными телепатами, и мало кто мог противостоять его телепатическим лучам, но этот ребенок...

Директор был спокоен – просто остров спокойствия в океане владеющих Ферианом эмоций.

– Современная наука полагает, что психическое пробуждение тесно связано с гормональными изменениями, которые, в свою очередь...

– К черту науку! Нет, да будь она благословенна! – поправил себя Фериан. – Девочка – мощный телепат. Смотрите, директор. Ее глаза закрыты. Зачем ей было закрывать глаза, если она не способна что-нибудь видеть? Нет, она знает, что такое свет. Ее веки закрыты плотно и столь же плотно завеса окутывает ее мозг. Это – явный знак телепатии.

– Ты можешь спасти ее?

Фериан нахмурился, нужно было быть осторожным.

– Вступи в контакт. Заставь ее очнуться.

– Это нелегко...

– Но возможно?

Нужно подумать о последствиях. Не торопиться.

Директор продолжал:

– Мои инспектора пытались. Каждый из них. Если не сможешь ты, мы потеряем ее, – он вздохнул, предчувствуя отказ. – Твой эмоциональный импульс уникален. Возможно, только ты сможешь... Я надеюсь.

Он погрузился в молчание.

Фериан решил поточнее выяснить все детали:

– Она видела смерть своих родителей?

– Ее нашли рядом с их мертвыми телами.

Эта фраза вряд ли полностью описала происшедшее. Два почерневших обрубка, с трудом напоминающие человеческие тела – единственно, что осталась от двух высокопоставленных служащих Ацийской Империи.

Браксианский яд. Это ужасное полуживое вещество, которое незаметно вторгается в кровь своей жертвы и через некоторое время форменную черную массу. Этот яд сразил Дармела. Его жена пыталась спасти мужа. Яд поразил и ее. А ребенок...

– Она касалась их тел. Должно быть, яд уже прекратил свое действие, когда она нашла родителей.

– Но все-таки она коснулась отравленных тел? – резко спросил Фериан.

Директор кивнул.

– Все равно непонятно.

Фериан посмотрел на девочку – какое хрупкое создание! Он вновь скользнул телепатическим лучом по каналам ее мозга.

– Нарушены метаболические сигналы, – громко сказал он. – Последствия стресса?

– Ты думаешь, ее преследуют кошмары?

– Может быть.

Фериан присел на край кровати. Медленно, почти нежно его рука коснулась девочки и легла на ее лоб.

– Я готов.

Он вновь устремился в мозг ребенка. Нет, толь пустота. Он попытался проникнуть еще глубже.

– (Сопротивляюсь).

– (Упрямишься), – сказал он.

– (Пусто. Страшно).

– (Я войду нежно. Мое вторжение не причинит вреда. Пусти меня).

– (Сопротивляюсь. Не хочу контакта).

– (Ты можешь быть в стороне. Не нужно прямого контакта).

– (Мне все труднее сопротивляться. Усталость).

– (Представь только: амеба света сдается, в нее проникает чужеродная частица. Она проходит сквозь клетки амебы – сама по себе и покидает ее. Амеба света чувствует тепло – она цела и невредима).

– (Может быть. Темнота рассеивается. Молчание).

Инспектор усилил мощь телепатического излучения. Но теперь ничего. Он мысленно бросил Набу:

– Нет входа.

– Никакого?

– Психический рефлекс. Бессмысленно.

– Так говорили и другие.

– Попробую прямое эмотивное включение.

Он прекрасно понимал, о чем они оба думают.

Фериан сосредоточился. Пучок эмоций готов к работе. Найти и ухватить единственную, все время выскальзывающую ниточку сознания – там, в глубочайших слоях мозга. Что-то должно подсказать ему путь, это что-то придет и тогда...

– (Горе?) – спросил он.

– (Бездушная темнота).

– (Ненависть?)

– (Темнота безответна.)

– (Гнев?)

– (Абсолютная тишина.)

– (Месть?)

И вдруг – слабое и быстрое колебание – там, внутри ее мозгового центра. К сожалению, он не сверхчеловек.

Он вновь попробовал тот же мотив. Но теперь уже безответно.

– Она не мертва, – с удовлетворением громко произнес он.

Фериан приготовил образ, в котором он мог бы предстать перед мысленным взором ребенка. Он тщательно продумал – каким должен быть человек, вторгающийся в сознание. Есть много опасностей, свои предрассудки. Огромным мысленным усилием он ввел в ее мозг созданный образ.

Образ был чисто браксианским. Как корпускула света, он загорелся в ее мозгу.

Но ребенок Дармела ли Тукон не принял его. Волны отвращения захлестнули Фериана, и почти инстинктивно он извлек образ из ее мозга.

Она отрицала реальность.

Он попытался вновь.

И наконец хоть какой-то ответ: "У бракси нет разума!".

Он уцепился за этот всплеск. Одна разумная мысль могла стать той путеводной нитью, которая приведет его в этот наглухо заколоченный мир ее сознания. Она сражалась с ним, пытаясь вернуться туда, в эту ватную, молчащую пустоту, дающую слабую надежду на избавление от боли и страданий.

– Жгучее чувство вины. Почти ненависть. Нравственное уродство. Ненависть к себе.

Он использовал эти импульсы не в первый раз. Сейчас они не давали ключа.

– Ужас! Боль!

Это ее ответ. Он зацепился. Ее мысль пыталась укрыться, но вновь устремилась туда – к центру страдания, туда, где раздался крик Дармела.

Она вскочила полусонная, плохо осознавая происходящее. Воздух был пропитан ужасом и страданием. Страшная боль пронзила ее – откуда доносился крик? Смутно она видела, как мать бросилась к входной двери. Девочка поспешила следом.

Живой яд бракси проявил себя много дней спустя после того, как Дармел был заражен. Укрепившись в организме, постепенно пожирая человеческую плоть, он выступил теперь на плечах Дармела ужасной черной коростой. Если бы была заражена нога или рука, то Дармел мог бы быть спасен путем ампутации. Но были затронуты слишком важные органы.

Тело Дармела ли Тукон корчилось на полу, глаза приобрели бессмысленное выражение. Черная пена изливалась изо рта, ужас сотрясал все тело. Черные пятна оставались на полу – там, где билась страдающая человеческая плоть. Взгляд жены тупо уставился на эти отметины смерти.

А девочка, еще минуту назад бывшая простым ребенком, переживала его боль, как будто та была ее собственной; клокочущий мозг отца стал своего рода катализатором для ее психического пробуждения. Она умирала вместе с ним, осознавая то сумасшествие, с которым он терзал ее плоть. Расцарапав плечо, Дармел буквально был готов отрывать куски своего собственного мяса, зараженного ядом, несущего нестерпимую боль.

Этот смертоносный всплеск неожиданно перекинулся на Суан. Черная зараза устремилась на свежую плоть, быстро разъев одежду, чтобы вторгнуться в тело. Предвидя то, что ожидает ее, осознав, что лишь несколько секунд она еще способна воспринимать окружающее – до того, как боль скрутит и ее тело, – Суан вонзила нож в свою грудь. Страх смерти даже не успел коснуться ее сознания. И это самоубийство тяжким грузом легло на психику ребенка. Боль и ужас матери, на ее глазах ушедшей из жизни...

Разум ребенка безуспешно пытался бороться с отчаянием, пока сознание милосердно покинуло его. Все исчезло вокруг, только полная тишина. Мирная, благословенная тишина. Мирная, благословенная тишина принесла блаженное успокоение. И только одна мысль осталась. Мысль... воспоминание...

Я видела его.

Неужели ребенок может увидеть подобное и не впасть в безумие?

Я видела его. Убийцу. Хаша, помоги мне... Она помнила тот день, когда появился он – ациа, как и все остальные, но... другой. Они были в Музыкальном Салоне, ожидая конца представления, и она смотрела на него, пока он беседовал с ее родителями. Его слова были лживы. Его одежда, даже его золотистая кожа была фальшивой, даже его глаза ациа... Он был по-своему красив, этот лжец, и когда его глаза взглянули на нее, она вздрогнула, почувствовав неведомую силу. Как ей объяснить, взрослым то, что чувствовала она? Кто поверит? Кому из взрослых придет в голову всерьез отнестись к тому, что ее психическая сила смогла распознать недоброе под хорошо укрытой личиной?

Он повернулся к своей жертве, жаждущий смерти, и протянул ее отцу бокал с вином. Она ощущала в нем инстинкт охотника, она была поражена, насколько этот инстинкт силен. Она не предупредила родителей. Да они бы и не поверили ей...

"Девочка, должно быть, ошиблась...".

Убийца улыбался, излучая радость. А в это время ее отец испил свою чашу смерти.

Я могла бы спасти его. Я должна была сказать хоть что-нибудь. Я должна была заставить их поверить. Вы могли остаться в этом мире.

Я убила вас!

Она ползла по полу, нащупывая себе путь, чувство вины уничтожило почти все чувства, только ее пальцы еще ощущали предметы. Пробираясь сквозь эту опустившуюся на нее темноту, она ползла туда, где Черная Смерть забирала в свои объятья тех, кого их дочь убила своим молчанием.

Возьми и меня! – взмолился ее мозг.

Но яд уже прекратил свое действие. Он тоже умер. Он был уже бессилен овладеть еще одной жертвой, даже если бы эта смерть могла оказаться милосердием.

Там, вдали, она ощущала призраки злых людей, которые в свой день придут к ней.

Нет, они не войдут. Она вычеркнула их из своей жизни.

– Она знает, что она одна, ей легко причинить боль... Она винит себя в смерти родителей. Она не может полностью осознать происшедшее. Слишком много для нее – ненависть к себе, чувство вины, желание добровольно последовать за матерью.

Директор кивнул, налив Фериану еще вина. Воздействие алкоголя развязало инспектору язык, и он словно выключил телепатические центры. Потребовалось не менее пяти стаканов.

– Ты можешь помочь ей?

Фериан заколебался. Выпил еще.

– Вы сами не знаете, о чем просите.

– Ты знаешь о чем речь. Тебя учили.

– Меня учили вступать в телепатические контакты. Меня учили поступать так, как должны поступать браксана.

Фериан вновь потянулся за вином:

– Такая возможность предоставляется раз в жизни, не так ли? Да, я для вас – совершенное оружие. Пошлите меня к бракси, заставьте шпионить для блага Империи. В конце концов именно это вы говорили моей матери, когда убедили ее дать жизнь ребенку, зачатому насилием, – он передернул плечами. – Память этого ребенка – ад. Я не должен вторгаться туда.

– Послушай, – директор наклонился к Фериану, стараясь придать своим словам убедительность, – государству она не нужна. Институту будет дана команда уничтожить ее, и никто даже не вспомнит... Ты понимаешь, что это значит? Никогда больше не будет телепата с таким потенциалом. Ни у кого еще не было столь высокого психического рейтинга. А ее родители? Черт! Мы пытались убедить их... Если бы с самого начала нам удалось начать ее обучение...

– Вряд ли бы вам удалось начать подготовку так рано. А что касается ее родителей, – Фериан вздохнул. – Они более чем заплатили за свои ошибки. Конечно, часть ее мозга можно спасти; Вину превратив в гнев, ненависть к себе направить на другой объект... Это можно сделать.

Он вновь наполнил бокал.

– На какой объект?

– На убийцу отца, я считаю.

Лжец с розовыми глазами... Фериан передернул плечами.

– Или всю его расу.

– Бракси?

– Я полагаю – да. Она считает так же.

"Браксана", – подумал он. Его мускулы напряглись, перед глазами вновь встали ее воспоминания. Ее страх смешался с его. А те золотые глаза, казалось, устремили и на него свой взор. И хотя реакция Фериана была логичной, осмысленной – в отличие от отчаяния, с которым все воспринимала эта девочка, – к убийце Тукона он испытывал почти те же чувства, что и она.

"Надеюсь никогда не встретиться с этим человеком, – сказал он себе. Человеком, опасным для каждого".

– И она будет вся пропитана ненавистью? По отношению к бракси?

Он кивнул, выражая свое согласие.

– Тебя это занимает?

Фериан заставил себя рассмеяться:

– А что еще вы можете мне предложить?

4

Харкур: Любой цивилизованный человек жаждет варварства.

И здесь два пути: или культура его удовлетворяет эту

потребность, в отдельных своих проявлениях позволяя себе

поразительный жестокосердный примитивизм, или же любой

первый контакт с инородной малоцивилизованной культурой

заставит его восхищаться...

Там, в черном небе, усыпанном звездами, витает Мысль, посланная телепатическим импульсом, она пронизывает пространство...

Директор Института мысленно настроился на поиск рецептора в психосфере Лугаста. Наконец получен ответ:

– Адраин ли Кацуре, лугастинский телепат.

– Директор Набули Пацуа. Вас информировали?

– Информации – минимум. Вы хотите контакта с бракси?

– Под мою ответственность.

Адраин ли Кацуре кивает:

– Хорошо.

– Приготовьтесь.

Менее сильный разум Адраина послушно становится частью психической силы директора, которая, став более мощной благодаря поддержке ученика, достигает границ мира бракси.

Набу вступает в контакт с Кийу, еще одним учеником, и вновь – усиление мощи.

За ним – Йенда.

Адриш.

Суул.

И, наконец, мысленный луч достигает Межзвездного Центра.

– Фериан?

Ответ еле ощутим, но постепенно телепатический канал становится все действеннее; Инспектор сосредоточил все внимание на приеме.

– Да. Слышу. Хотя нечетко. Это все, что можно сделать?

– К сожалению.

– Хорошо. Вот как обстоят дела. Мне поверили. Я должен был пройти генетический тест, но их интересовало только, действительно ли я наполовину браксана. Думаю, что признаки ациа даже не введены в их тестеры. Они обнаружили гены браксана, но их наука столь примитивна, что они даже не смогли определить генетическую ветвь. В общем, итоги теста самые утешительные.

– Прекрасно. Ты поселился?

– Драгоценности я продал, получил деньги – немалую сумму. Снял жилье неподалеку от Курата, сектор, где живет местная знать. С моей внешностью браксана я не подвергаюсь никаким допросам. Но есть две вещи...

– Язык?

– Нет, я им владею в совершенстве. Я не всегда знаю, какую модель беседы использовать. И еще – мне трудно вести сразу два разговора в одно и то же время, что типично для них. Только благодаря телепатии мне удается из сорока двух используемых моделей выбрать нужную. Или внушить собеседнику, что она выбрана, если я не угадал. А главное – еда. Слишком острые приправы...

Перед мысленным взором директора появился браксианский завтрак.

– Понимаю.

– Это – поутру. А вот обед. Они подают вино ко всему. Возможно, оно весьма привлекательно, но порой этим вином можно заправлять космические корабли вместо топлива. Явно используются какие-то галлюциногенные вещества. То, что вы давали мне при подготовке – чистая вода по сравнению с их напитками. Не удивительно, что они умирают раньше, чем мы.

– Что еще?

Контакт разладился. Помехи.

– Фериан?

– Слышу, слышу. Да, еще женщины. Здесь я что-то не понимаю. Они буквально требуют, чтобы я спал с ними, – это типично для их нации. Но, когда я однажды дал одной из них понять, что не прочь провести с ней ночь, то она меня так обругала... Нет, я, пожалуй, избавлю вас от этого. Так или иначе, я нанес ее браксианской гордости сокрушительный удар. Когда же я попытался настаивать, в награду мне досталось только расцарапанное лицо. До сих пор болит.

– Боль украшает человека, Фериан.

– Да, вы напомнили мне об этих чертовых социальных условностях...

– Вступил в какие-нибудь контакты?

– Да, с несколькими домовладельцами из рода Кеймири и с юношей по имени Селек. Я называю себя Фериан, и лучше используйте это имя для вызова, а то я могу оговориться в неподходящей компании.

– А что это за Селек?

– Он сводил меня в Музей Эротического Искусства. (Непроизвольный образ: состоятельный браксана рукой в перчатке касается бедра полуобнаженной официантки. Это ресторан Музея.) Мы немного поболтали. Здесь нет понятия дружбы, по крайней мере, между людьми одного пола. Скажу еще одну вещь: я понимаю, почему они не боятся шпионов. Если бы не моя телепатия... Без телепатических способностей здесь не продержаться и дня... О, Хаша, я бы отдал все за простую яичницу. Без всяких специй.